— Я не говорю о возвращении к былому укладу, понятно, это невозможно. Но сегодня номаки могли бы стать для нас опорой, верными помощниками и собратьями. Я говорю о вывозе части номакского материала из Страны Волка, прошу прощения за прямоту, — виновато чуть склонившись пятерню уперев в сердце, Рагнер оправдался перед Роином. — Мы вполне можем эвакуировать оттуда всех, кто захочет жизни в большом мире. Главное чтобы в числе вывезенных были молодые пары готовые к размножению, ну или дети разных полов, — объяснял он Кратону, игнорируя кипящий недовольством взгляд министра Маргарет оставшейся где-то за его спиной. — И быть может, лет через сто мы получим маленькое номакское королевство у себя под боком первым правителем, основателем которого вполне мог бы стать Роин... Беглец, Освободитель или Роин Разумный? — переведя взгляд на Роина, уголком рта улыбался правитель Рагнер, но ответной улыбки не получил.
— Об этом не может быть и речи, — недовольно вклинилась Маргарет. — Вторжение в Страну Волка исключено! — не принимая возражений, высказала она.
— Послушай Кратон, — с недовольно отведенным взглядом чуть покачав головой после ожидаемой женской реплики, не собирался успокаиваться Рагнер, — если бы вы одобрили экспедицию за Волчьи горы, пошли бы в этом вопросе нам на уступки мы бы в долгу не остались. Дали бы вам полную свободу в плане этой вашей Калиссии. Пожалуйста, творите там что хотите, вооружайте полицию и так далее. Экспериментируйте, только дайте нам поэкспериментировать тоже, — искренне взывал Рагнер к армидейскому главе, игнорируя его министра образования, в раздражении сжавшую свободные от помады губы. Остававшийся фоном импровизированный бал остановился, музыка притихла, как и все собравшиеся приостановив свои беседы наблюдающие важный разговор. По итогу которого правитель Кратон опустив глаза, серьезно задумался, подведя оставшуюся где-то на заднем плане Маргарет, вознамерившуюся с ним серьезно поговорить после.
— Для тебя Роин это стало бы возможностью спасти родную мать, младшую сестренку из того замороженного ада, как и всех других адекватных соплеменников, — не желающий оставлять Роина в покое тихо просипел ему Фросрей. Услышав о любимой сестренке, с обливающимся кровью сердцем вспомнив об оставленной где-то там другой семье, Роин внутренне замер у распутья. Ведь страх того что забавное маленькое чудо единственное заставлявшее его улыбаться в той другой части жизни может быть принесено в жертву жуткому Духу был главным нарушителем покоя его артэонского бытия, на который он боялся натыкаться мыслями, но не натыкаться не мог.
— Никто не требует сиюминутного ответа Рой, думай, время у тебя есть. Все будет зависеть от твоего решения, — взглядом в глаза вернув в текущий момент, дал временно замедлиться его разбушевавшемуся сердцу правитель Рагнер.
Весенним вечером уже несущим дыхание лета Роин с тяжестью на сердце смотрел в окно их с Фиалкой комнаты, наблюдая наливающуюся черными тенями улицу, где-то там, в невидимом ему конце которой, над крышами домов догорал закат. Сладостное завершение дня уже случилось во время совместного приема душа. Собрав оттенки ароматов подаренных жарким понедельником из всех уголков ее тела, выполнив свой долг, облаченный в халат он, уже отдыхал, неспешно моргая. За его спиной полная теплых эмоций, все еще тягостно дыша и покрываясь испариной поэтому в одних трусиках, прикрыв грудь сливово-черными прядями от середины завитыми в кудри чуть выравненные душем. Глядя в среднюю створку своего трельяжа, под которой маленькая, зажатая двумя упирающимися в пол боковыми зеркалами тумба, была аккуратно заставлена косметикой, Селина натирала плечи сохраняющим девственность кожи фруктовым бальзамом. Счастливая только от того что любимый дома, сегодня отпросившаяся с занятий в университете, весь полный веселья и глупости день протаскавшая его за собой по любимым местам, сейчас все еще не успокоившись тихонечко мурлыкала она мелодию себе под нос. Облачившись в розово-сиреневую сорочку из нежного батиста, не желая так просто оставлять сердце любимого в покое, поэтому естественно обжигающего фасона 'бэби-долл', на всякий случай, дополнительно брызнув немного цветочной эссенции в зону декольте. Вскарабкавшись на их совместную кровать, теперь изголовьем приставленную к боковой стене вытягиваясь прямо по центру комнаты; до пояса укрывшись одеялом и привстав на локте упершимся в подушку, сияющая свободной от косметики кожей лица, с нарастающим биением сердца она замерла в ожидании его внимания. — Ты о чем задумался Ройчик? — своим детским голоском вернула она его из бесконечности мрачных мыслей.
— О своем забытом доме. Меня заставили о нем вспомнить... — обернувшись, забыв про все при взгляде на нее, он приятно застыл опять пронзенный в сердце любимой красотой. Оценив тревожащий наряд этой хулиганки, кривя улыбку, он мог лишь отражающим раболепную истому взглядом спросить: 'ну сколько можно?'.
— Что-то ты опять такое болтаешь!? — безмятежная и наивная Фиалка, видя своего глупого Ройчика, с привычно улыбчиво приподнятыми уголками губ даже не собираясь вникать в им сказанное, изогнулась в жажде его объятий. Посмеиваясь от простоты и детской глупости безмерно обожаемой красавицы, скинув халат севший на кровать, нежно без лишних продолжений поцеловал он в ответном желании приблизившиеся любимые губы. Затянувшееся нежное соприкосновение дополнилось ее таящим стоном. Беспомощно свалившись на подушку любвеобильное создание, снова налившись влагой, моргало горящими синими к нему прикованными глазами. В блаженстве источаясь, изводимый невозможностью ее телом вдоволь насладиться, казалось, он мог на нее смотреть вечно, бесконечно улыбаясь ей в ответ. В такие мгновения теплом из внутренних недр спасала его мысль, что во всем этом безумном мире рядом с ней оказался именно он, на все ради нее готовый, тот рядом с кем она в полной абсолютной безопасности. Безумный мир, косвенно о себе напомнивший, мрачной нависающей тенью вторгнувшись в озаренное счастьем сознание, охладил любовное вожделение во взгляде. Опустив глаза, с тягостным вздохом приблизился он к скованному любовным параличом обожаемому телу. Руками обхватив еще сырые волосы, поджав их к подбородку, всколыхнув волною самый явственный в палитре ее благоуханья аромат, поцеловал он бездвижно моргающую глупышку в лоб, замерев на мгновение, слушая прерывистое трепетное в его близости дыхание, ощущая судорожное биение маленького сердечка. Неотрывно друг от друга, он тихонечко забрался под одеяло, оказавшись на спине, она плавно перетекла на него, голову привычно положив ему на грудь, оказавшись приятно крепко прижатой.
— Мне предложили помочь своим оставленным в Стране Волка сородичам, — прижимая к себе жаркое тело, теплом ладоней ускоряя высыхание ее волос, вдыхая их еще отяжеленный влагой аромат, таящий от нежности, все же пытался объясниться он. — Правительство Армидеи готово организовать гуманитарную миссию в Страну Волка, которую я должен буду провести до цели, — в постели с ней отдыхая от всего, он чувствовал, как тяжелый камень бесконечных размышлений исчезает из недр сущности людьми называемых душой, давая возможность облегченно задышать.
— И что это значит? — откинув до колен одеяло, под которым стало душно, приподняв голову, с задумчиво скривленными линиями бровей она уставилась ему в глаза.
— Это значит сформировать колонну под охраной солдат и привезти моим диким сородичам дары цивилизации, элементарно те же сладости для детей... возможно вывезти оттуда кого-то, кто захочет в большой мир. Для меня это возможность снова увидеть маму, сестренку, своего единственного друга, — бубнил он безрадостно и даже виновато, в ее лицо глядя.
— Но ведь это же хорошо! — озарившись радостью замяукала она, положив подбородок на сведенные ладони рук вдавившихся в его грудь локтями, игриво приподняв согнутую в колене ногу. — Да, но это очередная командировка в несколько недель, — гладя ее по волосам, предельно нежно шептал он. Ничего не сказав, с печально опустившимися глазками приблизившись лицом, она любя поцеловала его в щечку. — Прости заечка, — виновато прошептал он, носом прижавшись к ее щеке. — Только одно твое слово. Только одно слово и все это прекратиться. Пофиг на все, на всех на них. В конце концов, я никому ничего не должен, — плененный грустными синими глазами был готов он полностью отдаться ее воле. Глядя глаза в глаза, оценив полную преданность, облегчением для него она привычно приподняла уголки губ в полуулыбке, обняв его голову и губами коснувшись уха. — Если ты пытаешься, хотя бы пытаешься сделать этот мир хоть чуточку лучше, хоть кому-то помочь, то продолжай, не бросай, а обо мне не думай. Я подожду столько, сколько нужно, — сладко прошептала прямо в ухо она ему ответ. — Любимая моя... — С приятной легкостью вздохнув, неописуемо ей за жертвенность благодарный, в неизмеримом обожании прижал он ее голову к своей, соприкоснувшись половинками лиц, щека к щеке, нос в носик. — Ты у меня самая лучшая на свете, — счастливый до визга проурчал он, прижимая к себе самое замечательное создание во вселенной.
Краешек головы пристроив на углу его лица, лежала она все также носиком упершись в нос. Не смея шевелиться застывший, поддерживал он ее в оковах рук. — Ты упомянул друга, единственного, почему я о нем ничего не знаю? — шептала она, нежно соприкасаясь с его губами. — Ты же знаешь, мне вообще больно говорить о том другом доме, тем более о своих оставленных, брошенных там родных... — наоборот еле двигал он онемевшими губами, вне поцелуя сближения с заводящей нежностью робко избегая. — Прости любимый, если не хочешь, не говори, — приподняв голову, нежно прошептала она ему в нос, обдавая теплом дыхания, оставив влажный след.
— Его зовут Рэвул. Я был там странным чудаком ввиду несогласия с дикими порядками... — целуемый ею в щеку решил поведать он. — Не хотел быть дикарем ничего не знающем о мире, верящим, что звезды это... наши далекие великие предки, смотрящие на нас с небес, — ностальгически усмехнулся он, — как и во всякую другую чушь. А он... получается, изгой против воли... не знаю. Еще в детстве он обморозился, провалившись под лед, едва не умер. Больше недели провалялся не живой ни мертвый, обливаясь ледяным потом, но каким-то чудом выжил. Наши жрецы его обследовали, огласив, что он перестал быть мужчиной, ну ты понимаешь в смысле потенции, а для моих соплеменников это все, конец, равносильно смерти. Поначалу помню с подстрекания жрецов все над ним стали издеваться, натурально сгнаивать, все кому не лень. Перестали разговаривать, обращаться к нему как к живому. Его отец был тем еще... подонком, прости. Никак не вмешивался, а мать как женщина права на слово не имела, ходила вся заплаканная. Но он сумел все перетерпеть, пережил самый страшный период, а потом всем стало на него просто наплевать.
Оба ненавидящие эту чертову деревню мы естественно сдружились. Вместе убегали в лес, преступно далеко, будто в поисках спасения. Бродили там, среди своих фантазий целыми днями. Играли, резвились, мечтали о большом мире, смеялись над проповедями жрецов. Обсуждали побег. Я читал ему те несколько книг, детских сказок, что у меня были. Отталкиваясь от прочитанных сюжетов, — Рой хулигански усмехнулся, — выдумывал какие-то похожие истории, которые рассказывал ему под видом книг, сказок из книг которые как бы хранятся у деда, и взять их я не могу. Обманывал его, в общем. Но слушал он всегда с удовольствием, хотя, наверное, где-то в глубине и понимал, что я вру, выдумывая очередную сказку порой прямо на ходу. Мы сбежали вместе, вместе поднялись на гору, преодолев самое тяжелое но, взглянув на большой мир он почему-то испугался, не смог бросить, предать ненавистную убогую деревню. А я почему-то такими сомнениями даже не терзался. Ведь тогда моя жизнь была загнана в тупик, это мне нужен был побег как спасение, а он просто пошел со мной за компанию. Я двинулся по вершине, к спуску в Страну Ворона, а он полез обратно, в тот дурдом. И вот как он там без меня?.. Я даже думать боюсь.
— Не раздумывай даже. Если есть возможность помочь хоть кому-то, то не останавливайся. Тем более если речь идет о твоих родных. Приведи Рэвула к нам, мы ему будем рады, — прошептала она головой вернувшаяся ему на грудь, нежными ладонями поджав его лицо с обеих сторон. В глазах ее от эмоций, вызванных отдельными подробностями услышанного, тихонечко наливались слезы, которые тут же смаргивая вместе с грустным взглядом ей от любимого приходилось прятать. Своей человеческой душой ее ощущающий, да и элементарно догадавшийся по изменившемуся дыханию, подавляя желание извиниться (ведь о ее слезках он якобы не знал), проклиная себя за развязавшийся язык, успокоительно гладил он ее впечатлительную голову, ладонью разглаживая ангельские пряди. — Ты самая красивая, самая замечательная на свете, — не мог не проурчать он фразу, становящуюся привычной, целуя пробор душистых волос. — Спи заечка, просто засыпай, — шепотом призывал он, крепко ее к себе прижимая. — Ладно, — шмыгнула она носиком, — так и быть оставим мою ночнушку на завтра, — наполнив смеющимися нотками мелодию заплаканного голоска, успокоила она его, дав возможность улыбнуться. — Как пожелаете моя принцесса, — губами прижавшись к ее волосам, в заветной нежности прошептал он, обнимая божественное тело.
Пару раз тихонько всхлипнув, им сжимаемая, поглаживаемая и ласкаемая она через пару минут незаметно для себя уснула. Предельно аккуратно дабы не потревожить бесценный сон, посмотрев на лампу, горящую на прикроватной тумбочке, абажур которой в виде лепестков из разноцветной бумаги некогда был сделан еще маленькой Фиалочкой, он тихонечко прошептал ее погасившее заклинание. В полумраке позднего вечера за шторками, слабо пропускающими свет уличных фонарей, удовлетворенно застыл он, не смея шевелиться, вдруг осознав, что устами ребенка получил ответ на терзающий размышлениями вопрос, вдобавок к разрешению на возвращение домой. Бездвижный с нею на груди внутри радостным облегчением воссиявший, закрыв глаза, стал терпеливо ждать прихода сна.
* * *
— Артэонов по-простому называют людьми, отчищенными от зла, так вот, это высказывание не совсем верно, — в рабочем кабинете в ЦентрЦитадели облаченный в темно-синий китель с золочеными погонами подполковник — замначальника отдела по сотрудничеству с прессой объяснял Роину. Принимающему всю информацию о происшествиях на фронтах юга, вместе со своим отделом думая как бы лучше ее предоставить к вниманию общественности так чтобы у простых гражданских вопросов не вызвать, сегодня в это утро ему было велено проинструктировать будущего помощника посла. — На самом деле людское зло во всех его проявлениях, собранное в некую абсолютную форму можно сказать дремлет внутри нас. Вся эта неискоренимая мерзость Духами в наших недрах сокрыта в некий Блок, который в случае желания можно активировать, — говорил этот высокопоставленный вояка, внешне выглядящий как молодой парень, но ведь это артэон, тут внешность обманчива, в действительности ему могло быть уже под пятьдесят. Единственное о чем точно говорила такая сохранность, гладкость и блеск кожи под погонами с высоким званием, это о том что в бою, в полях он не разу не был, всю жизнь просидев в штабе, в кабинетах ЦентрЦитадели. За спиной почти полковника источающего приятный морской аромат парфюма, за окном во всю стену с высоты под три десятка этажей открывался вид на восточную часть города, ободряющий сердце просторчик Соленой Мили ограничивая который вздымающуюся вдалеке над волнующейся гладью Стену Тумана.
