Мои родители всегда были готовы к чему-то худшему, и большую часть капиталов семьи держали в тайных местах. Позднее мне удалось добраться до них.
Этот капитал и положил начало моему сказочному богатству. Я построил этот город в городе моего злейшего врага, — тихо рассказывал Рантцерг. — Поначалу все мои думы были о мести, но потом к ним прибавились и другие животворящие мотивы — я решил скопить денег достаточных, чтобы выкупить свое родовое гнездо, хотя бы частично. Так я и приумножил свой капитал.
То, что сделал Тамелий Кробос, не знает прощения.
-Почему раньше никто из ларотумских королей не посягал на независимость графства?
-Было нечто, способное защитить графство Коладон, но это нечто утратили. Скажем так, раньше графство охраняла древняя магия. Но один из магов стал отступником и присвоил себе артефакт своего рода. Последний из магов, как мог, прикрывал нас, но его сил не хватило. Все же, он сделал напоследок одно хорошее дело — завалил штольни на золотых рудниках. Все входы были потеряны, и золото оказалось недоступным для ларотумского короля.
Рантцерг молчал, и взгляд его был угрюмым и тяжелым. Он сумел своим рассказом пробудить мое доверие — был что-то, что цепляло и убеждало в искренности этого человека. Но мне мешало стойкое убеждение в его причастности к моему грабежу. Мысль об этом меня отталкивала.
-Теперь вы может вызвать меня на поединок,— вдруг сказал он. — Знаете, я чувствую себя порой таким уставшим и опустошенным, что вижу смысл в достойном моего рождения, прекращении жизни. Вы вправе вызвать меня на поединок.
-Вы сошли c ума!— сухо засмеялся я.
-Мой рассказ похож на рассказ сумасшедшего? Тогда что вы скажете о письмах дочери графа Сэвенаро к герцогу Авангуро. Который был посредником в ее связи с Тамелием. Они однозначно указывают личные отношения между ней и королем.
Что вы скажете о брошке — заколке, подаренной королем и снятой Тамелием с убитой графини? Есть еще другие предметы и одно письмо короля с весьма определенными указаниями для Авангуро — позаботиться о мести для неверной возлюбленной.
-Кто убил ее?
-Чудесная женщина! Но ей показалось мало быть любовницей нашего короля. Она увлеклась анатолийским посланником и тайно встречалась с ним. Тамелий приказал убить обоих. А заколочку забрал себе на память. Авангуро похитил ее в дни прежней дружбы.
-Я не знаю, что вам сказать. Даже если вы сказали мне чистую правду, ваш образ жизни уже давно отличается от правил подобающих дворянину.
-Бедный юноша! Жизнь еще не раз вас удивит. Она вас может поставить в такие условия, когда вы поймете меня, что правила подобающие дворянину он сам вправе менять, если у него есть достойная и оправданная цель. И что не титул делает вас Человеком — вы сами можете гордиться собой, даже будучи простым крестьянином. Когда захотите выжить — вспомните обо мне. Разве не чувствовал я себя униженным и растоптанным, разве не ненавидел? Но я жив! Я буду жить! И я буду во всем мешать нашему королю!
-Что же теперь с нашей дружбой?— спросил я.
-Так была ли она?
-Если вы примете мои оправдания, я готов простить удар по моей голове, — твердо сказал я.
-Принимается! — улыбнулся Рантцерг. — Вы можете поступать так, как считаете нужным, только не надо обижать при этом тех, кто к вам хорошо относится, по-настоящему хорошо, Льен. Есть люди, заслуживающие правды.
Я ушел от набларийца, переваривая все, что он мне поведал. Рассказ его выглядел неправдоподобно, но я уже слышал кое-что о графстве Коладон от Джоку и ее рассказ совпадал с историей набларийца.
Ну и что! Это было известно всем. И все же! Наблариец заронил семена сомнения в мою голову.
Глава 18 Агвор короля. Подготовка к войне. Маркиза. Поездка к Бездне
Я решил на время прекратить наше общение, тем более, что забот у меня в последнее время прибавилось: готовился военный поход на Анатолию и я стал бывать при принце неотлучно. На меня легли заботы, поскольку я представлял флот Сенбакидо. Мы посылали гонцов в герцогство с приказами. Король обязал герцога выставить до двухсот вооруженных галер — это было много. Сенбакидо ответил, что не в состоянии дать более сотни. Остальные корабли предоставит Квитанский флот.
Затряслась казна купечества, сборщики налогов ездили по стране, ввелись устрашающие меры для неподатливого населения, которое считало военные интересы Тамелия, почему-то менее важными, чем сбор урожая и забота о своих семьях. Ирония заключалась в том, что знать тоже не поддерживала это завоевание: у Анатолии был великолепный флот, хорошо защищенные порты и без больших потерь и кровопролития взять ее с моря представлялось сложным, но остановить Тамелия было невозможно. В сущности, при неудачном исходе войны, Ларотум мог потерять весь свой флот.
Я думал, что ответный морской грабеж был целью нашего короля. Частично это было так — ему требовалось золото: армии наемников, которые он вербовал большей частью из выкупленных гладиаторов — стоили недешево. Были и другие причины, толкающие его к войне, но это я понял чуть позже.
План по захвату земель целиком завладел разумом ларотумского монарха.
О грядущей войне с Анатолией объявили на ближайшем агворе, на который я, вместе с друзьями, сопровождал принца.
Кроме обсуждения этой уже переставшей быть новостью темы имелись и другие — не менее волнующие.
Из провинции приехал граф Олдей со своей неописуемой женой.
И всего за несколько дней жизни в столице графиня начисто лишила покоя Мэриэг, по крайней мере, Дори-Ден.
Все только и говорили, что о 'прекрасной' Ринне. Дамы — с плохоприкрытой завистью, смешанной с любопытством — им было интересно во всех деталях разобрать графиню, ее одежду, привычки, легкую провинциальность, манеру говорить с арледонским акцентом — и подписать ей приговор. Можно было не сомневаться в его жестокости, как минимум — ледяное презрение ожидало ее. Но не тут-то было! Ведь не зря в руки графини попал чудесный медальон Одавэны.
Она легко научилась располагать к себе сердца. И уже на первом своем агворе заставила королеву, а это та еще женщина!— мило разговаривать с собой.
Она, конечно же, и заметила и узнала меня. Но и виду не подала. Лишь кончики ресниц взлетели чуть выше, и еще выше она вскинула гордую белокурую головку.
Я улыбнулся — меня уже давно интересовала другая белокурая голова, с мечтательным взглядом и улыбкой ангела.
С графиней поговорили решительно все мужчины, бывшие на агворе!
Всех она очаровала. И только я один, пожалуй, не подошел к ней оказать знаки внимания. Она все прекрасно поняла, и ... продолжала сводить с ума толпу. Женщины прицелились в нее своими взглядами, но, тем не менее, все срочно постарались подружиться с ней. Графиня показалась им обладательницей какой-то чудесной власти или тайны, и они вознамерились поскорее узнать ее секрет. А как еще можно узнать его? Надо стать ей другом, и тогда ...секрет откроется сам.
Ринна не показалась всем слишком сложной, хотя и простушкой ее никто не назвал. Она была 'своей'!
И все дивились ее успеху, но объяснить это диво никто не мог. С такими смешанными чувствами люди расставались с этой женщиной.
Я задумался, почему Ринна не примчалась в столицу сразу после свадьбы — это было на нее не похоже! Но объяснение было простым — граф Олдей был некоторое время посланником в Анатолии. И именно там Ринна впервые блеснула своей красотой.
Что касается той, другой, желанной и недоступной для меня женщины редко но, мне удавалось видеть ее. От баронессы Товуд я узнал, что у маркизы приближается День Света.
По традиции в этот день женщинам дарят какие-то милые подарки. Невозможность быть с ней навела меня на мысль сделать ей что-то приятное, как напоминание о себе.
Я заказал в галантерейной лавке подарочный набор лент всех цветов радуги, расшитый по моей просьбе символами из книги Цветов и деревьев.
Это была особая азбука и тот, кто владел ей, мог понять из, казалось бы, случайного набора символов точный смысл послания. На одной из лент ярко-голубого цвета была надпись, посвященная ее красоте. На другой, алой — здоровью.
Зеленая выражала пожелание видеть ее чаще, памятная надпись о приключении на дороге в день нашего знакомства.
И так далее...
Я знал, что маркиза меня поймет. Она однажды обмолвилась, что очень любит этот древний язык.
Я получил эти ленты в роскошном ларце из вишневого дерева, отделанного золотом, и на следующее утро, накинув плащ-невидимку, проник в святая святых — дом маркизы, в ее спальню, оставив ларец у изголовья. Светлые локоны распались по лазоревой подушке. Утренний румянец и заспанное личико делали ее похожим на ребенка.
Искушение оказалось слишком сильным — любимая женщина в постели, я смог убедиться, что старого паука рядом нет, она избавила себя от его общества ночью, и вот я как последний идиот стою, и сгораю от желания обладать ею.
Это было чересчур. И проведя рукой по ее открытому плечу, я не удержался от поцелуя, а после покинул этот дом, ругая себя последними словами.
В общем-то, мой плащ давал мне хорошую возможность беспрепятственно встречаться с Лалуией даже под носом у ее паука. Но я уж точно не из тех, кто довольствуется половиной трофея. Я был намерен завладеть маркизой целиком.
На правах автора я снова вторгаюсь в жизнеописание Льена и возвращаю читателя к таинственной шестерке, скрывающейся в пропасти Неберы.
Волнующие ощущения царили там — Имитона, меняя облик, гладила огромного белого барса — плод ее воображения, Дарбо читал фолиант с анекдотами и смех его сотрясал стены, Тьюна и Тангро играли в шашки, забавно ссорясь: Тьюна дулась как мыльный пузырь и лопалась огненными брызгами, а Тангро что-то бубнил себе под нос и выпускал облака пара. Но, как всегда, покой этого царства нарушил вездесущий Черный Лис.
-Настала пора вмешаться, друзья мои! Подопечный наш оказался большим водомутом и меняет историю Ларотума не к нашей пользе.
-Надо его предупредить!— замурлыкала ангельским голосом Имитона.
-Есть ли у него слабости?— рассудительно спросил Тангро.
-Есть. Начнем с его друзей — покажем парню, кого он может лишиться.
-Устроим ему развлекуху!— усмехнулся Дарбо.
Мое отступление очень коротко, но оно многое объясняет, и я передаю повествование в руки своего героя.
Жизнь моя странным образом распределилась на два мира: мир реальности и мир мистики. Саламандра, магические предметы, общение с духами и демонами — все это было неспроста.
На знаменитой охоте в Хлерганском лесу я, вместе с другими, видел дух Черного лиса. Сначала я хотел выследить его и даже несколько раз приезжал в этот лес пока не понял, что выследить духа невозможно — он сам появляется там, где захочет — и оставил эту затею. Но он неожидано вернулся ко мне сам... на пустынной улице города, и задумчивым взглядом смотрел в мои глаза, сидя на ступеньках сожженного неберийского храма, который дарбориане надумали заново отстроить — место было удачным. Лис был магнетическим и телепатическим существом. Увы, — я ничего не запомнил, и от нашего мысленного диалога в моей голове засело только одно слово — Небера.
Небера и прежде интересовала меня. Теперь у меня появился повод — побывать в ней еще один раз. Странно, что я не расценивал поведение Черного лиса как враждебное — он казался мне нейтральным. И я, ни ожидая никаких подвохов, ринулся в путь.
Приехав в Неберу, я уже знал куда пойду. Глубокая пропасть, прозванная Бездной. Что-то притягивало туда. Ощущение Тайны, дивной тайны волновало и летало в воздухе. Осторожно ступая по обрывистому краю, я заглянул в Бездну. Влажный пар, белый как молоко клубился в ней и, хотя в иных местах виднелись просветы, дно не просматривалось! Иногда казалось, что оттуда шел какой-то странный свет.
Я бросил камень — звук послышался не скоро, да и был ли он!
От неестественного ощущения глубины, или точнее сказать — высоты, у меня закружилась голова. Я вообще-то неважно отношусь к обрывам и пропастям. На секунду я представил падение вниз, и сразу все во мне перевернулось, и я сделал непроизвольный шаг назад.
Что-то отпугивало и притягивало меня! Мне нестерпимо хотелось спуститься вниз — и было страшно!
Что за чудовища там гнездятся?
Скорее всего, там ничего нет, кроме останков смельчаков, но что-то нашептывало мне о чудесах, таящихся на дне пропасти.
Что-то дивное и неземное, восхитительное и мощное скрывалось в ней!
Вот, где-бы мне не помешал амулет карлика! Вот когда я по-настоящему пожалел о нем.
И вот, в синей мгле пропасти я неожиданно вижу своих друзей Паркару, Брисота, Караэло и Влару.
Все они свисают над бездной и вот-вот сорвутся, потому что край ее осыпается. Я как-то непонятно для себя решаю, что остаются считанные мгновения и этих мгновений хватит, чтобы протянуть руку и вытащить двоих или троих — для одного точно времени не останется — я вытаскиваю Брисота, Караэло и Влару — Паркара летит в бездну, улыбаясь на прощанье своей обычной беспечной и дерзкой улыбкой — не успевает пот на спине высохнуть от моего потрясения и ужаса, как новая напасть — красный огненный дракон нападает на нас, я сижу на другом драконе, а земля вдруг разверзается под нами! Опять мне приходится делать мгновенный выбор — я подхватываю Брисота и Караэло. Влару остается и тоскливым взглядом смотрит нам вслед. Картина этой гибели так потрясла меня, что я потерял сознание.
Очнулся я, лежа на холодных камнях, и жуткая усталость навалилась холодной и липкой глыбой — я чувствовал себя так, словно все тело мое было разбито, ни одной светлой мысли и только черная тоска от моего видения вгрызается в спину.
Какое-то тихое хихиканье я слышу недалеко от себя, или мне кажется?
Смотрю вокруг — никого.
Как и обо всех своих кошмарах, я думаю об этом: 'ерунда!', но где-то подспудно точит мысль: 'что если не ерунда?', еще тревожит вопрос: 'почему мне пришлось выбирать?'. А противнее всего мысль: 'почему я пожертвовал Паркарой и Влару' — ведь оба мне точно так же симпатичны и дороги, возможно, даже больше, чем Брисот и Караэло — с ними было гораздо легче общаться — оба были душой нашей компании, хотя про Влару можно сказать, что он был ее сердцем. Два других наших друга представляли собой нечто иное: Брисот был нашим мечом и щитом, образно выражаясь, а Караэло был нашими мозгами — очень часто мысли его попадали в цель, и он высказывал всегда наиболее верные и хладнокровные суждения о том, что я не всегда с ходу понимал, хотя глупцом себя никогда не считал. Чем был обоснован мой выбор? Логикой? Уж точно не чувствами, если бы пришлось опираться на чувства, то я не уверен, что не получилось бы наоборот.
Но, как и бывает при встрече с миром мистики — мы не в состоянии понять его и быстро о нем забываем, ибо дальше начинаются блуждания в царстве теней, поиск темной кошки в темной комнате, наш страх, наше нежелание зажечь свечу, ибо боимся увидеть правду и то, что скрывается там, где как будто и нет ничего.
Мне надо было жить, а не толковать видения. В то время я был решительным человеком, человеком, который безотлагательно действует, даже если у него есть сомнения.
