Король прикрыл глаза. Все-таки святоша выиграл. Пусть даже ушел за грань, но последнее слово осталось за ним, и теперь не проверишь, правда ли то, что он сказал Луису и Кристиану. Зато запутать все напоследок — да, это было в стиле инквизитора. В душе Фернандо была жалость, что брат убил Ксанте — столько возможностей и информации утеряно. А еще монарх честно признавался себе, что, как ни странно, на самом дне души было нежелание вообще убивать этого церковника. Достойный противник и учитель — ибо у кого же учиться, как не у сильных соперников? Но простить то, что тот сделал с мальчиком — никогда.

— В какой момент? — попытался спросить Фернандо, прижимая к себе Луиса, купаясь в его тепле и в который раз чувствуя радость и счастье от того, что нашли, успели.

— В какой момент — что?

— В какой момент передал привет, — ответил король. Мир постепенно терял реальность, видимо начали опять действовать настойки, но очень хотелось узнать ответ именно сейчас.

— Когда я говорил с ним в последний раз, — не моргнув глазом, ответил Кристиан.

— Кристиан, — Фернандо произносимые слова казались уже какими-то размытыми. — Не считай меня за идиота. Я жду.

Легрэ опустил глаза, набрал в грудь побольше воздуха и выдохну одной свистящей фразой:

— Когда я дал ему яд.

Король улыбнулся, проваливая в забытье. Проклятый инквизитор... Переиграл...

Герцог замер. Мир покачнулся... признание барона выбило из-под ног почву. В глазах потемнело. И кажется, вокруг не стало воздуха. Дышать сильвурсонни просто не мог. И не дышал. Даже не задыхался... он слышал лишь стук сердца, да и то откуда-то издалека.

— Луис... — Кристиан не знал за кого хвататься: то ли за Фернандо, то ли за бледного точно смерть герцога. — Луис... не молчи. Скажи хоть что-нибудь.

Герцог не отвечал. Он ничего не видел и не слышал. Умер отец. Его отец... он умер... Юноша наконец захлебнулся в слезах и упал на подушки с рыданиями.

Кристиан кинулся к брату, не в силах видеть горе Луиса. Как ему объяснить, что так было нужно, необходимо. Как сказать, что он сделал это ради них, ради их любви. Легрэ не знал. Он метался между двумя любимыми, а потом вдруг замер.

— Лекаря. Позовите лекаря! — приказал он страже. Мэтр Рамон не заставил себя долго ждать, но пока он осматривал короля, Кристиан взял со стола настойку снотворного. Он подошел к юноше и перевернул его на спину, заставив посмотреть на себя. — Так было нужно, — четко и раздельно проговорил он. — Я убил его, потому что так было нужно, Луис.

Юноша отрицательно покачал головой.

— Тебе? Кому? Зачем? — слезы текли ручьями.

— Не мне, — ответил Легрэ. — Я не хотел его убивать, но мы оба понимали, что пока он жив ты никогда не станешь свободным по-настоящему. Я сделал это прежде всего ради тебя самого, Луис... Потом ради Фернандо и уже после, ради себя... Посмотри на меня...

Герцог поднял лицо, но через слезы ничего не видел. Кристиан говорил правду, но большего горя пока у юноши не случалось. Много лет назад Ксанте спас его, сделал его человеком, а не бродяжкой.

— Это только мое горе, — пробормотал Сильвурсонни. — Я пойду к нему.

— Вот как. — Кристиан укоризненно покачал головой и медленно разжал пальцы на плечах юноши. — Хорошо... Иди. Алонсо тебя проводит.

— Кристиан, только не сейчас, — умоляюще задрожал Луис. — Он же мой отец.

— Я знаю, — ответил Легрэ, переводя взгляд на мэтра Раймонда. — Я знал это, когда... Его смерть не принесла мне ни удовольствия, ни радости, и поверь, я думал о том, что, возможно, ты меня не простишь. Да это и не важно на самом деле, и не надо. Пусть твое горе останется твоим, а мое преступление только моим. Я не стану ни о чем жалеть.

Луис промолчал. Он очень любил Кристиана. Но... он его сейчас и ненавидел за то, что тот освободил, не кто-то другой — самый близкий ему...

— Я сейчас не могу, — Луис вскочил и вылетел из шатра.

Алонсо заглянул, вопросительно уставился на Легрэ. Кристиан молча кивнул и тот, все поняв без слов, ушел следом за герцогом. Лекарь тоже не задержался — у него выдалась напряженная неделя и необходимо снова было готовить новые отвары. Кристиан остался в одиночестве, рядом с братом. В груди у Легрэ все жгло и слезы злости щипали глаза, злости на обстоятельства, и складывалось впечатление, что мир медленно сходит с ума, не в силах больше выносить его грешную, грязную, но безумно любящую душу. Сейчас он ненавидел себя за эту слабость так сильно, что кулаки сжимались до боли, а полумрак шатра темнел перед глазами.

— Я не пожалею, — прошептал Легрэ кому-то, кто, казалось, стоит невидим прямо перед ним и ухмыляется его боли. — Я не пожалею, — упрямо повторил Кристиан, лег рядом с братом и, уткнувшись лицом ему в шею, закрыл глаза. Нужно было чувствовать тепло Фернандо сейчас, слушать его дыхание, чтобы не сломаться и выстоять в страшной битве с самим собой. Усталый разум провалился в тревожную дрему, не приносящую облегчения.

В это время Луис уже дошел до шатра, где еще лежал его отец. Он вошел туда и остановился, не в силах видеть мертвенно бледное лицо лежащего ничком человека. Тот был дорог ему даже тогда, когда совершал жестокости.

И теперь он ушел. И с ним страх. Бесконечный страх наказания. Огромный подарок сделал Ксанте Луису перед смертью. Герцог был уверен, что именно Легрэ вытребовал эту бумагу. Но если бы отец не желал, то никогда бы не сделал подобного шага. Инквизитор простил. А еще... юноша подошел к телу и присел рядом — он любил. Да, Ксанте любил его особенной отеческой любовью. И теперь его нет...

Около получаса прошло, прежде чем сознание вернулось, а слезы иссякли. Луис теперь придвинулся к тюкам и обнимал инквизитора, а в его потемневших глаза томилась гроза. Но она погасла, сменившись полной апатией. Нужно было похоронить Ксанте, и Луис собирался сделать это сам.

Кристиан нашел герцога на опушке. Рассвет только-только занимался, окрасив горизонт в желто-персиковые тона, кроны высоких ясеней мерно покачивались на ветру и птицы уже щебетали, укрываясь в их листве от чужих глаз. А Луис сидел у свежей могилы, почти не двигаясь — его печальный образ снова вызывал в Легрэ бурю непонимания, но барон просто тихо подошел и укрыл плечи герцога теплым плащом.

— Пойдем, — тихо сказал он. — Фернандо спрашивал о тебе.

Луис отозвался не сразу и поднялся, чуть пошатываясь. Ясность в голове отсутствовала, казалось, что именно здесь сон и сморил, но было ли пробуждение.

— Пойдем, — кивнул герцог. — Я должен помогать Фернандо. Ему нужна поддержка.

Кристиан кивнул, и они вернулись к королю более не обмолвившись ни словом.

Тот действительно их ждал и очень беспокоился о мальчике. Состояние Луиса внушало опасения и сразу после освобождения, а уж теперь и подавно. Тем более что и Легрэ кое-что рассказал. Мэтр Рамонд велел пока не вставать, и хотя монарх и не понимал почему, был вынужден подчиниться — знающий его лекарь что-то подмешивал в лекарства, чтобы Фернандо чувствовал слабость в теле. Было сказано, что это из-за переутомления, правда, король подозревал, что это не совсем так. Монарху было клятвенно обещано, что через день он встанет на ноги, что несколько примиряло с действительностью.

Полог шатра был открыт, чтобы дать доступ воздуху и солнцу, но Кристиана с Луисом король увидел только когда они уже почти вошли. Фернандо приподнялся на локте, внимательно вглядываясь в мальчика. Устал, вымотан, испачкан. Видно, что руки вымазаны в земле, да и под обломанными ногтями она же. Даже на лбу след — видимо, вытирал пот грязной рукой.

— Луис, — тихо позвал любимого. — Иди ко мне.

Юноша хотел броситься к королю, но потом рассеянно себя оглядел и сперва умылся из ближайшего котла, а только потом присел рядом с Фернандо и взял его за руку, как и день назад. Он как таковое не выказывал скорби, но выглядел осунувшимся еще сильнее.

— Как ты? — взгляд лаской прошел по лицу Фернандо, а потом перешел на Кристиана. Любимые... что бы не сделали... Но боль... она не уходит.

Легрэ опустил глаза, оставшись стоять возле входа. Кристиан был поразительно спокоен, словно бы вообще ничего не произошло.

— Это я должен был спросить. Опередил, — улыбнулся король мальчику, все-таки поднимаясь и усаживаясь, несмотря на дрожь в руках. Лежать было невозможно. Притянуть бы сейчас Луиса поближе и обнять — но тогда он точно упадут. Проклятая слабость... Раздражение на обстоятельства пробивалось ростком сквозь все чувства, но пока не показывалось наружу. И Фернандо просто погладил мальчика по щеке. — Больно?

— Я переживу. — Сильвурсонни подтянул несколько подушек и уложил короля получше, так, чтобы он не напрягался. — Вы здесь. Я никого не виню. Вы для меня... Кристиан, — позвал герцог, — ты сделал все правильно...

Легрэ слабо усмехнулся, почти не веря.

— Бред какой-то, — сказал он сам себе, утирая небритое лицо руками, потом со вздохом подошел к котлу с водой и умылся. Легрэ не понимал, что с ним самим происходит — ему хотелось смеяться, и в то же время, помня горе Луиса, он не смел. Ощущение реальности пропало напрочь. Кристиан утер лицо и руки полотенцем, разглядывая Луиса внимательным выжидающим взглядом. — Я лишнего тебе наговорил вчера... Прости.

— Я сейчас так плохо соображаю... Вы не сердитесь... Я... — Луис прижался к Фернандо и замолчал, желая помолчать еще немного.

— Я и не думал. — Кристиан вздохнул и сел рядом с любимыми. — Иди ко мне. — Он притянул мальчика к себе и, приподняв пальцами его лицо за подбородок, осторожно поцеловал в губы.

Тот даже не сопротивлялся, покорно отвечая, а потом и вовсе обвил шею Кристиана, выдавая свое желание и слабость перед его напором. Любовь стучала в висках, и Луис даже не собирался больше отрицать, что всегда любил мужчин.

Фернандо наблюдал за мальчиком и братом. Сердце ела тихая зависть, и это было странно — никогда прежде такого не было. И в тоже время опускалось спокойствие и осознание, сколь много дало Луису это похищение. Как минимум — взросление. Как максимум — принятие себя. То, к чему его вел король долгие полтора года. Или всего лишь полтора года.

В объятиях любимых сплелись темная и светлая красота и страсть — и это было красиво. Монарх лежал и любовался игрой света, игрой губ, игрой ласк.

Руки Кристиана страстно усилили объятия, сжимая юношу в жадных тисках, а потом совершенно неожиданно отпустили. Легрэ взглянул в глаза мальчика.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, — Луис словно пробудился от долгого сна. Оказалось, что смерть Ксанте и освободила его, и позволила иначе смотреть на себя со стороны. Раньше он никогда не признался бы себе в очевидном, хоть и произносил уже подобные слова. Но теперь... — Я люблю вас обоих.

— Это хорошо, — еле слышно выдохнул Фернандо. — Хорошо, милый.

Кусочки мозаики мира вставали на свои места. Теперь нужно успеть найти бастарда Кристиана и подготовиться к встрече Ярла. Хорошая встреча будет — как раз пора договориться о совместных действиях против франков, а то зарвались что-то. Затевать игру с внебрачным ребенком. Хотя, конечно, задумка явно церковников — так легко будет потом переставить пешечки. Кусочек Вестготии франкам, кусочек северянам — и два подвластных церкви государства, которые легко можно объединить, плюс обескровленные останки Вестготского королевства, которые явно захотят прибрать к рукам арабы, какие бы сейчас договоренности не были. Не получится. Встать бы.

Кристиан облегченно вздохнул и мысленно послал Ксанте в ад. Потом Легрэ обнял любимых.

— Ну что, теперь мы можем поехать домой?

* * *

Легрэ гнал коня во весь опор, не жалея, навстречу отряду гвардейцев, сопровождающему арестантов. Летний ветерок путал волосы и напоминал дни бестолковой юности. Едва он увидел вдали вереницу лошадей и людей, что приближалась к столице, сердце в его груди сжалось. Теперь все должно было решиться. Кристиан подумал, что восьмилетнему мальчику должно быть очень страшно одному в арестантской карете, ведь Олафа по просьбе Легрэ везли в другой. Остальные братья бежали и теперь скрывались от гнева короля как заговорщики.

Кристиан пришпорил коня, направив его легкий бег навстречу отряду и стараясь не думать о плохом. Ему и самому было страшно.

Когда он вошел в дверь кареты, то поначалу ничего не увидел. До того тут было темно и холодно в жаркий летний день

Ребенок глянул, прикрываясь рукой, и боялся даже поднять голову. За последние недели произошло столько, что остался только страх и ожидание смерти. Маленький звереныш забился в самый дальний угол и готов был броситься на огромного мужчину, чтобы вцепиться тому в руку или даже ногу, если повезет.

Легрэ вошел внутрь и после того, как дверь за ним закрылась, карета двинулась дальше. Колеса тяжело повернулись в грязи, снаружи раздался голос гвардейца, отдавшего приказ двигаться дальше.

Глаза Легрэ тяжело привыкали к темноте, но он смог разглядеть силуэт мальчика.

— Ты знаешь, почему ты здесь, — спросил он спокойно.

— Если вы подойдете, я ... вас укушу, — предупредил мальчик, сверкая злобно глазами.

— Я не обижу тебя, — сказал Кристиан. — Мое имя Кристиан Легрэ.

— Не подходите, — почти рыкнул мальчик и еще плотнее вжался в угол. — Что вам нужно от меня?

— У меня не было времени встретить тебя, — терпеливо продолжил Кристиан. — Обстоятельства такие. Олаф Легрэ твой дядя, верно?

— Да, — мальчик надулся и теперь стал еще мрачнее. Он вцепился в пальцами в кованую полосу железа, которой была обита изнутри карета и еще внимательнее смотрел на непонятного собеседника.

Легрэ невыносимо хотелось погладить его по волосам, убедиться, что все ложь и отпустить на все четыре стороны.

— Я слышал, что ты мой сын.

— Я не ваш сын, и вообще, я вас не знаю, — щенок еще больше ощерился, готовый защищаться.

— Тогда чей? — поинтересовался Кристиан с улыбкой. — Барона Моунт?

— Я не знаю, — мальчишка рыкнул. — Я есть хочу, — добавил он недовольно. — Отстаньте от мня.

— Понятно. — Легрэ кликнул гвардейца и приказал принести еды, сказав, что оторвет в следующий раз голову, если мальчика не будут нормально кормить. Когда им подали съестного в корзине, Кристиан разложил яства на сидении и сказал: — Ешь. Не стесняйся.

Тот сразу потянул кусок хлеба и стал жадно его уплетать, зыркая то и дело на непонятного человека. Он держался настороженно и очень испуганно, потому что совсем не понимал, что от него хотят и боялся, что его убьют.

— Да, втянул тебя в историю мой братец, — вздохнул Легрэ, внимательно наблюдая за мальчиком, подмечая привычки, пытаясь разглядеть свои черты. Темноволосый, худенький и угловатый волчонок, вот кого напоминал этот мальчишка Кристиану, и глаза карие, как у Фернандо. Легрэ подал мальчику родниковой воды в мехе, вдруг понимая, что если это и правда его сын, то... — Не ешь всухомятку. Это вредно говорят. Ты любишь сказки?