Зародыш мира.Колыбель

— Папа? — Мария смотрела прямо на меня, как будто пыталась просверлить во мне дырку глазами, — что происходит?

— А ты не помнишь? — я усмехнулся, — Не знаешь, что ты делала в купели?

— Я спала, я очень устала, — Маша продолжила озираться вокруг, — а где Анджей? Ты его не видел?

— Анджей? А кто это? — я злобно сощурил глаза, — Я чего-то не знаю?

— Ты ушёл, и я осталась одна, — Мария была совсем потеряна и начала трястись от холода, — Он был рядом со мной. Он помог мне…

— Сер Ричард, отведите Марию в дом, ей нужно переодеться, — я посмотрел на дочь, где-то в толпе жалобно шмыгнула носом баба, — Поговорим в доме…

Я устроился в кухне со своим огромным кубком, притушил свет и наблюдал за игрой огня в печи. В этот момент я остался совсем один. Рекс ушёл разбираться со дружиной, служанки куда-то рассосались, а Ромул вообще непонятно где. Даже Озим ушёл искать себе подходящую гору для нового дома. Хорошо, что поместил сюда нового Земного Духа. Вот и сидел я теперь в отблесках огня, думая о своей странной жизни. Я не замелил, как вошла Мария, она тихо прошла к столу, и уселась на свободный стул.

— Привет, — её голос заставил меня вздрогнуть, — нальёшь мне вина, думаю, что разговор будет долгим.

— Ты думаешь? — я повернулся к собеседнице и заглянул ей в глаза, — почему?

— А разве нет? — её взгляд был достаточно холодным, — мне рассказали, что сегодня произошло.

— И что сегодня произошло? — может быть я ошибался, считая её своей дочерью, ведь мы давно разошлись в разные стороны и теперь я совершенно не знал эту женщину, однако я передал ей часть своей силы, и теперь нужно как-то решать проблему, — расскажи мне свою версию.

— Będziesz musiał odpowiedzieć za to, co zrobiłeś! — мне резанул слух чужой язык, — Nie myśl, że ci się to uda!

— Даже так… Ты думаешь, что я сейчас буду напрягаться, чтобы понять, какого чёрта ты мне тут сейчас наплела? — животная злоба начала подниматься откуда-то снизу и давить мне на глаза и горло, заставляя искажать звуки, — ты пригрела паршивого пшека, и теперь предъявляешь мне в моём доме за мои дела? В моём мире!! Ты вообще кто такая!!!

Ножка кубка смялась в моей руке, и изуродованных шедевр полетел в стену, брызнув во все стороны алыми рубинами.

— Ты думаешь, что всемогущ? Что ты сделал за шестьдесят лет? — Мария встала, и упёрлась руками в стол, — Мать была права, ты ничтожество! Мерзкое, ленивое ничтожество!

— Продолжай, — я откинулся на стуле, — я хочу слышать всё, что ты думаешь обо мне.

— Ты мразь, которая убила моего любимого человека, за то, что он ее хотел жить как ты решил! — Мария смахнула со стола приборы, и они улетели в стену, — и ты даже сдохнуть не смог нормально, чтобы я могла хотя бы тут построить себе нормальную жизнь!

Я смотрел в горящие гневом глаза дочери, и видел в них жену, которая пережила свою влюблённость и искренне ненавидела меня все годы прожитые вместе, видел мерзость, скопившуюся в душе этого существа, которое я помню ещё совсем маленьким и чистым… Но она теперь часть пантеона, младшая богиня, правда пока непонятно чего, но с ней не может быть всё также, как с другими людьми. Но я смотрел на играющие ненавистью огоньки в глазах дочери и понимал, что не чего хорошего из войны двух богов не получится.

Решение заняло мгновение, древко ощутимо содрогнулось, и глухой удар прокатился по кухне, а затем перешёл через открытые двери по всему дому. Я смотрел на любимое тело, которое ещё продолжало дёргаться, и слёзы текли по моим щекам. Как бы я ни любил своего ребёнка, но я не мог подвергать мир опасности, никак не мог.

«Земной Дух, убери это тело и почисть одежду, она ещё пригодится»

Я сидел и наблюдал, как серый туман покрывает тело любимой дочери, и смахнув со щеки слезу, поднял закатившуюся под стол голову, глаза на которой были ещё открыты, и в них всё ещё был виден животный гнев человека, который живёт ненавистью. Я погладил волосы дочери, мои губы дрожали, а глаза предательски мокли. Я не знаю, что я ненавидел больше всего — то, что дочь пошла против меня, или то, что мне пришлось сделать? Но ведь не мог я допустить войну, никак не мог. И если это произошло из-за отравления мерзостью, то значит я не позволю больше возрождать затуманенные кристаллы, даже случайно. Я завернул голову в чистое полотенце, и вышел на улицу, где с неба падали мелкие снежинки, закрывая землю белым покрывалом. Я слышал в далеке громкие разговоры, чей-то смех, мычание коров и удары кузнечного молота. В моём городе текла обычная жизнь, все радовались возвращению создателя. Новоиспечённый мастер-винодел угостил всех жителей молодым вином, и теперь все праздновали. Все, кроме меня. Я мне сейчас хотелось возродить свою дочь, пусть она уже не будет богиней, хотя я не знаю этого наверняка, ведь я ещё не возрождал бога…

Голова, завёрнутая в окровавленное полотенце, медленно погружалась в чашу. Даже, наверное, слишком медленно. Я ждал, неотрывно глядя в чашу, а снежинки покрывали мою голову белым саваном, делая практически похожим на статую. Когда печальный свёрток, наконец, полностью погрузился в чашу, началось томительное ожидание — всплывёт кристалл или нет. Или для возрождения богини придётся строить алтарь, и молиться о её воскрешении? Я просто ждал. Небольшая рябь пошла по поверхности чаши, и казалось, что это из-за ветра, но этого не может быть, ведь поверхность жидкости в чаше прочнее стали. Я уже как-то пытался сунуть в неё палец, и наткнулся на холодную и прочную поверхность, которую даже я не смог преодолеть. Там, за поверхностью крови в чаше был уже совсем другой мир. Мир Маатхи, чистилище, в котором души проверяются на пригодность к возрождению, где им придаётся форма, чтобы в дальнейшем можно было принять решение — возрождать душу или нет.

Кристалл всплыл. Огромный, с кулак размером, нежного розового цвета шар. Я аккуратно взял его в руку, казалось, что я вижу совершенство, абсолютный цвет и форма, он так и тянул к себе мой взгляд. В закатных сумерках, да и при учёте падающего снега, кристалл переливался отблесками фонарей, и казался безупречным, какой и должна быть богиня. Моя рука потянулась к пирамиде, когда отблеск от поверхности чаши не просветил насквозь, казалось, безупречный кристалл. Мне показалось, что я что-то увидел внутри, и поэтому я поместил кристалл перед фонарём, чтобы внимательнее рассмотреть. То, что я увидел, меня ужаснуло. Я видел внутри мутное ядро, которое пустило щупальца к каждой грани кристалла, как будто огромный осьминог вытянул свои щупальца. Это как раз то, что я ощущал сейчас. Моя дочь казалась мне идеальной во всём, но мерзость засела внутри неё, и за идеальными формами и цветом я не видел сути. А чтобы увидеть, как всё обстоит на самом деле, мне пришлось переступить через себя, совершить самый страшный в жизни поступок.

Мне пришлось четырежды опускать кристалл в чашу, чтобы убрать зерно мерзости из камня души, и когда мне уже показалось что душа наконец стала чистой, я обратился к Маатхи. И он пришёл, долго нюхал камень, а потом смешно сел на свой здоровый зад, вытянув вперёд задние ноги и помотал головой. Он мог увидеть то, что мне увидеть сложно. Ведь он чувствовал мерзость, а я только пытался увидеть. После шестого погружения Мишка наконец кивнул и растворился в воздухе. На моей ладони лежал бледно-розовый кристалл, размером и формой с куриное яйцо, то есть в несколько раз меньше первоначального, и мне даже казалось, что у кристалла нарушена симметрия, что-то где-то больше выпирает, какие-то грани чище других. В общем достаточно обыкновенный камень, никак не принадлежащий к идеалу. Но я со спокойным сердцем наколол кристалл о пирамиду, наблюдая, как золотистое облако медленно уплотняется, и становится моей дочерью. Девушка спустилась ко мне с пьедестала, и принесла клятву верности, также как и все прошедшие через Алтарь. Я подал дочери одежду, а затем отвёл в дом. Нам предстояло закончить разговор.

Мы сидели на кухне, среди разбросанных приборов, за абсолютно пустым столом, прямо напротив друг друга. Я смотрел на Марию, а она опустила глаза в стол.

— Что ты помнишь? — я поднял голову дочери за подбородок, и посмотрел ей прямо в глаза, — расскажи мне всё.

— Зачем ты возродил меня? — Мария закрыла глаза и по её щекам потекли слёзы, — мне стыдно жить рядом с тобой.

— О как, а почему? — я отпустил дочь и откинулся на широкую спинку стула, — ты сделала что-то, что теперь мешает тебе?

— Я ненавидела тебя всю свою жизнь, — она опустила голову и закрыла лицо руками, — я считала тебя виноватым во всех наших бедах.

— Это понятно, — я откинулся на широкую спинку стула, — а откуда взялся пшек? Этот Анджей?

— Когда ты ушёл, опять, я решила взять правление на себя, — Мария подняла заплаканное лицо, — нам не хватало людей, а рядом с домом было огромное количество контейнеров с камнями, не такими, какие возрождал ты, а большими. Ромул предложил начать с них, у него были планы на эти контейнеры, и он показал мне как их открывать. Обычно внутри было три или четыре камня, они были большие и тяжёлые. Опускать их в чашу оказалось не очень выгодно, потому что кристаллы вплывали через один, и я попробовала возрождать сразу из сгустков, так Ромул называл эти большие камни. Люди возрождались, но не такие как у тебя. Они появлялись со своими чертами характеров, может быть даже с какой-то грязью в душе. Но были и хорошие. Например, один сгусток показался мне очень большим, и когда я возродила его, то на пьедестале оказались сразу два человека — отец и дочь.

— Порфирий и Дарья? — я улыбнулся, вспомнив эту забавную и честную парочку, — ты их имеешь в виду?

— Я не помню, как их зовут, — Маша тряхнула головой, отчего волосы разлетелись во все стороны и беспорядочно легли на плечи, — я не обращала на такие мелочи внимания. В основном вновь рождённых разбирали мастера. Я занималась только тем, что возрождала новых людей. Среди них появился и Анджей, он сразу начал проявлять ко мне особое внимание, и помогал мне возрождать души. Он стал близок мне, во всём меня поддерживал, говорил мне какая я особенная, и что достойна носить высочайший титул в государстве, в итоге я согласилась, и назвалась королевой. Анджей создал мне свиту, договорился с портными, и они сшили мне королевскую одежду, он начал строительство дворца на берегу озера. Проблемы начались, когда пришёл Рекс, и потребовал, чтобы я перестала возрождать неподготовленные души. Он несколько раз оскорбил Анджея, назвав его мошенником, и мне ничего не оставалось делать, как изгнать его. Но он не ушёл, а спрятался в этом доме, куда я уже не могла заходить. Какая-то сила не пускала меня.

— Он выполнял свой долг, и был прав, — под моим пристальным взглядом дочь засмущалась и опять опустила голову, — он знал, к чему может привести проникновение мерзости в этот мир.

— Я не понимала последствий, — Мария вскинула голову и посмотрела мне прямо в глаза, — но тогда мне всё казалось правильным, я считала, что укрепление королевской власти и основание династии даст хороший старт этому миру!

— Может быть ты и права, но мы ещё недостаточно развили центр мира, чтобы создавать королевства на окраинах, — я подобрал с пола мой любимый кубок, весь испещрённый отверстиями, где раньше были рубины, — нам нужно заложить основу мира, а затем развивать подчинённые королевства, или провинции. Как назвать на самом деле не важно. Хоть федерацией.

— Странно, но в этом ваши с Анджеем взгляды совпадают, — Мария нагнулась и подняла с пола рубиновую капельку и подала мне, — а где он сам, ты убил его?

— Не убил, а казнил, за государственную измену, — я взял рубин у побледневшей дочери, — ты разве не помнишь?

— Я очень нервничала, и Анджей дал мне успокоительного чая, — бледность сошла с лица Маши, — я помню, как очнулась в купели, и как мы с тобой поругались. Больше ничего.

— Славным пойлом он тебя опоил, — я усмехнулся, и начал выпрямлять ножку кубка, — а польский откуда знаешь? Неужто пшек научил?

— Нет, не он, я работала в Польше много лет, — Мария ползала по полу и собирала разлетевшиеся камешки, — там и выучила, там же я очень много общалась с местными, и в какой-то момент стала разделять их взгляды.

— Понятно. Значит ты пришла в этот мир наполненная злобой малого народа, а я не стал очищать твой кристалл от неё, потому что не знал о подобной напасти, — я прикинул насколько ровной стала ножка и поставил кубок на стол, — влияние мерзости на человека я оценил несколько позже.

— А теперь во мне нет этой мерзости? — Мария высыпала на стол с десяток рубинов, — ты избавил меня от всего плохого?

— Избавил, но мне кажется, что ты этому не рада, — я повертел камешек в руках и начал пристраивать его обратно в гнездо, — на самом деле мерзость — это неуверенность, излишнее тщеславие, зависть и многие другие черты человека, которые толкают его на не самые лучшие поступки. Этот мир слишком молод, чтобы можно было допустить распространение мерзости.

— А разве эти черты не развиваются в течение жизни? — Маша оперлась подбородком о собственную руку и наблюдала, как я ремонтирую кубок, — или в этом мире всё по-другому?

— Развиваются, несомненно, но я думаю, что на начальном этапе мы всё-таки сможем обойтись без гнилых людей, — я подмигнул дочери и продолжил ремонт посудины, — даже тебе нужен был катализатор, чтобы поднялся негатив, накопленный в прошлой жизни, или я не прав?

— Я лучше помолчу, а продолжай возрождать только чистых людей, — дочь не отрывала от меня взгляда, — надеюсь, что этот мир станет лучше того, из которого мы пришли.

— И я надеюсь, — я посмотрел на готовую работу, кубок был почти как новый, но следы от моих пальцев до конца убрать не удалось, — а что тут ещё произошло, пока я был в отключке? Почему людям запретили молиться за моё возвращение?

— Почему запретили, — Маша уставилась прямо на меня непонимающим взглядом, — я сама молилась за тебя, откуда ты взял это?

— Люди рассказали, — я поставил кубок на стол, — солдаты охраняли алтари и не пускали к ним людей, а те, кто хотел, молились на самодельных алтарях. Не знала об этом? Теперь ты понимаешь, за что я казнил пшека?

— Понимаю… — Мария сидела, задумавшись и ковыряла адамант стола ногтем, я понял, что пора менять тему разговора.

— Пойдём, покажешь мне, чего вы тут понастроили без меня.

Глава девятнадцатая. Генеральная уборка.

Мы шли по рассветному городу, снег уже не падал, и приятно похрустывал под ногами. Зима в этих местах короткая, с снег выпадает не часто, поэтому я сейчас буквально наслаждался зимней природой. Прошло почти шестьдесят восемь лет с того дня как я покинул родной мир, и сделал родным этот. Мороз был небольшой, но повышенная влажность украсила деревья кружевами из кристально белого инея. Я вспомнил родительский дом, наш тихий проулочек, и морозные январские зимы, когда от яркого солнца сами собой щурились глаза… Я не могу сказать, что мне жать тех лет, но иногда этого просто не хватает. Хорошо, что природа тут достаточно мягкая, и мне довольно просто обеспечивать жизнь людей, но иногда так тянет на родной север.