— Это потому, что в данный момент мы используем только внутрисистемные двигатели.
— Какие-то проблемы с магнитным сборником?
— Мы не включаем его, пока не окажемся далеко за пределами Мокмера — или любой другой планеты, если уж на то пошло. На корабле мы в безопасности — жилые помещения хорошо экранированы, — но снаружи действует сильнейшее магнитное поле, уступающее только пульсару Крабовидной туманности. Таким мокроголовым, как ты, оно не причиняет особой боли... но нам, это другое дело. — Он стукнул кулаком по своему покрытому металлом черепу. — Киборги вроде меня... киборги вроде всех остальных, кого ты встретишь на борту этого корабля или в любой космической среде — мы чувствуем это. Приближение на расстояние тысячи километров к такому кораблю, как наш... нагревает металл в наших телах. Индуктивный нагрев: мы прожариваемся изнутри. Вот почему не включаем ковш возле планет: это не по-соседски.
— Извините, — сказал я, понимая, что задел киборгский эквивалент нервов.
— Мы зажжем его в свое время. — Хорог постучал молотком по одной из настенных пластин. — Тогда почувствуешь, как у старушки задрожат бревна.
По дороге к хирургу мы встретили других членов грозной команды "Железной леди", которых Хорог не счел нужным представить. Это был карнавал гротесков, даже по меркам киборгов, которых я видел в космопорте. Один из них представлял собой ухмыляющуюся, кудахчущую, щербатую голову, подключенную к передвижному механизму жизнеобеспечения, который, по-видимому, был создан как робот-уборщик: вместо колес или ног у него были многочисленные вращающиеся щетки, полирующие палубу позади него. На меня надменно взглянула проходящая мимо женщина: вполне нормальная, за исключением того, что верхняя полусфера ее черепа представляла собой стеклянный купол, внутри которого находилось что-то вроде тикающего механизма: светящиеся бусинки планет, вращающиеся вокруг яркой лампы звезды. На ходу она потерла рукой округлость своего живота, и я понял — как, несомненно, и должен был понять, — что ее мозг был перемещен туда для сохранности [что удлиняет путь от глаз к мозгу и замедляет время реакции на зрительные образы]. Другой человек передвигался в таком же экзоскелете, как и тот, что был на Хороге, но в этом случае внутри силового каркаса осталось совсем немного человеческого тела: только иссохший остаток, как будто что-то высохло на солнце. Его конечности были похожи на веревки, а голова — на сморщенный фрукт, на который наступили. — Значит, ты будешь новым помощником, — сказал он голосом, который звучал так, словно он пытался говорить, будучи задушенным.
— Если Зил согласится на это, — ответил Хорог. — Только тогда.
— Что, если мистер Зил не согласится на это? — спросил я, когда мы отошли на безопасное расстояние.
— Тогда найдем тебе другое занятие, — ответил Хорог. — Всегда много работы на... — И тут он замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но вовремя спохватился.
К тому времени мы уже добрались до хирурга.
Мистер Зил занимал палату без окон в средней части корабля. Когда Хорог ввел меня, он работал с одним из своих пациентов. Над операционным столом возвышались громоздкие хирургические аппараты с лампами, манипуляторами и острыми режущими инструментами дикого вида.
— Это новый помощник, — сказал Хорог. — У него крепкие руки, так что постарайся, чтобы он продержался подольше.
Зил оторвался от своей работы. Это был огромный лысый мужчина с толстой шеей и мощной челюстью. В нем не было ничего механического: даже защитные очки, которые он носил на левом глазу, были пристегнутыми, а не имплантированными. На его обнаженной мускулистой груди был надет жесткий кожаный фартук, блестевший от пота и масла.
Его голос был низким и хриплым. — Всего лишь щенок, мастер Хорог. Я просил мужчину.
— Нищим выбирать не приходится, мистер Зил. Это то, что предлагалось.
Зил встал из-за стола и изучающе посмотрел на меня, скривив губы и вытирая правую руку о фартук. Левой рукой он нажал на покрытый пятнами ржавчины бок одного из хирургических станков на гусеничном ходу, отчего тот сдвинулся с места. Он перешагнул через тело, которое, как оказалось, лежало на полу, и ударил его каблуком ботинка в грудь.
Голос зазвучал снова. — Как тебя зовут, парень?
— Питер, — ответил я, стараясь сдержать волнение. — Питер Вандри.
Он сдвинул очки на лоб.
— Твои руки.
— Прошу прощения?
Он взревел: — Покажи мне свои чертовы руки, парень!
Я подошел ближе к хирургу и протянул ему свои руки. Зил осмотрел их с особым вниманием, его осмотр был более тщательным и методичным, чем у Хорога. Осмотрел мой язык. Приподнял мои веки и заглянул глубоко в глаза. Во время работы он шмыгал носом, усмешка не сходила с его губ. Все это время я старался не обращать внимания на получеловеческое существо, лежащее на операционном столе, ужасаясь тому, что оно все еще дышит, все еще, очевидно, живо. Туловище члена экипажа было полностью отделено от его бедер и ног.
— Мне нужен новый напарник, — сказал мне Зил. Он пнул лежащее на полу тело. — До сих пор я пытался справиться с этим лоботом, но сегодня...
— Характер взял над тобой верх, не так ли? — спросил Хорог.
— Не обращай внимания на мой характер, — предостерегающе сказал Зил.
— Лоботы не растут на деревьях, мастер Зил. Неисчерпаемых запасов не бывает.
Хирург снова перевел взгляд на меня. — Я в двух шагах от тебя. Думаешь, у тебя получится лучше?
У меня пересохло в горле, руки дрожали. — Мастер Хорог, кажется, думал, что я справлюсь. — Я протянул ему руку, надеясь, что он не заметит, как она дрожит. — Я уравновешенный.
— Уравновешенность — это само собой разумеющееся. Но хватит ли у тебя мужества на все остальное?
— Я видел и похуже, — сказал я, взглянув на пациента. Но только сегодня, подумал я, только с тех пор, как оставил Счастливчика Джека барахтаться и истекать кровью на ковре.
Зил кивнул другому мужчине. — Можешь теперь оставить нас, мастер Хорог. Пожалуйста, попроси капитана отложить запуск двигателя, пока я не закончу с этим, если это не доставит особых хлопот?
— Сделаю все, что смогу, — сказал Хорог.
Зил быстро повернулся ко мне. — Я в самом разгаре процедуры. Как можешь судить по лоботу, ситуация изменилась к худшему. Будешь помогать в завершении операции. Если все закончится благополучно... Что ж, посмотрим. — Усмешка превратилась в тонкую, недобрую улыбку.
Я перешагнул через мертвого лобота. Всем было известно, что космические экипажи широко использовали лоботов для выполнения черной работы, но совсем другое дело — увидеть доказательства. Во многих мирах не видели ничего плохого в том, чтобы превращать преступников в лоботомированных рабов. Вместо смертного приговора они получали нейрохирургию и набор имплантов, чтобы ими можно было управлять и давать им простые задания.
— Что я должен делать? — спросил я.
Зил вернул очки на место, надвинув их на левый глаз.
— Для начала, парень, следовало бы взглянуть в примерном направлении на пациента.
Я заставил себя окинуть взглядом кровавое месиво на столе: две разорванные половины тела, детали мяса, костей и нервной системы, почти затерявшиеся среди извергающегося клубка пластиковых и металлических нитей, исходящих из обеих половин и несущих розовато-красную артериальную кровь и химически зеленую пневматическую жидкость. Гусеничные машины, обслуживавшие операцию, были древнего, убогого происхождения. Ничто в операционной Зила не выглядело новее тысячелетней давности.
Зил взялся за конец одной сегментированной хромированной трубки. — Я пытаюсь вставить эту линию в грудную клетку. Возникло сильное сопротивление... лобот продолжал путаться в работе. Надеюсь, у тебя получится лучше.
Я взялся за конец линии. Она была скользкой между моими пальцами. — Может, мне... помыться или что-нибудь в этом роде?
— Просто придержи ее. Инфекция — это наименьшая из его забот.
— Я думал о себе.
Зил издал тихий гортанный звук, как будто кто-то пытался откашляться. — И твоя в том числе.
Я старался изо всех сил. Мы установили линию, затем перешли к другим областям. Я просто делал то, что говорил мне Зил, а он наблюдал за мной своим единственным человеческим глазом, отмечая каждое движение моей руки. Время от времени он залезал в широкий кожаный карман, пришитый к переднику, и доставал оттуда какое-нибудь новое лезвие или инструмент. Иногда появлялся лобот, чтобы забрать какое-нибудь оборудование или мертвую плоть, или приносил что-нибудь новенькое и блестящее на подносе. Время от времени гусеничный робот выползал вперед, чтобы помочь в проведении какой-либо процедуры. Я с ужасом заметил, что его двойные руки-манипуляторы заканчивались идеальной парой женских человеческих рук с длинными пальцами, изящных и белых, как снег.
— Щипцы, — говорил Зил. — Лазерный скальпель. — Или, иногда: — Паяльник.
— Что случилось с этим человеком? — спросил я, чувствуя, что должен проявлять интерес не только к механике работы.
— Подержи это, — сказал Зил, полностью проигнорировав мой вопрос. — Разрежь здесь. Теперь завяжи узелок. Зубы Господни, осторожнее.
Некоторое время спустя заработал двигатель. Появление тяги было внезапным и необъявленным. Пол сильно задрожал. Оборудование с грохотом упало с лотков. Зил промахнулся лезвием, испортив получасовую работу, и выругался на одном из древних торговых языков.
— Они зажгли магнитный сборник, — сказал он.
— Я думал, вы просили...
— Я так и сделал. Теперь надави здесь.
Мы продолжали работать, несмотря на то, что корабль грозил разлететься на куски. Нестабильность ковша, по словам Зила, поначалу всегда была тяжелой, пока поля не успокаивались. У меня начала болеть спина от постоянного наклона над столом. И все же, казалось, прошло много часов, прежде чем мы закончили: две половинки воссоединились, соединились связи, кости и плоть срослись, преодолев разделявшую их пропасть.
Когда пациент был зашит, перезагружен и приведен в сознание, я помассировал ему спину, а Зил тихо разговаривал с этим человеком, отвечая на его вопросы и время от времени кивая.
— С тобой все будет в порядке, — услышал я его слова. — Просто держись некоторое время подальше от любых грузовых подъемников.
— Спасибо, — сказал киборг.
Член экипажа встал со стола, снова целый — или настолько целый, насколько это вообще возможно. Он нетвердой походкой направился к двери, ощупывая свои зажившие раны в каком-то ошеломленном изумлении, как будто никогда не думал, что встанет с операционного стола.
— Все было не так плохо, как казалось, — сказал мне Зил, когда пациент ушел. — Оставайся со мной и увидишь гораздо худшее.
— Значит ли это, что вы позволите мне остаться?
Зил взял промасленную тряпку и бросил ее в мою сторону. — Что еще это могло означать? Приведи себя в порядок, и я покажу тебе твою каюту.
Это была работа, и она избавила меня от Мокмера. Какой бы отвратительной ни была работа у Зила, я продолжал напоминать себе, что это намного лучше, чем иметь дело с людьми из банды Счастливчика Джека. И, по правде говоря, все могло быть намного хуже. Каким бы грубым Зил ни был вначале, он постепенно раскрылся и начал относиться ко мне... не совсем как к равному, но, по крайней мере, как к многообещающему ученику. Он упрекал меня, когда я совершал ошибки, но также был внимателен и давал мне знать, когда я делал что-то хорошо: когда я аккуратно зашивал рану или когда устанавливал нейромоторный имплант, не причиняя слишком большого вреда окружающему мозгу. Он ничего не говорил, но уголки его губ смягчались, и он одобрял мои усилия едва заметным кивком в знак одобрения.
Как я узнал, у Зила были непростые отношения с остальной командой "Железной леди". Должно быть, у корабельных хирургов всегда было так. Они были тут, чтобы поддерживать здоровье экипажа, и большая часть их работы была, по сути, благотворной: лечение незначительных заболеваний, назначение общеукрепляющих препаратов и диет. Но иногда им приходилось делать невыразимые вещи, вещи, которые внушали ужас и страх. И никто не был застрахован от попадания к хирургу, даже капитан. Если члену экипажа требовалось лечение, он его получал, даже если Зилу и его лоботам приходилось тащить кричащего и брыкающегося человека к столу.
Однако большинство несчастных случаев, как правило, происходили во время стоянки. Теперь, когда мы находились в полете, засасывая межзвездные газы магнитным полем сборника, неумолимо приближаясь к скорости света, работа Зила сводилась к незначительным операциям и корректировкам. Дни шли, а лечить было некого. В эти промежутки времени Зил заставлял меня практиковаться на лоботах, оттачивая свою технику.
Три или четыре года, как сказал Хорог. И дольше, если Зилу не удастся найти замену. Учитывая, что пока у меня за плечами была всего неделя, это казалось пожизненным заключением на борту "Железной леди". Но я пообещал себе преодолеть это. Если бы условия стали невыносимыми, я бы просто сбежал с корабля в следующем порту захода.
Тем временем я узнал о своем новом доме столько, сколько мне было позволено. Доступ на большую часть "Железной леди" был закрыт: задняя часть была признана слишком радиоактивной, а передняя была закрыта для членов экипажа низкого ранга, таких как я. Я никогда не видел капитана, так и не узнал его имени. Но все равно оставался лабиринт кают, коридоров и складских помещений, по которым мне разрешалось бродить в свободное от дежурства время. Время от времени я проходил мимо других членов экипажа, но, кроме Хорога, никто из них никогда не обращал на меня внимания. Зил посоветовал мне не принимать это близко к сердцу: просто я работал с ним, и на меня всегда будут смотреть как на помощника мясника.
После этого я начал испытывать тихую гордость за страх и уважение, которые внушали мы с Зилом. Остальной экипаж мог ненавидеть нас, но мы были нужны и им. Наши ножи давали нам силу.
Лоботы были другими: они не боялись нас и не восхищались нами, а просто делали то, что мы хотели, с мгновенным послушанием машин. У них не было достаточно остатков индивидуальности, чтобы испытывать эмоции. Во всяком случае, так мне говорили, но я все равно удивлялся. В "Железной леди" их было девять: пятеро мужчин и четыре женщины. Глядя на их вялые, как у лунатиков, лица, я невольно задавался вопросом, какими людьми они были раньше, какую жизнь вели. Это правда, что все они, должно быть, совершили преступления, караемые смертной казнью, если вообще стали лоботами. Но не на всех планетах преступления, караемые смертной казнью, квалифицируются одинаково.
Я знал, что их было девять, и только девять, потому что они регулярно проходили через кабинет Зила для внесения небольших изменений в их схему управления. Узнавал их в лицо, узнавал их сгорбленную, шаркающую походку, когда они входили в кабинет.
Однако однажды я увидел десятого.
Зил отправил меня с поручением собрать запасные части для одной из своих машин. Я свернул не туда, потом еще раз, и, прежде чем понял, насколько заблудился, оказался в незнакомой части "Железной леди". Сначала я сохранял спокойствие, ожидая, что после десяти-двадцати минут блужданий наугад найду знакомый коридор.
