Вера в себя почти умерла. Она корчилась в предсмертных судорогах рядом с остывшим телом надежды. Так бывает. Кому-то сверху, должно быть скучно, и он подбрасывает нам под ноги камни, гнусно хихикая над нашими падениями. Весело? Обхохочешься…

* * *

Она не могла не сказать. С одной стороны, это её вроде бы не касалось, с другой — она должна была сделать это. Но как же это неприятно… До репетиции она не решилась, теперь же, сидя в комнате отдыха, она затравленно смотрела на человека, которому должна причинить боль. Слова ранят…

— Ты уверена? — Янис вздохнул. Всё-таки Сабина действительно талантлива.

— Да. Я не вижу себя на сцене, — Хайруллина не хотела оправдываться, но её тон сам по себе был виноватым.

— Блин, засада, — Марек был расстроен больше продюсера. — Народу зашло же!

— Я не буду настаивать, — Адомайтис игнорировал вздохи подопечного. — Отработаешь несколько выступлений, как договаривались.

— Конечно.

— Саби, ты дура! — Новак насупился.

— Марек! — мужчина строго посмотрел на него.

— Янис, так правда же! Знал бы ты, из-за чего она сливается…

— Мы изначально не строили далеко идущих планов.

— Марь, я не могу, правда, — Сабина улыбнулась другу.

— О себе думай, Марек! У тебя впереди долгий путь. И если ты облажаешься, я тебя даже на подпевки к третьесортным девичьим группам не допущу.

— Знаю я, — Новак фыркнул. — Янис, я порву всех.

Адомайтис усмехнулся. Марек Новак был невероятно самоуверенным. Бесспорно, он один из самых талантливых исполнителей, с которыми ему приходилось когда-либо работать, но Европа, на которую они нацелились, не так проста. Многие пытались, но лишь единицы смогли.

— Янис Робертович? — Хайруллина будто на обрыве пропасти стояла.

— Да, Сабина?

— Я хотела сказать... — девушка замялась.

— Что такое?

— Женя, она…

— Не нужно. Я знаю. — Адомайтис отвернулся от подопечных. — У меня встреча, я поеду.

— Янис! — Марек окликнул мужчину.

— Всё в порядке. У меня нет времени на грусть. Это излишняя роскошь.

— Знаешь, — заговорил Новак, когда продюсер вышел, — я никогда не встречал таких, как он.

— Я так боялась, — казалось, Сабина до этого момента не дышала.

— Он в курсе.

— Откуда?

— Не знаю и не хочу знать. Но, наверное, теперь ему легче. Лучше так, чем надеяться. Сама должна понимать.

— Я тоже пойду. Может, успею на последние уроки, — Хайруллина поднялась с дивана, на котором сидела.

— Ты точно решила?

— Да, Марек.

— Мне правда жаль.

Каков её путь? Новак рождён для сцены и софитов, но не она. Записываться в студии, петь на репетициях — это тяжело, но даже весело, а вот сцена — это страх. Ей не нравилось внимание толпы. Она никогда не мечтала о славе и всеобщей любви — ей нужна любовь лишь одного человека. Человека, который причиняет ей боль и в то же время одаривает наивысшим счастьем.

Как ей вести себя после случившегося? Сделать вид, что ничего не произошло? Но сможет ли она? Сможет. Она слишком долго шла вперёд и не имеет права останавливаться сейчас.

— Привет, ты поздно, — Ваня улыбнулся ей и спрыгнул с подоконника, на который до этого забрался с ногами, игнорируя замечания учителей.

— Привет. Репетиция затянулась.

— У тебя это серьёзно, — Тихомиров лениво потянулся.

— Нет, всё почти закончилось. Где Егор?

— Вот так сразу? — Ваня усмехнулся. — В сортир пошёл.

— Отлично, тебя-то я ждала, — Яна подошла к ним и схватила Сабину за руку. — Поговорить нужно.

— Нам с тобой? Шутишь? — Хайруллина дёрнулась, но хватка у Казановой была поистине железной. — Отпусти.

— Ян, ты помягче давай, — Тихомиров вздохнул. Ох, уж эти девчонки.

— Вано, ни слова ему, понял? — Яна потащила за собой девушку.

Тяжело видеть боль близких. Очень тяжело. Янка Казанова по-своему любила Егора и устала смотреть, как он медленно и целенаправленно убивает самого себя. Мужская упёртость сродни глупости. Тупорылый баран! Ну почему Бог мужикам вместо мозга силу дал? Он рассказал ей о том, что произошло между ним и Сабиной. Ну не дебил ли? Если Хайруллина не перестанет из себя тень отца Гамлета изображать и не возьмёт ситуацию в свои руки, так и будут они ходить по кругу, косясь друг на друга и не решаясь приблизиться. Психбольница. И шли бы к чёртовой матери все, кто говорит, что нельзя вмешиваться в чужие отношения. Клала она на их мнение с высокой колокольни!

— Чего тебе? — Хайруллина исподлобья смотрела на неё, потирая запястье, на котором выступили красные пятна. Отлично, та, кого видеть меньше всего хочется, приволокла её в туалет. Типичная сцена из дешёвых американских мелодрам.

— Свали, — Казанова рыкнула на девчушку, моющую руки. Та мгновенно испарилась, оставив после себя лишь тяжёлый запах духов, принадлежавших скорее всего её матери. Ничего молодняк не умеет… — Поговорим?

— О чём? — Сабина села на исписанный подоконник.

— О Смирнове, как вариант.

— Будешь советовать не приближаться к нему? Поздновато ты с этим.

— Ты дура? — Яна села рядом с ней. — Сабин, я что, похожа на ту, кто из-за мужика разборки устраивать будет?

— Чего же ты хочешь тогда?

— Поведать тебе историю об одном мудаке, решившем, что у него есть право делать выбор за других.

И плевать было Казановой, как отреагирует Егор на то, что она рассказала всё. Сколько можно-то? Хайруллина имеет право знать. После того, как Смирнов пришёл к ней в совершенно неадекватном состоянии, нёс какую-то чушь и нервно смеялся, заставляя себя казаться весёлым, Яне сделалось тошно. Он пил практически всю ночь. Пару часов поспал, толком не проспавшись. Так нельзя. Так не должно быть. Он делает больно Сабине, считая, что спасает её тем самым, а потом грызёт себя изнутри за то, что сделал. Хайруллина сама должна решить, что будет дальше. Она или отступиться, или пойдёт за ним до конца. Но это только её выбор и ничей другой. И раз уж она влюбилась в идиота, значит, такова её судьба. Хотя... что такое судьба? Всё в наших руках.

— А если я не хочу слушать? — Сабина смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

— Хочешь. Просто тебе больно говорить о нём со мной. Но, знаешь, если ты сейчас уйдёшь, потом будешь сожалеть.

— Говори…

С каждым услышанным словом на душе становилась гаже. Почему он так поступает с ней? Почему не даёт даже шанса? Он совсем не верит в неё? Её дом там, где он. Так сложно понять это? Хотелось прямо сейчас найти Егора, дать ему по наглой роже и хорошенько встряхнуть — может, мозги на место встанут. Разве ей нужно выбирать? Ответ очевиден, только вот Смирнов не осознаёт этого. Он действительно считает, что она может отказаться от него? Что ж, он самый настоящий кретин.

Но довольно странно было услышать всё это от Яны. Не от кого-нибудь, а от неё… Будь она на её месте, поступила бы так? Вряд ли.

— Хайруллина, ты не подумай, что это от большой любви к тебе, — Казанова ловко соскочила с подоконника.

— Почему рассказала?

— Потому что.

— Не ответ.

— Какая разница? — Яна подошла к зеркалу, посмотрела в него и усмехнулась.

— Благодарности не жди.

— И не надеялась. Бывай. — Дверь туалета громко хлопнула, оставляя Сабину в одиночестве.

Мысли разом вцепились в неё, раздирая на части. Жадные, голодные, они безжалостно рвали её на куски. Глаза щипало. Больно. Больно и обидно. Но в глубине сердца разгорелся почти погасший огонёк надежды. Нет, надеяться необходимо… Надежда позволяет жить.

Как достучаться до него? Как объяснить ему? Поймёт или снова оттолкнёт? Чёрта с два!

Хайруллина умылась и вышла из туалета. Плевать, что уже половина урока прошла. Какая разница?! Она стояла под дверью кабинета, где занималась параллель, до самого звонка. Среди высыпавших на перемену старшеклассников Егора не было. Сабина вернулась к своему классу.

— Жива? — Тихомиров жевал какую-то булку, снова устроившись на подоконнике. Ну любовь у него была к ним! Только вот учителя любви его не понимали. И если дежурные классы к Вано Тихомирову подойти не решались, то педагоги буквально преследовали его.

— Почти.

— Думаю, она не выдержала и рассказала, да?

— Да. И меня злит, что услышала я это от неё, а не от Егора или даже от тебя.

— Он мой друг, Сабин. Даже если я не согласен с его решением, он всё-таки мой друг.

— А я кто?

— Не сравнивай. Я не из тех, кто с девочками дружит и ставит их вровень с парнями. Извини, — Ваня уставился в окно.

— Я не сравниваю. Обидно просто, Вань.

— Не считай Казанову плохой. Если бы она была такой, как о ней все думают, ни хрена бы тебе не сказала.

— Может, мне ещё поблагодарить её, а? — Хайруллина злилась. — А что, обогрела человека, которого я люблю. До земли ей поклониться?

— Не ори. Ты тоже в этом виновата. Ещё бы дольше ждала, он бы жениться успел.

— Ваня!

— Что? — парень спрыгнул с подоконника и вплотную подошёл к ней. — Под стать друг другу… Один решает, а вторая смиренно ждёт. Не понимаю. Жаль обоих, но, блин, я вас реально не понимаю. Если вы просрёте все, то лишь по своей вине.

— Не знаешь, где он? — Сабина смягчилась, ведь Тихомиров во многом был прав.

— Домой свалил. Он всю ночь пил у Янки. Она его еле в школу притащила.

— Да, она сказала, что он был у неё…

— Ревнуешь?

— Не знаю.

— Да не было ничего. Давно не было, расслабься.

Смешно было бы утверждать, что слова Вани успокоили её. Только вот нет смысла сейчас рвать на себе волосы. Нет времени на страдания. Хватит уже. Что было, то прошло. Важно то, что будет. И они вместе определят своё будущее. Она не отступит и не сдастся. Ни за что на свете! Слишком много было пройдено, чтобы отступить. Терять-то уже всё равно нечего.

— Знаешь, Вань, я, пожалуй, тоже пойду.

— Хайруллина, ты экзамены сдавать вообще собираешься?

— Конечно. Я сдам. Обязательно сдам. Пути назад уже нет.

Глава 35

не бечено

Костя несколько раз проходил мимо отдела кадров, не решаясь войти. Столкнувшись с Финогеновым, он сделал вид, что случайно здесь оказался. Столкнувшись с ним второй раз, мужественно выдержал гаденький смех друга. Сотрудники странно косились на него, расхаживающего туда-сюда по коридору с коробкой конфет в руках. Наверное, стоило как-то после работы подкараулить Эвелину? Ага, выскочить из-за угла, как маньяк какой-то… В очередной раз подойдя к двери, Кондратенко всё же решился постучать. Начальство бывает вежливым, да.

— Здравствуйте! — он улыбнулся как можно приветливее. В кабинете было три женщины, одна из которых посмотрела на него коротким взглядом, будто мазнула, и отвернулась к своему рабочему компьютеру. Две другие же с интересом уставились на незваного гостя.

— Какими судьбами, Константин Юрьевич?

— Ох, вот всегда ему эта тётка не нравилась. — Здравствуйте, Анфиса Петровна. Вот, принёс вам конфетки к чаю.

— Мило, мило, Константин Юрьевич, — начальница отдела растянула пухлые губы в улыбке. Скалящийся бульдог — зрелище то ещё.

— Ну, пойду я… — Костя вздохнул. Тупая была затея.

Однако в обеденный перерыв Эвелина сама пришла к нему. Она вошла в кабинет, тихо постучав и не дождавшись ответа.

— Здравствуйте ещё раз, Константин Юрьевич.

— Здравствуйте, — буркнул он под нос.

— Конфеты очень вкусные, спасибо, — она встала возле его стола. — Как вы себя чувствуете?

— Отлично. Я это, — Кондратенко почесал затылок, — поблагодарить хотел и извиниться.

— Всё в порядке.

— М… как дочка ваша?

— Хорошо. Привет вам передавала.

— И ей привет, — Костя замолчал. Говорить было неудобно и неловко.

— Я зашла удостовериться, что вы в порядке. Пойду.

— Угу.

Когда женщина вышла, Кондратенко едва головой о стол не стукнулся. Мычал как идиот, сказать толком ничего не мог. И это он-то?! Смех один.

Без стука в кабинет влетела Настя. Она вообще стала довольно бесцеремонной после их совместного проживания. Наглая липучка.

— Привет! Говорят, ты болел. Чего трубку не брал? Я уже ехать к тебе собиралась!

— Старикова, тебя стучать не учили?

— А нафиг? Я же знаю, что ты один тут.

— Насть, ну ты вообще…

Честно говоря, он очень скучал по ней. Раньше ему было вполне комфортно в тишине своего дома, но после того, как каждый угол впитал в себя смех Насти, та самая тишина стала убивать. Так тихо… как в склепе. Он даже подумывал завести какую-нибудь живность, но вовремя осознал, что несчастная тваринка просто помрёт от голода с таким забывчивым хозяином. Приводить в дом одноразовых баб не хотелось. Противно как-то. Серьёзные отношения? Невозможно. В груди совсем пусто. Ничего не трогает. Последний раз шевельнулось, когда он был с Татьяной, но это старая история, давно поросшая мхом.

— Ты влюбился, что ли? — Перовская задала вопрос как нельзя кстати. У Кости даже челюсть невольно вниз отъехала, потому что в ту самую секунду в его голове всплыл размытый образ маленькой чернявой девочки и её матери.

— Тебе в отпуск пора, — мужчина скрипнул зубами. — Порешь чушь всякую.

— А что, угадала? Ты ведь злишься, — Настя довольно скалилась.

— Мне тут история одна вспомнилась о подъезде…

— Ой, пойду я, — Перовская засуетилась. — Заеду к тебе на выходных.

— Ага, иди, лапушка, — Кондратенко довольно улыбнулся. Точно было что-то в подъезде, раз ехидина так занервничала. Интересно…

Но внезапно возникшие мысли об Эвелине ему совсем не понравились. Что это вообще было? Да он видел-то её пару раз! Измотанная, уставшая женщина. Привлекательная, конечно, но такая… побитая жизнью будто. Сколько же ей лет? Определённо она старше него. На сколько? Да какая разница?! Купит какую-нибудь куклу её дочке и забудет. Да, есть ещё добрые люди на земле, но это ничего не значит. Помогла — спасибо. Точка.