По образу и подобию. Часть 1

Вместе с тем, что-то возразить было трудно. План графини был более чем разумен, аргументы очевидны, успех — если и не гарантирован, то более чем вероятен. Дело оставалось за малым. Суметь добраться до короля и его войска. Ведь едва ли можно было предположить, что, блокировав все подступы к Неверу, де Донзи оставит без внимания дороги на юг.

Об Эрве IV де Донзи говаривали всякое. Но еще никому не пришло в голову назвать его дураком.

* * *

Остров Риальто,

Palazzo Dukale

Начало марта в Лагуне — время туманов. Пронзительный ночной холод сменяется днем почти летней жарой, и это противоборство стихий смешивает воду и воздух прибрежной зоны в какой-то причудливой взвеси, где мелкий моросящий дождик постепенно превращается в большой дождь, а тот в свою очередь вновь вырождается в серую и бессмысленную морось. И все это утопает в безнадежно густом тумане, скрывающем от глаз кормчего не только носовую фигуру и фок-мачту на носовой платформе, но даже находящуюся в десятке шагов грот-мачту его галеры. Все замирает в Лагуне, когда ее накрывают мартовские туманы.

Но даже они как будто отступают от площади Святого Марка, где высится Дворец Дожей — центр и средоточие могущества Светлейшей республики. Здесь жизнь не прекращается ни на секунду. Праздность и лень — утехи простонародья. Истинная власть — есть бьющая через край энергия, перед которой пасуют даже мартовские туманы. И сейчас она, власть, в лице сорок первого дожа Энрико Дандоло, энергично мерила шагами Малую гостиную Палаццо Дукале, не в силах усидеть на месте. Слишком уж непростые новости пришли сюда с северо-запада.

— Итак, ваша ловушка не сработает, — дож энергично наклонил сухую, скуластую голову, как бы намереваясь боднуть собеседника. — И к началу лета нам следует ожидать прибытия Ричарда с войском для заключения соглашения о перевозке его головорезов в Святую Землю?

— Не совсем так, мессер, — Себастьяно Сельвио, как всегда, сидел в своем излюбленном углу, где яркий свет канделябров был уже готов поступиться частью своей власти в пользу предначального мрака, а тени, свидетели соглашения, сходились особенно густо. — Не совсем так. Нам действительно придется расстаться с надеждами на разгром войска Ричарда в открытом поле. И, следовательно, его слава непобедимого полководца, героя и рыцаря останется с ним вовеки. Но много ли от нее пользы, коль сам король падет в битве, сраженный случайной стрелой?

— А он падет?

— А он падет...

Погрузившись в раздумья, мессер Дандоло вновь дал волю ногам, снова и снова пересекая не слишком большое пространство Малой гостиной. Сосредоточенные размышления еще больше заострили его лицо. Что-то явно тревожило, не давало покоя старому дожу.

— Понимаете, Себастьяно, мне все больше кажется, что мы чего-то не учитываем. Что-то упускаем из виду. И оттого в наши расчеты постоянно вкрадываются какие-то досадные, мелочные ошибки. Любой военный признал бы ваш план ударить по осадившему Шалю-Шаброль Ричарду превосходящими силами извне, да притом с нескольких сходящихся направлений — да, любой военный признал бы этот план превосходным и безупречным! Но король поступает так, как никто от него не ожидает. Он ведет в место подготовленной для него ловушки огромную, совершенно избыточную для взятия небольшой крепости армию, и ловушка рассыпается в пыль...

— Полагаете, Ричарда предупредили?

— Ах, это был бы самый лучший вариант! Но боюсь, дело в другом. Изменился сам Ричард, и это внушает мне все большие опасения. Да-да, мой добрый Себастьяно...

— Что вы имеете в виду, мессер? — мессер Сельвио, аж привстал в своем углу, настолько прозвучавшая мысль показалось ему неожиданной и важной.

— Сведения, доставляемые вашими людьми, дорогой Себастьяно, и полны, и точны. Планы Ричарда, его приближенных, его противников — все это очень важно, и нам нет причин жаловаться на их недостаток. И все же этого мало. Ибо в последнее время мы, похоже, перестали понимать, как будет реагировать Аквитанец на те или иные наши шаги. Он изменился, очень изменился! Мне рассказывают, что после плена король стал подозрителен и недоверчив. Многие его прежние друзья и доверенные люди вынуждены были покинуть короля, впав в немилость. Тогда как их место заняли совсем другие — авантюристы разбойники, отребье... Вроде того же Меркадье, капитана его брабансонов.

А еще люди рассказывают, что Ричард впал в настоящую одержимость, и что некая страсть поглотила его душу, сожрав там все, что было от весельчака-рыцаря, поэта и повесы. Говорят, сейчас в ней поселились настоящие бесы! Подозрительность — он перестал верить кому бы то ни было! Жестокость. Он готов уничтожить любого, кто пытается противиться его воле. Жадность. Король обобрал до нитки владетельных господ Англии. За перемирие с Филиппом-Августом он запросил столько, что французского короля чуть удар не хватил. И торговался с ним за каждый денье, как последняя рыночная торговка. Деньги, собранные на выкуп тех пленных, что еще оставались у Леопольда, он тоже оставил себе. Правда, для выкупа они и не понадобились, после смерти герцога Австрийского пленники все равно были отпущены на свободу. Но все же... И все эти немалые средства Ричард тратит на своих наемников, которых собралась у него настоящая армия.

— Может быть, из короля-рыцаря Ричард начинает превращаться в настоящего властителя? Плен многим добавлял ума...

— Может быть, Себастьяно, может быть. И это, признаться, беспокоит меня больше всего. Ибо намного осложняет нашу борьбу с ним. Если до сих пор Республика вполне справлялась с возникающими трудностями за счет ваших, мой добрый Себастьяно, усилий, то сейчас... Боюсь сейчас мы вступаем в борьбу, которая потребует всех наших сил, всех ресурсов, всех возможностей. Готовы ли мы к этому? И, самое главное, сумеем ли убедить в нашей правоте патрицианские семейства Светлейшей?

Мессер Дандоло замолчал, толстые индийские ковры полностью глушили звуки его шагов, так что казалось, будто некий призрак беззвучно мечется из угла в угол Малой гостиной.

— А тут еще эти ваши колдуны... Кто такие, откуда взялись — непонятно. Каким образом получили сведения о наших планах относительно Ричарда — непонятно. С какими силами, с чьими интересами связаны — непонятно. Каким образом умудрились избегнуть внимания наших людей, находящихся возле Филиппа-Августа — непонятно. Как им удалось выкрасть этого, как его... графа Неверского — непонятно. Да и зачем он им сдался — тоже вопрос. Сплошные вопросы и ни одного ответа. А ведь их, этих колдунов, милейший Себастьяно, теперь тоже придется учитывать во всех наших операциях, связанных с Ричардом. И что? Каковы их возможности, чего от них можно ждать, что им вообще, черт бы их побрал, нужно?!

В целом же, — слепец остановился, повернулся к мессеру Сельвио и уперся слепым взором прямо ему в переносицу, — в целом мы видим, что в наших планах появляется все больше факторов, на которые мы пока не можем не только влиять, но даже более или менее достоверно предсказывать их поведение. Если раньше мы играли со всеми этими королями, князьями, епископами, да хоть и с самим Папой — как взрослый играет с ребенком, направляя их энергию в нужное нам русло, то теперь игра, похоже, выравнивается. И вот именно это беспокоит меня более всего...

* * *

Шалю-Шаброль, Лимузен,

26 марта 1199 года

Спасение короля, ради которого наши отважные герои пустились в полное смертельных опасностей путешествие по средневековой Франции, произошло просто, скучно и даже как-то буднично. Буквально, пришел — увидел — защитил. Хотя, разумеется, в действительности все было не так просто.

Начать с того, что им пришлось три с лишним недели пробираться в Лимузен, скрываясь от многочисленных дозоров, брошенных де Донзи на поиски беглецов. Проклятый голубь, птица, мать ее, мира, все-таки сделал свое дело! Уже на подходе к Вьерзону небольшой отряд графини Маго чуть было не столкнулся с многочисленным конным разъездом. Более двадцати всадников, возглавляемых рыцарем, двигались по дороге встречным курсом. Вымпел с цветами баронства Сен-Эньян не оставлял сомнения в том, кому принадлежал отряд.

От столкновения их спасло чудо. Чудо, да еще предусмотрительность Капитана, настоявшего на высылке передового дозора. Вихрем примчавшийся подчиненный лейтенанта Готье успел вовремя. Беглецы сумели углубиться в чащу достаточно далеко, чтобы пропустить встречный отряд, оставшись при этом незамеченными. Однако, всем стало понятно, что отныне двигаться придется именно так — урывками, скрываясь от многочисленных преследователей, вздрагивая от каждого шороха в лесной чаще.

На дорогу к Вьерзону решили не возвращаться, поэтому далее пробирались лесными звериными тропами, где иной раз коней приходилось вести в поводу — настолько густым оказался подлесок в южной части Орлеанской чащи. Впрочем, очень скоро о ней пришлось вспоминать с грустью и сожалением. Лес все же укрывал их от назойливого внимания людей де Донзи. Гораздо хуже стало, когда он кончился, и, не доезжая до Шатору, наши путешественники выехали в безлесые холмы и виноградники Эндра.

Здесь их маленький отряд был виден на сотни туазов вокруг. Так что, о движении в дневное время суток пришлось забыть. Двигались ночами, скрываясь от солнечных лучей и ловчих де Донзи в каком-нибудь овраге, лесной балке или глухой деревушке на отшибе. Не раз, и не два доводилось им провожать глазами скачущие вдалеке дозоры в столь узнаваемом даже издалека красном и черном. Но, Бог миловал!

Все, однако, рано или поздно кончается.

Для наших героев погоня закончилась, когда стали уже различимы надвратные башни Сегюра — родового замка виконтов Лиможских ... Замок был со всех сторон блокирован войсками Ричарда, так что о безнаказанном нападении на них в его окрестностях не могло быть и речи. Нет, никто не сомневался, что среди множества вооруженных людей, окруживших крепостные стены, могло скрываться сколько угодно ищеек де Донзи. Но вот организовать нападение у всех на виду они уже не могли.

К Сегюру господин Дрон и господин Гольдберг выехали 22 марта. До рокового покушения, унесшего жизнь короля-льва, оставалось еще четыре дня, так что, они могли поздравить себя с успехом. Нет, встретиться с Ричардом прямо под стенами замка им не удалось — они разминулись ровно на один день. Расставив войска для блокады мятежного виконта, король отправился к Шалю-Шаброль добывать "сокровища короля Генриха, своего отца". Но далеко ли до этого самого Шалю-Шаброль! Каких-то пара дней пути.

Была, правда, совершенно реальная опасность не добраться до пункта назначения, попав в руки людей де Донзи. Но тут неожиданную оборотистость проявил почтенный историк-медиевист. Надев на физиономию выражение сугубой важности и легкого презрения к окружающим — что, кстати сказать, очень ему шло — он быстро выяснил, "кто тут всем командует в отсутствие мессира Ричарда", и, ввалившись в палатку Джефри Фиц-Питера, графа Эссекса, потребовал сопровождения к королю "для себя и своих благородных спутников". Каковое незамедлительно и получил, в количестве двадцати конных сержантов и десятка арбалетчиков.

Трудно сказать, что стало причиной такой покладистости графа. Известия ли о готовящемся покушении, еще месяц назад доставленные гонцом из Шато-Гайар, или донельзя важная физиономия господина Гольдберга, а скорее всего — просто избыток войск под рукой. Как бы то ни было, уже на следующее утро беглецы под надежной охраной, тронулись в путь. Правда, состав их весьма значительно изменился.

Граф Пьер, рассудив, что негоже надоедать королю своими просьбами во время подготовки к штурму Шалю-Шаброля, решил дождаться возвращения Ричарда. Сегюр к этому моменту — что было совершенно очевидно — тоже будет взят. И ничто уже не помешает королю со всем вниманием отнестись к их просьбе — выделить "в аренду" часть наемных отрядов. Так что, Капитан вынужден был провести весьма романический ритуал прощания с прекрасной Маго, выполненный в духе "я буду с нетерпением ждать новой встречи с Вами". Получив в ответ оценивающий и совсем не детский взгляд юной графини, весьма чувственное "я тоже буду ждать Вас, мессир" и шелковый шейный платок на память. Как бы то ни было, уже двадцать пятого марта господа Гольдберг и Дрон были на месте. А именно, в штабной палатке капитана Меркадье, командовавшего осадой Шалю-Шаброль.

Сам Ричард, видимо заглянувший по дороге еще куда-то, прибыл лишь на следующий день после обеда. До рокового выстрела оставалось несколько часов. Сознавая, что время утекает уже буквально между пальцами, господин Гольдберг тут же ринулся в бой. Заранее объявив Меркадье, что обязан донести до короля известия особой важности, и поэтому ему необходима встреча с Ричардом буквально сразу же по прибытии того в лагерь, он таки эту возможность получил.

Когда длинная кавалькада всадников во главе с королем въехала в расположение войск, Меркадье, после всех приличествующих моменту приветствий, что-то проговорил Ричарду, указывая на стоящих поодаль "заморских колдунов". Тот согласно кивнул в ответ и направился прямо к ним.

— Вы хотели говорить со мной, чужеземцы? Прошу! Я готов выслушать все прямо сейчас. Но, во имя ран Христовых, постарайтесь быть краткими! До вечера я должен осмотреть замок перед завтрашним штурмом, а тени уже клонятся к востоку.

— Именно об этом я и хочу говорить с вами, мессир. — Голос господина Гольдберга слегка сел от волнения, на лбу и висках выступили капельки пота. — Вам уже, конечно, передали известие о готовящемся покушении.

Король коротко кивнул, всем своим видом выражая нетерпение занятого человека.

— Так вот, звезды указывают на последнюю декаду марта, — историк проглотил мешавший ему говорить ком в горле и продолжил, — а самый же вероятный день, когда произойдет роковой выстрел, это — сегодня, двадцать шестое марта.

— Вздор! Нет, я, конечно, благодарен и вам, и вашему повелителю за столь трогательную заботу о моем здоровье. Но посмотрите вокруг! — Ричард простер руку к крепости, заставляя своих собеседников оглянуться. — Отсюда и до самой крепостной стены местность ровная, как стол. Клянусь сердцем святого Игнатия, здесь не спрятаться даже ребенку, не то, что воину с луком или арбалетом. К стене ближе трехсот шагов я не подхожу. А из баллисты или катапульты прицельного выстрела все равно не сделать. Все у вас?

— Мессир, — это вперед вышел уже Капитан, — все, что мы просим, это выдать мне щит и позволить сопровождать вас во время рекогносцировки.

— Рекогнос..., тьфу черт, чего?

— Во время осмотра крепостных стен.

— Хорошо. Меркадье, распорядись о щите. Ждите меня здесь, через полчаса выходим. — Король собрался уже уходить, но глаза его никак не могли оторваться от панциря Капитана. — У вас удивительный доспех, сьер рыцарь. Никогда не видел ничего подобного! Клянусь мощами святого Иринея, оружейники вашей страны достигли невероятного искусства. После завтрашнего штурма не откажите в одолжении, я хотел бы познакомиться с ним поближе.

Полог шатра сомкнулся, пряча от глаз могучую фигуру короля. На изрядно вытоптанной площадке перед входом остались почтенный олигарх — уже с крупным каплевидным щитом, снятым с одного из всадников — и обильно потеющий господин Гольдберг.