— Я не могу ...
— Почему? — с тревогой переспрашивает девушка
Мне захотелось признаться о Стеле, но заглянув в чистые Ритины глаза, обомлел, в них пылает такая любовь, что мне стало нехорошо. Если сейчас я порушу её надежды, неизвестно, что произойдёт, она чрезвычайно непредсказуемая ... нет, на себя руки не наложит, в этом я полностью уверен, но гарнизон разнесёт в пух и прах.
— Рита, — мой голос предательски дрогнул, мне противно врать, но пересиливаю себя, — я чисто физически не могу ... безумно устал, в теле всё дрожит, ещё чуть-чуть и потеряю сознание, — я облизнул пересохшие губы, старательно отвожу взгляд от двух ярких пятен маячивших на уровне моих глаз.
— Бред какой! — передёрнулась Рита, и убирает от моего лица свои груди. — Ты только что был такой горячий ... и твёрдый.
Я старательно отползаю и перекидываю ногу за ногу, чтобы она не увидела, что я бессовестно вру, тягостно вздыхаю, с неимоверным усилием сдерживаю себя, чтобы не наброситься на Риту и целовать её, любить до самого утра. Но так можно зайти очень далеко ... и остаться с Ритой навсегда... но это неправильно, я не мыслю жизни без Стелы! Поэтому я как можно обреченнее произношу: — Так и было, а сейчас ... облом.
— Это действительно так? — Рита вновь приближается ко мне и у меня срывается дыхание, ещё один миг и начну сдёргивать остатки её одежды, но, делая над собой страшное усилие, киваю.
Она горько улыбается: — А у меня столько энергии, через край бурлит. Может всё-таки попробуем? — несмело требует она.
— Я опозорюсь! — резко встаю и отворачиваюсь, с лица градом течёт пот.
— Неужели всё так серьёзно?
— Ты даже представить не можешь, — выдавил я чистую правду.
Рита помолчала, затем произносит: — Ты говоришь без фальши. Что ж, я надеюсь, так будет не всегда, — с огромным разочарованием говорит она и уже с теплотой в голосе добавляет: — Пока, Кирилл, а мы ещё наверстаем! Правда?
— Угу, — неопределенно качнул я головой, вероятно красный от стыда как варёный рак.
Она чмокает меня в губы и уходит, но в комнате ещё долго остаётся её волнующий запах. Я обхватил голову. А правильно ли я всё делаю?
Катаю по столу чёрный камень, он мягко светится, словно печалится вместе со мной. Вот как бывает, необдуманно поступил, совершил ошибку и как мне разбить этот узел? По камню ползут алые линии, как артерии наполненные кровью. Глажу тёплую поверхность, и становится мне легче, будто он меня поддерживает.
Утро в общаге начинается с хождения жильцов по коридору. Хлипкая дверь легко пропускает шум, встряхиваюсь как собака, выгоняя остатки сна, обречённо иду умываться — впереди новый день.
На улице всё замело снегом, тихо и морозно, почти декабрь. Иду в свою роту, надо показаться на глаза капитану Бухарину, да и взять сапоги у прапорщика Бондара, по таким сугробам в ботинках замучаешься ходить, носки постоянно мокрые.
В роту захожу раньше капитана Бухарина, бойцы уже пробежались по утреннему снегу, толпой заходят в казарму, там гудит басом прапорщик Бондар, даёт наставление Мурсалу Асваровичу. Каптёр нагрузился простынями, с пониманием кивает, словно они обсуждают некую военную хитрость, замечает меня, его смуглое величиной с казан лицо озаряется улыбкой. Прапорщик Бондар оборачивается, окидывает меня хмурым взглядом, задержался на моих промокших батинках, неодобрительно причмокнул, устремил бычий взгляд на каптёра: — Мурсал, помнится у тебя сапоги хромовые завалялись, принеси товарищу старшему лейтенанту.
— Спасибо, товарищ прапорщик, — с чувством говорю я.
— Как отдохнул? — смягчается Бондар.
— Энергично.
— Ну-ну, — он неожиданно улыбается и протягивает связку ключей, — принимай роту, капитан Бухарин в отъезде. И вот ещё, к тебе три дня назад двое мужчин на КПП приходили, утверждали, что твои друзья, всё о тебе выспрашивали, я сказал, что ты в командировке.
— Как они выглядят? — холодея, спрашиваю я.
— Высокие, не по сезону одеты, в длинных пальто, бородки как у священников, а глаза нехорошие, цепкие, холодные, как у фанатиков. Сознаюсь, даже в моём сердце прошёл трепет. Что это за люди, откуда они тебя знают? — прапорщик Бондар внимательно смотрит на меня.
— Большие крысы, — говорю одеревеневшими губами.
— От крыс необходимо избавляться, — назидательно прогудел прапорщик Бондар.
— Послушайте, сам хочу! — с горячностью вырывается у меня фраза.
Прапорщик улыбнулся: — Будет необходима помощь, обращайся, у меня друг начальником поселковой милиции служит.
— Боюсь, он не поможет, — мрачнею я, — на них даже стрихнин не действует.
— Очень образно, — поджимает губы прапорщик Бондар.
— Вообще, спасибо, — искренне говорю я, — если возникнет необходимость, воспользуюсь вашим предложением.
Мурсал Асварович грохнул о пол новенькие сапожки: — Принимай, Кирилл Сергеевич, сносу не будет, на обратной стороне галифе пятнадцать и тринадцать насечек!
Я уже знаю, часто сапоги делают зеки. Насечки обозначают: максимальные — общий срок, минимальные — сколько отсидел. С таким послужным списком, зекам предоставляется всё самое лучшее: кожа, нитки ... и, естественно, за столько лет заключения зеки приобретают не дюжий опыт.
Сержанты Ли и Миша уводят роту на завтрак, я захожу в кабинет командира роты, стягиваю промокшие ботинки, с удовольствием влезаю в сапоги. Оглядываюсь. Где-то должен быть электрический чайник и кофе. Резко звонит телефон. Возвожу глаза к верху, это явно Белов Анатолий Фёдорович.
— Беру трубку: — Слушаю вас товарищ полковник.
В трубке хмыкнули, раздаётся знакомый голос: — Ты не ёрничай, Кирилл.
— Да я и не думал.
— Почему вчера не пришли с докладом?
— Поздно было, товарищ ...
— Для меня нет ни дня, ни ночи, ты это должен был давно понять, — перебивает он меня.
— Исправлюсь.
— Опять ёрничаешь?
— На этот раз нет.
— В девять всей командой ко мне, — приказывает он.
Так подмывает сказать, Катя не успеет, неожиданно шеф ошарашивает меня следующей фразой: — Нет, лучше в десять, Катюша не успеет собраться, — в его голосе звучат нотки доброго, уставшего от длительной жизни дедушки.
Сижу с пикающей трубкой и нервно смеюсь. В дверь коротко стучат.
— Да, — кладу трубку, встаю, поправляю гимнастёрку. Кого это чёрт несёт?
В кабинет протискивается замполит, лицо каменное, а в глазах, как муха в паутине увязла обида.
Он без приглашения заходит в кабинет, садится на стул.
— Кирилл Сергеевич, я не понял, что сержанты Ли и Филатов делают в роте? Они должны быть на гауптвахте.
— Уверен? — во мне вспыхивает злость. Сажусь в кресло командира роты, с умным видом открываю журнал, насмешливо смотрю в бледное лицо замполита. Ба, да у него даже прыщики есть как у юнца! Совсем зелёный, с сожалением думаю я.
— В воспитательных целях не следует проявлять мягкость, — с напором говорит замполит, — иначе кто Родину будет защищать.
Приподнимаюсь на локтях, долго смотрю в глаза, замполит заёрзал на сидении, пару раз кашлянул кулак, чуть дрогнувшим голосом произносит: — Разболтаются, так и до предательства недалеко.
— Послушай, старший лейтенант, — сознательно называю его по званию, — сколько у тебя боевых наград?
— Не понял, причём здесь это? — он ещё сильнее бледнеет.
— У тебя есть хоть один орден?
— Нет, но я ...
— А у этих сержантов имеются. Если ещё раз пропищишь против них, крысёныш, морду набью, вон отсюда!
— Это вы мне? — попытался с угрозой кукарекнуть замполит, но получилось жалко, лишь прыщи на лице по-боевому разгорелись.
Я встаю, наливаю с графина воду, отхожу к окну. Валит снег, в этом году его как никогда, о замполите совсем забываю, словно не существует он для меня.
— О вашем поведении я обязан доложить в Особый отдел, — вновь раздаётся кукареканье.
— Что ж, голубчик, докладывайте. Кстати, я сам туда иду ... и ещё, не гуляйте по ночам, не то на Риту напорешься.
— Какая Рита? — теряется замполит, смотрит на меня едва не с суеверным ужасом, поспешно встаёт. Хлопнула дверь, я пытаюсь отодрать форточку, чтоб проветрить помещение.
Выхожу из кабинета: — Я в Особый отдел, — говорю дневальному по тумбочке и быстро покидаю роту.
С Эдиком заранее приготовили такой доклад, чтобы отвести от нас всякие подозрения. Не знаю, получится обмануть проницательного Белова Леонида Фёдоровича, но вся надежда на необыкновенные способности друга. Его мысли невозможно вытянуть из головы, так как они витают в стороне от своего хозяина.
Вначале захожу к Эдику. Он давно на ногах, бодр, успел слегка выщипать бороду, сбрызнулся одеколоном.
— Готов с шефом знакомиться? — здороваюсь с ним за руку.
— Попробую.
— Он не человек.
— Понятное дело, — Эдик достаёт увесистую папку. — Я скорректировал вектора и теперь всё указывает в космос.
— Как-то расплывчато, — беспокоюсь я.
— Более того, я вывел такие формулы, на основании которых выходит, что вектора обрываются в нашем времени, а стыкуются лишь в 2016 году.
— Как ты вышел на 2016 год? — внезапно мне становится жутко. — Это как раз тот год, из которого мы прибыли в 1980.
— Ты мне не говорил, — с интересом смотрит на меня друг.
— Он на нас подумает, — я в растерянности заходил по комнате.
— Первый раз у меня такой облом, — честно сознаётся Эдик. — И всё почему, кое-что от меня ты скрыл, а напрасно и довольно глупо, — он назидательно взмахивает длинным узловатым пальцем, но сильно расстроенным не выглядит.
— Необходимо всё переделать, — мой голос дрогнул.
— Не надо ничего переделывать, — щурит глаза Эдик, — пусть думает, что у него все козыря в руке. Сейчас он не станет ничего предпринимать, ведь, судя по векторам, у него уйма времени и будет уверен, что его не разводят с графиками. Что бы ложь была достоверной, необходимо влить в неё девяносто процентов правды, — узловатый палец Эдика вновь взвился перед моим лицом.
— Как бы мы сами себя не перехитрили, — буркнул я, старательно увёртываясь от его сучковатого перста.
— Всякое может быть, — легко соглашается Эдик.
Дверь от резкого пинка ногой открывается, на пороге появляется Катя с подносом, на котором дымятся чашечки с ароматным кофе.
— Как вовремя, Кирилл, — она взмахивает золотыми кудрями, глаза светятся запредельной зеленью, — Эдик, помоги, еле поднос удерживаю!
— А Рита где? — спрашиваю я.
— В буфет побежала, скоро появится, — Катя передаёт тяжёлый поднос, быстро убирает на столе, накрывает скатерть.
Рита забегает почти следом, подкрашенная, как учила Катя, в тёплом вязаном свитере, в пакете держит воздушные булочки, осторожно покосилась на меня и мило покраснела.
— А колбасы не было? — в разочаровании поводит носом Эдик.
— Была, но такое ощущение, словно она позеленела от злости и сыр выгнутый, явно не одну неделю уже лежит, — прощебетала она.
— Есть неплохой кафе, — вспоминаю я. — Но нас уже ждёт Леонид Фёдорович, в десять должны быть у него.
— Не спится старику, — без злости хмыкает Катюша, — придётся поторопиться, боюсь, к десяти не успею.
К Особом у отделу подходим в пять минут одиннадцатого. Катя хмурая, носик вздёрнут, веснушки вызывающе горят, очевидно, пришлось ей подсуетиться, чтобы не сильно опоздать. Но сколько ей это стоило!
Дежурный офицер вскользь посмотрел в моё удостоверение, кивнул, он явно предупреждён о нашем визите.
У двери задерживаемся, даже Катя замешкалась.
— Что столпились как бараны, заходите! — непонятно откуда прозвучал голос шефа.
— Не изменился, старик, — облегчённо вдыхает Катя, уверенно толкает дверь.
Белов Леонид Фёдорович, в форме полковника авиации, встречает нас прицелом потусторонних глаз.
— Катюша, я не слишком рано назначил встречу? — мягко говорит он, утирая носовым платком залысины.
— Что вы, Леонид Фёдорович, — скромно потупила глаза Катюша.
— Вот и хорошо. Садитесь, — указывает на кожаные кресла.
— Как отец? — ласково глянул он на Риту.
— Работает главным оборотнем. Сейчас в командировку уехал, по партийному заданию, — Ритино лицо озаряет счастливая улыбка, она с восхищением смотрит на шефа.
— Я принял решение перевести его в Москву, нам позарез нужны оборотни в погонах. Твой отец подполковник в отставке, я восстановлю его в этом звании, — будничным тоном произносит Леонид Фёдорович. — Да и ты с перспективой, девочка, получишь новый сектор в Черёмушках. Кстати, тебе пора вступать в партию, рекомендацию напишу самую позитивную.
— Ой, спасибо! — Рита смущается и мило краснеет.
— А ты ... Эдуард Арнольдович? — с интересом уставился на Эдика шеф.
— Вроде да, — блеет мой друг, растягивая бороду в улыбке.
— Правильный ответ, мы все "вроде да", — хвалит его шеф. — Что ж, Кирилл Сергеевич, команду ты подобрал замечательную, а ещё два твоих парня Филатов Миша и Герман Ли, отличные бойцы, мы сейчас в хороших людях нуждаемся. В заброшенном метро копится нехорошая энергия, придётся вам прочесать все его закоулки.
— Нам нужны серебряные пули. Можно их из авиационной проволоки изготовить, — говорю я, внимательно всматриваясь в добродушное лицо шефа.
— Не стоит возиться, — отмахивается он, — этого добра у меня в избытке, в серебряных пулях недостатка не будет, — затем он вновь оборачивается к Эдику: — Всё получилось? — вкрадчиво спрашивает он.
Эдик встаёт, бережно кладёт папку на стол. Белов Леонид Фёдорович её молниеносно расшнуровывает и погружается в содержимое. Взгляд бегает по строчкам и графикам в сумасшедшем ритме, у человека б так не получилось бы. Очень скоро бросает на стол и улыбается, демонстрируя свой клык: — А в аномалиях замешаны Кирюша и Катюша, — с ехидной насмешкой глянул он на нас. — М-да, а команда у вас действительно подобралась замечательная, один за всех и все за одного.
У меня земля уходит из-под ног, в то же время смущает будничный голос шефа.
— Но это в будущем, хотя действия происходят сейчас. Следовательно, сего события нет в природе, — делает он сумасшедший вывод.
Эдик с уважением глянул на Леонида Фёдоровича.
— Бросок хоть в прошлое, или в будущее меняет Реальности. Могу даже допустить, что вы, — шеф делает эффектную паузу, — драконы.
— Как?! — вскрикнули хором я и Катя.
— Это великолепно, что драконы. Да, именно ... драконы, — после театральной паузы уверенно говорит он, одаривая нас усталой улыбкой, но глаза белеют, словно в бешенстве, — хочу надеяться, что не Чёрные драконы.
— А чем отличаются Чёрные Драконы от прочих? — рискнул спросить я.
— Они возглавят потусторонний мир и всех тех людей, которые примкнут к нему. Скоро будет война.
— А генерал Щитов? — поддавшись вперёд, спрашиваю я, а в глазах всплывает его мужественный образ и Стела, повисшая на шее отца. Меня страшит ответ, но шеф безжалостно произносит: — Он возглавит армию врагов.
Сердце словно заключили в тиски, не хватает воздуха, расстёгиваю воротник. Леонид Фёдорович услужливо наливает минералки в гранёный стакан, с пониманием смотрит на меня.
