И Старый Ягуар развернулся, и ушёл. Народ на площади стал расходиться. Джон Бек, поняв, что потерпел самое сокрушительное фиаско, крикнул напоследок Инти:
— Ну что, потомок Тиранов, казни меня, что тебе мешает.
Инти холодно ответил:
— Я могу лишь повторить, что у нас карают не по произволу, а по закону. Бессудных расправ у нас не бывает. Обо всём, что случилось, я сам лично расскажу Первому Инке, и тогда решим, что с тобой делать. А сегодня было сказано достаточно.
Заря уходила с площади одной из последних. Краем глаза она проследила за выражением лица Джона Бека после столь громкого провала, пытаясь понять ход его мыслей. На лице проповедника по-прежнему светилась презрительная улыбка, в которой как будто говорилось: "Глупцы, дурачьё, ну мы ещё посмотрим". На что рассчитывал Джон Бек? Для девушки было очевидно, что он, похоже, изначально не планировал привлечь большую аудиторию, иначе говорил бы по-другому. Вероятно, он хотел вычислить тех, кому его слова, так резко противоречившие всему, что было дорого для тавантисуйцев, западут в душу. Да, сегодня никто не поддержал его публично, но это не значит, что ни у кого ничего не шевельнулось в глубине души. По крайней мере, кого-то он мог озадачить. А поскольку публичных проповедей теперь не будет, то нужно будет следить за ним в частном порядке, а для этого нужно поддерживать знакомство. Учитывая, что общаться с ним будет мало желающих, то с этим, вроде, не должно быть проблем, вот только... если бы Заре предложили сейчас выбор — общаться с Джоном Беком или разгрести голыми руками кучу дерьма, она бы без колебаний выбрала второе. С каким наслаждением этот негодяй был готов оплевать всё самое святое и чистое! Нет, не Манко, а он сам ненавидел умиравших от голода и жажды жителей Кито, да и вообще всех тавантисуйцев, хоть живых, хоть мёртвых.
Даже когда Джон Бек уже вошёл в свой дом, а Заря вернулась к себе, перед её глазами как назло стояла его презрительная и высокомерная улыбка. Наверное, вот с такими же улыбками белые люди когда-то посадили на цепь молодого Манко и его маленького сына, били их и всячески издевались над ними. Такие же христиане пытали, наверное, Тупака Амару и его товарищей... Честно говоря, Джона Бека ей теперь уже хотелось просто придушить.
Лишь на следующий день она успокоилась. В конце концов, слова, какими бы гадкими и противными они не были, это всего лишь слова. А каково было самому Манко идти на поклон к испанцам? Гордый потомок Солнца был вынужден притворно смириться, честный и прямодушный, он был вынужден лгать. Но, увы, это был единственный способ спасти страну, а значит, он был ДОЛЖЕН пойти на это. Да, ради Родины порой приходится идти не только на смерть, но даже и на унижение, а это для многих страшнее.
И всё-таки вести себя с Джоном Беком так, как будто ничего не случилось, Заря не смогла. Когда она в следующий раз увидела его в столовой, то подошла к нему и после приветствий спросила:
— Всё-таки скажи, зачем ты оскорбил нас. Если ты изучал наши законы, то должен знать, что имя Великого Манко священно для нас, и что тому, что ты сказал про него, всё равно никто не поверит.
— Во-первых, будучи христианином, я не могу не считать инков тиранами, а самым священным для человека должны быть Бог и Священное Писание.
— Конечно, я понимаю, что Первый Инка не может быть для вас святыней, но я слышала, что даже у вас, христиан, почитают героев, спасших Родину, а значит, и у вас клеветать на них сочли бы дурным делом. Так что вы тут можете понять нас.
— Видишь ли, безбожная, языческая родина и родина христианская — совсем не одно и то же, — ответил Джон Бек, — разница как между христианским мучеником за веру и языческим жертвоприношением.
— И какая тут разница? — спросила сбитая с толку девушка.
— Христианский мученик жертвует собой добровольно и сознательно, а у языческой жертвы нет выбора. Так и у ваших людей не было выбора — защищать эту страну, или выбрать себе другую.
— Но как это можно — выбрать себе другую Родину? Разве можно выбрать себе других отца и мать?!
— А вот так — если плохо тебе в твоей стране, то можно переехать в другую, и твоя родина не будет тебе в этом препятствовать. Впрочем, это долгий разговор, который требует более спокойной обстановки. Ты же не можешь сейчас бросить всё и уйти, чтобы побеседовать со мной.
— Что ж, мне и впрямь любопытно. Я попробую договориться, чтобы меня отпустили, — сказав это, Заря уверенно направилась с грязной посудой на кухню.
Отпроситься днём само по себе не представляло проблемы, ибо большинство девушек имело ухажёров, с которыми хотелось бы погулять вечером, а Заре было всё равно когда дежурить. В крайнем случае, Заря могла сказать Картофелине, что это нужно для её основной работы, и тогда бы её отпустили без разговоров. Но к этому последнему средству прибегать не понадобилось, обмен дежурствами прошёл без сучка и задоринки.
Заря, однако, не хотела, чтобы о её близком общении с подозрительным чужестранцем знал весь город, и потому попросила его для долгого разговора выйти с ним на природу. Джон Бек отнёсся к этому на удивление с пониманием.
— Так вот, по поводу Родины, — сказал Заря, — когда они вышли за городские ворота. — Так, как рассуждаете вы, может рассуждать только человек, который не чувствует себя обязанным родной стране чем-либо. Возможно, для вас, белых людей, это естественно, так как в ваших странах о вашем воспитании и образовании заботятся исключительно ваши родители, которые, если у них есть деньги, платят учителям. Но наша родина вскармливает нас как ласковая мать, и потому логично, что когда мы вырастаем, мы должны отдавать все свои силы ей, а не какой-либо другой, чужой земле. А беглецов у нас не зря считают предателями. К тому же я не могу понять, как какая либо другая страна может нравится больше, чем та, где ты провёл детство и юность.
— Однако Господь вывел избранный им народ из Египта и привёл в Землю Обетованную. Может случиться там, что люди достигают большего блага и лучше выполняют Божественный Замысел о своей судьбе не на родине.
— Божественный замысел?
— Да, мы, христиане, верим, что по поводу каждого человека у Господа есть некий замысел. Если судьба человека сложилась благополучно, значит, он угоден Господу.
— А если нет? Значит ли это, что человеку изначально уготовано дурное, или он просто наказан за невыполнение того, что ему поручалось?
— Сложно сказать, видимо, может быть и так, и так. Во всякому случае, человек должен пытаться изменить свою судьбу, в том числе и попытав счастья в чужих краях.
— А может, вы просто не любите свою родину так, как любим мы свою? И потому не можете понять нас, как Дон Жуан не способен понять верного семьянина?
— Ты знаешь о Доне Жуане?
— Ну, слышала, что это был такой человек, который всю свою жизнь тратил на то, чтобы соблазнять женщин. Его порой приводят в пример того, до чего способна довести праздность.
— Праздность есть результат отсутствия глубокой веры. Тот, кто много читал Библию, понимает, что жизнь надо провести в труде. Ведь единственный способ не грешить — это заниматься делом, а не развлечениями.
— Насчёт труда наши амаута говорят то же самое, однако мы не читаем вашего Священного Писания.
— Но ведь нельзя сказать, что вы живёте праведно. По праздникам вы предаётесь безудержному веселью, носите не вполне скромную одежду, да и работаете вы не очень усердно.
— Разве не усердно?
— Ты просто не знаешь, как человек может выкладываться по полной. Ничего, я тебе со временем всё объясню.
— Чую, что если бы мне пришлось и в самом деле выкладываться по полной, мне бы некогда было слушать объяснения, почему это так полезно, — усмехнулась Заря.
— Может быть, ты и права, — неохотно признал Джон Бек. — Однако то общество, в котором людей заставляют активно работать, неизбежно со временем одолеет то, где люди ленятся. Или ваши амаута не согласятся с этим?
— Наверно, согласятся, — ответила Заря, смотря не на собеседника, а рассеянно водя взглядом по покрытой травой равнине, пересекавшей её дороге и водоводу, по которому вода поступала в город. — Скажи, а у вас в стране правда водопровода нет?
— По счастью, нет.
— А откуда же вы берёте воду?
— У нас её разносят водоносы, и это много лучше, чем когда она идёт по водопроводу.
— Почему лучше? — удивилась девушка.
— Потому что по водопроводу вода поступает всем одинаковая, и нет стимула сделать её лучше, а водоносы между собой соревнуются, и потому у них есть стимул делать её лучше.
— А что значит "лучше"? Чище? Так она у нас и в водопроводе чистая.
— Ну, и чище, и не только. Скажем, некоторые могут додуматься до того, чтобы приправить её ароматами для богатых покупателей. Разве плохо?
— Но ведь если за воду надо платить, то ведь каждому достанется её очень мало. Я слышала, что из-за этого у вас почти не моются.
— Ну, если человек жить не может без ванны, то он найдёт способ на неё заработать.
— Не знаю. Мне было бы очень неприятно не мыться, но я не представляю себе, как могла бы стать у вас богатой.
— Для красивой девушки самый лучший способ — выйти замуж за предприимчивого мужчину.
Заря вспыхнула:
— Но я ведь не... я бы не могла... К тому же мне всё равно не хотелось бы выходить замуж только для того, чтобы мыться.
— Ты прелестна, Заря, и не стоит скромничать. К тому же предприимчивый мужчина в любом случае лучший жених.
При этом Джон Бек так посмотрел на девушку, что она смутилась ещё больше. На какое-то мгновение ей показалось, что её платье стало совсем прозрачным для его взгляда, и он увидел всё, что оно скрывает, но она тут же отогнала от себя эту мысль. "Не может же он воспринимать меня как женщину всерьёз", — уверяла себя она. — "Просто я не привыкла к комплиментам, Морская Пена таких в иные годы по пять раз на дню получала".
— Конечно, для этого тебе понадобилось бы принять нашу веру, но раз ты сейчас уже слушаешь меня, то вполне может быть, что тебе этого захочется.
— Но ведь для этого мне нужно убедиться, что христиане действительно правы, — сказала она осторожно. "Всё ясно", — заключила она про себя, — "поскольку дела его плохи, а я единственная, кто его слушает, он на всякий случай кокетничает со мной"
— Скоро убедишься. В Священном Писании есть история пророка Ионы, который три дня бегал по обречённому городу, стучась в дома его жителей, и предупреждал о грозящей беде. Но те послушались, и беду удалось предотвратить, а здесь — не слушают, а наоборот, гордятся своей глухотой. Нет, этот город точно ждут большие беды, тем более что он так уязвим.
— Уязвим? Потому что он у моря?
— Не в этом дело. Но ведь он, как и все ваши города, снабжается централизованно. А значит, если вдруг снабжение подкачает, он обречён.
— Но с чего оно подкачает?
— С того, что централизованное. Ему нет замены, и потому любая проблема для него смертельна.
— Не пойму.
— Ну, вот если у человека сердце испортится и перестанет биться, он умрёт?
— Да, — ответила Заря, — но ведь иные живут и до ста лет.
— Милостью Божией библейские патриархи жили гораздо дольше. Но, тем не менее, всё равно со времён Адама все рано или поздно стареют и умирают. Но быстрее всех умирают те, у кого враг сумел нащупать сонную артерию.
— Сонную артерию?
— Да, мне пришла в голову мысль, что водовод сродни сонной артерии, перерубив которую, можно легко погубить этим весь город. И если враг захочет, то он может легко поставить вас этим на колени.
— Чтобы не дать ему это сделать, у нас есть войско.
— Войско может сражаться против другого войска, но что оно сделать со злоумышленником, который вздумает взобраться на вон то дерево и перерубить водопровод?
Заря посмотрела туда, куда указывал Джон Бек. Водовод пересекал лощину, и как раз у одного из столбов росло кривое дерево, по которому можно было без труда добраться до трубы.
— Но зачем такое делать? — удивилась она.
— Чтобы оставить весь город без воды.
— Но ведь водопровод всё равно починят, а злодея могут поймать и обезвредить.
— Повесят, только если поймают. А если не поймают, то он только посмеётся над всеми из-за кустов.
— Но кто будет делать такое, чтобы только посмеяться из-за кустов?
— А разве люди не доставляют друг другу неприятности исключительно чтобы позлорадствовать? Разве чужая беда не может быть приятна?
— Только для очень дурных людей. К тому же я не представляю, как можно обидеться не на кого-то лично, а на весь город. За что целый город можно так ненавидеть?
— Иногда человек служит лишь орудием в руках Господа, а Господь порой уничтожает и целые города, считая это справедливым. Простым людям порой трудно понять Божественную Справедливость, но нельзя в ней сомневаться.
Заря чувствовала себя сбитой с толку. С одной стороны, в душе Джона Бека могли зреть сколь угодно коварные замыслы, с другой — фактически признаваться в них первой встречной было бы крайне опрометчиво. Пусть он её держит за дурочку, но если и впрямь случится что-то из ряда вон, даже дурочка бы после этого сообразила, что Джон Бек может быть тут замешан. Или он уверен, что сможет её заставить замолчать? Но каким образом? Ведь убить её было бы ещё более опрометчиво, или Джон Бек просто не понимает этого?
— А почему ты всё-таки думаешь, что кто-то захочет сделать такое? — спросила Заря. — Или Бог может прямо приказать?
— Мне думается, что ваши люди должны ненавидеть своё государство, потому что целиком зависят от него, и у них нет возможности стать свободными, ведь оно у вас просто прямо запрещает завести своё дело. Не зря мне теперь запретили проповедовать — люди могут понять, чего они лишены.
— А... — протянула Заря, обозначая понимание. Джон Бек рассуждал разочаровывающе просто — он просто представить себе не мог, что где-то люди вовсе не одержимы идеей маленького частного хозяйства, и тем более не стремятся всех убить ради этого.
— Послушай, а кто у вас главнее старейшин, которые запретили мне проповедовать? Кому я могу на них пожаловаться? Наместник Куйн главнее?
— В некоторых вопросах он, может быть, главнее. Но какая разница кто главнее, если ни они, ни он никогда не пойдут на то, что явно противоречит воле народа?! В нашей стране чтят память Великого Манко, которую ты оскорбил. Ты считаешь, что ты прав, но другие так не считают.
— Однако ты же не отказалась от встречи со мной?
— Ну, мне просто любопытно, но я же не считаю, что относительно Манко ты прав.
— На твоём месте я бы ненавидел инков только за то, что они лишили тебя возможности стать женой делового человека, истребив всех людей с соответствующими способностями.
— Но наши девушки обычно мечтают не о торговцах, а о воинах. Я тоже мечтала, но... меня всё равно никто не взял.
Джон Бек опять посмотрел на неё как-то странно.
— А если бы я предложил тебе стать моей женой, ты бы согласилась?
— Но разве христианам можно жениться на язычницах?
