Властью своей, "опричника", лично я стараюсь не пользоваться без крайней нужды. Но тут был как раз такой случай — всех пленных американцев я приказал вывести в расход, под мою ответственность, и докладывайте кому хотите. Под предлогом обеспечения секретности — чтоб не было свидетелей, как колонна из нескольких десятков грузовиков и полугусеничных БТР с американскими белыми звездами уходит на юг.
В интересах выполнения задания. А кто и что подумает — плевать!
Жуков — Кравченко (ком. 6 гвард.танковой армией), разговор по ВЧ. 3 сентября 1950, 6 утра по местному времени.
Вам боевой приказ непонятен, товарищ генерал-полковник? Разворачивай все свое хозяйство на Циндао, и вперед, как на Берлин! Маскировку под "корейцев-добровольцев" к чертям — товарищ Сталин разрешил! Американцы попадутся — бей и дави на общем основании, как врагов! С воздуха тебя прикроют, пехоту для городских боев придали, корейцы и наш ШИСБр, куда лучше маньчжур! Жду от тебя доклада о взятии Циндао!
Из обращения И.В.Сталина к советскому народу. 3 сентября 1950.
Шесть лет назад завершилась нашей Победой самая тяжелая, самая кровопролитная война, какую знала история. Война за само выживание человечества, спасение его от фашистского рабства. Мы помним, и никогда не забудем, что в одном строю с нами сражались народы Англии и США. Мы помним ленд-лиз, северные конвои. Как и помощь в борьбе с японским милитаризмом, верным союзником гитлеровцев. И эту благодарность мы сохраним навеки.
Но правящая верхушка западных стран, промышленники и финансисты, уже тогда видели целью войны — лишь получение собственных прибылей и расширение рынков сбыта. И Победа для них — вовсе не победа, если народы многих стран Европы и Азии выбрали социалистический путь развития, если народы Африки не хотят больше безропотно подчиняться белым колониалистам. Мы не считаем, что коммунизм может быть принесен куда-либо на штыках Советской Армии — но следуем долгу старшего товарища, помочь тем, кто сам выбрал этот путь — подобно народам ГДР, Италии, Польши, Чехии, Болгарии, Венгрии, Румынии, Югославии, Греции, Кореи, Маньчжурии. А кто изъявит желание, то готовы и принять в братскую семью советских народов — как народы Словакии и Монголии. Также, мы уважаем право народов Курдистана, Ирака, Сирии, Палестины — жить по своим законам, в той мере, в какой это не задевает интересов соседних стран. Также мы оказываем братскую интернациональную помощь народу Китая, которому режим Чан Кай Ши пытается навязать власть помещиков и иностранного капитала. Мы помогаем народу Вьетнама, под руководством Коммунистической Партии сражающемуся за освобождение своей страны от колониального ига. И это очень не по нраву мировому, прежде всего американскому капиталу, теряющему прибыль.
Банкиры с Уолл-Стрита — не были на полях сражений. Они считали свои барыши. Ради которых готовы и сейчас ввергнуть мир в еще более страшную войну, уже с применением ядерного оружия — ведь не им идти на фронт! Их верный слуга, генерал Макартур, с полного одобрения Правительства США, озвучил нам ультиматум — немедленно прекратить помощь нашим китайским единомышленникам, уйти из Китая, а также из Маньчжурии, отдав их под власть Чан Кай Ши, белокитайской марионетки Соединенных Штатов. И выплатить ему контрибуцию — как еще назвать требование, "возместить весь ущерб". Тогда Макартур обещает нам мир, "если будем хорошо себя вести", на его взгляд. Иначе же, угрожает нам войной, в которой применит ядерное оружие!
25 августа, всего восемь дней назад, американский самолет сбросил атомную бомбу на Сиань, столицу китайского Освобожденного района. Погибло свыше двухсот тысяч человек, причем в большинстве не бойцов китайской Красной Армии, а мирных жителей. Погибли члены советской миссии. Полностью разрушен город, с памятниками огромной культурной ценности, возрастом в полторы тысячи лет. После чего экспедиционный корпус Армии США вторгся на территорию Освобожденного района, сея смерть и разрушения, совсем как гитлеровцы на советской земле, девять лет назад. Чтобы не только привести Китай к покорности, но и показать всему миру, что будет с теми, кто не подчинится американскому империализму.
Нашему народу, нашей стране не нужна новая война. Мы еще не успели восстановить разрушенное, мы строим мирную жизнь. Но мы помним, чем всегда кончается умиротворение агрессора — как Мюнхен, 1938 года. Мы знаем американскую историю — как они, еще сто, двести лет назад заключали "справедливые" договора с индейцами, мир на вечные времена — вот только белым колонистам всегда доставались лучшие земли, а индейцы слабели — и скоро приходил черед нового, еще более "справедливого" договора. Ведь капиталу нужны не завоевания сами по себе, а прибыль в итоге. А потому, он не остановится, и сколько продлится обещанный мир — как после Версаля 1919 года, или меньше?
Нам не нужна война. Но мы и не боимся войны — если речь идет о жизни нашей страны, нашего народа. Нам грозят атомным оружием — что ж, у нас оно тоже есть. А еще у нас есть правило — друзей, нам доверившихся, мы не бросаем, не предаем. И никто не смеет диктовать китайскому, корейскому, маньчжурскому народам — какой политический строй у себя выбирать. Но наверное, в Вашингтоне считают, что им из-за океана виднее?
Я обращаюсь к народам Америки, Англии, Франции, Голландии, Бельгии, Дании, Норвегии. Эта война нужна только господам капиталистам — а вы не получите ничего, кроме права снова умирать в окопах или под бомбами, за чужие интересы. Не мы, а ваши правительства хотите начать эту войну. Так не жалуйтесь после, что вас не предупреждали!
Конечно, пока на земле существуют различные государства, неизбежно возникает столкновение интересов, которое может быть разрешено договором — но лишь равноправным, с взаимными уступками. А ультиматумов, когда уступать должны только мы — мы не признаем!
Гао Ган. Из речи в Харбине, 3 сентября 1950.
Проклятые американские бандиты показали свое истинное лицо. Им не нужен свободный Китай, им нужна территория, населенная безропотными рабами-кули. За их словами о "благе китайского народа" прячется звериный оскал убийц. Но мы помним, что Китай, это великая и древняя страна, у нас была цивилизация, когда по американским прериям индейцы гоняли бизонов. Сейчас американцы считают, что если у них есть атомная бомба, то весь мир должен склониться перед ними в поклоне и принести дань? Думаю, что они жестоко ошибаются. Нация потомков сосланных каторжников, английского отребья, воров, разбойников и убийц хочет войны? Так она ее получит! Как и американская марионетка, собачка и лизоблюд, Чан Кай Ши.
Мао Цзе Дун. Руины г.Сиань, 3 сентября 1950.
Я остаюсь со своим народом!
Русские предлагают свою помощь. Лечение в их госпитале, на их территории. Где я целиком окажусь в их власти. Проклятый предатель Гао Ган наверное, уже нашептывает Сталину, как со мной поступить. И ведь советские, скорее всего, его послушают — чтобы окончательно прибрать к рукам КПК! Не только Кан Шэн, слишком многие погибли, верные мне! И я не нужен советским — значит, после их "лечения" живым не останусь!
И зачем мне лечение? Первые три дня я чувствовал себя плохо, но сейчас мне гораздо лучше, я могу работать, значит, преодолел болезнь! Я еще нужен Китаю и революции! Смерть империалистам и предателям-ревизионистам! И даже к лучшему, что американцы нанесли удар — это даст нам законное право, подобно мудрой обезьяне на горе, смотреть как насмерть дерутся тигры! А мы не можем участвовать, нам надо залечивать раны, нанесенные подлой агрессией, да хотя бы и Сиань восстановить! Мобилизованные по окрестным деревням рабочие уже прибывают, разбирают завалы, расчищают место. И народу, и армии надо будет видеть своего Вождя!
А после, когда такие же бомбы упадут на Харбин, на Сеул, на Хабаровск, Владивосток, и на Москву и Ленинград. В ответ, если Сталин не блефует, такая же участь постигнет Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско... Но до того русские сбросят в море Чан КайШи, уж если объявили его виновным, а они такого не прощают!
И тогда Китай станет самой большой силой в мире.
Мао не знал, что при лучевой болезни (1й степени) наступает временное улучшение. Длящееся неделю, или две — до того как, при отсутствии лечения, скрутить насмерть. В то же время при правильном лечении, согласно нормативам, обещано возвращение солдата в строй — это норма для военнослужащих, не учитывает долговременное воздействие на организм. Вторая степень — это когда, опять же при лечении, в строй не возвращаются, и вообще, выздоровление возможно. Третья — смерть через определенный срок. Четвертая — смерть сразу или через короткое время.
И потому, большинство оставшихся в Сиани, в зоне радиационного заражения, были ходячими мертвецами. Поскольку не имели понятия о противорадиационных мерах. Немногочисленные советские врачи физически не могли помочь всем. И никто не имел права отлеживаться в бездельи — все трудоспособные (включая схвативших дозу, подобно Мао), должны были работать, пока стоят на ногах.
Чан Кай Ши. Сказано в Шанхае, 3 сентября 1950.
Как все китайцы, я скорблю о погибших в Сиани. Мне больно видеть разрушения древней столицы Китая. Но я считаю, что виноваты в том не наши американские друзья, которые искренне хотели прекратить кровопролитие, а коммунистические смутьяны, из-за которых Китай не знает покоя уже сорок лет! И болезнь зашла уже так далеко, заразив значительную часть нашего народа, что иногда приходится поступать, как при эпидемии чумы: окружить больное место войсками и предать там все огню, не щадя никого, кто мог бы дальше распространить заразу.
Искренне надеюсь, что теперь, когда великая и могучая Америка решила вмешаться в войну на нашей стороне, искоренение коммунистической заразы пойдет быстрее и легче. И очень скоро мы все увидим обновленный, богатый и свободный Китай, по праву занимающий место в ряду мировых Держав.
Призываю население оказать всемерную помощь этой высокой борьбе — помня, что чем скорее будут истреблены смутьяны, тем скорее придет процветание!
Доклад в Разведуправление (ГРУ СССР) от резидента в Шанхае (расшифровано).
Достоверно — Макартур и ЧКШ 5 сентября 12 часов в порту инспектируют прибывшую 33 пд Армии США. Покидаю город, согласно приказу.
Северодвинск (Молотовск), завод "Севмаш". 3 сентября 1950.
Подводная лодка уходит в поход. В чужие моря и заливы...
-Блин, какой му..к на радиоузле песню поставил? Вернемся, спрошу, коль не забуду.
-Да ну, Петрович, как лучше ведь хотел.
-А получается, как всегда.
-Думаешь, всерьез будет?
-Штатовцы конечно, козлы, но не настолько же? Там ведь так и не решились? И до швыряния атомных, не дошло?
-Так сами же историю изменили. И что теперь будет — одному господу известно.
-Тихо ты! Мои идут!
Огромная для этих лет подводная лодка, непривычно округлых очертаний, стояла у стенки завода. На причале собралась компания, где вперемешку были моряки и штатские. Конечно, завод, пребывание в ремонте — и нормой было, что экипаж тоже участвует, работая в цехах, и знакомы были флотские с заводскими. Но обычно все же даже мастер цеха не называет командира лодки, капитана первого ранга, по отчеству.
-Может с нами в поход, тряхнешь стариной? — полушутя сказал командир.
-Да нет, окопался я уже тут — ответил мастер — и говорят, нужен, справляюсь хорошо. Вон и моя идет, с дочурой. В честь нашей "адмиральши" назвали, интересно, как она там?
-По партийной линии, большое начальство — сказал командир — заглядывал я к ним в гости, как в Москве был, зимой. И второго сына Михаилу Петровичу нашему родила, тоже наверное в адмиралы выйдет. Ну а у меня — один пока что.
-Елене Саввишне, наше почтение!
-Ленок, ну зачем ты Петюню притащила? Простынет же!
-Ваня, тепло еще! Зато пусть посмотрит, как это, отец в море уходит. Доброго здравия всем!
Подходили еще — все женщины, кто-то с детьми. Мужчины пришли раньше. Кто-то собирался по трое, четверо, пятеро, кто-то стоял лишь со своей семьей, тихие разговоры были почти не слышны на фоне шума от заводских цехов. Утро, начало смены. А над морем туман.
-Мне пора — сказал командир — ну, до встречи, Елена моя Прекрасная. Ты только жди! Эй, мужики, покурили и хватит — проверка перед походом.
-А куда ж я от тебя денусь! — улыбнулась статная женщина с русой косой — ты только попробуй не вернуться!
-Да проверили уже все по десять раз, не сумлевайся, Петрович — сказал мастер — эх, а вот услышу знакомое, "корабль к бою и походу изготовить"... Ну, может еще Анюта вырастет, за моряка замуж выйдет.
-Проверка не помешает — внушительно ответил командир — когда ревун, это уже самое крайнее, а до того, неофициально. Чего тебе говорить — знаешь же!
Моряки потянулись по сходням на борт. Остались лишь заводские. И женщины — одетые нарядно, и чтобы было что-то алое — косынка, шарф, платок на плечи. А Елена, жена командира, и еще четверо были в алых накидках-пальто, похожих на паруса.
-Да не беспокойтесь, Елена Саввична — сказал мастер — я вот на этой самой "моржихе" всю войну отходил. Ох, боязно, там ведь скольких людей уж сменили! Даже группманами, и то наши не все — в смысле, из моего экипажа. Хотя нет никого, кто бы меньше года в команде. Эх, ребята!
-Боекомплект ведь загрузили по-полной — заметил кто-то — ну, суки америкосские! А ведь тогда, если до драки дойдет, и победы на рубке надо вписать по полной? Еще те...
-Цыц! — одернули его — скажут, впишем. А пока — подписку ты давал?
-Ой, а куда идут-то? Мой мне так ничего и не сказал?
-Люба, ну ты что, глупая? В Полярный — некуда больше. Поскольку только там, кроме нас, у "моржихи" стоянка оборудована. Войны ведь пока нет!
-А если будет?
-Ну, чему быть, того не миновать. Ту выдюжили, вытянем и эту! Главное, сейчас нас врасплох уже не застанут!
-Может, не будет? И вернутся скоро.
-А куда они денутся — мы на "моржихе" и не из таких походов возвращались! Рассказать, так не поверите.
-А расскажи, Сань!
-После когда-нибудь! Когда разрешат.
На радиоузле сменили пластинку. Теперь из репродуктора слышался бодро-патриотический марш.
А позади провожающих, в цехах, уже шла работа над корпусами будущих "моржих".
Ленинград. 3 сентября 1950.
На перроне Московского вокзала стояли двое — пожилой мужчина импозантного вида, и скромно одетая женщина лет сорока. У мужчины был большой чемодан, женщина налегке — провожала.
-Сегодня два раза была тревога — сказала женщина — пока учебная, но все равно... Сирены воют, все куда-то бегут. А я не стала — зачем? Если начнут бомбить, в убежищах будет лишь прах, с расплавившимися монетами и ключами — помнишь, что говорила эта, Лазарева?
-Еще не поздно купить второй билет — сказал мужчина — Лида, ну ты сама виновата. Ну что тебе стоило придержать язык, и быть как все? Ладно, разберемся сейчас!
-Разберемся?! — зло усмехнулась Лидия Чуковская — а где ты был, папа, когда меня вышвыривали из Союза Писателей, что ж ты молчал, не вступился? И молчал, когда ко мне с милицией пришли, трудоустраивать — в госпиталь, вонючие горшки выносить и мыть, как Лазарева обещала — меня, потомственную интеллегентку с высшим образованием, как какую-то Глашу из деревни Чувырлино?
