И вдруг... всё изменилось — я уже не просто чувствовала боль Кариса, я забирала её себе.
— Молчишь! Ничего, я буду не я, если ты не запоёшь! — пообещал мерзавец и обошёл Кариса, наверное, решил взяться за спину.
Я уже почти не воспринимала окружающее, сосредоточившись на том, чтобы помочь Ари, благо, меня подонок пока не трогал.
— Хэл, ты идиот! — долетел сквозь пелену медленно сгущавшейся боли чей-то голос.
— Сив, какого хрена? Ты всегда являешься в самое неподходящее время, не порти мне удовольствие!
— Объясни, что ты тут устроил?
— Выполняю твою работу, — ехидно сообщил один мерзавец другому. — Когда я с ними закончу, все их воспоминания будут написаны крупными буквами для твоего удобства. Читай — не хочу!
— Так чего ты за парня взялся? — недоумённо спросил маг. — Девка быстрей бы сломалась.
— Она мне нужна в целости и сохранности, должок потребую!
Маг подошёл ближе и остановился прямо передо мной.
— Один совет, — назидательным тоном произнёс он, — если хочешь чего-то добиться от этого кремня, — похоже, кивнул в сторону Кариса, — убери её отсюда.
— Зачем? — изумилcя Хэл, — пусть смотрит, может, будет сговорчивее!
— Ты от неё совсем свихнулся или ещё нет? — ехидство в голосе мага едва не переливалось через край. — Она не видит ничего, боль у любовника забирает, потому он и молчит.
— ... ... ... !! И как я её должен убрать? Если снимать начну — как пить дать, набросится. Бить не хочу, как бы не испортить игрушку!
— М-да, — протянул маг, — я тебя понимаю. Хороша чертовка! Может, на двоих поделим, как в старые добрые времена?
— Я подумаю, если подскажешь, что делать, — протянул Хэл.
— Учись, — хмыкнул маг, — вот как надо!
Неожиданно почти нестерпимая огненная боль — видимо, я уже была близка к пределу, сменилась таким же нестерпимым холодом, и я потеряла сознание.
— Да... ра... — еле слышный шелест на пределе слуха.
Я открыла глаза и застонала — пришла расплата, всё тело горело, словно кнутом отхлестали меня, а не его.
Мать Милосердная, если со мной такое творится, то что с ним?!!
Я с трудом, как дряхлая старуха, приподнялась и села. Я чувствовала, что Карис рядом, нас, не долго думая, зашвырнули в одну камеру, но до озноба боялась на него взглянуть.
Собравшись с духом, повернула голову, и слёзы хлынули ручьём -;Карис лежал лицом вниз, а на спине не осталось живого места: сплошные раны, истекающие свежей кровью.
— Зови... Лена...
— Молчи! — всхлипнула я. — Сейчас перевяжу, — и яростно рванула по шву — вверх и в сторону, подол нижней рубашки, хотя, с закованными руками сделать это было непросто, но я справилась.
К спине было невозможно прикоснуться, однако, голову Карис сумел чуть-чуть приподнять, и я осторожно подсунула ткань под изувеченную половину лица — всё-таки лучше, чем каменный пол.
— Зови... Лена... выта...щит... тебя...
— Нет, молчи, — задыхаясь от слез, прошептала я. — Не трать силы!
Я не могла понять, как он всё это перенёс, не лишившись рассудка, но
Карис продолжал:
— Они... знают... Амулет... Памяти... — он выдохнул последние слова и умолк.
Меня словно заморозило изнутри — всё стало ясно.
Когда меня выволокли из пыточной, Карису досталось полной мерой — до беспамятства, а когда человек без чувств, прочитать память очень легко, да ещё и амулет, сохраняющий воспоминания...
Теперь у нас одна дорога — на площадь, к позорному столбу. С такими доказательствами казнь не отменит даже сам король, значит, остаётся только одно...
Я закусила губы, чтобы не зайтись в диком зверином вое, и, закрыла глаза, отрешаясь от окружающего мира. По подбородку медленно проскользила алая струйка, но я уже была за Гранью.
'Лен!'
Пустота.
'Лен!!'
И вновь нет ответа.
'Лен!!!'
'Каэнне... — глухо и далеко. — Что случилось?'
'Коронная Служба, по доносу'.
Он понял сразу:
'В чём обвиняют?'
Я секунду помедлила:
'Кровосмешение'.
Долгое молчание, потом:
'Что я должен сделать?'
'Забери у Авета мой карман. Тем, что в нём, надо дать откуп — кому, ты, наверное, найдёшь — за лёгкую смерть, обоим'.
'Не смей!!! — от его крика у меня чуть не раскололась голова. — Я что-нибудь придумаю!'
'Даже ты не заставишь солгать Амулет Памяти', — выдохнула я.
Мёртвая тишина.
'Хорошо, я всё исполню'.
'Спасибо, и прости за всё'.
Глава XXII
Глухая темнота под сомкнутыми веками рассыпалась разноцветными искрами, и я беспомощно обмякла на шершавом стылом полу — ещё никогда мысленный разговор не давался так тяжело.
Открыть глаза я смогла только через пять минут.
Карис даже не шевелился, потерял сознание, но был жив — я это чувствовала.
Сил у меня осталось не больше, чем у новорождённого котёнка, но я всё-таки попыталась с ним поделиться. Не получилось, и я прислонилась спиной к стене, по-прежнему касаясь руки любимого. Слабое, неровное биение его сердца стало единственной ниточкой, ещё связывающей меня с жизнью.
На смену боли и страху пришло неожиданное спокойствие, видимо, я уже перешла какой-то предел, и устала бояться. Какой смысл, если нам осталось от силы пару дней, а может, и вовсе, пару часов.
Карис, после такой пытки, долго не протянет, а я уйду cледом, но сначала прикончу этого мерзавца, даже если ради этого придётся умереть в волчьем облике.
Теперь, мысленные щиты были уже ни к чему — парочка негодяев добилась своего. Я закрыла глаза и позволила себе вспомнить...
' — Ари...
Тишина.
Я передвинула чуть влево плетёнку с ещё тёплым вишнёвым пирогом, и, поправив загнувшийся уголок скатерти, обернулась в сторону.
Карис, уютно устроившись на расстеленном одеяле, преспокойно спал.
Я, значит, стараюсь, на стол накрываю, а он сны себе смотрит. Ну, погоди, сейчас я тебя...
Но стоило мне наклониться чуть ближе, и все коварные мысли исчезли, как туман под первыми лучами солнца. Я легонько провела ладонью по его щеке и... поняла, что лежу на траве, глядя снизу вверх в смеющиеся зелёные глаза.
— Попалась...
— Ах, ты, обманщик, пусти...
— Только за выкуп, — он озорно улыбнулся, в глазах замерцали золотые искры.
— С собой ни монетки, — я, подыгрывая, сокрушённо вздохнула.
— Я ни слова не сказал про деньги, — усмехнулся Карис.
Ну, сейчас мы ещё посмотрим, кто с кого выкуп потребует.
Чтобы всё переиграть, потребовалось совсем немного — всего-то покрепче сжать колени и сделать одно очень быстрое движение.
Оказавшись сверху, я торжествующе улыбнулась:
— И кто теперь должен платить?
— А у меня нечем, ну, совсем.
— Хм-м, — я немного подумала, — что-то есть хочется...
— Нет, не надо! — трагически возопил 'обед', еле сдерживая смех. — Я невкусный!
— А я так не думаю, — улыбнулась я. — Так что плати!
— Можно подумать?
— Только недолго, — я в предвкушении посмотрела на Кариса, показав кончики клыков. — А то начну обедать, — пальцы уже распутывали шнуровку на вороте его рубашки, — как раз подойдешь на сладкое. nbsp;
— Наклонись, — выдохнул Ари.
Я послушно склонилась поближе. Карис чуть приподнялся, шепча мне на ухо.
— С ума сойти! — севшим голосом выдала я, обретя дар речи. — Что ты предлагаешь порядочной девушке!
— Надо же, — удивился Ари. — Кто бы говорил — то, что ты вчера ночью вытворяла со мной, бедным и беззащитным, порядочные девушки, не то что делать — знать-то не должны.
— Бедный и беззащитный, — хмыкнула я, — не имел ничего против, и, по-моему, тебе понравилось.
— Вот именно, — вкрадчиво мурлыкнул Карис, — так что теперь я сведу тебя с ума, всё по-честному.
— Ну-у, я... — договорить он мне не дал...
...Ари ласково перебирал мои растрёпанные кудри, убирая застрявшие травинки. Я, опустив голову ему на грудь, плавала в сладкой истоме, ощущая на себе его запах — не мужчина, а ходячее приворотное зелье — и почти заснула, как вдруг над самым ухом раздался пронзительный писк комара. Блаженство улетучилось, словно сдутое ветром — судя по всему, мной решили поужинать. Ну уж нет, дождавшись, пока рыжий нахал устроится на плече, я очень быстро его прихлопнула, не позволив даже полакомиться напоследок.
И почему-то сразу же безумно захотелось искупаться. Я осторожно вывернулась из-под руки Кариса, приподнялась и ойкнула.
— Сейчас, — Ари бережно высвободил зацепившуюся за его амулет прядь. — Дара, а ведь ты мне так и не объяснила, зачем нужна эта штука.
— Чтобы на тебя больше никто не покушался, — уклончиво ответила я.
— И только? — явно сомневаясь, спросил он.
— Нет, без неё ты не смог бы сюда пройти.
— Погоди, — Ари тоже сел, — значит, теперь я могу ходить, как ты?
— Не совсем, — я прикусила губу, — только со мной или с кем-то из Стаи. Ты же не оборотень.
— Жаль, — задумчиво обронил он.
Я не стала уточнять, почему 'жаль' — Карис и так узнал больше, чем нужно — и попыталась встать, но он не отпустил:
— Солнышко, ведь это ещё не всё?
— Милый, не надо, пожалуйста, — отводя взгляд, прошептала я.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился он, поднимаясь, и потянул меня следом. — Пойдём купаться.
Всё-таки жизнь на Юге имеет свои преимущества: вряд ли кто-нибудь в Рутении полез бы в воду в начале хмурня, (1) а здесь — просто замечательно. Три заплыва от берега до берега мы держались вровень, а четвёртый я проиграла. Признаю, слегка загляделась: с Ари статую ваять можно — Хозяин Лесов или Хозяин Молний, на выбор.
Хорошо, хоть он отвлёкся, может, и вовсе про амулеты забудет.
— Дара, ты идёшь? Пирог остынет.
Я подхватила полотенце:
— Он уже остыл, — быстренько растёрлась и надела платье.
Карис, не теряя времени, расположился около скатерти, бессовестно вытащив из корзинки самый большой и поджаристый кусок.
— Так нечестно, — заявила я, усаживаясь рядом.
— Пофему? — ответный взгляд был кристально честным.
— Потому что он — самый вкусный.
— Ну и фто, а — он чуть не подавился, — я — шамый голодный.
Возмутившись подобным нахальством, я наклонилась и откусила от его ломтя чуть ли не половину.
— Вот это и называется справедливый раздел.
Ари сначала онемел, а потом захохотал:
— Голодная женщина — это страшно, и лучше сразу уступить.
— Очень умная мысль, — обронила я, беря второй кусок.
Через пятнадцать минут в плетёнке остались только крошки: мы оба изрядно проголодались и пирог в компании с холодным молоком уплели за милую душу.
Уходить совсем не хотелось, и мы просто сидели на берегу, любуясь закатом.
Расплескавшееся по небу пламя зачаровывало, время летело незаметно, и вот уже от озера ощутимо потянуло прохладой. Я невольно вздрогнула, и Ари набросил мне на плечи свою куртку.
— Замёрзла? Может, костёр разведём?
Я мечтательно улыбнулась:
— Почему бы и нет, — и собралась встать, но Карис опередил.
— Сиди. Я сам.
Вскоре на берегу запылал небольшой костерок — вечер наполнился уютным потрескиванием сучьев и озорной пляской огня.
Я тихонько прильнула к плечу Кариса, любуясь игрой отблесков, рассыпавшихся багряными искрами по его волосам, и вздрогнула, когда вечернюю тишину разбил голос — просто голос, без лютни:
— С именем твоим по свету шагать, (2)
Исходить дороги тысячами лет,
Только никогда мне б не забывать,
Не переставать думать о тебе.
С именем твоим вечности прожить,
Болью и клинком, шаг за шагом — ты
В мире лишь одна. И тебе служить
Лучше, чем богам грустной высоты.
Сердце то бешено билось, то почти замирало, глаза наполнились слезами: так, всей душой, до дрожи искренне, петь можно только для любимой, а он пел для меня.
С именем твоим... Жизнь едина в нем.
Знаю: сохранишь от любой беды.
И когда-нибудь ясным чистым днем
Унесу тебя по лучу звезды.
...Именем твоим я сейчас живой.
Через сотни грез, беспорядок снов
Я в руках принес, вдохновлен тобой,
Чистоты, любви, нежности цветок.
Последние отзвуки растворились в тишине.
Карис повернулся и притянул меня к себе на колени. Устроившись поудобнее, я попыталась спрятать лицо в складках его рубашки, но Ари чуть отстранился, ласково приподняв мой подбородок:
— Ну что ты, солнышко... — и снимая губами слезинки со щёк. — Не плачь, родная, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — я обняла его за шею. Под ладонью перекатилась цепочка амулета. Я чуть передвинула пальцы и охнула, ощутив лёгкое покалывание:
— Ари, ты вчера его на ночь не снял! Опять забыл?
— И что такого? — приглушённо спросил он, целуя меня в виnbsp;сок. — Ты со своим вообще не расстаёшься.
— Ты не понимаешь, — я вцепилась в его плечи. — Это опасно.
— Ну ладно, — спокойно согласился он. — Сама снимешь, договорились? — И тут же хищно блеснул глазами, сомкнув руки у меня на талии:
— А теперь, рассказывай, всё как есть.
Я взглянула ему в глаза и поняла — придётся рассказывать.
— Я же оборотень, амулет Волчицу помогает удерживать. А ты — 'меченый'.
— Это как?
Щёки предательски заполыхали и я прошептала, опустив глаза: — Я на тебя метку поставила. Когда — не знаю, или после кэренны, или позже...
— Хм, — чуть удивлённо протянул он, и сразу напрягся. — И что, теперь все оборотни Вельты знают про нас?
— Нет, на близких её тоже ставят, правда, чаще на детей. На мужчин очень редко, так что решат, что я просто брата защищаю.
— Тогда, почему ты беспокоишься?
— Потому что, чем дольше ты будешь носить амулет, не снимая, тем сильнее риск тоже стать оборотнем.
— Так просто?
— Не совсем, — я умолкла, потом отвернувшись и, глядя в догорающий костёр, почти прошептала:
— Для полного обращения оборотень должен или укусить тебя или смешать кровь.
В костре треснула ветка, рассыпавшись роем искр.
Я не оборачивалась, до дрожи боясь посмотреть ему в глаза.
Несколько секунд — или вечность — спустя, из-за спины раздалось:
— Пообещай только одно: если когда-нибудь ты решишь навсегда стать Волчицей, то сначала сделаешь Волком меня.
— Что?!! — я не поверила своим ушам и резко обернулась. — Как ты можешь об этом просить?!!
Карис улыбнулся ласково и печально, и у меня зашлось сердце:
— Неужели ты ещё не поняла, Дара? Я тоже пойду за тобой, куда угодно и кем угодно — зверем или человеком, — он на мгновение опустил руку в поясной кармашек и протянул мне раскрытую ладонь.
Я замерла — два серебряных кольца мягко лучились в отсветах пламени — потом протянула руку, взяв то, что побольше.
— Вместе — отныне и навеки... — прошептала я.
— ...в жизни, и в смерти, — довершил вторую часть обета Карис.
Кольца друг другу мы надели одновременно.
— Не-ет! Эйден!!
Надрывный, полный боли крик разорвал сонную тишину комнаты, как удар хлыста. Я мгновенно слетела с кровати, но только оказавшись на полу, сообразила, что это был голос Кариса.
Мать Милосердная, что с ним стряслось?! Ноги ощутимо подрагивали, уцепившиnbsp;сь за изголовье, я кое-как поднялась и тут же свалилась обратно на тюфяк. Чуть успокоившись, обернулась к Ари — он тоже проснулся, пару минут невидяще смотрел в потолок, и вдруг резко сел, спрятав лицо в ладонях.
