Идей было немного — народ разделился почти пополам — одни, в основном молодежь, считали, что надо развернуться и показать "этим узкоглазым макакам", кто в доме хозяин. Другие, те, кто постарше, полагали, что совсем даже незачем устраивать драку, когда корабль поврежден, пусть и не смертельно и даже не очень сильно, а главное, когда от этого боя ничего не поимеешь. Разве что молодежь потренировать лишний раз...
Выслушав за и против, Соломин задумался на несколько секунд (точнее, сделал вид, что задумался — для себя он давно уже все решил, но подчиненным надо показать, что их мнения учтены), и вынес вердикт:
— Скорость и курс не меняем. В драку не лезем. Это их территория, они в своем праве, незачем врагов плодить. Через полтора часа мы выходим из японского сектора, а там видно будет. Полезут за нами в дикий космос — объясним, как они неправы, отвернут — тем лучше. А пока я к себе. Распорядитесь кто-нибудь, пусть мне Джош кофе принесет, что ли. Если что — вызывайте немедленно. Вот ведь гады — выспаться не дали...
С этими словами Соломин покинул рубку и решительно направился в свою каюту. Если уж не поспал, то надо прийти в себя иным методом — капитан должен быть бодр, решителен и иметь ясную голову.
В каюте Соломин залез под душ и несколько минут стоял под бьющими одновременно холодными и горячими струями, чувствуя, как смывается усталость. Единственно, один раз его прервал замигавший сигнал — кто-то просил открыт дверь, видимо, Джош принес кофе. Ткнув пальцем в пульт (дистанционное управление — великая вещь), Соломин продолжил блаженствовать еще несколько минут, и потом вылез из кабинки с некоторым сожалением. Хотя, конечно, если не вылезешь — кофе остынет, что совсем уж не есть хорошо.
Когда он, закутавшись в махровый халат, окутанный клубами пара, вышел из душа, то первая реакция его была однозначной — удивление, вторая — тоже предсказуемой:
— И что это мы здесь делаем, а?
В кресле, в ЕГО кресле обнаружилась все та же Бьянка. Она что же, решила шефство над ним взять? Правда, на сей раз, при появлении капитана она дисциплинировано вскочила. Кстати, форма ей очень шла, да и вообще, хороша была, чертовка. Кстати, для Соломина оставалось непонятным, как она ухитрилась эту форму под себя подогнать — самый маленький размер, который удалось найти, рассчитан все же на мужчину, причем на пол головы более высокого и заметно более широкого в плечах. Баталер клятвенно заверял, что меньшей нету, и Соломин ему верил, а перешивать... На чем? Да и вообще, форма была из высокопрочной материи, производившейся из волокон гареи — растения, которое в незапамятные времена было обнаружено на одной из дальних колоний и с успехом культивировавшегося на многих планетах. Прочность ткани была такой, что ее было практически невозможно разорвать, так что каким образом девушка подогнала форму точно по фигуре, было загадкой.
— Ваш кофе, капитан!
— Я знаю, что кофе, я знаю, что мой. Что ты здесь делаешь? Ну, поставила — и свободна.
— Разрешите идти?
Да уж, быстро учится девочка, вон и фразы какие уже знает, прямо от зубов отскакивают. Соломин махнул рукой:
— Ладно, сиди уж. На двоих кофе хватит?
— Так точно.
Вот ведь, аж просияла вся. И кофе наверняка с запасом приготовила — неужели он, капитан Соломин, стал таким предсказуемым? И что теперь с ней прикажете делать?
— Куда Джоша дела, признавайся? — спросил Соломин, наблюдая, как девушка ловко разливает по чашкам кофе.
— Спит Джош. Он ведь лентяй, если честно, просто лентяй ответственный. А так сделал дело — и на боковую. А я как раз на ногах была, вот и...
— Ясно, ты сделала вид, что сказала правду, я сделал вид, что поверил. Примем как рабочую гипотезу. Как тебе здесь? Не обижают?
— Нет, хорошо все. Только помогать все лезут, когда надо и когда не надо.
— Отправляй их к нашему коку — тот всегда рад бесплатной рабочей силе. Это я так, шучу. А вообще, присмотрись — ребята молодые, красивые, глядишь, найдешь себе кого по сердцу.
Реакция Бьянки была какой-то... непонятной. Вообще, девушка, как успел заметить Соломин, чувства и мысли свои умела скрывать очень неплохо — сказывались, наверное, годы рабства. Насколько знал капитан, хозяева запросто умели выбивать из рабов привычку на собственное мнение или, как минимум, на внешнее проявление эмоций. В некоторых случаях весьма неплохой подход, кстати, чем меньше ты свои эмоции проявляешь — тем меньше даешь информации своим возможным недругам. Вот и сейчас девушка то ли обрадовалась, то ли обиделась, то ли еще что — фиг поймешь, однако развивать тему не стала, а, пользуясь тем, что общение было, скажем так, неофициальное, перевела разговор на другую тему:
— Скажите, капитан, это правда, что за нами гонятся?
— Ну, гонятся — это громко сказано, — усмехнулся Соломин. — Скажем так, за нами следуют два корабля, которые догонят нас, только если мы сами этого захотим.
— И... что?
— А ничего. Пускай потренируются, Шумахеры.
— Кто?
— Шумахеры. Ах да, прости, вечно забываю, что ты не знаешь многое из того, что нам кажется само собой разумеющимся. В общем, был когда-то знаменитый русский гонщик по фамилии Шумахер. Одно время жил в Германии, там и прославился, хотя, вот хоть убей, не понимаю, что его в эту провинцию занесло. Так вот, гонщиком он был талантливым, и многие пытались ему подражать, причем на обычных трассах и на гражданских машинах. От великого ума, наверное, не знаю. В общем, имя это стало нарицательным, и так уже несколько столетий называют тех, кто вместо того, чтобы ехать или лететь спокойно, начинает строить из себя великого чемпиона. Ирония, в общем.
— Понятно. И что дальше?
— А дальше видно будет. Пей кофе, а не то остынет. Ты, кстати, где научилась его так здорово варить?
— Я когда на фабрике работала, у нас была надсмотрщица. Та еще крыса. Вот ей хотелось, чтобы у нее постоянно был хороший кофе сварен — она меня выбрала, специально научила, и я по первому зову должна была от станка бежать варить кофе. А если не получалось — она меня порола. Была у нее для этого плетка специальная, кожаная, с тремя хвостами, а в них кусочки свинца зашиты. Она любила по цеху идти и, кто не понравился ей, этой плеткой бить.
— Понятно. Действительно, крыса. И что дальше было?
— А дальше меня оттуда забрали, а потом я вас встретила. Если честно, я до сих пор боюсь.
— Чего боишься?
— А вдруг я проснусь — а всего этого нет, все приснилось. Опять барак, опять плетка...
— Ясно все с тобой. Ладно, мы скоро будем в империи. Если хочешь — можешь остаться там. У нас никто не посмеет даже заикнуться о подобном.
— Вы меня прогоняете?
— Нет, с чего бы? Кто мне еще такой кофе варить будет? Только, пожалуйста, очень тебя прошу, в рубку без приказа ничего не носи, а то попадешь туда во время маневра — будешь сильно мешать. Лады?
— Хорошо, спасибо.
— Ну и хорошо. Что, допила кофе? Замечательно. Иди, отдохни, пока время есть.
Когда Соломин вернулся в рубку, корабли как раз подходил к границе сектора. Японцы по прежнему не отставали — упорные, могут и за границей сектора гонку продолжить. Не то, чтобы это очень уж напрягало, но все же лишний раз давать двигателям полный ход совершенно не хотелось, поэтому капитан приказал подготовить орудия. Сунутся — получат по носу, это хорошо отрезвляет.
Однако когда и преследователи, и преследуемые уже вышли за границы сектора, в рубке раздался голос, методично говоривший по японски на общей частоте:
— Неопознанные корабли. Приказываю остановиться. Неопознанные корабли. Приказываю остановиться...
Голос был монотонным, очевидно, японский радист повторял эту фразу уже не один десяток раз. Соломин переключился на своих Маркони:
— Эй, орлы, как давно эта хрень идет?
— С полчаса, примерно.
— Так какого... черта вы сообщаете об этом только-только?
— Простите, капитан, мы думали, это неважно.
— Какого хрена? Вы что, инструкции забыли? Ваша задача — передать, а важно или нет мы тут и сами решить сможем. Я же вас на рее повешу за такие шутки, умники! Вы там расслабились совсем, я погляжу! Дежурному радисту — двое суток гауптвахты!
— Так точно, — упавшим голосом отозвался радист.
— Все, после вахты — на губу. А сейчас дай мне связь с эти олухом.
Несколько секунд спустя по рубке разнеслась фраза на японском, такая быстрая, что ее никто не успел разобрать, однако смысл был ясен и так — японский радист докладывал вышестоящему начальству, что преследуемые откликнулись. Еще пару минут спустя заговорил другой голос — более спокойный, намного более жесткий. Голос человека, привыкшего отдавать приказы, а также к тому, что их исполняют по команде "Бегом!".
— Неопознанные корабли! Приказываю немедленно лечь в дрейф и принять на борт досмотровую группу.
— Ага, щасс, разбежался, бегу, падаю, подгузники от счастья роняю, — негромко пробормотал себе под нос Соломин, а вслух ответил по-японски: — Ваши требования считаю неправомерными. Нахожусь в диком космосе, на нейтральной территории. Дальнейшие враждебные действия и попытки приблизиться считаю пиратскими, окажу сопротивление.
Японец аж поперхнулся от такой наглости, после чего рявкнул:
— Здесь капитан первого ранга Ишида, командир линейного крейсера "Идзумо". Приказываю остановиться.
— Если я встану — ты ляжешь.
— Немедленно остановиться, или открою огонь.
— Ну все, обезьяна, ты сам напросился. Разворот. Снять маскирующее поле.
Эффект от снятия поля был подобен разорвавшейся бомбе. На своих экранах японцы обнаружили русские корабли первого ранга, начинающие атаку. Реакция была просто великолепной. Оба японских корабля, продемонстрировав чудеса маневренности, развернулись почти на месте и, форсируя двигатели, рванули прочь — потомки самураев явно не хотели умирать неизвестно где и неизвестно ради чего.
Дружный хохот разнесся по рубке. Вид драпающих потомков самураев был комичен донельзя. Вслед им раздались пожелания подобрать кимоно и запастись водой для стирки, и на том инцидент с японцами можно было считать законченным. Теперь пора было заканчивать развлечение и начать заниматься делом.
— Полный вперед, орудия к бою. Артиллеристам открывать огонь по готовности.
Увидев удивленные взгляды подчиненных помоложе (приказ они выполнили четко, на автомате, но явно не поняли его сути) и понимающие ветеранов, Соломин пояснил, что незачем давать кому-то хоть какой-то след. В конце концов, они в своем праве — японцы, выйдя за пределы собственной территории и попытавшись перехватить корабли в нейтральном космосе, фактически встали с пиратами на одну доску. А раз так, самое логичное расстрелять их — и концы в воду. Ну, найдут обломки... Даже если их идентифицируют, что само по себе на грани невозможного, кто их уничтожил все равно не узнают — следы от воздействия русского оружия такие же, как и от любого другого. Да и много ли скажет атомарная пыль? Так что лучше пусть умрут эти японцы, чем потом всю жизнь опасаться мести янкесов — они наверняка узнают про обнаруженные пиратские корабли и два и два сложить сумеют. Доказательств, конечно, не будет, но когда это для мести нужны были доказательства?
Японцы, очевидно, не ожидали, что так быстро превратятся в дичь. Когда они сообразили, что русские корабли преследуют их, то постарались достигнуть своей территории, свято уверенные, что там будут в безопасности. Ага, щ-щас, разбежались, пиратам на такие условности, как линия на карте, плевать с высокой колокольни. Да и вообще, бегство — не самый лучший способ уцелеть. Как сказал один старый писатель, если бы бегство спасало, заяц был бы бессмертным. Сложившаяся ситуация блестяще подтвердила это — корабли японцев оказались повернуты к русским самой уязвимой, кормовой частью. А вот количество орудий на корме, наоборот, минимальное, да и целиться там неудобно — слишком большие помехи приборам наводки создают работающие двигатели. Так что русские артиллеристы стреляли в полигонных условиях и открыли огонь с дистанции, намного превышающей дальнобойность устаревших японских пушек.
Спустя пять минут после начала огневого контакта русские добились первого попадания. Еще через десять минут, когда дистанция заметно сократилась, попадания уже следовали одно за другим. Восемь минут спустя под сосредоточенным огнем двух русских кораблей японский линейный крейсер развалился на куски.
Это было просто, намного проще, чем с отчаянно сопротивляющимися американцами. Воистину, потомки самураев выродились, да и то сказать, цвет нации у них был выбит еще в далеком двадцатом веке, и новых камикадзе среди них практически не встречалось. Это подтвердилось и сейчас — при виде приближающихся русских "Идзумо", не получивший пока ни одного попадания (впрочем, по нему и не стреляли), застопорил ход и завопил на всех каналах "сдаюсь!", благоразумно не включая дальнюю связь. Очевидно, его капитан прекрасно понимал, что в этом случае его расстреляют мгновенно.
— Ну, вот и все, — вздохнул Соломин, утирая пот со лба. — Курбанов! Курбаши! Я к тебе обращаюсь. Бери свое отделение и пошуруйте там. После того, как изолируешь офицеров, оставь самый минимум народу на постах, и пусть идут параллельно нашему курсу. И предупреди, что если что — то сразу. Справишься?
— Справлюсь, справлюсь, — по голосу Курбанова было ясно, что он думает по поводу этого задания. Идти с десятком десантников на абордаж неповрежденного боевого корабля... Да если джапов взбрыкнет и они откроют стрельбу, десантникам конец! Десять человек не справятся с полутысячей членов экипажа "Идзумо", не спасут никакие скафандры, будь они тридцать раз боевыми. Однако же, не отказался, хотя и мог бы.
Никаких напутственных речей Соломин говорить не стал — не тот случай. Только мрачно наблюдал, как бот, вынырнув из брюха "Эскалибура", лихо подрулил к борту "Идзумо". Еще два часа спустя увеличившаяся до трех кораблей эскадра вновь покинула японский сектор и затерялась в космосе.
Российская империя. Время и место засекречены.
— Ну вот, я же говорил, что он справится.
— Даже удивительно. Я, честно говоря, думал, он или провалит дело, или шею себе свернет.
— Такое впечатление, адмирал, что вы были бы этому только рады.
— Честно? Да, был бы рад. Потому, что считаю: в нашем флоте таким не место.
— Так он и не во флоте, если вы не заметили.
— Тем более. Я вообще не понимаю, что вы с ним возитесь? Он позорит империю, а если правдивы слухи о том, что этот ваш Соломин еще и каким-то боком родственник Его Величества, то я вообще не знаю, как такое можно было допустить. Его место — в Петропавловской крепости.
— Если каждого пирата сажать в Петропавловку, то там камер не хватит.
— Не каждого, а конкретно этого. И вообще...
— Вообще, адмирал, с вашим пафосом может соперничать только ваша вера в собственную непогрешимость. Эту операцию ведет разведка, за вами только силовое прикрытие, и то если мы вас об этом попросим. Не забывайте об этом, пожалуйста.