Хотя юбка, которую я носила тогда, была всё-таки подлиннее.
А, какая разница... если Лод меня и любит, то явно не за сногсшибательную внешность. Значит, вряд ли плачевное зрелище меня в платье что-то поменяет.
Позаимствовав гребень колдуна, я провела им по волосам. Не глядя в зеркало, дабы не огорчаться. И к тому времени, когда вернулась в лабораторию, Лод тоже успел переоблачиться: снял мантию, накинув прямо поверх рубашки жемчужно-серый плащ. Второй плащ — синий, явно предназначенный для меня — был наброшен на спинку кресла.
— Я сказал Алье, что мне нужен отдых. Чтобы никто не искал, — колдун посмотрел на меня, и в прищуре его глаз вспыхнули странные искорки. — Так-то лучше. Только одна маленькая проблема...
— Очки? — нервно спросила я. — Как я понимаю, в Риджии такого не носят.
Не сказать, чтобы одобрение, которым меня наградил его тягучий взгляд, успокаивало. Скорее заставляло лихорадочно искать подвох: не могло же ему действительно понравиться то, что он увидел.
Не могло же?..
— Да. — Лод подошёл ближе. Дотронувшись до одной из пластиковых дужек, пальцами другой руки вычертил руны. — Это поможет.
Я не поняла, что он сделал. Для меня ничего не изменилось. И лишь сняв очки, увидела, что шоколадная оправа обратилась стеклом; даже не стеклом — сгущённым воздухом, переливающимся хамелеоном.
— Чары временные, — добавил колдун. — Потом они вернут свой цвет.
— Но их всё равно будет видно, — возразила я, вернув очки на нос.
— Под этим — нет.
Сначала я подумала, что Лод достал из пустоты полупрозрачный шёлковый шарф, лёгкий, как аквамариновый туман. Но когда его набросили на мою макушку, так, чтобы закрыть лицо, поняла — вуаль. Ткань скользнула по коже мягко, словно лепесток, и мир окутала синеватая дымка.
Следом мне на голову, бережно обняв лоб, надёжно прижав вуаль к волосам, лёг серебряный венец.
— Знать в Солирдаг часто скрывает лица. Это не вызовет подозрений.
Лод поправил вуаль, спустившуюся до губ, и кончики его пальцев скользнули по подбородку — но трудно было понять, погладили или задели случайно. Укрыл мои плечи синим бархатом плаща, спустившимся до пят. Защёлкнув серебряную пряжку, выправил волосы, попавшие под тяжёлую ткань.
А я просто стояла. Молча, неподвижно. Не зная, что делать, чувствуя себя куклой, которую любовно наряжают в новое платье.
Странное ощущение. Но не сказать, чтобы неприятное.
Скорее волнующее.
— Всё. Идём.
— Сейчас, только сапоги...
— Никаких сапог. Оставайся в туфлях. Нечего вечно прятать то, что прятать не стоит, — он взглянул на меня сурово. — Да, и ещё одно. Давай сюда кольцо.
На миг мне захотелось побежать обратно и всё-таки заглянуть в зеркало. Чтобы понять, действительно ли всё не так плохо — или Лод просто окончательно сошёл с ума.
Но вместо этого я лишь стянула серебряный ободок с пальца и протянула колдуну, чтобы тот подвесил его на кожаный шнурок.
— Без кольца, конечно, никуда, но иногда действительно хочется побыть наедине с собой. Или с кем-то ещё, — связав концы шнурка узлом, он набросил его мне на шею. — Заправь под платье.
Я снова подчинилась. Только сейчас заметив, что на руке Лода тоже нет кольца.
Значит, мы и правда будем одни...
А потом нас укрыло прозрачное марево чар невидимости.
— Только не говори, что это будет тайный побег, — почти простонала я.
— Боюсь, именно он. Не все отнесутся к моей отлучке с пониманием, — невидимые пальцы сжали мою ладонь. — Но разве так не веселее?
Когда меня потянули к лестнице, я в который уже раз подумала, что это всё-таки форменное безумие.
Да только с тем, что весёлое, поспорить не могла.
Фаник и Восхт так и сидели в саду, на прежнем месте. Когда мы проходили неподалёку, принц обернулся — видимо, услышав наши шаги: Лод не счёл нужным тратить силы на то, чтобы скрывать и их. Никого не увидев, нахмурился.
Нет, чары невидимости определённо пришлись кстати. Представляю, как бы вытянулись лица этих двоих, если б сейчас они увидели нас.
Проскользнув за дворцовые ворота, Лод обнял меня, и голову вскружила привычная карусель телепорта. Я даже не успела отойти от перемещения, понять, что произошло, а колдун — видимый, как и я — уже тянул меня из тёмного проулка между домами.
На людную, широкую, ярко освещённую улицу Айвентирри.
Я видела уютный Тьядри, волшебный Солэн, завораживавший Мьёркт. Но Айвентирри... белые дома, словно присыпанные сахарной пудрой, черепичные крыши, укравшие цвет у безмятежного летнего неба. Зелёные лозы, оплетающие стены и кованые перила балкончиков, раскрашенные тёплой охрой наступающей осени. Море цветов, яркими звёздами сиявших на балконах, на витражных уличных фонарях, на деревьях — пробившихся сквозь светлую брусчатку, трепетавших листвой под тёплым дыханием ветра. Гирлянды шёлковых флажков, сплетавшиеся над головами пёстрой сетью.
Город-сказка. Очаровывавший, касавшийся тебя тонкими руками-улицами, манивший, завлекавший. И мы поддавались ему: шли, слившись с толпой в шелках и дешёвых тканях, в масках и с открытыми лицами, в плащах и вуалях. Многие зачем-то несли в руках игрушечных птиц — маленьких, из бумаги, соломы или ткани. Должно быть, часть праздничного ритуала.
Я встречала взгляды, исполненные веселья, и взгляды, в которых сквозила печаль — ведь все знали, что завтра начнётся война, и многие мужчины уйдут, чтобы не вернуться. Но у них тоже была эта ночь, ночь улыбок и смеха, света и сладости: последняя ночь, когда нечего было бояться.
Никому не хотелось её терять.
Мы неторопливо шли мимо вывесок, таверн и винных погребов. Притормозили напротив прилавка с едой — и отправились дальше, закусывая круглыми булочками на палочке, медовыми и нежными. В другом месте обзавелись бутылью терпкого напитка со вкусом и ароматом розы; я не знала, откуда Лод взял деньги светлых, да и не хотела знать. Слушали игру музыкантов, вплетавших в шум разговоров и смеха изысканные голоса флейт, и любовались грациозными па танцоров. Смотрели на жонглёров, перебрасывавших друг другу горящие факелы, и циркачей, плясавших на канатах, которые висели в воздухе. Поднимали взгляд, чтобы увидеть фейерверки, распускавшие в бездне тёмного неба огненные астры, и воздух веял дымом, духами и цветочным мёдом.
Потом достигли площади, озарённой светом костров, вздымавших золотые лепестки сполохов к бледной луне. Здесь тоже играли музыканты — и, окружённые широким кругом зрителей, танцевали те, кто хотел танцевать.
— Пойдём, — Лод потянул меня за пределы круга.
Очарование ночи мигом исчезло. В душу, согретую теплом эйфории, словно плеснули холодной водой.
Я никогда не танцевала. Никогда в жизни. К тому же балу медалистов пробовала учиться, вместе с Сашкой — но, в первый же вечер оттоптав ему все ноги, чуть не сгорев со стыда, поняла: больше позориться не хочу.
— Нет, — я застыла, где стояла, впервые за вечер не поддаваясь.
Лод шагнул обратно. Встал вплотную ко мне, почти обнимая.
— Не бойся, — шепнули мне на ухо. — Это не приём во дворце, здесь знание церемониальных танцев не нужно.
— Я... плохо танцую. Вообще не умею танцевать, — мой ответный шёпот был почти яростным. — Не надо, Лод!
— Если девушка плохо танцует в паре, виноват мужчина, — он обезоруживающе улыбнулся. — Доверься мне. Не понравится, уйдём. Хорошо?
И всё-таки вытащил из круга. Привлёк к себе: одна рука сжимает мои пальцы, другая обвивает талию.
— Свободную руку за спину. Вот так, — Лод прислушался к переливам флейтам, звеневшим в медленном ритме. — А теперь... иди за мной.
Первые шаги я пыталась делать сама. Угадать направление, в котором меня поведут. И, конечно, тут же ощутила под мягкой подошвой туфли чужую ногу.
Чёрт! Сейчас светлые ещё заподозрят что-то — одета, как знатная девушка, а танцевать...
— Не думай о том, что делаешь. Просто иди за мной.
— Лод, может, всё-таки...
— Просто. Иди. За мной.
Его взгляд плавил мой страх тёплой улыбкой, растворял его без следа... и тут я наконец поняла, что от меня требуется.
И, закрыв глаза, отпустила контроль.
Расслабиться. Не сковывать тело. Не думать о ногах, о шагах, о том, что творится вокруг, о светлых, тёмных и войне: ни о чём. Просто чувствовать свою ладонь в его ладони, став единым с музыкой, светом и воздухом. Просто следовать за ним — так же, как следовала уже много раз. Просто позволить ему вести, просто снова ощутить себя его куклой, пока всё в этом мире исчезает бесследно.
Мы скользили в тихих размеренных кружевах танца за миг до гибели, за шаг до расставания, на краю пропасти... но мы с самого начала танцевали на краю. Сперва танго, танец соперников, сейчас — вальс, танец силы и покорности.
А завтра настанет время для другого танца. Танца друзей, танца равных. Потому что, хочет он того или нет — я помогу ему свести партию со светлыми к ничьей.
Даже если потом уйду.
Но завтра, всё это будет завтра... а сейчас я просто шла за тем, кого люблю; и когда последние ноты певучей баллады растаяли в искрах костров, уступив место задору барабанов и колокольчиков, сама не заметила, как Лод увлёк меня в общий хоровод.
А потом, хохоча вместе с ним, подхватив его под руку, кружилась стремительно до опьянения, вконец теряясь в этой пленительной, самозабвенной и солнечной ночи.
* * *
— Потрясающе! Тебе удалась проекция! — обескураженный Кроук смотрел, как рыжеволосый женский силуэт растворяется в воздухе. — Обычно этому учатся годами!
— Ещё б не удалась, — Машка пренебрежительно фыркнула. — А покажешь мне то проклятие, ну, которое никак не вылечить?
— Завтра, — Кроук решительно захлопнул книгу заклинаний. — На сегодня с тебя хватит.
— Лады.
Она зевнула. Да, хорош грызть гранит науки, а то правда устала: днём-то ещё на празднике отжигала... тьфу, опять этот самец похотливый пожирает взглядом её грудь? Что за платье ни надень, так сразу все домогаться начинают, как проститутку какую! Подумаешь, без корсета и с обнажёнными плечами. И со шнуровкой спереди. И с низким декольте. И с вырезами до бедра на юбке. Не кольчужные ж стринги и бронелифчик, в конце концов!
— Хорош пялиться! — Машка воинственно сузила глаза. — Вали отсюда, извращенец!
— Я... — Кроук растерянно посмотрел на неё, — что?
— А то! Не для тебя моя ягодка росла! — она горделиво подбоченилась. — Я тебе сто раз говорила, мы друзья, и точка!
— Мэрис, я...
— Топай уже!
Тяжело вздохнув, Кроук поднялся из-за стола. Пробормотал что-то про неимоверный потенциал и настолько же дурной характер — и, стукнув дверью, покинул дом Фрайндина.
Машка негодующе смотрела ему вслед. Дурной характер?! Вот гад! Хотя ладно, она уже привыкла: если парням с порога не даёшь, так сразу в стервы записывают. Пусть обзывается, если хочет. Ей до лампочки.
Ну да, выглядит Кроук офигенски, ничего не скажешь. Жгучий брюнет, глазища чёрные, фэйс и тело — Аполлон Бельведерский. Красавчик, короче. Ещё и маг клёвый. Понятно, почему принцесса с ним спала. Наверное, привык, что девушки сами штабелями складываются... только в неё, Машку, втюрился сразу, как увидел. Стопудово. А с чего б ещё ему так настойчиво предлагать ей занятия магией? Магией, щаааас прям! Знает она, чем он там в самом деле хочет заниматься! Вот и приходится всё время носом тыкать, чтоб знал своё место и действительно заклинашки показывал. А не то б она мявкнуть не успела, как её бы на этот самый стол завалили.
Хотя, если б не Фрайн, она бы, может, даже не против была...
Она вспомнила о Фрайне — и, гневно выпрямив палец, прицельным плевком огня испепелила соломенную птичку, лежавшую на подоконнике. Опомнившись, тут же затушила пригоршней воды, которую призвала из кувшина.
Фрайн, Фрайн... это ж надо быть таким безмозглым! Тёмные чуть его вокруг пальца не обвели. Тёмные! Она вот сразу догадалась, зачем они тогда к нему домой припёрлись! А Фрайн ещё выклянчил тогда обещание никому не рассказывать: говорил, брательник-король убьёт, если узнает, заподозрит в сговоре с дроу... как детсадовец, блин.
Ладно, в итоге Фрайн таки понял, что тёмные его просто использовали. Или сделал вид, что понял... а, один фиг. Главное, из темницы выпустили и допрашивать не стали. Он как проснулся, сам сразу понёс весь этот бред: мол, это не тёмные эльфийскую королеву траванули, а сами эльфы, и тёмные тут ни причём, и вообще они белые, пушистые и войны не хотят! Как подменили. Естественно, его никто и слушать не стал. Машка боялась, что его казнить или пытать прикажут, но нет, не приказали — король эльфийский ему просто популярно объяснил, что к чему. Слишком ценил последнего оставшегося родственничка. Фрайн говорил, что он и других своих родственничков любит, да только те ему выбора не оставили...
Конечно, тёмным хотелось Фрайна захапать, в свои шпионы подрядить! Странно, как он сам этого не понимал. А в итоге Машка чуть его не потеряла. И всё из-за кого?
Когда ж эта чушка очкастая уже окочурится...
Машка недовольно постучала по столешнице блестящим ноготком. В который раз за эти дни достала мелок и зеркало, лежавшие в ящике стола — и принялась расчерчивать на светлом дереве рунную гексаграмму. Почти ни на что не надеясь, но вдруг? Должны же эти сволочи выбираться из-под гор хоть иногда.
Она привыкла получать всё самое лучшее. С детства. Предки потакали любым её капризам, мчались исполнять любое желание. День рождения в Диснейленде? Не вопрос. Новый смартфон, ультрабук, планшет? Хоть два. Мерс-кабриолет? Пожалуйста. Девчонки с первого класса выбрали её в негласные лидеры, крутые парни позволяли вертеть собой, как угодно. И, ясен пень, она заслуживала того, чтобы самый клёвый мальчик на курсе достался ей! Потому и выбрала Сашку. Ведь это было ужасно несправедливо: что его отхватила себе какая-то тощая стерва.
Машка не особо хотела поступать на ВМК, но это было одной из немногих вещей, на которых родичи категорически настаивали. Ладно уж, так и быть — за всё, что они ей хорошего сделали... зато потом батя пристроит в свою фирму, и о работе можно будет не париться. А игрушки и компы ей всегда нравились, да и ковыряться в коде...
Расчертив три пересекающихся треугольника, она раскрыла книгу заклинаний. Сверяясь с тамошней инструкцией, принялась заполнять гексаграмму рунными цепочками.
Ещё одна причина, по которой её так бесила Белоснежка — высокомерие. Нашёлся гений, всеобщая любимица! Унылый ботаник, наглая выскочка. Думает, раз на бюджет прошла первым номером, так платница-Машка сразу дура набитая. А ей тупо влом было напрягаться: зачем тратить жизнь на зубрёжку, если папане оплатить учёбу раз плюнуть? Родичи вообще думали её в Англию послать, но потом решили при себе оставить. И она лучше с девчонками лишний раз потусит, чем будет вдалбливать в башку всякую скучную фигню. У неё-то, в отличие от Белоснежки, есть много интересных занятий.
Но у Машки всегда получалось то, что ей действительно нравилось. Вот магию, например, ей учить нравилось. Не всё, конечно, только боевые заклятия — нафига ей остальное нужно? Зато она выучила уже достаточно, чтобы помочь светлым в бою, когда завтра они отправятся воевать.
