Деменсий, видимо, прочитал свою судьбу в Стёпкиных глазах, и на его бледном рябом лице заблестели капли пота. Он открыл рот, хотел что-то сказать, может быть признаться в чём-то, может быть выкуп посулить за свою совсем уже почти пропавшую шкуру... Но Стёпку вдруг очень больно дёрнуло сзади за волосы. Он на секунду отвлёкся, и разбойник, воспользовавшись его оплошностью, ловко вывернулся, нырнул под повозку и скрылся во мраке.
Стёпка раздражённо вертел головой, выставив перед собой нож. Кто посмел?! У кого рука поднялась на непобедимого демона?.. За его спиной темнела повозка, за повозкой не было никого. Он нащупал застрявшую в волосах стрелу. Маленькую толстую гномлинскую стрелу, едва не воткнувшуюся ему в затылок. Значит, эти подлые карлики тоже здесь. И тотчас он получил подтверждение: да они здесь. Одна за другой несколько теней промелькнули над ним, гортанно вереща и туго щёлкая арбалетами. Гномлины на своих летучих мышах тоже участвовали в разбойном нападении, обеспечивали, так сказать, поддержку с воздуха. Их вдруг стало очень много, они вылетали из лесного мрака и с дикими криками носились, почти неразличимые, над головами сражающихся, рассыпая налево и направо меткие стрелы. Взревел разъярённый Догайда, зашипел Верес, Стёпка едва успел спрятаться под повозкой. Стрелы сыпались чёрным смертоносным дождём. Ну, может, и не совсем уж смертоносным... А вдруг они тоже отравленные? Он содрогнулся и покрепче вжался в землю. Умирать в корчах и муках, загибаясь от вонючего гномлинского яда, ему не хотелось.
Шум боя, между тем, как-то очень быстро стих, видимо, разбойникам не слишком помогли гномлинские стрелы. Слышно было, как кто-то с шумом ломится сквозь кусты, как ругается на чём свет стоит Сушиболото и пересмеиваются Брежень с Догайдой. Ниже по распадку призывно и требовательно прокричали неразборчивую команду, в последний раз хлопнули крылья, тюкнула в дно повозки припоздавшая стрела...
— Стеслав! Стеслав, ты жив ли там? — прогудел совсем рядом пасечник.
Стёпка выбрался из-под повозки, с опаской поглядывая на тёмное небо.
— Живой я, живой. А Смакла где? — он только сейчас вспомнил о гоблине.
Неусвистайло отбросил в сторону здоровенную жердину, которой, видимо, и охаживал разбойников, и шумно вздохнул:
— Увели они гобля твоего. В лес, надо полагать, сволокли.
— К-как увели? — не поверил Стёпка. — Почему сволокли?
— Так и увели, как в полон уводят. Утащили с собой, в темноте разве догонишь. Они его из повозки выдернули, да он успел голос подать, вот мы и всполошились. А сдаётся мне, что это они не за ним, а за тобой припожаловали. Гномлинов-то приметил? Неспроста они на тебя в лесу давеча охотились. Днём поймать не сумели, решили ночью выкрасть. Да сплоховали, не того отрока схватили. Или с умыслом увели его, дабы тебя выманить. Шибко кто-то хочет демона к рукам прибрать: татей ночных натравили, гномлинов подослали... Что делать будем?
Он вопросительно смотрел на Стёпку, словно тот сейчас был здесь самый главный и самый мудрый. И Догайда смотрел, и Перечуй, и Брежень с Вересом.
— А отец ваш где? — спросил Стёпка.
— Коней успокаивает, — ответил Догайда. — Перепугались лошадки.
Смаклу надо было спасать. Опять его надо было спасать. Что за доля такая несчастливая у младшего слуги? Разве для того он с демоном в поход отправился, чтобы его то и дело выкрадывали и уволакивали? Видимо, всё же прав был Серафиан, когда говорил, что за каждое колдовство расплачиваться придётся.
Стёпка оглянулся. Лес возвышался пугающей угрюмой стеной, непроглядной и непроходимой. В нём сейчас не то что маленького гоблина, огромного дракона в двух шагах не разглядишь.
— Даже и не мысли, — сказал Догайда, прекрасно понявший, о чём думает Степан. — Не тебе с разбойниками тягаться, будь ты хоть трижды демон. Они в этом лесу как в своей избе, а ты не первом суку глаза оставишь. Или ноги переломаешь в буреломах. И не с твоим ножом супротив их топоров выступать.
Стёпка посмотрел на отобранный у разбойника нож. Да, не самое лучшее оружие, на врага с таким не пойдёшь. Но ведь надо же что-то делать! Бедного Смаклу уносят всё дальше, время уходит, ещё немного — и разбойников уже не догонишь. И пропадёт младший слуга ни за что... И как после этого жить?
Стёпка был зол. На себя — за трусость, на разбойников — за то, что уволокли гоблина, на весь этот мир — за то, что в нём водится слишком много всяких гадов, которые все почему-то стремятся заполучить демона, и из-за этого страдают совсем посторонние и ни в чём не повинные люди. "Вы демона хотели? Ну, так будет вам демон — не обрадуетесь!" От распиравшей его злости он даже забыл, что у него есть страж. Ему казалось, что он сейчас и без стража всё может и на всё способен. Где-то в глубине души ворохнулся было тот, нормальный мальчишка из обычного мира, осторожный и нерешительный, но он дал ему мысленно такого хорошего пинка, что этот слишком нормальный покорно притих и больше не высовывался.
— Я скоро вернусь, — сказал Стёпка не терпящим возражений голосом и безоглядно нырнул в лесной мрак. Он ещё успел услышать, как что-то крикнул за его спиной Неусвистайло, как удивлённо ахнул Брежень, — но это было уже не важно.
Он мчался сквозь ночной лес, как Маугли или Тарзан. Что-то вело его прямо к цели так, что можно было просто бежать, перепрыгивая через упавшие стволы, коряги и ямы. Наверное, это была магия стража. Переполненный этой магией, он пронзал непроходимый лес, словно игла, он был как призрак, как "ужас летящий на крыльях ночи", неотвратимый и не знающий усталости... А когда он сбивался с шага и начинал притормаживать, страж хватал его за шиворот и тащил вперёд, и приходилось торопливо перебирать ногами, чтобы не выглядеть совсем уж безвольной куклой, которую пинками заставляют бежать всё быстрее и быстрее. И это было немного обидно, и Стёпка радовался, что его сейчас никто не видит.
Холодная ярость переполнявшая его вначале, постепенно утихла, злость тоже потерялась где-то в буреломах, и когда изрядно запыхавшийся Стёпка выскочил на небольшую каменистую поляну, он даже не сразу сообразил, что ему следует сейчас делать и каким образом спасать Смаклу. Не ножом же в самом деле размахивать, тем более, что и нож тоже куда-то пропал.
Высокая темная скала угрюмо нависала над поляной, и у её подножья горбился над связанным гоблином сутулый тип с посохом — сразу ясно, что колдун. Четверо разбойников валялись вповалку на земле, тяжко дыша после заполошного бега в гору. Они не ожидали, что Стёпка так быстро их догонит, и сначала испуганно шарахнулись от него, не вспомнив даже о валяющемся тут же оружии. Колдун зашипел на них по-змеиному... Но они уже и сами увидели, что Стёпка один, что он безоружен, мал и вообще не похож на того, кого следует бояться.
На поляне было темно, затянутая дымкой луна светила еле-еле, но Стёпка всё видел прекрасно: и поросшую редким волосом морщинистую рожу колдуна, и торчащие из-за камня босые ноги связанного Смаклы, и напряжённые рожи разбойников, и кривящуюся в недоброй ухмылке физиономию Деменсия.
— Не поувечьте крысёныша! — повелительно закричал колдун. — Он живёхонький нужон!
"Живьём брать демона!" — где-то Стёпка уже такое слышал. Разбойники уверенно двинулись на него. Двое сжимали в руках рогатины, третий направлял в Стёпкину грудь длинное копьё с широким зазубренным наконечником. Деменсий держал наготове моток верёвки, но близко не подходил, ждал, пока с демоном управятся другие. А другие... Честно говоря, ничего особенно разбойничьего в них не было, кроме, может быть, давно не стриженных бород да нехорошего блеска в глазах. Мужики как мужики: кряжистые, широкие, насквозь пропахшие дымом и потом. Сильные мужики, ухватистые. Таким что поросёнка зарезать, что отрока невинного... Разбойники, одним словом.
Испугаться по-настоящему Стёпка не успел. Страж больно дёрнул его вниз, и в тот же миг рогатины злобно клацнули друг о друга над его головой. Задумка негодяев была понятна: прищучить демона рогатинами за шею, пережать ему дыхалку, чтоб не шибко дёргался — и вяжи его потом тёпленьким! Да только демон им попался чересчур прыткий, увернулся, ушёл из-под удара, да как ловко ушёл...
Х-хак! — копьё свистнуло, подрубая ноги чуть ниже колен. Степан успел отскочить, и древко угодило в камень, чудом не сломавшись.
Двое с рогатинами не унимались, они теснили демона к скале слаженно и напористо, словно на дикого зверя охотились. Стёпка вертелся, пригибался и прыгал, как заведённый. Думать о гоблине было некогда, знай успевай уворачиваться. Острия рогатин мелькали в опасной близости, копьё тоже не отставало — только промедли, сразу прижмут.
В конце концов разбойники рассвирепели. Демон был неуязвим. Все удары приходились в пустоту. Здоровенные мужики, умеющие и с обозной охраной расправиться без лишнего шума и на медведя ходившие не единожды, были не в силах угомонить увёртливого отрока. Да кто этакое стерпит! Стучали рогатины, шипел что-то невнятное колдун, луна равнодушно смотрела с небес на суетливую возню глупых людишек... Разбойники ругались, исходя бессильной злобой. Они уже не осторожничали, не заботились о том, чтобы взять подлого мальца целёхоньким. Рогатину ему в брюхо по самую развилку, копьём по темечку, чтоб не дёргался, не егозил, чтоб и дух из него вон...
Стёпке тоже надоело дёргаться. Сколько можно изображать из себя неуязвимого Джеки Чана! И когда копьё слишком уж бесцеремонно нацелилось в его живот, он перехватил его за древко и резким рывком сбил разбойника с ног. Копьё осталось у него в руках. Мужик со свирепым плоским лицом перевалился через камень, нелепо дрыгнув ногами. На секунду все замерли.
Стёпка выставил перед собой толстенное копье с узловатым древком, ловко крутнул — не подходи, ужалю! Разбойники отступили, шумно отдуваясь и утирая трудовой пот. Умаялись, бедняги, отрока убивать.
— Смирись, демонище! — возгласил колдун мерзким блеющим голосом.
— Ага, щас, делать мне больше нечего! — весело отозвался Стёпка, не спуская глаз с качнувшихся в его сторону рогатин.
Невидимые руки сильно пихнули его в грудь, но наткнулись на потеплевшего стража и отдёрнулись. Колдун испуганно ойкнул, зашипел, стал плеваться... потом взял себя в руки и повторил, но уже без прежней уверенности:
— Смирись, исчадие!
Он вновь попытался сбить Стёпку, и опять страж играючи отбил магическую атаку. И ещё, кажется, что-то добавил от себя, потому что колдун звучно лязгнул зубами и выронил посох.
— Убейте его! — выкрикнул он с непритворным испугом. — Изведите демона под корень!
После первого же выпада разбойники лишились обеих рогатин. Тупое копьё в Стёпкиных руках рубило не хуже самого острого меча. Тогда в дело пошли топоры. Троица негодяев дружно навалилась на демона и так же дружно разлетелась по сторонам — уже без топоров. Деменсий в суматохе попытался подобраться сзади, но напоролся на древко копья и уковылял, согнувшись, куда-то во мрак. Даже верёвку свою выронил.
Стёпка повертел копьё, кровожадно огляделся. Классная махаловка получилась. Ванесу понравилось бы... Чёрт! Там, где лежал Смакла, творилось что-то нехорошее. Пока Стёпка с помощью стража расшвыривал разбойников, колдун времени не терял, делал своё чёрное дело, готовил убийственную пакость супротив непокорного демона. Добежать до него Стёпка не успел. Мелькнул посох, пронзительно полыхнуло фиолетовым... Стёпке показалось, что он ослеп. Перед глазами заплясали разноцветные круги. Пришлось остановиться и закрыть глаза, чтобы поскорее восстановить зрение.
— А-а-а! — возрадовался колдун. — Не устояло исчадие премерзейшее! Кровью нечистой гоблинской захлебнулось!
Сам ты исчадие, подумал Стёпка, осторожно приоткрывая один глаз. Круги ещё не исчезли, но он уже почти всё видел. Только бы колдун опять своей молнией не шарахнул.
А колдун, спотыкаясь на камнях, ковылял к нему. Думал, наверное, что заморозил демона. Стёпка не стал его разочаровывать — зачем? Пусть порадуется человек, пусть хоть несколько минут почувствует себя могучим и великим победителем премерзейших исчадий. Недолго осталось радоваться гаду, за всё сейчас сполна получит, особенно за кровь гоблинскую. Бедный Смакла, одни убытки ему от демонов.
Колдун приближался медленно, одной рукой цеплялся за посох, другую тянул к Стёпке; в лице его было что-то птичье... Он был похож на потрёпанного жизнью старого петуха — тонкая морщинистая шея, крючковатый нос, головёнка набок, оловянные глаза и редкие разлохмаченные волосы на круглом черепе.
Слишком много колдунов на одного меня, подумал Стёпка, глядя на этого малосимпатичного аборигена. Мне с ними со всеми ни в жизнь не справиться. И зачем я им нужен? Главное, я же никого не трогаю, еду себе за Ванесом и всё. И в дела их магические вмешиваться не собираюсь. А они как с цепи сорвались — от одного не успеешь избавиться, как другой уже лапы свои крючковатые к горлу тянет. А Серафиан тоже хорош, мог бы и предупредить, что так трудно будет до элль-фингов добираться. А если он этого и сам не знал, то какой же он тогда нафиг чародей?
Застывший от ужаса Смакла тяжело со всхлипами дышал сквозь сжатые зубы. Разбойники вяло копошились на безопасном расстоянии. Демон теперь пугал их даже в замороженном виде. Пущай колдун сам его хомутает, этакого увёртливого...
Когда жилистая рука ухватила Стёпку за шиворот и осклабился в радостной ухмылке кривозубый рот, Стёпка произнёс про себя спокойно и даже с этакой напускной ленцой: "Страж!"
Колдуна шандарахнуло так, что он с треском и свистом улетел спиной вперёд в лесную темень, ломая кусты и, возможно, не слишком толстые деревья. И, улетев, он уже не вернулся, хотя — это Стёпка знал наверняка — остался жив и почти не пострадал. Сокрушительный урон понесла только его колдовская репутация. Кряхтя и охая, он повозился во мраке — и уполз из Стёпкиной жизни навсегда, оставив на камнях размочаленный магическим ударом и никому уже не нужный посох. Разбойники после короткого замешательства тоже благоразумно растворились в лесной чаще. И на поляне воцарилась нормальная ночная тишина.
Стёпка склонился над Смаклой, страшась увидеть жуткую безнадёжную рану... Нет, обошлось. Неглубокий порез на шее уже не кровоточил, ворот рубахи казался чёрным от набежавшей крови. Колдун, к счастью, Смаклу недорезал.
— Испугался? — спросил Стёпка, опускаясь на землю рядом с гоблином.
Тот молча кивнул. Его трясло. Кроме длинной рубахи на нём ничего не было. Порты свои он то ли потерял, то ли они остались в повозке.
— И я испугался, — сказал Стёпка. — Не знал, что с ними колдун.
На него вдруг навалилась страшная усталость. Заболели руки, заболели ноги, заболели мышцы спины и живота. Дикие прыжки и скачки под управлением стража не прошли бесследно. Хотелось просто лечь и не двигаться. Но он заставил себя сходить за копьём, чтобы перепилить верёвки на гоблине. Смакла сразу вскочил на ноги, ойкнул и кулем осел на землю, как видно, верёвки были затянуты слишком крепко, и ноги успели основательно затечь.