Зверь лютый. Книга 15. Стрелка

Помочь родному человеку важнее всех этих воинских забав. Важнее и привычнее. Стоит одного из них ранить, стоит такому завопить от боли, как куча народа выходит из маразма боевого безумия, перестаёт грызть, рубить и дырявить наши щиты, вспоминает про возможных вдов и сирот в соседских жилищах в родных селениях, бросает всю эту тяжёлую, неудобную хрень — славное боевое оружие, и кидается помогать болезному. Встаёт возле павшего на колени, интересуется самочувствием, причитает и успокаивает, накладывает повязки, разглядывает раны, пытается поднять и оттащить в безопасное место.

Обстановку не оценивают, к отражению ударов не готовы. Резать их в этот момент — одно удовольствие.

* * *

Всё это тащилось, отползало, бежало и ковыляло к Оке. Группы мордвы, уже вперемежку с русскими из нескольких ворвавшимися в лес хоругвей, катились к краю Дятловых гор.

Справа вдруг стали вопить сильнее. Ага, "камнеедов-медвежатников" прижали к верховью Почайнинского оврага. И сбросили туда. Сейчас и мы своих... прижмём и сбросим.

Орали со всех сторон. Отчего-то сильно возопили далеко слева. И как-то... сзади. Факеншит? Обошли?! Окружают?!

Рядом со мной вдруг оказался Лазарь. В совершенно безумном восторге:

— Ваня! Живой! Ура! Победа! Руби их! Ура!

Он вопил, кажется не видя меня, и яростно потрясал обломком своей сабли.

— Лазарь, у тебя сабля сломалась.

— Ура! Я рубился! Я зарубил! Ура! Сабля — вдрызг! Ура! Голова — вдрызг! Мордва — вдрызг! Ура!

Интересно: у меня тоже такой же безумный взгляд? Как после тяжёлых наркотиков. Это даже не героин. Типа ЛСД? "Вкус победы" называется.

Я выдернул свою. Постоянно мешающую, бесполезную саблю Зуба.

— На. Эта целая.

Мгновение Лазарь недоуменно разглядывал клинок. Потом кинулся мне на шею, беспорядочно размахивая своим обломком:

— Ваня! Ты — друг! Ура! Мы победили! Теперь их всех...! Ура!

Так, размахивая двумя клинками, он ринулся к обрыву, и, издавая победоносный клич в форме длинного "И-и-и...!", устремился вниз.

Перед нами была Ока.

Огромное светлое пространство, освещаемое косыми лучами встающего у нас за спиной ясного утреннего солнца. Простор низкого левобережья, поросшего густым лиственным лесом с проглядывающими кое-где оконцами озерков и проплешинками болот, был накрыт ещё тенью высокого правого берега.

Правее — распахнутая на десятки километров Волга. С низкими здесь берегами, с чуть шевелящимися от приречного ветерка ивами и берёзами. С десятками лодок на реке вдали, выше Окского устья, среди которых глаз сразу ухватил характерные очертания ушкуев, идущих с поднятыми прямыми парусами.

Слева, выше по Оке, значительно ближе к нам, тоже двигались лодки. Большой дугой они перегораживали реку. Дальний край дуги постепенно загибался, грозя окружить всё вражеское воинство, всё множество разномастных лодеек, в беспорядке лежащих по речному пляжу прямо под моими ногами.

По пляжу в разные стороны суетливо метались отдельные фигурки и группки людей. Некоторые подбегали к лодкам, стягивали их в воду, впрыгивали, и судорожно выгребая, пытались уйти вдоль берега вправо, в Волгу.

Густая толпа, в которой выделялись белые халаты гвардейцев эмира и разноцветные яркие одежды каких-то... ихних вятших, вдруг повалила из крепостицы с холма чуть слева. Они бурно вбивались в несколько больших лоханок барочного типа, стоявших в реке на якорях. С берега к ним вели сходни. На сходнях кого-то били и выкидывали в реку. Эвакуация белой армии из Новороссийска? Из Севастополя? — Похоже.

Жаль — нечем устроить им продолжения. Типа исхода Красной Армии и Флота из Таллина в 1941. Два дошедших транспортника из двадцати вышедших... Бомберов и подлодок у меня тут нет. Хотя... если те ушкуи на Волге спать не будут...

Из крепостицы на холме вдруг густо повалил чёрный дым. Следом взметнулось хорошо видимое в тени берега высокое пламя. Жгут напоследок. Чтобы врагам не досталось. "Варяг", однако.

"Врагу не сдаётся эмир Ибрагим.

Имущество всё поджигает".

Метрах в десяти от нас на край обрыва выскочила очередная группа супостатов, чего-то возопила и кинулась вниз. Очень быстро их спуск превратился в качение кубарем.

Следом выскочили пара парней из нашей хоругви. Ну что, "пехота, царица полей, болот и косогоров" — поехали? И мы тоже попрыгали вниз.

Всё-таки, если очень быстро перебирать ножками... и не спотыкаться об придурков по дороге... и ножны от этой дурацкой сабли держать на заднице... и иметь с детства кое-какой навык "овражной жизни"... то "кубарем" — не обязательно.

Мы с Суханом бежали очень быстро. Потому что с середины склона я увидел внизу... Там убивали Лазаря.

Два каких-то чудака с топорами энергично наступали на парня, а тот несколько неуверенно от них отмахивался. Преимущественно обломком своей сабли в правой. Иногда помогая моей саблей в левой.

Идиот! Я.

Мой прокол: надо было забрать у него обломок, так, чтобы он взял целый клинок в правильную руку. Не подумал. Видел же, что парнишка не в себе, а не сообразил.

Вообще, его нельзя было вниз пускать! Одурел я, отупел от всего этого... шума сражения и восторга победы.

Тут Лазарь рубанул левой по руке одного из противников, споткнулся и сел на задницу. А я заорал, громко и матерно как Иерихонская труба, потому что второй чудик — врубил топором Лазарю как раз в открытый левый бок.

И я на него сверху как коршун... и кубарем через голову... и стою я на коленях на этих, прости господи, оползневых массах у подножия обрыва... как Ункас в последнее мгновение своей последней могиканской жизни...

Очень похоже, потому что сволочь напротив — от моего ора топор упустил, вытащил ножик и собирается меня зарезать. Даже уже совсем собрался. Так это, с удовлетворённой злорадостной улыбкой на лице тычет меня клинком в грудь.

И задумывается.

Потому что не пробивается.

У него — не пробивается. А у меня — пробивается.

Аж по самые рога правого "огрызка". И, мать твою, доворачивается! Во всех трёх плоскостях. С расширением входного отверстия при использовании его в качестве выходного.

Юбку с разрезом — видел. Выход с разрезом... сам сделал.

После чего — все падают. Он — от болевого шока и быстрой смерти, я — от "равновесие потерял".

Но полежать-отдохнуть мне не довелось. Рывком перевернули, морду от налипшего песка с кровью — отряхнуть не дали, сразу начали лапать. В смысле — хлопать по груди.

— Сухан, блин, не тряси, факеншит. Твой палец, мать его, мне как родной двадцать второй. Всё на месте, не дёргай.

Тут он отвлёкся, срубил какого-то чудака неопределённой национальности, которому не повезло свалиться со склона в радиусе действия его топоров, и стал осматриваться. Я присоединился.

Только что лежало 4 почти мёртвых тела. Потом пришёл "зомби" и одно "почти мёртвое" встало и стоит. "Почти живое". Всего-то — один рывок и пара пощёчин.

Интересно: а если он ещё и пописает? "Мёртвая вода", говорят, лучшее лекарство от тяжёлых травм.

Пописать на Лазаря было бы очень полезно. Удар топора пришёлся вскользь, причём не по рёбрам, а по бедру — парень в последний момент инстинктивно пытался закрыться ногой.

Распорол на Лазаре штаны — наружного кровотечения нет, топор лёг плашмя, но... Похоже — кость раздроблена... Боли ещё не чувствует, но стоять не может...

Ё! Мать! Чудом успел пригнуться! Какая сука копья в меня кидает?!

А ты думал, Ванечка, ты один такой умный? Насчёт того, что выбивать "братьев милосердия" — очень увлекательное занятие?

Из устья спуска, шагах в двадцати от нас, начали вываливаться на берег группы разодранной туземной пехоты. Судя по "канотье" — мари. И нахрена вам было с устья Ветлуги лезть в устье Оки? За ради красивых тряпок?

С другой стороны, у береговой стены торчали две испуганных мордашки парней из нашей хоругви. Они спускались за нами следом, но передумали. Прижались чуть выше к обрыву и сидят там на корточках. Как птенчики.

— Вы! Там! Сюда! Живо! Копья! Кафтан! Проколоть! Вдеть! Боярича... Осторож-ж-жно! Мать! Ремнями к носилкам примотать! Хватай задние концы! Сухан — передние. Мягче! Мать! Боярича — наверх! К богородице — там лекарь должен быть. Сухан, командуй! Вперёд! Я — следом!

Думаете — это из меня героизм попёр? Типа: ценой собственной жизни прикрывая отход боевых товарищей, спасая раненного командира... А что — похоже? Ну, извините.

Всё просто и очевидно: от парней толку в бою... немного. Сухан — единственный по настоящему здоровый мужик, который сможет вылезти наверх с грузом. Если даже ребятишки отвалятся — он и один вытащит. А то и ребятишек вытянет за компанию. Он же такой трактор... Я ж знаю! Я ж сам его тренировал!

Было бы во мне мощи побольше — сам бы, в первых рядах... А убираться отсюда надо быстро. Потому что из устья того, что позднее назовут Похвалихинский съезд, валит вражья пехота. И густеет на глазах. А подняться по тому месту, откуда мы свалились... Нет, с носилками не получится. Тогда убираемся вперёд, там должен быть ещё... Как же его... А, Почтовый съезд. Там и поднимемся. Если сзади не догонят и не... не зарежут.

— Сухан! Топоры — за пояс, концы — в руки! Вперёд! Я прикрываю.

— Нет.

— Я тебе, зомбятина ходячая, покажу "нет"! Шкуру спущу! Бегом! Стоять!

Понимаю: его душа у меня в пальце, палец на шее. Голову мою срубят, костяшку заберут, его душа в чужие руки попадёт. Нехорошо.

Пришлось втыкать "огрызки" в песок, выскрёбывать гайтан с пальцем из-под кафтана, из-под бармицы, через мисюрку...

— На, держи твою душу.

— Нет.

— Твою в бога душу мать едрить еловиной через коромысло! На время. Только поносить! Сберечь моё имущество. Ну!

Сухан осторожно убрал костяной палец с собственной душой за пазуху, не обращая внимания на ошарашенные взгляды наших бойцов, внимательно осмотрел стену берегового обрыва над нами, подхватил концы носилок с Лазарем, затихшего в ошеломлении от наглядности подтверждения "зомбячности" моего слуги...

Так-то все слышали, но вот собственными глазами костяшку с душой человеческой увидать...

И попёр вперёд. "Пристяжные" едва успели ухватиться за концы палок со своей стороны.

Я отпустил их шагов на пять, внимательно осмотрелся, и двинулся следом. Чего мне тут оставаться? Героизмом мучиться в одиночку?

Мы уже пробежали метров пятнадцать, когда сверху снова посыпались... разные чудаки. Как и большинство предшественников, они вопили и махали. Руками, палками и железяками.

Какая-то туша сшибла меня в бок, я снова скатился вниз, к подножию обрыва. Очень неудачно: лицом в землю.

Какой-то... слонопотам оказался у меня на спине. И принялся, утробно трубя, молотить кулаком меня по затылку.

Странно: не оружием молотит — кулаком. Лопух какой-то?

Умирать от руки "лопуха" показалось стыдно. Я извернулся и вывернулся. Мужик свалился на бок и, тяжко дыша, тупо уставился на остриё моего "огрызка" у своего глаза.

— Илья?! Твою мать! Ты чего не видишь — кого молотишь?!

Это был один из моих недавних "со-ведёрников" — ильёв муромцев.

— Эта... ну... во блин... не признал... извини.

Я всегда говорил — "с людьми надо жить". Ну, там, пить, есть и... и прочее. А то — голову оторвут. Или, как тут: вобьют в землю по... по самые гланды. Просто от восторга победы.

Илья Муромец отдышался, высморкался, вытряс из бороды и из-за ушей песок, подобрал из валяющегося вокруг топор.

— Вот же... хрень. Лёгкий — не ударить нормально. Как же они ими...?

Тут на нас снова накатила мордва толпой. Сразу — и сверху, и сбоку. И мы побежали от них по бережку вперёд. Отмахиваясь от случайно приближающихся к нам групп противника, присоединяя и теряя одиночек и мелкие группы соратников.

Только позже я понял, что Боголюбский переиграл Ибрагима вчистую. Практически на всех этапах.

Не имея изначально стратегической инициативы — противник начал первым. Существенно уступая в численности армии. Не имея возможности опереться на подготовленные укрепления. Без поддержки местного населения...

"Чем дальше командир от линии боя, тем раньше принимает он значимые решения, тем выше цена ошибки".

Андрей выиграл и Бряхимовский бой, и вообще всю кампанию в тот день, когда наши лодейки прошли мимо устья Нерли Волжской. Эта новость сбила мысли у эмира и его окружения. Сразу вспомнили поход Долгорукого, когда русские рати шли по Волге. Но Долгорукий-то сидел в Ростове, а Боголюбский — во Владимире!

Булгары посчитали эту разницу — мелочью: "эти русские вечно там с место на место перескакивают. Как вши голодные. Княжество-то — то же самое".

Конечно, о нашем повороте в Которосль, в Бряхимове знали. Но эта речка имеет здесь смысл рокады. Дойдут русские до Ростова, отпразднуют Пасху и, усилившись и умножившись, покатятся быстренько назад. Вниз-то по течению грести легче. А русские-то гяуры — такие ленивые!

Разведка булгар, составленная преимущественно из местных мери, выдвинулась на полста вёрст выше по Волге к Городцу и донесла о подходе русской эскадры.

Новгородские ушкуи на Волге хорошо и очень неприятно знакомы. Их количество было преувеличено. Многократно претерпевшие разнообразных бедствий от таких корабликов местные меряне, просто не могли назвать точное число, не удвоив и не утроив его. "У страха глаза велики".

Конечно, это не само войско. Но если авангард такой мощности, то сколько же идёт следом?

Русские лихо отогнали от Городца первый отряд меря. Встревоженный Ибрагим послал усиление. К русским тоже продолжали подходить отряды из волжских городов.

Похоже на сражение под Малоярославцем: последовательная посылка подкреплений сражающимся соединениям обеими сторонами.

Здесь хуже: туземные союзники могут в любой момент изменить. Булгары-то уйдут в свой Булгар, а мерянам рядом с русскими жить. Или — не жить.

Лодейный бой имеет свою специфику. Существенным элементом такого боестолкновения является активное использование дальнобойного метательного оружия.

Проще: у русских — мощные пехотные новгородские луки. Которые вполне уместны в лодейном бою, которыми новогородцы умело владеют. А меря... они лесовики. В лесу стрелу далеко не кинешь, мощных метательных средств нет. Да и сами стрелы... Одно дело — тупым наконечником сблизи белку в голову валить, другое — издалека да бронного латника. Ну, не водится в здешних лесах такой дикий зверь, чтобы в шлеме, в доспехе, со щитом...

Пришлось Ибрагиму посадить в лодки половину своей дружины. Его нукеры обучены конному лучному бою — сходство есть.

Но второе русское войско стоит у устья Клязьмы. Чего они ждут?

Тут, вдоволь помурыжив неизвестностью и неопределённостью командиров противника, Боголюбский снова переиграл Ибрагима.

Насчёт "вдоволь помурыжив" — не преувеличение. У эмира — армия наёмная, у князя — казённая.

Эмир не заплатил — народишко разбежался. Его войско идёт в бой за "пряником": подарками, нынче и после, за добычей.

У князя — от "кнута": не пойдёшь — голову снимут. Вместе с шапкой у кого есть.