| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Как же так? А вдруг волна попадет тебе в глаз? Или в живот? И пройдет насквозь.
Мэл рассмеялся.
— Как правило, они обтекают движущиеся объекты.
— А вообще? Не раздражают?
— Привык не замечать. И другие не обращают внимание. А как ты приспособилась?
— Не знаю. Быстро сообразила, что к чему, копировала жесты, слова, чтобы не выделяться.
Мэл разжал пальцы, отпуская пустоту.
— Волна стремится к первоначальному положению, и со временем возмущение утихнет. — Он потянулся влево и привлек невидимую волну, а затем другой рукой притянул волну справа. — Вот, зажми, — переложил невидимые волны в мои кулаки.
Я походила на пьяного кучера, который проснулся утром в конюшне в соломе, а руки по памяти сжимают вожжи.
— Я их держу?
— Держишь, — кивнул Мэл. — Волны натянуты, и началось возмущение. Их можно связать, оторвать, закрутить, сжать, растянуть. Можно работать с одной волной, но тогда результат не так эффектен. Чем больше волн, тем больше заклинание, но и отдача потом сильнее. Чтобы оно получилось, нельзя ошибиться. Самое малое — если тебя обольет водой или обожжет. А может долбануть током. Что сделаем с ними? — его ладони легли на кулаки, сжимающие невидимые волны.
Честное слово, я ощущала себя полной дурой. Из ничего получить что-то!
— Не знаю... Что хочешь.
— Ладно.
Мэл управлял моими руками как кукловод марионеткой.
— Смотри... Из левой руки перекладываем в правую... Теперь их две... Второй свободной рукой притягиваем ту же волну, которую отдали — получается петля. Просовываем в нее сжатые волны и затягиваем... Крепче!
Мэл рассмеялся и опустил руки.
— Что? — спросила я, замерев в нелепой позе.
— Упустили. Давай снова.
И снова парень водил моими руками, растягивая, завязывая и разрывая, пока в раскрывшейся ладони не появился крошечный кривокосый розовый огонек — мой первый gelide candi*. Он не обжигал, не морозил и колебался в воздухе как пламя свечки.
— А-ах! — только и воскликнула я от переполнявших меня чувств.
Мы смотрели на огонек до тех пор, пока он не побледнел, уменьшившись в размерах, а потом и вовсе растворился в воздухе.
Мэл поцеловал меня в щеку.
— Пошли спать.
— Ты здесь ночуешь? — замерла я у входа, не решаясь пройти дальше.
Комната выглядела пустой за исключением подиума посередине, на котором возвышалась огромная кровать, а в головах занимало ромбовидную нишу окно. По левой стене спальни тянулось зеркало. И опять над головой навис скошенный потолок, и ввергла в состояние робости белоснежность обстановки. Разве что пол, выложенный плашками, да кремовое постельное белье разбавляли медицинскую стерильность.
Мэл, снимая на ходу футболку, швырнул ее в изголовье кровати и, раздвинув дверцы встроенного шкафа, достал оттуда майку.
— Эва, проходи, — кивнул приглашающе. — На диване спать не будешь. Не надейся.
Присев на краешек кровати, я покачалась.
— Здорово пружинит.
— На досках не сплю. Устраивайся пока. Я скоро вернусь.
Мэл подхватил футболку и вышел, а я с размаху завалилась на атласное стеганое покрывало и раскинула руки. Вспомнив о кольце, поднесла ладонь к глазам.
Подарок Мэла прочно закрепился на безымянном пальце — не провернуть и не снять. Кожа вокруг слегка припухла и отзывалась легкой ноющей болью, если надавливать посильнее.
Теперь я при цацках, как говорили у нас в интернате. На правой руке — подарок Некты, а на левой — фамильное кольцо Мэла. Обычное, ничем не примечательное. Ни вязи старинных символов, ни вспыхивающих на ободке таинственных знаков. И, по-моему, даже не золотое. Может, медное? Говорят, изделия из меди имеют красноватый отлив.
Невероятно. Мэл предложил, и я согласилась. Наверное, подсознательно очень хотела и поэтому посопротивлялась для виду, наплевав на отговорки и увещевания совести. В конце концов, если потребуется, верну кольцо парню, а пока мы официально — пара. Крепче не бывает. Жених и невеста. Тьфу, до чего неловко звучит, но в груди щекотно, а на душе волнительно и тревожно.
Мэл не приходил, и мне стало скучно. Вскочив, я походила по спальне и полюбовалась отражением в зеркале, облаченным в пижамку, под которой прятался черный кружевной комплект. А потом ноги подвели меня к дверцам малозаметного шкафа-купе, сливавшегося со стеной.
Я прислушалась, хотя напрягай слух или не напрягай — все равно ничего не слышно, — и воровато раздвинула створки. Мэл не поступил бы так. Он порядочный и никогда не станет лазить по чужим вещам и нагло вторгаться в личное пространство. А я непорядочная, потому что захотела взглянуть, как живет столичный принц. Мой принц.
Костюмы в ряд — штук пятнадцать, не менее — серые, черные, темно-синие. Даже пижонский белый есть, причем с жилеткой. И галстуков — не перечесть. Интересно, Мэл покупает их сам, или ему дарят, к примеру, мама или сестра? Стопки рубашек заняли три полки, да еще на плечиках висит уйма наглаженных, и рядом свитера, пуловеры, джемперы, ветровки — и каждая вещь на отдельной вешалке. Вот аккуратист! Кто ему гладит? А кто стирает? Домработница? Носки занимают отдельную корзину. Не удивлюсь, если они тоже отутюжены и со стрелками.
Полки, полки, полки... Футболки, майки, тенниски... Внизу на подставке — начищенные до блеска ботинки и туфли разных цветов и фасонов, кроссовки... Внезапно захотелось заплакать от идеального порядка в шкафу. Вот и первое несовпадение в характерах. Мэл — чистоплюй, в отличие от меня. У него все вещи лежат каждая на своем месте — опять же, в отличие от моего условного порядка в швабровке.
Дверцы шкафа раздраженно захлопнулись, и я, отогнув край одеяла, забралась на кровать. Зеркало ответило мне насупленной и недовольной физиономией. И с какой же стороны любит спать Мэл? Наверняка только с правой. И встает по утрам с одной и той же ноги, иначе весь день окажется насмарку. Ладно, пусть спит, как любит, — передвинулась на левую сторону огромной кровати. Кстати, очень мягкий матрас, и подушка тоже удобная, нежесткая, и одеяло воздушное. Конечно, изнеженные принцы спят только на пуховых перинах, обмахиваемые опахалами, а придворный сказочник каждый раз рассказывает на сон грядущий новую небылицу, иначе голова с плеч, — полилось из меня раздражение.
Мэл пришел, запрыгнул на кровать и забрался под одеяло. Обнял — теплый, даже горячий.
— Не спишь? — уткнулся носом в шею.
— Ммм... — пробормотала, сделав вид, что еще чуть-чуть, и захрапела бы.
— Спи. Сон полезен, — он выпростал из-под одеяла мою руку с колечком и погладил ладошку. Потянулся к изголовью, и спальня погрузилась во мрак, а Мэл снова обнял меня. — Спокойной ночи, Эва.
Недовольство выветрилось как облачко, и я поцеловала руку парня:
— Спокойной ночи.
— Пожелай еще раз, — сказал он на ухо, и от его голоса по телу пробежали мурашки, и перехватило дыхание.
И я обернулась и пожелала.
* * *
В камине горели, потрескивая, дрова — настоящие, как и огонь. Хозяин кабинета не любил иллюзии.
Полено щелкнуло, и огненный уголек, отлетев, ударился о каминную решетку. Капля смолы потекла по торцу полена и сгорела голубой вспышкой.
Обстановка комнаты, обставленной с изысканной роскошью, кричала о немалой состоятельности владельца, который сидел в глубоком кресле у камина и, положив руки на подлокотники, рассматривал янтарное содержимое бокала на просвет огня.
— Егор ездил к Семуту, — сказал гость, стоявший у окна. Отдернув штору, он смотрел в темноту за окном, держа в одной руке аналогичный бокал с напитком, а вторую засунул в карман брюк.
Оба — и хозяин, и гость — несмотря на поздний час, были в костюмах и при галстуках, и обоих связывала та неуловимая схожесть, которая бывает обычно между близкими родственниками. Разве что волосы сидящего в кресле давно посеребрила седина, а лицо и руки испещрила сетка мелких морщин, но в целом и профили мужчин, и жесты, и манера общения были одинаковыми.
— Неужто малец сам рассказал? Не похоже на него, — хозяин отпил из бокала. — Или твои оперативно работают?
— Семут позвонил. Егор попросил его о конфиденциальном разговоре. Могу только догадываться, о чем была беседа.
— Не узнаю тебя. Подозрительное спокойствие, — поддел седовласый. — Хотя о чем это я? Ты же перестраховщик. Наверняка за унитазом мальца стоит новый "жучок".
— Уже не стоит, — ответил, не отвлекаясь от окна, гость. — Твой малец с завидной регулярностью вычищает квартиру. Столько техники загубил — хоть плачь.
— Наша кровь! — похвалил старший мужчина, показав в сдержанной улыбке ровные крепкие зубы. — И правильно делает. Дай ему пожить спокойно и не заглядывай в штаны каждую минуту. Он давно вырос.
— Ее мать с побережья.
— Мда... Удивил так удивил, — отозвался хозяин спустя минуту. — А Влашек-то каков! Оказывается, крутил интрижки по молодости. На ее происхождение можно закрыть глаза, если польза от союза перевесит недостатки. Радует, что девчонка пошла в папашу.
— Да, она висоратка. Потенциалы есть, но слабые. Вис-экспертиза в порядке, — заверил гость.
— А фамилия?
— Папена.
— Не помню таких. Из каторжных или из поздних?
— Среди уголовных нет. Всё прошерстили. Так что нужно искать по ссыльным.
— Первых поселенцев заставляли принудительно менять фамилии, а многие сменили и имена, — сказал седовласый. — Георгий видел эти списки. Жаль, участия не принимал.
Да, первый комендант побережья не забыл бы необычную фамилию, благо до сих пор находился в трезвом уме и прекрасной памяти, но в то время его перебросили на обустройство охранного периметра.
— Списки есть и хранятся в архиве Первого департамента, — пояснил гость и, насмотревшись в окно, устроился в кресле напротив хозяина. — Но Кузьма погладиться не дает и затаился из-за проверок, жук.
— Поспрашивай ненавязчиво его людишек. Может, кто-нибудь слышал.
— Знаю, — ответил раздраженно собеседник. — Уже приступили.
— Чем тебя Влашек не устраивает?
— Он из новых. Не люблю их.
— А сам-то из каких? — усмехнулся хозяин. — Забыл об инъекции?
— Наш род — не чета ему, — парировал гость самодовольно.
— Зато его жена с фамильным приданым. Хорошо бы раскопать настоящую фамилию девчонки. Заинтересовал ты меня. Я знавал многих из тех, кого ссылали. Среди них было немало достойных людей.
— Зачем? У меня своя игра. Без дочери Влашека.
— Потому что ты не знал о ней. Зачем Аксёнкина в расчет брал — не пойму. Ни рыба, ни мясо. За ним ничего нет, и никто не прикроет. А за Влашеком деньги и немалые.
— Деньги у финансистов.
— Пускай. А кто Рубле напевает в уши о круговороте денежных средств и об инвестициях? Так что будь гибче и уступи своим принципам. Сейчас Влашек в фаворе.
— Сейчас — да, — согласился гость, — а через три месяца? Не угодит и поедет на север зад морозить.
— Такие как Влашек не рухнут. Он за Рафикова всю работу тянул, так что опыт есть.
Собеседник хозяина скривился.
— Что еще не так? — спросил седовласый, наблюдая за ним с прищуром.
— Рубля меня тоже беспокоит. Чем-то ему приглянулась дочь Влашека. А тут Егор дорогу перебежал и все карты спутал. Неизвестно, как Рубля отреагирует на его прыть. Ясно, что не погладит по шерстке.
— Переживем. Не впервой. А Влашека можно взять за жабры. Что ни говори, а малец держит ухо востро, — заметил хозяин. — Обскакал всех и поймал жирную рыбку.
— Чтобы скакать да девок портить, особого ума не надо. Пусть покажет, на что годится, — заметил гость, отпив из бокала. — Поступит как мужчина — поговорим на равных. А если опять за ним придется расхлебывать — значит, недозрелый сопляк.
_________________________________________________
gelide candi*, гелиде канди (перевод с новолат.) — морозный сгусток
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник
18. Коготь Дьявола
Сумрак укрывает, окутывает мягкой шалью. Толстые стволы, обломанные сучковатые ветви, кроны шумят в поднебесье, переговариваясь с ветром. Пахнет сыростью и свежестью недавнего дождя. Капли дрожат на листьях, паутина сверкает бриллиантовой россыпью на отяжелевших нитях.
Страха больше нет. Здесь меня не обидят, по мне скучали. Лес принял давно и бесповоротно: обнял мощными еловыми лапами, спрятал в густом малиннике, запутал следы между молодых осин, трепещущих серебристыми листьями-монетками.
Хозяин удивлен. Он напрасно прождал и оттого разочарован. Он хочет удостовериться.
Лес впитывает его недоумение, злость, гнев, растерянность, радость.
— — -
Хозяин срывается с места, чтобы настигнуть и наказать за дерзость гостью, вновь посмевшую появиться в его владениях, но останавливается.
Самочка выглядывает из-за ближайшего дерева и осторожно переступает по упругому влажному мху, стараясь не шуметь. Она испугана, но ровно настолько, чтобы почуять интерес другого рода. И срывается на бег. Мелькает между деревьев, оборачивается, дразнит, завлекает. Бегунья не догадывается, что в их игре победит лишь один, но выигрыш достанется не ей.
Хозяин не выпустит самочку из своих владений. Он заслужил компенсацию, прождав впустую две бесконечных ночи. Умело уводя от границы, он гонит долгожданную гостью вглубь леса. Хозяин чувствует, что она утомлена. Ее кожа горяча, а сердце колотится быстрее стрекота встревоженной сороки. Шалунья готова повернуть назад и сдаться на его милость, но в какой-то миг неловко спотыкается, и лес отпускает её. Ненадолго.
Хозяин доволен. Он не сомневается, что самочка вернется.
* * *
Одежда душит, стягивает петлей. Жалкие тряпочки — содрать их, разорвать. Может, станет легче?
Не стало. Тело горит. Пылает. Жар идет изнутри.
Нечем дышать.
Кто это напротив? Темная фигура смотрит на меня узкими черными полосками в янтаре. Облизывает высохшие губы. Наклоняет голову и проводит рукой по шее, копируя мои движения.
Ноет каждая клеточка. Жажда терзает и ставит на колени, порабощая. Как унять её?
Есть цель, а средство — рядом. Его вдохи едва различимы и размеренны.
— Ммм... Эва... — бормочет он сонно. — Эва? — и дыхание учащается. — Да, Эва...
— Эва, твой телефон...
Какой телефон? Утренний сон в разгаре, еще спать и спать.
— Играет и не затыкается, — пробормотал Мэл, накрываясь с головой одеялом.
Ничего не слышу. Кое-как поднялась, накинула пижамную рубашку на голое тело и побрела в зал как лунатик. Где же аппарат? Не помню, куда положила — в сумку или в куртку.
Тихое треньканье напомнило, где вчера позабыли беднягу, а уже через минуту сонливость точно ветром сдуло.
— Мэл! — залетела я в спальню и ринулась на кровать. — Мэл, просыпайся!
Парень выбрался из-под одеяла и при этом выглядел так, будто ночью разгрузил целый состав, не меньше.
— Ну? — спросил с закрытыми глазами.
— Отец прислал сообщение! Назначает встречу... — посмотрела на запястье, — через час! Боже мой! — вскочила и заметалась, собирая раскиданную одежду.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
