Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ветерок шевельнул мне волосы на затылке. Или не было ветра?
‒ А теперь посчитайте сами: население города составляло около трёх миллионов. Мужчин ‒ половина. Из них вычтите детей и стариков, мобилизованных в кадровую армию и тех, кого просто не отпустили с заводов на фронт как незаменимых специалистов. Получается, что каждый третий мужчина ушёл добровольцем на защиту своего города. Вот так-то, детки... Каждый третий! Добровольцем! Готовый умереть! Вот что такое был мой Ленинград. ‒ Она с какой-то тоской и недоумением обернулась и посмотрела на город вдали, потом глуховато продолжила свой рассказ: ‒ Проблем было много. Даже не недостаток вооружения ‒ худо-бедно, но дивизии оснастили и пулемётами, и артиллерией, и связью, а острая нехватка кадровых командиров, знающих, как организовать ведение боевых действий. В среднем на полк приходилось по три кадровых офицера, их выгребали по сусекам. К примеру, командир моего стрелкового полка пришёл с должности командира дисбата округа. Хороший командир оказался, воевал с выдумкой, мог и сам, когда надо было, пойти в атаку. А после войны делал "Войска дяди Васи". Знаете, что это такое? ‒ улыбнулась она.
‒ Знаем, ‒ откликнулся я. ‒ Кто не знает, расскажу.
‒ Во-от... ‒ продолжила Светлана Николаевна. ‒ Дядя Вася ‒ это тот самый командир третьего полка первой дивизии народного ополчения Василий Филиппович Маргелов, первый командующий ВДВ. Было принято решение, ‒ возобновила она рассказ, ‒ формировать из добровольцев, тех, кого не могла принять по штату кадровая армия, дивизии народного ополчения. По мере формирования они отправлялись на фронт навстречу врагу. Всего в Ленинграде было сформировано десять дивизий народного ополчения. Это не считая отдельных более мелких частей ‒ например, было сформировано, преимущественно из спортсменов, несколько десятков отдельных разведывательно-диверсионных рот и батальонов, которые подолгу действовали в тылу врага. И все дивизии ‒ все! ‒ воевали беспримерно героически. Приведу ради примера свидетельства из донесений и дневников фашистских генералов. ‒ Она вытащила из кармана листок и зачитала: ‒ Командование пятидесятого армейского корпуса, наступавшего на гатчинском направлении, так характеризовало советские войска: "Многие воинские соединения то ли по убеждению, то ли под давлением комиссаров сражаются очень хорошо и сопротивляются до полного их уничтожения". А фашистский генерал Шмидт, командовавший тридцать девятым моторизованным корпусом, что воевал на южном побережье Ладожского озера, жаловался Гитлеру, что "большевистское сопротивление своей яростью и ожесточённостью намного превзошло самые большие ожидания". Другой генерал рапортовал в ставку, что "ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было". А вот запись из дневника ещё одного генерала: "Русские ‒ как фанатики. Они бьются за каждый метр земли. Нас прижимают к земле, не дают выпрямиться. Такого ада мы не видели в Европе"...
‒ А у нас что, не Европа? ‒ недоуменно подняла брови Аня. ‒ У них по географии что в школе было, у этих генералов?
‒ Для них мы были азиатскими варварами, подлежащими уничтожению, ‒ пояснила ветеран.
Вокруг раздалось недовольное хмыканье. Как-то незаметно расстояние между нами и старухой уменьшилось, а наш строй стал плотнее.
Она чуть задумалась, потом снова заговорила:
‒ Знаете, можно было бы рассказывать, какая дивизия, где и когда вела бои, но мы же говорим о людях? Я приведу несколько коротких примеров, в которых можно увидеть их отблеск. Вот, помню такой случай. Командир нашего полка на дороге, ведущей с фронта, встретил идущего в тыл бойца. "Что, струсил?" ‒ спросил он. "Никак нет, ‒ ответил боец. ‒ Шарнир на протезе разболтался, сейчас подтяну ‒ и назад"... А в третьей дивизии, что на Карельском перешейке воевала, почти весь разведбат дивизии составили из подросших у нас детей испанских коммунистов. Те вообще страха не знали. Знаете, как снайперов финских ловили? Работали двойками. Узнавали район, где снайпер вражеский сидит, один скрытно занимал позицию, а второй шёл "живцом", вызывая огонь на себя. Представляете, каково это ‒ выйти из укрытия и пойти по открытому участку, зная, что в тебя сейчас целится снайпер?! Вот так по очереди они этих кукушек и снимали. А ещё очень хорошо воевали отступившие к Лужскому рубежу батальоны рабочей гвардии Риги, Елгавы и других латвийских городов. До Лужского рубежа дошло около тысячи двухсот бойцов под командованием проректора сельскохозяйственной академии Карлиса Ульпса. Стояли насмерть, их остатки потом воевали на Ораниенбаумском пятачке. А весной сорок второго, уже когда фронт здесь стабилизировался, пришли добровольцы от спецпереселенцев, так тогда называли раскулаченных. Наш комдив сначала не хотел их брать на пункте пополнения, а уже через месяц приезжал туда и орал: "Мне раскулаченных, мне!" Тоже по-своему золотой фонд был, отступать не умели...
‒ Но, конечно, основную тяжесть боев приняли на себя ленинградцы. Интересно, что в дивизиях народного ополчения, составленных из рабочих заводов и интеллигенции города, долгое время, даже после преобразования их в кадровые части, бойцы и командиры обращались друг к другу по имени-отчеству, а в приказах фигурировали выражения "пожалуйста", "прошу вас", "не откажите".
‒ Василий Иванович, не откажите в любезности прикрыть наступление нашего левого фланга, ‒ негромко хихикнул Сёма.
На него тут же осуждающе зашикали.
‒ Да, именно так, ‒ спокойно кивнула старуха. ‒ Первые три дивизии народного ополчения, сформированные в основном из рабочих Кировского завода, Путиловской верфи, "Электросилы" и завода "Скороход", приняли удар врага на западных границах нашей области и, отступая, два месяца изматывали противника в кровопролитных боях. Потеряли по семьдесят ‒ восемьдесят процентов состава, попали в окружение и по две-три недели лесами выходили из них, с ранеными и артиллерией. А следующие дивизии встретили противника здесь, на Пулковском рубеже и подходах к нему. Бои шли такие, что земля была вся перепахана, как будто черт в свайку играл. Здесь всё нафаршировано металлом. И вот здесь у фашистов дристнула кишка! Вот именно здесь, где мы с вами стоим, ‒ она обвела вокруг руками, ‒ рабочие завода "Русский дизель", студенты и преподаватели университета, Политеха, Академии художеств и консерватории, учёные Академии наук остановили фашистов.
Мы огляделись, примериваясь, словно подбирая себе позиции на склоне. Она поняла:
‒ Молния два раза в одно место не бьёт... У вас будут другие испытания, другие герои... я так надеюсь. А именами некоторых из тех героев названы улицы нашего города. Вы должны их знать. Комиссаром нашего полка в сентябре был секретарь Выборгского райкома партии Смирнов. Он пал смертью храбрых здесь, в дни самых горячих сентябрьских боев, ведя сводную группу из свежего пополнения в контратаку для закрытия прорыва фашистов. Теперь его именем названа улица около Финляндского вокзала, та, на которой расположен Дом культуры "Выборгский". И там же, на Выборгской стороне, есть улица Феодосия Смолячкова. Этот восемнадцатилетний штукатур, только что окончивший училище, стал здесь снайпером. Погиб в январе сорок второго года, но до этого всего за пять месяцев успел уничтожить сто двадцать пять фашистских оккупантов, потратив при этом только сто двадцать шесть патронов. А вон там, ‒ она махнула рукой на северо-запад, ‒ идёт улица братьев Горкушенко. Один только что закончил десятый, а другой ‒ девятый класс, расчёт пулемёта... Представьте себя на их месте: небольшой окопчик на окраине капустного поля вдоль Ропшинского шоссе под дождливым сентябрьским небом и катящая на вас свежая механизированная дивизия немцев... Оба тяжело раненные вели бой в течение двух часов, уничтожив значительное число фашистов. Но не отступили!
‒ А я б тоже не отступил, ‒ набычившись, негромко проговорил покрасневший Пашка.
Я согласно качнул головой. Точно, этот не отступит...
Глава 12
Воскресенье 8 мая, день
Ленинградская область, станция "Сиверская"
Электричка выплюнула дачников на перрон и под затихающий перестук колёс сбежала в сторону Луги. Я приостановился у перил, пропуская груженный рюкзаками и корзинами людской поток. Пятнадцать чайных роз на длинных, почти метровых стеблях, результат сложной логистической операции, заставляли осторожничать.
"Толька вчера тётя Карина с куста срэзала, ‒ гордо сказал Ашот, вручая мне их на вокзале, и задорно пошевелил усами. ‒ Три недели стаять будут, мамай клянус!"
Принцип "за ваши деньги ‒ любой каприз" на Кузнечном рынке соблюдается неукоснительно. Доставка роз утром к электричке, кстати, пошла бонусом в счёт будущих отношений. Ашот высоко оценил как мою готовность платить, так и души прекрасные порывы.
И вот я заботливо баюкаю объёмный букет, укутанный во вчерашний выпуск "Ереванской правды", и озираюсь в поисках обещанной автобусной остановки. А, вот она, ошибиться невозможно ‒ суетящаяся толпа нервно переминающихся дачников, на глаз раза в четыре большая, чем может вместить автобус, чётко обозначила место ожидаемой посадки. Я озадаченно остановился ‒ шансов на сохранение цветов в предстоящей мясорубке немного. Идти пять километров?
‒ Дюха! ‒ Размахивая руками, ко мне вприпрыжку несутся две лёгкие девичьи фигурки.
Я прищурился, наслаждаясь зрелищем, затем быстро сорвал газету. Два шага навстречу ‒ и, глядя в милые глаза:
‒ С днём рождения, Томочка! Пусть этот день запомнится тебе праздником!
‒ О... ‒ зардевшись, протянула она и неуверенно приняла букет.
‒ О... ‒ Яся удивлена не меньше. ‒ Розы в мае? Ну, Дюх, ты даёшь... Пятнадцать! ‒ пискнула восторженно.
Тому чуть качнуло в мою сторону, но она тут же взяла себя в руки, некстати вспомнив о приличиях, и покосилась куда-то вбок.
‒ А я дядю уговорила тебя на машине встретить. ‒ И девчонки потянули меня через площадь к одиноко стоящей чёрной "Волге".
‒ Ого, ‒ присвистнул я. ‒ А кто у нас дядя?
Яся кинула на меня быстрый взгляд, а Тома чуть помялась, но с гордостью в голосе ответила:
‒ Секретарь нашего райкома. Третий.
Я присвистнул ещё раз:
‒ Идеология?
‒ Он хороший, ‒ горячо заступилась Тома. ‒ Пятнадцать лет на Кировском в цехе проработал. Руки ‒ золотые! Он до сих пор, когда там аврал, иногда выходит в ночную со своей бригадой!
Я кивнул. Интересно, но не однозначно. Мне лучше затеряться на заднем плане.
У "Волги", присев на передок, курил крепкий русоволосый мужик чуть за сорок, с жёстким, но располагающим к доверию слегка курносым лицом.
‒ Дядя Вадим! ‒ Тома, пританцовывая, горделиво тряхнула букетом.
‒ О... ‒ Он поднялся, поворачиваясь нам навстречу, щелчком откинул на обочину почти докуренную сигарету и протянул руку. Пожатие было ожидаемо крепким.
‒ Андрей, ‒ кивнул я, представляясь.
‒ Это ты знатно выступил, ‒ указал дядя подбородком на букет и, опускаясь за руль, поинтересовался: ‒ Родители так много получают?
Ну да, закономерно. Мажор в джинсах клеится к племяннице. Сейчас мне будут прилюдно подрезать крылья.
Я пропустил девушек на заднее сиденье, сел третьим и максимально нейтрально отрапортовал:
‒ Отец ‒ подполковник, мама ‒ библиотекарь. Родни в торговле и сфере обслуживания нет.
Он завёл мотор и, вырулив на дорогу, уточнил с иронией:
‒ Ага, значит, машину у булочной по утрам разгружаешь? Вагоны на овощебазе для тебя пока тяжеловаты.
‒ Дядя! ‒ Тома, словно защищая, накрыла мою ладонь.
Я обрадованно переплёл наши пальцы и улыбнулся:
‒ Можно и головой работать.
‒ Да? ‒ продолжил ехидничать родственник. ‒ Научишь?
Достал. Я так тоже могу.
‒ Да вы уже учёный. ‒ Я чуть наклонился и мягко провёл свободной ладонью по спинке переднего сиденья "Волги". ‒ Учёного учить ‒ только портить.
Он хмыкнул и, на удивление, промолчал.
‒ Суждены нам благие порывы, ‒ извиняясь за это бодание, негромко пробормотал я Томе, откинувшись назад. ‒ Да! Подарок-то я и забыл! С днём рождения! ‒ Достал из сумки здоровенный набор голландских фломастеров.
Дядя попытался углядеть подарок в зеркальце, но я, зловредно улыбнувшись, опустил его пониже.
Глаза Томы блаженно замерцали, и я понял, что, будь мы одни... Но мы были, к сожалению, не одни, и всё ограничилось благодарным поглаживанием по предплечью, а потом девушки восторженно защебетали, сравнивая цвета.
Машина, сбавив скорость, свернула в кое-как присыпанный гравием проулок, потряслась метров сто на ямках, миновала колодец и заехала в распахнутые ворота. Мы вышли, и я огляделся. Довольно большой участок, вокруг ‒ низенький хлипкий забор, по периметру ещё голые кусты малины и смородины, ближе к даче ‒ большой огород. Сам дом невелик: одноэтажный, деревянный, давно не крашенный, под высокой двускатной крышей с кирпичной трубой, небольшие низкие окна в мелкую расстекловку... Ничего необычного.
С веранды, пристально меня разглядывая, спускается стройная красивая женщина. Я с восхищением посмотрел на неё, на Тому, обратно на женщину и испытал острое сожаление по поводу отсутствия ещё одного букета. Остановил взгляд на Томе, безнадёжно махнул рукой и протянул:
‒ А, согласен...
Тома густо залилась краской и спряталась за букет. Её мама, а это однозначно была она, слишком велико сходство, звонко засмеялась:
‒ Томик, а ты не говорила, что он мелкий подхалим.
‒ Ну уж мелкий, ‒ делано обиделся я. ‒ К осени вытянусь.
‒ Раз согласен, ‒ усмехнулась мама, ‒ приезжай через две недели картошку сажать.
‒ Да запросто, ‒ согласился я, не задумываясь. ‒ Сейчас вот только проверю ещё, как в этом доме кормят.
Сзади гулко захохотал дядя Вадим.
Конечно, никакой вазы под стебли такого размера не нашлось, поэтому, чуть обрезав, розы разместили в оцинкованном ведре, в котором обычно держат колодезную воду, и поставили на невысокую этажерку. Яркое облако начавших распускаться бутонов парило, притягивая взгляды, чуть в стороне от стола.
Праздновали всей большой семьёй, аж в три поколения, дружно. Со стороны было всего трое. Яся, которая, как оказалось, сидела рядом с Томой на горшке ещё в яслях и участвовала во всех её днях рождениях за последние десять лет, и два новичка ‒ я и, как недовольно называла её бабушка, "Варька з Шепiтовки", которую зачем-то приволок с собой дядя Вадим. Из обрывков услышанных разговоров ‒ а эту тему, недовольно шипя, негромко обсуждали по углам ‒ я понял, что он уже пару лет шефствует над этой комсомольской активисткой и сейчас как раз удачно пропихнул её в обком комсомола.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |