— Да-да, — поспешно закивала та, но все же встала и три раза обернулась вокруг себя — примета у них такая, от словесной скверны.
Пуш и братья левиры с утра уехали по делам и обещали встретить нас на площади. Мы спешно облачились в готовые наряды и подошли к огромному широкому зеркалу.
— Саа-а-аша! — восхищенно вздохнула Клара, — ты и впрямь принцесса.
Я разглядывала в отражении бледную девушку. Красота была какой — то не земной. Хотя, к чему этот каламбур, я и так не была на земле. Жемчуг добавил платью еще больше блеска и изящества, а уложенные вьющиеся волосы казались красным водопадом среди голубого неба платья. По бокам от 'принцессы' стояли женщина в нежно — зеленом платье с вышивкой из блестящих золотистых нитей, идущей по подолу, корсету и рукавам, и отмитиха в длинной тунике, тоже зеленой, но более темных тонов — традиционная одежда.
— Мы тут все принцессы — засмеялась я, — пойдемте уже к нашим драконам.
— Каким таким драконам? — удивилась Рина.
— Ну не принцы же они, — хохотнула Клара, поняв меня, — не доросли еще.
Мы сели в карету, в которой приехали сюда, и отправились на площадь. До нас уже доносились веселые голоса, музыка, смех, крики поздравлений, детские писки восторга, и я елозила по сиденью от нетерпения. Еще бы. Впервые в этом мире находилась среди такого скопления людей, а не отмитов. Праздничное настроение заражало.
— Подъедем к концу речи хранителя, Саш, успокойся, — погладила меня по плечу Клара, — там ничего интересного, поверь. Като долго и нудно произносит, как он любит свой народ, готов защищать их и жизнь положит, ради благополучия четвертой. Это довольно утомительно.
— Ага, — кивала я, не слушая. В окошко были видны различные площадки, на которых стояли мини-сцены. Выступали театральные группы, я поняла, по куклам — перчаткам на руках у людей за высокими декорациями. Танцевали и водили хороводы, зазывалы предлагали пройти именно к ним и отведать необычайных сладостей с других эпох. Свет Овиров стремительно шел на убыль, но было еще достаточно светло, а красные всполохи на небе окрашивали площадь в уютные теплые тона. На многих столбах заранее были зажжены световые храны, а плафоны состояли из разноцветной мозаики, и казалось, что из них вылетают разноцветные лучики.
Наконец мы прибыли на площадь. Народу здесь было очень много, но Клара и Рина смело шли к центральной сцене дружным тараном, ведя меня за собой. На нас оборачивались, и я то и дело ловила восхищенные взгляды мужчин и завистливые — у женщин. Хоть и не любила внимание, но такое — оно мне жутко льстило и настроение достигло небывалых высот. Я уже видела, как Като и Лиус торжественно зачитывали новые послабления, связанные с праздником. Доносились лишь обрывки фраз, что — то вроде снижения налогов на тридцать смен дня и ночи, бесплатной раздачи семян шелкового льна и тому подобное. Обогнув сцену, Рина предъявила охранникам браслет — пропуск и мы зашли за невысокое ограждение. У ступенек стоял Конн и раздавал указания худенькому мужичку.
— Конн! — радостно крикнула я и помахала ему рукой. Тот встал как вкопанный и открыл рот.
— Привет, — рассмеялась я. Советник моргнул. Потом еще, потом потер глаза и уставился на меня, хлопая нижней челюстью.
— Саша? — наконец ожил он.
— Саша, Саша, — улыбнулась, подошла и протянула руку, — с праздником!
Конн взял в себя в руки, поцеловал ладонь и картинно ахнул:
— Ты великолепна. Я даже подумал сперва, что ты лишь виденье, почудившееся моему усталому одинокому разуму.
— Спасибо, Конн, — я сделала вид, что смутилась, — долго они еще будут речь читать?
— Нет, — советник вдруг замер, — и похоже у нас есть великолепный повод открыть торжество по-другому. Руди!
К нам подскочил худощавый мужичок:
— Слушаю вас, советник Конн.
— После речи, я произнесу пару слов, объявлю... — тут он склонился к нему и что — то жарко зашептал на ухо. Глаза у мужичка постепенно увеличились, он смотрел то на меня, то на сцену, и я заподозрила неладное. — Все понятно?
— Да, — закивал тот и умчался.
— Э-э-э, — я попятилась назад, — пойдем мы, посмотрим из толпы.
— Ни в коем случае, — Конн вскинул руки, и замахал Рине и Кларе, — приветствую вас дамы. Вы великолепны, пожалейте мое сердце, потому что оно не может разбиться на три части, чтобы я отдал его каждой из вас.
Те покраснели, а парень по-свойски обнял каждую, не забыв при этом что— то мило прошептать тем на ушко. Клара захлопала в ладоши, а Рина расплылась в счастливой улыбке и мечтательно закатила глаза. Я смотрела на это представление и ухмылялась. Кокетство и флирт били из советника нескончаемым фонтаном, а хитрющие глаза стреляли по сторонам, отмечая и фиксируя происходящее. Жук.
— Пора! — подергал советника за рукав Руди, возникший словно из воздуха.
— Дамы, — поклонился Конн, — прошу вас никуда не уходить. Сейчас будет самое интересное!
Что — то не понравилась мне эта его фраза про самое интересное, но подруги уже вовсю теснили нас к сцене, мотивируя это тем, что оттуда будет лучше слышно.
— Еще раз поздравляю вас с праздником великого Ладира, да будет свет его вечным и чистым! — раскатисто произносил Като.
— Ладир! Ладир! — скандировала толпа.
— Почему его так слышно? — задала вопрос, Като словно в микрофон говорил.
— А вон, храны усиления звука стоят, — Клара ткнула пальцем и я заметила, что по всему периметру и у самого края сцены в доски вмонтированы голубые шары. Хм. Занятные штукенции.
Конн величаво вышел на сцену и поднял руки, призывая к себе внимание кричащего народа. Когда крики немного стихли, он счастливо заговорил:
— Друзья мои! Вы самые счастливые народы на Форусе, потому что хранитель ваш безмерно мудр и добр, а справедливость его превосходит и сравнивается с судом самих великих Овиров...
Что — что, а речь толкать Конн умел. Даже я прониклась, восхищенно взирая на стоявшего рядом с советником левира.
— Мало кто помнит, — продолжал парень, — что одной из традиций открытия праздника был первый алеяс(Рина рассказывала мне, это традиционный танец — один в один наш вальс, только немного более медленный, без квадратных фигур и с более полным контактом партнеров. Мы даже потанцевали его с ней, когда пили вино в моем новом доме. Ничего сложного), который танцевал хранитель с первой леди эпохи. Так вот, друзья, впервые за многие века, мы открываем наш праздник этим великолепным звучанием и зрелищем изящества движений и единения с музыкой.
Толпа взревела, хранитель удивленно уставился на Конна, а тот ему хитро подмигнул. Я же вытянула шею, пытаясь разглядеть, кого это он сейчас поведет в местном вальсе, и не заметила, как мои дражайшие подруги мягко подтолкнули меня под пятую точку, вынуждая пролететь несколько ступенек. А Руди, стоящий на сцене рядом с лестницей, схватил меня за руку и выволок на сцену. Сойти обратно он мне не дал, с усилием направив меня к центру. Обернувшись, я увидела довольные лица Рины и Клары, которые махали ручками и шипели 'иди, иди', 'танцуй наша девочка' и все такое. Сердце упало в пятки, но я бросила злющий взгляд на женщин, обещая в уме самую коварную месть. Выпрямив спину, я гордо подняла голову и смотрела, как Като медленно поворачивается ко мне.
Челюсть у него, конечно, не отпала, но глаза хранителя стремительно потемнели, а руки вдруг сжались в кулаки. Я видела, что ему понравилось зрелище в виде наряженной меня, а тьма, полыхающая в глазах фонила откровенной страстью, которая захлестнула и мое сознание. Все окружающее вокруг почему — то перестало иметь значение. Он медленно подошел ко мне, не отрывая взгляда. До ушей донеслась медленная плавная мелодия. Като протянул руки и обхватил мою талию, и мы закружились в медленном танце. Он уверенно кружил меня по сцене, крепко прижимая к своему торсу, а у меня все мысли вылетели из головы. Остался только он, его теплые руки и бездонные глаза. Время растянулось в бесконечность и, когда все звуки стихли, на площади повисла оглушающая тишина.
— Спасибо, — еле слышно прошептал Като, и народ взорвался аплодисментами. Все поздравляли друг друга с открытием праздника, кричали хвалительные реплики своему хранителю. Мужчина взял меня за руку и увел со сцены, где нас уже поджидали расчувствовавшиеся подруги.
— Какая прекрасная пара, — всхлипывала Рина, утирая глаза платочком, и я покраснела. Вот уж не ожидала от себя смущения, видимо все еще пребывала под сказкой танца.
Като повел себя нетипично. Не отпуская моей руки, он двинулся вглубь площади, знакомя меня с какими — то важными людьми, принимая поздравления, лохматил попутно свободной рукой волосы подставленных родителями ребятишек. Да я и не вырывалась, с удовольствием наблюдая, как хмурость хранителя напрочь отсутствует на красивом лице. Проходя мимо рядов с выставленными угощениями, которые раздавались здесь бесплатно, он вытянул какое — то пирожное и передал мне, неожиданно чмокнув мою щечку. Я чуть не выронила сладость, и уставилась на него пораженно. Но тот будто бы не заметил. Неужто перестал изводить себя принципами, противоречащим его чувствам? Или это витающее в воздухе веселье растопило его сердце? В любом случае, я откинула от себя ненужные размышления и всецело отдалась празднику. И теплым ощущениям в груди, полыхавшим от близости черноглазого хранителя.
Толпа все прибывала, и вскоре нас просто отделили друг от друга, оттеснив меня желающими пожать руку правителю четвертой. Смирившись, я отошла к краю площади, взяла со стола с угощениями чашу с вином и поискала глазами своих друзей. К сожалению, их не было видно. Слишком много народа, слишком много кричащих цветов в праздничных одеждах, от которых у меня рябило в глазах. В сгущающихся сумерках, расцвеченных красочными фонариками на столбах, какофония цветов поражала. Музыка доносилась с разных частей площади, собираясь в совершенно сумасшедший коктейль. Я потерла виски.
— Тяжело осилить такое разнообразие? — поинтересовался Лиус, возникший рядом.
— Непривычно, — согласно кивнула я и посмотрела на него. Он выглядел весьма довольным, но небольшая бороздка темнела между бровями. Удивительное сочетание, казалось, он хмурился, но при этом все равно наслаждался происходящим.
— Знаешь, в четвертой, каждый год, в этот день празднуют, как в последний раз, — вдруг произнес он, — все же многие из живущих здесь, помнят все, что потеряли их предки в той войне. Помнят, как пришли сюда, на мертвые земли, по — сути, и до сих пор почитают смелость своих родных, которые возродили жизнь в эпохе.
— Я понимаю. Тем более ценно, что по прошествии веков, они до сих пор почитают победу, уважают те жертвы, которые принесли их родные, — зачарованно проговорила я. Не смотря на всеобщую радость было видно, что причина их веселья проистекает из истинно огромных жертв. По всему периметру площади были расположены огромные прямоугольные каменные изваяния, на которых серебристой гравировкой светились имена погибших в той войне. И каждый житель подносил к ним цветы, свечи, дети запечатывали в круглые колбочки послания благодарности для умерших.
— Саша, — замялся внезапно Лиус, — я видел ваш танец. И это не просто дань традициям, верно?
— Э...я не знала, что буду танцевать на сцене, — я покраснела.
— Ну да, ну да... — он взял меня за руку и заставил посмотреть ему в глаза, — я знаю своего брата, осса. И позволяю себе думать, что немного знаю и тебя. И не опускаю руки, не отступаю. А лишь смиренно склоняю голову, и попытаюсь примириться с фактами.
О чем он?
— Фактами? — выдавила я, краснея еще больше.
— Я был настолько глуп, что потерял твое доверие. И если бы у меня был шанс повернуть время вспять, я бы никогда, слышишь? Никогда не навредил тебе. И увез бы тебя из первой сразу же. Но платить за мою глупость я буду сам. А ты..., — он погладил меня по щеке, — знай одно. Саша, пожалуйста. Если с ним ты не будешь счастлива, если тебе понадобится моя помощь, только позови, хорошо?
Он вложил в мою руку тонкую цепочку:
— Разорви, когда надо будет позвать.
— Лиус, — выдохнула я, не зная, что сказать.
— Вот вы где, — вырвал меня из размышлений подошедший Конн, — Лиус. На минутку. Сашенька, не будешь скучать?
— Все в порядке, — улыбнулась я, позволяя увести от себя левира. Ой, как вовремя он появился. Мне было очень неловко. Симпатия наставника грела душу, как женщине, но невозможность ответить взаимностью напрягала. Учитывая, что в прошлом мне не приходилось купаться в таком мужском внимании, я не знала, как правильно себя повести. Так, чтобы не обидеть Лиуса. Тем более я не знала, что на самом деле испытывал ко мне Като. Только догадывалась. Взяв бокал, я пошла к одному из изваяний, пытаясь отвлечься. Удивительно. Тысячи надписей перемежались с небольшими рисунками сражений. Провела ладонью по прохладному камню. В любом из миров война — страшное событие. Почему Овиры, создавая реальность, допустили её? Неужели, это естественное развитие жизни — борьба за власть, убийства, предательство и коварство? Почему нельзя, обладая безграничной властью, возможностью создавать, созидания, сделать мир идеальным? Ох, папочка, сколько же вопросов к тебе копится в моей голове.
— Помогите мне, — раздалось сбоку.
Обернувшись, я увидела маленькую девочку, лицо которой было залито слезами. Она судорожно сжимала в ладошках платочек и испуганно всхлипывала.
— Что случилось? — я опустилась на колени.
— Мама и папа. Потерялись, — пробормотала она. Бедняжка, в такой толпе неудивительно потеряться.
— Ну, ничего, — подняла худенькое тельце на ручки, отмечая, что ей было не больше трех лет, — где же ты видела их последний раз?
— Вроде там, — она ткнула пальчиком во дворы, между двух одинаковых трехэтажных домов.
— Пошли, посмотрим. А если их там не будет, то пойдем к Като, хорошо? Он точно поможет, — я ободряюще улыбнулась малышке. Я дошла до небольшой калитки, отделяющей вход в подворье, которое объединяли фасады трех домов. Ни души.
— Наверно они тоже убежали на площадь, — предположила я, — давай, все же попросим помощи у хранителя.
— Не надо, — улыбнулась малышка, и глаза ее вдруг ярко всполохнули, наполняясь красным пламенем.
— В смысле? — не поняла я, — здесь никого нет. Наверняка твои родители пошли искать тебя, или за помощью.
— Мы уже пришли, осса, — девочка толкнула меня в грудь, заставляя разомкнуть руки, и спрыгнула на землю.
— Я не понимаю...
— И не надо, — ухмыльнулась она, доставая из кармана небольшой шарик, — глупая осса. Глупая и наивная.
Резко прыгнув ко мне, девочка разбила хран. Воздух наполнился красными клубами дыма и мир вдруг померк. В легкие мне будто набили ваты, кислорода резко стало не хватать и, задыхаясь, я начала проваливаться в красное пламя.
Глава 22. Плен.
Очнулась я в холодной темной каменной камере, лежащей лицом вниз, а от сырой, пропахший чужим потом и плесенью кровати, к горлу подкатывала тошнота. Голова кружилась, хотелось пить. С трудом поднявшись, я подошла к массивной двери и забарабанила кулаками.
