— Надеюсь...
— Даже не сомневайся в этом!
Джованни кивком предложил Лоренцо следовать за собой, и молодые люди быстро зашагали к дому Моцци, гадая, что ответит на их просьбу мессер Ванни.
Глава 6
Балкон
Входя в комнату отца, который, по счастью, находился в этот час дома, Джованни полагал, что сейчас на голову его обрушится поток из бесчисленных упрёков и, возможно, даже ругани — и он не мог не признать, что заслужил такое обращение. Однако мессер Ванни, хотя и хмурился всё сильнее с каждым мгновением, слушая сына, не промолвил ни слова, пока рассказ не был закончен. Тогда он откинулся на спинку стула, прижал ладонь ко лбу и задумался. Моцци-младший и Лоренцо, который стоял возле самой двери и бездумно теребил край своего плаща, вжали головы в плечи и сгорбились, словно немощные старцы.
— Какие же вы идиоты... — прошептал, наконец, мессер Ванни. — Самонадеянные мальчишки... Неужели вы полагали, что у мессера Корсо не найдётся друзей, которые помогли бы ему выйти сухим из воды? Почему ты, Джованни, не посоветовался сначала со мной? — Банкир громко вздохнул. — Вот и сейчас: как, по-вашему, удастся вам заплатить выкуп, если твои сумасшедшие дружки, — посмотрел он на Френетти, — толпятся под стенами Барджелло, точно стадо баранов? Как попадешь ты к подесте, к его судьям и нотариусам?
— Не знаю, — пробормотал Лоренцо.
Моцци возвёл очи к потолку:
— Прекрасно! Зачем же тогда ты бежал сюда вместе с моим сыном? Впрочем, можешь не отвечать — ответ окажется тем же: "не знаю".
По губам мессера Ванни скользнула снисходительная улыбка. Френетти густо покраснел.
— Так что же нам делать, отец?.. — отважился спросить Джованни.
— Для начала — послушать, что я скажу, — резко произнёс банкир. Затем сощурился и пристально посмотрел на Лоренцо: — Чей сын твой приятель?
— Сын кузнеца, — ответил молодой человек.
— А сам ты — пекаря, если я верно запомнил?
— Да.
Мессер Ванни поджал губы и почесал подбородок.
— Так-так... — в задумчивости зашептал он. — Цех кузнецов — один из двенадцати старших; не самый многочисленный, конечно, но всё же довольно-таки влиятельный... Что бы гранды делали, не окажись никого, кто подковал бы им коней? — хмыкнул мужчина. — Пекари... Младший цех, но тоже весьма влиятельный — среди простолюдинов разумеется...
Внезапно банкир прервал свои рассуждения и сказал:
— Хорошо, я заплачу выкуп за вашего друга, сер пекарь.
— О, благодарю вас! — Френетти приложил руку к сердцу и низко поклонился.
— Боюсь только, это не поможет избавить его от пыток — и Дино, разумеется, тоже, — покачал головой мужчина.
— Это ничего не изменит! — возразил Френетти. — Я благодарен уже за то, что вы откликнулись на мою просьбу.
— Что ж, я очень рад. Однако прежде чем вы возвратитесь к Барджелло, я скажу ещё кое-что. Часто мне доводилось слышать от беспечных молодых людей, подобных вам, что, мол, скоро сам Сатана не сумеет разобрать, кто же на самом деле правит во Флоренции: кому положено писать законы, кому — ловить преступников, кому — судить их, и лишь вопрос, кто же должен рубить головы, не требует ответа — уж этих-то людей все знают. К чему нужны все эти бесчисленные Советы, комиссии и коллегии, громадная армия судей и нотариусов? Наверное, и вы хохотали над подобными речами, восхищаясь болтовнёй острословов. А между тем, нигде нет более мудрого порядка, чем тот, который придумали флорентийцы. Лишь он позволяет горожанам не только верить, что с ними поступят по справедливости, но и самим добиваться этой справедливости.
При последних словах и Лоренцо, и Джованни подались вперёд, догадавшись, что за столь длинным вступлением должно последовать нечто необычайно важное.
— И если вам до сих пор не довелось убедиться в моих словах, — продолжал банкир, — это означает лишь одно: люди, вершащие правосудие, боятся нарушить законы Флоренции. Вдруг ты польстишься на чьи-либо посулы, отпустишь преступника, а люди, не согласные с таким решением, обратятся к человеку, имеющему такое же право казнить и миловать, какое есть у тебя?
— Постой, отец! — вскричал Джованни. — Ты хочешь сказать, что не один подеста может решать, виновен Донати в убийстве пополана или нет?!
— Господи, как же я сам об этом не подумал! — подхватил Лоренцо. — Мне сразу нужно было вспомнить о мессере Джано! О Джано делла Белла...
Мессер Ванни нахмурился и грубо перебил молодого человека:
— Делла Белла здесь ни при чём. Коллегия приоров, капитан народа — вот у кого следует искать справедливости... Впрочем, — вдруг ухмыльнулся он, — можете обратиться и к мессеру Джано. Боюсь только, единственное, что он сможет сделать — дать вам совет, который вы только что услышали из моих уст.
Лоренцо, однако, уже не слушал его: голова юного пекаря была занята иными мыслями.
— А теперь — идите, — сказал Моцци. — И поторапливайтесь: любая минута, которую вы потеряете, может принести пусть и не смерть — едва ли подеста пойдёт на убийство, — то, во всяком случае, новые мучения нашим "храбрецам".
Когда молодые люди покинули комнату, лицо его неожиданно погрустнело.
— Кажется, я сослужил неплохую службу нашему делу: если толпа и не разнесёт дом делла Белла, когда услышит отказ из уст своего "защитника", то уж точно страшно в нём разочаруется. А когда делла Белла останется без поддержки простонародья...
Моцци не договорил и рубанул рукой воздух.
После этого он встал со стула и выглянул в окно; там уже сгустились сумерки, но вокруг было светло, словно днём: всюду, куда бы ни посмотрел мужчина, виднелись сотни огней, словно Флоренцию охватил один из тех страшных пожаров, которые превращали целые кварталы в чёрную пустыню — только вместо песка в воздух вздымались тучи пепла.
Банкир представил, как по этим улицам, полным разгневанных горожан, бегут Джованни и Лоренцо, торопясь на выручку своим друзьям, тяжело вздохнул и подумал: не вступи он в сговор с врагами Джано делла Белла, не желай он завоевать себе побольше союзников, откликнулся бы он на просьбу о помощи — даже если бы обратился к нему собственный сын? И вдруг понял: да, согласился бы.
Морщины на лице мессера Ванни разгладились, на губах заиграла улыбка — мужчина разом помолодел на десяток лет.
— Надеюсь, у Джованни всё получится, — прошептал он. — А твои приятели-заговорщики... Пусть катятся к чёрту!..
Между тем, пока банкир предавался этим рассуждениям, молодые люди мчались ко дворцу подесты. Никто не произносил ни слова, хотя найти повод для беседы было бы нетрудно: и Джованни, и Лоренцо бросилось в глаза, что путь им уже не преграждали толпы горожан, зато откуда-то продолжал доноситься грозный рокот, красноречиво говоривший: флорентийцы не успокоились и готовы и дальше участвовать в спектакле, затеянном Джаном ди Лучино. Только возле церкви Сан-Пьеро Скераджо юношам начали попадаться разрозненные группки людей, но если несколько часов назад Флоренцию действительно затопило настоящее "море", то теперь от него остались лишь небольшие "лужицы".
Наконец, молодые люди очутились так близко от Барджелло, что смогли различить верхушку его башни, черневшей на фоне сумрачных небес. Одно из её окон зловеще светилось, а под стенами крепости — это молодые люди увидели, пробежав ещё сотню-другую шагов — расцвели десятки рыжих факельных огней. В свете их мелькали какие-то фигуры, при виде которых излишне суеверный человек решил бы, что очутился в самой преисподней.
Френетти остановился, чтобы перевести дух, и, сощурившись, попробовал разобрать, что же творится.
В следующую секунду раздался вопль:
— Лоренцо! — и одна из фигур метнулась к нему.
— Что происходит, Сандро? — спросил молодой человек, скорее узнав голос, нежели различив лицо приятеля.
— Это ты ответь, где пропадал столько времени!
— Собирал выкуп для Франческо.
— Но ты же говорил...
— Да, — перебил Лоренцо собеседника, — я говорил, что отправлюсь в дом к мессеру Ванни деи Моцци. Именно там мне и удалось раздобыть деньги.
— Вот так дела! И как же так вышло? Тебе кто-то помог?
— Да, и я хотел бы, чтобы ты поприветствовал мессера Джованни, как это полагается.
Тут только Сандро заметил Джованни и поспешно склонил перед ним голову.
— Так-то лучше. А теперь объясни толком, что затеяли наши славные горожане. Не собираются ли они поджечь Барджелло?
— Нет, — покачал головой Сандро. — Просто стерегут подесту и мессера Корсо, чтобы те не вздумали сбежать.
— А члены Совета — они до сих пор сидят внутри?
— Куда же им деться? — пожал плечами юноша. — Впрочем, это не так уж важно. Ты ведь видишь, что здесь осталось совсем немного людей: сотни две-три — не больше? Все остальные отправились требовать правосудия у Джано делла Белла.
— Что? — выдавил Лоренцо, которому тотчас вспомнились слова мессера Ванни. — Зачем? Лучше бы шли к приорам — в конце концов, Сан-Пьеро Скераджо ближе, чем дом мессера Джано!
— Кажется, первым идти к мессеру Джано предложил Дино Пекора. Я собственными ушами слышал, как мясник закричал — а ты сам убедился, какой у него пронзительный голос — во всю глотку: "Друзья! Идёмте к Джано делла Белла! Раз уж он придумал нынешние законы — пусть сам и добивается их исполнения!" Возглас этот подхватил его вечный спутник — этот громила Луиджи, — а затем и ещё несколько человек. И вот тогда началось!..
Сандра закатил глаза и вобрал побольше воздуха в грудь перед тем, как перейти к самой интересной части рассказа, но Лоренцо поспешил воспользоваться секундным молчанием приятеля и сказал:
— Когда все отправились к мессеру Джано?
— Где-то с четверть часа назад...
— Проклятье! Должно быть, они уже там.
Лоренцо в ярости сжал кулаки: пусть молодой человек и не мог понять, что творится в голове Пекоры и какие замыслы там сокрыты, пусть совсем недавно и сам готов был броситься в ноги к Джано делла Белла, чтобы молить о помощи, любые поступки мясника таили в себе угрозу, смысл которой ускользал от него. А значит, сейчас мессер Джано находится в опасности!
— Оставайся здесь, — приказал юноша приятелю. — А я постараюсь нагнать толпу — вдруг ещё не слишком поздно?
— А я попытаюсь попасть в Барджелло, — сказал ему Джованни. — Вдруг получится поговорить с Лучино?
Сын пекаря и сын банкира обменялись понимающими взглядами, после чего Френетти побежал в ту сторону, куда должны были отправиться разгневанные флорентийцы.
Чем ближе подходил Лоренцо к дому мессера Джано, тем сильнее трепетало его сердце; один раз молодой человек даже остановился и принялся, прислонившись плечом к стене, судорожно глотать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба — столь велико было его волнение. Жадно вслушивался он в звуки вечерней Флоренции, страшась услышать рёв, похожий на изданный толпой после известия об освобождении Корсо Донати. Но всюду царила тишина, будто не происходило ничего особенного и флорентийцы, помолившись, уже улеглись в свои мягкие кровати, на тюфяки, мешки с соломой или, на худой конец, просто на голую землю — тут уж всё зависело от толщины их кошельков — и погрузились в сладостные сновидения.
Наконец, молодой человек преодолел минутную слабость и двинулся дальше. Однако теперь он уже не бежал, а шагал твёрдо и спокойно, решив, что спешить уже некуда: прошло слишком много времени, и горожане сейчас, должно быть, выслушивают речи мессера Джано.
Наконец, взгляд Френетти уловил отблески пламени, озарявшего улицу, на которой жил делла Белла. Молодой человек сделал несколько последних шагов и вывернул из-за угла.
И остановился, потрясённый зрелищем, открывшимся его взору.
Всюду, куда бы ни посмотрел молодой человек, он видел только серую людскую массу, которая содрогалась иногда от неизъяснимого волнения — в этот миг по поверхности её пробегала волна. В воздухе трепетали знамёна, метались в струях холодного ветра факельные огни, по красно-коричневым стенам зданий скользили бесформенные тени. А надо всем этим возвышалась крошечная чёрная фигурка — фигурка мужчины, стоявшего на балконе и говорившего так громко, что Лоренцо слышал каждое его слово.
— Я знаю, зачем вы пришли сюда, — говорил мессер Джано, — и понимаю ваши чувства. Наверное, будь я одним из вас, гнев и ярость овладели бы и моим разумом и заставили ринуться на приступ Барджелло, чтобы силой своих кулаков добиться правды. Но давайте на секунду заглянем в прошлое, не столь уж далёкое и прекрасно известное вам по рассказам стариков, которые в свою очередь узнали о нём от своих отцов и дедов... Когда-то Флоренция была крошечным городком, окружённым замками могущественных феодалов; флорентийцы жили скромно, зато в дружбе и согласии, и даже аристократы нисколько друг другу не завидовали и не затевали ссор и раздоров. Никогда не случалось, чтобы в праздничный день на улицах вспыхивали ссоры и уж тем более проливалась кровь. Так продолжалось, пока наши предки не задумали покорить грозных баронов и подчинить себе всё контадо... — Делла Белла сделал небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями и перевести дух, а затем возобновил речь: — Борьба эта увенчалась успехом, но из семян её быстро выросли ядовитые побеги: побеждённые нобили начали переселяться в наш родной город и подтачивать изнутри единство его жителей. И вскоре умы лучших граждан Флоренции оказались отравлены жаждой власти, за которую развернулась страшная, кровавая битва — война между семейством Уберти и консулами. К счастью, тогда всё удалось решить миром, враждующие стороны пришли к согласию, но злость их друг на друга никуда не исчезла: противники ждали лишь подходящего повода, чтобы вновь взяться за оружие. А чтобы легче было чинить беззакония, нобили задумали покончить с древним, мудрейшим порядком правления, который защищал всех — и аристократов, и ремесленников, и купцов — и лишили консулов власти, передав её подесте.
Услышав слово, ставшее столь ненавистным после несправедливого суда, Лоренцо почувствовал, как кровь ударила ему голову; наверное, в это мгновение он без раздумий бросился бы на штурм крепости, пусть даже путь и преграждали бы выставленные вперёд острия копий.
Горько усмехнувшись, мессер Джано произнёс:
— Конечно, многие посчитали, что приезжий человек не станет помогать ни одному семейству, будет судить честно и справедливо. Но на деле вышло иначе: аристократы, почувствовав безнаказанность, начали заливать Флоренцию кровью — своих врагов или простых горожан, — а правым... правым оказывался тот, кого подеста считал самым сильным... К чему это привело? Полагаю, всем это известно: Флоренция из-за вражды грандов раскололась на две части, два лагеря, люто ненавидевших друг друга, и вместо прекраснейшего и богатейшего города мира превратилась в самый несчастный. А больше всего мучений, — мужчина окинул толпу взглядом, — пришлось вынести вашим предкам, честным труженикам и купцам, которые мечтали лишь об одном: заниматься любимым делом, а вместо этого умирали в битвах с войсками императора, терпели голод и лишения во время осад, гибли от рук обнаглевших аристократов и даже чуть было не лишились своей родины, когда предатели-гранды захотели стереть Флоренцию с лица земли.
