Изгнанники

Изгнанники

В воспоминаньях мы тужить не будем,

Зачем туманить грустью ясность дней.

Свой добрый век мы прожили как люди -

И для людей...

(Г.Суворов. "Еще война...")

Глава 1. Резчики по чужой кости.

Синее море — только море за кормой,

Синее море, и далек он путь домой.

Там за туманами, вечными пьяными,

Там за туманами берег наш pодной.

(Любэ)

"Эскалибур" был могуч, огромен, массивен и страшен. Собственно, именно таким и должен быть линейный крейсер, основной задачей которого является наводить ужас на коммуникациях противника. Но даже несколько архаичные обводы корпуса не могли лишить это космическое чудовище некой элегантности, скромного обаяния воплощенной в металле смерти, во все времена присущих кораблям Российской империи.

Увы, сейчас и его мощь, ни колоссальная масса не могли спасти этот старый корабль от легкой качки. Нестабильное гравитационное поле двойной звезды раскачивало корабль, медленно, не неуклонно, а так как "Эскалибур" находился в непосредственной близости от нее третий день, то половина экипажа старательно блевала, а вторая, уже притерпевшаяся, просто пребывала в отвратительном настроении.

Командиру корабля, бывшему капитану первого ранга Российского императорского флота Соломину, эта ситуация тоже не добавляла оптимизма. Еще бы — половина экипажа, это та, что лежит в обнимку с унитазами, фактически небоеспособна, а вторая настолько зла, что только остатки воинской дисциплины удерживают народ от того, чтобы сотворить что-нибудь непотребное. А деваться-то, в сущности, некуда — те, кого они ждут, имеют первоклассные системы обнаружения, и скрыться от них под обычным маскирующим полем нечего и думать. Только здесь, в непрекращающемся космическом шторме, вязнут любые радары, и только крупный боевой корабль с мощной системой защиты способен находиться вблизи звезды столько, сколько необходимо, без опасения угробить экипаж, да и сам корабль превратить в радиоактивный гроб.

Соломин, который относился как раз к небоеспособным, и держался на ногах только силой воли, зло потер виски. Угораздило же его связаться с этим заказом. Ему не понравился работодатель с первой минуты — ну не любил он вот таких вот самоуверенных, с иголочки одетых хлыщей спортивного вида. Костюм не костюм, ботинки не ботинки, один галстук тысячи на полторы потянет, если в рублях, и вдвое больше в долларах, уж в этом выходец из аристократической семьи Соломин разбирался хорошо. Опять же, фигура идеальная — такую на раз в спортзале не сделаешь. Сам капитан смотрелся рядом с этим чудом пластической хирургии, как необработанная гранитная глыба рядом с античной статуей. Но больше всего ему не понравилось, как лебезил перед этим салагой, которому, похоже, не исполнилось еще и тридцати, его торговый агент, пройдоха с сальными глазами и стальной хваткой акулы бизнеса. Собственно, он и был когда-то акулой бизнеса — до тех пор, пока во время очередной заварушки имперский флот не врезал по Новому Телль-Авиву протонными фугасами, тем самым разорив всех, кто имел дело с банками, расположенными на этой планете. Ну а что поделаешь? Конкуренция подчас выливается в извращенные формы, и жителям этой планеты еще повезло — они умерли мгновенно.

Так вот, Соломину заказчик не понравился, но деваться ему, в общем-то, было некуда — он крепко сидел на мели. Заказов не было уже почти два месяца, а простой такого гиганта, как "Эскалибур", стоит дорого. Да и жрать что-то надо, на корабле восемь десятков здоровенных лбов, а цены на Большом Хвате грабительские. Соломин, по чести говоря, уже думал плюнуть на все, да и свалить куда подальше, благо топлива на корабле было под завязку, а сам он был никому и ничего не должен, но тут подвернулся этот заказ...

Платил заказчик не торгуясь, хотя Соломин из чистой антипатии завысил стоимость втрое, причем половину авансом, да еще включил в заказ стоимость топлива — торговый агент аж глаза выпучил. А тот заплатил, глазом не моргнув, и у капитана осталось стойкое предположение, что то ли он продешевил, то ли вляпался в такое дерьмо... Ну да что теперь делать, заказ принят — надо исполнять. Кодексы наемников и пиратов в этом отношении абсолютно одинаковы, взял деньги, отрабатывай, а иначе подвергнут тебя всеобщей обструкции. Ну а нравы здесь дикие, и даже если корабль у тебя сильнейший в секторе, жить станет все равно несладко. Эх, знать бы еще, кто он, этот заказчик... Да вот не получилось узнать — тот сразу ушел, и торговый агент тоже свалил, да шустро так, как будто понимал, что иначе его допрашивать с пристрастием начнут. А может, и понимал — вон как блестящая круглая лысина, окаймленная венчиком курчавых волос, вспотела. А по тому, что видел Соломин, сказать что-либо наверняка было сложно. Внешность европейская, без особых примет. По русски говорит чисто, ну да это вообще не показатель. С нынешними методиками обучения любой язык за полчаса так выучить можно, что лучше аборигенов говорить будешь. Словом, непонятно, на кого работать приходится.

Хорошо хоть, сам по себе заказ был не то чтобы очень сложный — перехватить курьерский корабль, аккуратно изъять пассажиров, а само корыто уничтожить. Про груз — ни слова, то ли не предвидится его, то ли нанимателю нет до него дела. Соломин решил считать, что второе — если так, значит, груз можно присвоить и продать. Пусть выгода будет и невеликая, но деньги лишними не бывают. К тому же, курьерские корабли — это вам не каботажники, не грузовики и даже не лайнеры, они если и везут что-то, значит, обязательно небольшое и ценное, иначе не окупаются их рейсы.

Да, лакомый кусочек курьерский корабль, только вот возьми его, попробуй — не всякому он по зубам. Да, курьеры невелики и практически безоружны, но все это ерунда, основное оружие курьера — его скорость. Нет кораблей, быстроходнее курьерских, даже торпедоносцы не смогут догнать этого скорохода. Тем более не догонят его пиратские корабли — лоханки, давным-давно выработавшие свой ресурс и летающие на честном слове. Правда, не все пиратские корабли — такое убожество, встречаются и вполне приличные, переоборудованные из старых лайнеров, а то и списанные эсминцы, чаще всего японские, китайские или арабские. Эти страны их продают почти бесконтрольно, да и цены приемлемые, хотя и качество — так себе, особенно у арабских. Только вот для курьера разницы нет, ему что эсминец, что буксир — все едино, не догонят.

Среди этой разношерстной братии, постоянно бултыхающейся вокруг Большого Хвата, крупного астероида, изрезанного изнутри рукотворными переходами, и пещерами, пристанища пиратов и скупщиков краденого, "Эскалибур" выделялся, как щука среди мальков. Совершенно другой класс корабля, совсем другие возможности, да только за курьером линейному крейсеру тоже не угнаться. Зато у него есть другие козыри.

Маршрут курьера заказчик указал точный. Большей частью проходил он по русскому сектору, в котором устраивать охоту было, мягко говоря, рискованно. Да и устрой, попробуй, единственный шанс — сойтись на встречных курсах и врезать по двигателям, при иных раскладах курьер сумеет уйти просто изменив курс. Его радары чувствительны настолько, что обнаружат опасность издалека, не оставляя охотнику никаких шансов. Но было место, в котором радары — не помощники и, как по заказу, располагалось оно за пределами русского, да и любого другого сектора, в диком космосе. Как раз окрестности этой самой звезды, будь она неладна!

На месте капитана курьера, Соломин проложил бы маршрут иначе. С его профессиональной (а в отсутствии профессионализма его никто упрекнуть бы не рискнул) точки зрения, лучше было бы потратить чуть больше топлива и времени, идя как можно дольше по русскому сектору, а потом перейти сразу в шведский, где с пиратами боролись немногим хуже. Спрямление курса — вещь, конечно, хорошая, но экономия может и боком выйти. Хотя капитана курьера Соломин понимал прекрасно — возле двойной звезды долго не сможет находиться ни один пиратский корабль, о том же, что у пиратов может оказаться линейный крейсер, ни одному здравомыслящему военному и в голову не придет. Да чего уж там, Соломин и сам рассмеялся бы, услышь он такое предположение еще пару лет назад. Но вот ведь какая незадача, теперь он сам был пиратом, и у него линейный крейсер был, а это вам не лоханка, защиту которой радиация прошибает на раз. Защиту линейного крейсера не каждое орудие проломить в состоянии, а уж возле какой-то вшивой звезды он и вовсе может висеть годами. Только качает вот...

А вот на интересные мысли наводит тот факт, что маршруты курьеров всегда засекречены. Может, поэтому он так бесстрашно и прет напрямик, что засады не боится — невыгодное это дело, на курьера засаду устраивать, потому как бесполезное. Ну а зная маршрут... Интересно, откуда он заказчику известен? Впрочем, меньше знаешь — крепче спишь, наше дело телячье. Из орудий отстрелялся, из бластеров при абордаже погромыхал, бабки получил — и свалил, чем дальше, тем лучше, потому что пахнет это дело ой как нехорошо. Не пахнет даже, а смердит.

При этих мыслях Соломин вновь с трудом сдержал приступ тошноты. Вот ведь мерзость-то, кто бы знал. В космосе обычно качки нет, проблему невесомости решили при помощи генераторов искусственной гравитации, поэтому вестибулярный аппарат особым нагрузкам не подвергается. Разве что когда выходишь из корабля, в скафандре, но там недолго, можно и потерпеть. А сейчас корабль раскачивает, генераторы не справляются, и толчки ощущаются такие же, как и на море. Только вот лекарства почему-то почти не помогают — особенности качки в космосе, черт бы ее побрал. Мучайтесь, господа пираты, мучайтесь, деньги легко не даются. Вот уходят они легко, а зарабатывать их приходится в поте лица.

Хреновым было еще и то, что "Эскалибур" в таком месте и сам хуже "видел". Его радары тоже были подвержены губительному воздействию гравитационных аномалий, хотя и не настолько сильно, как радары обычных кораблей. Все-таки защищены они очень неплохо — хотя стихия линейного крейсера и открытый космос, в котором он должен играть роль непобедимого рейдера и перехватывать все, что не успеет удрать, но и возможность сидения в засаде конструкторы предусмотрели. Сейчас условия не слишком даже экстремальные, но радиус действия радаров все равно сократился. Теперь полуторакилометровый бронированный хищник, больше всего напоминающий увеличенный до безобразия наконечник протазана, был наполовину слеп. Оставалось лишь надеяться, что курьер ослепнет еще сильнее и обнаружит атакующий крейсер уже после того, как тот выйдет на дистанцию залпа.

— Ваш чай, капитан, сэр.

Соломин повернулся, окинул мутным взором вошедшего, и на лице его появилось подобие улыбки. Со стюардом ему повезло, хотя еще полгода назад он даже и предположить не мог, что в его экипаже окажется негр. А ведь оказался, и сейчас вовремя принес чай с лимоном, который ощутимо помогал капитану прийти в себя. Замечательно!

Отхлебнув из кружки горячего, но не обжигающего напитка, Соломин усмехнулся про себя — никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Полгода, а точнее, семь с половиной месяцев назад неподалеку отсюда, в диком космосе, они перехватили английский транспорт. Легко перехватили — "Эскалибур" настиг тихоходную калошу одним броском, после чего экипаж транспорта не стал искушать судьбу, застопорил ход и открыл люки, демонстрируя готовность сдаться на милость победителей.

А вот груз корабля, точнее, его часть, был неожиданным — три тысячи негров-рабов. Не то чтобы что-то невозможное, но, тем не менее, не часто встречающееся в этих местах. На территории Российской империи за такое расстреливали, если только раньше не сажали на кол, в секторах, принадлежащих США, сажали на длительные сроки. Это в Британском содружестве рабство для негров было узаконено, да еще у арабов, ну да там оно было вне зависимости от расовой принадлежности. Пожалуй, только русских продавать опасались — имперский флот дважды коротко и недвусмысленно продемонстрировал всю пагубность такого подхода, отбив своих граждан, а потом разнеся планеты, на которых происходили торги вдребезги и пополам. В смысле, так, что из местных никто не выжил. Арабы, будучи понятливыми, если дать им палкой по горбу, тут же сделали выводы, что есть русские, а есть все остальные, и что русских трогать чревато. Также они уяснили, что за "всех остальных" им от русских ничего не будет, и с тех пор в этом вопросе царило полное взаимопонимание, подкрепленное гарантом в лице русских эскадр, мрачными серыми тенями проходящих вдоль границ секторов и пугающих соседей до мокрых подгузников. Впрочем, в той или иной степени империю боялись все.

Так вот, наложив лапку на живой товар, Соломин не очень долго размышлял, что с ним делать дальше. В конце концов, не он их похищал. Хотя, когда позже он покопался на досуге в документах, найденных в каюте капитана, оказалось, что все законно. Ну, на какой-то полудикой (а большинство планет, населенных выходцами из Африки, стали почему-то нищими и недоразвитыми) планете закупили у местного князька партию живого товара, и повезли продавать в Новый Глазго, там был крупный рынок, и навариться можно было здорово. А что тут особенного? Во все времена так делали. Это только в плохих романах пишут: "сожгли деревню, захватили рабов". Не, такое тоже бывало, но это были, скорее, исключения из правил. На самом деле рабов покупали у таких же черномазых, это было и быстрее, и дешевле, и, главное, не требовало искать каждый раз новые источники "черного дерева". Так было во времена, когда моря бороздили пузатые галеоны, так продолжилось и в космическую эпоху, только на смену морским кораблям пришли межзвездные.

Ну что же, пираты они или нет? Корабль продали арабу-перекупщику не разгружая — куда, скажите, высаживать три тысячи человек? Дальнейшая судьба груза и экипажа Соломина абсолютно не интересовала, скорее всего, и груз, и англичан (точнее, граждан Британского союза, их национальная принадлежность пиратов не интересовала) тоже продали. Конечно, тем самым, по законам некоторых государств Соломин, теоретически, заработал себе тяжелые приговоры, но его это мало волновало. Во-первых, приговором больше, приговором меньше — в его положении это ничего не значило, а во-вторых, дикий космос — от потому и дикий, что не попадает под юрисдикцию ни одного из государств и почти официально считается зоной беспредела. Ну и потом, продавал-то он корабль, а не рабов. В общем, концы найти можно, но сложно и никому, по большому счету, не нужно.

А вот этот конкретный негр по имени Джош — он, скотина, сбежал, проник на "Эскалибур" и обнаружен был, когда все уже закончилось. Изворотливость этого дикаря произвела впечатление на всех, и его решено было пока что оставить — вдруг пригодится. Пригодился — прижился на кухне, и вскоре корабль уже сложно было представить без незаметного и услужливого стюарда. Ну а три месяца спустя произошло событие, после которого негр вписался в экипаж на правах полноправного члена, даже с долей в добыче.

И все ведь просто было — на том самом Большом Хвате, на стоянке, вконец обнищавшие эстонские корсары то ли с голодухи, то ли еще с чего, решили, что "Эскалибур" пригодится и им. Ну, вообще, да — им бы он точно пригодился, потому что их собственное корыто текло по швам и ни на что толком не годилось уже давно. Вот они и полезли на абордаж, пока большая часть экипажа крейсера пьянствовала на базе. Не самая обычная, но не раз происходившая, в общем-то, ситуация, просто никто не ожидал, что хоть кто-либо рискнет напасть на такого монстра, как линейный крейсер русского производства. Однако же, решились, внаглую подошли, пристыковались и высадили десант из сорока человек — вдвое больше, чем оставалось в тот момент на борту "Эскалибура".

Хотя, возможно, ими руководило не только отчаяние, но и банальная ненависть к русским. В самом деле, единственная планета, колонизированная Эстонией, Новый Таллинн, не так давно была переименована в Новый Ревель, что подбросило масла в давно тлеющий огонь старой вражды. И ведь не объяснишь, что сами виноваты — ну кто же кусает руку хозяина? Ну колонизировали вы планету, молодцы. И что дальше? А дальше колонистов надо кормить, лечить, да и строить на новой колонии что-то надо, рентабельной ее делать. Даже предположить, что Эстония способна самостоятельно решить эти проблемы, было, по меньшей мере, наивно.

К чести правительства Нового Таллинна, оно, похоже, хорошо понимало суть проблемы, а потому, стремясь привлечь иностранный капитал, объявило для внешних инвесторов все и всяческие льготы. Увы, ни американцам, ни французам, ни всем остальным крупные и рискованные вложения были неинтересны. А вот русские откликнулись.

Русские промышленники пришли с огромным капиталом, и спустя пару лет на Новом Таллинне работали десятки первоклассных заводов, электростанций, были отличные больницы, курорты и прочие атрибуты промышленно развитых и преуспевающих планет. Однако тут выяснился один маленький, но важный для жителей этой колонии нюанс — русские не собирались уходить. То есть построили они заводы — и остались их хозяевами, полными и единоличными. Инженеры — свои, управленцы — тоже, а местные остались на уровне "принеси-подай-отойди, не мешай" или "бери больше, кидай дальше, а пока летит — отдыхай вволю". На курортах отдыхали тоже отнюдь не эстонцы — для них это было дорого, и попасть они туда могли только в качестве обслуживающего персонала. И так — во всем.

Жители колонии повозмущались — но все было законно. Тогда они, не долго думая, национализировали все, что построили русские. Те безропотно, как это было еще в далекие раннекосмические времена, убрались. Ну а на следующий день над планетой появилась русская эскадра, и с тех пор планета называлась Новый Ревель, а ее жители оказались в полной заднице и лишились всего, что имели, в том числе и своей планеты.

Ну, мировое сообщество в очередной раз возмутилось. Русские в ответ уже привычно показали всем неприличный жест, и все возмущенные так же привычно заткнулись. А вот теперь эстонские пираты, похоже, подогревались еще и чувством уязвленной национальной гордости. Хотя, говоря по чести, было бы чего там уязвлять.

Страшного ничего, конечно, не было — ну что смогут сделать четыре десятка чухонцев, никем и никогда всерьез не воспринимаемым, против двадцати, пусть и бывших, имперских десантников, усиленных, к тому же, боевыми роботами и находящимися на своей территории? Да ничего, эстонцев порвали, как Тузик грелку, после чего сами перешли на их корабль, вырезали всех, кто там находился, а саму развалюху, как законный военный трофей, продали все тем же перекупщикам. Но всех удивил Джош, который не только не спрятался, а принял активное участие в обороне корабля, и даже завалил ножом одного из вражеских абордажников, благо на приличные боевые скафандры у них, похоже, просто не было денег.

Ну что же, храбрость Джош доказал, умение владеть ножом — тоже, оружие себе захватил... Раз так — пусть остается, это единогласно решило общественное мнение, и Джош остался, пусть и младшим, но полноправным членом экипажа. И вот теперь он, как будто на него не действовали ни качка, ни усталость, таскал людям еду, напитки, лекарства, словом, крутился, как мог.

На пульте замигал сигнал вызова — мерцающий красный огонек. Соломин протянул руку, щелкнул переключателем, надеясь, что это из группы локационного дозора. Экран, на который обычно шла информация, был выключен — техники обнаружили какую-то неисправность и сейчас копались в дремучих недрах ходового компьютера, только ноги из-под пульта торчали. Ничего страшного, в случае боя командовать все равно придется из боевой рубки, оттуда же можно было и управлять кораблем. Ну а если не успеют починить ходовой компьютер — тоже не смертельно, благо резервный компьютер был в полном порядке. Однако идти в боевую рубку сейчас не хотелось, что же касается мелких неудобств, вроде невозможности мгновенной авторизации сигнала, то Соломина они мало беспокоили. К тому же сейчас была не его вахта, в боевой рубке находился старпом.

— Командир, — закашлял динамик голосом старшего механика. — У нас опять третий реактор потек.

— Хреново, — хладнокровно ответил Соломин. — Чем нам это грозит?

— В течение ближайших трех часов будем иметь семь реакторов вместо восьми.

Капитан на мгновение задумался. На корабле восемь реакторов, для полноценного функционирования всех систем, включая форсаж маршевых двигателей, достаточно шести, два оставшихся — резерв на всякий случай. Значит, ничего страшного, единственное, что действительно хреново — это то, что за этот поход злосчастный третий реактор течет уже вторично. Что поделаешь, техника без ремонта постепенно начинает сдавать, износ никуда не денешь. Ладно, разгребутся с заданием, получат деньги — можно будет и подрихтовать корабль, а то потом проблем не оберешься.

— Хорошо, Вячеслав Павлович, работайте. Можете не торопиться.

Ну вот, разобрались с проблемой. Теперь поспать бы... Хрен поспишь. Мало того, что мутит, так еще и чаю напился, после него заснуть сложно. Да и на вахту через час уже. Соломин встал, потянулся, разминая затекшую спину, и решительно вышел из рубки — если не получится поспать, значит, стоит пройтись, посмотреть хозяйским взглядом, все ли в порядке. Ну а тупо сидеть, зря теряя время, не стоит в любом случае.

Однако пройтись ему не дали. Вновь замерцал сигнал вызова, и, на сей раз, это был сигнал разведчиков. На пределе дальности локаторов был обнаружен корабль, быстро приближающийся к месту засады. Коротко поблагодарив, Соломин бегом помчался в боевую рубку, и успел как раз вовремя — аппаратура только-только идентифицировала неизвестный корабль. Увы, на курьера он был похож не больше, чем "Эскалибур" — на филиал женского монастыря. Обычный транспорт небольшого тоннажа, всего-то втрое больше "Эскалибура" — массивный, с грубыми обводами, удобный для транспортировки контейнеров с грузами, но и только. И что он сволочь, здесь делает? Если курьер появится прямо сейчас, придется его уничтожать — свидетели в таком деле не нужны. Ну а если не придет, стоит его догнать, благо скорость транспорта невеликая, поэтому курс надо зафиксировать. Мало ли что — не зря же они, в самом-то деле в этой болтанке который день мучаются.

К счастью транспорт проследовал мимо — огромный, неуклюжий и в то же время величественный. Аппаратура крейсера позволяла даже рассмотреть немногочисленные орудийные башни на надстройках — вполне достаточно, чтобы разнести в клочья какого-нибудь заурядного пирата. "Эскалибур" его, конечно, разнесет, случись нужда, как мишень, но тут уж как повезет. Сейчас капитану транспорта повезло — пиратам было не до него.

Отпустив старпома отдыхать (тот от качки почти не страдал, счастливчик), Соломин заступил на вахту. Делать пока что было, в общем-то, нечего, поэтому оставалось пялиться в экраны, на сей раз вполне исправные, и пить чай, которым капитан за этот день надулся уже, как клоп. Однако через пару часов терпение капитана было вознаграждено — вновь сигнал с радарного поста, и на сей раз ошибки быть не могло. К мертвой системе двойной звезды приближался курьер.

На сей раз точно курьер — сомнений быть не могло. Такую скорость, кроме него, может из себя выжать разве что истребитель-перехватчик, но очень ненадолго, буквально на несколько минут. К тому же, перехватчик — кораблик маленький, в разы меньше того, что перло сейчас прямиком под пушки охотника. Нет, курьер, больше некому. Подойдет поближе — станет ясно наверняка, но и сейчас сомнений у Соломина не было.

— Разведка, определись с типом курьера.

— Слушаюсь.

Это уже подоспевший старпом приказ отдал. Все правильно — что за корабль, в принципе, ясно, а вот чего от него ожидать — пока что нет. Курьеров многие строят, и у каждой кораблестроительной школы свои особенности. Русские традиционно сверхманевренны, причем не только курьеры, но и вообще все корабли. Американские курьеры похвастаться подобным не могут, они проще и грубее, зато двигатели у них куда более мощные. Нет курьерских кораблей быстроходнее американских. Немцы свои курьеры строят с национальным колоритом — чуть помедленнее и американских, и русских, не такие маневренные, зато несут более прочную броню и на удивление прилично вооружены. Британские... Ну, эти, как всегда, пошли своим путем с ожидаемым продуктом в финале. Проще говоря, дерьмовенькие у них курьеры. Впрочем, британцы вообще качеством не славятся, хотя многие строят корабли еще хуже — китайцы, например.

А знать, что за курьер, требовалось обязательно. В зависимости от возможностей корабля выбиралась и тактика действий против него, иначе у курьера будет шанс уйти, а если его капитан не дурак, он этим шансом обязательно воспользуется. Дураков же такими кораблями командовать не назначают — это вам не парадные корабли, а борта специального назначения, мера ответственности совсем разная. А ведь брать его придется аккуратно — пассажиры нужны заказчику живыми и только живыми, стало быть, права на ошибку нет. Впрочем, не страшно — и не такое делали, профессионалы, как-никак, и, хотя служба в регулярном флоте осталась далеко в прошлом, мастерство не пропьешь. Местная шелупонь и рядом не стояла, да и профессиональные военные многих "почти что держав" — тоже.

— Курьер британского производства. Модель "Кромвель", — после короткой, секунд в пятнадцать, паузы ответили с разведывательной секции. Быстро определились, ну да ничего удивительного — не в первый раз, для них это рутина.

Британец — это хорошо, это приятно. Что "Кромвель" — еще лучше. У этого барахла скорость не больше, чем у немцев, маневренность — тоже, и защиты никакой. Удивительно, как с такой энерговооруженностью можно добиться столь низких результатов. Ничего удивительного, что их давно сняли с производства. Единственные достоинства — дешевая модель и на удивление симпатичный дизайн, поэтому их охотно покупали не слишком богатые и развитые страны. До тех пор, пока не распробовали, что за каку в красивой обертке им подсовывают. Ну а когда распробовали — покупать, соответственно, перестали, предпочитая сейчас, в основном, немецкие модели. Те хоть и подороже, но надежны, да и вид солидный. Удобнее немецкие курьеры опять же — все для блага клиента, словом.

Ну что же, раз противник простенький, то и действовать можно просто. Соломин негромко, но четко и ясно раздал указания. Все, конечно, и так знали, что делать, но порядок есть порядок. Пускай они и были де юре, да и де факто, пиратами, но все же когда-то все они составляли костяк офицерского корпуса имперской базы Нового Севастополя, и сейчас одним из немногих, что их спаивало, была дисциплина, да еще, пожалуй, память. Память и ностальгия о прошедших навсегда временах.

Соломин злобно скрипнул зубами. Надо же, до чего они докатились — бултыхаются по космосу, отлавливая что-нибудь мелкое, то, что сдачи дать не может, чтобы потом пойманных ограбить, награбленное продать, а деньги, будем говорить честно, пропить. А поделом — нехрен было в политику лезть, там дилетантам хвосты быстро прищемляют. Хорошо хоть, головы на плечах сохранили, идиоты!

Нет, ну в самом-то деле. Вот умер император, осталась куча родственников, но ни одного законного наследника. Молодой был, что поделаешь, и глупо как-то все получилось — участвовал в гонках, не удержал свой флаер в повороте и влетел в скалу, да так, что только пятно оплавленное осталось. Бывает. На такой случай имеется закон о престолонаследии, который четко и ясно говорит, кто станет следующим большим папой. И совершенно не надо было командующему базой думать, будто его происхождение хоть что-то значит. Ну и что, что он, Горбунков Сан Саныч, внебрачный сын предпоследнего императора, а значит, сводный брат последнего, только что почившего в бозе. Свои дивиденды от столь сомнительной чести он уже получил — найдите во всем флоте второго тридцатилетнего адмирала. Незачем, ну совсем незачем было разевать пасть на то, что даже теоретически тебе принадлежать не должно. Однако же, захотелось молокососу власти, а они, дураки, пошли за ним. Вроде бы все правильно — своих не бросают, тем более что командиром тот был совсем неплохим, однако же голову на плечах иметь надо было, особенно ему, капитану Соломину.

Ну конечно ему, кому же еще — он ведь и сам был из той же семейки, только не по отцу, а по деду, и так же незаконно. Единственно, он тщательно это скрывал от остальных. В министерстве госбезопасности к такому его поведению относились с пониманием, ничем его не выделяя, и так и тянул бы грамотный, но не хватающий звезд с неба офицер лямку до пенсии. По службе, конечно, продвигался шустрее прочих, но — в меру, ничем особенно не выделяясь. Просто на мелкие грешки, которые у каждого есть, внимания не обращали, а заслуги, наоборот, не зажимали. Дослужился бы, может, до контр-адмирала, а при некотором везении — и до вице-адмирала, соответственно, выходя в отставку, получил бы еще одного орла на погоны и стал бы полным адмиралом. Правда, пришлось бы академию закончить, но тут уж как-нибудь справился бы, и пополнил собой список таких же ничем не выдающихся служак, на которых испокон веков держатся и армия, и флот. Зато знал бы, что жизнь не зря прожил и чести своей не уронил.

Но вот сглупил, хотя поначалу выглядело все заманчиво. Командующий базой имел под рукой не флот, конечно, а вполне себе приличную эскадру — одних линкоров было восемь штук. Заявиться во главе этой эскадры к столице, да и объявить себя императором, благо какое-то подобие прав все же есть. Реально, вполне — у столицы флота никогда не держали. Считалось, что боевые корабли строятся для того, чтобы воевать, а не для парадов, и что эскадра на границе куда эффективнее защитит империю, чем эскадра у столицы. Тем более что на границе практика у экипажей постоянная, и ходовая, и боевая, а в столице большую часть времени экипажи будут путешествовать по курсу бар-бордель. Нет уж, пусть корабли прикрывают границы империи, а для защиты столицы достаточно и пары орбитальных крепостей.

А вот теперь представьте, что на орбиту планеты выходит ударная эскадра с командами, состоящими из опытных, уверенных в себе профессионалов. Орбитальные крепости смахнуть — это как два пальца об асфальт, благо крепости те — давно не модернизировавшееся старье. Если все провернуть быстро, никто и мяу сказать не успеет, а потом уж постфактум можно слишком наглые глотки-то и придавить слегка. Тем более что вся венценосная семья, все ее представители, имеющие хоть какие-то права, в столице и собрались. Так что накрыть их всех можно одним махом. Горбункова, кстати, тоже пригласили, в отличие от Соломина. Может, поэтому Соломин и поддержал идею адмирала — обиделся все же. Так что планировали они заявиться всей толпой, согласно приглашению, но в сопровождении боевых кораблей. И плевать, что ни названия кораблей, ни имена членов экипажа в приглашении не указаны — историю пишут победители, и законность действиям можно задним числом придать.

Однако вот незадача — водится в Африке, говорят, такая птичка — обломинго. Прилетела эта птичка и клюнула заговорщиков прямо в темечко — и больно, и обидно, ну да что поделать. Сами дураки. Безопасники империи, которых на флоте традиционно не любили, на деле оказались крутыми профессионалами. Был у них, был среди заговорщиков казачок засланный, возможно, и не один даже. Словом, в два часа ночи выдернули их всех из постелей, дали пару раз по почкам для острастки, и, подталкивая в спину бластерами, препроводили в уютные камеры — подумать о своем нехорошем поведении и погрустить над невеселыми перспективами.

Обошлись с ними тогда, по правде сказать, не слишком-то и сурово. Взяли то их ДО того, как они успели что-либо сотворить, то есть намерение было, а действия не было. Это уже, что называется, совсем другая статья. К тому же, адмирал взял все на себя — хороший все-таки мужик. Да и императорская семейка сор из избы выносить не жаждала. Они, конечно, были те еще пауки в банке, но вот то, что нельзя, никак нельзя, чтобы об этом народ знал, понимали прекрасно. Замяли, в общем, дело. Ну, почти замяли.

Адмирала Горбункова даже не отправили в отставку — все-таки член семьи, пусть и шелудивый. Просто запихнули на какую-то окраинную планету, населенную полуразумными амфибиями, командовать гарнизоном из полусотни ветеранов. Остальных вначале хотели отправить туда же, но потом решили, что загонять несколько тысяч человек в такую дыру не стоит. Да и то сказать, рядовые десантники, младшие офицеры и прочий простой люд вовсе были не в курсе. Им пальцем ткнуть да "Фоер!" скомандовать — а они и исполнят приказ непосредственного командования в лучшем виде. Их ведь и не арестовывали даже...

В общем, серьезным репрессиям подверглись только непосредственные участники заговора — пара десятков человек, не больше. Их всех попросту отправили в отставку, предупредив, что если хоть кто-то что-то узнает... Словом, пошли вон, мерзавцы, и радуйтесь, что легко отделались!

Кто-то обрадовался, и их можно понять. Кто-то, но не Соломин. То, что карьера накрылась, его мало волновало — род Соломиных был богат, и без офицерского жалования прожить можно, даже очень хорошо прожить. Но представьте себе, когда у человека в неполные сорок лет отнимают крылья!

Никто не помешал бы богатому холостяку купить, например, собственную космическую яхту. Однако перед отставкой Соломин командовал линкором! После этого пересаживаться на скорлупку в жалкие пару сотен тонн массы казалось форменным издевательством.

Вот тут и подкинули старые товарищи идею. Космос-то велик, государств много, торговля активная и трассы протяженные. А что бывает, когда протяженные трассы и много товаров туда-сюда мотается? Правильно, появляются пираты. Эта зараза — как тараканы, ничем их не вытравить, однако вред от них можно свести к минимуму. Поэтому и появляются всевозможные частные фирмы, занимающиеся конвоированием кораблей. В российском секторе все просто до нереальности — там пиратам лучше не появляться. Наказание за нападение на корабли в российском секторе одно — пирата выкидывают в космос. В скафандре, чтобы умер не сразу. Однако те же самые имперские корабли, обнаружив, что иностранный корабль потрошат в диком космосе, пройдут мимо. Не их зона ответственности, корабль не русский — значит, не их и проблемы. А в секторах, контролируемых более слабыми, такими как Индия или Бразилия, или более демократичными, такими как США, странами, и вовсе творится не пойми что. И что же тогда остается купцам? А остается им заботиться о своей безопасности самостоятельно, то есть нанимать охрану. И конвойные фирмы (правда, некоторые злые языки утверждали, что в свободное время они сами не гнушаются попиратствовать) расплодились во множестве.

Ну вот, предложили товарищи, такие же отставные офицеры, Соломину такую фирму организовать. Дело не то чтобы сверхприбыльное, но вполне живое — что еще надо, если хочешь чувствовать себя при деле? Правда, конкуренция в конвойном бизнесе была немалая, и порой велась не по-джентельменски. В смысле, могли и из орудий в упор отсалютовать. Однако тут Соломин проявил немалую изобретательность, да и старые связи остались.

В общем, стоял на базе длительного хранения старый линейный крейсер. Только вот ведь незадача, старым-то он был только формально. Когда-то эта серия линейных крейсеров была построена для большой войны — русские схватились с американцами. Война окончилась раньше, чем первый из восьми кораблей, заложенных на верфях Нового Петербурга, вступил в строй, закончилась вничью, но корабли все же достроили — слишком много сил и средств вбухали в этот проект изначально.

Вообще, Российская империя сохранила одну старую и нехорошую традицию — пока все в порядке, русские пребывают в расслабленном состоянии. Действовать они начинают, только когда жареный петух в темя клюнет. Так получилось и в этот раз — как только началась война, обсуждения задвинули на второй план, и перестали считать выделяемые на флот деньги. В результате и было принято решение о строительстве этих кораблей — очень дорогих, но притом отлично вооруженных и защищенных. Пожалуй, эти линейные крейсера превосходили и по защите, и по вооружению, большую часть современных им линкоров, но все же основным их предназначением оставались глубокие рейды в тыл противника. Поэтому они имели огромную по тем временам скорость и запредельную дальность действия, и поэтому были, собственно, отнесены к классу линейных крейсеров согласно классическому определению кораблей завоевания господства в космосе. Словом, настроили предки монстриков, даже не монстриков, а настоящих монстров, а потом по русской же традиции не знали, что с ними делать.

Хотя как сказать предки... Последний корабль этой серии, тот самый "Эскалибур", сошел со стапелей как раз в тот год, когда Соломин поступал в военное училище. Правда, его строительство на несколько лет затянулось — во-первых, недоставало финансирования, а во-вторых, в проект были внесены изменения. Ничего удивительного — как и все, строящееся второпях, эти корабли были "сырыми", их доводили до ума долго и мучительно, внося изменения в каждый последующий корабль на основании опыта предыдущих. Ну и, соответственно, последний в серии корабль получил этих изменений столько, что пришлось пересматривать весь проект. Вообще бы не стали достраивать, но корпус был уже готов на две трети, деньги вложены, и разбирать его на металлолом было просто нерационально. Так что улучшили все, что могли улучшить, впихнули новейшие орудия — и с Богом!

В общем-то, судьба этих кораблей оказалась незавидной. Первые шесть раскидали по разным эскадрам, где они использовались, в основном, как брандвахты или патрульные суда, реже — как корабли сил быстрого реагирования. Ничего удивительного, посылать такие дорогостоящие корабли в дело — жалко, достойных целей, ради которых линейные крейсера и строились, просто не было из-за изменившейся политической ситуации, а общая ненадежность таких кораблей стала притчей во язэцах. Седьмой крейсер и вовсе взорвался по невыясненным причинам — говорили, что диверсия, но это так и осталось слухами. Ну а "Эскалибур", в свете происходящего, хотя и прошел достойно ходовые испытания, был поставлен в долгосрочную консервацию. Вот про этот-то корабль и вспомнил Соломин.

Самое смешное, что достался ему "Эскалибур" за сущие копейки. Хотя он и стоял в консервации, но время-то шло, и не прошедший очередную модернизацию корабль считался теперь устаревшим, был переквалифицирован во вспомогательные корабли, а ловко данная взятка позволила и вовсе приобрести его, как списанный. На этом успехи новоявленного судовладельца кончились.

Служба безопасности не зря ела свой хлеб, а ее специалисты получали тройной оклад. Человек, участвовавший когда-то в подготовке государственного переворота, просто не мог выпасть из сферы их внимания. Когда этот человек решил заняться бизнесом, несколько предосудительным, но все же законным, да еще и за пределами империи, это только его вопрос. Но когда выясняется, что этот же человек под видом гражданского судна приобретает боевой корабль, который, как показала проверка, не только боеспособен, но и не уступает, а то и превосходит по возможностям большую часть современных линкоров, это наводит на определенные мысли, и мысли нехорошие. В общем, за отставным капитаном пришли.

К счастью для него, Соломин в тот момент срочно потребовался на корабле, который приводили в порядок и снаряжали для дальнего похода. Он разминулся с оперативниками госбезопасности буквально на пару минут, и информацию о них узнал от верного слуги уже будучи в космосе. К счастью, его корабль был практически полностью готов к старту, и Соломин успел скрыться до того, как его попытались перехватить. Ну а в космосе корабль найди, попробуй, особенно если он скрыться пытается. Нет, неблагодарное это занятие.

Самое смешное, что ему даже обвинения не предъявили, не говоря уж о том, чтобы имущество конфисковать. Ну, в самом-то деле, что противозаконного он совершил, если не брать в расчет ту взятку? Да ничего, а дать на лапу — это, конечно, преступление, но не то чтобы очень тяжкое. Максимум пятьдесят лет условно, но это если в особо крупных размерах. Все же остальное оставалось вполне законным, а то, что сотрудники госбезопасности его не застали — так это только их проблемы. Соломин мог вернуться в любой момент, но в этом случае ему пришлось бы отказаться от мыслей о космосе. Он не вернулся.

Экипаж подобрался хороший — каждого капитан знал еще по той, прошлой жизни. Офицеры — как раз из тех, кто должен был идти с ним на столицу, ну а остальные специалисты тоже когда-то служили на той базе и по разным причинам остались не у дел. Кто по какой. Например, командир абордажников был когда-то сержантом и был уволен за то, что набил морду своему командиру, подставившему два отделения под огонь французов во время резни на планете под знаменитым названием ля'Рошель, и благополучно сбежавшему оттуда. Судом офицерской чести лейтенант был отправлен в отставку, но все, что смогли сделать для сержанта — это отмазать его от штрафной роты. Все-таки столь вопиющее нарушение дисциплины безнаказанным оставить было никак нельзя. Или вот боцман. Служил в свое время баталером на базе, узнал, что начальник склада, молодой, но наглый капитан-лейтенант ворует не по-детски, и честно предложил ему все вернуть и прийти с повинной. Тот подчиненного послал — невежливо и далеко. Не ожидал последствий, наверное. А молодой баталер подал рапорт на имя непосредственного командующего базой. Отрастивший живот на уворованном каплей отправился прямиком на рудники, но и баталеру коллеги этого не забыли и, когда после известных событий командование поменялось, подставили его сильно. Отбрехаться-то смог, но пришлось уйти... И таких вот оставшихся не у дел профессионалов было много. Весь экипаж.

Поначалу они и впрямь занимались конвоированием в диком космосе. Проводили караваны купеческих судов, сопровождали одиночные корабли с ценным грузом, сами брались за перевозку чего-либо мелкого и особо ценного, вроде нескольких ящиков цереллята — драгоценного камня, добываемого на одной-единственной планете в системе Нового Тель-Авива. Эти несколько ящиков были годовой добычей рудников и стоили, наверное, больше, чем эскадра таких вот эскалибуров. Правда, тут Соломин решил перестраховаться и, прибыв к месту назначения, потребовал вначале деньги, а потом уж он передаст груз — уж больно жители Тель-Авива были склонны примитивно "кидать" тех, с кем имели дело. За это их и не любили, кстати, ну да что поделаешь — их даже аморальными назвать нельзя было, просто мораль у них была другая. Только свой — человек, остальные — гои. Ну да знал отставной каперанг об этом причудливом загибе психики нанимателей, вот и подстраховался. Те поворчали и повопили, но вынуждены были согласиться с его условиями — орудия "Эскалибура" были надежным козырем в переговорах.

В общем-то, дела шли неплохо, даже очень неплохо. Конкурентов почти не было — слишком уж внушительно выглядел линейный крейсер, моментально низведший их всех до роли даже не второго, а третьего сорта. Пираты тоже не рисковали связываться — прекрасно понимали, что ударный корабль расстреляет их походя, с дистанции, на которую их жалкие пушченки не способны стрелять в принципе. Деньги Соломин за свои услуги, правда, запрашивал немалые, но иначе и быть не могло. Линейные крейсера на дороге, как известно, не валяются. Да и иные халтуры попадались — так, однажды босс местной мафии нанял. В систему начали проникать конкуренты из соседнего сектора, и он забил им стрелку, чтобы перетереть непонятки. Ну а чтобы выглядеть внушительнее, на заднем плане захотел иметь огромную дуру с мощными пушками. Может быть, Соломин и не стал бы связываться, но мафиози был русским, что перевесило. Впрочем, тот потом тоже в долгу не остался, поэтому все сложилось неплохо, жалеть не пришлось.

Но белая полоса закончилась, и началась полоса черная. За этот ничем не примечательный кусок дикого космоса схватились Британское содружество и Французская деспотия. Что уж там они не поделили, оставалось только гадать, Соломин в эти дела не лез, но вот перегрызлись и, до кучи объявили всех, кто базировался в тех местах, пиратами. Плевать, конечно, вот только смена международного статуса — штука пренеприятнейшая. Легальным бизнесом уже не займешься — просто не наймут тебя. А главное, распространяется эта информация быстро и далеко.

Ну что же, пират — значит, пират, сами захотели — сами и нарветесь. Следующие полгода "Эскалибур" занимался увлекательной охотой на британские и французские суда, достаточно выгодно продавая трофеи на Большом Хвате, пиратской базе, к которой он прибился. Увы, в последнее время по этому участку дикого космоса практически никто не ходил, и в результате "Эскалибур" оказался не у дел. Деньги стремительно таяли, заначка показывала дно... Вот тут-то и подвернулся этот дурно пахнущий заказ на перехват курьера, уже отчетливо видного на экране.

Курьер как курьер — практически все они друг на друга похожи, отличия минимальны и издали не слишком бросаются в глаза. Именно поэтому их принадлежность столь тяжело идентифицировать. Этот экземпляр не был исключением.

Больше всего курьер напоминал фужер для шампанского, летящий ножкой вперед. В раздутой кормовой части помещались мощные двигатели и запас топлива. Ножка — это отсек перехода с многочисленными переборками. А иначе никак, нормально изолировать огромное количество радиоактивного топлива и работающие в жестком режиме, активно излучающие двигатели на маленьком корабле практически невозможно. Единственное спасение — расстояние, вот и обзавелся кораблик "осиной талией", из-за которой стал непропорционально длинным для своего тоннажа. Ну а в носовой части каюты, кубрик экипажа и прочие радости жизни. Удобств минимум, полезной нагрузки — тоже, зато скорость. По мелочам курьеры не летают — дорого, так что кого бы он не вез, все равно и груз, и пассажиры на нем весьма и весьма немалой ценности. Хотя, конечно, и последствия для пирата могут быть неприятными — проще говоря, охота начнется, а значит, нельзя оставлять свидетелей. Впрочем, курьер английской постройки, велик шанс, что команда — англичане. Их не жалко, так что можно будет спокойно валить всех.

Курьер приближался. Не так и близко он проходил от звезды, однако все же достаточно для задуманного. Все команды уже были внесены в компьютер, починенный успешно и вовремя. Да и реактор подлатать успели, так что "Эскалибур" был, можно сказать, во всеоружии. С точностью до сотых долей секунды корпус гигантского корабля вздрогнул — старт! Правда, вздрогнул он чувствительно для людей потому, что силовые компенсаторы, защищающие его от разрушения, все же не до конца погасили рывок в столь экстремальном режиме — ускорение было под сотню g, и не будь компенсаторов, корабль рассыпался бы на запчасти, а людей просто размазало бы, да так, что никакой врач не соберет.

— Ну, Степан Васильевич, не подведи. На тебя вся надежда.

— Не бухти, командир. Сделаем все четко, без шума и пыли, — фыркнул по внутренней связи командир БЧ-2, когда-то бравший призы на всеимперских соревнованиях артиллеристов. — Только из шторма выйдем — и сделаем.

Сделает, конечно сделает, для него попасть — дело чести. Главное, чтобы курьер не обнаружил их раньше времени. Да нет, не обнаружит — слишком силен шторм и слишком мал по сравнению с бескрайними масштабами космоса их корабль. Все в этом мире относительно.

А выйти из шторма все равно надо. С беспорядочно раскачивающегося даже сейчас корабля точный выстрел сделать — задача не из приятных, а промахнуться тут нельзя. Не в том опасность, что мимо выстрелишь, а в том, что все разнесешь, а им надо пленных живыми доставить, а не в качестве обугленных фрагментов.

Так, увидел. Дернулся в сторону, пытается, пользуясь своей маневренностью отвернуть, разорвать дистанцию, но поздно, поздно... Одно из орудий "Эскалибура" посылает вперед разогнанный до немыслимых скоростей пучок мезонов. Р-раз — и в корпусе курьера появляется дырка. Маленькая такая дырочка — зато аккурат в отсеке двигателей.

Ну все, в принципе, дело сделано. С развороченными двигателями далеко не улетишь, остается только догнать, уравнять скорости и аккуратно взять на абордаж. О-па! А с чего это они отсек двигателей отстреливать вздумали? Соломин с некоторым удивлением наблюдал, как двигательный отсек отделился от "ножки" и несколько секунд кувыркался, уходя в сторону, а потом внезапно исчез в ослепительной вспышке взрыва. Вот оно как — похоже, реакторы пошли вразнос, поэтому, чтобы спасти корабль от мгновенного уничтожения, капитан их и отправил куда подальше. Сейчас, небось, орет на всех частотах сигнал бедствия. Ну, ори, ори, все равно никто не услышит — помехи от звезды идут серьезные. А и услышал бы — невелика беда. Здесь дикий космос и вмешиваться в чужие дела не принято. Случись обычная авария — может, и помогли бы, а с пиратами связываться никто не станет — себе дороже.

Напоминающий акулу, собирающуюся заглотить малька, "Эскалибур" неторопливо приблизился к обездвиженному, летящему в пространстве неизвестно куда и при этом хаотично вращающемуся курьеру. Ну а дальше — дело техники. Навыки абордажа экипажем "Эскалибура" были не раз и не два были отработаны еще на учениях, закреплены в боях и доведены до автоматизма за время пиратской охоты. Сначала уравнять скорости. Потом силовой захват останавливает вращение курьера. Дальше возможны два варианта — высадка десанта на абордажных ботах или жесткая швартовка. Первое безопаснее — вдруг да найдется среди врагов камикадзе, который предпочтет подорвать свой корабль, но не сдаться. Такие бывали среди русских, японцев, немцев, да и у остальных встречались, пусть и реже. При жесткой швартовке взрыв трофея мог всерьез повредить и даже уничтожить атакующий корабль. Однако лет десять назад было разработано так называемое поле подавления, которое стопорило ядерные и термоядерные реакции, глушило кварк-реакторы и вообще все сложнее электричества. В результате сейчас жесткая швартовка применялась все чаще. Тем более грешно было не применить ее в конкретном случае — если пассажиры настолько важны, вряд ли экипаж рискнет подрывать свой корабль, а и рискнет и даже, невероятно, сумеет — не страшно. Повредить обшивку линейного крейсера — задача непростая даже для тяжелой артиллерии, а уж взрыв небольшого кораблика в условиях космоса, когда ударная волна отсутствует в принципе, и вовсе не опасен. Так что не прошло и пяти минут, как два корабля, большой и маленький, были намертво сцеплены друг с другом.

— Все помните? — спросил Соломин у абордажников. Те уже собрались в шлюзовой камере и в своих бронированных скафандрах напоминали закованных в панцири раков, хотя, в отличие от раков, были отменно гибкими и подвижными. Там же стояли штурмовые роботы, но в поле зрения камеры они не попадали и потому на экране в рубке видны не были.

— Не волнуйся, командир. Все сделаем, как надо, — командир десантной группы весело улыбнулся, по-устаному козырнул и обратным движением руки захлопнул забрало гермошлема. Позади него в точности повторили этот жест его подчиненные. Лихие парни, они совершенно не опасались того, что несколько минут спустя им придется вступать в бой. Хотя, с другой стороны, вряд ли кто-то на курьере сможет оказать им достойное сопротивление. Лучшие в мире солдаты с лучшим в мире оружием и в лучшей в мире броне, они готовы были сокрушить кого угодно.

— С Богом! — Соломин козырнул в ответ и в очередной раз поймал себя на мысли о том, что, став пиратами, все они начали куда большее внимание уделять внешней атрибутике службы, чем когда были еще матросами и офицерами военного флота. Это была одна из тех немногих ниточек, которая связывала их всех с прошлым, с теми временами, когда они еще не были, если уж называть вещи своими именами, бандитами с большой дороги, а были частью могущественнейшей из империй, и, возможно, как и многие военные, лучшей, хотя и небольшой частью.

Однако предаваться ностальгии времени не было. От "Эскалибура" к плененному кораблю уже тянулся длинный гофрированный шланг абордажного кессона. Еще несколько секунд — и он уперся в корпус курьера, и микророботы тут же намертво приварили его аккурат напротив люка. Все это было сделано как для удобства десанта, так и для того, чтобы не разгерметизировать случайно весь корабль, убив при этом пассажиров, из-за которых и разгорелся, в общем-то, весь сыр-бор. Минуту спустя кессон заполнился воздухом, и по нему, гремя ногами по металлу пола, неторопливо двинулись сопровождаемые роботами десантники.

Вышибной заряд вынес парадный люк курьера аккуратно и точно. Подошедший боевой робот ловко зацепил искореженную броневую пластину, сорванную с креплений, своими клешнеобразными лапами и рывком вырвал ее наружу. Изнутри курьера почти сразу начали стрелять, на броне робота заблестели вспышки попаданий, однако повредить такую громадину из малокалиберного ручного бластера, аналога древних пистолетов, можно было даже не пытаться — все равно бесполезно.

Робот тяжело шагнул вперед. Одновременно наплечный роторный лазер открыл огонь. Идея роторного лазера была почерпнута из древних пулеметов Гатлинга. Бич любого мощного боевого лазера — перегрев ствола, а при вращении стволы успевали хотя бы частично остывать, что заметно повышало скорострельность. Сейчас, когда заработал лазер, казалось, что по нутру корабля ударил поток огня.

Следом за роботом в проем, чуть пригибаясь, с неожиданной для столь громоздких фигур легкостью скользнули десантники. Замыкал процессию второй робот, обозревающий все вокруг и в любом направлении, настороженно поводящий стволом лазера, но пока не стреляющий. Сразу же вслед за этим связь прервалась, экранируемая корпусом курьера, но это было в порядке вещей и беспокойства не вызвало.

Вся операция заняла не более пятнадцати минут, после чего по кессону вновь загрохотали сапоги десантников. На сей раз они шли не одни — между ними шла небольшая группа разномастно одетых людей. Многие были перевязаны, кого-то несли на носилках. Только вот многовато их было что-то для пассажиров.

Командир десантников, чуть помявшись, доложил, что погибших и раненых среди его людей нет, незначительно повреждены два боевых скафандра и покарябана краска головного робота. Среди защитников убитых тоже не отмечалось. Ну, все понятно. Чистоплюйство, конечно, однако вполне логично. Пускай они и бывшие, но все же военные, а не палачи, поэтому все просто. При штурме лупили по ногам, благо в их броне ответного огня можно было не опасаться. Потому, кстати, так долго и провозились. Захватили всех, сейчас запрут в помещении гауптвахты, окажут первую помощь, а потом всем скопом, и пассажиров, и экипаж, сдадут заказчику — пускай сам разбирается, кто ему нужен, а кого и в расход. По сути, то же убийство, но чуть отсроченное и, главное, не своими руками, а значит, вроде как бы совесть чиста. Соломин десантников понимал и решение одобрил.

После того, как пленных увели, курьера начали быстро и профессионально грабить. Как и ожидалось, на корабле было не так много груза, однако целый контейнер с картинами старых, еще земных мастеров, коллекция старинного же оружия и изумительной красоты драгоценности в капитанском сейфе были добычей более чем достойной. Оставалось только выгодно их продать. Конечно, настоящей цены перекупщики не дадут, но и того, что удастся выручить, наверняка хватит и на несколько месяцев безбедной жизни, и на профилактический ремонт корабля. Так что даже без тех денег, которые заплатит заказчик, дело оказалось изумительно выгодным. Ну а несколько ящиков с морскими деликатесами, которые обнаружились в рефрижераторе курьера, были торжественно отправлены на камбуз. Конечно, эти ящики тоже стоили немало, но, во-первых, экипаж после трудного рейда стоило побаловать, а во-вторых, всем, включая капитана, до смерти надоели консервы. Так что не все в жизни измеряется деньгами — иногда желудок важнее, как сейчас вот, например.

Ну а после того, как курьера полностью, включая разборку на запчасти и перенос на склады "Эскалибура" многих ценных агрегатов, проведенную куркулем-механиком, выпотрошили, его аккуратненько отстыковали от борта линейного крейсера, оттолкнули прочь, и артиллеристы выстрелили один-единственный раз, но главным калибром. Тусклая вспышка — и все, даже гаек не осталось. Еще один корабль бесследно исчез в глубинах дикого космоса. Вся операция, с момента обнаружения курьера, заняла двенадцать с половиной часов — долго, но и торопиться пиратам было, в общем-то, некуда.

Линейный крейсер плавно развернулся, ложась на курс к Большому Хвату, и начал плавно разгоняться. Сейчас боя уже не было, поэтому не стоило напрягать механизмы — проще затратить несколько часов, чем потом делать долгую и нудную профилактику, ремонт и дорогостоящую замену оборудования. К тому же, расстояние было небольшим, а за время полета стоило разобраться с трофеями. Если с грузом курьера все было, в общем-то, в порядке, то со всем остальным, вроде новенького, но маломощного гиперпривода, требовалось определиться — что оставить себе, а что не нужно и, соответственно, можно продать. Хорошо хоть, все было или совсем новым, или в отличном состоянии — курьер как-никак, элита. Механик, конечно, постарается ничего не отдавать — а вдруг пригодится, но его закрома все равно периодически чистить надо. И чистили ведь, иначе "Эскалибур" уже давным-давно превратился бы в филиал летающей барахолки.

Однако человек предполагает, а космос — располагает. Буквально через две минуты после того, как корабль дал ход, радарный пост доложил:

— Наблюдаю корабль.

— Определиться с типом, — ответил Соломин. Он был в благодушном настроении и не собирался грабить сегодня кого-то еще. Нельзя быть слишком жадным, космос таких не любит. Однако определиться с тем, кто попался на пути, стоило обязательно — мало ли что. А оставлять потенциальную угрозу без присмотра чревато — это вам любой капитан скажет. Пост доложил через секунду:

— Выполнено. Цель — курьерское судно.

— Что-о? — все благодушие с Соломина как ветром сдуло. — Вы что там, белены объелись?

— Никак нет! Цель — курьер. Дистанция... курс...

Пошли цифры. Штурманы тут же, без приказа, принялись за обработку данных, и несколько секунд спустя над столом загорелась голограмма, и Соломин с первого взгляда оценил ситуацию.

Итак, пока они возились с первым курьером, второй не торопясь шел по другую сторону от звезды. Скорость очень небольшая, но это и понятно — пока нет опасности и если дело несрочное, его капитан старается не жечь зря топливо. Шторм глушит его радары, поэтому он пока пиратов не видит, но увидит очень скоро. А теперь вопрос: а того ли они перехватили?

— Боевая тревога! — времени высказать все, что хотелось, просто не было. А сказать капитан хотел многое и все сплошь нецензурное. По всем отсекам корабля пронесся истошный визг сирены, заменяющий применявшуюся когда-то в прошлом боцманскую дудку. Особой нужды в этом не было, люди и без того получили сообщения на коммуникационные браслеты, но традиции — великая вещь. Да и небольшая порция адреналина в крови перед боем не помешает, так что сирены продолжали устанавливать на всех кораблях.

Пока люди разбегались по местам, Соломин быстрыми касаниями пальцев по голоэкрану выводил курс корабля. Для точных расчетов и моделирования времени не было, но в первом приближении маневр был понятен, а дальше компьютер под руководством штурманов сможет вносить коррекции, что называется, по ходу пьесы. Предстояло вновь нырнуть в шторм, пройти мимо звезды, и вынырнуть уже по другую сторону, на минимально возможном расстоянии от курьера. И все предстояло сделать быстро, а то курьер мог в любой момент нащупать охотника своими радарами, и тогда он сможет уйти. Не страшно, конечно — даже если перехватили и не тех, кого планировали, клиенту все равно придется заплатить. Формально-то условия соблюдены, а то, что информация оказалась неточна, вовсе не проблемы исполнителя. Однако все-таки стоило постараться, репутация — это наше все, и урона ей допускать не стоило. Да и добычу, опять же, наверняка на курьере можно взять немалую. Вон, наглядный пример в трюме.

Разгон проходил жестко, однако запредельным он все же не был — автоматика берегла корабль от перегрузок, способных причинить ему хоть сколько-то серьезный урон. Но все же Соломин был рад, что сидит в противоперегрузочном кресле — мало ли что, да и просто в том, чтобы покатиться по полу, потеряв равновесие от колебания поля искусственной гравитации, приятного намного меньше, чем хотелось бы. Однако главное было сделано — корабль развернулся и нырнул за спасительную завесу шторма до того, как его засекли, и надежно скрылся за ним от любых радаров. А вот болтанка началась почти сразу — шторм-то никуда не делся. Впрочем, всего несколько минут, можно и потерпеть.

Тем временем наконец поступили данные по курьеру, и они не обрадовали. Курьер был французского производства — поменьше, чем остальные, изящненькая такая машинка. Французы, в принципе, только одной модели курьеров производили. Брони нет, но зато скорость отличная, больше, пожалуй, только у американцев. Лягушатники вообще любители подавить тапочку, так что скорость и дизайн у них на первом месте. И оружие, хотя и не входит в стандартное оснащение, вполне может быть установлено — эта дополнительная опция в корабле предусмотрена и, надо сказать, весьма востребована. Словом, орешек покрепче предыдущего. Хорошо хоть, этих жалеть нет смысла, хотя, конечно, очень может быть, что команда там совсем даже не французская. Мало ли кому они успели перепродать эту посудину? Ладно, чего гадать, взять на абордаж, а там уж и определиться можно.

Проткнув пространство в окрестностях звезды не хуже гигантской иглы в руках умелого портного, "Эскалибур" буквально вырвался в спокойный космос. В тот же миг его засекли — спустя каких-то пару секунд курьер начал ощутимо ускоряться, а служба наблюдения доложила о том, что корабль ощупывают радаром. Но поздно, поздно! Курьер еще только начал разгон, а крейсер уже несся, выжимая все из своих не самых слабых двигателей. По всему выходило, что он окажется на дистанции, с которой может вести прицельный огонь, намного раньше, чем его визави наберет достаточную скорость, чтобы хотя бы попытаться уйти.

Однако, как ни удивительно, первым открыл огонь как раз курьер. Мощный взрыв растекся кляксой по силовой защите "Эскалибура", еще два, если верить приборам, прошли в опасной близости. Соломин бросил взгляд на информационный экран. Ого! Мегатонн сорок! А нехреновые пушечки стоят на этой скорлупке. Конечно, для линейного крейсера такие не страшны, силовое поле у него рассчитано на противодействие куда более мощным образцам вооружения, но все равно неприятно. Будь на его месте эсминец или легкий крейсер — могло бы и получиться, их силовые поля и броня на противодействие таким орудиям не рассчитаны. Хотя, с другой стороны, первый выстрел сделал именно курьер, причем сразу на поражение. С формальной точки зрения, огонь крейсера в такой ситуации является лишь самообороной — он-то не стрелял, а что приближался с бешеной скоростью — так это вроде как не запрещено. Не то чтобы пиратов очень уж беспокоила формальная сторона вопроса, но все же, все же...

Курьер попытался сманеврировать, однако это уже ничем не могло ему помочь. Компьютер, следуя заданной программе, чуть-чуть довернул крейсер, выводя его на оптимальную для ведения огня позицию, а дальше все развивалось по схеме предыдущего боя. Точный выстрел по двигателям, и шансов уйти у курьера уже не было.

Однако сдаваться курьер не собирался. Да, с поврежденными двигателями прежней скорости у него уже не было, но полностью он ход не потерял. Все-таки французы, несмотря на все изящество своих кораблей, строили крепче англичан. Ловко развернувшись, они заложили крутой вираж, выходя из под огня, и в упор отработали по корпусу "Эскалибура" из своих орудий. Эффектно, храбро — и бесполезно, защита-то у крейсера никуда не делась. Однако попасть вторично по двигателям хаотично мечущегося на небольшой дистанции курьера — задача нетривиальная. Расстрелять его — проблемы нет, а вот точечный удар по нему нанести, прямо скажем, куда как сложнее. Очевидно, капитан курьера это тоже прекрасно понимал, и старался вести бой на выгодной для себя дистанции.

Ну да на каждый хитрый зад есть болт с винтом. Из ангаров крейсера серебристыми молниями вырвались два штурмбота, и тут же поменяли окрас, мимикрируя под цвет космоса. Это, конечно, перестраховка, но мало ли — вдруг у врага найдется умник, который захочет целиться вручную, и тогда все усилия по снижению заметности для радаров пойдут псу под хвост. На малой дистанции, в маневренном бою, да еще и против небронированной цели штурмбот — царь, бог и воинский начальник. Десяток штурмботов при некоторой удаче уделают легкий крейсер — бывали прецеденты. Небронированный и незащищенный курьер для них — мишень. Меньше минуты спустя двигатели курьера были исполосованы их пушками, а еще через пятнадцать минут обездвиженный корабль был аккуратно пришвартован к крейсеру. Можно было бы справиться и быстрее, но вначале "Эскалибур" принял на борт свои боты. Зачем пилотам зря болтаться в космосе? Ну а экипаж курьера несколько неприятных минут потерпит, ничего с ним не случится.

Когда к борту курьера, изрядно пострадавшему в схватке, протянулась труба кессона, Соломин, почесав в затылке, скомандовал:

— Приготовить мой боевой скафандр. Буду через десять минут, — и, в ответ на недоуменные взгляды собравшихся в боевой рубке офицеров, пояснил: — охота самому посмотреть, кто там храбрый такой — на французов такое поведение совершенно непохоже. И еще интересно, что же они так защищали, что не побоялись с нами драться.

Пока Соломин шел к десантному отсеку, он преисполнился самых мрачных предчувствий. Первый курьер — ладно. Он принадлежал какому-то мелкому вассалу Великого Всеарабского Халифа, почему ни десантники, ни сам Соломин, ни его помощники и не определили сразу, по намалеванным на бортах знакам, кто они. Ну, не может человек держать в памяти сотни и сотни эмблем, которые так обожают маленькие, слабые, но гордые народы, пришлось прогонять информацию через базу данных. Экипаж, соответственно, состоял из арабов, а арабы никогда не отличались стойкостью в бою. Нет, и среди них бывали исключения, попадались серьезные, отлично подготовленные и готовые драться до последнего солдаты, но было их немного. Большинство же вдесятером одного не боятся... пока этот один им кулак под нос не сунет. Тогда они разбегаются — менталитет такой. Экипаж их курьера попадал в среднестатистическую категорию, и поэтому ему хватило даже стрельбы по ногам для того, чтобы храбро бросить оружие — своя шкура дороже. Эти же, как предчувствовал капитан, будут совсем не такой легкой добычей и постараются пустить пиратам кровь. Да и отсутствие опознавательных знаков настораживало. Как бы не нарваться на курьера, принадлежащего какой-нибудь спецслужбе, в той же Французской Деспотии хороших солдат немного, но серьезных контор с хорошо подготовленными боевиками хватает, да и Иностранный Легион у них есть, а там можно встретить настоящих солдат, даже таких серьезных, как русские или немцы. Словом, надо быть осторожнее, тем более что у экипажа курьера оставался еще призрачный шанс — перебить абордажников, а потом попытаться овладеть крейсером. Конечно, вероятность успеха этого безумного предприятия близка к абсолютному нулю, но что-то подсказывало Соломину, что эти будут биться до конца.

Десантный отсек встретил его громким ржачем двух десятков луженых глоток. Десантники, вольно рассевшись на стоящих вдоль стен противоперегрузочных креслах, слушали очередную байку Курбанова, штатного разгильдяя группы. Сам Курбанов, невысокий, коренастый татарин с Казани-на-Альтаире, как раз стоял спиной к вошедшему капитану. Спина, кстати, впечатляла — создавалось ощущение, что при каждом движении весельчака под обтянутой тонкой футболкой кожей перекатываются крупные булыжники. Вполне естественно, что, когда Курбанов в увольнительной пьянствовал в какой-нибудь забегаловке, находилось удручающе мало желающих связываться с обладателем такой спины.

К слову сказать, и сам Курбанов в драку лишний раз не лез. Это служило пищей для незлобных шуток, но никто и никогда не рискнул бы обвинить в трусости одного из немногих выживших в резне у Борисоглебска Дальнего. Дураков не было, во всяком случае, живых.

Тогда, во время последнего Русско-Американского конфликта, американский флот совершил то, чего от него никто не мог ожидать. Внезапным самоубийственным, что для американцев было нонсенсом, броском два десятка тяжелых кораблей ухитрились прорваться к Борисоглебску и не только взять под контроль эту небольшую, но очень развитую промышленно колонию, но и захватить целехонькую орбитальную крепость, только что построенную и ожидающую перегона к месту постоянной дислокации.

Орбитальная крепость — это очень, очень серьезно. Для ее уничтожения необходимо было не менее полноценной линейной эскадры, американцам невероятно повезло, что они смогли поймать русских "со спущенными штанами" и застать эту громадину практически без экипажа — несколько механиков не в счет. Поддержанная же американской эскадрой, придающей обороне необходимую гибкость, крепость эта становилась практически непреодолимым препятствием для любого, кто решил бы приблизиться к планете. Особенно для русских — ведь снаряды их кораблей, пройдя мимо цели, обрушились бы на населенную русскими же планету. На это командование спешно прибывшей к месту ЧП ударной эскадры пойти не могло.

И тогда на штурм пошел десант. Русские десантники считались одними из самых отмороженных в обитаемом космосе, перед ними бледнели и пропиаренные, как обычно, американские морпехи, и знаменитые своей выдержкой японцы, но такого безумия никто не ожидал даже от русских. Когда командующий, честно описав перспективы, вызвал добровольцев, строй десантников дружно шагнул вперед, и две сотни ботов всех типов, все, что нашлось на эскадре, атаковали крепость.

Теоретически их должны были выбить еще на подходе. Так и произошло, меньше десятка машин смогли добраться до цели и высадить десант. С десантниками пошли и пилоты — вырваться из этого ада им все равно не светило, и они тогда решили продать жизни подороже. Их была горстка, командование рассчитывало, что максимум, на что способны эти люди — нейтрализовать часть орудий крепости, однако десантники сделали невозможное. Они прорвались к командному пункту, перебили всех, кто в нем был, и полностью парализовав все системы управления огнем. А через десять минут подошедший линкор выбросил вторую волну десанта, учинившую американцам даже не бой — избиение. В том сражении не было взято ни одного пленного, и вовсе не потому, что несгибаемые американцы не хотели сдаваться...

При виде капитана десантники повскакали на ноги, но Соломин небрежно махнул рукой: сидите, мол, сидите. Те с готовностью бухнулись обратно в кресла — раздолбаи все же. Впрочем, это было нормально для тех, кто по праву носил черный берет, символ одновременно и бесстрашия, и презрения ко всем и всяческим правилам. Уже то, что встали — признак немалого уважения к "первому после бога", а это что-то да значит.

Жестом подозвав командира десантников, Соломин в двух словах объяснил ему свои предположения. Отставной сержант понятливо кивнул и враз провел разъяснительную работу со своими подчиненными, особо непонятливому сунув под нос кулак размером с небольшую дыньку, после чего абордажная группа, вяло ворча, полезла в свои скафандры, а из стенных ниш, повинуясь жесту сержанта, выдвинулись еще два робота в помощь уже имеющимся.

Соломин довольно кивнул и решительно полез в собственный скафандр, такой же, как у десантников. Конечно, боевые доспехи далеко не так удобны, как парадная форма, зато и защищают они не в пример лучше, а зря рисковать глупо. Эту истину Соломин постиг еще в первый месяц службы, когда молодой и весь такой вот героический вздумал принять участие в чемпионате флота по рукопашному бою. Пацана выбили в первом же круге, сломав два ребра и наглядно доказав, что рукопашный бой, который преподают будущим офицерам в летном училище — это, конечно, неплохо против шпаны в подворотне, но лезть с этим против профессионала не стоит — зашибет. Да и вообще, осторожность — не трусость, а средство для выполнения задачи с наименьшими потерями, так что лишняя броня на плечах ну никак не помешает.

Однако когда десантная броня уже легла на плечи мягким, но весомым грузом, Соломину пришла в голову еще одна мысль. Подозвав сержанта, он в двух словах озвучил ее. Тот подумал, пошевелил губами и согласился, сказав, что если получится — замечательно, а нет — так они в любом случае ничего не теряют. Ну а лишние пять минут... Если противник настолько крут, как им кажется, то они готовы к встрече незваных гостей давно, еще до того, как крейсер взял их на абордаж. Если же нет — то и хрен бы с ними, сделать все равно ничего не смогут, дай им хоть пять минут, хоть неделю на подготовку. Не тот уровень.

— Ну что, супермены, по коням? — спросил Соломин, направляясь к своему персональному скафандру. У других офицеров персональных боевых скафандров нет, неудобно в них ни на мостике, ни на всех остальных постах. Если уж нужда припрет — наденут легкие, рабочие, ну а от того, что разрушит корабль, индивидуальная броня все равно не спасет. На крайний случай всегда можно взять скафандр со склада — они безразмерные и примерять их не требуется. А вот у командира скафандр есть, хотя это больше дань традиции. Не флотской даже, а его собственной, Соломина, традиции.

В ответ на реплику — снова смех. Никто не обиделся на шутку, никто не морщится от того, что с ними пошел человек, который уступает им всем по подготовке. Знают, что командир дуром не полезет, за себя, если что, постоять сможет, и приказы сержанта будет исполнять, как и все остальные. Не зря же, среди других наград, которых у Соломина хватает, лежит на отдельной полочке и десантный берет, да не просто так подаренный, а торжественно врученный перед строем. Таких на всем флоте семнадцать человек было, и трое тогда получили их одновременно. Три пилота транспортных ботов, уцелевшие после штурма Борисоглебской крепости. Двое по прежнему служат, а третий, самый старший, заделался теперь пиратом. Обидно...

Когда десантники прогромыхали по кессону (эх, хорошо, что в космосе звук не распространяется, а то бы их по топоту обнаружили, наверное, в другой галактике) к плененному курьеру, зрелище их глазам предстало довольно унылое. Штурмботы поработали на совесть, разворотив двигатели так, что ремонту они не подлежали, а заодно изрядно помяв корпус. Хорошо хоть, дырок не понаделали, а то бы получилась вместо пленных куча трупов и море крови, причем крови, в основном, в виде взвеси, взрывная декомпрессия — штука страшная. Однако же, пилоты "Эскалибура" дело знали туго и задачу исполнили в точности, не больше и не меньше. Ювелирно, можно сказать, то, что прошлось по корпусу — жалкие остатки тех сил, которые разрушили ходовую часть маленького корабля.

Заряды заложили в точности как и в прошлый раз — быстро и аккуратно, однако подрывать не спешили — ждали. Соломин представил себе, какие мысли мучают тех, кто приготовился сейчас отражать атаку с противоположной стороны люка, и испытал мрачное злорадство. Это вам не рассекать пространство на сверхскоростном корабле, поплевывая свысока на встреченных тихоходов и получая самое высокое жалование, какое только могут иметь космонавты, а суровая проза жизни. В жизни же иногда стреляют и даже убивают, так что истрепанные ожиданием в хлам нервы — еще не самое страшное, что может быть. Ну конечно, нервные клетки не восстанавливаются, но и нужны ли они будут — еще вопрос. После штурмов люди частенько превращаются в трупы, а трупам чувствовать не обязательно.

Корабль чуть заметно вздрогнул. Настолько чуть, что никто этого даже не почувствовал, но чуткие приборы уловили дрожь, и была эта дрожь сигналом к атаке. В следующий момент направленный взрыв выбил люк и, как и в прошлый раз, робот ловко вывернул его из борта. Началось.

Первой жертвой атаки стал все тот же незадачливый робот. Кумулятивный заряд вылетел из недр курьера и ударил боевую машину в грудь, отбросив незадачливого робота назад на добрых пару метров. При полноценной искусственной гравитации проделать такое с грудой металла в полтонны весом надо было еще ухитриться. Хорошо хоть, что по доброй флотской традиции местные чудо-умельцы извращались с техникой кто во что горазд, и этот конкретный робот исключением не был. Обвешанный дополнительной, кустарно установленной броней, он подлежал ремонту даже после такого удара, однако из игры до конца боя выбыл. Хотя чего уж жаловаться — пускай роботы и расходный материал, но новой машины такого класса достать было просто негде, поэтому сама ремонтопригодность была почти праздником. Страшно даже представить, во что превратилась бы оказавшаяся на его месте стандартная машина или, не приведи Бог, человек, пусть даже и в боевом скафандре.

Однако поврежденный робот — это почти что по плану. Потому и вышел вперед тот, что с усиленным бронированием — маневренность у него куда хуже стандартного, а роль самоходной баррикады он выполнил вполне. Второго выстрела противнику сделать не дали — три оставшихся робота тут же обрушили на обороняющихся шквал огня, моментально подавив всякую способность к сопротивлению, после чего штурмовая группа одним броском оказалась на борту курьера.

Вот тут-то и выяснилось, что план Соломина вполне сработал. Простенький план-то был — проделать в корпусе курьера несколько маленьких таких дырочек, что и было сделано при помощи небольших зарядов взрывчатки, доставленных трудолюбивыми микророботами в точном соответствии с приказом. Ну а дальше все просто — взрыв, неопасная пробоина, утечка воздуха, и автоматика моментально блокирует отсек. Ей, автоматике, не объяснишь, что герметизирующая пена затянет дыру до того, как утечка воздуха станет сколь либо опасна, а значит, на добрых десяток минут, пока пена окончательно не затвердеет, корабль окажется разделенным на герметичные отсеки, которые хрен откроешь. А значит, атакующие без проблем справятся с теми, кто засел перед шлюзом, изображая комитет по встрече, и остался вдруг без поддержки, да потом еще и почетный караул в паре соседних отсеков истребят, просто проломив переборки. К тому же, не у всех встречающих, как позже выяснилось, были надеты скафандры. Это, в общем-то, логично, рабочий скафандр от бластера — не защита, а движения стесняет, боевые же, да и то устаревшие, хотя и хорошие, испанского производства, оказались только у первой группы. Однако те, кто был без скафандров, испытали на себе все прелести быстрого падения давления, поэтому и ощущения у них случились пренеприятные, и бойцы они после такого были, мягко говоря, посредственные. Все-таки кровь из ушей — не самый лучший стимул для продолжения боя. Хотя трусов на курьере не было — сопротивляться пытались все.

С боевым кораблем, конечно, подобный фокус не прошел бы, но курьер, пусть даже и неплохо вооруженный, был всего лишь гражданским судном, да и защитников на нем оказалось совсем немного, к тому же, изолированных друг от друга в первый, самый опасный момент боя. Не более десяти минут потребовалось абордажникам крейсера для того, чтобы полностью взять корабль под контроль. Погибших оказалось всего четверо — те, которых смело огнем роботов в первый момент, остальные отделались незначительными ранениями и ушибами средней тяжести. Ну что поделать — усиленные псевдомускулами скафандров, превращающими даже самое мягкое прикосновение в сильный удар, десантники не могли без этого обойтись, да и не старались, говоря по чести.

Соломину в этом бою не пришлось даже ни разу выстрелить, чем он совершенно не был расстроен. Как и большинство космолетчиков, он привык смотреть на схватку, как на движение пиктограмм на экранах, в лучшем случае как на маневры смоделированных изображений или, совсем уж редко, просто через блистер, но это только в орбитальных сражениях, на малых скоростях. Такие сражения бывали редко — русский флот был знаменит не привычками к красивым схваткам, а всесокрушающей мощью тяжелых кораблей. Тактика же последних сводится, в первую очередь, к тому, чтобы в клочья разнести противника с дальней дистанции из своих колоссальных орудий, ближний бой для такого корабля — чаще всего признак вопиющего непрофессионализма их командиров. В последний раз Соломин видел противника вот так, в упор... Ну да, как раз на Борисоглебске. Тогда же он в первый и последний раз участвовал в настоящем, а не виртуально смоделированном штурме, а потом ему заново отращивали ампутированную ногу и перевели на крейсер, потом на линкор... Но он хотя бы видел и участвовал, большинство же всю жизнь занимались стрельбой по тарелочкам. Кстати, отнюдь не оборот речи — многие корабли имели форму диска.

Однако Соломин совершенно не испытывал положительных эмоций от вида распластанных по стене хорошо прожаренных мозгов, брызг крови на скафандре и тому подобной экзотики. Конечно, никакой тошноты и прочей пошлости — скорее, брезгливость, но, в любом случае, это было хорошо, что ему не пришлось стрелять.

Капитан пиратского корабля шел по палубе только что захваченного судна. Наверное, настоящие пиратские капитаны что в древности, грохоча ботфортами по деревянным палубам трофейных галеонов, что ныне, попирая ботинками податливый пластик космических кораблей, испытывали эйфорию от чувства превосходства над серой массой, испуганно жмущейся по углам и с ужасом глядящих на них. Бесконечная власть над людьми, их жизнью и смертью — что может быть слаще? Слаще даже добычи, слаще девок, которые ждут в порту, слаще такой эфемерной субстанции, как слава. Власть! Пусть и такая кратковременная, но власть — вот, что двигало если не большинством, то очень многими из них. Наверное, двигала, во всяком случае, так утверждали психологи. Соломин же не ощущал упоения властью никогда, для него она была, скорее, работой, но никак не целью. Глядеть на испуганных людей ему было неприятно. Многие другие пираты за глаза называли его чистоплюем, но в лицо сказать это уже давно не осмеливался никто — слишком хорошо все знали, что капитан Соломин не против поединка. Только вот он будет на борту своего суперкрейсера, а где и в каком виде будет его противник — то его не касается никаким боком. Расстреляет из своих орудий и двинет дальше, по своим делам, безо всяких эмоций. Бывали прецеденты.

Командир десантников доложил о захваченных пленных и о грузе трофейного судна. Груз невеликий — в основном, какие-то бумаги, документы... Ну, это не страшно — пускай аналитики из разведотдела посидят, подумают, глядишь, и найдут, кому это все можно выгодно продать. Информация, подчас, большая ценность, чем драгоценные камни или антиквариат. Правда, и более опасная ценность — за нее прибить могут куда быстрее, чем за какие-то там несчастные деньги. Ну да профессиональный риск еще никто не отменял, так что не стоит пугаться раньше времени. Да и несколько десятков килограммов необработанных драгоценных камней в отдельном, защищенном не хуже сейфа, трюме — тоже неплохая добыча.

С пленными — интереснее. Пленных-то всего четверо — трое женщин и какая-то девчонка, лет шестнадцать всего. Причем она, похоже, главная — остальные бабы при ней, вроде сопровождающих. Небось, дочка какого-то богатого хмыря, который оплатил ей поездку на модный курорт. Или любовница, хотя какая ему, Соломину, разница? Представит вместе с остальными заказчику. Заберет — ладно, не заберет — наверняка за выкуп отпустить получится. Есть еще вариант продать всех четверых в бордель на Большом Хвате, там с женщинами всегда напряженка. А за таких дадут неплохую цену — все трое сопровождающих, что называется, в самом соку, от двадцати до тридцати на вид, и симпатичные. Хотя, конечно, это будет, как любит говорить старшина Мещевич, некошерно. Но, тем не менее, бабы действительно красивые. На их фоне та, которую они сопровождали, смотрится довольно посредственно. Впрочем, это тоже мало интересовало Соломина, равно как и их имена, меньше знаешь — крепче спишь. И живешь дольше. Хотя, конечно, вряд ли весь сыр-бор разгорелся из за этих четверых.

Куда больше его заинтересовала принадлежность корабля. Испанский кораблик-то был, точнее, не совсем испанский, а с Новой Кастилии — небольшой колонии, которая давно уже отделилась от метрополии, благо сильного флота у испанцев не было. Это, кстати, и объясняло все и сразу — испанцы были храбрыми людьми и хорошими бойцами, поэтому в том, что они упорно и грамотно защищались, не было ничего удивительного. Потомки конкистадоров, чтоб им ни дна, ни покрышки! В техническом развитии испанцы и в лучшие-то времена не блистали — как отстали в начале двадцатого века, так и не догнали лидеров. Что уж говорить об окраинной планете? Но, однако же, не испугались, поэтому какое-никакое, а уважение заслужили.

Пленных, несильно, но внушительно подталкивая стволами бластеров, погнали в трюм. Помещение гауптвахты было, правда, уже занято, но под временную тюрьму приспособили один из пустующих ангаров для перевозки бронетехники, благо там были, в том числе, и противоперегрузочные кресла для экипажей. Не то чтобы была серьезная опасность перегрузок, но береженого, как говорится, бог бережет. А небереженого, соответственно, конвой стережет. Памятуя об этом, имперские инженеры оснащали противоперегрузочными креслами все, что только можно, и где бы не застигла тревога члена экипажа, он мог рассчитывать на индивидуальную систему защиты. Нужны эти кресла бывали крайне редко — но все же не единожды спасали людям жизнь. Люди, свои, естественно, в Российской империи были высшей ценностью, и потому дополнительные расходы на подобное считались оправданными.

Проследив взглядом за мрачно шагающими пленными, Соломин кивнул удовлетворенно и вызвал механика:

— Вячеслав Павлович, трофей в вашем распоряжении. Только постарайтесь побыстрее. Сколько вам потребуется времени?

— Часов восемь...

— Значит, за шесть управитесь. Вперед!

Естественно, ни за шесть, ни за восемь часов механики не управились, хотя, надо отдать им должное, поспешали, как могли. Еще бы не спешить — второй исчезнувший курьер за сутки. Конечно, пока никто не знает, что они исчезли, но рано или поздно их хватятся, на поиски выйдут военные корабли. К этому моменту надо быть отсюда чем дальше, тем лучше. Если пассажиры одного из трофеев и впрямь такие важные персоны, как полагал Соломин, то нарваться на пару-тройку линейных кораблей становилось вполне реально. Устроить поединок с одним, даже с двумя линкорами какого-нибудь карликового государства Соломин не боялся совершенно — наверняка у них старье, выработавшее вначале ресурс во флоте какой-нибудь серьезной державы, а потом, наскоро подремонтированное и подкрашенное, проданное тем, кто и этому барахлу рад будет. Рядом с ними "Эскалибур", корабль тоже далеко не новый, будет смотреться чудом техники. Не только отобьется, но и сам кому захочет по голове даст, однако и шанс получить в борт чем-нибудь тяжелым становится более чем реальным. К чему рисковать? Тем более что ремонт — штука дорогая, и прежние боевые характеристики к кораблю после ремонта все равно не вернутся. Невыгодно, в общем. Так что механики старались и выпотрошили курьера меньше чем за десять часов, после чего он разделил судьбу своего предшественника, развеянный в прах орудиями крейсера.

А в это время офицеры крейсера и примкнувшие к ним лица (командир десантной группы — должность вполне офицерская, а на что звания в той, прошлой жизни не имел, особо никого не волновало, все-таки не регулярный флот) решали животрепещущий вопрос: что делать дальше? С одной стороны, задачу они выполнили и, даже если их попробуют надуть с оплатой, все равно останутся в выигрыше, а значит, стоило идти к Большому Хвату. С другой же, был еще один вариант, и весьма заманчивый, хотя и отдающий немного наглостью и очень сильно — жадностью. А вопрос был очень простой — тот самый транспорт, обнаруженный почти сутки назад. С его скоростью, уйти он далеко не мог. Вот и появилась идея догнать и перехватить — по всему выходило, что это вполне реально. Раз уж поперло — грешно упускать момент, на этом единогласно сходились все офицеры, что помоложе.

Соломин был против — он вообще считал, что всего должно быть в меру, и удачи — тоже, иначе потом полоса неудач будет жестче. В конце-концов, все в этом не самом лучшем из миров находится в равновесии, и на каждую удачу рано или поздно вылезет проблема. К тому же, все равно оставался шанс, что если они задержатся в секторе слишком долго, их перехватят. Увы, пиратский корабль тем и отличается от военного, что здесь каждый имеет право голоса. Дисциплина дисциплиной, но все равно права и обязанности капитана несколько иные, так что пришлось, немного поворчав, согласиться и, как только потрошение курьера было закончено, линейный крейсер лег на новый курс.

На этот раз добыча была куда проще — обычная, не слишком скоростная посудина. Догнать ее "Эскалибуру" было несложно, да и церемониться так, как с первыми двумя кораблями, смысла не было. Экипаж грузового судна — не самая лучшая добыча, выкупа за них все равно не дождешься. Разве что перекупщику за сущие гроши загнать — так ведь сожрут по дороге больше, чем стоят. Так что если погибнут — их проблемы. А вот груз — вполне возможно, штука нужная. Правда, неясно, что везет корабль, ну да все равно, чтобы съесть яйцо надо разбить скорлупу, а раз так, то для оценки содержимого трюмов грузовик придется захватывать.

Догнали грузовик, как и предполагалось, довольно быстро — не успел он уйти далеко. Конечно, если бы его капитан гнал свой корабль на большей скорости — может, и ушел бы, но гнать — тратить горючее, что невыгодно. Да и встреча с пиратами не слишком-то вероятна, то, что "Эскалибур" засек транспорт у той звезды, вообще удача. Или неудача, ну да это уж для кого как. Однако сдаваться без боя экипаж грузового корабля отнюдь не собирался — зря, что ли, были потрачены деньги на его вооружение? В эти дикие места ни один уважающий себя купец не полезет без орудий на борту, и капитан "Полюса", как назывался грузовик, всерьез рассчитывал отбиться. Ну в самом-то деле, откуда он мог знать, что в этих местах пиратствует мощный боевой корабль? Сканеры же его не обладали достаточной мощностью, чтобы на большой дистанции быстро идентифицировать стремительно приближающегося пирата. К тому же, "Эскалибур" был прикрыт мощным защитным полем, надежно скрывающим его истинные параметры от радаров. Правда, то, что это был именно пират, сомнений не вызывало — разговор между капитанами моментально расставил все точки над "ё". Можно было, конечно, обойтись и вовсе без разговоров, но все же, пока оставался шанс обойтись без стрельбы и лишних жертв, его стоило использовать, во всяком случае, по мнению Соломина.

Увы, на требование застопорить ход и принять на борт абордажную группу капитан грузового корабля ответил отказом в непечатных выражениях и, форсируя двигатели, начал разгон. Это у него, естественно, получилось хуже, чем многоэтажные словесные конструкции, высказанные на русском языке с английским акцентом — слишком велика была масса, а вот двигатели, наоборот, подкачали. Хотя, конечно, будь двигатели хоть вдесятеро мощнее, уйти ему все равно не светило, как бы ни был хорош транспорт, ему никогда не уйти от крейсера, для охоты, в том числе и за транспортами, спроектированным.

Купцы не были трусами — грузовик первым открыл огонь по приближающемуся пирату, точно рассчитав момент, когда его орудия смогут уверенно поражать цель. Увы, силовое поле "Эскалибура" поглотило удар маломощных орудий "Полюса" без остатка — для него даже залп курьера оказался опаснее. Тактика рейдера требовала бы от Соломина открывать огонь на поражение еще раньше — орудия у него были и мощнее, и дальнобойнее. Но сейчас ситуация была иной, и ему требовалось не разнести грузовое судно на запчасти, а захватить его, по возможности, неповрежденным, дабы выгодно продать потом и груз, и сам корабль. Впрочем, тактика была уже давно отработана.

Более легкие пиратские корабли обычно долго маневрируют, пытаясь сбить орудийные башни транспорта, и не всегда бой заканчивается в их пользу. Транспортному кораблю нет нужды аккуратно обездвиживать атакующего — ему надо просто выжить, поэтому он лупит, куда придется, и не раз бывало, что пиратский корабль, атаковавший купца, сам оставался дрейфовать в виде искореженного радиоактивного лома. Тут все зависит от мастерства пилотов, подготовки артиллеристов и прочности нервов экипажей, бой может длиться часами, и результат неоднозначен до последней секунды. Корабли маневрируют, вертясь, как бешеные кролики, и даже подавление орудий — еще не конец. Грузовой корабль надо взять на абордаж, а он ведь до последнего маневрирует, мешая уравнять скорости и создавая опасность столкновения. При столкновении, кстати, громада грузового корабля может легко превратить пиратскую посудину в покореженную жестянку без особого вреда для себя, и потому на абордаж приходится чаще всего посылать десантные боты, более маневренные и менее ценные. После абордажа надо еще справиться с отчаянным сопротивлением экипажа, не желающего ни помирать за здорово живешь, ни пополнять своими персонами список рабов на какой-нибудь отсталой планете. А получив несколько попаданий, пират вполне может лишиться половины, если не всей абордажной группы, и у него банально не хватит сил. Словом, нюансов масса.

"Эскалибуру" было проще — мощная защита позволила ему приблизиться к грузовому судну, что называется, на пистолетный выстрел, не опасаясь вражеских скорострелок, после чего они были подавлены одним точным залпом. Дальше — еще проще. Силовой захват намертво связал оба корабля, притягивая их друг к другу, и капитан торгового судна даже не успел охнуть, как его корабль оказался с пиратом на жесткой сцепке. Впрочем, охать ему пришлось по другому поводу, когда сообразил, что за корабль берет его на абордаж.

Десантная партия "Эскалибура" была, по сравнению с другими пиратскими кораблями, невелика. Иные пираты под две сотни абордажников таскали на борту и искренне удивлялись, почему Соломин не пытается набрать еще людей. Это было бы несложно — безработных головорезов на Большом Хвате было в избытке, однако Соломину они были не нужны. Эта буйная вольница, привыкшая к тому, что в космосе все дозволено, а авторитет капитана держится, в первую очередь, на кулаках, только мешала бы. Вот если б удалось набрать еще своих, но, увы, в русский сектор Соломин не лез, опасаясь последствий. Да и хватало ему тех сорока человек, что уже были на борту. Закованные в боевые скафандры русского производства, подготовленные по имперским методикам и имеющие немалый опыт боев против противников всех мастей, они были серьезной силой, которой было достаточно для любой схватки. Конечно, "Эскалибур" мог нести десанта и впятеро больше, но зачем?

По совести говоря, от команды грузового корабля серьезного сопротивления ждать не приходилось — их и было-то человек десять от силы. Сам грузовой корабль мало того, что предельно автоматизирован, так еще и невелик. По сути, это буксир с длинной причальной стрелой, который тащит за собой сцепку из множества контейнеров стандартных размеров и со стандартными креплениями, к этой самой стреле пришвартованных. Дешево и сердито, и народу для обслуживания много не надо. Так, в общем-то, и получилось — от простых пиратов они отбивались бы до конца, но сам вид боевого корабля у самого борта начисто парализовал всякую волю к сопротивлению. Пятью минутами спустя люки грузового корабля открылись — "Полюс" сдался на милость победителей.

Через два часа группа из двух кораблей, не слишком торопясь, шла прочь. Первым кораблем был трофейный "Полюс", приписанный еще недавно к порту Сидней, вторым, соответственно, "Эскалибур", эскортирующий свой трофей. Он держался чуть позади грузового корабля, непрерывно обшаривая пространство вокруг — сейчас крейсер, как ни странно, был намного уязвимее, чем раньше, и связано это было как раз с трофеем, точнее, с тем, что "Эскалибур" был привязан к "Полюсу" намертво, прочнее любой веревки. Все просто — на борту трофейного корабля находилось восемь членов русского экипажа, контролирующих экипаж "Полюса", дабы тем не пришла на ум идея попытаться свалить прочь. Старпом, приняв командование грузовиком, занимался в основном бумагами, найденными в капитанском сейфе. Точнее, не бумагами, а электронными носителями с информацией, но по тысячелетней традиции документы все еще называли бумагами. Сейчас он пытался оценить стоимость добычи и решить, к кому из перекупщиков с чем следует идти. Те же офицеры, которые остались на борту крейсера пребывали в некоторой эйфории, правильно названной классиком головокружением от успехов. Пожалуй, единственным, кто был мрачен, оставался Соломин — по его мнению, слишком гладко все шло. Ну а когда все идет слишком гладко, рано или поздно вылезает какая-нибудь гадость. Вот ее-то Соломин и ждал и, естественно, дождался.

Вначале пришел сигнал с локационного поста дальнего обнаружения, обнаружившего на самой границе слежения неизвестный корабль. Ничего особо опасного — девяносто девять процентов гражданских и половина военных кораблей на такой дистанции слепы и глухи, а остальные могут засечь лишь присутствие чужого корабля, и только, как вот сейчас "Эскалибур", например. Поэтому маленькая эскадра лишь чуть-чуть изменила курс, пропуская непрошенного гостя мимо себя. Однако, ко всеобщему удивлению, тот, в свою очередь, изменил курс и пошел на сближение с "Эскалибуром", а вскоре чуть позади него обозначились еще семь точек. Восемь кораблей — неприятно, хотя и не смертельно. Совершив еще один поворот и убедившись, что неизвестные корабли отреагировали, а значит, их маневр не был случайным совпадением, "Эскалибур" начал готовиться к бою.

Первым делом, Соломин распорядился снять с "Полюса" призовую команду. Экипаж грузового корабля предупредили, чтобы он не вздумал пытаться бежать — все равно догонят. Те, правда, и не собирались, во-первых, без пушек они имеют немного шансов дойти до цивилизованных мест, а во-вторых, восемь кораблей — почти наверняка военная эскадра, которая, несомненно, пиратов догонит и отмутузит, а их, соответственно, спасет. Насчет последнего, кстати, не факт, да и насчет первого тоже — если при эскадре нет линейных кораблей или авианосцев, то шансов против суперкрейсера у нее не так и много. А драться "Эскалибур", если его противники таких кораблей не имеют, будет обязательно. Оставить в покое атакованный транспорт при явной угрозе — это одно, а вот отдать честно захваченный — это совсем другое, потому что захваченное — уже твое, а своим делиться неохота. Чистая психология.

Забрав своих, "Эскалибур" развернулся навстречу противнику и не торопясь пошел на сближение. Не торопясь потому, что на малой скорости проще развернуться и начать бегство, в чем для пиратов нет ничего постыдного. Это вам не флот Российской империи, для офицеров которого отступить по приказу — единственное оправдание, а бегство — позор, пирату важнее сохранить шкуру. Обидно, но таковы реалии этой жизни.

Хотя до того, как противники сойдутся на дистанцию залпа, оставалось не менее получаса, экипаж приготовился к бою с впечатляющей скоростью — сказались полученные на военной службе навыки. Пленных предупредили, чтобы они заняли противоперегрузочные кресла — возможны резкие маневры. Им придется в бою хуже всех, остальные хотя бы знают, что происходит, и будут наблюдать за ходом боя, благо экраны есть у всех, пленных же, случись что, будет просто швырять из стороны в сторону. Приятного мало, в общем, зато ощущения будут незабываемые. А ведь среди них и раненые есть и, хотя им оказана помощь, все равно раненым будет очень тяжело. Ну да ничего не поделаешь, такова жизнь.

Пилоты всех восьми имеющихся на корабле штурмботов заняли свои места. В отличие от тех же десантников им, случись заваруха, почти наверняка придется принимать в бою самое непосредственное участие. А еще они, очень возможно, смертники — мало того, что броня на штурмботах — одно название, так на них еще и гиперпривода нет. Если "Эскалибуру" придется уходить без них, то гибернатор, рассчитанный на десть лет анабиоза, будет для пилотов единственным шансом на спасение. Впрочем, этого пилоты как раз не слишком боялись — знали, что Соломин будет драться до последнего, но без своих не уйдет.

Башни линейного крейсера зашевелились — артиллеристы проверяли, насколько послушно орудия отзываются на их команды. По всему кораблю разнесся звонкий мат забывшего отключить громкую связь мичмана, и к заедающей башне противоминной артиллерии бегом промчались два робота-ремонтника, звонко цокающие титановыми ногами по бронеплитам пола. Пятью минутами позже башня пришла в норму, и на весь корабль заворчал уже старший механик, как обычно пропесочивающий молодежь за то, что поднимают вопли из-за всякой ерунды. Обычная перед боем суета, в общем, и те же маты, равно как и ворчание, не более чем инстинктивная попытка хоть чуть-чуть снять нервное напряжение.

Несколько раз включились и выключились силовые щиты — их тестировали на разных режимах. Именно щитам предстоит выдержать удар орудий противника, и горе кораблю, если они не выдержат. Броня — это, конечно, здорово, но толку от нее, когда в упор начнет бить главный калибр хотя бы крейсера, немного. Пока целы щиты, корабль будет жить, даже если какие-то крохи энергии пройдут сквозь них и доберутся до его корпуса, они не причинят серьезного вреда — броня кораблю нужна как раз на этот случай. Но если щиты погаснут, время жизни корабля и всех, кто находится на его борту, исчисляется даже не минутами — секундами.

Закрылись и вновь открылись мембраны люков — при повреждении корпуса они разделят корабль на герметичные отсеки. Однако это — последняя линия обороны, соломинка, за которую хватается утопающий. При нужде можно вообще выкачать воздух из отсеков, на эсминцах, корветах и прочих легких кораблях такое практикуют часто. Выкачать перед боем воздух — и, случись что, не будет ударной волны, крошащей внутренности корабля, воздействие оружия уменьшится во много раз. Однако до этого дойдет не скоро... Если вообще дойдет. Пока же "Эскалибур" шел навстречу неизвестной эскадре.

Главное, чтобы эскадра не была русской — тогда придется уходить, даже если это эсминцы. В своих, даже если они вас своими уже давно не считают, никто стрелять не будет — это аксиома. И это правило было одной из причин, почему русских боялись во всем обитаемом космосе. Не все уважали, и мало кто любил, но боялись все поголовно. Правда, не только за это.

Когда-то, в самом начале эры межзвездных перелетов, прижатые к стенке русские, как у них периодически и бывает в подобной ситуации, схватились за топоры. Вместо топоров, правда, были боевые звездолеты, которые у русских уже появились, а остальные чуть-чуть опоздали, но суть не в этом. Просто тогда Россия схватилась со всем остальным миром и, неожиданно для всех, выиграла. Причин такого исхода конфликта было много и, в первую очередь, полный контроль русскими боевыми кораблями орбиты Земли, да и, в общем-то, всей Солнечной системы, но в глаза бросалась совсем другая причина — русские не стали церемониться в средствах и безо всяких комплексов ударили первыми. Именно после этого менталитет целого народа изменился резко и очень сильно.

Трудно сказать, хорошо это или плохо, но русские как-то вдруг задвинули на задний план душевные терзания и прочие комплексы, известные любому, читавшему Достоевского. Соседи "мяу" не успели сказать, как перед ними вместо известного всем добродушного, ленивого и доверчивого мишки оказался вставший на задние лапы хищник, способный порвать любого, кто встал у него на пути, а главное, не задумываясь делающий это. О причинах этой метаморфозы их политики гадали, а психологи спорили столетиями, а ведь все было просто — России надоело отдуваться за весь так называемый "цивилизованный" мир. Русские решили, что лучше пускай их будут считать варварами, чем дураками. Не раз предаваемая и продаваемая страна исключила из своего лексикона слово "союзник", зато очень близко к сердцу приняла понятие "сфера интересов", и после этого все ужаснулись.

Теперь русские не пытались играть по чужим правилам — они устанавливали свои. В ответ на джеймбондовские игры русские эскадры проводили ковровые бомбардировки, правда, обязательно сообщив прежде, за что наносится удар. Террористов убивали. С семьями. До седьмого колена. Шпионов расстреливали. В общем, вместо изящной рапиры русские пользовались дубиной — и очень ловко дробили противникам черепа. Никому не помогали под обещание — сразу требовали то, что хотели в обмен на свою помощь. И жестоко наказывали тех, кто пытался обмануть. За нападение на русский корабль в чужом порту выжигали всю планету. Наркоманов отправляли на каторгу, а за распространение наркотиков казнили вне зависимости от пола и возраста, да так, что знаменитые инквизиторы прошлого поседели бы от ужаса. Пиратов, напавших на русских, убивали поголовно — и в то же время не трогали, если среди атакованных русских не было. Жизнь русского — неприкосновенна, жизнь всех остальных — только их проблемы. Жестоко и страшно, но это работало, и авторитет государства, не бросающего своих и не прощающего обид, охранял его граждан лучше, чем военные флоты. Флоты-то были у многих, но никого так не боялись, как русских.

Возможно, это и впрямь было излишне жестоко, и предки неодобрительно покачали бы головой, узрев подобное, однако это учитывало весь исторический опыт русских, которым они на сей раз не пренебрегли. И за почти тысячу лет существования Российской империи ни одна сволочь, ни горская, ни чухонская, ни-ка-ка-я не пировала больше на костях поверженного титана. Кто захотел — ассимилировался, кто не захотел... Что же, космос велик. Однако мало кто из отринувших империю просто выжил, и никто не поднялся выше третьего сорта. Не раз и ни два народы, решившие уйти в свободное плавание и оказавшиеся на краю коллапса, просили помощи у бывшей метрополии. Русские могли помочь почти всегда. Русские не помогли ни разу.

А еще русские никогда не воюют между собой. Да, бывает всякое — бывает, воруют, бывает, бьют морды, в семье не без урода, но воевать друг с другом в голову никому не придет. Даже если один из них — пират и отщепенец, оставшийся без покровительства своей страны. В конце концов, вокруг хватает тех, на ком, если уж невтерпеж, почесать кулаки не возбраняется — главное, чтоб не о своих. Это правило уже исчезает во дворце с его разборками, но не среди солдат, разве что дуэли... Но тут целый кодекс есть, удручающе сложный. А значит, если перед ними русские, "Эскалибур" развернется и уйдет. Гори он огнем, трофей — переживут, но уходить придется им, потому что регулярный флот не отступит.

Однако — не в этот раз. Сканеры пробили все-таки довольно жиденькое маскировочное поле приближающейся эскадры. Ерунда — четыре корвета, три старых эсминца и один легкий крейсер. Все устаревшее и, главное, произведено в разных странах, а значит, или пираты, или флот какой-нибудь карликовой "сверхдержавы", которую и бортовой компьютер-то вспомнит лишь после долгой задумчивости и, вполне возможно, со смехом. В приличном обществе упоминать о принадлежности к такой стране вообще считается дурным тоном. Правда, граждане таких государств часто вспыльчивы, и на любое пренебрежительное упоминание о своей родине отвечают вызовом на дуэль, а то и просто хватанием за оружие. Их можно понять, им можно посочувствовать, но не стоит принимать всерьез, особенно когда за твоей спиной действительно серьезная страна. Ну, попыхтят-попыхтят — и успокоятся, тем более что делать им ничего другого и не остается. Слабых не уважает никто, даже пираты. Особенно пираты — так всегда было и так всегда будет.

Обдумать до конца мысль Соломин не успел — на всю рубку раздался голос офицера связи:

— Командир, с эскадры вызывают вас. Переключить на ваш личный канал?

— Оставь на общем, мне нечего скрывать от своих людей, — фыркнул Соломин.

Связист ничуть не удивился — не в первый раз. Однако же, мальчишка все-таки, ему еще доставляет удовольствие соблюдать субординацию... Лихой мальчишка, месяц службы, дуэль, звон шпаг, раненый штабной офицер и отставка без пенсии. Правильно, наверное, но уж больно жестоко по отношению к пацану. А с другой стороны, не случись так — и не получил бы Соломин в экипаж отлично подготовленного офицера-связиста. Опыта, правда, маловато... было. Сейчас парень уже пообтесался, многому научился и в экипаже был своим, хотя, конечно, первые месяцы для "стариков", успевших хлебнуть службы, казался чуть ли не юнгой.

Между тем, по общей связи пошел голос неизвестного противника. Очень интересный голос. На английском, с каким-то странным тягучим акцентом, у неизвестного корабля требовали остановиться и принять на борт абордажную группу, а не то, дескать, будут стрелять. И все этак вежливо, витиевато, с некоторым даже изяществом.

— Обзовись, придурок, — фыркнул в ответ Соломин, внимательно глядя на тактическую голограмму. Если ей верить (а пока что, за все годы службы, она не подводила капитана ни разу), противник был уже в зоне поражения. А вот для его артиллерии "Эскалибур" был пока еще далековато, равно как и для сканеров, не способных с такой дистанции проникнуть сквозь маскировочный экран.

— Ох, простите, я не представился... Забыл, что поделаешь, забыл — с моей профессией, думаю, это простительно.

— Короче, Склифасофский.

— Дюбуа. Капитан Френсис Дюбуа. Надеюсь, вы слышали обо мне? А с кем я имею честь?

Ну вот, все и встало на свои места. Местный Морган и Дрейк в одном лице, наслышаны, естественно. Французы когда-то были посредственными моряками, но космолетчики среди них попадаются, порой, очень неплохие. Особенно если эти французы родом с Канады, где их кровь успела смешаться с кровью более серьезных народов. Этот — как раз из таких. Лихой пират, собственная эскадра и к ней мобильная база — предмет черной зависти окружающих, включая самого Соломина. Правда, до сих пор пересекаться не приходилось — Дюбуа промышляет почти исключительно в этом секторе, а Соломина сюда занесла производственная необходимость, причем впервые. Корчит из себя благородного и галантного — в смысле, излишней жестокости, в отличие от многих, себе не позволяет и женщин пользует исключительно с их согласия, то ли и впрямь имеет определенный склад характера и воспитание, то ли на образ работает. Хороший образ, кстати — ему, в отличие от других пиратов, предпочитают сдаваться без боя. Но вот на пути Соломина сей, несомненно, примечательный индивидуум попался совершенно зря, придется оторвать ему голову, чтоб другим неповадно было.

— У меня, уважаемый Френсис, есть к вам встречное предложение. Вы ложитесь в дрейф, открываете люки, а мы, так уж и быть, обходимся без лишних трупов и, более того, обязуемся высадить вас всех на ближайшем пригодном для жизни мире. Ну а если нет — тут уж, извините, я еще подумаю, стоит ли брать пленных.

— Вы смеетесь надо мной, месье?

— Что вы, господин хороший, как можно? Хорошую шутку ценю и я сам, поэтому все еще не разнес вашу жалкую эскадру на клочки.

— Месье, нас все-таки восемь.

— Петро Иваныч, товарищи не понимают... Покажите им, пожалуйста.

Петр Иванович Антонив, невысокий пожилой украинец из метрополии, ушедший с флота по возрасту и так и не нашедший себя в мирной жизни, заведовал на корабле системами маскировки. Понятливо кивнув, он одним мановением руки убрал маскировочный экран, и линейный крейсер предстал перед людьми Дюбуа во всей красе. Все присутствующие услышали полувздох-полувсхлип. Ну да, конечно, не каждый день на удочку вместо пескаря клюет акула, эмоции француза понятны.

— Лечь в дрейф, заглушить двигатели и, мать вашу, если кто-нибудь посмеет дернуться — открываем огонь на поражение! Бегом!

Ответом был залп с флагманского крейсера французского пирата — скорее от отчаяния, потому что в зону поражения его орудий "Эскаклибур" вошел бы минуты через две, не раньше. Ну что же...

Пятью минутами позже крейсер "Париж" оставался единственным уцелевшим кораблем пиратской эскадры. Правда, уцелевший — громко сказано. Помятая жестянка с неработающими двигателями, отстреленными реакторами, истекающая паром из всех многочисленных дыр, проделанных орудиями "Эскалибура" напоминала, скорее, дуршлаг. Однако по сравнению с остальными семью кораблями крейсер действительно уцелел — от тех остались только кляксы расплавленного металла, хаотично летящие в пустоте. От некоторых, правда, не осталось и клякс — их разнесло буквально в брызги, Соломин не пожалел для них пары зарядов главного калибра.

— Пленных брать будем, капитан? — с интересом спросил штурман, аккуратно правящий пилочкой ноготь на мизинце, случайно сломанный в суматохе перед боем. Он был вообще ловелас и аккуратист, и за своим внешним видом следил тщательно.

— А зачем они нам... — ну, это уже старпом, у него логическое мышление преобладает.

— Будем, — а теперь пришла очередь собственно капитана. — Пленные нам, действительно, не очень нужны, но зачем уподобляться голубям?

— В смысле? — в один голос спросили оба офицера.

— А эти "кроткие" птички соперников забивают насмерть. Крысы летучие... Нет уж, останемся людьми. Готовьте спасательные партии. И еще... Если там уцелели офицеры — разместите их отдельно. Очень мне хочется потолковать с ними за жизнь. В смысле, пускай они свою жизнь выкупают. Где-то у них была база с малым доком. Нам бы она очень пригодилась.

Офицеры понимающе переглянулись — все-таки вольный дух пиратства успел малость потеснить в их головах вбитые с детства принципы и то, что командир, поступая истинно по-офицерски, не забывает и о деньгах, а значит, и о благополучии своего экипажа, могло их только радовать. Да и вообще, несмотря на опасения, день получился все-таки удачным.

Спустя еще двадцать минут "Эскалибур" аккуратно уравнял скорость с изувеченным "Парижем", и на борт подбитого корабля высадилась призовая группа. Два десантных бота принялись кружить вокруг — часть людей покинула свой подбитый корабль в спасательных капсулах или просто в скафандрах, и сейчас их подбирали — быстро, ловко, профессионально. Управились за неполный час — правда, и управляться-то было, честно говоря, не с чем.

"Париж" получил такие повреждения, что проще и дешевле было построить новый корабль, чем ремонтировать этот. Гиперпривод был полностью разрушен прямым попаданием в машинное отделение. Вся энергосистема корабля была выведена из строя, даже аварийное освещение действовало не везде. С этого крейсера даже снимать было нечего — мало того, что почти все оборудование покорежено снарядами, а уцелевшее сильно изношено, да к тому же все еще и устаревшее. Правда, кое-что нашли в капитанском сейфе, но и только — трюмы были девственно чисты, очевидно, эскадра только-только вышла на промысел. Хотя, конечно, ничего удивительного — будь они с добычей, вряд ли полезли бы в драку. И так то непонятно, зачем атаковали — вполне могли попытаться договориться и разойтись миром. Порадовали только забитые почти под завязку бункера — ну да их отстыковать минутное дело, а топливо лишним не бывает. В общем, трофей стоил немногим более потраченной на эту дурную разборку энергии, но не бросать же...

— Капитан, пленных приняли на борт.

— Всех?

— Всех, кого нашли.

— Хорошо. Взрываем эту посудину и двигаем к нашему трофею. А то как бы его экипажу мысли дурные в голову не полезли, вроде драпануть куда подальше. Мы его, конечно, догоним, но зачем лишняя возня? Сколько там пленных?

— Людей — восемнадцать.

— Что значит людей?

— Ну, там двое из церрелов...

Церрелы — раса, соседствующая с людьми. Внешне — гуманоиды, чуть ниже ростом, худые, как скелеты, кожа серовато-зеленая. Амфибии... Соломин поморщился.

— Этих — за борт. Без скафандров.

Старпом козырнул и отправился лично проконтролировать. Все правильно — не то, чтобы запрещалось иметь в экипажах ксеносов, но это считалось примерно так же неприлично, как, скажем, прилюдно объявить о своей неправильной сексуальной ориентации. Посадить не посадят — но демонстративно отвернутся, а то и в морду дадут. И, самое смешное, наиболее нетерпимы к подобному те народы, которые в свое время исповедовали толерантность — американцы, голландцы, да и вообще европейские страны. Маятник качнулся в обратную сторону...

Так что ксеносы могли на снисхождение не рассчитывать. Пассажирами летать на человеческих лайнерах — всегда пожалуйста, звонкая монета всем нужна, а вот в качестве членов экипажа им было лучше не наниматься. Даже удивительно, что они оказались в экипаже Дюбуа... Правда, возможно, это каким-то боком вписывалось в его образ просвещенного джентльмена. Впрочем, чего гадать? Жить ксеносам осталось ровно столько, сколько времени займет путь до шлюза. Зачем их вообще спасали, спрашивается? Хотя, конечно, в скафандрах не определишь сразу, наверное, потому и подобрали.

Пленных запихали в тюремную камеру корабля — они, в отличие от экипажей курьеров, особым снисхождением не пользовались, и разместили их, что называется, без удобств. Офицеров, как и приказал Соломин, запихнули отдельно, но допрос решено было оставить на более подходящее время — сейчас все уже настолько устали, что еле держались на ногах даже при помощи стимуляторов. Какое там разговоры разговаривать — надо было еще догнать грузовик.

К счастью, догнали его без особых проблем. Экипаж, устрашенный, очевидно, стремительной расправой над эскадрой Дюбуа, не рискнул никуда драпать, а покорно дождался возвращения своих пленителей и так же покорно пошел, куда указывали — даже призовую команду снова высаживать не потребовалось. Так и прибыли они через трое суток на Большой Хват — линейный крейсер с полусонным экипажем и грузовой корабль рядышком.

Где-то далеко, два дня спустя. Координаты не установлены.

— ... таким образом, связь с нашими эмиссарами потеряна.

— Вы утверждали, что у них идеальное прикрытие, и обнаружить их практически невозможно.

— От случайностей никто не застрахован.

— Эта случайность ставит под удар десять циклов работы. А если кто-то догадается, какую задачу они выполняли? Нас разнесут в клочья!

— Сомневаюсь, что такое возможно...

— Наши предки тоже сомневались, и где они сейчас? Может, напомнить вам, что мы потеряли в последней войне?

— Я помню.

— А раз помните — что предпринимаете?

— Увы, сейчас нам остается только ждать, но, думаю, ваши опасения преувеличены. Скорее всего, они погибли, а разговорить трупы еще никому не удавалось.

— А если нет? Впрочем, я поверю вам. Однако, если вы ошибаетесь, нас ждет казнь, и не думаю, что от рук мастеров пыток ниже второго класса...

Глава 2. Профессионалы и любители.

Их восемь — нас двое, расклад перед боем

Не наш, но мы будем играть...

(В.Высоцкий)

До встречи с покупателем были еще сутки, и сутки эти Соломин решил провести с толком. Его корабли разместились на дальнем рейде, и первое, что сделал капитан — оценил обстановку вокруг пиратской базы. Обстановка опасений вроде бы не вызывала, но только на первый взгляд.

Большой Хват был прибежищем для всех пиратов этого сектора. Таких баз было в этих местах еще три, на них пираты сбывали награбленное, покупали необходимое, отдыхали, развлекались, спускали деньги — словом, занимались тем, чем и положено заниматься на космической Тортуге. Только вот Большой Хват, несмотря на претензионное название, был базой небольшой, и больше пяти кораблей, включая трофейные, на его рейде, на памяти Соломина, никогда не собиралось. Отчасти из-за такой вот малолюдности Соломин, в основном, на него и базировался — больше деньги любят тишину, а шум, гам и вечные понты — атмосфера, царящая на других базах — были, на его взгляд, признаком сборища дилетантов, способного скорее помешать, нежели помочь. В общем-то, он угадал — на Большом Хвате, месте тихом и удаленном, многие серьезные люди предпочитали вести переговоры. А раз серьезные люди были здесь частыми гостями, то всегда находились солидные клиенты, готовые перекупить у Соломина груз, и в результате он получал больший барыш хотя бы даже из-за того, что вокруг не было серьезных конкурентов. Однако не в том суть — главным сейчас было наличие на рейде аж восьми кораблей, для Большого Хвата просто столпотворение, и это настораживало.

Прямо как в старой песне, служившей неофициальным гимном русских пилотов-истребителей. "Их восемь — нас двое"... Второй раз за три дня это веселое сочетание. Правда, как и в прошлый раз, сами по себе корабли эти не были противниками "Эскалибуру" и его калибрам, однако сейчас корабль лежал в дрейфе, а значит, находился в досягаемости абордажных команд всей этой восьмерки. Стоило подстраховаться — так, на всякий случай, и потому первое, что сделал Соломин, это связался с доном Мигелем.

Настоящего имени хозяина Большого Хвата и крестного отца всей местной пиратской вольницы дона Мигеля никто не знал. Вряд ли он был Мигелем, и уж наверняка не был никаким доном и испанским грандом, этот латинос и не слишком крупный мафиози. Однако он любил, чтобы его называли именно так. Соломин не спорил — ему было плевать. Точно так же он с пониманием отнесся к правилу отстегивать хозяину базы десятую долю от добычи. Однако когда дон Мигель, в свое время, озвучил остальные условия взаимовыгодного сотрудничества, Соломин изобразил невинную улыбку и вежливо поинтересовался, что будет, если вот прямо сейчас его линейный крейсер откроет огонь. Дон Мигель был не дурак и отлично понимал, когда следует остановиться, поэтому, взглянув на развернутые в сторону Большого Хвата орудийные башни, он тут же поумерил аппетиты. С тех пор они с Соломиным плодотворно сотрудничали, благо добычи бывший капитан военного флота захватывал больше, чем все остальные пираты вместе взятые, да и топлива закупал тоже изрядно. Словом, взаимное уважение без излишней приязни или неприязни — чисто деловые отношения, как это и принято среди джентльменов удачи.

Дон Мигель возлежал всей своей колоссальной рыхлой тушей на подушках, и худенькая девочка лет двенадцати массировала ему пятки. Хе-хе, этот ком жира содержал целый гарем из таких вот малолеток, и те, кто его плохо знал, считали старого мафиози самым обычным педофилом. На самом деле дон Мигель был самым обычным импотентом, просто он почему-то считал, что выставленный напоказ мнимый недостаток маскирует настоящий. В чем тут фокус, Соломин не знал, да и не хотел разбираться — с его колокольни недостаток психический выглядел куда хуже недостатка физического, тем более, при желании, вполне излечимого, однако ему было, по большому счету, плевать. Он и об истинном положении вещей узнал случайно — просто разведчики, на всякий случай, взломали базу данных Большого Хвата, и узнали немало интересного, хотя и не очень важного. Так что теперь перекатывающийся из стороны в сторону ком концентрированного холестерина не вызывал у Соломина никакого любопытства — только недоумение и легкую брезгливость. Он и в самом деле не понимал, как может неглупый человек довести себя до такого вот состояния, хотя и это ему тоже было, в общем-то, безразлично. Так, легкое любопытство и не более.

— О, мой друг! Чем обязан столь позднему звонку? — дон Мигель приподнялся на подушках, и Соломин запоздало вспомнил, что по внутреннему времени Большого Хвата сейчас почти одиннадцать вечера. Впрочем, дон Мигель, надо отдать ему должное, был деловой человек и к серьезным разговорам был готов в любое время дня и ночи. Неудивительно, в общем-то — отмахнешься раз, отмахнешься другой, а потом пропустишь какой-нибудь кусочек важной информации и проснешься потом по частям. В смысле, одна нога здесь, а другая на соседней планете. А голову и вовсе не найдут.

Изображение на экране было хорошее, качественное, и мимика мафиози была ясно видна. Недовольство пополам с любопытством. Что же, не будем разочаровывать.

— Дела, дон Мигель, дела. Как вы смотрите на то, чтобы разориться?

— Поясните свою мысль, сеньор капитан.

— Да все просто, дон Мигель. Большая часть ваших сбережений вложена в эту базу. Что будет, если она рассыплется на камешки?

— А с чего бы ей рассыпаться?

— А куда она денется, если мой крейсер откроет огонь?

Метаморфоза, произошедшая с доном Мигелем, кого-нибудь более впечатлительного, чем Соломин, могла бы и напугать. Один миг — и вместо расплывшегося и дружелюбного толстяка перед капитаном оказался готовый к схватке тигр. Да, толстый, да, неуклюжий, но не потерявший былую хватку. Девчонка массажистка с писком скатилась с ложа и вжалась в дальний угол комнаты.

— Может, поясните мне, сеньор капитан, что за шутки вы шутите? Или вам моча в голову ударила?

— Мне — нет, а вот кое-кому здесь — возможно. У меня намечается очень важная сделка, дон Мигель, и есть подозрение, что кое-кто из мальчиков, что сейчас собрались на рейде, отнюдь не против в ней поучаствовать. Мне же, извините уж за прямоту, компаньоны не нужны. Тем более битком набитые абордажниками. Ведь все они на борту, на базу если и ходят, то малыми группами и особенно не напиваются. Я прав?

— Да, — кивнул дон Мигель, пристально глядя на Соломина.

— Вот и я о том же. Может быть, я ошибаюсь, может быть, перестраховываюсь, но лучше пусть меня считают живым трусом, чем мертвым дураком. Дон Мигель, искренне вас прошу, предупредите наших легковооруженных коллег, чтобы в ближайшие пару дней, а лучше до того, как я уйду в рейд, они сидели тихонечко и ротики на чужой кусок не разевали. По любому боту, который попытается выйти в космос, а уж тем более по любому вздумавшему маневрировать кораблю я немедленно открою огонь. На таком расстоянии базу я зацеплю при любых раскладах, поэтому, дон Мигель, в ваших интересах, чтобы молокососы не дергались. А уж если будет сражение, в Большой Хват точно что-нибудь прилетит, не от меня — так от них. Надеюсь, мы поняли друг друга? Да, и защиту пускай тоже не включают — от моих орудий она все равно не спасет, а я это буду расценивать как враждебный акт со всеми вытекающими последствиями.

Дан Мигель медленно кивнул. Его пятая точка тоже чувствовала неприятности, и теперь он начинал понимать, какого масштаба они, случись что, будут. В том же, что Соломин откроет огонь, он и на секунду не сомневался — решительный характер капитана был известен немолодому мафиози очень хорошо, равно как и мощь орудий такого корабля. Дон Мигель не всегда был таким, как сейчас — когда-то он был офицером мексиканского флота и успел послужить на разных кораблях, в том числе и на линкоре "Санта Изабелла". Возможности линейных кораблей он знал не понаслышке, а ведь "Эскалибур" был и моложе, и мощнее, поэтому шутки шутить ему при таких раскладах совершенно не хотелось. Даже случайное попадание может наделать дел, а в том, что они будут, можно было не сомневаться. И наверняка не только случайные.

В общем, договорились. Пиратские корабли оставались на местах, хотя Соломин даже отдаленно не представлял, какие шедевры изящной словесности рождались по этому поводу в головах их экипажей, от капитана до последнего юнги, а "Эскалибур" спокойненько стоял на выгодной артиллерийской позиции, держа всех под прицелом. Некрасиво по отношению к собратьям по нелегкому ремеслу — зато надежно. По этому поводу младший штурман (два смертных приговора — один от арабов и один от японцев, оба за жестокость по отношению к пленным в ходе военных действий, проще говоря, он командовал тогда спасательным ботом и подбирал только своих, не обращая внимания на отчаянно сигнализирующих матросов с подбитых вражеских кораблей), наблюдавший весь процесс переговоров, голосом американского проповедника съязвил:

— И пойдут они по всем известному адресу в далекое эротическое путешествии пассивным маршем. И пусть развяжутся у них шнурки в тот момент, когда позади них будет проходить гей-парад. И да будет им черен в эфедроне гладок, как лысина нашего боцмана.

Ответом был громкий смех и густой мат боцмана — тот был счастливым обладателем густых и нереально жестких волос, а короткая военная стрижка превращала его голову в подобие металлической щетки для очистки металлических же поверхностей от мусора. Однако же, из песни слов не выкинешь — русские в очередной раз продемонстрировали, кто в обитаемом космосе самый главный папа, и что от того, что они пираты, русскими они быть не перестали. А раз так — прогибайтесь, соседи, независимо от национальной принадлежности, становитесь в позу поустойчивее да поэротичнее, и готовьтесь получать несказанное удовольствие. А иначе его вам доставят принудительно, и безо всяких разговоров, только будет это несколько больнее — проверено не раз. И вообще, плевать русские хотели на мнение и чувства всех остальных.

Утрясся вопрос с безопасностью, Соломин принялся решать второй из насущных вопросов, а именно — продажи грузового корабля. Ну, в самом-то деле, зачем он пиратам — медлительный, непригодный ни на что иное кроме как таскать контейнеры туда-сюда, да еще и могущий оказаться уликой? Пиратам нужны деньги, которые, как известно, не пахнут, и которые легко превратить во что угодно, а не мертвый груз. Именно поэтому вокруг пиратских баз всегда роем вились перекупщики, причем для них некоторые пираты становились постоянными клиентами.

У Соломина таких торговых агентов было аж две штуки — капитан предпочитал не складывать все яйца в одну корзину и продавать тому, у кого условия будут выгоднее. Сейчас это очень пригодилось — один из торговых агентов, тот самый, что подогнал Соломину подозрительного заказчика, на Большом Хвате отсутствовал, и капитану это очень не понравилось, но бизнес есть бизнес, и наличие резервного варианта было весьма кстати. Второй торговый агент, Петров Виктор Соломонович (вот ведь, как глубоко бывает зарыт талант!), оказался на месте, и они с капитаном и старпомом вначале долго сидели с бумагами, а потом отправились по трофейному кораблю, дабы клиент мог увидеть товар своими глазами.

Осмотром агент явно остался доволен, хотя и тщательно это скрывал. Однако для человека, который не первый год командует кораблем и вынужден иметь дело с огромным количеством самых разных людей как в своей команде, так и со стороны, начиная от пленных и заканчивая такими вот кошерными субчиками, не составляло особого труда разобраться в эмоциях собеседника, тем более собеседника хорошо знакомого. Хотя, конечно, когда хитрый торгаш озвучил цену, которую готов заплатить, у всех глаза на лоб полезли.

— Соломоныч, побойся бога.

— И это таки говорит человек, который отправил на тот свет людей больше, чем любой маньяк? Кто кого бояться должен?

— Ты. Меня. Потому что я не поленюсь и отгоню эту лайбу в четвертый сектор. Хрен с ним, потрачусь на топливо, но возьму хорошую цену.

— Да кто тебе ее даст? Ты не знаешь тамошних проныр, обведут вокруг пальца — еще и должен останешься.

— Ничего-ничего, разберемся, в крайнем случае меня будет согревать мысль, что тебе меньше достанется...

— И сколько ты хочешь? Давай, требуй, разоряй меня, оставь моих детей без куска хлеба...

— Соломоныч, я знаю, что когда у тебя хлеба нет, то ты масло прямо на колбасу мажешь. Мне эти деньги нужнее — у меня черная икра кончилась, кота кормить нечем.

— Говорила мне мама, мир ее праху, не связывайся с русскими — они не ценят хорошего отношения и всегда готовы ограбить честного купца, особенно если он картавит.

— Конечно, готовы, — ответил Соломин и назвал цену впятеро превышающую ту, которую предложил Петров. Тот даже поперхнулся от неожиданности.

Ну, правила этой игры обе стороны знали туго. Покупатель охал, жаловался и пытался снизить цену, продавец стоял на своем. Не то чтобы это доставляло обоим такое уж несказанное удовольствие (Соломин торговаться не любил вообще, у Петрова менталитет тоже был подмочен русскими корнями), но традиции есть традиции. После пятнадцати минут размахивания руками, призвания в свидетели богов, Великого Космоса и прочих криминальных авторитетов (а кто скажет, что космос не авторитет, может сам посчитать, сколько в нем ежегодно пропадает кораблей), они сошлись на сумме, которую и без того изначально неплохо представляли, и ударили по рукам. Спустя час вполне легальный офис вполне легального банка (Соломин даже не пытался представить, на какие ухищрения пришлось пойти дону Мигелю для того, чтобы на его базе было это заведение) с респектабельным менеджером за стойкой выдал подтверждение о переводе денег, после чего транспорт перешел в собственность Петрова. Получив от Соломина "добро", на него сразу отправилась перегонная команда, которую торговый агент возглавил лично. Экипаж грузовика остался пока на базе — вообще-то, Соломин продал его в комплекте с кораблем, но тащить их с собой Петров не собирался, а перекупщик, которому он намерен был перепродать пленных, был в отлучке. Так что прилетит — заберет, найдется кому проследить за сделкой, хотя, вообще-то, сам факт, что Петров решил свалить подальше (а как иначе было назвать такой вот спешный отлет с рядовой, в общем-то, покупкой), настораживал. Может, и не знал Соломоныч ничего конкретного, но неприятности чувствовал за версту — инстинкт самосохранения у него был просто великолепный.

Но самым смешным в этой истории было то, что Соломин отлично знал, кому будут перепроданы этот грузовик и этот груз. В США была небольшая фирма, обычный "купи-продай", покупала все, главное, чтобы недорого и с документами все в порядке было, а продавала куда дороже. Ей Петров и сбывал в последнее время купленные у пиратов трофеи — выходило намного быстрее. И вряд ли он даже предположить мог, что фирма эта принадлежала, через подставных, естественно, лиц, все тому же Соломину. Точнее, не ему одному, в доле был весь экипаж "Эскалибура", включая даже Джоша, которому, подумав, выделили небольшой пай — все честно, вместе рисковать, вместе и навариваться. Фокус был в том, что выправлять документы долго и хлопотно, надо налаживать каналы, платить взятки... Проще продать, а там уж пускай покупатель выправляет документы и перепродает. Перекупить выходит дешевле, плюс перегоном заниматься не надо.

Естественно, менеджеры, сидящие в офисе компании "Скайбизнес" даже не представляли, на кого работают. Их задача была, опять же, перепродать груз. Ну а документы, даже если они и поддельные, не слишком-то волновали офисных мальчиков. Худшее, что могло произойти, это ситуация, когда кто-то опознает приметный груз вроде тех же картин, но и в этом случае существует замечательная юридическая лазейка. Прелесть ситуации заключается в том, что достаточно сказать, будто не подозревал, что покупаешь краденую вещь — и все! У тебя даже реквизировать ворованное не имеют права, а настоящим хозяевам останется лишь кусать локти, видя, как уплывает прочь кровно заработанное. Правда, до этого еще ни разу не доходило, но все же такая страховка не могла не радовать. Все-таки замечательная вещь американское законодательство! Если, конечно, научиться его грамотно использовать, поворачивая факты в свою пользу.

Ну а сутки спустя, строго в оговоренный срок, к Большому Хвату пришвартовался небольшой, но скоростной крейсер, на котором прибыл заказчик.

Кланг-кланг, кланг-кланг... Тяжелый лязг металла далеко разносится по пустынным коридорам Большого Хвата — это идет русский боевой робот. Ноги его выбивают искры из оплавленной породы — именно так, выплавляя, разрабатывали на этом астероиде когда-то рудные жилы, а уже потом, когда металл кончился, и астероид стал похож на выеденный изнутри орех, или на ломоть сыра, кому как удобнее сравнивать, его выкупил дон Мигель. Выкупил, переоборудовал в космическую станцию и отбуксировал сюда, в нейтральную зону. А в диком космосе для таких вот баз всегда больше работы, чем в напичканных кораблями и искусственными станциями звездных системах, и народ здесь куда менее прихотливый, поэтому бизнесмен-мафиози не стал тратиться еще и на то, чтобы облагородить коридоры. Во всяком случае здесь, в технической части станции, коридоры так и остались штреками с оплавленными стенами и потолками. Разве что углы были для удобства сглажены, и то не везде.

Вот теперь по этим самым коридорам грохочет малый боевой робот — десантная машина, обвешенная оружием, как новогодняя елка игрушками. Правда, брони почти нет — все принесено в жертву мобильности, но здесь, в узких переходах, компактные размеры могут оказаться важнее бронеплит, а силовое поле робота попадание из ручного бластера держит достаточно надежно, да и ручным гранатометом его сразу не проймешь. Даже кумулятивной плазменной гранатой. Противотанковая пушка, конечно, разнесет механизм на запчасти, но вы ее сюда вначале притащите, пушку-то. А когда протащите ее по узкому коридору и установите, оцените шансы расчета уцелеть в дуэли со скорострелками, установленными на плечах робота, и поищите камикадзе, которые в этот расчет пойдут.

В принципе, робот мог двигаться почти бесшумно, но зачем? Пусть лучше те, кто замыслил что-то недоброе, наложат в штаны от одной мысли о том, что на них движется это чудовище. Мелких пакостников разгоняет гарантировано, проверено не раз, а пакостников крупных, всерьез решивших что-нибудь сотворить, все равно ничем не запугаешь. Тоже проверено, кстати, и тоже не раз.

За роботом, отставая на пару шагов, идут двое десантников в полной броне, разве что забрала шлемов откинуты. Ну и при полном вооружении, естественно, одни тяжелые бластеры в руках, с одного выстрела протыкающие насквозь лобовую броню американского танка, способны внушить уважение любому понимающему человеку. Непонимающему, правда, тоже, но непонимающих на Большом хвате не бывает — давным-давно все повывелись. Здесь, на космической станции, огневая мощь таких бластеров явно избыточна, но, с другой стороны, неизвестно, как повернется разговор. Если не так, как хотелось бы, то последний довод королей, пусть даже и карманного формата, лишним не будет. И пусть сейчас эти десантники — всего лишь почетный караул, показатель статуса, но в нашей жизни, как известно, все бывает, и потому пара костоломов готова при нужде оторвать голову любому, кто полезет не в свое дело.

Позади десантников вышагивает сам Соломин. Небритая морда кирпичом (специально три дня не брился, за-ради необходимой для образа брутальной щетины), парадный мундир с эполетами, на поясе два бластера и кортик. Словом, спившийся супермен. Истинных причин, по которой капитан "Эскалибура" расстался с военным флотом, в этих местах не знал никто, поэтому слухи покрутились-покрутились, да и пошли по простейшему пути, сойдясь на том, что капитан злоупотреблял и на почве этого что-нибудь натворил. Ну а Соломин этим слухам не препятствовал — пусть говорят, что хотят, и думают, что имеют дело с дураком и пьяницей, это даже выгодно. От него не ждут серьезных мозгов и уж тем более не ожидают подвоха вроде пули в спину. В морду от такого получить — это всегда пожалуйста, а тонкая душевная организация и прочее — это уж, извините, не для них, для этого нужны интеллигентные рожи. Ну, в общем-то, так и есть, только вот многие уже нарывались, не в силах вовремя осознать простой факт: русский медведь и впрямь не ударит в спину... другого русского медведя.

Позади Соломина лязгает еще один робот, тоже малый, но половины вооружения на нем нет. Вместо оружия на нем здоровенный горб генератора силового поля обратной полярности. Хорошая штука, интересная. Некоторые не понимают, зачем она нужна. Сама по себе и впрямь бесполезная вещь, но дело в том, что роботов-то два, и второй идет немного позади. Генераторы включены, и в результате между роботами как будто забор, опоясывающий эллипс пространства. Забор, за который легко войти и из-за которого сложно выйти. Сейчас в небольшом пространстве, огороженном этим самым забором, скученно шли сжатые со всех сторон силовым полем пленные. Неудобно им было идти, конечно — ну да потерпят. Во-первых, не так уж и долго идти, а во-вторых, забота об удобстве пленных не является приоритетной задачей ни для капитана, ни для его помощника, ни даже для юнги. Вообще ни для кого. Когда-то давно на русских за подобный подход пытались катить бочку. Русские ответили просто: "нечего было к нам в плен попадать". На этом разговор и окончился.

Позади пленных браво маршируют еще двое десантников, обмундированные и вооруженные так же, как и первая пара и, наконец, завершает шествие еще один боевой робот, на этот раз среднего класса. Вся эта представительная делегация движется к месту рандеву с заказчиком — в самом центре астероида есть очень хорошо защищенные от прослушки апартаменты, где и проводятся обычно важные переговоры. А что для пирата может быть важнее денег? Только большие деньги. О больших деньгах сегодня и пойдет речь, поэтому переговоры будут архиважными и архинужными. А значит, все неудобства, связанные с необходимостью создания такого вот конвоя и протискиванием его по довольно узким и извилистым коридорам базы являются оправданными.

Цок-цок, цок-цок... Эти звуки почти не слышны, но Соломин знает, что они есть. Именно с таким звуком двигаются чуть впереди и чуть позади отряда маленькие, величиной с кулак, роботы-паучки. Дозорные, задача которых определить наличие засады или преследователей. Смертельно опасные и для тех, и для других дозорные, в каждом из них — заряд взрывчатки, каждый такой паучок — самоходная мина объемно-детонирующего действия, способная мгновенно заполнить коридоры потоками огня. Перестраховка, конечно, но сколько раз подобная перестраховка спасала людям жизнь... А ведь изобразить бомбу — не единственная полезная особенность такого паучка. Даже не главная особенность, если говорить откровенно, только мало кто об этом знает. Не для простого обывателя такая информация.

А еще совсем неподалеку, по космическим меркам, естественно, в пространстве висел "Эскалибур", и его орудия были развернуты по-боевому, держа под прицелом и пиратские корабли, скучковавшиеся на внутреннем рейде, и саму станцию. Соломин как-то интереса ради подсчитал, сколько времени его крейсеру потребуется, чтобы разнести здесь все на камешки размером с обычную щебенку. Получилось секунд пять — ровно столько времени требуется для перезарядки орудия главного калибра. Нет, астероид-то развалится с первого выстрела, но куски будут большие. Потребуется как минимум еще один выстрел. А если не быть жлобом и задействовать два орудия, то потребуются и вовсе миллисекунды.

Словом, Соломин подготовился настолько серьезно, как только мог. Кроме вышеперечисленного было и еще кое-что, но это уже на самый крайний случай. Капитан искренне надеялся, что до крайнего случая не дойдет, и в то же время понимал, что по закону всекосмической подлости крайний случай наступает в тот самый момент, когда его меньше всего ждешь. Поэтому надо жить так, как будто этот день — последний в твоей жизни, и быть готовым к тому, что в следующую секунду этот мир рухнет в тартарары.

Зал для переговоров располагался в самом центре станции. Зал — это, конечно, громко сказано, скорее уж комната, не самая, кстати, и большая, и к ней несколько подсобных помещений. Два входа — это чтобы высокие договаривающиеся стороны не встретились раньше времени и не открыли пальбу — бывали прецеденты. А вокруг — многометровый слой камня с железо-никелевыми вкраплениями, затрудняющими сканирование, полная звукоизоляция и бронированные двери, которые не сразу и подорвешь. Для секретных переговоров — самое то.

Соломин зашел в комнату первым, плюхнулся в глубокое офисное кресло и вальяжно развалился на мягком сидении. Спинка кресла протестующее заскрипела — в двухметровом (нормальный средний рост мужчины в Российской империи был метр девяносто) капитане было почти сто двадцать килограммов мышц, наращенных как постоянными тренировками, так и не менее частыми перегрузками во время полетов. Его спутники остались снаружи — разговор, по предъявленному заказчиком условию, предстоял один на один, да и тыл прикроют, если что.

Ждать пришлось недолго, минут пять, но все же пришлось. Если капитан был точен, как автомат, и пришел минута в минуту, то его визави опоздал минуты на три. Соломин и сам был не слишком пунктуальным человеком и в бар или там на шашлыки мог и опоздать, однако на серьезные встречи, будь то рандеву флотов, деловые переговоры или маленькая победоносная война всегда являлся вовремя. Потому как серьезными вещами, как он не без основания считал, шутить рискованно — можно нарваться самому и подставить своих людей. В играх, где ставкой частенько бывает жизнь, такая роскошь, как необязательность, слишком дорогое удовольствие, поэтому сейчас Соломин медленно и упорно начинал злиться. Виду он, естественно, не подавал, даже оставаясь наедине с самим собой, но уже решил, что опоздание дорого обойдется заказчику. Как минимум в кругленькую сумму, ибо ничто не бьет делового человека так больно, как потеря денег из собственного кармана. И неважно, честно эти деньги заработаны, или нет — для многих они главное мерило ценности жизни.

Заказчик явился, как и в прошлый раз, гладко выбритым, одетым дорого и чуть небрежно, с некоторым подчеркнутым шиком богатого человека, денди, привыкшего, чтобы им восхищались и перед ним преклонялись. Соломин смерил его мрачным взглядом и почесал переносицу.

— Опаздываете, молодой человек...

— Прошу прощения, пробки, — небрежно, чисто "на автопилоте" ответил явно не ожидавший подобного начала разговора заказчик, даже не подозревая, что тем самым он с высокой степенью вероятности обозначил для Соломина свою национальную принадлежность. А зря — крайне непрофессионально говорить не подумавши, можно сказать, недостойно разведчика, а в том, что каким-то боком его собеседник имеет отношение к разведке, Соломин ничуть не сомневался. Да и чего тут сомневаться? Маршруты курьеров строго засекречены ВСЕГДА — это аксиома, и добыть сведения о них — задача для спецслужбы, причем не самой слабой. Остальным она просто не по зубам. И вот так лопухнуться... Пацан. Причем он даже не заметил своей оговорки. Хотя, конечно, она могла быть и намеренной, но тогда мальчишка (а сейчас, рассмотрев заказчика более внимательно, Соломин был уверен, что ему не просто нет тридцати — ему до тридцати еще ОЧЕНЬ далеко, об этом говорила не только и не столько внешность, сколько манера держаться, жестикулировать, да и вообще вся моторика заказчика соответствовала моторике молодого и никогда не служившего в армии человека) был ОЧЕНЬ хорошим актером. Не верится как-то, не того полета птица бывший каперанг Соломин, чтобы на встречу с ним посылали сверхпрофессионала.

Итак, пробки. Где они могут быть? Там, где доминирующим является наземный транспорт. В принципе, таких государств много, несколько десятков. Но фокус в том, что это, в основном, маленькие и слабые государства, населенные преимущественно африканцами или латиносами. И тем, и другим в космосе, по сути, делать нечего. Не потому, что не хотят, а потому что не могут. Негры как с пальм слезли, так на них обратно в любой момент и норовят залезть, латиносы же банально выродились. Из гордых потомков конкистадоров они, в подавляющем большинстве, превратились в ленивых никчемностей, способных только сбиваться в банды, но работать, в общем-то, не стремящихся. Нет, попадаются и среди них нормальные, умные, работящие люди, но на общем фоне они составляют относительно небольшой процент, теряющийся в массе бездарностей. Вот он пример негативных последствий скрещивания разных рас... Конечно, частенько переехав в другую страну, они цепляются в кильватер к белым людям и достигают определенных, подчас немалых успехов, но это все равно остается скорее исключением, чем правилом. Да, внешняя красота, физическое развитие... И все. Карнавалами сыт не будешь.

И африканцы, и латиноамериканцы сами в межзвездные просторы не вырвались бы, скорее всего, никогда, однако, как это частенько бывает, нашлись в более развитых странах прекраснодушные мечтатели и примкнувшие к ним циничные политики, и продавили через ООН за какими-то своими целями программу помощи развивающимся странам в освоении космоса. С тех пор и встречаются на задворках космической экспансии человечества разваливающиеся от старости, ветхости и паршивого технического обслуживания корабли с черномазыми командами. Или лихие пираты родом с Новой Аргентины, которые лихо и жестоко нападают на грузовики и не менее лихо драпают, нарвавшись на боевой корабль. Или вон Куба на Канопусе, знаменитая на весь обитаемый космос планета-бордель. Словом, в космосе места много, вписались в него и такие вот отходы человеческой цивилизации.

Именно на таких вот слаборазвитых, но, в то же время, достаточно густонаселенных мирах, и использовался по-прежнему широко автомобильный транспорт, и в их мегаполисах попасть в пробку можно было запросто. Более развитые государства давно уже перешли на воздушный транспорт, что, благодаря многоуровневости движения, позволяло решить проблему пробок достаточно эффективно.

Правда, есть еще Индия... Огромная страна с большой численностью населения, благодаря которой индусам удалось колонизировать немало планет. Тоже, кстати, не слишком развитая, и среди индусов тоже немного владельцев воздушных судов... Вот только индусы не стараются строить большие города — наверное, им до смерти надоела скученность еще в те времена, когда они жили на Земле. Они предпочитают жить довольно обособленно, так что пробки у них, скорее, исключение, причем довольно редкое.

Есть Пакистан. А еще Иран... Эти выползли в космос самостоятельно, самостоятельно колонизировали несколько планет. И деградировали, точнее, остановились в развитии, закуклились во внутренних проблемах после того, как им чувствительно дали по протянутым наружу рукам. А любая остановка в развитии ведет если не к деградации, то к отставанию от других, это аксиома. Вот и варятся в собственном соку, все более теряя шансы стать вровень с соседями. А соседи, в общем-то, и рады — возиться с фанатично настроенными исламистами никому неохота.

Есть Китай. Впрочем, после того, как Китай лет двести назад решил, что вновь страдает от перенаселения, подходящие миры в его секторе кончились, а терраформировать планеты дорого, он сам поставил крест на своем будущем. Нет, откусить у соседа, что плохо лежит — святое дело, но вот только думать, у кого из соседей и что ты собираешься откусывать, тоже надо. А так... Вначале китайцы попробовали на зуб индийский сектор и жестоко получили по зубам, потом пощупали немецкий и получили по зубам еще больнее. А затем, очевидно, окончательно потеряв чувство реальности, а может, с чьей-то подачи, Китай предъявил претензии на несколько планет русского сектора. Предъявил вначале словесно, а "в конце" уже и не было — китайские звездолеты не успели даже сняться со своих баз, а русские, не страдая ни пацифизмом, ни излишним дружелюбием, эти базы уже накрыли. Китай вбомбили в каменный век одним быстрым и жестоким ударом, не церемонясь в средствах и не задумываясь обо всяких пошлостях вроде гуманного отношения к противнику.

Так вот, все эти страны по разным причинам имели много наземного транспорта, однако у одних не было бесконечных пробок как нормальной жизненной ситуации, а другие СЕРЬЕЗНОЙ разведкой похвастаться не могли. Зато такая разведка была у одной из самых развитых стран, в которой традиции чтили фанатично, а потому пользовались почти исключительно неудобным и опасным наземным транспортом. Проще говоря, все это наблюдалось у лидера Британского содружества Великобритании, которая, хотя и давно перестала быть великой, страсти к интригам не потеряла. И претензий на доминирование, кстати, тоже, хотя и русские, и американские, и немецкие, и даже японские боевые флоты уже не раз в пограничных стычках доказывали всю пагубность такого явно избыточного самомнения. А уж доморощенных Джеймсов Бондов, Лоуренсов Аравийских и прочей швали у выходцев с туманного Альбиона всегда было с избытком, поэтому с большой долей вероятности Соломин решил, что перед ним сейчас именно англичанин. А значит, при любом повороте событий перед ним сидел если и не враг, то, во всяком случае, тот, кто готов всегда предать и продать любого, прикрываясь словами о благе своей зачуханной Британии.

— Ну, пробки так пробки, — безразлично откликнулся Соломин, впадая в привычный образ пирата-алкоголика. — Только совет вам на будущее. Хотите, чтобы серьезные люди относились к вам всерьез — будьте пунктуальны.

Взгляд британца яснее всяких слов показывал, что он думает о серьезных людях вообще и о Соломине в частности. А зря, зря, молодой человек, вы свои эмоции демонстрируете, тоньше надо быть и к людям внимательнее. Да, пираты — люди не самые уважаемые, тем серьезнее они цепляются за собственное самомнение. Человеку надо чувствовать себя значительным, хотя бы в собственных глазах, и если кто-то ему эту самооценку рушит или хотя бы понижает ее планку, то он рискует нажить кровного врага. А большинство пиратов — народ простой, поэтому для них реакция на того, кого они считают врагом, тоже проста до безобразия. Шмальнут из бластера между глаз — и все, прости-прощай шпионская карьера, трупу чины и ордена все равно ни к чему. Поэтому, мальчик, думал Соломин, наблюдая за заказчиком из-под полуопущенных век, ты сейчас очень-очень рискуешь. Кто-нибудь из его коллег-пиратов, кто попримитивнее, да с более истрепанными нервами, уже к бластеру бы тянулся. Соломину тоже захотелось если не выстрелить, то хотя бы двинуть британца по наглой морде, однако он сдержался — ему было проще, русские британцев традиционно не слишком любили, а после нескольких войн еще и презирали. Ну а спустить с рук недостаток тому, кого презираешь, несколько проще — ты изначально воспринимаешь его ниже себя и все его ляпы считаешь неизбежными, как и положено для низшего существа.

— Да, пробки, — британец набычился, став похож на слегка обиженного ротвейлера. Морда, во всяком случае, стала такая же квадратная. — К этому куску камня не протолкнуться, столько здесь всякой швали собралось.

Соломин и сам не слишком-то уважал пиратов, хотя, волею судьбы, принадлежал к их числу, но снобизм англичанина его покоробил. Окинув собеседника тяжелым взглядом, он мрачно произнес:

— Вы знаете, молодой человек, я бы на вашем месте со словами-то поосторожнее — космос хамов не любит.

— Вы еще скажите, прилетят злые дяденьки пираты и отшлепают меня по попке... Не смешите, капитан, единственный в обозримом пространстве пиратский корабль, способный реально угрожать моему крейсеру — это ваш монстр. Но сам по себе он ничто, без приказа капитана никуда он не полетит и никого не тронет, а с капитаном, то есть с вами, у меня деловые отношения. Насколько я знаю из вашего психологического портрета, вы вряд ли нападете на своего партнера.

— Ну, во-первых, психологические портреты составляют такие же люди, как и мы с вами. Они, конечно, считают себя самыми умными, но, поверьте, это им так кажется. Такие же люди, со своими достоинствами и недостатками, ничуть не лучше, чем вы или я, и не умнее, да-с... А людям свойственно ошибаться. Примите совет на будущее, если оно у вас будет, конечно, не слишком доверяйте мозговедам и мозгоклюям — проживете намного дольше.

— А во-вторых?

— В смысле?

— Капитан, не старайтесь казаться идиотом. Вы сказали "во-первых", а это подразумевает, что будет еще как минимум "во-вторых", а может быть, и "в-третьих".

— Наблюдательность долгой и счастливой жизни способствует, примите поздравления. А вот привычка цепляться к словам — как бы не наоборот. Но раз уж пошла такая пьянка, то советую иметь в виду: любые деловые отношения, любое партнерство имеют свойство заканчиваться. Это во-вторых. Они у нас, думаю, сегодня и закончатся — вы получите товар, я — деньги, и разбежимся мы, как в море корабли. Может статься, что спустя не такое уж и долгое время мне закажут уже вас. А может, просто случайно захвачу вместе с каким-нибудь кораблем — всякое бывает, и старое знакомство — еще не повод считать себя в шоколаде. И, в-третьих, просто для сведения, в космосе есть не только пираты, военные, торговцы, разведка и прочие порождения нашего пылкого разума. Космос — он ведь огромен и как следует все еще не исследован. В любой момент в нем можно наткнуться на что-то, о чем мы не имеем ни малейшего представления. И не факт, что это "что-то" будет к нам настроено благожелательно или хотя бы нейтрально. Во всяком случае, я бы на это не рассчитывал.

— Ой, вы мне еще расскажите байку про "Летучего Голландца". Я, пока сюда добирался, этих баек наслушался столько, что самому смешно уже — наш капитан, очевидно, решил, что нашел свежие уши, и скармливал мне все страшилки, которые только мог вспомнить. Скажите честно, я что, похож на идиота?

"На салагу ты похож", подумал Соломин, но промолчал, потому что знал, насколько бесполезно объяснять что-то таким людям. Не потому, что они дураки, а потому что не живут этим — как они поймут то, что любым космонавтом воспринимается, как непреложная истина? Для них космос — это всего лишь пустота, огромное пространство, которое давно и успешно преодолевается, осваивается и не несет никаких сюрпризов страшнее пиратского корабля или шального астероида. Ну, флаг вам в руки, господин некосмонавт. Думайте, что хотите. Все равно любой, кто связал с космосом свою жизнь, знает, что есть легенды и Легенды. Последние очень часто материальны и далеко не всегда безобидны.

Взять, например, Темного Паладина. Ученые мужи твердят, что чушь это, не может такого быть, однако же любой космонавт, при котором заговорят об этом то ли чуде, то ли чудовище, суеверно сплюнет. Чушь или нет, а жить-то охота, поэтому лишний раз перекреститься совсем не помешает. А ведь Темный Паладин — легенда простенькая. Существовал, дескать, лет пятьсот назад экспериментальный боевой корабль с искусственным интеллектом. Тоже, кстати, чушь — нет и не было раньше никаких полноценных искинтов, уровень технологий не позволял. Их и сейчас-то только начали строить, от уровня экспериментальных образцов не отошли еще.

Так вот, существовал такой вот корабль, точнее, экспериментальная боевая станция поддержки флота. Была тогда, во времена слабых двигателей и низких скоростей, такая концепция — отправляясь в дальние походы, флот тащил за собой самоходную боевую станцию, по сути, огромный арсенал, утыканный орудиями и ракетами. Для чего? А чтобы туда-сюда потом не ползать. Подошел куда надо, отстрелялся-отбомбился, разнес все вдребезги и пополам и пошел себе дальше, пополнив боезапас с арсеналов станции. Ну а нарвавшись на опасного противника, всегда можно было отойти под защиту крупнокалиберной артиллерии этой станции, превратив ее в волнолом на пути вражеской атаки.

Концепция, надо сказать, для того времени была не столь уж и плохая, даже пару раз в деле была успешно апробирована. Один минус — боевые станции все-таки были очень уж неповоротливы и тихоходны. Масса все-таки очень большая, а двигатели в те времена были еще слабенькие, так что никуда не денешься, ползали такие боевые станции со скоростью беременной черепахи.

Со временем, когда появились новые двигатели и скорости кораблей увеличились разы, концепция мобильных боевых станций утратила актуальность, и строительство их было прекращено, а уже построенные (их и было то меньше десятка) были перепрофилированы в орбитальные крепости. Некоторые, кстати, сохранились до сих пор — предки строили крепко. Но была одна станция, которая оказалась сама по себе и которая дала толчок легенде.

Если верить тому, что болтают, оснащенная искусственным интеллектом станция ушла в составе Второй Сирианской эскадры долбить японцев, с которыми у Российской Империи уже несколько сотен лет не было ни войны, ни мира — так, что-то непонятное. Торговля велась, причем постоянно, даже когда начинались полноценные боестолкновения, какие-то договора подписывались, культурное сотрудничество велось. Студенты постоянно по обмену ездили, пару раз даже вместе американцам морды били — и в то же время стычки происходили каждый год, и не по одному разу, еще и рейды друг против друга устраивали. Хорошие такие рейды, с орбитальными бомбардировками окраинных планет и крейсерской резней на границах. Словом, странно жили. Сейчас-то японцы привыкли — наполучали по сопатке так, что лезть в драку с русскими больше не рисковали, а тогда еще сражения шли с завидной регулярностью. Вот и пошла Вторая Сирианская, чтобы японцам хорошенько наподдать, а в результате угодила в грамотно спланированную и хорошо организованную засаду, в результате чего полегла вся. Впрочем, эскадра была небольшая — всего-то пара линкоров и эсминцы прикрытия, да еще экспериментальная станция "Паладин", новенькая, только что построенная и отправившаяся в свой первый рейд.

Вот с этого момента и начались странности, которые послужили основой для легенды. Вначале замолчала та планета, которую эскадра, в общем-то, и отправлялась бомбить. Точнее, планировалось не столько бомбить, сколько висеть над головами, давя на психику и создавая благоприятную атмосферу для дальнейших переговоров, но вот не срослось, не добрались... А планета замолчала, все станции космической связи заткнулись, и так резко, что никто ничего не понял. Позже японские разведывательные корабли обнаружили, что ничего живого на ней не осталось, только оплавленный камень и огромные поля, покрытые спекшимся в радиоактивное стекло песком.

Кто мог сотворить такое, было неясно. Лишь позже, осматривая место сражения, огромную братскую могилу, в которую превратилась неспешно дрейфующая по космосу расстрелянная эскадра, кто-то обратил внимание, что в облаке обломков "Паладин" отсутствует, а масса самих обломков подозрительно мала. Однако в том момент разворачивался очередной англо-франко-германо-российский конфликт, и всем было не до того. Про нестыковки забыли и предпочли больше не вспоминать, а зря.

Через месяц ситуация повторилась возле еще одной японской планеты. То есть раз — и пропала связь. Пришли разведчики — следы жестокой бомбардировки, руины городов, радиация и никаких следов исполнителя. Еще через полгода пропал японский крейсер... Потом исчез корабль геологов...

Все это списывали то на пиратов, то на какие-то природные аномалии, но легенда уже родилась и, если верить ей, счастливо уцелевшая в том сражении боевая станция теперь ходила по космосу в автономном режиме и, управляясь искусственным интеллектом, нападала на все нерусские корабли и планеты, которые встречались на ее пути. За эту гипотезу говорил тот факт, что все это происходило исключительно в пределах сектора, не выходя за его границы. Находились свидетели, неизвестно, говорившие правду или красочно выдумывающие, о том, что своими глазами видели старинную боевую станцию без ходовых огней, всю утыканную надстройками, сделанными из обломков вражеских кораблей. Логично, кстати — искинт, если он и вправду существовал, вполне мог додуматься о модернизации станции и установке на нее трофейных орудий и двигателей взамен разбитых или устаревших. Официальная наука этот феномен отвергала напрочь, однако у каждого капитана в сейфе лежали опознавательные коды, давным-давно устаревшие, но притом актуальные для систем опознавания древней станции. А то, что коды эти предписывалось иметь специальным приказом по флоту, о многом говорит.

При этом Темный Паладин — еще не самая грозная легенда космоса. Есть, например, Странник, встреча с которым неминуемо приводит к гибели экипажа корабля от какой-нибудь болезни, или Блуждающая Звезда — якобы сверхплотная звезда всего-то километров ста в диаметре, а массой — почти как Солнце, неожиданно появляющаяся в разных точках пространства и столь же неожиданно исчезающая. Словом, легенд много, и довольно сложно подчас отличить правду от вымысла. В конце-концов, кто бы подумал, что окажется правдой легенда о Черном пожирателе? Да никто! Животное размером с небольшую планету, да еще и обитающее в открытом космосе, вызывало смех у ученых, хотя не раз и не два находились очевидцы, видевшие эту тварь. И яйцеголовые смеялись ровно до тех пор, пока экипаж рейдера "Коломна" не завалил сразу двоих чудовищ. До того встречи между пожирателями и кораблями кончались или гибелью корабля (пожиратели поглощали все, до чего добирались, от излучения до астероидов, и земные корабли были им чем-то вроде конфетки), или, если корабль обнаруживал тварь достаточно далеко, поспешным бегством. На "Коломне" же стояли новые орудия, которые, как оказалось, рвали пожирателей в клочья, что и позволило капитану не только отбиться, но и добыть редкостные по тем временам трофеи и доказать, что легенды могут стать явью. Это сейчас на пожирателей даже сафари устраивают, от чего их поголовье в исследованном космосе неуклонно снижается, а тогда это был эпический подвиг. Капитан "Коломны" даже орден получил, да и экипаж наградами обойден не был.

Или вон хищная туманность, так же, как и пожиратель, жрущая все на своем пути. Только размеры побольше, а так — вполне себе живое существо, хотя с пожирателями ни разу не родственники. И тоже ученые не верили, пока случайно не наткнулись. Правда, тогда был как раз научно-исследовательский корабль, который и исследовать туманность смог, и сбежать ухитрился почти без потерь в людях. Там, кстати, янкесы отличились — их экспедиция была. А Призрак Космоса и вовсе оказался пиратским кораблем. Везение его капитана, ухитрившегося непонятно где раздобыть секретную тогда систему маскировки от радаров, кончилось, когда он сдуру прошел слишком близко от немецкого линкора, а немцы то ли с перепугу, то ли согласно каким-то своим инструкциям, врезали по непонятному объекту из главного калибра. Словом, много в космосе тайн, и никогда не знаешь, на что и где нарвешься. Не секрет, что человечество осваивает космос — а космос осваивает человечество.

Но все это можно объяснить понимающему человеку, который живет космосом, а не рассматривает его лишь как расстояние, отделяющее точку А от точки Б. Перед Соломиным же сидел пацан, которому доверили задание и немалые деньги. Соответственно, с ним можно было разговаривать о деле, но не стоило даже и пытаться обсуждать столь высокие материи. Оставалось только вздохнуть, загнать раздражение поглубже и перейти к делу.

— Итак, молодой человек, простите, не знаю вашего имени...

— Называйте меня Смит. Просто Смит.

Логично. Смит — фамилия распространенная в англоязычных странах по самое "не могу", да и вне их встречается, а значит, не несет никакой смысловой нагрузки. Оставалось только хохотнуть и, в ответ на удивленное поднятие бровей, рассказать анекдот про кастрированную собаку. "Тобик, просто Тобик"... Кажется, мальчишка обиделся, но виду не подал, что говорило о его выдержке.

Соломин усмехнулся про себя и сделал то, чего от него ожидали и что намного больше соответствовало образу, чем излишнее умничание — чуть привстал, взял со стола предусмотрительно поставленный туда доном Мигелем бокал и налил из стоящей там же бутылки густого, темно-красного вина. Покатал жидкость во рту, оценивая вкус, и пришел к выводу, что старый боров не поскупился — вино было отменным. Не то чтобы Соломин был таким уж ценителем, но разбирался он в винах неплохо — происхождение обязывало. Аккуратно налил во второй бокал и сделал приглашающий жест. Англичанин, к его удивлению, не стал изображать брезгливость — взял свой бокал, с видимым удовольствием выпил вино и не отказался от добавки. То ли хотел показать свою, так сказать, близость к народу, то ли и впрямь был, если рассмотреть повнимательнее, человеком достаточно простых нравов. Соломин улыбнулся поощрительно и задал, наконец, давно интересующий его вопрос:

— Ну что же, мистер просто Смит, а теперь объясните мне, почему вы дали мне неверную информацию?

Ох, как жалел он сейчас, что не умеет смотреть так, как их прежний особист. Когда Соломин еще только начинал службу, прислали к ним на эту должность одного дедка — маленького такого, щупленького... Как глянет — так моментально орлы куда как покруче этого сопляка накладывали такие кучи, что Эверест с Монбланом отдыхают. И ведь ничего, вроде бы, особенного — так, обычная ласковая улыбка доброго людоеда, а эффект — как от атомной бомбы. Увы, увы, о таких способностях приходилось только мечтать и играть прежнюю роль пусть умного, но недалекого пьяницы-пирата в надежде, что игру не раскусят. Хотя, разумеется, при нужде можно было и подкорректировать образ — похоже, капитан из него уже выбивался. Что поделаешь, актером Соломин всегда был редкостно паршивым.

Вопрос, похоже, поставил англичанина в тупик. Во всяком случае, он сделал удивленную морду лица и чуть приподнял левую бровь. Для всегда кичащихся своей невозмутимостью и на протяжении десятков поколений культивировавших ее, во всяком случае, внешне, англичан это было сродни вопросу, заданному с применением ненормативной лексики. Соломин, однако, сделал вид, что не понял подоплеку игры бровями (ну, он ведь не англичанин и, во-первых, не обязан знать такие тонкости, а во-вторых, есму на них плевать) и продолжал выжидающе смотреть, сфокусировав глаза на точке, расположенной на переносице собеседника. Подобное, как он знал, доставляет этому самому собеседнику немалый психологический дискомфорт, поскольку, с одной стороны, создается впечатление взгляда глаза в глаза, а с другой, поймать этот взгляд практически невозможно. Любимый трюк очень многих преподавателей, кстати.

Пару минут поиграв в гляделки и убедившись, что капитана ему не переиграть, англичанин перешел к словам. Вот и ладушки — теперь он будет в роли оправдывающегося и, виновен или нет, все равно отдаст инициативу русскому.

— Вы можете пояснить свои слова?

— Могу.

Снова пауза. Англичанин смотрел выжидающе, а Соломин со скучающим видом развалился в кресле и с интересом разглядывал потолок. На потолке явственно проступали небольшие влажные пятна — похоже, где-то совсем недалеко проходили коммуникации, и трубы немного подтекали. Капитан считал пятна, которых было ровно четыре, сначала в одном направлении, потом в другом, потом через одно... Это, кстати, и впрямь было редкостно скучно, но Соломин стоически терпел, играя на нервах собеседника. Молчание затягивалось, и англичанина это начало заметно нервировать, чего, собственно, Соломин и добивался. Наконец молокосос не выдержал:

— Может, вы все-таки скажете?

— Что именно?

От этих слов англичанин, похоже, окончательно выпал в осадок и в течении нескольких секунд переваривал услышанное. Потом, видимо, у него сработало нечто вроде перезагрузки, и он осторожно спросил:

— Я, наверное, чего-то не понимаю. Вы сказали мне, что я сообщил вам неверную информацию. Так?

— Абсолютно точно.

— Потом я спросил у вас, можете ли вы пояснить свои слова. Так?

— Да, под присягой готов подтвердить, что именно так все и было.

— И что дальше?

— А дальше я ответил на ваш вопрос.

Англичанин снова завис, совсем как пятитысячная "Винда" — надолго, но небезнадежно. Потом, очевидно, вновь сработало прерывание.

— Может быть, у меня не все в порядке со слухом? Вы ничего не ответили.

— Значит, у вас действительно не все в порядке со слухом. Вы спросили, могу ли я пояснить, и я честно ответил, что могу.

— Но...

— Вас что-то не устраивает? Каков вопрос, таков и ответ.

Соломин не слишком и тонко издевался над собеседником, а тот, похоже, пребывал в состоянии полного обалдения от неожиданной траектории полета русской мысли. Наконец, похоже, все еще считая, что ослышался, он решил уточнить:

— Можете — и все?

— Ну да, лейтенант, могу — и все. А если хотите поподробнее, то и спрашивайте конкретнее. И вообще, как вас, такого замедленного, в разведке-то держат?

Англичанин вновь впал в нирвану. Соломин, пожав плечами (ну не придурки ли — столько веков прошло, а ничему их история не учит, все еще считают себя высшей расой, а русских примитивами), сжалился и пояснил:

— Ну подумайте сами, молодой человек. Чтобы узнать о маршруте курьера, надо быть как минимум сязанным со спецслужбами, причем спецслужбами серьезными. Такими обладает либо государство из авторитетных, либо транснациональная корпорация, и тоже из авторитетных. Но у вас крейсер — стало быть, государство, потому что корпорация может иметь вооруженное гражданское судно, но за полноценный боевой корабль ее руководство возьмут за цугундер сразу же. Все-таки во главе развитых государств совсем уж дураков не держат, и они просто из чувства самосохранения не дадут никому создавать параллельные вооруженные силы. То есть вы связаны с правительственными структурами, причем сотрудник вы действующий, иначе тот же крейсер для прикрытия вам хрен бы дали. Вы — англичанин, выдали вы себя по некоторым нюансам, стало быть, вероятнее всего МИ-6, хотя могу и ошибаться. А возраст ваш — как раз для лейтенанта, максимум для капитана. Может, где-то в деталях я и ошибся, но общую картину, думаю, просек точно. Право же, не надо быть былинным героем Шерлоком Холмсом, чтобы сложить два и два.

На сей раз англичанин не завис — просто задумался надолго, очевидно, переоценивая свое отношение к собеседнику. Соломин его не торопил — еще, не дай бог, испугается, а с испуганным, то есть неадекватным противником дело иметь достаточно тяжело. Зачем усложнять себе жизнь? Пускай чуток придет в себя, но останется в непонятках относительно возможностей собеседника. Оптимальный, надо сказать, вариант.

Наконец "Просто Смит" поднял голову и совсем другим тоном, не вальяжно-расслабленым, а спокойно-вежливым, произнес:

— Я капитан. Все остальное верно. Простите, объясните, пожалуйста, почему вы считаете, что я дал вам неверную информацию.

Ну что же, цивилизуется прямо на глазах, что не может не радовать. Итак, спесь с англичанина сбили, что хорошо, но настороженности у него добавилось, что плохо. Похоже, кто бы за ним не стоял, они сделали правильный выбор, послав на переговоры этого молодого офицера — спесь еще не успела въесться ему в плоть и кровь, глаза еще не зашорены, а юношеский максимализм уже успел поистрепаться. Такой будет достаточно гибок чтобы договориться хоть с дьяволом, хоть с русским пиратом, хотя, если быть откровенным до конца, никто не скажет, какая миссия сложнее и опаснее.

— Хорошо, поясню. Вы ведь не спорите, что работаете в разведке или какой-либо смежной структуре? — Смит медленно кивнул. — Вот и ладушки. Таким образом, если разведка достаточно серьезна, она собрала наверняка ВСЮ информацию по курьеру. Я прав? — вновь кивок. — Тогда какого хрена я не был поставлен в известность о том, что у курьера возле этой трижды прОклятой звезды намечено рандеву с другим курьером?

— Почему вы думаете, что там было назначено рандеву?

— Мальчик, не полощите мне мозги. Два курьера в одно время, в одном месте, и оба сбрасывают скорость... Такое совпадение — нонсенс. Так что не стройте из себя невинную овечку, все равно не поверю, а отвечайте на вопрос.

— Эта информация у нас действительно была. К сожалению, она появилась уже после нашего разговора, и сообщить ее вам не было никакой возможности. Прямой связи с вами у нас не было.

— Гм... Времени, в принципе, было предостаточно, можно было передать информацию с кораблем. Понимаю, самим светиться не хотелось, но человек, который организовал наше встречу, улетел тогда с вами и, подозреваю, успел бы вернуться. Да и канал связи со мной у него был.

— На более высоком уровне, — Смит почти русским жестом ткнул пальцем вверх, — было принято решении о прямой работе с вами. Без посредников. Я, признаться, был против, но, тем не менее, логика в этом есть. Знают двое — знает и свинья, не так ли?

Соломин, чуть усмехнувшись про себя, глядя на напрягшегося при его движении британца, привстал из кресла и взял из стоящей на столе вазы с фруктами крупное яблоко, твердое, как камень, и красное, как огонь. С хрустом надкусил, с наслаждением разжевал деликатес. Надо же — настоящее, земное, их вкус ни с чем не спутаешь. Яблони, конечно, прижились на многих планетах, но вкус у плодов уже немного другой, не то чтобы хуже, но другой, и ни один яйцеголовый не может сказать, почему. Одни про состав почв что-то лепечут, другие — про бактерий в этих самых почвах, но факт остается фактом: настоящие яблоки растут только на Земле, как, впрочем, и многие другие фрукты и овощи.

А англичанин-то боится, отметил про себя капитан. Боится, что за торгового агента его прямо сейчас на кусочки резать будут, хотя и старается этого не показать. Молодой еще, глупый, умом понимает, а эмоциями пока что нет — никто из русских не станет мстить за чужака. Для русских уже много столетий все остальные нации ничего не значат, и моральные нормы на другие народы не распространяются. Историки и некоторые бездельники из тех, что называют себя полузабытым словом "интеллигенты" (впрочем, они и есть в большинстве историки) утверждают, что так было не всегда, что когда-то русские славились широтой души и готовностью к самопожертвованию. Может быть и так, только вот окружающие этого не ценили, а вот пользовались с удовольствием. Как же, ведь оказанная услуга — уже не услуга. В общем, допомогались до того, что чуть не исчезли и как государство, и как народ. Сейчас ситуация изменилась в корне — да, русские, как и прежде, готовы погибнуть, но не допустить врага на свою землю, однако палец о палец не ударят, чтобы помочь другим, пусть их там хоть вырежут всех поголовно. Более того, они искренне не понимают, почему должны помогать хоть кому-то, особенно в ущерб собственным интересам. Во всяком случае, бесплатно помогать точно не станут, потому что, как показала практика, друзей у русских как не было, так и нет, а вот интересы, частенько идущие вразрез с интересами всех окружающих, есть всегда. И зачем согласовывать их с кем-то и искать компромиссы, если у империи не только могучая экономика, но и мощный флот и отлично обученные солдаты?

Дожевав яблоко (все же расстарался дон Мигель, такие деликатесы стоят бешеных денег) и метко запулив огрызок в стоящую в углу урну мусоросжигателя (короткая вспышка, чуть заметный запах озона), Соломин опять вальяжно развалился в кресле и с легкой улыбкой спросил:

— Что же, то, что вы были против, делает вам честь, хотя, подозреваю, что ваш голос слишком слаб для того, чтобы его услышали и уж, тем более, восприняли всерьез. Надеюсь хотя бы, вы обошлись без зверств? В смысле, цветы ему на могилку носят регулярно?

Англичанин перевел дух. Конечно, он постарался сделать это незаметно, но Соломина, наблюдавшего за ним очень внимательно, его поведение не обмануло.

— Да вы, молодой человек, не бойтесь, если что — мы вас не больно зарежем. Чик — и все.

"Просто Смит" аж подпрыгнул. Соломин ласково улыбнулся:

— Да ладно вам, мы ведь не только вас лично покрошим, но и ваших начальничков, если вы нас кинуть попытаетесь, тоже рядом с вами в комфортабельные могилки положим. Будете лежать в хорошей компании. Поверьте, нам нетрудно. Мы даже расходы на похороны возьмем на себя. Честно-честно, мы люди нежадные. И не тянитесь вы так к своему бластеру — все равно я выстрелю раньше. Да и потом, сами подумайте, начнется стрельба — вам при любом раскладе не уйти. Даже если вы справитесь с моими людьми, что мне кажется абсолютно нереальным, артиллеристы моего корабля получили от меня четкий и недвусмысленный приказ расстрелять вашу лайбу, если она только попробует дернуться до моего возвращения.

Судя по посеревшей роже англичанина, он хорошо представлял себе, что будет, если линейный крейсер откроет огонь. Соломин улыбнулся ободряюще:

— А теперь вернемся к нашим баранам. Так какой из двух обнаруженных курьеров я должен был перехватить?

— В принципе, любой, — Смит, очевидно, понял, что непосредственно сейчас его убивать не планируют, и слегка воспрял духом. — Нас устроят пассажиры любого из этих кораблей.

— Что же, это не может не радовать, только вот ведь незадача — я-то не знал, за каким из курьеров должен гнаться, поэтому, как в той поговорке, погнался за двумя зайцами.

Англичанин, очевидно, знал язык Толстого и Лермонтова достаточно хорошо, чтобы разбираться, в том числе, и в поговорках. Во всяком случае, его лицо вновь посерело — интересная, кстати, особенность пигментации кожи, обычно люди бледнеют. Судя по всему, он решил, что русские олухи попытались перехватить обоих курьеров и, в результате, обоих упустили, а раз так, будут искать крайних. Высокое начальство, как всегда, отмажется, русским — вообще наплевать, им только движки запустить — и ищи-свищи их, космос велик. И кто остается? Только он, "Просто Смит", первая и, возможно, единственная кандидатура на роль козла отпущения. Жизнь-то, скорее всего, сохранить получится, но карьера будет погублена безвозвратно, это уж к бабке не ходи.

Наблюдая за душевными терзаниями собеседника, Соломин с улыбкой выпил еще бокал вина, сгрыз на закуску второе яблоко и с легким злорадством заметил:

— Да не тряситесь вы так, догнал я их. Обоих.

Да уж, облегчение на лице у англичанина было прямо таки несказанным. Такое бывает, например, если бежал-бежал в сортир — и успел! Даже цвет лица моментально пришел в норму. Ну, это он рановато обрадовался — пора его потрошить.

— Молодой человек, вы уж меня, старика, извините, конечно, но мои старые кости до сих пор болят от перегрузок — мне с этими гонками пришлось напрягаться вдвое больше, чем положено. Так что давайте решим вопрос с оплатой — и я пойду отдыхать. Доживете до моих лет — узнаете, какого это.

— Да-да, разумеется, — все еще пребывающий в легком обалдении Смит полез в карман, но Соломин жестом остановил его:

— Вы не поняли. Курьеров было два, напрягаться пришлось вдвое больше, чем планировалось, поэтому и оплата потребуется тоже двойная. Будем считать, что четверть суммы я получил в качестве аванса, а вот все остальное я хотел бы получить сейчас. И, желательно, в рублях — самая стабильная валюта, знаете ли.

Вот теперь англичанин охренел окончательно. И не потому, что Соломин загнул о двойных напрягах, а от того, что представил, какую сумму с него требуют.

— Но нам, вообще-то, достаточно пассажиров с одного курьера, — заикнулся было он.

— Не волнует. Я их продаю исключительно всех вместе. Да, кстати, они и ели, получается, вдвое больше, чем было запланировано, так что лучше соглашайтесь. А то ведь и питание в счет включу, а цены у нас ну очень ресторанные.

— Но...

— И без всяких "но". Будем считать это компенсацией. И соглашайтесь быстрее, иначе я найду, кому послать предложение о их выкупе. Пассажиры курьеров — люди наверняка не бедные, за них найдется, кому заплатить, и помимо английской разведки. Возможно, еще и больше заработать получится.

— Капитан, — очевидно, мальчишка понял, что брыкаться бесполезно. Молодец, быстро соображает. — У меня нет права распоряжаться такими суммами.

— В долг не даю, — сухо обронил Соломин. — И на слово верить не собираюсь. "Потом, после того как...", что вы сейчас хотите мне предложить, меня абсолютно не устраивает. Деньги на бочку, пожалуйста, а потом забирайте свою покупку и валите на все четыре стороны.

— Погодите... Вы можете немного обождать? Мне надо связаться со своим... начальством.

— Разумеется, могу, — благосклонно кивнул Соломин. — Только недолго. Думаю, пары часов вам должно хватить...

В этот момент их самым грубым образом прервали — запиликал коммуникатор в капитанском браслете, и голос вахтенного офицера, слегка искаженный динамиком, продребезжал:

— Капитан, у нас проблемы!

— Что, опять горячие эстонские парни? Ах да, этих мы уже... Неужели лихие польские гусары? Или, может, итальянская мафия? — с легким сарказмом, скрывающим беспокойство (ну не стали бы его во время важных переговоров беспокоить по пустякам), спросил Соломин.

Сарказм, кстати, выглядел вполне естественно. Ну что поделаешь, если поляки лет десять назад в очередной раз доказали недееспособность своего государства в целом, и своей армии в частности? А заодно уж, от великого, наверное, ума, продемонстрировали всему миру, что панский гонор с успехом заменяет полякам мозги.

Конечно, главный принцип большой политики, который с успехом можно выразить одной фразой "заподли ближнему своему", никто еще не отменял, и поляки его не забыли. Просто определять когда, как и, главное, кому делать гадости — тоже высокое искусство, требующее недюжинных мозгов. И разве остальное человечество виновато, что в девяти случаях из десяти умный поляк — сказочный герой?

В общем, попытка захватить немецкую колонию, расположенную как раз на границе секторов, с треском провалилась. Более того, злопамятные боши, давным-давно ни с кем не воевавшие и потому ошибочно не воспринимавшиеся соседями всерьез в качестве обладателей реальной военной силы, решили по такому случаю вспомнить бурное прошлое. Мало того, что большая часть армии и половина флота поляков оказалась связанной в неожиданно упорных боях за малонаселенную периферийную планету, так еще и германская метрополия отреагировала чрезвычайно быстро и жестко. Флот немцев, неожиданно большой и хорошо оснащенный, в двух коротких жестоких сражениях раскатал польские военно-космические сила в тонкий блин, после чего незадачливых завоевателей пинками выгнали со спорной территории.

История довольно банальная, такое случалось не раз и ни два, и заканчивалось, как правило, выплатой проигравшей стороной внушительной контрибуции. Правила знали все, и никто не сомневался, что так будет и на этот раз, однако здесь добропорядочным и флегматичным немецким бюргерам будто шлея под хвост попала. А может, дело было в том, что сын германского канцлера командовал в том конфликте эсминцем и погиб в бою? Кто знает. Главное было в том, что немцы, не останавливаясь на достигнутом, тремя броненосными колоннами вломились на территорию Польши, благо польский флот де факто прекратил свое существование и оказать немецким кораблям хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление был не в силах.

Пока немецкие адмиралы грамотно резали территорию польского сектора на ломтики, быстро, методично и безжалостно подавляя узлы сопротивления и высаживая на не готовые к обороне польские планеты вооруженные до зубов десантные дивизии, соседи пребывали в состоянии обалдения, переходящего в оцепенение. Полномасштабной войны, равно как и усиления неожиданно взбрыкнувшей Германии, никто не ждал и не хотел. Однако, когда стало ясно, что еще неделя-другая, и от Польши ничего не останется, а останавливаться сами немцы не хотят, все испуганно зашевелились.

Сразу куча международных, в основном правозащитных, организаций, включая ставший чистой формальностью после выхода из него Российской империи ООН, дружно осудила агрессию Германии против мирной и насквозь дружелюбной Польши. Германии на правозащитников было плевать с высокой колокольни, да и на ООН тоже плевать, о чем она заявила прямо и недвусмысленно.

Видя, что пшекам приходит быстрый и непоправимый кирдык, все остальные забеспокоились уже всерьез. Не то, чтобы кому-то были так уж дороги поляки, но такое развитие ситуации очень заметно нарушало баланс сил, сложившийся к тому моменту, и Британское содружество с примкнувшими к нему шестерками немедленно стало сколачивать коалицию, призванную остановить "агрессора". Тут уж пришла очередь беспокоиться Германии, однако, неожиданно для всех, во вроде бы никаким образом не касающиеся ее разборки влезла Российская империя.

Хотя влезла — это очень громко сказано. Просто в один прекрасный, а для многих совсем не прекрасный день на границе с Британией начали скапливаться русские боевые корабли. Точнее, там и раньше были патрульные эскадры, но сейчас они начали стремительно превращаться в ударный, усиленный штурмовыми кораблями флот, маневрирующий у самых границ заносчивого соседа.

Бритты забеспокоились и послали императору ноту о недопустимости такого поведения, на что русские в своей обычной манере брезгливо процедили через губу, мол, на своей территории делают что хотят, и никакие лимонники (именно так и было сказано) им не указ, и перебросили к границе еще две линейные эскадры. Англичане забеспокоились еще больше — ударная группировка русских достигла уже внушительной мощи и в любой момент могла обрушиться на них. Учитывая, что русские превосходили их не только количественно, но и качественно (периодически империя распродавала устаревшую технику, и ее бэушные корабли покупали охотнее, чем новейшие корабли конкурентов, ибо были они куда мощнее, опережая ту же Британию минимум на поколение — создатели первых звездолетов так и остались законодателями моды в космической гонке вооружений), удара можно было и не перенести. В такой ситуации снимать с этого района корабли было безумием — напротив, те силы, которые собирались против немцев, начали перебрасываться на русскую границу, чего русские, в общем-то, и добивались. Соломин в тот момент был старпомом на тяжелом крейсере "Вайгач", принимал участие во всех этих маневрах, надувая вместе со всеми щеки и шевеля пушками, и прекрасно понимал, что что-нибудь Россия с этого поимеет. Неясно, правда, что (позднее выяснилось, что Германия передала русским в бессрочную и бесплатную аренду две богатые ресурсами системы, захваченные у поляков), но поимеет точно, ибо политика Российской империи была проста до безумия — во-первых, не делать ничего просто так, а во-вторых, если ради интересов империи вместо русского солдата можно использовать кого-то другого, то его и надо использовать. Если убьют — невелика потеря, а своих людей сохраним. Да и вообще, чем больше воюющие убивают друг друга — тем лучше для тех, кто остался над схваткой, тем больше дивидендов с этого можно поиметь.

Вот так и получилось, что немаленький британский флот стоял в бездействии, а в это время немцы, довольные, как слоны, радостно нагибали Польшу и имели ее в извращенной форме, хотя и чуточку торопливо. Словом, Польша как государство перестала существовать. А как только была подписана безоговорочная капитуляция, русские корабли в течении нескольких часов разошлись по своим базам, оставив британцев чувствовать себя идиотами.

Конечно, потом было много воплей, международных скандалов, но русских это совершенно не касалось — формально они не совершили ничего противоправного. Да и остальные, не обращая внимания на повизгивания оскорбленных в лучших чувствах бриттов, решили внимания на инцидент не обращать. Во-первых, Польша к тому моменту давно уже проходила по разряду папуасии, а во-вторых, лучше всего у Польши во все времена получалось ложиться под клиента. Так зачем нарушать добрую традицию?

А самое смешное, что поляки, в который уже раз потеряв собственное государство, возненавидели не завоевателей-немцев, не оставившее их без поддержки мировое сообщество, а почему-то как раз русских. Русским было, по большому счету, плевать на нелюбовь шестерок, но вообще интересный изгиб мысли у людей...

С итальянской же мафией вообще давно уже, лет триста назад, случилась история, похожая, скорее, на анекдот. Ну кто бы мог подумать, что гордые потомки легионеров, еще к двадцатому веку выродившиеся в полное ничтожество и в качестве серьезного человеческого бренда имеющие только эту самую мафию, решат, что они круты?

И полезли шустрые итальянские мафиози, до того могущественные исключительно в собственной стране, да еще в США, куда в свое время перебралась наиболее деятельная и решительная часть закононепослушных граждан, осваивать новые рынки. И все бы ничего, вот только для пробы сил они почему-то решили выбрать Финляндию, которая была крошечной и в докосмическую эру, и в космическую на тот момент тоже осталась небольшой, но гордой и тихо пьющей державой.

Ошалевшие от такой наглости финны, видя на своих улицах продавцов дури, сутенеров и прочих рэкетиров, сначала долго чесали репу, а потом медленно-медленно встали, медленно-медленно расстреляли нарушителей спокойствия, а когда итальянская общественность, возмущенная таким к себе отношением, подняла истошный визг по поводу геноцида своих граждан, медленно-медленно провели мобилизацию и медленно-медленно завоевали Италию, чего никто не то чтобы не ожидал — в страшном сне увидеть не мог. А после этого финны неожиданно оперативно и крайне жестко провели зачистку. В результате Коза Ностра осталась реальностью только в США, в самой же Италии (точнее, итальянской провинции Великой Финляндии) от нее сохранилось только несколько строк в учебнике истории.

Весьма показательно, что финны не остановились на достигнутом, а, почувствовав себя круче яиц и выше облаков, тут же устроили войну с Нидерландами, откусив у тех немалый кусок. Пока голландцы, выходя из состояния наркотического кайфа, хлопали глазами, пытаясь определить, кто, зачем, а главное, как умудрился их отделать, финны под орех разделали бельгийцев, а потом навешали люлей вступившейся за них Французской Деспотии. Правда, на том их воинственность резко пошла на убыль, потому как более крупные и, соответственно, сильные державы пригрозили, что "щас как вмажут", однако до полного замирения Финляндия успела еще отобрать три планеты у Швеции и чувствительно пощипать Австрию за мягкий волосатый сосок.

Вот такие вот поучительные истории, вошедшие в военно-космический фольклор. Увы, вахтенный офицер шутку не принял — значит, случилось что-то и впрямь серьезное, что и подтвердила следующая фраза:

— Капитан, на радаре неизвестные корабли, идут курсом на нас.

— Сколько? — спросил Соломин, разом перестав улыбаться. Хорошее настроение исчезло мгновенно.

— Восемь отметок. Расчетное время вхождения в зону огня сорок восемь минут. Закрыты маскирующим полем, стандартный гражданский радар... Да что там, даже обычный военный радар их бы не обнаружил. Похоже, на русскую аппаратуру они не рассчитывали. Идентифицировать из-за поля пока не можем, но мощность защиты говорит о том, что корабли рангом не ниже крейсера.

Повернувшись всем телом, Соломин мгновенно привстал, перегнулся через стол, левой рукой схватил сидящего англичанина за горло и, рывком выдернув его из кресла, рванул на себя, сметая обмякшим от неожиданности телом стоящие на столе бутылки и закуску. Одновременно правая рука выхватила из ножен кортик и уперла его англичанину под челюсть.

— Продал, щусенок? Убью!

— А-а-а! — заорал тот. Все, чему его учили, похоже, от страха, вызванного столкновением с суровой прозой жизни, вылетело из головы, как палая листва под порывом ветра. Инстинктивно пытаясь держать горло подальше от блестящего лезвия, он запрокинул голову, и теперь кончик узкого граненого клинка ощутимо царапал натянувшуюся кожу, готовый в любой момент прервать жизненный путь незадачливого шпиона.

— Говори, козел, кого ты приволок?

— Я не знаю, — захлебываясь словами, вдруг быстро-быстро затараторил англичанин. — Я должен был забрать пленных и возвращаться на базу. Заплатить намного безопаснее, чем устраивать стрельбу.

Как ни странно, последняя фраза оказала на Соломина должное воздействие. Англичане не были трусами, это признавали все, но они были рациональны и действительно в такого рода делах предпочитали платить. Вот позже, действительно, стоило опасаться, что в борт кораблю прилетит неизвестно откуда торпеда, в ресторане отравишься устрицами, да так, что не откачают, или наркоман ради бумажника ткнет тебя ножом в печень, но именно позже — заметать следы английская разведка умела. Сейчас же им и в самом деле было проще и безопаснее заплатить, тем более что "Просто Смит", решись они на ликвидацию, погибал при любых раскладах — "Эскалибур", в случае гибели командира, успевал разнести и Большой Хват, и английский крейсер одним залпом, а телеметрия состояния Соломина шла на компьютер корабля постоянно. Разумная и общепринятая предосторожность, о которой англичанин не мог не знать. Хотя, конечно, его могли и использовать втемную, забыв сообщить, что возвращение не предусмотрено. Ну и хрен с ним, даже если покупатели и решили переиграть, мальчишка ни в чем не виноват, если вдуматься — так, Попка, задача которого взять товар и отдать деньги. И то, что он считает себя крутым суперагентом, ровным счетом ничего не значит. Решения принимают совсем другие люди, и они, если возникнет нужда, ни секунды не задумываясь, пожертвуют сотней таких героев.

Резким толчком отправив Смита обратно в его кресло, Соломин гаркнул в браслет:

— Корабль к бою. Приготовиться к эвакуации, — и решительно направился к двери. Англичанин за его спиной испуганно пискнул:

— А как же...

— Никак. Сделка отменяется в связи с форс-мажорными обстоятельствами.

— Но...

Соломин вытащил из кармана блокнот, черкнул несколько строк и, вырвав листок, быстро протянул его Смиту:

— Здесь координаты, по которым со мной можно связаться.

Смит быстро пробежал глазами по написанному, запоминая, кивнул и, скомкав бумагу, метко запулил ее в мусоросжигатель, после чего кинулся ко второму выходу. Быстро сообразил, что надо делать ноги, а переговоры можно перенести и на потом.

В коридоре почетный эскорт спокойно ждал Соломина и, глядя на своего капитана, пулей выскочившего из переговорного зала, десантники вытаращились на него с недоумением. Все правильно — они же не в курсе происходящего, с некоторым опозданием сообразил капитан, но времени вдаваться в детали сейчас не было.

— Срочная эвакуация. Возвращаемся на крейсер, — будничным тоном, даже с несколько скучающей интонацией объявил он и взмахом руки отмел любые возможные вопросы. Хотя вопросов, в общем-то, и не было — вышколенные десантники отлично знали, когда стоит спрашивать, а когда лучше и промолчать, отложив прояснение ситуации до лучших времен, и исполнять приказы.

Минуту спустя они уже бодро грохотали ботинками по направлению к шлюзу. Сорок восемь минут — это, одновременно, и очень мало, и очень много, главное — как это время использовать. Сейчас наверняка десантный бот, доставивший их на станцию, уже готов к экстренному старту, точно так же готов и "Эскалибур". Главное — не терять времени даром, и все у них получится. Чьи бы ни были эти корабли, наличие в этих местах русских локаторов дальнего обнаружения они точно не предполагали. Значит, все же не англичане — те знали бы, что за корабль собираются атаковать. А может, все же и они — ведь только параноик задействует такие радары, находясь на стоянке. Впрочем, Соломин и впрямь стал за последние годы немножечко параноиком или, во всяком случае, очень подозрительным человеком.

Почти бегом направляясь к боту (десять минут спокойным шагом и семь — если вот так вот), Соломин набрал код на внутреннем коммуникаторе станции (красивая такая игрушка для внутренней связи, выдаваемая особо значимым гостям) и вызвал дона Мигеля.

— Капитан? — голос мафиози был несколько удивленным. — Чем я могу быть вам полезен?

— Вы мне — ничем, а вот я вам — очень и очень. Собирайте манатки и сваливайте — на нас идет военный флот, и я не знаю, чьи это корабли. Будут здесь примерно через полчаса. Похоже, кто-то, не будем гадать, кто, приволок на хвосте проблему.

К чести дона Мигеля, соображал он быстро.

— Благодарю вас, капитан. Удачи.

— И вам тоже, дон Мигель. Удача нам всем понадобится — ответил Соломин, отключаясь.

Бот встретил их знакомым перемигиванием швартовочных огней. Аппарель была опущена и готова к приему людей на борт и, поднимаясь по ней, Соломин ощутил под ногами знакомое подрагивание. Это значило, что двигатели бота работают на холостом ходу и старт возможен сразу после того, как закроются люки. Собственно, так с самого начала и задумывалось — экипаж держал судно готовым к немедленному взлету на случай неожиданностей на переговорах. Ну что же, вот она, неожиданность — вляпались, похоже, по самое немогу. Однако пока что ситуация критической не была — корабли вероятного противника находились довольно далеко и двигались медленно — вероятно, чтобы случайно не сбить тонкие настройки маскировочного поля и случайно себя не выдать. Вполне правильная тактика, если не знать, что ты уже обнаружен, а на неизвестных кораблях об этом, похоже, даже пока не подозревали. Соломин и сам поступил бы на их месте точно так же — подошел бы незамеченным на дистанцию уверенного поражения средним калибром, а может быть, и вообще на пистолетный выстрел, а потом — здоровеньки булы, братцы, цэ ж я, песец...

Десантники с грохотом промчались по трапу. Боевые роботы расположились по сторонам, прикрывая посадку от всевозможных неожиданностей, и сейчас настороженно и бдительно поводили стволами тяжелых станковых бластеров. Мало ли, вдруг у кого-то появится мысль задержать русских? Зачем вводить людей в соблазн? Даже пленные, очевидно, сообразив, что лучше не дергаться, почти не замедляли движения группы, хотя кое-кто из них, особенно те, что постарше, дышали тяжело, с хрипами. Ну и пес с ними, на борту оклемаются.

Роботы поднялись на борт последними — разбрасываться техникой Соломин не собирался и предпочел задержаться, считая минутную заминку некритичной. Боевые машины еще вставали в специально для них выделенные ниши, а аппарель уже поднималась, люки с лязгом захлопывались. Вот здесь произошла еще одна заминка.

— Командир, — пилот, вцепившийся в штурвал побелевшими от напряжения пальцами, обернулся в кресле. — Внешние шлюзы не открываются.

Действительно, никто не озаботился открыть шлюз, отделяющий внутренний причал от космоса. Все правильно — дон Мигель наверняка уже отдал приказ об эвакуации, а значит, сейчас на станции суета и неразбериха. До шлюзов никому нет дела. Черт! Вот и проявляй после этого человеколюбие, предупреждай кого попало об опасности.

— Выбивай их к чертовой матери!

— Как?

— Каком кверху! У тебя орудия для чего?

Не задавая больше глупых вопросов, пилот нажал гашетку. Полыхнуло — воздух, оказавшийся на пути заряда, мгновенно сгорел, а следом за ним вышибло и шлюзы. Ударная волна ощутимо тряхнула бот, но броня тяжелой боевой машины была рассчитана и не на такое. Заработал на малом ходу двигатель, и бот не торопясь выполз на свободу через зияющий пролом.

Наверное, со стороны это выглядело эффектно — борт станции вспучивается, раскрывается, как лепестки цветка, потом изнутри вырывается фонтан огня и осколков, все это подсвечивается облаком светящегося ионизированного газа, а следом за ними сквозь всю эту красоту неторопливо, даже как-то величественно выползает тупоносая черная туша бота. Еще через пару секунд, оказавшись на свободе, бот запускает двигатели на полную мощность и броском, как выпущенный из пращи камень, преодолевает отделяющее его от внушительно-огромной махины "Эскалибура" пространство и, лихо затормозив, с разворотом входит в свой шлюз. Сложнейший маневр, обычно на его исполнение требуется минут пять, но и пилоты на пиратском суперкрейсере собрались отменные. На все про все потребовалось секунд тридцать, не более, и вот уже бот аккуратно опускается на бронированную палубу "дикой кошки", тяжелый броневой люк, отделяющий его законный ангар от забортного вакуума, стремительно и беззвучно (только палуба чуть заметно вздрогнула) захлопывается, и в ангар стремительными потоками, напоминающими клубы пара, врывается воздух.

Не дожидаясь окончания шлюзования, как только давление за бортом стало безопасным (всего-то минута), Соломин покинул бот и бегом промчался к уже ожидающему его кару. Еще через две минуты капитан поднялся на мостик своего корабля и опустился в свое персональное, утыканное датчиками кресло. Ну вот, теперь можно было и повоевать. Вопрос в том, нужно ли.

Как это не покажется, может быть, странным, но русские, будучи сильнейшей в военном отношении человеческой (а насколько известно, и не только человеческой, во всяком случае, сильнее им никто пока не встречался) цивилизацией, воевать не любили. Нет, они были храбрыми солдатами, и у них были талантливые командиры, что не раз доказывали делом и, если не видели более рационального выхода, за оружие брались не раздумывая, но когда была возможность безболезненно для себя разойтись миром, они предпочитали все же мир.

Возможно, так сложилось потому, что русские, в отличие от большинства других народов, выросли, наконец, из детских штанишек. Им не надо было ничего доказывать самим себе — они и так знали, что и самые сильные, и самые умные, и вообще... Это ощущение самодостаточности они аккуратно отливали в презрение, а потом, при случае, красиво упаковывали и дарили оппонентам на память А вот если кто-то из одаренных таким явно более чем сомнительным сувениром не соглашался молчать в тряпочку и обтекать, да настолько, что был готов бряцать оружием, то ему совершенно спокойно демонстрировали пару линейных эскадр, состоящих из самых больших и самых мощных боевых кораблей в исследованной части космоса, и этого, как правило, хватало. Война была для русских самым крайним случаем, но если уж до нее доходило, то они не останавливались ни перед чем, и остальные государства могли сколь угодно долго называть орбитальные бомбардировки геноцидом — мнение слабых всегда мало интересовало сильных и, соответственно, русским на эти вопли было наплевать с высокой орбиты.

Именно поэтому русские офицеры, решая, стоит ли вступать в бой или лучше отступить, могли сухо и четко оценивать ситуацию, а не лезть очертя голову в драку только из боязни прослыть трусами. А что? Свои — поймут, ну а чужие могут думать, что хотят. Если что — в лоб получат, да и только. Очень во многих отношениях удобная и выигрышная позиция. Хорошо быть выше условностей, когда ты большой и сильный.

— Доложите обстановку, — совершенно спокойным (перед подчиненными надо выглядеть абсолютно уверенным в себе) голосом приказал Соломин, аккуратно и неторопливо подключаясь к информационной системе корабля.

— Капитан! За время вашего отсутствия на борту происшествий не отмечено! — браво отрапортовал старпом.

— Замечательно. А за бортом?

— Проведена предварительная идентификация обнаруженных кораблей. По семи результатов нет, один идентифицирован с вероятностью девяносто пять и восемь десятых процента.

— Отлично, Сергей Юрьевич, отлично. И чем вы меня обрадуете?

— Идентифицированный корабль — линейный корабль "Буве", флот Французской деспотии.

— "Буве"? Это интересно. Вы уверены в этом?

— Да, его опознали по маскировочному полю. Только этот корабль имеет поле такой мощности.

Да уж, действительно интересно. Ясно хоть, что заказчик и впрямь не имеет к этим кораблям никакого отношения — легче представить, что десантники в баре дружно воздержатся от пива, чем что французы и британцы будут действовать в одной упряжке. Только за последние два десятилетия они, с переменным успехом, воевали восемь раз, и конца-края этому затянувшемуся конфликту, похоже, не разглядеть было даже в восьмикратный бинокль. Если и явились сюда французы из-за Смита, то не с ним, а за ним. Елки-палки, во что же это им "посчастливилось" вляпаться?

— Связь с кораблем заказчиков, — коротко распорядился Соломин. Секунду спустя на трехмерном экране перед ним (русские инженеры-кораблестроители не любили виртуальных экранов, клавиатур и прочих извращений, считая их ненадежными) появилось изображение рубки английского крейсера. Связь ему дали почти мгновенно, без малейших формальностей, а значит, вызов ждали. — Смит на борту?

Находившийся в рубке английского корабля начинающий седеть высокий, сухощавый джентльмен неопределенного возраста в рабочем комбинезоне без знаков различия (секретность, чтоб ее, перла в этом деле буквально изо всего, привлекая к делу внимания больше, чем большая надпись белыми буквами "мы летим с секретной миссией" на борту крейсера) коротко и резко кивнул и безо всяких дополнительных указаний, чуть заметно шевельнув пальцами, переключил канал. Теперь перед Соломиным было лицо Смита, напряженное и чуть испуганное.

— Ну что, мистер "Просто Смит", похоже, вы влипли по самую... развилку, и я вместе с вами. На нас идет французская эскадра. Как, сумеете от нее уйти на своем картонном крейсере?

Крейсер был, кстати, действительно слабоват. Очевидно, из соображений все той же секретности Смиту выделили устаревший корабль японской постройки. Их, за дешевизну и простоту в обслуживании, очень любили третьесортные страны, не имеющие ни серьезных кораблестроительных мощностей, ни нормальных специалистов по ремонту. В результате по космосу этих крейсеров моталось столько, что четко идентифицировать национальную принадлежность конкретного борта было, мягко говоря, затруднительно. Идеально для спецоперации — хрен что докажешь потом, всегда найдется, на кого свалить. Обратной стороной медали были весьма скромные возможности такого корабля. Возможно, его перевооружили, возможно, усилили защиту и даже поставили новые двигатели, но до уровня полноценного английского или немецкого, не говоря уж о русском, крейсеров эту лоханку довести было просто невозможно — резервы для модернизации, заложенные конструкторами, были весьма скромны. Да и ходовыми качествами такие корабли не блистали. В общем, шансы британцев уйти от французской эскадры были невелики.

А вот французы, очень похоже, решили подстраховаться. "Буве", насколько помнил Соломин (а память у него была профессиональная), был новейшим линкором, только-только сошедшим со стапелей Французской деспотии. Корабль был настолько новым, что еще не успел пройти весь цикл испытаний и не пошел пока что в серию. Соответственно, и данные, полученные русской разведкой, были неполными, а возможно, просто тот, кто поставлял Соломину информацию, не все знал и не ко всем базам данных имел доступ. Однако, как бы то ни было, среди французских кораблей "Буве" стал, безусловно, самым защищенным. Учитывая же невероятную любовь французов именно к сверхзащищенной военной технике, будь то танки или корабли, неважно, можно было с уверенностью сказать — равные этому кораблю среди его одноклассников просто нет. То есть у англичан, немцев или там скандинавов корабли защищены хуже, а у русских, разумеется, лучше.

"Эскалибур", несмотря на доводку и модернизацию, был все же кораблем далеко не новым и технически превосходил "Буве" максимум на поколение. Соответственно, этот французский линкор был почти равен "Эскалибуру" по своим характеристикам и, хотя между "равен" и "почти равен" пропасть, но даже схватка один на один могла быть для русского корабля весьма опасной. А здесь такой схваткой и не пахло — у "Буве" на подхвате целая эскадра, и что это за корабли можно было пока только гадать.

Однако все эти расклады были важны только в том случае, если бы русские решили драться. Вот только зачем? "Эскалибур", как и любой уважающий себя рейдер, проектировался и строился исходя из простого принципа — он должен был иметь возможность догнать слабейшего и уйти от сильнейшего. Собственно, он и драться-то всерьез был не должен, бой линейного крейсера, ведущего одиночный рейд, с крупными кораблями противника был, скорее, исключением из правил. А это исключение в свою очередь, могло быть следствием военной необходимости, или, что более вероятно, ошибки, пресловутого человеческого фактора.

Первый вариант, кстати, маловероятен, линейные крейсера — корабли дорогие, их берегут, к тому же, они предназначены для решения весьма узкого круга специфических задач. Зато ошибка разведки, командования или, в конце концов, капитана случались не раз, и потому линейные крейсера гибли куда чаще, чем хотелось бы. Вот только Соломин губить свой корабль не собирался, а значит, просто обязан был отступить.

Между тем Смит, прокашлявшись и перекинувшись парой фраз со стоящими в рубке людьми, неожиданно спокойно ответил:

— Я переключаю вас на командира корабля. Мистер Мэллоун, прошу вас.

На экране вновь появился давешний джентльмен. Глянул на русского холодно и бесстрастно, Соломин ответил ему тем же, но на том взаимное недовольство двух представителей традиционно не любящих друг друга народов и ограничилось. Англичанин медленно кивнул и спросил:

— Какие корабли вы смогли идентифицировать?

— Для начала представились бы.

— Коммандер Мэллоун.

— Капитан первого ранга в отставке Соломин. Пока мы смогли идентифицировать один корабль, линкор "Бюве". Это...

— Благодарю вас, я знаю, что это за корабль. Наш крейсер не сможет уйти от атаки французов. Если у них есть хоть один современный крейсер, а, судя по тому, что они придали эскадре новейший линкор, остальные корабли должны быть не хуже, нас догонят и уничтожат.

— Да уж, притащили вы нам на хвосте проблем.

— Скорее уж вы.

— Хрен вам. Если бы шли за мной — прислали бы что-нибудь посерьезнее. Этот броненосный гроб меня просто не догонит.

— Значит, была утечка. Проследить за нами они не могли, шли мы осторожно, а радары у нас первоклассные.

Соломин с трудом сдержал презрительную усмешку — называть первоклассными английские радары было довольно таки наивно, и сказать так мог или большой оптимист, или не менее большой патриот. И ведь прекрасно понимает, что на "Эскалибуре" радары мощнее в разы, и не удивляется даже, что мы видим противника, а он — нет, но все равно выпендривается. Хотя, конечно, это с высоты его, Соломина, положения так виделось — привык он к русской технике, и потому автоматически сравнивал все подряд именно с ней, а на уровне прочих государств английские радары вполне котировались.

— Возможно, утечка откуда-то сверху, — вмешался в разговор невидимый сейчас Смит.

— Неважно. Сейчас надо думать о том, как выбираться, — прервал его Мэллоун.

— Мне кажется, очень просто — дергать в противоположную от французов сторону.

— Это вам хорошо — вы рванете когда захотите и куда захотите, вас не догонят.

— А догонят — им же хуже, — согласно кивнул Соломин. — Коммандер, давайте честно. Мне на вас плевать, но вы — заказчики, несущие в клюве звонкую монетку, потому я вам помогу. Вы стартуете немедленно, я держусь в кильватере. Их крейсерам, чтобы добраться до вас, придется огибать мой корабль, а я разнесу галлов в клочья. Так что, думаю, прорвемся. Единственно, Смит, я эту стрельбу тоже включу в счет.

Вряд ли британцы были в восторге от последней фразы русского капитана, но возмущаться не стали — жизнь дороже. Оставалось согласиться с доводами и еще раз записать на память, что все русские — сволочи. Соломин не возражал.

— И еще, — добавил Соломин после секундной паузы. — Все мои приказы выполнять в точности.

— Это еще почему? — Смит, судя по интонации, буквально взвился. Все правильно, великодержавный гонор у мальчика играет.

— Да потому, — усмехнулся Соломин, — что французы — тоже не идиоты и наверняка понимают, что кораблей здесь может быть куча и перехватить их все у них сразу может и не получиться. Маскировочные поля частично и их собственную аппаратуру глушат, они сейчас ни идентифицировать нас не могут, ни даже пересчитать точно. Стыдно таких вещей не знать, молодой человек. Коммандера, что ли, попросите — пускай просветит, когда все уляжется... А раз они ограничены в средствах обнаружения — значит, должны подстраховаться, и наверняка по вероятным векторам отступления есть засада. Висят кораблики под тем же полем и ждут, когда вы на них выскочите. А мои радары их увидят. Вам все понятно? Ну, тогда поехали.

— Так точно. Прошу указать курс. Стартуем по вашей команде, — коротко ответил Мэллоун, задумавшись не более чем на секунду. Все-таки молодец, настоящий профессионал! Моментально просчитал ситуацию и без лишних слов принял пусть вынужденное, но главенство русского, задвинув на задний план все остальные доводы, включая великоанглийскую спесь. Такого следует уважать — как минимум, он может оказаться опасным противником. Уж во всяком случае, куда более опасным, чем мальчишка вроде Смита.

Соломин бросил взгляд на пульт. Холодно-красные цифры в углу экрана говорили: времени мало, но пока есть, а раз так, стоило сделать финт ушами. Пока штурман, повинуясь жесту капитана, выводил для неожиданного попутчика данные, Соломин затребовал общую связь. Спустя еще полминуты пришло подтверждение от последнего из пиратских кораблей, стоящих на рейде — они в последние дни жили, как на вулкане, и были в постоянной готовности к чему угодно. Соломин подозревал, что их капитаны даже на время сна не уходят из рубок — так, на всякий случай. Слишком уж непонятным и опасным стало вдруг для них соседство с русским крейсером.

— Эй вы, умники, вы меня слышите, надеюсь? Надеюсь потому, что повторять не буду. На нас сейчас прет французская эскадра. Не знаю, кто из вас притащил на хвосте этих уродов, но это и неважно, равно как и то, что вы их не видите. Их вижу я, у меня радары мощнее, и их восемь. Как, готовы порвать им задницы на британский флаг?

Многоголосый и многоязычный мат был ему ответом. Слова были самые разные, но смысл был един. Да и не могло быть иначе — самый мощный из пиратских кораблей не превосходил по боевым качествам эсминец, лезть в драку для этой разношерстной толпы было извращенной формой самоубийства.

— Молчать, сявки! — голос Соломина легко перекрыл нестройный гомон, царящий в эфире. Все моментально заткнулись, спорить с человеком, стоящим на мостике линейного крейсера, было бы не самым умным поступком. — Я так и знал, что героев среди вас нет. Значит так, слушайте сюда: уйти, если кинемся убегать поодиночке, у вас шансов нет. Я-то отобьюсь, а ваши калоши догонят и расстреляют. А вот если рванем все вместе, есть шанс, что кому повезет — тот оторвется, ну а кому нет... Ну, значит, такова его карма. Так что стартуем по команде. Всем все ясно?

— А тебе что за дело до нас? Ты ведь, говоришь, и так отобьешься.

— Сиплый, твоя недоверчивость — это что, результат застоя в твоих невеликих мозгах? Я лишний раз на ремонт вставать не хочу, потому как деньги не печатаю. Еще вопросы?

Меркантильный аргумент был прост и понятен, во всяком случае, вопросов больше не было. Шкурные интересы есть шкурные интересы, они есть у каждого, это ведь не Родина, долг или честь. Спустя две минуты векторы, по которым будет драпать каждый, были обговорены (точнее, Соломин просто сказал каждому, куда тот должен двигаться, и основным аргументом было "пристрелю, сволочь"), после чего пиратские корабли стали в спешном порядке запускать двигатели, прогревая их перед форсажем.

— Готовы, коммандер?

— Готов, — просто ответил Мэллоун.

— Ну, тогда...

В этот момент его прервали — по резервному каналу раздался знакомый голос, ухитряющийся быть одновременно мрачным и жизнерадостным:

— Сеньор капитан, а в вашей компании прогуляться можно?

— В каком смысле, дон Мигель? — спросил Соломин, стараясь быть вежливым. Время поджимало, политесы разводить не хотелось, но дон Мигель, как-никак, старый знакомый. И не самый плохой знакомый, если уж на то пошло. К тому же никогда неизвестно, как повернется жизнь, и терять подобные связи для пирата — роскошь непозволительная.

— В прямом. У меня здесь яхта, им мне хотелось бы присоединиться к вашей теплой компании. Жить уж больно хочется, а рядом с вами шансов побольше будет.

Как бы подтверждая его слова, на техническом борту станции раздвинулись широченные ворота шлюза, и из них на свет божий выползла яхта. Солидная такая яхта, с легкий крейсер размером. Соломин даже не предполагал, что там может скрываться что-то подобное. Впрочем, толща камня и металла — хороший экран, да и прозондировать станцию насквозь, не вступая в конфликт с ее хозяином довольно сложно. В конфликт же, если за тобой не стоит мощь государства, влезать лишний раз чревато, поэтому Соломин и не пытался просветить базу. А зря, похоже — неизвестно, какие еще сюрпризы она могла хранить.

Тем не менее, внешне капитан остался бесстрастен. Чуть улыбнувшись уголками губ, он спросил:

— Что она может?

— Скорость — чуть выше, чем у ваших... друзей. И пара десятков орудий посовременнее, да и помощнее, чем у них. Заправлена под завязку, запас хода тоже сравним с крейсером.

Соломину оставалось только еще раз улыбнуться. Два десятка тяжелых орудий и приличный ход — все это и впрямь соответствовало, скорее, крейсеру, чем прогулочной посудине. Если еще и защита на уровне... Непрост оказался мелкотравчатый мафиози, ох непрост. Однако думать об этом стоило начинать потом, сейчас же эти орудия вполне могли пригодиться.

— Хорошо, дон Мигель. Встанете к ним в кильватер, дистанция пятьдесят единиц. Меня слушать, как родную маму. Если начнете отставать, ждать никто не будет. Все, закончены разговоры. Всем кораблям — старт!

Это очень красивое зрелище — одновременный старт одиннадцати кораблей. И пусть одни рванулись на миллисекунду раньше, другие — на миллисекунду позже, человеческий глаз все равно не способен заметить разницу. А еще секунд через пять пространство ожило.

Французы, с похвальной оперативностью сообразив, что их замысел раскрыт, спешно врубали двигатели на полную мощность, стремясь как можно быстрее выйти на дистанцию, с которой артиллерия боевых кораблей могла бы дотянуться до пиратских посудин. Естественно, что синхронизация маскировочного поля тут же нарушилась, и атакующие корабли начали появляться на радарах, размытые и напоминающие призраки. Однако момент был упущен — пиратские корабли рванули во все стороны и, пытаясь преследовать всех и сразу, французы разорвали строй. Правда, как разорвали — так и восстановили, но это — время, а значит, лишняя фора пиратам, которые и так имели неплохой задел.

По чести говоря, судьба пиратов Соломина не интересовала совершенно. Ну, посшибают их всех — туда им и дорога, воздух чище будет. Главным для него было то, что перед и так полуслепыми от своих же маскировочных полей французами оказалась куча целей, причем каждая из них идет своим курсом. А учитывая то, что давно не ремонтировавшиеся двигатели многих пиратов давали засветку совершенно немыслимой конфигурации, и при том что для французов, похоже, наличие здесь тяжелого боевого корабля русского производства (если они еще сумеют идентифицировать необычный даже для русского флота крейсер, что представлялось весьма сомнительным) было полной неожиданностью и пренеприятным сюрпризом, проблем у них оказывалось еще больше. Теперь они не только не знали, кого должны атаковать, но и должны были постараться уничтожить всех, иначе рисковали упустить свою главную цель. Последнее, что называется, не могло не радовать — старая русская поговорка про двух зайцев не теряла актуальности никогда.

Три корабля, русский "Эскалибур", английский "Черный принц" и "Колумб" дона Мигеля, подобно крысам из сломанной крысоловки устремившиеся по наиболее безопасному курсу, выгодно отличались от остальных пиратских кораблей не только тем, что несли отменное вооружение, но и тем, что их техническое состояние колебалось от хорошего (для "Эскалибура") до великолепного (для англичанина). А это, в свою очередь, означало не только возможность не бояться, что от корабля что-нибудь отвалится в самый неподходящий момент, но и неплохой резерв мощности, который у них оставался. Этот резерв они сейчас задействовали на поддержку все того же маскировочного поля, которое совсем недавно подвело французов. Разница была лишь в том, что французы прятались, а для беглецов маскировочное поле служило лишь средством затруднения идентификации и мешало противнику прицеливаться. Пока до прицеливания дело еще не дошло, но Соломин не сомневался, что это — лишь вопрос времени. Сам он давно бы ускользнул, но два других корабля связывали его по рукам и ногам. Впрочем, если очень уж прижмет, он готов был дать форсаж и уйти, своя шкура дороже, и никакие деньги не оправдают гибель корабля и людей, но пока что стоило побороться — и он боролся.

А пока что его радары ощупывали пространство вокруг маленькой эскадры, стремясь обнаружить затаившегося врага. В том, что укрытые маскировочными полями французские корабли по дороге попадутся, Соломин не сомневался ни на миг — изначально было слишком очевидно, что кто-нибудь попытается уйти и, скорее всего, сможет это сделать. Если его не перехватить, конечно. Французы — неважные вояки, пассионариев, сиречь забияк, у них выбили давным-давно, однако знатоки тактики у них имеются, воюют они грамотно именно потому, что не любят и боятся рисковать, а защита и вооружение на их кораблях всегда неплохие. Вот так минусы и рождают плюсы... Оставалось только обнаружить стоящие в засаде корабли раньше, чем они сами атакуют, и это было непростой задачей — прикрытый маскировочным полем корабль похож на древнюю подводную лодку, затаившуюся в толще воды и ожидающую жертву. Когда корабль маневрирует, его еще можно обнаружить, хотя и с трудом, но когда он стоит на месте, то даже русские радары не всегда способны на такой подвиг. Вполне может оказаться и так, что очередного француза они засекут только после того, как он в упор отсалютует по кому-нибудь из беглецов из всего бортового вооружения. А что — если изначально пройдут слишком близко, то так оно и будет. И самое противное, что ничего с этим нельзя поделать, остается только надеяться на мастерство разведчиков, в ведении которых находятся средства обнаружения, да на удачу. Без нее никак, и лучшие планы могут превратиться в кипу испорченной бумаги, если тебе банально не везет.

Однако если противника удастся обнаружить, то его можно сразу же списывать со счетов. Хотя "Эскалибур" и не новый крейсер, но в ходе последней модернизации вооружение на нем было установлено самое современное. Его главный калибр, шестнадцатидюймовые гиперорудия, были способны доставать противника на дистанции, в полтора раза превышающей возможности лучших зарубежных образцов.

Самое интересное, что идея такого орудия лежала на поверхности, но реализовать ее оказалось крайне сложно технически. А ведь, казалось бы, намного более сложные системы, использующие тот же принцип, были созданы давным-давно, еще на заре космонавтики, и являлись неотъемлемой частью любого корабля. Больше того, без них межзвездные перелеты так и остались бы мечтой фантастов.

Ведь что, собственно, необходимо для межзвездных перелетов? Ничего особенного, всего-навсего возможность летать, обгоняя свет. И тут вдруг выяснилось, что световой барьер взять ну вот никак не получается, и все попытки разогнаться быстрее света просто оканчивались гибелью людей и кораблей. Сколько космонавтов угробилось — и не сосчитать. Это знали и американцы, и англичане, и немцы, и... Да проще, наверное, перечислить тех, кто не знал. Какие-нибудь австралийские аборигены или африканские мумбо-юмбы из самой глуши разве что. И оставалось всему человечеству с тоской смотреть на звезды да на русских, которые между этих звезд летали. Шустро так летали, не слишком обращая внимание на теорию относительности и грозя, если возникнет нужда, своим оппонентам с орбиты закованными в броню кулаками, а иногда даже пуская их в ход. Ну, впрочем, это уж как получится — почти всех русские быстро приучили к мысли, что не стоит дразнить, а тем более пытаться обидеть того, кто быстро летает и метко стреляет. Обидеть — не обидишь, а вот неприятностей точно наживешь, бомбанут тебя с орбиты, да и все. Или стрельнут, но это уж по желанию. Бывали прецеденты — и бомбили, и стреляли. До тех пор, пока не отучили тявкать, стреляли.

Секрет удалось раскрыть почти столетие спустя, и удивляться потом, как все оказалось просто. Русские не ломились сквозь световой барьер — они его аккуратно обошли. Их главным козырем был гипердвигатель, и русские корабли обгоняли свет... не обгоняя его.

Гипердвигатели, собственно, и двигателями-то не были, их задача была в другом. Они занимались локальной сверткой пространства прямо по курсу корабля, сокращая тем самым проходимый кораблем путь в миллионы раз. Дело тонкое, а главное, энергоемкое — теоретически свернуть пространство, превратив десятки световых лет в несколько километров, можно было хоть до соседней звезды, но и энергии, затраты которой увеличивались пропорционально квадрату расстояния, требовалось просто невообразимое количество, а в расчетах при этом мог бы расплавить мозги самый мощный из земных суперкомпьютеров. Другое дело направленная свертка длиной в несколько десятков километров, к тому же созданная коротким импульсом. Минимум энергозатрат, потому как недалеко и держится пространственный кокон секунды (а больше и не надо, корабль этот участок проскочит куда быстрее), и никаких расчетов. Корабли двигались как будто прыжками, которые никто даже не ощущал, настолько они были короткими.

Когда секрет гипердвигателя стал известен всем, то строить подобные корабли стали многие страны. Однако сотня лет форы остается сотней лет форы и, как ни крути, догнать русских и даже приблизиться к ним никто так и не смог. А не так давно русские реализовали на базе той же идеи о свертывании пространства концепцию гиперорудий, и остальные, пыхтя то ли от напряжения, то ли от восторга, пытались их догнать, причем все так же безуспешно.

Локальная свертка пространства — штука страшная. Удар пространственного кокона в клочья рвет любую защиту, а броня корабля для него и вовсе не преграда. Минус — огромный расход энергии, превращающий гиперорудия в оружие ближнего боя. Выход был достаточно прост — диаметр кокона снизили, тем самым уменьшив энергопотребление и, соответственно, увеличив дальность действия орудий. С тех пор их все более и более совершенствовали, хотя, конечно, и более традиционному вооружению вроде ракет или лазеров место находилось, особенно как штурмовому оружию — ломать, скажем, планетарную оборону с помощью гиперорудий... Ну, если хочешь уничтожить и саму планету, то пожалуйста, а если желаешь ее все же захватить, то не стоит — слишком легко проткнуть ее насквозь со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нет, когда давили каких-нибудь ксеносов планеты, бывало, разносили в клочья, и гиперорудия показали себя в этом деле с наилучшей стороны, особенно последние модели — в них русскими был реализован симбиоз боевых технологий. В коконе свернутого пространства покоился еще и снаряд — взрыв кокона изнутри в разы повышал его разрушающее действие. Но против человеческих планет этот тип оружия применять было не то чтобы запрещено, а как-то не принято — все-таки пригодные для жизни планеты слишком большая ценность, да и их жители — во всех отношениях ценный ресурс. Вот так исторически гиперорудия остались оружием космического боя. В результате такой эволюции боевые корабли напоминали, скорее, летающие арсеналы, напичканные воооружением разных систем и с разнообразнейшими характеристиками. Конкретно здесь и сейчас Соломину оставалось только радоваться таким раскладам — его корабль, будучи изначально рейдером и не предназначенный для штурмовых операций, нес минимум вспомогательного вооружения, а за счет этого было увеличено количество орудий главного калибра. Сейчас "Эскалибур" вполне мог схватиться даже со всей французской эскадрой, но все же рисковать не стоило. Смысла в этом капитан упорно не видел — одно дело сражаться, когда Родина приказала, и совсем другое — вот как сейчас, непонятно за что. Ну а деньги... Так ведь, прикрывая бегство англичанина он их, в принципе, и зарабатывал. Косвенно, конечно, однако Соломин не шутил, говоря, что каждый выстрел будет включен в счет.

Первый французский корабль обнаружился почти сразу. И впрямь ждал в засаде, хотя Соломин и не понял, что это за корабль. По мощности защиты корабль больше всего напоминал крейсер, однако это — данные косвенные. Хотя, с другой стороны, не все ли равно? Его засекли, как только он начал маневрировать, выходя на позицию для атаки — очень аккуратно начал, кстати, и в схватке с обычными пиратами шансы у него были неплохие. Внезапным ударом он накрывал два корабля из трех, если был легким крейсером, и все три — если тяжелым, но... Двигатели заработали, маскировка хоть чуть-чуть, но нарушилась, и почти сразу на радарах линейного крейсера появилась четкая отметка цели, а уже секунду спустя "Эскалибур" вздрогнул от залпа собственных орудий. На том месте, где только что был француз, на мгновение вспыхнуло маленькое солнце — и всё, был корабль, и нет корабля. Технически, если это все же был крейсер, для полной потери боеспособности ему должно было хватить пары попаданий главным калибром, но Соломин решил не мелочиться, и в результате французский корабль, а вместе с ним и несколько десятков человек экипажа перестали быть. Вероятнее всего, они даже ничего не почувствовали, настолько быстро совершилась эта обычная, в общем-то, для космоса трагедия.

Однако своей гибелью захотевший остаться неизвестным французский корабль решил все же одну из поставленных перед ним задач, выполнил, что называется, программу-минимум. Мощный взрыв привлек внимание французской эскадры, и два крейсера бросились вдогонку за группой кораблей, которые решили почему-то уплетывать не сами по себе, а организованно.

Очевидно, французы не сообразили, что только что уничтожило их стоящих в засаде товарищей, иначе трижды подумали бы, стоит ли гнаться за этими кораблями и вообще, не слишком ли быстро они летят. Увы, как известно, умная мысля приходит опосля, и свою ошибку они сообразили, когда подошли уже довольно близко. Огромный корабль, который наконец-то был ими опознан как боевое судно линейного или первого класса, а не вооруженный грузовик, как, судя по поведению преследователей, они предполагали изначально, принял чуть влево, намереваясь ввести в действие бортовые орудия. Французы моментально распознали простой, в общем-то, маневр и с похвальной быстротой сменили курс, пытаясь выйти из-под удара. Частично им это даже удалось — они удержались за кормой "Эскалибура", где плотность огня была минимальной. Слишком много места занимали двигатели, и орудий там было меньше, к тому же мощный выхлоп сбивал прицел и русским артиллеристам. Тем не менее обойтись совсем без потерь французам не удалось — одному кораблю попаданием из крупнокалиберного орудия пробило борт и разворотило жилые отсеки, второму скользящим ударом начисто смахнуло носовые антенны. Тем не менее, французы могли считать, что легко отделались — полновесный бортовой залп "Эскалибура" гарантировано разбирал оба крейсера на гайки, причем куда быстрее, чем это сделали бы профессионалы-кораблестроители на любой, самой лучшей верфи.

Оставив обоих противников бороться с масштабными, но, в общем-то, не угрожающими жизнеспособности кораблей повреждениями, Соломин рывком вернул "Эскалибур" на прежний курс. Сколь бы коротким не было время маневрирования и вынужденного отставания от эскортируемых кораблей, за это время могло случиться многое. Оно и случилось — такова была их карма, что "Принца" вынесло прямиком на французский крейсер, стоящий в засаде.

В отличие от своего собрата, этот корабль не пытался красться — его капитан достаточно верно интерпретировал гибель предыдущего корабля. По-хорошему, ему бы стоило и дальше оставаться на месте и не дергаться в надежде, что его не заметят. Увы, то ли командир корабля решил поиграть в героя, то ли были какие-то другие причины, а может, это был крейсер иностранного легиона — там народ встречается на всю голову отмороженный и, как правило, очень профессиональный. Как бы то ни было, француз хладнокровно дождался, пока англичанин выйдет на оптимальную дистанцию, а потом атаковал, не заботясь уже о маскировке. Первым же залпом борт английского крейсера был пропорот в трех местах. К счастью, не были задеты ни двигатели, ни реакторы, но приятного все равно было мало. За первым залпом последовал второй и, если бы опытный коммандер Мэллоун не успел резко сменить курс, его кораблю точно пришел бы конец, а так они отделались еще одним попаданием, повредившим обшивку, но не доставшим до нежных потрохов крейсера.

Тем не менее, для англичанина это вполне могло обернуться смертным приговором — французский крейсер был больше, быстроходнее, лучше защищен и вооружен, и поврежденный корабль он, теоретически, должен был добить очень быстро. Однако тут в дело вмешалась случайность в лице дона Мигеля, который, вместо того чтобы форсировать двигатели, и драпать что было сил, открыл огонь, отвлекая внимание француза. Сам схлопотал два попадания, но несколько секунд английскому кораблю подарил, и тот успел изменить курс и, в свою очередь, вмешаться в артиллерийскую дуэль. Ну а затяжной бой был смертным приговором уже для француза — надвигающийся с неудержимостью стихии и грацией асфальтового катка "Эскалибур" обрушил на него град снарядов, мгновенно превратив только что красивый и могучий корабль в решето.

Больше их перехватить не пытались. Впереди, очевидно, никого не было, а сзади... Сзади не было ни героев, ни идиотов. Теоретически крейсера французской эскадры вполне могли догнать равняющуюся под самого медлительного "Принца" группу, но без поддержки линкора дотянуться до него шансов они не имели — орудия русского корабля выбивали французские крейсера еще на подходе. Оставалось признать, что ловушка не сработала, и заняться побочной задачей их миссии — зачисткой сектора от пиратов, что получалось куда успешнее. Взорванный Большой Хват поставил жирную точку под неудачной спецоперацией, после чего французские корабли отправились в обратный путь.

А в двух часах экономичного хода от них три корабля зависли в пространстве и активно пытались определить, каковы их повреждения и что делать дальше. По первому вопросу решилось все довольно быстро: из трех кораблей один не был поврежден совершенно — до "Эскалибура" просто никто не смог дотянуться. У "Колумба" были пробоины, но обе не представляли угрозы — ослабленные защитным полем удары смогли проломить броню, но на большее их уже не хватило. Сейчас на относительно небольшие пробоины уже накладывались заплатки, сверкала в пустоте сварка, и, такое впечатление, помолодевший и даже чуточку похудевший от переживаний дон Мигель бодро сообщал, что через три-четыре часа все будет в порядке. Кстати, старый пройдоха вывез с базы не только свой гарем, но и весь персонал, включая торговых служащих, которые арендовали у него помещения. Соломин подобного даже не ожидал и немного иными глазами посмотрел на мафиози, но сейчас это было не главным. Куда больше его заботило, в каком состоянии оказался третий корабль и сможет ли он продолжать путь самостоятельно. Снимать с английского крейсера команду и нянчиться потом с ними Соловьев решительно не хотел, а "Колумб" и без того был перегружен людьми, его системы жизнеобеспечения работали на пределе. Не будь яхта изначально построена так, чтобы обеспечить пассажирам максимум комфорта и безопасности, для чего все жизненно-важные узлы не только были спроектированы с изрядным запасом мощности, но и почти всегда дублировались, часть пассажиров пришлось бы снимать уже с нее.

Наконец, через час или чуть больше, с крейсера передали, что в буксировке или эвакуации экипажа не нуждаются и до своей базы доберутся самостоятельно. Единственно, просили оказать помощь в заделке пробоин и им, естественно, помогли. Не потому, что так уж любили англичан, а потому, что лучше пусть идут своим ходом, чем на себе их тащить.

Вблизи пробоины в корпусе "Черного принца" выглядели жутко. Коконы свернутого пространства разорвали толстую броню в клочья, смяв и скрутив титановые листы в сюрреалистически выглядящие декорации, как нельзя лучше подходящие для съемок очередного фильма про апокалипсис. Однако при тщательном рассмотрении все оказывалось не так страшно — набор корпуса поврежден не был, внутренние разрушения были невелики, и основные работы были даже не по сварке, а по вырезанию искалеченных участков обшивки, иначе не получалось наложить заплатки, чтобы восстановить герметичность корпуса. Работы эти затянулись часов на пять, после чего английский крейсер был готов к не слишком далекому переходу. Расставались почти по-дружески. В смысле, без взаимных обид и упреков. С доном Мигелем обменялись координатами и каналами связи — мало ли, пригодится, после чего "Колумб" неторопливо растворился в черноте космоса. На мафиози у Соломина были определенные планы, хотя, конечно, после гибели Большого Хвата его возможности весьма сократились. Впрочем, судя по спокойствию и даже оптимизму дона Мигеля, Большой Хват успел не только окупить себя, но и принести хозяину определенную прибыль, поэтому не стоило списывать толстяка со счетов.

Англичане провозились подольше — все-таки тестирование разрушенных и на скорую руку отремонтированных узлов занимало определенное время. Однако справились и они, после чего Смит вызвал Соломина на связь. Правда, ему пришлось подождать — капитан завтракал и ответил, перефразируя известную фразу одного из великих русских императоров прошлого: "когда я завтракаю, шестерки могут подождать".*

*"Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать". Александр III.

Смит наверняка обиделся, однако виду не подал — умению владеть собой разведчиков тоже учат, а уж учитывая воспитываемое многими поколениями британцев мнимое хладнокровие, ему не составляло особого труда сдержать свои эмоции. Как известно, английские джентльмены ради достижения своих целей готовы были разделить трапезу с людоедом или таскать на плечах чернозадого африканского президента,** поэтому терпеть самодурство русского пирата для них было и вовсе просто. Соломин же, отлично понимая реакцию англичан, лишь посмеивался про себя — ему и впрямь хотелось есть. Только что он провел бой, пускай не тяжелый, но выматывающий, а потом, когда они легли в дрейф, вспомнил старую специальность. Когда-то он начинал не пилотом, а артиллеристом, перепрофилировался чуть позже. Прошло много лет, но намертво вбитые садистами-инструкторами знания остались, а людей, разбирающихся в артиллерии не постольку-поскольку (конечно, каждый офицер должен был уметь заменить другого на любом посту корабля, но одно дело навести орудие, а другое — разбираться в его устройстве), а всерьез, на борту было немного. Да что там немного — профессионалов такого класса на корабле остро не хватало. Вот он и ползал наравне с другими артиллеристами, облачившись в легкий скафандр, по некстати забарахлившей орудийной башне, слушал недовольные матюги главарта и копошился, восстанавливая в памяти полузабытые навыки. Хотя, конечно, полузабытые — это он зря. Не в первый раз Соломину приходилось участвовать в подобных работах, так что волей-неволей он давно уже вспомнил все, что необходимо. Да и вообще, командир должен быть примером для подчиненных не только в бою, но и в тысяче незаметных на первый взгляд мелочей, в том числе и в знании материальной части.

**Реальный факт. Английские дипломаты носили на собственных плечах диктатора Уганды Иди Амина.

В общем, завтрак и в самом деле казался Соломину важнее разговоров, тем более что англичанам разговор был и в самом деле нужен, а "Эскалибур" никуда не торопился. Так что ждите, сэры-пэры, когда на вас соизволят обратить внимание, а это произойдет не раньше, чем он, капитан Соломин, насытится и выпьет свою чашку кофе. Причем не общепринятую маленькую чашечку, а огромную кружку крепчайшего ароматного напитка. Искусственных стимуляторов Соломин не любил, хотя у корабельного врача их было великое множество, и пользовался ими только в крайних случаях. Сейчас же случай был совсем даже не крайним, время пока терпело, и капитан мог себе позволить такую роскошь, как посидеть в кресле и немного понаслаждаться вкусом и ароматом. В конце концов, если тебе для разговора нужна свежая голова, это не значит, что не стоит получать удовольствие от процесса.

Наконец, допив кружку и, после некоторых раздумий, решив, что вторая ему сейчас не нужна, Соломин развалился в кресле и, скрестив руки на изрядно округлившемся после трапезы брюшке, вызвал на связь английский крейсер. Ответ пришел почти сразу и был ответ неумным — англичане просили подождать, пока закончат трапезу. Ну явный плагиат, мальчишество — иначе и не назовешь. Оставалось лишь мило улыбнуться радисту и попросить его передать начальству "до свидания", поскольку "Эскалибур" уходит. Не прошло и пятнадцати секунд, как на экране появились Смит и Мэллоун, причем, если коммандер выглядел подтянуто и свежо, то Смит, похоже, и впрямь завтракал — во всяком случае, на его подбородке было маленькое, видимо, незамеченное им пятнышко от яичного желтка, выглядящее более чем комично. Соломин благосклонно улыбнулся и спросил:

— Всмятку?

— Что? — не понял англичанин.

— Яйцо, говорю, всмятку? — терпеливо повторил Соломин и коснулся пальцем подбородка, показывая, где находится компрометирующий след.

Глядя на спешно вытирающего лицо салфеткой Смита, Соломин, тем не менее, больше внимания уделял Мэллоуну, и от него не укрылась чуть заметная усмешка на тонких губах старого космического волка. Было весьма и весьма похоже, что английские офицеры не слишком ладят между собой. Причины лежали на поверхности — Мэллоун был старше и по возрасту, и по званию, но миссия по переговорам с русским пиратом была возложена на Смита. А раз так, то он был главным, и коммандеру приходилось подчиняться. Дисциплина, конечно, остается дисциплиной, однако чисто по человечески посмеиваться над мелкими проколами своего временного начальства запретить ему никто не мог. Мелочь, конечно, но из мелких противоречий рождаются большие последствия, а значит, случись что, всегда можно попробовать сыграть на мелких противоречиях между британскими офицерами. Не факт, что получится, конечно, но иногда даже просто запоздавший из-за не слишком спешащего офицера связи приказ или отсутствие подсказки со стороны более старого и опытного товарища может привести к серьезным проблемам.

Между тем, начинающий шпион справился, наконец, с яйцом и вопросительно поднял взгляд на русского. Соломин поощрительно улыбнулся:

— Ну что вы так нервничаете, молодой человек? Пятно на лице — еще не пятно на репутации.

Судя по выражению лица англичанина (проломил, ох, проломил пират броню хваленой английской невозмутимости, причем на мелочи), он думал совершенно иначе и больше всего хотел сейчас пришибить наглого русского. Соломин, глядя на него, изобразил на своем лице самую лучшую улыбку профессионального мерзавца, то есть нагло оскалился: руки коротки, сопляк! Через десяток-другой лет, если доживешь и достигнешь больших чинов, может быть, ты и будешь представлять какою-нибудь угрозу, но пока что ты — мелкий исполнитель приказов, и почет с уважением получишь в точности согласно этому статусу, не больше и не меньше.

— Так что вы мне желали сообщить? Я освободился и готов вас выслушать. Только, если можно, быстрее — дела, знаете ли, не ждут.

— Какие, интересно, дела, — пробормотал как будто себе под нос, но так, чтобы его было слышно, Смит.

— Да самые обычные. Я хочу разграбить к чертовой матери весь этот сектор, потом вложить полученные деньги в банк и до конца жизни мотаться по курортам, проедая проценты с вкладов. Не верите? А жаль, жаль, такая легенда пропадает. Так что сказать-то хотели?

— Да ничего особенного, — вернул шайбу Смит. — Просто мы закончили ремонт и собираемся стартовать.

— Ну и флаг вам в руки. Могли бы передать эту информацию через дежурного офицера, а не разводить китайские политесы.

— Просто хотел еще раз обсудить с вами каналы связи.

— А зачем? Я оставил вам координаты точки доступа. Оставите сообщение в сети, а там уж и обсудим. И время, и место, и сумму, и все прочее. Зачем заранее что-то решать? Вдруг ваше начальство решит, что я слишком много прошу? В общем, я жду вас две недели, а потом распродаю пленных. Думаю, их семьи... Впрочем, мы с вами это уже обсуждали.

— Я думаю, мое руководство согласится.

— Вот когда согласится — тогда и поговорим.

— И все же, такие решения быстро не принимаются. Я бы просил вас подождать.

— Эх, мальчик, мальчик... Я никого не собираюсь ждать. В конце концов, вы сами виноваты в том, что утаили часть информации.

— Это...

— Как много лишних слов — как мало лишних денег! — перебил его Соломин. — Я не собираюсь ждать. Две недели. Остальное — ваши проблемы.

Когда английский корабль растаял в бесконечности космоса, Соломин устало потер щеки и пробормотал:

— Не нравится мне все это. Боже, как не нравится...

Британское содружество. База Новый Кипр. Два дня спустя.

— Сэр, я еле сдерживался. Вы не представляете, этот варвар вел себя, как... как..

— Как варвар?

— Да, иначе и не скажешь. Сэр, я много знаю о русских, я специально читал Пушкина, Достоевского... Я много читал. Я беседовал с учеными. Все утверждают, что русские сильны и великодушны, но наивны, погружены в себя, а этот варвар оказался хамом и мерзавцем. Раньше я считал русских, не всех, но некоторых, особенно аристократов, почти равными нам, а сейчас не знаю, что и думать.

— На Вашем месте я бы считал их равными, и безо всяких "почти". Мальчик мой, позвольте указать вам на одну ошибку, простительную для молодого человека, подобного вам - ведь вы только начинаете работу полевым агентом, и хорошее образование больше мешает вам, чем помогает. Поверьте, во многих смыслах работать с вами, людьми образованными, тем более аристократами по происхождению, намного сложнее, чем с какими-нибудь мальчишками из трущоб. Конечно, потенциал у вас выше, но, особенно вначале, как исполнители они почти всегда лучше. Почему? Да потому, что когда им даешь задание, они просто идут и выполняют его. А вам еще студентом вбили в голову, что знать надо как можно больше, и вот вы получили в результате проблему и культурный шок.

— Но сэр...

— Подождите, пожалуйста, давайте я вам кое-что объясню, а потом уже зададите вопросы... Если они у вас будут, конечно. Давайте по порядку. Вы получили задание, довольно простое, кстати, провести переговоры с пиратами, имеющими достаточно мощный и быстроходный корабль, позволяющий решить проблему без подключения кораблей регулярного флота. Заметьте, вам не требовалось искать подходящую кандидатуру — этого пирата уже давно вели наши оперативники, наблюдая за ним с безопасного расстояния. Пока все верно?

— Да, сэр.

— И вот тут вы допустили ошибку. Нет, не в том, что постарались узнать о вашем визави несколько больше, и не в том, что попытались понять психологию русских. Здесь вы сделали все абсолютно верно, врага надо знать. Ошибка в другом. Вы, молодой человек, стали читать книги... Какие успели прочитать. Вы стали беседовать с учеными-русистами. Но ваша ошибка была в том, что вы не обратились за помощью к старшему по званию, который подобрал бы вам соответствующую литературу из закрытых фондов и порекомендовал специалистов, которые грамотно вас проконсультировали бы, а предпочли воспользоваться сведениями, лежащими в открытом доступе.

В этом и заключалась ваша ошибка. Если бы вы были чуточку внимательнее, вы бы обратили внимание, что практически все книги о русских относятся к девятнадцатому, самое позднее к началу двадцатого века. Более поздней литературы убегающее мало, а начиная со второй половины двадцать первого века она в открытом доступе отсутствует совсем.

Далее, вы беседовали со все теми же русистами. Они порекомендовали вам ряд авторов... Все тех же периодов, если вы не заметили. Более того, вы даже не обратили внимание на то, что у этих русистов на полках стоят те же самые книги, по которым они пытались чему-то научить вас. Могу вас обрадовать — в современной России эти так называемые ученые не смыслят ничего. Все их знания, равно как и все эти книги, устарели на сотни лет.

— Но, сэр...

— Не перебивайте старших по званию, это невежливо и чревато для карьеры. Итак, вы, как говорят русские, лопухнулись и, в результате, составили неверное представление об их менталитете. А между тем их менталитет за эти века претерпел огромные изменения. Критические изменения, я бы сказал. При первой встрече вы их не почувствовали, поскольку были нужны русским, и их капитан вел себя корректно. Во второй раз они уже знали, что нужны вам намного сильнее, чем вы им, потому что деньги свои они могут получить и другим путем, и в результате о вас вытерли ноги. Я прав?

— Да, сэр... Вы не представляете себе, что я чувствовал! Я готов был броситься на него и, если бы не риск провалить задание...

— Ошибаетесь, отлично представляю. А удержала вас не только и не столько боязнь провала, а, скорее уж, понимание того, что этот русский скрутит вас одной рукой. Или просто пришибет на месте. Или пристрелит. И при этом последствия для него будут минимальные. У него при себе наверняка была хорошая охрана, а рядом висел его корабль, который мог расстрелять и наш крейсер, и станцию прежде, чем кто-либо дернется. Не надо оправдываться, ваша реакция и ваша осторожность — вполне нормальное явление. Если бы вы поддались своим эмоциям, то я первым сказал бы, что в секретной службе Ее Величества вам делать нечего. Вам ясно?

— Так точно, сэр. Разрешите вопрос, сэр?

— Разрешаю. Спрашивайте.

— Вы сказали, что последствия для него будут минимальные. Я знаю, конечно, что провалившихся разведчиков у нас вытаскивать не принято, но за гибель своего человека положено мстить. Неужели он не испугался бы нашего флота? Ведь как бы ни был хорош его корабль, его бы все равно уничтожили, хотя бы в назидание другим.

— Вы ошибаетесь. Никто бы не стал рисковать ради мести за вас целым флотом. Во-первых, его корабль и впрямь может накрошить немало наших кораблей. Он хоть и старый, но кораблей, равных ему, у нас все равно нет. Во-вторых, существует опасность, что русские станут мстить, им ведь все равно, кем эти люди были при жизни — главное, что они были гражданами Российской империи. А в-третьих, если он почувствует жареное, то просто уйдет в русский сектор и выцарапать его оттуда будет невозможно.

— Но разве сами русские не повесят его, как пирата? Я слышал, у них это строго.

— Слушать надо внимательнее. Если по их законам он ничего не совершил — значит, для них он невиновен, и любого, кто рискнет потребовать его выдачи, они далеко и невежливо пошлют. Русские очень болезненно относятся к жизни и свободе своих граждан, они считают, что над ними властно только правосудие их страны — и ничье более. Если же этот капитан не дурак, то на родине за ним грешков не водится, в русском секторе не пиратствовал и русские корабли не перехватывал. А все то, что он сотворил за пределами русского сектора, является проблемой тех, кто от него не успел сбежать, и только их.

— Но почему?

— Да потому, что русские сильнее и могут позволить себе плевать на всех остальных. Мы в свое время провели анализ сил, и получается, что даже если случится невероятное и все остальное человечество объединится, то русские все равно будут пусть ненамного, но сильнее.

— Но почему так получилось, сэр?

— Хотите все знать? Похвально. Ладно, слушайте. Когда-то, в самом начале своей карьеры, я работал в русском секторе, в посольстве на одной из их планет. Моя должность... Впрочем, как она называлась, сейчас неважно, главное, что основной моей обязанностью было собирать сведения о русских. Это было невероятно трудно, но я старался, а заодно пытался понять, что же случилось, почему не мы, а они стали сильнейшими. Ведь когда-то Великобритания была Империей, над которой никогда не заходит солнце, а сейчас она даже в число держав входит постольку поскольку. Не держава даже, а так, государство...

Так вот, я тогда понял одну вещь. Случайно понял, в общем-то, услышав старую песню. Но она, хоть и старая, популярна у них до сих пор, там есть такие слова: цена любой победы измеряется в гробах. И в этой строке весь секрет русских. Когда-то Британия не боялась платить эту цену, и фактически владела миром, но потом, со временем, наши правители забыли эту истину. А русские не забыли, они заплатили намного больше нас и кровью купили себе право быть первыми. Они и сейчас готовы платить и платят, сколько требуется.

— Сэр, но даже в последнем конфликте с США, который кончился вничью, русские потеряли впятеро меньше людей, чем американцы.

— Вничью, ха! Русские позволили американцам объявить, что это ничья, потому что американцы храбро сражались и заслужили некоторое уважение. На самом деле у американского флота был один-единственный успех, когда они прорвались к Борисоглебску Дальнему и захватили орбитальную крепость. После того, как их выбили, русские дотла спалили три их пограничные планеты. Впятеро! Три раза ха! В двадцать раз не хотите? Русские готовы платить своими гробами, но предпочитают платить чужими и это им удается. Вы заметили, что они почти не берут пленных? Не заметили? Ну, какие ваши годы... Они не сдаются в плен сами и не берут пленных. Они считают, и не без основания считают, что если человек готов защищать свой дом, свою семью, то он будет сражаться до конца и в плен попадет только раненым или оглушенным. В противном случае что он за человек? Поэтому поднимать перед ними руки бесполезно, хотя тяжелораненых не добивают никогда, больше того, оказывают помощь в лечении и отправке на родину. Они уважают смелых и сильных людей, готовых скорее умереть, но не сдаться.

— Попробуй, посопротивляйся таким. Они превосходят нас в техническом развитии на поколения и старательно втаптывают в грязь любого, кто пытается их догнать.

— А вы что хотели, молодой человек? Чтобы они по этому поводу комплексовали, как в старых книгах? Да не будут они комплексовать, ибо считают, что все были в равных условиях и, если кто-то не воспользовался своим стартовым капиталом и отстал, то это только его проблемы. Могли бы не разбрасываться на выплату пособий тем, кто работать не желает, а использовать деньги с умом, решая социальные вопросы не кормежкой принципиально неработающих, а другими путями. А сейчас... Ну, во-первых, они не дураки и намерены сохранить свое преимущество, а во-вторых, их злодеяния сильно преувеличены.

— Сэр, но то, что они совсем недавно сделали с Новым Тель-Авивом...

— Мальчик мой, не старайтесь казаться глупым — это вам не идет. Потом пороетесь в архивах, если вам интересно, а пока поверьте на слово — жители этой планеты виноваты сами. Если помните, там был очень развит банковский сектор и велась активная посредническая деятельность. Нюансов я не знаю, но факт в том, что тамошние банкиры "кинули" какую-то русскую корпорацию на деньги — у них обмануть представителей других народов считалось не то, чтобы предосудительным, а просто достойным делом. Русские потребовали компенсировать убытки и выдать обманщиков — их невежливо послали. То ли от большого ума, то ли в надежде, что соседи все как один встанут на их защиту и общественное мнение заставит русских отступить. Они ошиблись — никто за них воевать не стал, а их собственная армия продержалась всего сутки. Но от большого ума вместо того, чтобы пойти на попятную, они взяли заложников — где-то в том районе терпело бедствие грузовое судно русских, и корвет с Нового Тель-Авива захватил его экипаж. Они знали, что русские пойдут на все, чтобы вытащить своих, рассчитывали выторговать какие-то условия и ошиблись. Русские и своих вытащили, и их наказали. Не совсем соразмерно вине, но тут уж, проведя орбитальную бомбардировку, они были в своем праве. Их, кстати, в антисемитизме потом обвиняли долго и упорно, но это не так, русским, в общем-то, безразлично, кто в той ситуации был перед ними. Думаю, за попытку закрыться своими людьми точно так же они бомбили бы и наши планеты. Да и то, что среди капитанов бомбивших эту несчастную планету кораблей двое по происхождению были евреями, о чем-то говорит.

Но мы отвлеклись. Итак, русские заплатили свою цену за право называться сильнейшими и делать то, что хотят. С этим надо смириться, потому что альтернативы я не вижу. Теоретики наверху что-то пытаются изобрести, но я-то практик и вижу, что все это бесполезно.

— Но нас учили, что любое государство можно развалить изнутри.

— Можно, но не в этом случае. Русские через подобное когда-то проходили и не хотят повторять ошибки предков, поэтому создали мощные военную, полицейскую и социальную структуры для борьбы с этим. Ведь для того, чтобы разрушить государство изнутри, надо или сыграть на национализме отдельных народов, или на религиозных противоречиях, или на таких примитивных чувствах отдельных людей, в первую очередь чиновников, как жадность, тщеславие, на их глупости, в конце концов. Вы думаете, не пытались? Пытались, и не раз, но преимущества монархического строя используются русскими по полной программе, и бюрократия у них сведена к минимуму, а законы крайне жесткие и выполняются безотносительно положения виновного в обществе. Причем если за уголовное преступление положен срок, то за измену — виселица. У них очень интересная система получения показаний — сыворотка правды применяется и результат ее применения считается полным доказательством виновности или невиновности, вот только применяют ее не следственные органы. Человек, которому выносится приговор и который считает его несправедливым, может сам потребовать ее применения прямо в зале суда.

— И требуют?

— Разумеется. Очень эффективный метод. А главное, если человек потребовал его применения к себе, отказать ему никто не вправе.

— А как они борются с национализмом?

— Да, в общем-то, никак. У них нет такого понятия. Человек, решивший стать гражданином Российской империи, должен для этого стать русским, говорить по-русски, вести себя в обществе согласно русских норм. То есть на кухне хоть по-китайски говори, хоть на ушах летай, но если на улице ты скажешь, что не понимаешь по-русски, или будешь идти, разговаривая с собеседником на другом языке, если ты, скажем, не гид или переводчик при иностранце, это автоматически означает лишение гражданства. А лишившись гражданства, человек лишается всего, гастарбайтеров в России не жалуют. По сути, русские ассимилировали другие народы, привязав их к своему языку и своей культуре. Все преподавание, вся деловая переписка, все официальные бумаги — все только на русском языке. За любую пропаганду сепаратизма — смертная казнь. Очень эффективный метод, заимствованный у немцев. Вдобавок, русские прекрасно понимают, что основы мировосприятия закладываются и укрепляются в школах и прочих учебных заведениях. Сейчас у них учителя и преподаватели — одни из самых престижных и, соответственно, высокооплачиваемых профессий. Преподавание ведется на недостижимом для наших учебных заведений уровне, и учат, соответственно, так, чтобы воспитать патриотов. И население планет, попавших в состав Российской империи, тоже ассимилируется в течение максимум двух поколений. По сути, русским без разницы, какой ты национальности, но если ты думаешь, как русский — значит, ты и есть русский. Пожалуй, единственные, кого сложно встретить в Российской империи — это негры, но тут уж они виноваты сами. Они, как это ни прискорбно, в большинстве патологически ленивы, а русские не кормят тунеядцев. Так что негры ищут места посытнее, где можно лежать и ждать, пока банан сам в рот не упадет. Хотя, конечно, и исключения бывают.

— Полная ассимиляция завоеванных планет, подавление национального самосознания и культуры... Жестоко.

— Русские считают, что нет. Жители планет прекрасно знают, что их ждет. Русские считают, что если бы их это не устраивало, то они бы защищались до конца. Ну а раз сдались — значит, согласны. Да и то сказать, русские ни разу не нападали первыми, только отвечали ударом на удар. Ну, или на оскорбление.

— А религиозные противоречия?

— Религиозные противоречия могут быть при авторитетных религиях, а у русских таковых нет. Вернее, представители различных религий имеются, но они вынесены за скобки, а их возможности сведены к нулю.

— Но разве это возможно?

— Как оказалось, да, но для этого потребовалась программа, рассчитанная на десятки лет и на смену нескольких поколений. Причем никто и не понял, что русские нацелились на религию. Просто вначале у них шло снижение роли искусства в обществе. Точнее, не так — снижение роли деятелей искусства. Русские упорно вбивали в головы людей, что все эти деятели искусства, вне зависимости от их гениальности, всего лишь высокооплачиваемый обслуживающий персонал, как официанты или таксисты. Некоторые пытались протестовать — и быстро оказывались на улице в роли дворников, а их место занимали те, кто готов был работать так, как скажут те, кто платит. При этом в творчестве их, в общем-то, не ограничивали, просто сбили гонор и понизили планку общественного восприятия. Одновременно вели пропаганду религиозного искусства — священники всех концессий были рады, придурки... А потом их всех разом объявили работниками искусств — и все, влияние религии упало в ноль. За пастырями люди идут, но кто пойдет за клоунами?

— А новые религиозные течения?

— Запрещены. Помню, при мне был случай — объявился один, объявил себя новым воплощением Иисуса. Так его арестовали и судили, а судья вынес приговор — повесить. Мол, если Иисус настоящий — повешение ему не повредит, все равно воскреснет, а если нет — то он мошенник, а за мошенничество с использованием религиозной атрибутики положено вплоть до смертной казни. Видели бы вы, как он вопил и отрекался от своей божественной сущности.

— И что?

— Не воскрес.

— То есть Российская империя неуязвима?

— Неуязвимых не существует. Однако Россия — противник, с которым связываться очень опасно. Русских лучше не трогать — и они вас тоже не тронут. Увы, у нас не было другого выхода... Если честно, я предпочел бы работать с русским капитаном в открытую, но эта секретность... Придется играть с теми картами, которые есть.

— Зачем вы мне все это рассказали?

— А чтобы вы поняли, с кем вам придется иметь дело. И затем, чтобы вы не вздумали психовать — русские могут позволить себе смотреть на нас свысока...

Французская деспотия. Порт Орлеан-Альфа. Примерно это же время.

— Идиоты! Вы понимаете, что вы натворили? Вы обязаны были догнать этот корабль и захватить его любой ценой!

— Это было невозможно — их прикрывали русские.

— Какие, к дьяволу, русские, адмирал? Какие русские, я вас спрашиваю! Разведка точно установила — там были только пиратские корабли.

— Значит, это был русский пират.

— Русских пиратов не бывает, и вы знаете это не хуже меня.

— Расскажите это тем капитанам, чьи корабли были расстреляны с запредельной дистанции. Там был русский корабль, и корабль мощный. Думаю, классом не ниже тяжелого крейсера, точнее определить невозможно — его защита слишком мощная.

— Плевать! Вы должны были захватить английский крейсер даже ценой всей эскадры. Где мы его теперь будем искать?

— Не знаю...

— Вы никогда ничего не знаете! Ладно, озадачим разведку, возможно, она опять нам поможет. Вам на усиление передадим два линкора из резерва. Будьте в полной готовности к немедленному старту! И не дай вам бог опять облажаться — русские там или не русские, но если вы опять их упустите, то вылетите в отставку быстрее метеора.

Глава 3. Будни делового человека.

Ох, вы, деньги, деньги, деньги, рублики,

Франки, фунты-стерлинги да тугрики,

Ох, день— день— деньжата, деньги, денежки,

Слаще пряника, милее девушки.

Все ищут ответа, загадка жизни в чём,

А мне плевать на это, я знаю что почём.

(из х/ф "Сватовство гусара").

— ...вцелом, сообщать нам координаты, или не сообщать — дело ваше. Сообщите — замечательно, нет — мы и так их узнаем. Вот допьете свой кофе — и отведут вас к нашим спецам, проведут вам сканирование мозга и узнают все, что знаете вы. Тело ваше после этого мы выбросим в космос за ненадобностью, а сами двинемся к вашей... вернее, уже без пяти минут нашей базе. Времени это займет, конечно, больше, но время у нас есть, поверьте. Это у ваших товарищей на базе его нету — кораблей, как мы уже знаем, у них не осталось, припасов тоже немного, и довольно скоро у них начнется голод.

— А если я сообщу координаты, у них начнетесь вы.

— Как верно подмечено. Но, поверьте, мы не чудовища. Даю вам слово, что если мне не будет оказано сопротивления, то персонал базы, да и вы сами, если мы сейчас придем к общему знаменателю, будете высажены на ближайшем обитаемом мире. А словом я не разбрасываюсь.

Месье Рен, бывший младший штурман крейсера "Париж", имевшего не так давно неосторожность ввязаться в драку с "Эскалибуром", тяжело вздохнул и задумался. Что русские сдержат слово, он ни на миг не усомнился, равно как и в том, что мозги ему при необходимости выпотрошат абсолютно не задумываясь, без лишних эмоций. Они, русские эти, слово свое ценили, в отличие от англичан, и держали его всегда — это была такая же непреложная истина, как то, что солнце на Земле восходит на востоке или что вода мокрая. Точно так же истиной была и безжалостность русских к врагам, и сейчас молодому, ему не исполнилось и четверти века, штурману приходилось выбирать. Хотя что уж там, выбирать было особо и нечего. Даже торговаться не было смысла — русские не торгуются с пленными. Хотя это, наверное, интернациональное — победители предпочитают плясать на костях побежденных, а не вести с ними душещипательные беседы.

Выдержав короткую паузу более для того, чтобы сохранить лицо, чем из-за необходимости обдумать и взвесить еще что-то, Рен подтянул к себе лежащий на столе лист бумаги и аккуратным, как у большинства штурманов, почерком записал координаты базы. Подняв голову, он встретился взглядом со спокойными, чуть ироничными глазами русского капитана. Ну да, перед кем он пытался держать планку? Русский вдвое старше и в сто раз опытнее, для него все метания штурмана — не более чем последняя попытка сохранить достоинство перед лицом обстоятельств. Однако русский не сказал ни слова, за что Рен был ему благодарен.

Вообще же, как говорят русские, ему грешно было жаловаться. Когда их эскадра атаковала русский линейный крейсер, это было нельзя назвать иначе, чем помешательство. Хотя нет, можно еще идиотизмом — конечно, когда один пират грабит другого, то это дело житейское, но тогда-то сразу было ясно, что русский крейсер сильнее любого их корабля, даже флагмана, хотя никто и не мог предположить, что он окажется настолько сильнее. Однако Дюбуа, похоже, моча в голову ударила, когда он отдал приказ атаковать. К чести его людей, никто не попытался бросить своего капитана и бежать, спасая шкуру, но русским было все равно — они попросту расстреляли эскадру из своих чудовищных пушек как мишени, даже не входя в зону досягаемости оружия пиратских кораблей.

А потом русские, вместо того, чтобы бросить уцелевших медленно погибать в открытом космосе или, в качестве милосердия, просто сжечь их выхлопом корабельных двигателей, устроили настоящую спасательную операцию и подобрали всех, кого нашли. Как обмолвился один из конвоиров, потому, что авантюристы, забияки и храбрецы — генетическая элита человечества и грешно разбрасываться таким материалом, даже если это и неруси какие. Правда, двоих церрелов из числа тех, что Дюбуа зачем-то таскал с собой, и которым посчастливилось уцелеть, тут же вышвырнули в космос, но, честно говоря, Рен, как и большая часть команды его корабля, и сам поступил бы так же.

Да и потом обращение было вполне сносным. Заперли в большие камеры корабельной тюрьмы, вполне, кстати, комфортабельной, со всеми удобствами и даже сменным нижним бельем в шкафчике, матросов отдельно, офицеров отдельно, и как будто забыли о них. Так они и сидели, гадая о своей участи, целую неделю, считая дни по времени приема пищи. Вкусной, кстати, пищи, похоже, из общего котла.

Ну а сегодня в камеру пришли конвоиры и вызвали его, Рена. Молча проводили к капитану и оставили их, после чего русский капитан собственноручно налил ему кофе. А потом был неприятный разговор — капитан Соломин вначале задал несколько уточняющих вопросов о том бое, а потом перешел к делу и сразу объяснил, что ему нужна база покойного Дюбуа. При этом он не скрывал того, что в камере велось непрерывное прослушивание, и в результате он отлично знает и о плохом снабжении базы, и о том, что Рен — штурман, а значит, координаты знать просто обязан.

В принципе, Рен готов был к такому повороту событий. Как-никак, он уже не один год летал с пиратами и насмотрелся, как они могут добывать информацию. Дюбуа, пират-джентльмен, оставался таковым ровно до того момента, когда понимал, что вежливостью и изящными словесами сведений не добьешься. После этого в ход шли весьма изощренные пытки с обязательным смертельным исходом в конце — Дюбуа не нужны были свидетели, они плохо повлияли бы на его имидж.

Русские поступили честнее — просто сказали, что им надо, и предупредили, что, если возникнет нужда, просто засунут Рена в мнемоскоп и получат информацию напрямую с его мозга. Правда, после этого Рен будет востребован разве что в каком-нибудь донорском пункте на отсталой планете (современные методики позволяли просто вырастить нужный орган) — мозг его будет непоправимо поврежден. В общем, как писал старик Сабатини, которым Рен зачитывался в сопливом детстве и который в немалой степени определил его дальнейшую судьбу, предоставили ему выбор между пером и веревкой. Точнее, карандашом и мнемоскопом, ничуть не сомневаясь в выборе штурмана. Хотя чего тут сомневаться? Упрямством все равно ничего не изменить, а жить-то всем охота.

— Благодарю, — Соломин пробежал глазами по координатам, кивнул и вдавил кнопку вызова охраны. — Вас отведут к вашим товарищам. Возможно, вы еще понадобитесь, возможно, нет, но, в любом случае, вреда вам не причинят.

Мембрана входной двери бесшумно и плавно скользнула в сторону, и вошел старший лейтенант Джораев — сегодня была его очередь заниматься конвоированием, этим не слишком приятным делом офицеры занимались по очереди. Точнее, Джораев был уже бывшим старлеем, но на корабле это никого не волновало — здесь все застыли в тех званиях, в которых выходили в отставку, и командир группы эвакуации не был исключением. Четко по уставу козырнув, Джораев коротким, чуть брезгливым движением головы указал пленному на выход. Тот вздохнул, залпом выпил остаток уже изрядно остывшего кофе и встал.

Вот так-то, дружок, а что ты хотел? Что тебя после даже вынужденного, но все равно предательства, бриллиантами осыплют? Нет, будешь сидеть со всеми. Хотя какое уж там предательство — действительно, деваться было некуда. Для Соломина с высоты прожитых лет (средняя продолжительность жизни в Российской империи давно уже зашкалила за двести лет, так что капитан со своими сорока с хвостиком был еще отнюдь не стар, но все равно опыт у него был серьезный) это было понятно, для Джораева, который был немногим старше этого французика — нет.

Да и в самом деле, попробуйте объяснить необходимость предательства человеку, не так давно заслужившему потомственное дворянство. В Российской империи это, кстати, технически было не так уж и сложно — дворяне не были закрытой кастой. Личное дворянство было вообще довольно простым делом, для офицера нужна была звезда Героя или полный бант двух высших орденов империи, без разницы какого — и вот ты дворянин. Или определенные научные достижения — это уже для ученых. С потомственным — чуть сложнее, если личное дворянство говорило о достоинствах человека, как личности, то потомственное — о достоинствах его рода. Однако технически все было достижимо, достаточно трем людям в роду с интервалом не более чем в одно поколение заслужить личное дворянство, чтобы оно превратилось в потомственное. Дед и прадед Джораева заслужили, причем прадед был военным, а дед — известным геологом, по книгам которого училось не одно поколение студентов. А вот отец дворянином не стал, просто не успел — еще курсантом летного училища не справился с управлением истребителем и пополнил список на кладбище астероида Жуковский, на котором в системе Альтаира по традиции хоронили погибших пилотов.

Естественно, желание получить дворянство вкупе с осознанием простой истины, что если не получится у него, то потомкам придется начинать все сначала, было для молодого офицера хорошим стимулом. Лучший курсант в десантном училище, один из лучших командиров взвода в дивизии... А потом случились события, давшие молодому офицеру вожделенное дворянство, но сломавшие карьеру.

Их дивизию бросили давить пиратов на планете Кавказ Дальний — довольно мерзком месте, заселенном на заре русской космической экспансии. Тогда колонисты, в основном выходцы со все того же Кавказа, решили поиграть в сепаратизм, а Россия, тогда еще не империя, с облегчением их отпустила. Хотите быть в свободном плавании? Да будьте, хрен с вами, только к нам не лезьте, а то бомбанем с орбиты и фамилию не спросим. Так, открытым текстом, и было сказано. Сепаратисты вначале не поверили, но когда на них и впрямь сбросили пару термоядерных бомб, урок восприняли адекватно и к русским кораблям даже не приближались, хотя пиратствовали напропалую. А русские, соответственно, не трогали их.

Сам Джораев был родом с Большого Кавказа — планеты в том же секторе. Красивая была планета и суровая — почти девяносто процентов суши составляли покрытые ледниками горы и даже на экваторе среднегодовая температура не превышала пяти градусов. Когда-то там была каторга, но прошло время, поколения сменились, и сейчас Большой Кавказ был одним из крупнейших промышленных центров и оплотом Российской империи в секторе. Джораев сам был потомком каторжника, предком не гордился, но и позорным такое родство не считал — принимал, как должное. А вот сепаратистов после той операции возненавидел всеми фибрами души.

Все тогда было просто и ясно — высадиться на планету и поставить ее под контроль. Патронов — не жалеть! А все почему? Да потому, что эти придурки с Кавказа Дальнего вконец оборзели и потеряли чувство реальности. Ну, жили они до того пиратством, не столько даже нападая на корабли, сколько беря дань с корпораций-перевозчиков вроде как за охрану, а на самом деле те платили, чтобы их не трогали. А потом финансовые потоки чуть сместились, грузовые, соответственно, тоже, и бойкий торговый путь превратился в жуткое захолустье. Оставшиеся без прибылей пираты очень быстро скатились на грань голода и, вместо того, чтобы взяться за ум, решили взяться за русские корабли, регулярно пролетавшие мимо. А ведь говорили им предки — не надо дразнить медведя...

Первое нападение на русский корабль стало для них и последним. Буквально через неделю на орбите материализовалась русская эскадра, врезала по городам из орудий большого калибра, а потом высадила на зачистку десант — русские решили совместить приятное с полезным и понатаскать молодняк в условиях, приближенных к боевым. Конечно, можно было просто выжечь планету, но так уж получилось, что ее недра были богаты, а климат мягок, поэтому было решено планету захватить и провести нормальную колонизацию. Местных же ждали рудники — должны же они были как-то отработать причиненный ими ущерб и затраты на ответные действия.

Вот во время той зачистки рота, в которой служил Джораев, и попала в засаду. Как обычно — разведка недосмотрела (да и не всемогуща она), и пришлось пробиваться с боем. Джораев с десятком солдат своего взвода остался прикрывать отход — и прикрыл, сумев не только продержаться до прихода помощи, но и не потерять ни одного человека. Ранены, правда, были все, Джораев так и не стал сводить шрам на лбу, гордясь им, как боевой наградой, но убитых не было.

За тот бой Джораев получил Звезду и прилагающуюся к ней дворянство, и вынужден был уйти из армии. А почему? Да потому, что, когда пришла помощь, остался в строю, возглавил атаку и отдал приказ пленных не брать. Приказ был воспринят с энтузиазмом, но позже какая-то штабная крыса из военной прокуратуры нашла в этом нарушение. Нет, конечно, пленных и без того расстреляли бы, как взятых с оружием в руках, но все должно идти установленным порядком, а не по приказу какого-то там лейтенанта. Дурость, конечно, несусветная, именно после того случая офицерам, участвующим в специальных операциях, отдельным приказом было разрешено принимать решение о взятии в плен или уничтожении на месте самостоятельно, без привлечения следственных органов, но закон обратной силы не имеет. В результате с армией Джораев вынужден был распрощаться.

Наверное, проще и правильнее было бы не увольнять перспективного офицера, а чуть сгладить углы — дать, например, вместо Звезды какую-нибудь награду статутом пониже — орден Русского Космоса, например, или такой все еще очень ценимый у понимающих людей раритет прошлого, как медаль За отвагу, однако делу дали ход, и получил лейтенант по полной программе и награду, и наказание. Ушел, правда, без обиды — на прощание комдив выбил ему звание старшего лейтенанта, да и сослуживцы Джораеву сочувствовали.

Ну а на гражданке жизнь отставного офицера не заладилась. Не то чтобы было очень плохо — военная пенсия позволяла если не шиковать, то уж, во всяком случае, жить безбедно. Военные вообще были в Российской империи обеспеченными людьми, и это было не последней из причин того, что профессия военного оставалась престижной на протяжении последних столетий. Так что мог бы Джораев жить спокойно да детей растить.

Он и пытался — и женился, и сын у него родился, но вот найти себя в новой, мирной жизни, не мог. Так и спился бы, наверное, однако в один прекрасный день позвонил ему товарищ по старой, армейской еще жизни, и предложил принять участие в авантюре... Так Джораев оказался на борту "Эскалибура", где и занял вакантное место командира группы эвакуации.

Работы у него, правда, было немного — группа эвакуации предназначена для того, чтобы вытащить попавшего в аварию или сбитого пилота, обеспечить отход своего подразделения и разрешения прочих нештатных ситуаций. Не совсем по профилю пиратского корабля, в общем. Продемонстрировать выучку своих людей Джораеву довелось один-единственный раз, когда "Эскалибур" поймал сигнал SOS с русского пассажирского лайнера. Кого другого они, может, и ограбили бы, все-таки пираты, но тут был соотечественник, попавший в пренеприятную ситуацию. Обычный туристический рейс по отдаленным планетам — для любителей экзотики и прочих экстремалов. И вот, при осмотре весьма красивого мира, населенного какими-то негуманоидами с уровнем развития, соответствующим бронзовому веку, у них потерпел аварию экскурсионный бот. И все бы ничего, но посадить рядом второй такой бот возможности не было, ибо первый потерпел аварию возле города аборигенов и те уже весело взламывали люк нежданного подарка. С учетом того, что экскурсионный бот — машина практически незащищенная, а аборигены были похожи на пауков в четыре метра высотой и с соответствующей силой, проникновение их на борт было только вопросом времени. Ну а пассажиров они рассматривали исключительно с гастрономической точки зрения — нашелся среди туристов придурок, считающий всех разумных обитателей братьями и решивший на основании этого вступить в контакт. Съели, гады.

Так вот, сажать рядом второй экскурсионный бот значило потерять и его, а спасательный бот, с броней и вооружением, имеющийся на лайнере как раз для подобных случаев, стартовать не смог — накрылось там что-то, техника, увы, несовершенна. В результате механики копались в боте, оглашая ангар свирепым матом, а капитан подал сигнал бедствия, рассчитывая, что кто-нибудь окажется поблизости. Поблизости оказался пират, но — русский пират, и помощь он оказал самую действенную.

В общем, на азартно размахивающих конечностями аборигенов обрушился шквал огня, а потом из приземлившегося ударного бота вылезли три закованные в скафандры фигуры и перестреляли всех, кто шевелился. После этого десантники осмотрели упавший бот, определили, что герметичность не нарушена, и, зацепив его силовым захватом, на буксире притащили к лайнеру. В качестве награды получили двадцать ящиков шампанского, по одному за каждого спасенного, и спокойно отправились по своим делам.

Зарубежная пресса тогда в очередной раз взвыла, обвиняя русских в геноциде или, точнее, ксеноциде — город-то сожгли дотла. Даже нота протеста императору была отправлена. Император не поленился и лично ответил, что, во-первых, это не был военный корабль российского флота, а было это вполне частное, можно даже сказать, пиратское судно, во-вторых, нечего лезть не в свое дело и, в-третьих, если кто не согласен, то с ними могут подискутировать лучшие русские специалисты по межпланетному праву. Они служат на русском флоте и готовы прибыть на своих кораблях к любой планете, где есть несогласные с мудрым решением русского капитана.

После этой традиционной для русской дипломатии фразы о дискуссиях все оппоненты так же традиционно заткнулись. Ну что же, таковы правила игры — всем охота показать, что они не боятся русских, и они это показывают, стараясь не переступать ту грань, за которой назойливость перейдет в разряд оскорблений, что будет иметь вполне предсказуемые последствия. Русские же, как обычно, показали, что они не отмахнулись, а снизошли до разговора, но при этом на чужое мнение им плевать. Словом, все как обычно.

Последствиями для экипажа "Эскалибура" стала официальная благодарность от императорского наместника в секторе и легкая головная боль от передозировки шампанского. Ну и группа эвакуации потренировалась, конечно.

Отправив пленного обратно в камеру, Соломин устало откинулся в кресле и с силой растер ладонями лицо. Спать хотелось зверски — это была его обычная реакция на нервное напряжение. Пока бой или там серьезные разговоры, когда нервы напряжены — держишься хорошо, можешь сутками бодрствовать, а когда все заканчивается — немедленно начинает клонить в сон. Но сон — это потом, а сейчас надо было работать. Помассировав виски и выпив еще чашку кофе, Соломин вновь вызвал Джораева и приказал:

— Лейтенант, приведите ко мне этих... арабов.

К тому моменту, когда его приказ был исполнен, "Эскалибур" уже лег на новый курс. Действия Соломина сейчас были просты и предсказуемы, ведь любой корабль — это сложнейший организм, в котором воедино смешаны металл конструкции и человеческие жизни. Откажет что-то одно — и готово дело, можно заказывать гроб. Вот чтобы этого не произошло, необходимо давать отдых и людям, и механизмам, а для этого нужна база. И если с людьми все достаточно просто, в конце-концов, власти многих курортных планет сквозь пальцы смотрят, кто их клиенты и на чем они прилетели, то с кораблем все намного сложнее. Кораблю периодически нужна профилактика, которую не всегда можно провести в космосе силами команды, а частенько и достаточно сложный ремонт. Именно из-за невозможности своевременного и качественного обслуживания большинство пиратских кораблей очень быстро превращаются в истекающие паром консервные банки, и Соломин очень не хотел, чтобы эта судьба постигла "Эскалибур".

Что же, Дюбуа оставил после себя хорошее наследство, которое достанется тому, у кого достанет силы и наглости его взять. И самое ценное в том наследстве даже не содержимое складов его базы, хотя и оно, конечно, заставит бессильно облизываться, пуская слюни, многих охотников за сокровищами. Нет, самое ценное — док, имеющийся на этой базе. Пускай он и небольшой, и линейный крейсер в него просто не поместится, но все же лучше, чем ничего, а главное, при доке, если верить пленным, имеется неплохая ремонтная станция, с помощью которой при должной сноровке можно осуществлять хотя бы текущий ремонт линейного крейсера. Текущий ремонт, конечно, не решит всех проблем, но и это уже немало. Да и насчет дока можно подумать. Соловьев уже озадачил механиков и получил первые результаты их раздумий. Если у Дюбуа был стандартный французский док, а это, учитывая его национальность, очень вероятно, то, вполне возможно, его удастся кустарными методами расширить, и тогда "Эскалибур" влезет в него, а это — регулярный ремонт и полная, долговременная автономность! Невероятная удача для любого пирата и кошмар для тех, кто его ловит.

Однако же, стоило поторопиться — далеко не факт, что Соломин стал единственным обладателем драгоценных координат. Надо было опередить возможных конкурентов и перегнать базу куда-нибудь подальше. Варианты были, но выбрать место капитан решил уже после того, как станет ее хозяином — иначе не стоит, примета плохая, а Соломин, как и многие космонавты, был слегка суеверен.

А еще он очень жалел, что в его экипаже собрались прекрасные специалисты в своих областях, но среди них днем с огнем не сыщешь ни одного особиста. Причина на поверхности: особый отдел — элита, из него в пираты никто не пойдет, даже если окажется обиженным, оскорбленным, уволенным... Точнее, толковый особист не пойдет, а плохой на фиг не нужен, но это, в данном случае, было непринципиально, притом что особист был нужен позарез. На худой конец, подошел бы полицейский, однако в экипаже были только армейцы, и теперь Соломину предстояло выпутываться своими силами.

И дело тут было не только и даже не столько в загадке, которую подкинули англичане. В конце-концов, ее можно было просто не решать, получить свои деньги и свалить как можно дальше. Другое дело, что, хотя любопытство и сгубило кошку, но Соломину было интересно. К тому же, он не без основания предполагал, что информация лишней не бывает и сведения могут заинтересовать не только его. Но все это было сейчас не столь уж и важно. Куда больше его сейчас интересовало совершенно нелогичное поведение Дюбуа, которое выбивалось из общей картины неглупого, в общем-то, человека, а также весьма занимал вопрос, откуда тот вообще взялся так далеко от своей базы, да еще и курсом почти прямо на место засады. Не верил Соломин в совпадения, не было у него такой опасной привычки.

А ведь не мог, не мог Дюбуа не понимать, что его жалкая эскадра не представляет для русского суперкрейсера не только угрозы, но и интереса. Барахло — оно и есть барахло, а раз так, был неплохой шанс, что все кончится необидным выкупом. Чисто символическим — просто чтобы не отпускать безнаказанными. А если очень повезет и русский капитан окажется в хорошем настроении, то и вовсе отделаться легким испугом. Получить, что называется, волшебный пендаль и лететь ясным соколом прочь из этих негостеприимных мест. Однако же — полез в безнадежную драку. Вопрос — зачем?

Похоже, зря он распорядился вышвырнуть в космос тех церрелов. Хотел как лучше, а вышло — поторопился. Уж больно все складывалось один к одному — нелогичное поведение, чужаки на корабле Дюбуа... Ладно, снявши голову по волосам не плачут, надо брать базу. Возможно, там удастся что-либо узнать. Хотя, если в этой каше торчат уши чужаков, дело может кончиться большими неприятностями. Для церрелов, естественно.

Надо сказать, единственным случаем, когда люди забывали и о национальных, и о межгосударственных, и даже о финансовых противоречиях, были конфликты с иными расами. При этом любое государство могло рассчитывать на помощь всего человечества, полную и безоговорочную. Ничего удивительного в этом не было — еще на заре космической экспансии находилось немало желающих указать людям на их место в космосе. Люди в ответ указали по очереди всем желающим, что их место на том свете. Пожалуй, более жестоких войн не бушевало никогда — что поделаешь, к тому времени, как человечество вышло в дальний космос, большая часть его была уже поделена. К счастью, среди иных рас уже сложились определенные правила, по которым велись войны. Люди с их любовью к орбитальным бомбардировкам и полным пренебрежением к мнению остальных оказались тем самым слоном, который влез в посудную лавку. Посуда, естественно, посыпалась со звоном...

Нет, люди вполне уживались с теми, кто не путался у них под ногами, но любое вмешательство в свои дела встречали в штыки. Переговоры в этом случае велись ровно до того момента, когда выяснялись возможности противника, выявлялись его сильные и слабые стороны, и завершалась концентрация собственных сил. После этого следовал жестокий и неотвратимый удар, разгром и, в ряде случаев, полное уничтожение чужой цивилизации. Это не мешало использовать в политических играх взаимные обвинения в ксеноциде всевозможных слаборазвитых цивилизаций — все равно для человечества они угрозы не представляли, однако те, кто вышел в космос, должны были посматривать на людей с осторожностью — риск нарваться на реальный ксеноцид у них повышался многократно. И ничего плохого в таком подходе человечество не видело — обычная межвидовая конкуренция, или мы выживаем, или они.

Правда, некоторые излишне либеральные деятели от политики не прекращали орать, что человечество страдает от ксенофобии. Они были в корне неправы — человечество от ксенофобии не страдало, оно ею наслаждалось. Внешняя угроза была тем объединяющим началом, которое на протяжении многих поколений не давало людям устроить глобальную междоусобную войну. Именно поэтому как бы громко не кричали ксенофилы, их все равно никто не слышал. Даже в странах, которые гордились (и, подчас, заслуженно) своими демократическими традициями, на них смотрели, как на придурков. В остальных и вовсе не обращали на крикунов внимания.

Что интересно, церрелы тоже побывали в числе тех, кому люди дали по сопатке. Сами виноваты — решили, что люди влезли на принадлежащую им территорию. На самом же деле спорная планетарная система была разведана независимо церрелами и людьми, и церрелы разведали ее раньше. Просто между разведкой и колонизацией у них прошел немалый промежуток времени. В результате итальянский корабль-колонизатор успел раньше, и кораблю церрелов пришлось уйти несолоно хлебавши. Нет, они, конечно, пробовали протестовать, но два итальянских крейсера продемонстрировали изготовившиеся к бою батареи крупнокалиберных орудий, и церрелы дернули из системы с такой скоростью, будто им пятки скипидаром намазали.

Тут бы им и успокоиться, но дело в том, что церрелы до того с людьми не контактировали и об их полезной привычке стрелять во все, что мешает, не знали. Сами церрелы активно создавали собственную империю, и маленькая победоносная (а как же иначе — ведь они еще не знали поражений) война была им только на руку. В результате через месяц их флот вошел в систему и обрушился на практически беззащитную колонию.

Итальянские крейсера, которые должны были охранять колонию, пока она не встанет на ноги, от пиратов, не имели шансов против ударного флота, а сами итальянцы были посредственными вояками. Тем не менее, экипажи крейсеров до конца исполнили свой долг, сумев задержать церрелов почти на час, что дало возможность населению укрыться в гористой местности и лесах, да вдобавок успеть подать сигнал бедствия. В результате блицкрига у церрелов не получилось, а сутки спустя в систему вошел итальянский флот, рванувший на помощь колонии не жалея двигателей. К сожалению, итальянцы не сразу сообразили, насколько сильный противник им встретился, но это было уже непринципиально. Потери оказались, конечно, очень серьезными, недооценка церрелов обернулась большой кровью, однако вскоре на помощь итальянцам подошла финская эскадра, крейсировавшая неподалеку и первая успевшая к месту разборки. Впрочем, им было положено — Италия-то была под финнами.

Объединенными усилиями церрелов оттеснили от планеты, но выбить из системы не смогли. Обе стороны принялись активно зализывать раны, прощупывая друг друга крейсерскими рейдами, не приносившими, впрочем, успеха ни той, ни другой стороне. Через два дня к церрелам подошло подкрепление и на этом, возможно сражение бы и завершилось, но тут к уже готовой отступать итало-финской группировке на помощь подошла английская эскадра, а несколько часов спустя — русская. Русские и переломили тогда ход сражения, застывшего в неустойчивом равновесии, когда ни одна из сторон не может взять верх и все боятся переходить к решительным действиям. Однако полсотни тяжелых кораблей, с марша пошедшие в бой, отшвырнули церрелов и заставили их с позором ретироваться.

На этом, в принципе, история империи церрелов и закончилась. В течение следующего года человеческие флоты планомерно выбивали их с уже колонизированных планет, сократив численность агрессора до разумного минимума. Проще говоря, из тридцати с лишним планет у церрелов осталось две, и те не разнесли в клочья лишь потому, что это были центральные миры. И, как у любой уважающей себя метрополии, они были очень хорошо защищены. Уничтожить их было, конечно, не так и сложно, но и потерями это грозило большими — гиперорудия тогда только появлялись на вооружении русского флота и еще не успели набрать свою всесокрушающую мощь. Остальные об этой русской новинке до того и не слышали и познакомились с ней как раз во время той войны. Надо сказать, они были в шоке и срочно кинулись тогда создавать нечто подобное. Нынешняя артиллерия, конечно, разнесла бы все издали, не входя в прямой контакт, и орбитальные крепости церрелов существовали бы ровно до того момента, как на них соизволили бы обратить внимание. Даже сейчас гиперорудия — гроза и ужас космоса. Правда, ходят слухи, что в недрах отечественного ВПК зреет что-то совсем уж невероятное, однако слухи такие ходят уже очень давно и, учитывая что за это время сменилось два поколения все тех же гиперорудий, они еще долго будут оставаться главным аргументом в любом конфликте. Однако это сейчас, а раньше всего этого не было, терять же людей и корабли в боях с и без того уже загнанными в угол и опущенными ниже плинтуса, но как раз в силу этого готовыми драться до конца церрелами людям уж очень не хотелось.

Тогда решили, что выгоды от добивания и без того практически уничтоженных, лишившихся всего флота церрелов будут, скорее, моральными, а вот людей на этом положат самых настоящих, из крови и плоти. Неравноценный размен, даже один погибший человек значит больше, чем миллион уничтоженных ксеносов, поэтому церрелам был предложен мир. По его условиям они лишались всех территорий, кроме этих двух планет, всего военного флота, им запрещалось основывать новые колонии... Там еще пунктов было много, и все откровенно грабительские. Соломин, например, предпочел бы драться, пусть и без шансов на успех, чем выполнять все это, однако церрелы схватились за предложение руками и ногами. Очень жить, наверное, хотели. Ну, хочется — живите...

А вот сейчас церрелы, о которых с той поры не было ни слуху, ни духу, появились в человеческих владениях, да еще и на борту пиратского корабля. Плюс еще куча напоняток... Соломину это не нравилось совершенно.

Оторвавшись от невеселых мыслей, капитан поднял глаза. Ого, а ведь уже привели арабов. Не всех, конечно, среди них куча тех, что не представляют интереса — охрана, повара... Экипаж тоже вряд ли что-то знает. А вот эти трое, стоящие перед ним, знают наверняка — как-никак, те самые вип-персоны, ради которых курьер и гнали.

Вообще, сочетание слов "араб" и "вип-персона" в эпоху освоения космоса очень быстро стало невероятно редким. Когда-то арабы из нищих деревень переселились во дворцы, и пересели с верблюдов в лимузины. Нефть сделала их богатыми — она же их и погубила. Точнее, не сама нефть, а исчезновение спроса на нее.

Нет, углеводороды по-прежнему ценились, вот только зачем дырявить свою планету? В космосе полно газовых гигантов, пожалуй, сложно найти звезду, в окрестностях которой не болтается хотя бы одна такая дура. А ведь есть еще планеты с метановой, например, атмосферой, да и планеты, на которой нефтяные озера прямо на поверхности, встречаются. Вот и появились корабли-танкеры, перевозящие сжиженный газ, по паре миллионов кубометров за рейс. Появились орбитальные перерабатывающие комплексы. Были вначале некоторые сложности с добычей, но потом их решили достаточно просто, создав тяжелобронированные автоматические корабли-заправщики, способные выдержать чудовищные давление и гравитацию, и ныряющие в атмосферу газовых гигантов за сырьем. Словом, с учетом современных технологий, дешево и сердито.

Арабские государства, привыкшие жить за счет нефти и имеющие промышленность, завязанную, в основном, на нее, оказались в паршивой ситуации. А самое паршивое было то, что практически все они привыкли жить богато. Вначале у них был еще шанс до предела урезать расходы, в первую очередь социальные, бросить все силы на перепрофилирование промышленности и, работая по двадцать четыре часа в сутки, как русские в последнюю войну и после нее, удержаться на плаву. Однако арабы продолжали субсидировать неумеренные аппетиты своих граждан, строить мечети и круизные яхты, и как-то незаметно растратили свои немалые накопления. В результате они оказались за бортом стремительно меняющейся жизни и очень скоро стали лишь забавным казусом. Увы, когда-то европейцы по сравнению с арабами были толпой немытых дикарей. Сейчас получилось с точностью до наоборот — на них смотрели, как на дрессированных обезьян и, честно говоря, были в чем-то правы. Культурные традиции далеких предков были арабами давно и прочно забыты, а новых они создавать не торопились.

Как и более развитые народы, арабы колонизировали некоторое количество планет, однако заметными успехами в этой области похвастаться не могли. По сути, их планеты повторяли своим обликом арабские города на Земле — дикая смесь дворцов и трущоб. Торговля с ними была минимальной, поскольку ничего серьезного и конкурентоспособного там не производилось. В общем, варились они в собственном соку потихоньку и давно уже не воспринимались крупными державами всерьез.

Троица, стоящая перед Соломиным, была наглядной иллюстрацией этому. Один, судя по поведению, главный, был в традиционном арабском одеянии, сильно помятом после недельного заточения. Хотя эту троицу, в отличие от их экипажа, разместили в отдельных каютах, прислуга им не полагалась, а банальную стирку-глажку, для которых в каютах было все необходимое, это надутое чучело, очевидно, считало ниже собственного достоинства. Ну и хрен с ним, честно говоря.

Второй был в сером костюме европейского фасона. Вот он выглядел вполне респектабельно — похоже, был он из той немногочисленной прослойки арабов, которые и впрямь что-то могли и умели. Дипломат, бизнесмен или еще что-то в этом духе.

Третий смотрелся еще интереснее. Военный мундир, обшитый таким количеством аксельбантов, что Соломин невольно засмотрелся — уж больно аляповато выглядел этот попугай. Впрочем, арабские военные — это вообще отдельная тема.

Когда-то далекие предки нынешних арабов завоевали огромные пространства на Ближнем Востоке. Они были храбрыми и умелыми воинами, вооруженные лучшим для того времени оружием, однако те времена давно прошли. Меняется эпоха — меняется и менталитет народов, и не всегда эти изменения происходят в лучшую сторону.

Никто не хочет умирать. Точнее, ни один нормальный человек не хочет умирать — это противно человеческой сути, однако есть группы людей, для которых смерть такая же неотъемлемая часть жизни, как еда или дыхание. Не такая частая, конечно, но тем не менее. И людей этих не так и мало — пожарные, спасатели, военные... В первую очередь военные.

В любой нормальной стране военный — уважаемый человек, а в нынешнюю эпоху высоких технологий — еще и профессионал высочайшей квалификации. Высокий статус в обществе, высокое жалование — все это норма для военного что в Российской империи, что в Англии, что в США. Арабские страны — не исключение, но вот дальше начинаются обусловленные менталитетом различия.

Да, никто не хочет умирать, но что русский, что английский, что французский, что американский военный прекрасно осознает простую истину: он живет в долг. В мирное время страна его кормит, поит, одевает, учит, но когда придет беда, он должен эту страну защитить, пусть даже и ценой собственной жизни. Конечно, находятся те, кто готовы поднять руки или просто бежать, спасая шкуру, но таких ничтожно мало — как ни вытравливали века толерантности смелость и патриотизм, они все равно остались нормой для европейцев и американцев, в первую очередь белых. Про русских, которые уже который век были на взлете, и говорить нечего.

Иное дело — арабы. Всемером одного они, конечно, не боятся, но, нарвавшись на сильного и решительно настроенного противника геройством не блещут — такой вот менталитет. Сдаться, сохраняя жизнь, и лечь под победителя — для них это дело совершенно житейское. Именно поэтому в старые времена их гоняли, не слишком и напрягаясь, и евреи, и американцы, и европейцы. Ну а когда дело доходило до управления сложной, особенно воздушной или космической техникой, арабы почти всегда оказывались недееспособны. И какие бы хорошие профессиональные навыки не показывали арабские солдаты и офицеры на учениях, как бы их не готовили, в реальном бою толку от них было мало. Ровней их никто не считал ни раньше, ни сейчас, и было это вполне заслуженно.

Потом, конечно, начиналось всякое, ударить ножом в спину, предать — это арабы умели шикарно, но вот к открытому бою способностей они не проявляли. Были, конечно, и исключения, но их было немного и погоды они не делали, общую картину не улучшали. Или не ухудшали — но это уж смотря с какой стороны от прицела стоять. И результат был соответствующий — арабских военных не уважали, а уважение в нашей жизни стоит дорого. Даже небольшое государство с готовой драться до конца армией — крепкий орешек, и далеко не всякий рискнет с ним связываться. Арабов били все.

Да, когда-то было такое понятие, как шахиды, и арабы гордились ими. Заслуженно гордились, кстати, не понимая простую вещь: шахиды были последними пассионариями арабского мира. Когда их число уменьшилось ниже предельной величины, началось вырождение и никакое арифметическое увеличение численности предотвратить его уже не могло. Космическая экспансия, расселившая арабов по разным планетам, немного отодвинула конец, но процесс вырождения продолжался и недалек был тот день, когда арабы просто исчезнут. А с ними вместе уйдут и все культурные достижения их народов, когда-то немалые, а сейчас разбазаренные потомками-неудачниками. Останется то, что смогли воспринять и адаптировать под себя другие народы — ничтожный процент былого величия.

Некоторые умники говорили, что виноват ислам. Чушь! Великая Персия, например, была вполне уважаемым и довольно развитым государством. Ислам не помешал им развиваться, хотя и не помог. Однако персы ухитрились и развиться, не потеряв национальных корней, и не выродиться, хотя, как народ, были куда древнее арабов...

Эта троица к шахидам явно не относилась, а вот гонор у них пока еще не выветрился — результат человеческого обращения, очевидно. Наверное, если бы их вместо комфортабельных кают запихнули в какую-нибудь помойку без сортира и не давали жрать, то они вели бы себя иначе. Увы, увы, помоек на русском крейсере не было в принципе, а жрать не давать — так они же товарный вид потеряют. Арабы же, судя по всему, этого не понимали. Что поделаешь, восточный менталитет — любое нормальное отношение принимается, как слабость. А зря.

— Ну, и кто это у нас пришел? — с добродушной усмешкой поинтересовался Соломин.

Тот араб, что в кандуре,* что-то сказал своим спутникам. Те согласно закивали, военный ухмыльнулся. Что они сказали, Соломин не понял — арабского он не знал и изучать не собирался. Зачем? Достаточно того, что, как и любой среднеобразованный русский, он знал, помимо родного, английский, немецкий, французский, японский, итальянский, скандинавский, финский и испанский языки, то есть языки, на которых разговаривала большая часть человеческих народов. Ругаться, правда, умел на еще большем количестве, но арабский даже в это число не входил. Изучать язык того, кто не представляет интереса, капитан не собирался, считая лишней тратой времени, да и какой смысл засорять память пустой информацией? Голова — не чердак, который можно забивать ненужным хламом, а ценнейший и очень тонкий инструмент, которым нужно пользоваться аккуратно и бережно. Хотя, конечно, и кирпичи ей можно ломать, если с умом. Нет, возникни нужда — можно изучить за кратчайшее время любой язык на достаточном для общения уровне, техника позволяет и не такое, но Соломин искренне считал, что именно сейчас нет такой нужды.

* Традиционная арабская одежда.

Не переставая улыбаться, Соломин чуть заметно кивнул Джораеву, дисциплинированно замершему чуть позади пленных. Тот, правильно поняв жест, шагнул вперед и коротко, без замаха, врезал арабу в зубы, да так, что тот, потеряв равновесие, рухнул на пол.

— Говори на нормальном языке, обезьяна, когда к тебе обращается русский офицер, — сквозь зубы процедил старлей.

— Фи, как грубо, — деланно поморщился Соломин. — Однако же, господа, молодой человек прав. Невежливо говорить на языке, который понимают не все присутствующие. Вам оказали честь, опустившись до разговора с вами, а вы тут пальцы, понимаешь, гнете... Нехорошо, право слово, нехорошо. И очень чревато. Лейтенант, если он еще что-то не по-человечески квакнет, добавьте ему, да посильнее.

Араб медленно поднялся с пола, его спутники даже не попытались ему помочь, замерев, как лягушки перед коброй. А что вы хотели? Сами виноваты — свой статус надо понимать сразу, иначе и впрямь можно получить по физиономии. А теперь избитый — высокий, крепкий мужчина лет сорока — выглядел просто жалко. Очевидно, его никогда еще не били просто так, оттого, что он чем-то кому-то не понравился.

Он еще попытался поиграть в гордого и несгибаемого героя. Угу, вперед и с песней. По кивку Соломина Джораев аккуратно поставил на стол небольшой чемоданчик, раскрыл его и начал выкладывать страшные на вид блестящие железки. И кто сказал, что для того, чтобы разговорить человека, нужен специальный пыточный инвентарь? Все давным-давно придумано стоматологами.

В данном конкретном случае инструменты были из личной коллекции корабельного врача. Ну, у каждого свои загибы. Кто-то пробки бутылочные собирает, кто-то — старинные медицинские инструменты докосмической еще эпохи. Соломин взял их под честное слово, что не поломают и даже не испачкают — уж больно вид у инструментов соответствовал.

И сломался араб, сломался сразу и бесповоротно. И его спутники, точнее один спутник — тот, который военный, тоже сломался, хотя его никто пальцем не тронул. А вот третий оказался покрепче, промолчал весь разговор, но от него и не требовали ничего. Смысл, если двое других соловьем разливаются, выдавая и то, о чем спросили, и то, о чем не спрашивали, причем на чистейшем русском. Оказывается, очень легко обучаются люди чему угодно, главное — правильно простимулировать.

Когда арабов выводили, Джораев смотрел на них еще презрительнее, чем на француза. Ничего удивительного — тот хоть в бою участвовал и раскололся, будучи в угол зажат, а эти — всего-то раз по лицу словили и готово дело, поплыли. Впрочем, была еще одна причина, по которой на арабов смотрели презрительно и брезгливо очень многие, и не только русские. И не было в том никакой национальной подоплеки — обычная здоровая человеческая реакция.

Все дело в том, что эпоха толерантности осталась далеко в прошлом. Толерантные государства просто не выживали, скатывались в социальные потрясения. Был момент, когда по Европе прокатилась волна революций, и к власти пришли куда более жесткие, часто профашистские режимы. К счастью, это было еще до того, как космическая экспансия от русских распространилась и на другие страны, хотя, возможно, именно благодаря этому столь многие вышли в космос. Страны, ориентированные на поддержку социальной стабильности путем кормления всех подряд, просто не имели достаточно средств для космоса, а жесткие, диктаторские режимы могли позволить себе и не такое. Позже, конечно, фашисты канули в небытие, но в некоторых странах ухитрились сохраниться. Печальным примером была Французская Деспотия, где здоровое, в общем-то, желание отделаться от мигрантов привело сначала к гражданской войне, а потом и к нацизму того же толка, что был в Германии перед Второй Мировой войной.

Что интересно, многие обвиняли в фашизме Россию. Абсолютно безосновательно, кстати. Некоторые внешние признаки были похожи, но и только — дело в том, что русские, поставленные когда-то на грань выживания, просто вынуждены были принять староанглийский подход к отношению с соседями. Как там было? "Англия. Всегда Англия. Только Англия", "За каналом людей нет", "У Англии нет друзей. У Англии нет врагов. У Англии есть интересы" и прочие страшненькие, но действенные истины. Замените в этих фразах Англию на Россию — и вы получите основу нынешнего русского менталитета. В чем-то хорошего, в чем-то плохого, потому что не бывает ничего совершенного, но невероятно жизнеспособного, ставящего Россию и русских превыше всего. Это никому не нравилось, но сами русские имели с такого подхода, в основном, плюсы. Увы, к собственной беде, "цивилизованные" европейцы своим рвачеством, обманом и предательством сами воспитали из добродушных и отзывчивых русских фактически новую нацию, молодую, сильную, хищную, и теперь уже который век со страхом глядели на прилежных учеников. А ученики, переняв у них и хорошее, и плохое, лишь бы оно позволяло просто жить, не боясь за будущее, за судьбу своих детей, стали сильнейшими и теперь просто плевали на бывших учителей с высокой колокольни.

Американцы тогда оказались достаточно умны, чтобы, в отличие от Европы, не сводить проблему к межнациональным или межрасовым конфликтам. Однако чтобы удержаться на плаву, они жестко ограничили расходы и срезали социальные программы. Хочешь жить — работай, не хочешь работать — да хоть не живи. Жесткий, подчас даже жестокий подход, но он оправдал себя. Да, были потрясения, даже уличные бои были. Очень плохо пришлось многим, привыкшим поколениями жить на пособия. Достаточно сказать, что популяция негров в США уменьшилась в четыре раза. Но результат в конечном итоге оказался, скорее, положительным — нация потребителей вновь превратилась в сильных, решительных людей, когда-то колонизировавших материк и с оружием в руках отвоевавших его земли у индейцев. И лишним весом, к тому же, мучаться перестали.

Такие вот потрясения изменили отношения между людьми и на корню перечеркнули все достижения в области политкорректности. Афроамериканец снова стал негром, человек альтернативной сексуальной ориентации — педерастом и так далее. При этом терпимость общества к любым раздражающим факторам резко упала. Если тот же гомосексуалист еще воспринимался пусть негативно, но, в общем-то, не слишком агрессивно (хотя в той же Америке это в два счета могло стоить ему карьеры, в России — пожизненного заключения, да не в тюрьме, а на каторге, на урановых рудниках, а во Франции — виселицы), к нему относились как к обычному генетическому браку, то отношение к иным извращениям было куда жестче. И надо же такому случиться, что в числе национальных традиций арабов была, среди прочей гадости, педофилия.

Вот это преследовалось во всех странах. Разница была в наказании — но наказание было везде. В той же Великобритании, например, педофилов сажали пожизненно, а в России судья мог только выбрать вид смертной казни. Кстати, сажание на кол считалось при этом исключительно мягким приговором.

Естественно, не все арабы были педофилами, более того, процент был не намного больше, чем в других странах, но стереотипы — штука живучая. Так, все считали, что русские много пьют, хотя на самом деле пили в Российский империи даже меньше, чем у соседей. Прекрасно понимали: хочешь нормально жить — работай, а работа и водка несовместимы. Однако штамп, которому было больше тысячи лет, сохранился. Французов считали бабниками, хотя на общем фоне они мало чем выделялись. Тоже штамп. Ну а арабов считали извращенцами и брезговали ими. Для того, чтобы оказаться изгоями, в нынешнем мире требовалось совсем немного. Так что поведение Джораева было обычным, вполне попадающим под стандарт, разве что он свою брезгливость, в отличие от более сдержанных людей, не скрывал.

Арабов увели, наконец. Соломин вновь потянулся за кофе, влил в себя очередную кружку, зло сморщился. Были, конечно, и посильнее стимуляторы, но прибегать к ним не хотелось. К тому же ему предстоял еще один, всего один разговор, а потом — спать! Почти двое суток экономичным ходом — это сколько же можно посвятить сну? Выходило, что немало — экипаж сработанный, все механизмы корабля работают как часы. А значит, капитан может позволить себе иногда расслабиться.

Однако ситуация проясняться никак не хотела. Почему явились арабы — понятно. Свадьба намечалась, банальная свадьба. На одном курьере невеста, на другом — жених. Зачем такие сложности? Да слишком многим на родине невесты была не по нраву ситуация, могли и вмешаться. Может, и правильно сделали бы — тот еще женишок, вроде крут, а пальцем ткнули, и потекла желтая кровь. Однако каким боком тут английская разведка?

Ну да, такие браки заключаются не по любви, они — гаранты политических союзов. Возможно, это англичанам каким-то боком мешало. Но зачем тогда мучаться с абордажем? Достаточно было даже не "Эскалибура", а любого быстроходного пиратского корабля — зная маршрут курьера, ничего не стоило подстеречь его и парой залпов превратить в облако космической пыли. Привезли бы запись уничтожения курьера — и делу конец. И обошлось бы в разы дешевле. А им, чтобы захватить курьера, пришлось нанимать линейный крейсер. Англичане небогаты, деньгами разбрасываться не привыкли, но тут сочли, что расходы оправданы. Почему? Что им было надо?

И, главное, ошибиться не хотелось. Маленькая ошибка чревата иногда большими проблемами. Если для себя самого, даже для своего корабля вместе с экипажем — это еще полбеды. А если для России? Даже если никто не упрекнет, даже если не узнают или решат, что невиновен — сам-то все равно будешь знать, что виноват, что не предотвратил, не додумал... Паршиво это. А значит, надо вначале разобраться, понять, в чем же все-таки дело.

Капитан поднял глаза. Посмотрел на стоящую перед ним девушку. Небрежным движением отпустил лейтенанта — тот понятливо кивнул и бесшумно вышел. Понятливый парнишка, жаль, что испортили ему карьеру — далеко бы пошел.

Девушка между тем стояла — прямая, как стрела. Похоже, решила играть классическую роль "невинная жертва в лапах гнусного пирата". А что? Вполне возможно. Соломин чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Ну, здравствуйте, Ваше Высочество. С нашей последней встречи вы очень изменились — сразу даже и не узнал. Еще красивее стали, и это — не комплимент...

Глаза у нее после этих слов видеть надо было — огромные и круглые. А вообще, красавицей девушку было не назвать — высокая, худая, нескладная, разве что волосы шикарные, черные, как смоль, и невероятно густые. Красивой, может, и станет, но не сейчас, а через пару-тройку лет, так что Соломин комплимент ей отвесил изрядный и не вполне заслуженный. Но порода все же чувствовалась — за ней стояло много поколений предков, которые повелевали не самой большой, но все же независимой страной, а это что-то да значило. И вот с ней Соломин говорил уважительно — и из уважения собственно к ней, и просто потому, что она была женщина. А женщин русские уважали, ведь женщина — мать, неважно, уже или в будущем, а раз так, то ей автоматически дозволено многое. Намного большее, чем мужчине. Ведь задача любого настоящего мужчины защищать свою семью, обеспечивать ее, так генетически заложено, что мужчина воин и добытчик. Но создает семью, делает ее дееспособной все же женщина. Поэтому, в отличие от многих стран, где все еще царило половое равноправие, в Российской империи считалось нормальным, когда мужчина загораживает женщину собой, чтобы защитить. Неважно от чего.

А что испанка Соломина не помнила — так ничего удивительного в том не было. Виделись они до того единственный раз, когда шесть лет назад тяжелый крейсер "Чеглок" под командованием тогда еще капитана второго ранга Соломина приходил к их планете с дипломатической миссией. Тогда король с семейством посетил корабль — официальный визит согласно этикету. Детей при этом больше занимал не командир крейсера, а сам корабль, равного которому в тех местах никогда не появлялось.

Откровенно говоря, ничего удивительного в этом не было — выглядел крейсер даже повнушительнее "Эскалибура", хотя и был заметно меньше. А чего вы хотите? "Эскалибур" был классическим кораблем завоевания господства в космосе, и каждая его заклепка служила только одной цели — повышению боевой эффективности. "Чеглок" же, как и все остальные крейсера соколиного семейства, был изначально построен как дипломатический корабль, основным назначением которого являлось не участвовать в бою (хотя воевать он тоже мог, и очень эффективно), а демонстрировать соседям российский флаг, пугая всех до икоты. Именно поэтому он выглядел брутально, и вся его немалая огневая мощь, способная одним импульсом сорвать с орбиты луну покрупнее земной, выставлялась напоказ. Естественно, на провинциального монарха этот монстр произвел неизгладимое впечатление.

Самое интересное, что "Чеглок" полностью соответствовал представлению соседей о том, какими должны быть сами русские и их корабли. На протяжении всей истории русский флот исповедовал одну-единственную стратегию — привести очень много мощных кораблей с большими орудиями и разнести противника в пух и прах с безопасной дистанции, по возможности без потерь со своей стороны. Не всегда получалось, конечно, на то она и война, что всякое случается, но все же старались действовать именно так. Нет, русские не боялись воевать — они просто берегли своих людей. Дерево свободы, конечно, надо поливать кровью патриотов, но слишком часто этого делать не стоит — и насмерть можно затопить, и кровь быстро кончится. Да и потом, можно ведь свое дерево и чужой кровью полить — расти будет не хуже, проверено многовековой практикой. Сначала англичанами, американцами, европейцами, теперь вот — русскими.

Так что было детям на что посмотреть и, пока взрослые решали взрослые дела, старший помощник устроил подрастающему поколению экскурсию по кораблю. А Соломин тем временем вел неспешный разговор о делах, потому что дипломатом выступал как раз он. Посылать настоящего дипломата в эту дыру посчитали тогда излишним, а дело было плевое, поэтому его доверили Соломину. Тем более, что член семьи, хотя и сидящий на очень тонкой боковой ветви генеалогического древа, то есть априори лицо, облеченное доверием.

Естественно, капитан не запомнил девочку десяти лет, которую видел мельком. Да и запомнил бы — что с того? Шесть лет — огромный срок в таком возрасте. А вот имена отложились в памяти, это уже профессиональное, да и из предыдущего допроса он знал, с кем придется иметь дело. И так же естественно, что не помнили его. Пришлось объяснять.

После этого девушка удивилась еще больше, и ее ответ задел капитана очень сильно:

— Я думала, что среди русских не бывает пиратов.

Неприятно было страшно, но капитан не подал виду. Лишь улыбнулся:

— Судьба играет офицером. Думаю, донья Мэнола, в будущем вы еще не раз убедитесь в этом. А пока, — Соломин встал и широким жестом пригласил девушку к столу, — предлагаю отобедать, чем Бог послал. Конечно, наш кок — не повар из королевского дворца, но готовит, тем не менее, очень прилично. Думаю, стандартные блюда вам уже поперек горла...

Не отказалась — то ли любопытство перевесило, то ли и впрямь стандартные пайки уже поперек горла стояли. Ну а какой обед без вдумчивой, неторопливой беседы? Соломину совершенно не хотелось применять насилие там, где можно разговорить собеседника и, надо сказать, ему это удалось.

Главным тут было акцентировать внимание на какой-нибудь ерунде, при этом не давая понять, что это и в самом деле ерунда. А нужные сведения получать, что называется, между делом. Долгий процесс, работа кропотливая, мозгами приходится работать непрерывно, вычленяя крупицы информации, но зато без эксцессов. Особист, разумеется, справился бы без проблем, на то он и особист, а Соломину пришлось помучаться. И что самое паршивое, результатов было — кот наплакал.

Ну не знала она ничего. От намечающейся свадьбы была абсолютно не в восторге, но и против воли отца, то есть против государственных интересов, не пошла — вот и все. Да и не могла пойти в принципе, брак между представителями правящих домов — это и впрямь большая политика. Удивительно только, что кто-то решил связаться с арабами, ну да какие только выверты в той самой политике не встречаются. Притом, что ее папаша был не дурак, он явно хотел поиметь с этого неплохие дивиденды, и его дочь была в подобной игре таким же активом, как, скажем, банковский счет. Противно, конечно, но так и есть, жалости и даже просто привязанностям в политике не место. Так что девушка была даже чуть-чуть, самым краешком, благодарна Соломину, особенно когда он в красках описал поведение шейха (а араб, оказывается, носил этот громкий титул) на допросе. Глава государства может не быть сильным, красивым, даже умным, но быть трусом ему противопоказано.

Правда, вот тут она смогла его зацепить. Узнав, что ее жениха малость побили, она выдала шикарную фразу:

— Мне говорили, что русские жестоки. Но быть настолько жестокими, чтобы сначала избивать беззащитных пленных, а потом со смехом рассказывать про это...

И капитан психанул. Неожиданно для себя психанул и, хотя внешне это практически не отразилось на его лице, но внутри он кипел. Один Бог знает, чего ему стоило не взорваться. Вместо этого он улыбнулся, потом, чуть нагнувшись, приблизил лицо к лицу собеседницы, поглядел ей в глаза и негромко сказал:

— А вы знаете, у нас есть право быть жестокими. И извиняться мы не будем не перед кем. А вот бить, если надо, будем кого захотим и как захотим.

— Варвар, — презрительно фыркнула девушка.

— Может быть. Вот только, — Соломин уже овладел собой и, улыбаясь, откинулся на спинку стула, — я этого не скрываю. А вот вы, считая себя цивилизованными, предпочитаете забывать о своей подлости.

— Что?

— Что слышали. Вы знаете, донья Мэнола, что когда наша страна разгромила соседей в последней мировой войне, наша нация была на грани вымирания? И не потому, что были большие потери в людях, вовсе нет — мы бомбили врагов с орбиты, их потери были многократно выше. Нет, мы вымирали от жесточайшего вырождения. Нас тихо убивали еще до войны и, если бы мы не создали космические двигатели и остальные с испугу не полезли с нами воевать, то русские просто вымерли бы лет через пятьдесят, максимум сто. А знаете, как убивали? Да просто — наркотики, которые шли в нашу страну широким потоком, и это негласно поощрялось спецслужбами соседей. Особым образом генномодифицированная еда, которую нам поставляли. Вирусы, которые на нас испытывали. Из той гадости, которой нас травили, пожалуй, только водка была нашим собственным изобретением. Впрочем, не суть — главное, что все теракты, сепаратизм... Все это — не более чем открытое воздействие, которое направлено на живущее поколение. С ними можно было бороться. А то, что я перечислил, и еще многое другое, было бомбой, направленной на уничтожение следующих поколений. В России практически не рождалось здоровых детей. Знаете, как с этим боролись? А боролись просто. Иметь детей разрешалось только в случае, если ребенок будет здоровым. Понимаете? Выводили людей, как породу, наука это уже позволяла. А теперь представьте, что вы сама — здоровая женщина, но вы последняя в своем роду. Детей у вас не будет, не потому, что вы не можете их иметь, а потому, что у ребенка неминуемо будут генетические нарушения. Это сейчас можно людей лечить, в том числе, изменяя их генетически, а тогда — нет, никак! Это было страшно, я не хочу даже представлять, что чувствовали наши предки... Вы упрекаете нас в жестокости? Вам бы спасибо сказать, что ваших предков не уничтожили всех поголовно. Поверьте, с нашей точки зрения остальной мир заслуживал такой участи. И еще. Не забывайте, пожалуйста, что не все имеет срок давности. Плохая память вредна для здоровья. А вот мы помним все...

Девушка подавленно молчала. Соломин усмехнулся мрачно и задал ей еще несколько вопросов. Увы, ничего нового она не сказала.

Что же, большего от этой сопли капитан, если честно, и не ожидал. Шанс был, конечно, но невеликий, и сейчас Соломин не испытывал даже разочарования. Просто отправил девушку со всей возможной вежливостью в ее каюту и снова задумался. А потом плюнул и отправился спать — для любого дела должна быть свежая голова.

Он проспал восемнадцать часов, и за это время ничего не случилось. Когда капитан поднялся в штурманскую рубку, там все было спокойно и расслабленно, разве что рисунок звезд чуть-чуть изменился. Но и это изменение нельзя было назвать принципиальным — как ни велика была скорость "Эскалибура", она все равно была ничтожна перед бесконечностью космоса.

Впрочем, "Эскалибур" шел не торопясь — позади него напрягал двигатели, стараясь не отстать от большого брата, "Колумб". Конечно, отделаться от дона Мигеля можно было запросто, но незаконопослушный бизнесмен мог еще пригодиться, и потому русские по прежнему прикрывали его — одному сейчас было опасно.

Ведь ушел "Колумб", ушел, ага. Через два часа примчался обратно, волоча на хвосте два вцепившихся, подобно бультерьерам, французских эсминца. Раскатали это старье, конечно, с двух залпов, но дон Мигель после этого так просился с ними, что решено было позволить ему следовать за "Эскалибуром". Все равно сложно было представить, чем он может, случись что, помешать, а связи латиноса могли еще пригодиться.

Покивав с глубокомысленным видом, Соломин ушел отдыхать дальше — его работа начнется, когда крейсер доберется до цели, а пока можно было позволить себе маленькое послабление. В конце концов, он тоже не железный, и все это прекрасно понимают. Да и вообще, плох тот капитан, который постоянно стоит за плечом подчиненного, проверяя и перепроверяя каждое его движение. Здесь не салажата собрались, а опытные профессионалы, достойные доверия, и это надо учитывать. Психология — штука важная.

Сутки спустя космическая станция "Гром", оставшаяся после гибели Дюбуа бесхозной и беззащитной, была уже четко видна на радарах. Конечно, бесхозная и беззащитная — громко сказано, потому как на ней оставалось под сотню человек обслуживающего персонала, плюс имелось вооружение, соответствующее тяжелому крейсеру Французской Деспотии. Мелочь, в общем, при необходимости "Эскалибур" расковырял бы ее примерно за пятнадцать минут с безопасной дистанции. Проблема была в том, что станция нужна была Соломину целой.

А хорошая станция была. Станции этой серии когда-то массово строились и французами, и англичанами, и японцами, хотя, вообще-то, это была немецкая разработка. Просто Германия, сильно нуждаясь в деньгах, продавала лицензии направо и налево, а заполучить и впрямь удачную конструкцию не был против никто.

Сейчас эти станции уже устарели и массово снимались крупными странами с вооружения, однако мелким "почти что державам", чьи жалкие флоты устаревали еще до того, как закладывались на стапелях, а также пиратам такие станции были очень кстати. А что — простая в конструкции, а значит, очень надежная, неприхотливая в обслуживании... Главное, ресурс практически бесконечный — топливо в реактор загружай, и все. А кварк-реакторы этих станций были сверхнадежны, хотя и обладали впечатляюще низким КПД. В результате всего этого на вторичном рынке такие станции всегда имели невысокий, но стабильный спрос.

Соломин и сам присматривался к такой вот станции-базе, когда еще только начинал свою сольную карьеру и пиратом еще не был, однако вынужден был от покупки отказаться. Не по финансовым соображениям — деньги тогда были — а из-за того, что персонал такой станции составлял под две сотни человек. А где, спрашивается, найти столько русских, оставшихся не у дел, причем профессионалов? Русские — это вам не расплодившаяся сверх всякой меры польская шляхта. Польши нет давно, а эти орлы все ползают по портовым кабакам, за кружку пива рассказывая любому желающему о своих подвигах в войне с немцами и русскими (хотя с русскими они не воевали уже несколько столетий). Нет, собрать экипаж для такой станции было нереально, даже то, что Соломин ухитрился набрать людей в экипаж своего корабля, пусть этот экипаж был и неполным, можно было смело назвать гимном его организаторским способностям. Он сам удивлялся этому, притом, что как раз организатором считал себя очень средненьким.

Сейчас он считал, что сделал тогда ошибку. Купил бы станцию — горя бы не знал. Подвесить ее в режиме консервации, посадить на нее пять-шесть человек на всякий случай, вроде как сторожей, и раз в полгода их менять. Тяжело, конечно, но предки на орбитальных станциях и подольше сидели, причем в куда худших условиях. Зато случись что — раз, и на собственной базе, и отремонтироваться есть где, и отсидеться. Еще перевооружить ее под русский стандарт — и хрен его оттуда выцарапаешь, хоть целый флот подгоняй. Увы, все это были лишь мечты, теперь денег на подобное приобретение у Соломина не было. Однако, раз уж подвернулась такая оказия, грешно было ей не воспользоваться. Только не хотелось станцию калечить.

Она и досталась русским целой. Ну, почти целой. Просто до банальности все прошло. "Эскалибур" не торопясь маневрировал за пределами досягаемости артиллерии базы, ясно различимый ее радарами, и вел переговоры с засевшими на ней людьми Дюбуа об условиях сдачи. Те упорно торговались — понимали, насколько разную ценность представляют целехонькая база и куча мусора, медленно расплывающаяся в пустоте. А еще они понимали, что линейный крейсер не несет вооружения, позволяющего аккуратно, шкурка за шкуркой, счищать с базы ее батареи. Разнести в клочья — запросто, а вот для тонкой, хирургической работы артиллерия "Эскалибура" здесь не очень то подходила. В результате переговоры шли своим чередом, операция по захвату базы — своим. Крейсер отвлекал французов, а тем временем с противоположной стороны тихонечко, никем не замеченный, зашел бот группы эвакуации — он наиболее подходил для такого рода операции — и осторожно пришвартовался к их базе.

Тяжелая машина была быстроходна, максимально защищена и имела маскировочное поле уровня эсминца. Русского эсминца, и этим было все сказано. Естественно, что обнаружить ее с помощью того барахла, что имелось на станции (а подробные характеристики систем обнаружения базы узнали от пленных) было не то чтобы невозможно, но крайне сложно, особенно если внимание отвлечено на маневрирующий неподалеку суперкрейсер. Что поделаешь — специфика работы у машины такая — ей может потребоваться незамеченной пробраться в тыл противнику и обеспечить эвакуацию людей у него из-под носа, возможно, обороняясь от превосходящих сил противника. Естественно, бот получился дорогущим, но на людях Российская империя не экономила.

Помимо четырех человек собственно группы эвакуации, в бот набилось два десятка десантников и столько же боевых роботов. Впрочем, последние стояли на своих штатных местах — они с этим ботом ходили всегда. В ходе эвакуации их задачей было обеспечение периметра, но и в качестве штурмовых машин тяжелые роботы подходили отлично.

Естественно, бот обнаружили и даже успели идентифицировать еще до швартовки. Не менее естественно, что решили не открывать огонь — все равно бесполезно, главным калибром накрыть малотоннажную цель и без того сложно, а бот, к тому же, уже вошел в мертвую зону для большинства батарей. Легкие же орудия машине с такой защитой были не опаснее, чем брошенные рукой камешки, уж это-то французы понять смогли. Логичным решением было организовать засаду и разделаться с наверняка немногочисленным десантом уже на территории базы, однако никто не рассчитывал на то, что с десантом будут самоходные носители тяжелого вооружения.

Станция была, так же, как и незабвенный Большой Хват, построена на основе астероида. Это вообще было стандартным подходом к строительству космических станций — и дешевле, и надежнее, чем строить станцию из металлических или пластиковых конструкций с нуля. Сейчас это означало, что внутри можно стрелять, не опасаясь разгерметизировать помещение. Именно этим русские и воспользовались.

Удачный тактический ход противника подобен поносу: пока его не замечаешь, о нем и не думаешь, а когда обнаружил, думать становится поздно. Примерно это сейчас и произошло — защитники станции ожидали десантников, возможно, в тяжелой броне, но с легким стрелковым оружием. В результате первая линия обороны была сметена огнем скорострелок, установленных на штурмовых машинах которые, теоретически, предназначены для действий на планетах, но никак не для штурма космических баз. Однако здесь, когда вокруг была многометровая толща камня, их решили применить — и решение было удачным. К чести французов, они немедленно отступили ко второй линии обороны и встретили нападающих плотным и точным огнем, но удар бронетехники, мощный и успешный, оказался лишь отвлекающим маневром.

Пока тяжелые боевые роботы перестреливались с оттесненными защитниками базы, в систему вентиляции проникли роботы малые. Те самые паучки, которые так и не пригодились на Большом Хвате, но зато отменно подошли сейчас. Несколько десятков этих маленьких, юрких машин стремительно и бесшумно рассредоточились по базе, после чего для обороняющихся настал ад.

Конечно, большая часть персонала базы была в скафандрах, но тяжелые боевые доспехи были только на тех, кто держал обороны в месте высадки десанта да на немногочисленных перестраховщиках. Те же скафандры, которые были надеты на остальных, оказались абсолютно бесполезны против внезапной атаки, которая могла последовать откуда угодно, хоть из вентиляционной шахты, хоть из унитаза, и потому удар был страшен.

Нет, никого не убивали — атакующий робот впрыскивал в тело жертвы токсин, прямо как настоящий паук. Только, в отличие от паучьего, этот препарат был искусственным и не вызывал смерти. Один укол — и человек спустя десяток секунд теряет сознание. Достаточно ввести антидот, чтобы привести его в себя, но фокус был в том, что антидот был только у русских. Так что спустя полчаса большая часть персонала базы лежала без сознания, а русским оставалось только решить — приводить их в себя, или так в бессознательном состоянии в космос и повыкидывать.

Через час к базе подошли еще два бота — теперь орудий базы можно было не бояться. Они были абсолютно целыми, но из них некому было стрелять. Более того, их механизмы, а также системы управления базы были заблокированы, реакторы переведены в холостой режим — малые боевые роботы, несмотря на размеры, были штукой многофункциональной. Десантникам оставалось только провести зачистку, и вот так быстро, бесшумно и практически без жертв пиратская база "Гром" была взята.

Соломин шел по коридорам своего нового трофея неспешным прогулочным шагом. На центральном посту он уже побывал, сейчас там работали его люди, а спешно выведенный из комы вахтенный офицер базы, испуганный мало что не до мокрых штанов, исправно и по первому требованию давал необходимые консультации. Все было за то, что пройдет несколько часов — и база начнет функционировать в нормальном режиме. Сразу же после этого начнется ее перегон, который превратится в пытку — собственные двигатели базы скорее маневровые, и на марше способны разогнать ее до скорости, которая не только русскими, но и вообще кем угодно воспринимается, как черепашья, но буксира под рукой нет и пользоваться придется именно ими. Чапать к ближайшей подходящей точке придется долго и упорно, и оставаться на месте тоже нельзя. Вешайтесь, господа!

Ну а пока шла текучка, пока подсчитывали потери среди роботов, пока собирали парализованные тела французов (не только французов — персонал базы оказался весьма интернационален, но земляков Дюбуа было все же большинство), Соломин осматривал свое новое приобретение. Трофей, кстати, был неплох — база, очевидно, досталась Дюбуа практически новой и поддерживалась им, несмотря на традиционное французское раздолбайство, в отличном состоянии. И склады базы оказались набиты не только товаром, который Дюбуа почему-то не спешил распродавать, но и продовольствием. Только вот продовольствие это было не для людей, а для все тех же церрелов, чей метаболизм сильно отличался от человеческого.

Только вот самих церрелов на базе не было — по словам пленных, все они ушли в поход вместе с Дюбуа. Возникал резонный вопрос: зачем пиратам такое количество продовольствия? Этим можно было неделю кормить пару десантных дивизий, а при некоторой экономии и три. И ведь это были не деликатесы, которые можно продать быстро и задорого, а нечто вроде стандартных солдатских пайков — максимум питательности и минимум вкуса. Вариантов ответа хватало, но Соломину не нравился не один.

Так что был капитан озабочен происходящим, хотя и не настолько, чтобы это показывать окружающим. Командир должен внушать своим подчиненным уверенность, а не нервировать их лишний раз, а значит, эмоции надо держать по возможности при себе. Это потом, в спокойной обстановке, можно спустить пар на ком-нибудь стороннем. Того же британца высмеять, поднять себе, любимому, настроение — все равно тот достойно ответить не сможет. Не совсем прилично, конечно, но куда лучше, чем с мозговедом корабельным лясы точить. А перед своими людьми нервозность показывать — ни-ни, капитан — первый после бога, учитывая же, что бога нет — вообще первый.

За мрачными мыслями в одиночестве Соломина и застал срочный вызов с мостика крейсера. Выслушав сообщение, Соломин спросил только, рассчитал ли штурман курс, получив утвердительный ответ похвалил его и объявил сигнал общего сбора. Еще через пятнадцать минут линейный крейсер, форсируя двигатели, уже мчался прочь, оставив на базе лишь два десятка человек перегонной команды. Да "Колумб" продолжал идти рядом с ней — под прикрытием орудий базы было все-таки безопаснее, а следовать за "Эскалибуром" он все равно не мог — даже выжав из своих двигателей все и еще чуть-чуть, он не смог бы выдать и половины той скорости, с которой шел сейчас крейсер.

Пассажирская каюта линейного крейсера "Эскалибур". Час спустя.

— ...странно, почему они не смогли отразить вашу атаку. Я думала, за столько веков люди перебрали уже все мыслимые и немыслимые варианты, и придумать что-то новое невозможно в принципе.

— А мы и не придумывали. На самом деле тактика заброса микророботов достаточно распространена. Они просто от нас такого не ожидали, ну да это — только их проблемы.

— И почему же так вышло?

— Да потому, что русский флот очень редко использует тактику абордажей. Я читал, что количество абордажей за последнюю сотню лет можно пересчитать по пальцам, и еще останется место. И даже носки снимать не надо.

— М-да, ваши манеры оставляют желать лучшего.

— Какие уж есть.

— Так почему так мало абордажей? Боитесь?

— Нет. Просто еще со времен парусов тактика русского флота заключается в уничтожении кораблей противника в артиллерийском бою, а не в абордажной свалке. То есть лучшее маневрирование, лучшая выучка экипажей, по возможности лучшее вооружение и большее число кораблей. Не всегда, конечно, это получается, но стремиться к этому надо — люди пока еще почкованием не размножаются, и похоронки матерям писать — занятие тяжелое. Я это проходил на своей шкуре, и честно скажу — лучше уж я расстреляю врага издали, не теряя своих людей. К тому же, за редким исключением, вражеские корабли не представляют для нас интереса — мы слишком превосходим остальные страны технологически. Зачем нам ваш металлолом?

— Металлолом? Да наши корабли...

— Извините, если обидел, но ваши корабли — металлолом. А конкретно корабли, которые в вашей стране на вооружении — металлолом в квадрате. Я не слишком хорошо разбираюсь в характеристиках старых кораблей, но, если самый молодой из них построен двести лет назад, а в последний раз модернизировался за пятьдесят лет до вашего рождения... Простите, это не смешно, это печально. Удивительно уже то, что вас до сих пор никто не завоевал. Нашему кораблю хватило бы пятнадцати минут, чтобы разнести ваш флот в мелкую пыль.

— Откуда вы знаете про наш флот? Это секретные сведения.

— Интересно стало. Сходил в корабельную библиотеку, взял каталог и прочитал. Впрочем, не будем о грустном. Так вот, возвращаясь к нашему разговору. Тактика заброса микророботов не нова, но от нас ее применения не ожидали — привыкли, что мы не идем на абордаж, да и вообще в бою предпочитаем прямой удар, основанный на качественном и количественном преимуществе. Ну а когда роботы были запущены, шансов у обороняющихся не оставалось вовсе, даже если бы они вовремя обнаружили диверсию.

— Это почему? Меня учили, что каждое действие рождает противодействие, и если роботов кто-то использовал для атаки раньше, то и методы противодействия должны быть как минимум продуманы, а вероятнее всего и испытаны.

— Ну, вы абсолютно правы, но дело в том, что наши роботы намного совершеннее того, что имеется на вооружении других стран и...

— Да что вы все заладили — совершеннее, совершеннее! Можно подумать, что кроме русских все вокруг — недоумки!

— Возможно, у вас и создается впечатление, что мы всех считаем недоумками. Вовсе нет. Все люди примерно равны по развитию, у многих народов есть талантливые инженеры... Не у всех, конечно, но у большинства.

— Вы расист и ксенофоб.

— Почему?

— Потому что у вас есть народы без талантливых людей. Вы только что сказали.

— Я этого не говорил. Я сказал, что не у всех народов есть талантливые инженеры. И я прав, потому что у некоторых народов, особенно африканского происхождения, инженеров нет вообще. Сидят на пальмах, да бананы, или что там на их планетах есть, трескают — зачем им образование? Между прочим, это факт, что некоторые народы впали в совершеннейшую дикость, и образование у них на нуле.

— Ну ладно, пусть так. Но ведь есть куда более развитые страны...

— А вы мне скажите, сколько, например, талантливых шведских инженеров работает в Швеции? А финских — в Финляндии? Английских в Англии, в конце концов? Не знаете? И я не знаю, но точно знаю, что куда больше их работает в России. У нас отлично понимают, что важнейший ресурс — это люди, и за молодыми дарованиями идет настоящая охота. И многие едут, едут за знаниями, за возможностью интересной работы, за материальными благами, которые им предлагают. Чаще всего такие приезжие остаются, а их дети — они уже становятся русскими. Такая утечка мозгов - это только один из моментов. А ведь есть еще и тот факт, что мы создали себе огромный задел, фору в сотню лет, плюс, когда победили в последней Мировой войне, стрясли со всех такую контрибуцию, что могли делать все, что хотели, финансировать любые проекты... Остальные же были вынуждены выживать — вот и отстали. Теоретически, мобилизовав все ресурсы, те же США могут догнать нас в развитии, однако вот не торопятся что-то. И другие не торопятся, значит, что? А значит это, что такое положение вещей всех, по большому счету, устраивает. Я, кстати, ничуть не удивляюсь такому раскладу.

— Почему?

— А зачем им напрягаться? Реально мы никому не угрожаем, ни на кого не нападаем. Зато пугалом для обывателей служим исправно.

— И вас это устраивает?

— А нам то какая разница? Всеобщая любовь нам нужна, а уважать нас уважают, пускай и через страх, и потому не трогают. Разве что пиндосы не успокоятся никак, все на прочность пробуют, но почему — не знаю. И почему их не уничтожат — тоже не знаю, я ведь не адмирал, близко не лежал, что называется.

— А куда мы сейчас отправились? И почему так резко?

— Точно не знаю, я не штурман. А отправились потому, что надо людям помочь.

— В смысле?

— В прямом. Один из русских лайнеров захвачен террористами, военных кораблей, способных его отбить, поблизости нет, вот и придется нам этим заниматься. Вообще, что называется, поперло непонятно что. Такие захваты если раз в сто лет случаются — это уже много, и вероятность, что мы окажемся в этом замешаны, стремится к нулю. Но вот такова, наверное, наша планида. А тебе как раз свезло — посмотришь вживую, как русские с терроризмом борются. Я вам экран в каюте подключу.

— Так. Я, наверное, что-то не понимаю. Вы пираты?

— Да.

— И вы сейчас летите освобождать пассажирский лайнер от террористов.

— Ну да. А что здесь такого?

— Стоп. Еще раз. Вы пираты, которые летят освобождать пассажирский лайнер от террористов. Так?

— Да, так и есть.

— Вы что, настолько ненавидите террористов? Или они ваши конкуренты?

— Да нет, лично мне на террористов наплевать, да и остальным, думаю, тоже. Да и какие из них конкуренты?

— Тогда я точно ничего не понимаю. Зачем вы летите? Какое вам дело до этого несчастного лайнера?

— Но это ведь русский лайнер.

— И что?

— Значит, надо помочь.

— Почему?

— Да потому. Вы что, не понимаете элементарных вещей? Любой русский, оказавшийся в подобной ситуации, может рассчитывать на помощь другого русского. Это совершенно нормально. Поэтому хрен с ней, с базой, и без нас перегонят, сейчас есть дела поважнее.

— То есть вы хотите сказать, что только из-за того, что подвергся нападению русский корабль, вы готовы бросить все, лететь на край света, присоединяться, если что, к военному флоту и даже исполнять роль военного корабля?

— Разумеется.

— Нет, вы какие-то неправильные пираты. Ну я понимаю еще, если бы вы хотели этот лайнер ограбить, но освобождать... Скажите, вы бы любой корабль так спасать бросились?

— Русский? Конечно.

— А, скажем, американский, или там японский?

— Нет, что мы у них забыли? Ограбили бы, может, как вы советовали...

— Я? Когда?

— Да только что. Кстати, из вас бы вышел неплохой пират — думаете вы, во всяком случае, в правильном направлении.

— Но террористы...

— Слушайте, ну их террористы — их проблемы. У них свои страны, свои спецслужбы, которые, кстати говоря, неплохую зарплату получают. Вот и пускай отрабатывают.

— Хорошо. Вы бы прошли мимо. А ваши военные корабли?

— Не знаю. Этот вопрос остается в компетенции капитана военного корабля. Может мимо пройти... Если у него задание какое-то будет — точно мимо пройдет, для него дело первично.

— А если нет задания?

— Значит, скорее всего, будет наблюдать — когда еще такой цирк получится увидеть.

— Цирк?

— Ну да. Вы знаете, десантирование со стороны выглядит довольно забавно. Мы и сами вначале ржали, когда нам съемки наших собственных десантов давали посмотреть. Позже надоело. А посмотреть, как будут раскорячиваться конкуренты — это же ващще!

— Ну хорошо. А вот, предположим, задания нет, но и других кораблей поблизости нет. Тогда что?

— Ну, тогда... Тогда — по ситуации. Возможно, пройдет мимо, возможно, захочет потренировать десант в условиях, приближенных к боевым. В любом случае, это будет только его выбор.

— А если на корабле среди иностранных пассажиров окажется русский? Ну, хотя бы один?

— Тогда террористы, если они не идиоты, обеспечат ему беспрепятственную высадку на ближайшую обитаемую планету и выплатят компенсацию за неудобства. Так они и делают, бывали прецеденты.

— Но почему?

— Да потому, что в противном случае им лучше всего будет застрелиться — хотя бы мучаться не будут. Хотя их родных это, конечно, не спасет. И не надо мне про то, что мы звери — зато нас стараются не трогать.

— Ага, вот как раз сейчас и не трогают.

— Думаю, трогать скоро будет некому...

Глава 4. Рагу по имперски.

— Кто его учил так вести переговоры?

("Пятый элемент")

А мы не боги! А мы люди!

Просто люди из крови и плоти...

Очень трудно, очень больно,

Как и всем нам бывает порой...

Просто это, просто это,

Просто это — такая работа

Охранять, охранять,

Охранять вашу жизнь и покой.

(из х/ф "Внимание, всем постам!")

Капитан Соломин сидел в каюте, в своем любимом кресле, и курил, рассеянно вертя в руках фуражку. Густой ароматный дым поднимался вверх и всасывался в систему вентиляции, чтобы быть поглощенным фильтрами, а самого капитана очень скоро ждало ежемесячное посещение медотсека — последствия курения надо было нейтрализовывать регулярно. Конечно, это лишние хлопоты, но курить трубку для капитана корабля — традиция. Одна из многих традиций, пришедших с морского флота или рожденных уже здесь, в бескрайних просторах космоса. Вроде бы бессмысленная традиция — но она существовала уже многие сотни лет, пережила десятки поколений космонавтов и, как бы против нее не боролись, исчезать не собирались. В конце концов даже самые ярые врачи-тобаконенавистники махнули на нее рукой, и трубка стала таким же атрибутом капитана, как белый колпак у кока или дудка у боцмана. Тоже бесполезные в нынешнее время, но никуда не девшиеся предметы.

Впрочем, традиции занимали сейчас капитана меньше всего — и курил, и фуражку в руках он вертел чисто механически. Сейчас у него была другая забота — капитан думал, и мысли его были невеселыми.

Капитан не понимал террористов. Не понимал — и все тут. Зачем они творят свое непотребство? Чтобы их услышали? Так кто мешает — есть сеть, пользуйся. Если ты сможешь сказать что-то умное и интересное, тебя услышат миллионы. Чтобы добиться чего-то? Но, опять же, зачем вот так? Добейся чего-то в жизни, если ты такой умный, стань политиком, ученым, генералом, и ты сможешь реально влиять на события и добиваться, чего хочешь, законными методами. Единственное, что надо — доказать что ты достоин этого.

Нет, он понял бы, если бы террористы все как один были тупыми мерзавцами или беглецами из психушек, получающими животное удовольствие, унижая других, и доказывая безоружным людям свое мнимое превосходство. Однако среди террористов было немало обеспеченных людей, имеющих очень приличное образование. Зачем им лезть в террор, мозг Соломина понимать решительно отказывался.

Возможно, террором можно было бы чего-то добиться в псевдодемократических странах вроде той же Британии — Соломин не интересовался этим вопросом. Куда больше его удивляло то, что все еще иногда находятся дураки, желающие поиграть в подобные игры с Российской империей. Россия когда-то в прошлом сама от невеликого ума политиков и "мыслителей" того времени очень много сделала для развития терроризма, даже какую-то научную базу под это подвела, а потом сама и пострадала от террористов больше других. И вполне логичным было то, что мощное государство не могло позволить, чтобы ему диктовали, что делать, какие-то мерзавцы, а потому, как только появилась политическая воля, лекарство от напасти было найдено.

В общем, все просто было: во-первых, всех заложников, от грудных младенцев до стариков, немедленно считали призванными на военную службу, что сразу снимало немало юридических проблем. А во-вторых, максимально упростили законодательство. Так, если террористы, захватившие заложников, сдались по первому требованию, им однозначно светило пожизненное заключение. Года два, реже три, на урановых рудниках, где условия были такие, что попавшие туда завидовали мертвым. Потом — смерть, не самая приятная, но от вполне естественных причин.

Если пришлось штурмовать — тогда смерть, даже суд не требовался. И умирая, террористы завидовали тем, кто оказался на рудниках. Если при этом погибли заложники или кто-то из участников спецоперации — что же, тогда умирали не только исполнители, но и вся их организация. Поголовно, даже если это требовало массу времени и средств. Ну и, наконец, если оказывалось, что к заложникам применялись, к примеру, пытки, умирали и члены семей террористов. Жестоко. Страшно. Действенно.

Вначале, конечно, террористы не восприняли это слишком уж серьезно, и жестоко поплатились. Был дикий всплеск ответных акций разнообразных "фронтов" и прочей шушеры, кульминацией которых был захват племянника тогдашнего императора. Ну что же, террористы выдвинули требования. Через полчаса они просили только дать им уйти. Еще через полчаса их живьем сварили в масле. Мировая общественность негодовала и кричала о правах человека. А мальчишку похоронили тогда на семейном кладбище, и про это никогда не говорили в забугорных новостях. Однако кто надо — тот узнал все, что нужно, и именно после этого случая терроризм пошел на спад и со временем практически исчез.

Кстати, допускались в борьбе с терроризмом и методы, вызывающие искреннее и вполне законное возмущение соседей. Так, например, один из террористических актов, в котором погибло почти пятьдесят граждан Российской империи, совершенный организацией, курируемой английской разведкой, стоил британцам двух колоний и половины флота. Русские спецслужбы, несмотря на свое техническое превосходство, вряд ли можно было назвать лучшими в мире — с ними в этом успешно конкурировали спецслужбы еще как минимум четырех-пяти стран. Однако найти концы тогда удалось, и русские потребовали выдать им шефа британской разведки. Британцы, вполне естественно, отказались, и тогда император сказал фразу, ставшую девизом русского флота: "Если кто-то решил вести себя, подобно папуасу — значит, он и есть папуас и наказывать его надо, как папуаса". В общем, Британия сдалась, когда русские корабли расковыряли висящие на орбите столичной планеты орбитальные крепости и начали подтягивать мониторы для орбитальной бомбардировки. Русские повесили главу британской разведки и, немного подумав, премьер-министра, который, раз уж он в стране главный, отвечает за все. Конечно, первых лиц государства вешать как-то не принято, но, как оказалось, все равны перед медведем. А главное, никто даже не попытался прийти на помощь британцам. Ближайшие союзники, США, и те промолчали — то ли были согласны, что терроризм и политика несовместимы, то ли, что вероятнее, опасались, что русские на волне раздражения займутся сокращением штатов, и не обязательно в алфавитном порядке. В том конфликте погибло больше миллиона британцев...

И все же, нашлись какие-то бездари, решившие попробовать захват заложников. Мрачно — ни одного военного корабля поблизости, точнее, ни одного крупного военного корабля. Захваченный террористами лайнер эскортировал сейчас сторожевой корабль "Вьюга", однако возможности освободить заложников он не имел, что само по себе было подозрительно. Однако пока что приходилось ждать — полной информации не было, а гиперсвязь на идущем полным ходом корабле поддерживать было, мягко говоря, затруднительно. Фактически, гиперсвязь сейчас работала только в режиме пеленгации сигнала сторожевика — модулированные сигналы было просто не разобрать, а снижать ход до экономичного, чтобы получить всю информацию, и терять на этом, возможно, пару часов, Соломину не хотелось. Проще подождать, благо не так и много времени оставалось до того, как крейсер подойдет к месту событий, а там уж уточнить детали, чем сначала тормозить, а потом снова разгонять огромный корабль.

В принципе, не такой уж и большой получился бросок — через шесть часов локаторы "Эскалибура" засекли неспешно движущийся лайнер, а рядом с ним крохотный по сравнению с махиной пассажирского корабля сторожевик. Еще полчаса спустя линейный крейсер сбросил ход и пошел параллельным курсам, а Соломин связался с командиром "Вьюги".

Командир сторожевика, совсем еще молоденький парнишка в потертом рабочем комбинезоне и погонами старшего лейтенанта, с неприкрытым интересом смотрел на появившееся на экране изображение. Разве что рот от удивления не открыл — и в самом деле, откуда здесь, в диком космосе, взяться русскому военному кораблю, если ему только что сообщили — ближайший из них в десяти часах хода. Он и сам-то оказался здесь случайно — срочно перебрасывал медикаменты для научной экспедиции и, когда получил сообщение о захвате террористами лайнера, согласно инструкции изменил курс и попытался освободить заложников. Попытка, надо сказать, закончилась не начавшись, и теперь он шел параллельно курсу лайнера, пытаясь, по мере возможности, контролировать ситуацию. И тут вдруг ниоткуда возникает целый линейный крейсер — удивительно, откуда он взялся? Хотя, конечно, это здорово — и есть, кому принять командование, а то в своей способности решить проблему самостоятельно лейтенант сомневался, и наверняка на крейсере есть нормальный десантный отряд, а то на сторожевике, да еще и отнюдь не новом, абордажная группа не предусмотрена в принципе. Но все равно удивительно — откуда?!!

— Капитан первого ранга Соломин, — представился вновь прибывший и, слегка охладив радость на лице капитана "Вьюги", добавил, — в отставке. Командир линейного крейсера "Эскалибур".

— Старший лейтенант Пирожков, командир сторожевого корабля "Вьюга", — представился в ответ молодой офицер и, пытаясь скрыть разочарование (а попробуй скрой, если у него лицо — открытая книга), спросил, — значит, вы частное лицо?

— Лейтенант, у меня полностью боеспособный корабль с десантной группой на борту. Каждый, знаете ли, выполняет собственную миссию. Доложите лучше обстановку.

Искусством выплетания словесных кружев Соломин владел так себе, однако сейчас он добился того, чего хотел — создал у лейтенанта впечатление, что тот разговаривает с кем-то, выполняющим жутко секретную миссию. А что тот еще мог подумать, видя перед собой отставника на боевом корабле, которые, как известно, просто так не раздают? Нет, можно было, конечно, долго и нудно объяснять ему расклады, но проще вот так вот, перехватив инициативу (и, кстати, ни словом не соврав), спокойно заняться делами.

Лейтенант кивнул и доложил — быстро и четко доложил, хороший офицер... будет. Сейчас он пока что просто двадцатипятилетний парень, которого поставили командовать антикварным кораблем. Это корыто используют на побегушках, а заодно присматриваются к его командиру — как себя покажет. Интересно, чье внимание он привлек? Впрочем, неважно. Так вот, покрутится парнишка, порешает стандартные и нестандартные задачки, а солидный начальник с большими звездами на погонах будет на это смотреть и тоже решать, продвигать парня или подыскать ему должность, более соответствующую его способностям. Классическая проверка для молодого и перспективного офицера, от результатов которой зависит его карьера, только он пока что об этом не знает.

А доложил все-таки хорошо — сразу все понятно. Итак, шел он, значит, шел по своим делам, как вдруг получил сигнал бедствия с этого самого лайнера. Когда к лайнеру подошел — оказалось, опоздал. Связи уже нет, очевидно, террористы контролируют весь корабль. Откуда знает, что террористы? Так сами сказали — ответили на его запрос, лаялись сильно, но неумело, назвались фронтом освобождения чего-то там от кого-то там и потребовали убираться. Теперь сторожевик идет рядом с лайнером и посылает непрерывный сигнал о помощи всем, кто его слышит. Плохо то, что сторожевик — действительно ОЧЕНЬ старый, лайнер, правда, тоже, но все же его ходовые возможности получше, а "Вьюга", вдобавок, не успела пополнить запасы топлива и через пару часов попросту потеряет ход. Пирожков и так рискнул — в принципе, ему уже сейчас вряд ли хватит топлива, чтобы добраться до ближайшей населенной планеты, хотя тут попроще, на сигнал придут и помогут, флот своих не бросает. А как только сторожевик потеряет ход, лайнер от него оторвется, выйдет за пределы зоны действия его стареньких радаров, сменит пару раз курс, и найти его снова будет затруднительно. Боевые же корабли будут нескоро — дикий космос, баз поблизости просто нет.

На вполне логичный вопрос, почему не произвели операцию по освобождению заложников, лейтенант ответил, что не имел возможности. И пояснил детали, да так, что у Соломина глаза на лоб полезли от удивления — о подобном он еще не слышал.

Дело в том, что русские не лезли помогать другим не потому даже, что плохо относились к соседям. Скажем так — те были им безразличны, но все же выгода от уничтожения террористов, где бы те ни были, перевешивала затраты. Дело было в другом.

Спецоперация, особенно направленная на освобождение заложников — очень специфическое мероприятие, требующее определенных навыков. А эти навыки святым духом не появляются, спецназ готовят долго и тщательно, и не каждый человек сможет в нем служить. Естественно, сажать на каждый корабль спецподразделение — задача непосильная, да и ненужная, в общем-то. На крупных кораблях есть десантники, со своей спецификой и достаточно высоким уровнем подготовки и оснащения. Только вот десант — это штурмовики, они в два счета покрошат в лапшу любых террористов, но точечную операцию провести вряд ли смогут. Спецназ — это скальпель, а десант — топор, вот и вся разница.

А теперь представьте, что будет, если десантники возьмутся освобождать иностранный корабль. Куча трупов будет, море крови, и последствия в виде обвинений в военных преступлениях. Словом, ничего хорошего, хотя и ничего особо страшного. Однако же, в свете этого, командирам русских кораблей был отдан секретный приказ — вмешиваться только в случае, когда гарантировано бескровное уничтожение террористов, что бывает, естественно, редко. Вот они и не вмешивались.

С русскими кораблями все проще — каждый из них, что государственный, что частный, имел систему подчинения. Захватывают, к примеру, корабль террористы — подходит первый попавшийся русский крейсер или вон тот же сторожевик, передает его командир определенный код, и все, компьютер захваченного корабля оказывается ему подчиненным. А кто контролирует компьютер корабля — тот и сам корабль контролирует. В такой ситуации можно сделать все, что угодно, быстро и бескровно. Даже штурмовать может не потребоваться — если грамотно все сделать, то террористы окажутся отрезанными от пассажиров и членов экипажа в отдельных помещениях, их даже можно в плен не захватывать, а откачать, например, из этих кают воздух. Или отогнать корабль на ближайшую базу, где есть группа антитеррора, или... Да что угодно можно сделать, были бы желание и фантазия.

Так и собирался поступить старший лейтенант Пирожков, однако вышло все по иному — его попытка была зафиксирована мгновенно, после чего от него потребовали прекратить, а не то, мол, начнут убивать заложников. Прекратил, разумеется, однако перед этим успел все же понять, что произошло. Понимание его не обрадовало — скорее, немного напугало. Его код банально блокировался при помощи другого военного кода, только рангом повыше. Насколько выше неясно, но сам факт того, что сверхсекретные коды попали в руки каким-то террористам, выглядел пугающе. И главным был вопрос даже не как попал, а что теперь делать.

Да уж, ситуация сложилась — хуже некуда. На сторожевике десантной группы не было — стало быть, операцию пришлось бы проводить силами экипажа. Даже если удастся обездвижить лайнер, что можно было сделать, попросту расстреляв ему двигатели, десант незамеченным не подойдет. А на лайнере стоят несколько орудий — обычные оборонительные системы, так, на случай всякий. Боты из них расстреливать — милое дело. И не подавишь — издали рискуешь разрушить сам лайнер и погубить пассажиров, а вблизи вообще неизвестно, кто кого уделает.

Словом, на сей раз у террористов были все шансы уйти, однако появление "Эскалибура" сломало им все планы. Кстати, сейчас они настойчиво требовали ответить им — похоже, намерены были влезть в разговор. Ну что же, почему бы и нет?

Как только террористов подключили к общему каналу, по мостику корабля разнеслась не слишком изощренная брань, из которой, если вычленить нецензурщину, следовало, что если крейсер немедленно не уберется, то они — ух! Прямо герои. Терпеливо выслушав этот поток слов, Соломин широко улыбнулся в ответ (его экран оставался темным, но террористы наверняка его видели) и ответил:

— Значит, так, уроды. Если через полчаса не сдадитесь сами, я вас лично в реактор сброшу. Живьем. А потом найду, с каких вы планет, и выжгу их до скального основания. Время пошло.

После этого Соломин отключил онемевших от такой наглости придурков, повернулся к Пирожкову и задумчиво спросил:

— Слушай, лейтенант, а почему они решили угнать именно это корыто?

Вопрос, кстати, был актуальным. Террористы, которым хватило ума и средств для того, чтобы обзавестись секретными кодами (будет работы особистам, и не одна зажравшаяся морда лишится погон, а то и головы с плеч полетят), может позариться и на добычу посерьезнее старого лайнера. Как минимум, угнали бы что-нибудь скоростное и сверхсовременное, а не корабль, которому, образно выражаясь, сто лет в обед. Конкретно этот экземпляр был, правда, помоложе, но ненамного — построен лет пятьдесят назад на одной из верфей Новой Одессы и даже на момент строительства чудом корабельной архитектуры не был. Лайнер третьего класса, чьей задачей было перевозить людей между расположенными на сравнительно небольшом расстоянии планетами. Ни особой вместимости, ни запредельного комфорта — так, аналог морских паромов далекого прошлого. Сейчас такие корабли, несмотря на то, что ресурс их выработан еще не был, сильно устарели морально и постепенно списывались, отправляясь на прикол или распродаваясь менее развитым соседям. А этот вот не только не списан, но еще и в диком космосе оказался, да еще и с русскими пассажирами на борту.

Ну, на этот вопрос Пирожков ответил сразу — из-за пассажиров, оказывается, хотя лейтенант так и не понял, чем конкретно эти пассажиры лучше других и почему террористы с такой охотой перечисляли, кого захватили, и так грозились их убить. Пирожков не понял, а вот Соломин понял сразу, и у него малость отлегло от сердца, ибо это яснее ясного говорило: с серьезными спецслужбами террористы не якшаются и, несмотря на нехилое финансирование и заоблачную крутизну, по большей части напускную, они все — не более чем любители, причем не из самых умных.

Нет, ну надо же так лопухнуться! Угнать корабль, на котором летела съемочная группа, фильм исторический снимать о героической колонизации диких планет! Это даже не смешно — это клинический случай массового идиотизма. Нет, где-нибудь в США такое прокатило бы, на в Российской империи... Идиоты, право слово — строить операцию против русских на основе информации об их соседях, даже не пытаясь учитывать особенности местного менталитета.

Все дело в том, что в России к киношникам, телеведущим и прочим служителям массового (да и немассового тоже) искусства относились без малейшего пиетета. Такое отношение еще с тех времен, как убирали из политики религиозную составляющую, осталось — обычная работа, не хуже и не лучше многих, не слишком денежная и, вдобавок, не самая престижная. Так уж повелось, лицедеи — это те, кто призван развлекать, а не чувствовать себя выше и лучше других. Обслуживающий персонал остается обслуживающим персоналом, и его задача — обеспечивать комфорт для тех, кто по настоящему работает и что-то создает. Какой бы ты ни был развеликий режиссер, снимать ты будешь только кассовые фильмы, ну или агитки, проплаченные государством. Их, кстати, тоже надо снимать качественно, а то в следующий раз не закажут, и будешь сидеть, лапу сосать, или осваивать ремесло, с которым справишься лучше, чем с искусством. Если же ты хочешь снять кино не для всех, которое кроме тебя поймет еще разве что десяток эстетов, то ты волен это сделать, но — за свой счет. Народ не обязан оплачивать сомнительные эксперименты. Если ты оперный певец — ты можешь только петь, и никто слова тебе не скажет. Но не обижайся, если однажды увидишь пустой зал. Государство не обязано воспитывать зрителя, тебе нужно, ты за счет зрителей живешь — так постарайся, чтобы они шли послушать на твое пение, воспитывай своего зрителя сам. Проводи рекламу, делай выступления в школах, да что хочешь делай — это надо ТЕБЕ!

Непрестижность таких профессий подчеркивалась еще и тем, что среди деятелей искусства практически не было дворян. Ну невместно дворянину играть не сцене, место дворянина — на мостике боевого или, на худой конец, гражданского корабля, во главе десантных подразделений, в научной лаборатории или в спецслужбах. Чуть меньше котировался финансовый сектор, но быть финансистом — тоже задача, дворянину приличествующая, равно как и дипломатическая служба. Да что там, даже работать на заводе, если нет предрасположенности к чему-то иному, для дворянина вполне прилично. Образование любой дворянин иметь обязан, а уж как он им распорядится — его дело, в конце концов, где сказано, что дворянин не может быть хорошим инженером, честно работающим на благо Родины? А вот лицедейство — невместно, и титул через искусство не получишь.

Были, конечно, исключения, но не то чтобы принципиальные. Так, получил балетный хореограф как-то дворянство, да вот только не за балет, а за то, что при этом занимался исследованием человеческой физиологии, изученной, кажется, вдоль и поперек, и разработавший новую методику повышения выносливости. Или талантливый певец... В свободное время певец, а так — офицер полиции. Дворянство свое выслужил честной службой и талантом. Хотя были ситуации и похлеще — одна дамочка из массовки, известная своими похождениями и общим непристойным поведением, например, получила свой титул за то, что выкрала у японского посла, любителя экзотики и русской водки (хе-хе, сами русские ее почти не пили, а название осталось, и экспортировалась она очень активно — пускай травятся) секретные документы, причем не по заданию разведки, а по собственной инициативе. Из любви к искусству, так сказать. В общем, много бывает интересного и поучительного в нашей жизни.

Надо сказать, что, поставленные в условия, когда денежки никто не дает, и их надо зарабатывать, деятели искусства совершили немыслимое для большинства своих коллег в не таком и далеком историческом прошлом действо — начали снимать интересные фильмы, ставить кассовые спектакли, словом, работать. Зато вымерла, как будто ее и не было никогда, группа неудачников, называющих себя критиками — оказавшись в ситуации, когда сами люди голосуют рублем за тот или иной продукт, критики остались невостребованными. А вот журналисты-обозреватели не то, чтобы процветали, но жили вполне сносно — на захваченном террористами лайнере, например, их летело сейчас аж четверо. А что, задача была интересная и вполне денежная — освещать съемку нового исторического фильма режиссера Иванищенко. Тот за рекламу своих фильмов платил очень неплохо, но, правда, и фильмы были стоящие. Соломин, например, не далее чем год назад с удовольствием смотрел его новую ленту про Вторую Мировую войну.

В том фильме, кстати, рассказывалось об известнейшем эпизоде, и снять заигранный сюжет так, чтобы на фильм люди валили толпами — это тоже уметь надо. Один только Шепиленков с крупнокалиберным пулеметом наперевес, валящий противников пачками, чего стоил! Хотя это, конечно, некоторый перебор — пускай Шепиленков, бывший десантник, ветеран локального конфликта и даже кавалер ордена Сталина, и здоровенный мужик, способный не слишком напрягаясь завязать узлом лом, но в том, что он в реальности сможет лупить от бедра из антикварного ДШК... Вот в этом Соломин очень сомневался, хотя смотрелось, конечно, здорово!

А сюжетец, конечно, и впрямь дохленький был — как известно, во Второй Мировой великая империя под названием СССР ценой колоссальных жертв без чьей-либо помощи разгромила Германию, а также ее сателлитов — Польшу, Италию, прибалтийские недогосударства и прочую мелочь, а потом пришла на помощь США. Те к тому времени фактически лишились армии и флота, и японская армия уже подходила к их столице. США спас только русский десант на побережье Японии и посылка экспедиционного корпуса в США, спасшая американскую столицу. Американцы, как известно, ответили на это черной неблагодарностью, развязав вначале гонку вооружений, а потом экономические диверсии против русских...*

* А кто не верит, может посмотреть американские (английские, французские и т.д.) фильмы про то, как именно они разгромили Гитлера.

Вот на таких боевиках Иванищенко и сделал карьеру и, разумеется, происходи вся эта эпопея с угоном, заложниками и прочей сомнительной романтикой в тех же США, он мог оказаться публичной фигурой, захват которой давал бы террористам определенные козыри. В России же подобное было сейчас невозможно. Пожалуй, хуже было бы, если бы террористы захватили корабль, перевозящий, например, работяг, отпахавших свое на терраформировании очередной планеты. К ним отношение совсем другое — они СОЗДАЮТ, а значит, в глазах общества по определению стоят выше всех этих утонченных эстетов. Хотя, с другой стороны, такой корабль на раз и не захватишь — мужики, спешащие домой, к детям, женам и любовницам (а то как же, ведь всем известно, что чем дольше зимовка — тем симпатичнее медведицы), к попытке отсрочить это радостное событие отнесутся крайне отрицательно. Учитывая же, что в Российской империи оружие мог иметь любой совершеннолетний психически здоровый человек, а для первопроходца не иметь своего маленького (а иногда и не маленького, и даже совсем немаленького) арсенала и вовсе считалось дурным тоном, террористам в этом случае можно было только посочувствовать. У всех еще на памяти был случай со знаменитым пиратом Антонио Перейра, который взял на абордаж такой вот корабль. То, что сделали с пиратом и его командой спокойно и мирно расслабляющиеся в корабельном баре вахтовики, которых оторвали от столь важного мероприятия, тем самым разозлив донельзя, могло бы стать украшением любого фильма ужасов.

Однако кто бы там ни был, вытаскивать их было надо в любом случае. А вот со средствами для этого было туговато — как и в прошлый раз, когда пришлось штурмовать укрепленную космическую станцию, командир линейного крейсера оказался в непростой ситуации. С одной стороны, он мог разнести старый лайнер на запчасти всего парой выстрелов, с другой — не мог позволить себе этого сделать, и причина этого была куда более уважительная, чем в ситуации с французами. Тех хоть, если что, не жалко было, потому как враги, а тут свои, русские люди. К тому же, десантная группа "Эскалибура" была отлично подготовлена и вооружена, но численность ее оставляла желать лучшего. И от экипажа "Вьюги" пользы в таком деле — ноль. А ведь террористы — существа непредсказуемые, могут и вовсе подорвать корабль вместе с пассажирами и проникшей на борт десантной группой. И что тогда? Словом, риск был велик, а вероятность успеха — не очень.

Зло выругавшись (шепотом, чтобы никто не слышал), Соломин потер переносицу, в двух словах и трех жестах охарактеризовал ситуацию и спросил у Пирожкова:

— Ну что, лейтенант, есть какие-нибудь идеи?

Идеи, как ни странно, были. Точнее, одна идея, не самая глупая, кстати. Через несколько часов должны были подойти военные корабли русского флота с полноценными штурмовыми группами, а то и со спецназом на борту, и все, что требовалось от Соломина, это неторопливо фланировать рядом с лайнером, наводя на него эскадру. Все четко и логично, беда только в том, что самому Соломину это категорически не подходило — неизвестно, кто будет командовать спасательным отрядом и как он отнесется к пирату. Стрелять, конечно, не будет, а вот задержать "до выяснения" может запросто. Точнее, попробует задержать. Ничего страшного, разумеется, но все же лишние проблемы никому не нужны. К тому же террористы, видя что их не оставляют в покое, могут и подорвать лайнер — почему-то этот вариант развития событий Пирожкову в голову не пришел.

Был, правда, еще один вариант действий, но уж очень Соломину не хотелось его использовать — шатко, ненадежно, и может привлечь нежелательное внимание. Сейчас капитан пытался в темпе прокачать ситуацию — точка невозврата, после которой события завертятся с угрожающей скоростью, вот-вот будет пройдена.

В отличие от Пирожкова, Соломин понимал или, точнее, считал, что понимает психологию своих нынешних противников. Вернее нет, не совсем так — понять психологию каждого рядового террориста человеку без специальной подготовки практически невозможно, да и не нужно, здесь очень много разнообразнейших факторов, и их влияние смешивается в весьма причудливый клубок. Множество побудительных мотивов, которые капитана, по сути своей, интересовали мало — ну какая ему была разница, из-за чего данный конкретный индивидуум сделал первый шаг на... нет, скорее, пока еще к скользкой дорожке. Может, в детстве старшие мальчишки накостыляли по шее и отобрали любимую игрушку, а ему не хватило сил или духу защищаться. Зато потом он очень хорошо представил себе, как целится в спину обидчику из пистолета и в первый раз в жизни почувствовал себя вершителем человеческих судеб — страшное, но сладкое чувство. А может, девчонка не дала, ушла с соперником... А может... Впрочем, как раз это Соломина и не интересовало.

А возможно, все намного проще — человек работает за деньги. Банальный наемник, какие есть в любом деле, от работы ассинезатора до управления крупной корпорацией. Смешно было бы предположить, что в таком деле, как терроризм, обойдется без них — пока есть тот, кто платит, найдутся и те, кто возьмется выполнить любую работу. И среди них, теоретически, можно найти достаточное количество безбашенных отморозков, которые рискнут заняться своим промыслом даже зная, что с ними, в случае провала, сделают русские. Ну да дураки, равно как и дороги, беда не только России. Этого добра хватает на всех планетах.

Попадаются среди террористов и адреналиновые наркоманы, ищущие "работу с риском", попадаются и идеалисты, и романтики, особенно среди молодежи. Впрочем, как считал Соломин, идеализм и романтика хороши в меру, иначе они превращаются в ту же самую глупость. Хотя, конечно, в его собственном желании остаться в космосе, как он честно признавался самому себе, романтика сыграла когда-то не последнюю роль. Ну да сам себя капитан гигантом мысли и не считал никогда, честно признавая, что является человеком среднего ума и средних способностей.

Бывают среди террористов и фанатики — как правило, среди тех, у кого больше одной мысли в голове не помещается. У таких обычно не хватает способностей на критический анализ ситуации, и они предпочитают верить тем, кто является для них безусловным авторитетом, без разницы, кто это — сосед дядя Джон, мулла или политик. В случае, если этот авторитет — продуманная сволочь, на выходе получается экземпляр, по образу мышления, а иногда и внешним видом мало отличающийся от зомби.

Бывают и другие ситуации, порой настолько причудливые, что мысль нормального человека не в состоянии охватить их все. Однако террористов роднит одно — смертники, у которых мозги находятся в зачаточном состоянии и обнаруживаются только при помощи электронного микроскопа, остаются на самой низкой ступени иерархии. Такие долго не живут, их не жалко, а вот те, кто стоит на лестнице выше, как правило, достаточно умные люди, желающие не просто жить, но жить хорошо. А потому теракты часто бывают не только безумно жестоки, но и тщательно спланированы, и предусмотрено в них если не все, то очень многое.

Вот конкретно сейчас Соломин ни на секунду не сомневался в том, что люди, сумевшие, во-первых, раздобыть коды допуска, а во-вторых, попасть на борт лайнера (а ведь это русский лайнер, на который иностранцу не так просто попасть, к тому же это не обычный пассажирский рейс, корабль зафрахтован и попутчиков берут далеко не всегда) — отнюдь не идиоты. Нет, исполнители, в большинстве, смертники, и мозгов у них не так и много — если бы были, не грозились бы каждые десять минут, что сейчас заложников поубивают да за борт выкинут. Это как раз повадки шпаны, к тому же изрядно нервничающей. А вот те, кто стоит за ними... Можно не сомневаться — они и маршрут просчитали, и место, в котором никто лайнеру на помощь не придет, определили, и наверняка ждет их где-то корабль обеспечения. Иначе — никак, с трофейным русским кораблем их не примет ни одна планета, потому что следом явится русская же эскадра и не будет разбираться, кто прав, кто виноват, а сразу начнет стрелять. "Эскалибур" оказался для террористов просто досадной случайностью, но планы эта случайность все же ломала.

— Капитан, — его отвлек от размышлений голос старпома.

— Что? — Соломин отвлекся от мрачных мыслей.

— Они начали убивать заложников. Взгляните!

На экране вспыхнуло изображение — хорошо было видно, как от шлюза лайнера отделилась человеческая фигурка. Кто-то увеличил изображение, и стало видно, что труп без скафандра и страшно изуродован. В руке капитана хрустнула и рассыпалась мелкими крошками трубка.

— Когда? — тихо и страшно спросил он.

— Пять минут назад.

— К бою. И живыми мне этих уродов!

Из рубки всех будто метлой вымело — в экипаже все отлично знали, что значит попасть ему под горячую руку. Следующие несколько секунд Соломин сидел неподвижно, невидящими глазами глядя на экран. Нет, он видел в своей жизни смерть не раз, можно сказать, во всех ее проявлениях, бывало, рядом с ним гибли его товарищи, бывало, гибли и гражданские, но то всегда была война, да и гражданские всегда были с противоположной стороны фронта. Не свои. Даже когда шло сражение за Борисоглебск Дальний все как-то прошло стороной — они дрались в космосе, на планету ни Соломин, ни прочие участники штурма крепости не попали и что там творилось, не видели. Даже когда пиратствовали, русские корабли оставались табу, так что видеть гибель своего соотечественника, гражданского, да еще такую... Словом, несмотря на свой немалый опыт, для Соломина это было внове. И этого не должно было повториться! Террористы подписали себе приговор.

Несколько раз глубоко вздохнув, капитан заставил себя успокоиться. Любое дело надо начинать с холодной головой. Как там говорил незабвенный Дзержинский? Чистые руки, горячее сердце, холодная голова. Правда, относилось это к чекистам, знаменитой спецслужбе прошлого, но вообще-то, как считал Соломин (да и многие другие русские люди), это правило применимо к любому делу. Руки, конечно, чистыми уже никогда не будут — сколько их не мой, ты все равно уже изгваздался в крови и грязи. Пират есть пират, как ни крути, хотя, конечно, русской крови на руках нет, и это многое извиняет. Горячее сердце... Ну, со стороны виднее, хотя в том, что является обладателем такого важного и нужного органа, рационалист Соломин все же немного сомневался. А вот холодная голова быть должна в любом случае, особенно сейчас.

Громко хрустнув пальцами (вредная, для большинства окружающих неприятная, но неистребимая привычка), Соломин склонился над пультом. То, что он собирался сделать сейчас, он не делал еще никогда в жизни и, честно говоря, не знал, что лучше — если получится, или, наоборот, если не получится. Но и не сделать этого он не мог.

Коды, коды... Коды, мать их, допуска. У каждого — свой статус, свой приоритет. Код капитана выше кода лейтенанта, код адмирала выше капитанского. А у Соломина был свой, личный код, и он был выше, чем у практически любого адмирала.

Ну кто такой был капитан первого ранга Соломин до отставки? Обычный командир обычного линкора, таких много во флоте Российской империи. Обычный — да не совсем, все же происхождение... Пусть его отец был незаконнорожденным, пусть он сам из-за этого приходился императорской фамилии, что называется, седьмой водой на киселе и никто не признал бы родство официально, но кровь — не водица. Соломин был "своим", пусть и неофициально, и, подобно всем членам императорской семьи, имел свой код допуска ко всему. Конечно, по меркам семейной иерархии был этот код низшим, Соломин подозревал, что ниже него в императорской фамилии никто не стоял, но и перебить его код мог только другой член семьи. А уж в то, что у каких-то террористов мог оказаться имперский фамильный код, Соломин не верил ни на миг. Есть вещи, которые невозможны, и ставить под угрозу безопасность собственной семьи — одна из них. В отличие от недоброй памяти Романовых, нынешние императоры и их родственники умели держаться друг за друга и, что бы ни происходило внутри этого тесного круга людей, наружу это никогда не выливалось. Все императоры помнили одну истину: императорские титулы, да и собственно императорская жизнь, неразрывно связаны с империей. Исчезнет империя — исчезнут и они, а значит, благо своей страны, благо империи превыше собственных, личных интересов. Ну а раз так, то никто и никогда не сможет получить коды, дающие, в случае нужды, право взять под контроль любой корабль, да что там, любую планету и любой флот империи и, значит, Соломин мог быть уверен, что его личный код позволит перехватить управление лайнером.

Вот только оставалось одно "но". Считают ли все еще в императорской семье Соломина своим, или его окончательно записали если не в предатели, то в отщепенцы, и аннулировали допуск. Прецеденты в истории случались, кстати, не раз. Сейчас это выяснится, и тогда...

Если коды еще действуют — это даст возможность провести операцию по захвату лайнера быстро, чисто и бескровно. Ну, почти бескровно — можно не сомневаться, сто штурмовая группа не откажет себе в удовольствии прирезать одного двух террористов. Хотя, может, и не прирежут — слишком быстрая смерть террористам противопоказана, и умирать они будут не один день, возможно, даже не одну неделю. Плюс это? Несомненный. Пассажиры и члены экипажа лайнера (кто еще живой) — не пострадают, сам корабль террористам не подорвать, штурм пройдет без жертв. Минусы? Минус тоже будет, правда, для самого капитана и, возможно, для экипажа "Эскалибура". Одно дело опальный член императорской фамилии, совсем другое — пароль высшего уровня допуска, использованный пиратом. Пускай в Российской империи его так никто и не называет, тем более официально, но суть от этого не меняется. Кто надо — поймет и сделает выводы. Как бы под репрессии не угодить, да и пароль будет наверняка аннулирован, к бабке не ходи. А нового взять будет негде, так что прости прощай, большие возможности на случай непредвиденных ситуаций.

Если коды аннулированы — что же, тогда предстоит классический штурм, технически не самый сложный. Пара дырок в машинном отделении, чтобы затормозить лайнер, сработает аварийная защита, и корабль будет обездвижен, да и не подорвать его будет так вот запросто. Потом быстро, пока никто не опомнился, приблизиться, накрыть его полем подавления, чтобы у террористов, даже если они имеют запасной вариант, не получилось подорвать корабль собственной бомбой, и высадка десанта. Плюсы — никаких последствий для Соломина со товарищи, минусы — наверняка будет немало жертв. Нет, что погибнет часть террористов — да и хрен бы с ними, плохо, конечно, что умрут быстро, ну да ладно, но вместе с ними погибнут ЛЮДИ! Поэтому для Соломина не было сомнений в том, что пока есть шанс использовать коды, им нельзя пренебрегать, и потому спустя несколько минут в сторону захваченного террористами лайнера ушел короткий пакет сигнала. А еще минуту спустя командир "Эскалибура" облегченно перевел дух — пароль был принят.

Спустя несколько минут, Соломин уже мог сказать, что контролирует весь лайнер, только пока что террористы об этом не знали. Ну да знать или не знать — это уже только их проблемы. Капитан "Эскалибура подумал секунду и решил не пытаться установить, чей код он только что перебил — на это в империи были специалисты из госбезопасности. Для него сейчас важнее было освободить корабль.

Террористы даже не заметили, что их корабль начал плавно замедлять ход. Все приборы, все сообщения с систем внешнего контроля показывали, что лайнер по-прежнему мчится вперед, но на самом деле полчаса спустя он уже лежал в дрейфе. Зато приборы показывали, что военные корабли, которые на самом деле изменили курс и пошли на сближение с лайнером, отвернули в сторону и исчезли, растворившись в глубинах космоса. Да так быстро свалили, что больше всего такой маневр напоминал испуганное бегство. Это вызвало (Соломин получал полную информацию с борта лайнера и мог наблюдать за происходящим в режиме реального времени) бурную реакцию, радостные вопли (очевидно, террористы все же опасались, что крейсер откроет огонь) и дружное обсуждение того момента, что русские только кажутся крутыми, а на самом деле, если их как следует припугнуть, делают в штаны, как и все остальные ублюдки. Кстати, удалось без проблем идентифицировать язык угонщиков — польский! Ну да, поляки русских ненавидят, а воевать с женщинами и детьми, да и вообще с безоружными, у них всегда получалось неплохо, куда лучше, чем если перед ними оказывалась регулярная армия. Правда, неясно, какого хрена полякам надо от России — завоевала-то их Германия... Ну да от кого вы ждете логики?

Правда, проскакивали вкрапления и других языков — Соломин не стал разбираться, то ли среди террористов оказались наемники других национальностей, то ли просто вынужденное пребывание поляков в других странах так исказило их собственные языки. Ну а почему бы и нет? Живешь в США — говори на английском, желательно американском английском, иначе попросту не поймут. Живешь в Германии — говори, соответственно, на немецком. Да и в любой стране мира лучше относятся к тем, кого понимают, а постоянно живущий человек (не турист, который для всех господин богатый иностранец, приносящий в казну деньги, а твой сосед), который не может говорить на языке этой страны, все равно рассматривается как убогий. Так что ничего удивительного, что уже второе поколение эмигрантов даже если и владеет языком исторической родины, то говорит на нем с заметным акцентом и, чаще всего, с вкраплением слов той страны, в которой проживает. Да и первое поколение этим частенько грешит.

Впрочем, немцы поступили проще всех — подошли к проблеме, используя русский, да и свой собственный старинный опыт. Завоевав Польшу, они запретили книги на польском, периодику на польском, польские школы и любое делопроизводство на польском языке. Даже говорить на улице по-польски запрещалось. В результате все шло к тому, что через пару-тройку поколений произойдет полное онемечивание населения и исчезновение поляков, как нации. Останутся, конечно, потомки польских эмигрантов за рубежом, но погоды они не сделают и постепенно уйдут в небытие. Только пара строчек в учебниках и будет, во всяком случае, к этому все идет.

Хотя, присмотревшись внимательнее, Соломин выделил группу террористов, держащихся несколько особняком. Нет, они не пытались вроде бы отгораживаться от остальных специально, но как-то так получалось, и со стороны это было очень заметно. И еще, они разговаривали между собой не по-польски — их язык компьютер идентифицировал, как иврит. Евреи? Возможно, у них опыт террористической деятельности богатейший, но... Этим-то что здесь надо?

Конечно, ими может руководить простая ненависть — как-никак, именно русские в последнем конфликте разнесли их государство вдребезги и пополам. Но ведь, будем говорить честно, они сами начали. Впрочем, для евреев жизнь русских мало что значила, впрочем, как и для русских жизнь забугорных евреев. Одно дело, если ты русский, пусть даже и с еврейскими корнями — какая разница, кто там был в твоих предках? Совсем другое — еврей из другой страны. Хотя, конечно, все это лирика, куда важнее, что именно евреи, похоже, были в этой группе главными. Ну да ничего удивительного — с их деньгами, даже учитывая, что это жалкие остатки былой роскоши, не так сложно организовать любой теракт. А кто платит — тот и музыку заказывает. Да и поляки, особенно шляхта (а судя по всему, присутствующие здесь шляхтичами и были или, во всяком случае, считали себя таковыми), редко когда способны на что-то серьезное сами по себе. Ну а пушечное мясо из них умному человеку набрать не сложно. Дураков же среди евреев мало. Точнее, среди них хватает дураков, так же, как и среди других народов, но на бытовом уровне они более продуманные, чем, например, те же русские, и манипулировать еще большими дураками они вполне в состоянии. Таких вот, кстати, и не любят, и, возможно, именно потому в свое время им никто не пришел на помощь.

Впрочем, какая разница — поляки, евреи... Да хоть японцы! Все равно очень скоро они умрут. И их покровители тоже — раз появились жертвы, месть будет страшна. А пока надо было просто их повязать.

Между тем, эйфория среди террористов достигла, похоже, градуса, когда всех начало тянуть на подвиги. Ну еще бы — сидели, понимаешь, смерти ждали, а тут вдруг раз — и оказались в шоколаде. Естественно, что скопившееся напряжение требовало выхода. Кто-то вскрыл бар и наливался горячительными напитками, кто-то бил морду заложнику, в одной каюте трое отморозков насиловали стюардессу. Их Соломин пометил особо — пожалуй, за борт они прогуляются позже других, и без гениталий. Однако же убивать никого пока что не пытались — это радовало. Русским же требовалось сейчас совсем немного времени — только для того, чтобы десантные боты подошли к лайнеру. Сейчас они по очереди занимали свои позиции, но не приближались ближе нескольких метров — в момент стыковки вся секретность пойдет прахом, впрочем, может статься, что она будет уже не нужна.

То, что собирался сделать сейчас Соломин, применялось и раньше — никаких велосипедов он изобретать не пытался. Зачем? Есть надежный, не раз проверенный способ, о котором его противники просто не знают — рассказать было некому, не выживают террористы в России. А даже если и прознали каким-то образом — информация, сволочь такая, утекает даже не как вода, а как жидкий гелий, в любую, самую микроскопическую щелочку... И что с того? Все равно они ничего не смогут с этим поделать, да и уход русских кораблей просто обязан их успокоить.

Фокус был в том, что Российская империя не экономила на безопасности людей. Человек — это самый ценный ресурс империи, фраза эта повторялась постоянно и на всех уровнях, вбиваясь в сознание людей до уровня безусловного рефлекса. Нет, это не значило, что человек должен превращаться в овощ, запираясь в бронированном сейфе — когда надо, русские готовы были идти на смерть, и шли, не раз шли, и не только военные. Однако умереть ради Родины, когда ее надо защитить — одно, а погибнуть по чьей-то глупости — другое. Именно поэтому любая деятельность строжайше проверялась на безопасность, а любая операция, гражданская или военная, неважно, сто раз просчитывалась с целью обеспечения безопасности или, во всяком случае, минимизации потерь ее участников. Естественно, что и на системах безопасности никто экономить не собирался, и пускай русские корабли оказывались дороже иностранных аналогов, но зато они были и крепче, и намного лучше защищены. И, вдобавок, системами обеспечения безопасности экипажа и пассажиров, причем всегда самыми современными, комплектовались по полной программе. Данный конкретный лайнер исключением не был, ибо исключения встречались разве что на корабельном кладбище, да еще на кораблях, которые поставляли за границу — незачем иностранцам знать, какие у русских есть современные технологии. Вот устаревшие на несколько поколений — пожалуйста, а новые — извините, секрет.

Так вот, фокус в том, что практически все эти системы безопасности рассчитывались на спасение экипажа в случае аварии корабля. Такое хоть и редко, но встречалось — любой технике, даже самой надежной и современной, свойственно ломаться, и происходит это заметно чаще, чем все те же теракты. Про эти системы (точнее, про то, что они есть — какие они конкретно никому, кто не имеет допуска, знать не полагается) известно, равно как и про то, что все они мирные. Нет, есть и средства активной обороны, предназначенные для защиты кораблей от внешней опасности, те же артиллерийские и ракетные системы, но тем, кто уже внутри корабля, артиллерия не грозит. Есть, конечно, оружие у экипажа, но постоянно с собой его никто не носит — зачем? В результате корабли воспринимались людьми, вне зависимости от рода их занятий, как некие островки безопасности, и террористы не были исключением. А зря.

Есть такое понятие, как производства (продукция, техника и т.д., нужное подчеркнуть, недостающее вставить) двойного назначения. Проще говоря, то, про что нельзя сказать "это оружие", но при этом нельзя сказать "Это не оружие". Или хотя бы не оружейное производство. Конечно, к этому можно отнести многое — тем же плотницким топором можно уверенно орудовать в рукопашной, кухонный нож в некоторых случаях — тоже оружие не из самых плохих... Тут больше играют роль навыки владельца, один голыми руками искалечит толпу, а другой и с пулеметом наперевес не более чем груша для битья. Однако все же это, скорее, использование бытовых предметов не по прямому назначению. Родиной же "двойного назначения" в современном понимании этого слова можно назвать СССР тридцатых годов двадцатого века — именно тогда у иностранных инженеров вызывали улыбку автомобильные и тракторные заводы, стены и грузоподъемное оборудование которых имели немыслимые и ненужные запасы прочности, или производство папирос с чрезвычайно точным диаметром. Смех прекратился, когда началась Вторая Мировая война, и из цехов этих заводов начали выезжать многотонные громады танков, а вместо папирос начали производить патроны. Ну а позже именно производства и продукция двойного назначения стали наиболее востребованными с точки зрения экономики. И тенденция такого рационального подхода практически ко всему не обошла, в том числе, системы безопасности звездолетов. Именно это и собирался использовать сейчас Соломин.

Ведь что самое опасное при штурме? В данном конкретном случае даже не то, что террористы откроют огонь по десантникам — те отлично подготовлены, а десантная броня достаточно эффективно защищает практически от всех видов ручного оружия. Максимум, что грозит штурмующим, это легкие ранения в конечности — на сочленениях защита самая слабая, это правило инженеры не смогли обойти. Да и то не факт — у боевых скафандров есть активная силовая защита, которую на раз не прошибешь. У террористов же, насколько мог судить Соломин, тяжелого оружия практически не было. Только двое щеголяли с плазменными винтовками, тяжелыми, устаревшими и неуклюжими, американского производства — те традиционно умели замечательно пиарить свое оружие и хорошо его продавать. У большинства же были легкие ручные бластеры разных систем — такими можно неплохо пугать аборигенов на слаборазвитых планетах, но в современном бою, тем более с русским десантом, стоили они немногого. Так что риск для самих штурмующих был минимальным, его можно было не принимать в расчет.

А вот заложники — смертники. У них-то защиты нет никакой, поэтому как раз их террористы положат почти сразу. Даже если специально убивать не будут, что вряд ли, все равно их покрошат в перестрелке, а ведь вся операция, в сущности, и затевается для их освобождения, иначе зачем возиться? Врезали бы пару раз из главного калибра и отправились дальше, по своим делам. Но заложников надо спасать, а значит, обезопасить их в момент штурма. Вопрос — как?

Теоретически — очень просто. Достаточно отделить заложников от террористов, благо последних оказалось не так уж и много, всего-то человек тридцать. Практически... Как? Закрыть все переходы между отсеками? Можно. Эта система, позаимствованная у подводных лодок и не потерявшая за века своей актуальности, позволит разделить противника. Кое-какие группы будут изолированы. А дальше? Некоторое количество террористов находится в корабельном спортзале, куда согнали практически всех заложников. И как их отделить?

Однако, если отталкиваться от того, что это надо сделать, а не от того, что сделать это невозможно, то проблема получается не самой сложной. В числе аварийных устройств была и система индивидуальной защиты, нечто вроде последнего шанса. Простая, в общем-то, система — каждый человек окружался индивидуальным защитным полем, отделяющим его от вакуума в случае разгерметизации. Система дорогая и малополезная — воздуха в таком коконе было всего на несколько минут, поэтому на иностранных кораблях ее не было. А вот у русских эта архаика сохранилась, и вот сейчас на нее и делалась ставка. Единственно, все надо было сделать быстро, ну да и корабль не так уж велик. Плюс и террористы, и заложники расположились компактно, и местоположение каждого было известно, так что не было нужды проводить полноценную зачистку.

Наверное, террористы были в шоке, когда одновременно опустились броневые перегородки, отделяющие отсеки друг от друга. А потом каждого из них окутала голубоватая дымка защитного поля. В вакууме она была не видна, но в атмосфере без визуальных эффектов, увы, не обошлось.

Лучше было бы, конечно, заблокировать только террористов, но вот этого как раз сделать было нельзя — или всех, или никого, такие уж настройки были у компьютера лайнера. Ну а копаться в них не стоило — мало ли, напортачишь еще в этом старье с забавным и не всегда внятным интерфейсом, тогда вообще что-нибудь не сработает, проблемы лишние будут. Зачем рисковать? Лучше сработать быстро и жестко, благо десантников этому учили.

Хотя, конечно, как здорово было бы, если бы удалось отработать по террористам выборочно. Можно было бы и вовсе не штурмовать — подождали бы, пока они от недостатка кислорода не передохнут, если надо хоть час, хоть сутки. Ну да, за неимением гербовой, как говорится, писать можно и на клозетной. Да и десантники лишний раз потренируются. И вообще, смерть от удушья для этих мерзавцев — легкая смерть.

Была, правда, идея резко снизить давление в отсеках, чтобы вызвать у террористов потерю сознания, или распылить какой-нибудь усыпляющий газ, но подобное, как знал Соломин по опыту подобных операций (сам не проводил, но по долгу службы изучать был обязан), не всегда срабатывало. Организмы у всех разные, к тому же неизвестно, какой дрянью террористы могут быть обколоты — есть препараты, резко повышающие сопротивляемость организма к внешним воздействиям. Да и индивидуальные кислородные маски еще никто не отменял, а террористы, если не дураки, подобными мерами предосторожности не пренебрегут, так что незачем рисковать — не картошку поморозят в случае ошибки, а людей потеряют.

Словом, вначале разбили корабль на изолированные отсеки — так, на всякий случай, подстраховаться в таком деле никогда не мешает. Потом окружили всех защитным полем. Тут была небольшая проблемка — полем можно было окружить одного человека, а можно группу, главное, чтобы террористы в момент начала операции не находились на критически близком расстоянии от заложников и не попали с ними в один кокон. Однако поймать момент оказалось несложно — не так уж и много террористов находились поблизости от заложников, а остальные... Да и хрен с ними, одним коконом их вязать или отдельными роли уже не играло. Ну а потом к бортам лайнера, прямо напротив шлюзов, синхронно пристыковались десантные боты и на палубу корабля хлынули вооруженные до зубов солдаты.

Хлынули, конечно, громко сказано — их было не более двадцати человек, но десантники — мужики крепкие, скафандры у них — тоже штука массивная, поэтому в момент начала атаки было впечатление, что они заполнили все коридоры. Два десятка десантников в полной броне — этого достаточно, чтобы выиграть небольшую войну на какой-нибудь отсталой планете. Однако массивность доспехов ничуть не мешала им двигаться, и они устремились в коридоры с такой легкостью, как будто были капельками ртути. Сходство еще больше подчеркивал зеркальный блеск брони, призванный если не защитить полностью, то хотя бы снизить эффект от лазерного удара. Несколько секунд — и возле шлюзов вновь стало тихо и пустынно. Потом внешние люки закрылись и боты ловко отшвартовались от борта лайнера — сейчас их задачей было не мешать.

Лайнер был захвачен за четыре минуты тридцать секунд. Собственно, захватывать было нечего — только у одного из террористов хватило духу или, скорее, дурости оказать сопротивление. Результат был закономерен — силовой кокон обладает относительно небольшой мощностью. Пробить его из бластера — хитрость невеликая. Фокус только в том, что на это уйдет некоторое время, несколько секунд непрерывного огня. Один из охранявших заложников террористов и попробовал это сделать. А ведь силовое поле, отражая энергетический удар, не давала выделившемуся теплу рассеяться. Температура внутри кокона поднялась так резко, что глупец просто запекся заживо. После этого остальные присутствующие в зале террористы как по команде побросали оружие и безропотно позволили надеть на себя наручники. Те же, кто находился в других помещениях, при виде закованных в броню десантников даже не пикнули. Словом, штурм прошел быстро и банально, без единого выстрела, так же, как и многие другие подобные операции в прошлом.

Еще двадцать минут спустя оба военных корабля пришвартовались к освободившимся от десантных машин бортам лайнера. А еще через пару минут Соломин в сопровождении Пирожкова громыхал тяжелыми десантными ботинками по палубе лайнера. Конечно, это надо очень постараться, чтобы с грохотом идти по мягкому полу из негорючего пластика, но у Соломина внушительный и внушающий уважение и ужас врагам лязг всегда получался вполне неплохо.

Террористы, загнанные в один из отсеков, в другое время служащий, очевидно, складом вышедшего из строя и подготовленного к утилизации или ремонту оборудования, большое и полупустое помещение, представляли из себя жалкое зрелище. Со скованными за спиной руками, они стояли вдоль стен, лицами уперевшись в эти самые стены, ноги широко расставлены. Двое десантников, в броне, но с откинутыми забралами шлемов, спокойно наблюдали за ними, сидя на каких-то ящиках. Один из террористов сделал попытку повернуться... Зря. Ближайший десантник небрежным, даже чуточку ленивым движением врезал ему прикладом тяжелого бластера по почкам. Террориста скрючило, но он сумел удержаться на ногах и встать в прежнюю позу — очевидно, успел уже убедиться, что если упадет, то будет бит, причем ногами. Может, и вовсе до смерти затопчут — в ситуации, подобной нынешней, русские были безжалостны. Хотя кто знает, может, если бы этому мерзавцу сообщили, КАК из него будут делать показательный пример для остальных террористов, он предпочел бы, чтобы затоптали — и быстрее, и не так больно. Но он этого наверняка не знает, а может, знает, но все равно на что-то надеется. Странные они все же — почему-то считают, что им над людьми измываться можно, а вот людям над ними — нельзя. Все-таки правы немцы, в языке которых есть понятие унтерменши. Вот как раз к террористам оно подходит на все сто процентов.

Однако что-то маловато их было — чуть больше двадцати человек. Все помятые, в ссодинах и кровоподтеках — кулаки у десантников тяжелые, и бить они умеют. Соломин вопросительно взглянул на десантника, тот понял командира без слов.

— Здесь поляки и два литовца, — коротко пояснил он. — Остальных мы запихнули в соседний отсек.

— Благодарю, — кивнул Соломин. — А что так?

— Да боялись, как бы эти тех не убили.

— Оч-чень интересно, — усмехнулся капитан. — Ну что же, пойдемте, лейтенант, посмотрим на этих умников.

Помещение, в котором держали оставшихся террористов (что интересно, характерными для евреев пейсами, вислыми носами, кучерявыми волосами, сплющенными ушами без мочек и прочими классическими атрибутами среди них обладали только двое, что наводило на мысли о неточности стереотипов), встретило их хеканьем и буцкающими звуками. Соломин удивленно изогнул бровь, и было от чего — известный своей выдержкой и спокойным характером старшина Мещевич, скинув скафандр, с видимым удовольствием избивал тяжелыми десантными ботинками одного из пленных. Это же надо так допечь мужика... Соломин качнулся вперед и скомандовал:

— Брэк! Отставить, старшина! Я кому сказал, отставить! — и, видя, что его приказ возымел действие, удивленно спросил у вытирающего со лба испарину старшины: — Павел Семенович, ты что, белены объелся? От тебя-то я уж такого никак не ожидал. Ты какой пример молодежи подаешь, а? Они же, на тебя глядючи, совсем страх потеряют.

— Прости, командир, — немолодой уже, грузный старшина с коротким ежиком седых волос несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и в последний раз провел рукой по лбу. — Не удержался.

— Что случилось-то?

— Да этот шлимазл, — старшина брезгливо ткнул пальцем в слабо шевелящуюся на полу и напоминающую скорее раздавленного червяка, а не хомо сапиенс (сапиенс, правда, под вопросом) тушу, — обозвал меня сыном свиньи, предателем собственного народа и еще кучей всяких выражений. Их-то я бы, может, и стерпел, но за предателя... Да и маму не стоило оскорблять.

Угу, вот это понятно. У Мещевича происхождение тоже не славянское, а отношению к матери у евреев всегда стоило поучиться. Ну и насчет предателя, конечно, задело. Мещевич был родом с Новой Белоруссии, а там по традиции уже набирали людей в элитные части. Когда-то старшина служил в дальней разведке, исследовал новые планеты. Двадцать высадок, четыре ранения, восемь наград — таким мог похвастаться далеко не каждый. Он и с Соломиным пошел потому, что был списан по возрасту, а дома усидеть не мог. И тут какое-то чудо называет его предателем. Предателем чего и кого, интересно? Естественно, расстроился человек, ну и выплеснул обиду на того, кто был причиной плохого настроения. Вполне понятный поступок, если разобраться, и, хотя и не по уставу, зато честно.

— Плюнь, Павел Семенович. Какая тебе разница, что думают эти мертвецы? Ну хочешь — повесь сам этого урода.

— Нет, командир, — Мещевич, похоже, уже успокоился и теперь мог мыслить трезво. — Так легко он у меня не отделается. Пускай им спецы займутся.

С этими словами старшина вразвалочку направился к стене, рядом с которой стоял прислоненный скафандр. Проследив за ним взглядом и внимательно посмотрев на пленных террористов, испуганно жмущихся друг к другу, капитан брезгливо махнул рукой и кивнул Пирожкову:

— Все, лейтенант, забирайте этих уродов. Как придут наши — сдадите в особый отдел.

— А вы?

— А у меня, простите, своих дел в пять слоев с довеском.

— А пассажиры? Вы на них не взглянете?

— Нет. Смысла не вижу. Да и то сказать, у меня ребята паникуют уже — актрисочки на них гроздьями вешаются, — усмехнулся Соломин. — Зовите своих людей, лейтенант...

Линейный корабль "Пересвет", капитанская каюта. Шесть часов спустя.

— Вы считаете, наш общий знакомый и здесь отметился?

— Я не считаю, адмирал, я знаю — корабль его, да и командир "Вьюги" его точно описал. Как там его...

— Старший лейтенант Пирожков. Но не стоит делать вид, что вы его не запомнили — память у вас профессиональная. Не будьте снобом, товарищ капитан второго ранга.

— Мне по должности положено...

— Да ладно вам, Викентий Адамович. Особый отдел — это, конечно, серьезно, но мы с вами взрослые люди и между собой не стоит играть в игры. Тем более сколько времени мы с вами вместе служим? Пятый год? И такие разговоры у нас постоянно.

— А без них вам со мной общаться скучно было бы. Скажете, нет?

— Ладно, замнем для ясности. Итак, он опять появился в поле зрения империи. Не знаю, хорошо это или плохо.

— И я не знаю. Доложим по команде — пускай решают, у начальства головы большие.

— Доложим, конечно. Хотя, по идее, мы должны были бы его задержать.

— Как? И на каком основании? У нас он ничего не сотворил, а здесь — дикий космос. Место, где не действуют никакие законы. Да и за то, что он сделал, ему, скорее, орден положен.

— Да, сработал чисто. Моя школа, что ни говори. И свалил вовремя — себя от проблем избавил и нам их не создал. Гнаться за ним, сами понимаете, бесполезно.

— И я о том же. Пусть все идет своим чередом. Кстати, вы не в курсе — на него там, наверху, по-прежнему зуб точат?

— Да вроде бы нет уже. Что, других дел нет, что ли?

— Вот-вот. Кстати, а что вы хотите сделать с Пирожковым?

— В смысле?

— Ну, волей-неволей он прикоснулся к тому, что ему знать не положено. Поэтому, если у вас нет на него особых планов, я бы его у вас забрал. Пускай в моей конторе покрутится, раз пошла такая пьянка, тем более что показал он себя неплохо. Я порекомендую его кому следует, если, конечно, вы не против. Как считаете?

— Да забирайте. Молодой, перспективный, решения принимать не боится, жалко, конечно... Но для мальчишки это лучше, чем хрен знает сколько под подписками сидеть. Да и карьеру в вашем ведомстве при некоторой удаче он сделать может неплохую.

— Это точно. Сами знаете, у нас вечная нехватка кадров.

— Ладно, договорились. Как, будем писать рапорта?

— Будем, куда же мы денемся. Только надо согласовать, как это преподнести.

— Да как-как... Просто изложим факты, желательно, беспристрастно. Дело, сами понимаете, щекотливое, лучше не рисковать.

— Да, вы правы.

— Я знаю, что прав. А пока что... Вы знаете, у меня завалялась бутылочка хорошего армянского коньяка...

Глава 5. Бизнес по-русски, или границы данного слова.

В океане нету места, где бы мы не побывали,

И скажу я вам сейчас без дураков!

Вы, ей-богу, смельчаки, не на того сейчас напали -

Не охотятся овечки на волков!

(гр. "Король и шут")

А все-таки творческие люди, надо признать, живут интересно. Во всяком случае, мыслят нестандартно. Ну скажите, какому военному придет в голову загрузить в корабль две бочки пива? Ящик водки — легко. Канистру спирта контрабандой — да запросто. Хороший коньяк или вино марочное — сам Бог велел. Пиво... В банках или бутылках — почему бы нет? Расслабляться-то экипажу нужно, особенно экипажу пиратского корабля. Но тащить с собой пиво в бочках — это уже что-то новенькое.

Две бочки пенного напитка изъяли из трюмов освобожденного лайнера — должны же пираты хоть что-то поиметь со своего рейда. И, хотя после захвата французской базы деньгами они были обеспечены надолго, десантники по привычке (а также чтоб не пропустить возможное взрывное устройство — системы слежения лайнера его не обнаружили, но мало ли, визуальный досмотр все равно необходим, да и повод есть посмотреть, как люди живут) обшарили трюмы и остались в легком обалдении от найденного.

Все-таки военные (а экипаж Соломини, за исключением разве что стюарда Джоша, был укомплектован выходцами из военной среды) — люди предельно рациональные. Профессиональные военные, естественно, привыкшие воевать, а не любители, которые в определенные периоды появляются в любой армии мира. Впрочем, русские чистили свои вооруженные силы от таких вот любителей очень тщательно, и это было одним из секретов их побед. Не менее рациональны и капитаны торговых кораблей, зарабатывающие себе на жизнь перевозками грузов и вынужденные максимально использовать полезные объемы своих трюмов. Экипажи, если им так уж приспичит, могут выпить и в порту — а на борту корабля царит сухой закон (все его нарушают, но тихонечко, в рамках традиции и приличий). А бочки с пивом, да еще не в качестве эксклюзивного груза, а просто "шоб было" — это, простите, нонсенс, и при виде них (а также вяленой воблы и прочих радостей жизни) у пиратов глаза на лоб полезли.

Соломин, взглянув на эти бочки, почесал затылок и, не долго думая, пошел к капитану лайнера, который, сияя свежим фингалом под правым глазом и болезненно кривясь при резких движениях (помяли ему ребра малость, ну да ничего, заживет) как раз заново осваивался в собственной каюте. На вопрос о том, что бочки неплохо смотрелись бы и на крейсере, и что Соломин готов за них заплатить, хотя, на правах самого настоящего пирата, имеет полное моральное право их попросту слямзить, он только махнул рукой — забирайте, мол. Ну, сказано — сделано, и очень скоро ценный груз переместился в кают-компанию "Эскалибура", благо она, в связи с неполным экипажем, была заполнена едва на треть, и места в ней было предостаточно.

Соломин, впрочем, тоже в долгу не остался, отдарившись трофейным французским коньяком. Не бог весть что, конечно, к старинным земным сортам и близко не лежало, но все равно очень и очень неплохой напиток. Про французов можно сказать не очень много хорошего, но в виноделии они толк, надо признать, понимали, поэтому капитаны остались вполне довольными друг другом. Экипажи, кстати, тоже. Команда "Эскалибура" была довольна трофеем, а экипаж лайнера — тем, что живы остались. Единственные, кто смотрел на все это косо, были киношники. Они уже оправились от шока, и теперь раздраженно провожали взглядами уволакиваемое имущество. Ну да, они-то свято убеждены были, что сейчас отправятся дальше, на съемки, и их только что лишили одного из удовольствий. Наивные — да их сейчас отконвоируют на ближайшую базу флота, и там всех их будут месяц как минимум трясти особисты, выясняя, откуда на борту корабля образовалась такая толпа террористов, да еще и с оружием. Соломин, кстати, ничуть этому не удивился — наверняка решили сэкономить, массовку набрали где-нибудь на стороне, уже за рубежом или вовсе в диком космосе. А что? В Российской империи уровень жизни высокий, а за ее пределами часто можно набрать таких вот статистов за смешные деньги. Остается иметь одного-единственного предателя среди своих, чтобы тишком загрузить на корабль оружие, возможно, даже под видом бутафорского, и делу конец. Ох и не поздоровится этому чудику, когда его раскроют... А в том, что раскроют, сомневаться не приходилось — и не таких потрошили.

Так или иначе, съемки будут если и не сорваны, то отложены уж наверняка, и Соломина, почти наверняка если не режиссер со товарищи, то многие из артистов, особенно те, кто всю жизнь на вторых ролях, будут еще нехорошими словами поминать. Возможно, и сейчас уже поминают, за то, что их бочки уволок — ишь, как зыркают. Впрочем, Бог с ними, быть вечно недовольными всеми, кроме себя любимых — свойство истинных интеллигентов. Тех, кто ничего, в общем-то, не умеет, и считает себя круче яиц и выше звезд на том простом основании, что, нахватавшись верхушек во всем, возомнили себя солью земли и хранителями национальной культуры. Эта зараза есть во всех народах, и ничем его не выведешь — прямо как тараканы, даже под дустом размножаются.

Кстати, наверняка еще большее раздражение у них вызовет тот факт, что кое-кто из десантников успел уединиться с актрисочками помоложе. А что? У тех стресс, а какая форма его снятия самая лучшая вам скажет любой психолог. Учитывая, что активной стороной в процессе оказались как раз дамы (хе-хе, не дам среди них и не было), при том, что накачанная десантура всегда была женщинам интереснее мальчиков в очках и с бородками, ну и прочих хлюпиков, тем более совсем недавно продемонстрировавших полную неспособность их, женщин, защитить... Словом, у Соломина добавилось недоброжелателей в творческой среде, что его, в общем-то, совершенно не беспокоило. Хотя... Вон один из журналюг как зыркает. И, кстати, корреспондент-то иностранный — отечественные деятели от искусства научились неплохо продвигать свои товары за рубежом, и слово "реклама" знают хорошо. Наверняка этот кадр напишет статью о зверствах русских. А вот напечатают ли — это вопрос, цензуру еще никто не отменял. В Российской империи точно не напечатают, а за рубежом, скорее всего, не будут связываться. Может, что-нибудь псевдонезависимое (говорят, подобные газеты у них еще встречаются, хотя и редко) и решит поднять себе тираж таким образом, но это вряд ли. Не захотят с империей отношения портить — у русских хорошие адвокаты, специалисты по международному праву, и если решат, что империю оскорбили, затаскают по судам. Да и в Российской империи на иностранную прессу традиционно плюют, поэтому последствий для Соломина все равно не предвидится.

Правда, уходить от лайнера пришлось очень быстро, прямо-таки с неприличной поспешностью — по всем прикидкам, русская эскадра должна была вот-вот прибыть к месту событий, а встречаться с ней Соломину очень не хотелось. Хотя, конечно, к ретирадам пиратам было не привыкать. Быстро-быстро подскочил, быстро-быстро сделал дело и быстро-быстро смылся — основа пиратской тактики и залог долгой и счастливой жизни. Те, кто этого не понимает, рано или поздно попадают на закуску военному флоту, которому любой пиратский корабль — на один зуб. "Эскалибур" был тут, скорее, редчайшим исключением из правил, однако и Соломин не стремился вступать в серьезные схватки, поскольку выгоды в них не видел, а повреждения в таких боях получить можно легко. Соответственно, искусство быстрого отступления было первым, которым он овладел в начале своей пиратской карьеры, и не раз применял на практике.

Так что ушли они быстро, грамотно, и при этом внешне сохраняя достоинство — репутация значит много, и у пиратов в том числе. Ну а потом перед капитаном встал вопрос — что делать дальше?

Ну, конечно, можно было вернуться к первоначальному плану и спокойно отправиться к базе. Маршрут известен, сами прокладывали, поэтому не составило бы никакой проблемы догнать ее и спокойно довести до точки назначения. Однако смысла в этом Соломин сейчас не видел — неплохо вооруженная база, артиллерия которой была, вдобавок, переведена в автоматический режим, имеющая на борту грамотную и решительную перегонную команду, сопровождаемая хорошо, по местным меркам, вооруженным кораблем и, вдобавок, идущая неизвестным никому маршрутом, по мнению Соломина в дополнительной охране не нуждалась. К тому же она регулярно выходила на связь, подтверждая, что все в норме, поэтому Соломин не волновался за ее судьбу.

Можно было заняться охотой. В этом секторе дикого космоса было изрядное количество коротких транзитных трасс, на которых мощный и быстроходный корабль мог бы изрядно похозяйничать. Здесь практически не было пиратов — несколько государств, объединив силы, смогли вычистить от их пространство. В результате движение кораблей было оживленным, а конвоями местные перевозчики не увлекались. Ударный русский корабль мог в подобной ситуации чувствовать себя слоном, разоряющим посудную лавку или, скорее, козлом в огороде с капустой, роль которой исполняли бы торговые корабли с их туго набитыми трюмами. Вряд ли кто-либо смог бы его перехватить, но, с другой стороны, в деньгах пираты сейчас не нуждались — трофеи, полученные после захвата базы "Гром", надолго обеспечивали их финансами, а устроить рейд в этот сектор было никогда не поздно.

Гораздо больше капитана сейчас волновал другой момент. Его корабль уже давно находился в открытом космосе, стоянка у пиратской базы не в счет — технически она мало чем отличалась от рейда. Экипаж корабля банально устал. Конечно, люди старались этого не показывать — жаловаться на трудности вообще было не в традициях русских космонавтов, однако любой хороший командир чувствует накапливающуюся усталость своих людей, и никакое массовое распитие пива в кают-компании не могло исправить положения. Людям надо было дать передышку, а у самого Соломина были несделанное дело и нереализованная идея, поэтому теперь идея, возникшая у него в голове еще неделю назад, приобрела необходимую форму.

Посоветовавшись со своими старшими офицерами, он решил взять курс на ближайшую курортную планету. У прочих членов экипажа перспектива недельного отдыха тоже вызвала прилив энтузиазма. Единственное, что несколько портило людям настроение, было то, что перегонная команда базы оказывалась без отдыха, однако на общем собрании было решено отправить их отдыхать отдельно, благо возможности были. На том и порешили, и сутки спустя "Эскалибур" лежал на орбите небольшого, но солидного курорта, в который давно уже превратилась планета Вечный Кипр.

Вечный Кипр, планета, формально входящая в Греческую Конфедерацию, де-факто была вполне самостоятельным, независимым миром. Когда-то греки, не слишком развитые, не очень работоспособные и далеко не самые лучшие воины, получив помощь от России, смогли сбросить с себя турецкое ярмо и создать государство в тех местах, где некогда жили просвещенные эллины. Греки считали их своими предками, хотя вопрос этот был весьма спорным. Тем не менее, официальная точка зрения, преобладавшая в их стране, не внесла принципиальных изменений в национальную психологию. В большинстве своем греки были ленивы, любвеобильны и предпочитали постоянно требовать чего-то, а никак не работать. В эпоху космической экспансии это проявилось в полной мере, и в результате греками было колонизировано не более десятка миров, практически ничего не производящих на экспорт, не развитых в технологическом плане, и потому очень быстро выпавших и из серьезной международной политики, и из торговых отношений. На этом фоне Вечный Кипр выглядел прямо-таки внушающим восхищение исключением.

В далеком прошлом киприоты долго были английской колонией, а после остались под английским же влиянием. Приток свежей крови (а что делать — перетрахивание симпатичных туземок есть священное право победителей, так было всегда и у всех народов), плюс изменение менталитета под влиянием энергичной и предприимчивой нации, сыграл свою роль. Про британцев можно сказать много и разного, далеко не всегда хорошего, но сейчас эффект от их деятельности был положительным — киприоты, по сравнению с остальными греками, были энергичнее и предприимчивее. Живо сообразив, что вместе с соотечественниками греками каши не сваришь, а в одиночку не выживешь, они довольно ловкой дипломатической игрой, заручившись поддержкой Англии, с которой имели традиционно устойчивые связи, сумели поставить себя особняком. Платя в бюджет государства не слишком большую, фиксированную сумму, они занялись обустройством планеты и преуспели в этом.

К тому времени как раз массово появились недорогие и быстроходные пассажирские корабли, начал развиваться космический туризм и курорты, и Вечный Кипр, сделавший ставку на развитие туристической индустрии, не прогадал. Свою планету, обладающую полноценным разнообразием климатических зон, а также колоссальными запасами биологических ресурсов, они подвергли частичному терраформированию, после чего создали зоны отдыха на любой вкус, от бездеятельного валяния на экваториальных пляжах до подледной рыбалки в полярных водах. Все, что угодно, на любой, самый хитрый запрос — главное, чтобы был толстый кошелек. От людей с богатством выше среднего, ценящих комфорт и круглогодично заполняющих зоны отдыха, и шел основной источник доходов, остальных же курортная планета деликатно отпугивала запредельными ценами.

Через какое-то время многие отдыхающие из числа наиболее богатых и влиятельных людей, практически не вылезающих с курортов, начали вести отсюда и руководство своими делами. Начали постепенно подтягиваться клерки, появились жилые кварталы и небоскребы. Курортная планета превратилась еще и в не самый крупный, но весьма влиятельный деловой центр с собственными биржами, хотя и с минимальным производством, что также способствовало ее развитию и процветанию при сохранении экологии. Пожалуй, единственной отраслью, кроме сферы обслуживания, развивающаяся стабильно и быстро, являлась пищевая — кипрские деликатесы ценились во всем обитаемом мире. Вот так, благодаря решительности и предприимчивости местных жителей, не слишком перспективная колония отсталой страны стала богатой и развитой планетой.

Естественно, что в остальной Греции такое положение вещей нравилось далеко не всем. Честно говоря, почти никому не нравилось, в чем не было ничего удивительного, зависть к соседу, живущему лучше тебя — нормальное человеческое чувство. Не то, чтобы хорошее, но при этом важное и нужное, стимулирующее развитие людей. Завидуешь другому — стремись развиваться, работай до седьмого пота, чтобы жить лучше него. Хуже, когда зависть толкает людей на "отобрать и поделить". Увы, греки выбрали именно этот вариант, попробовав обложить Вечный Кипр дополнительными налогами, а когда это не удалось (их попросту послали, пригрозив выходом из состава Конфедерации), отправили вразумлять сепаратистов военный флот.

Скорость, с которой он был выдвинут, говорила о том, что вся операция была продумана заранее и в результате переговоров никто и не сомневался. Корабли и десант были уже готовы и ждали только сигнала, и, как только он был получен, выдвинулись к ставшей излишне богатой планете.

Однако выдвинуться и добиться успеха — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Началось с того, что устаревшие и скверно обслуживаемые корабли непозволительно долго тащились к Вечному Кипру. Более того, их выход с баз не остался незамеченным, и планета полным ходом развернула подготовку к обороне.

Вторым сюрпризом для правительственных войск стало то, что два крупных посадочных терминала, по сути, орбитальных причалов, к которым швартовались корабли, дабы не садиться на планеты, нарушая их экологию, и где пассажиры пересаживались на посадочные челноки, оказались неплохо вооружены, фактически превратившись в не слишком мощные орбитальные крепости. Но не слишком мощные — это по меркам Англии, США и Германии, которые поставляли на планету вооружение. По сравнению с греческим флотом орудия этих станций превосходили вооружение кораблей минимум на три поколения.

Ну и, наконец, полнейшим сюрпризом для нападавших явилось появление на орбите планеты боевых кораблей сразу нескольких крупных государств, готовых "следить за соблюдением прав человека, воспрепятствовать насилию по отношению к мирному населению и нарушения демократических прав и свобод". В переводе с дипломатического на нормальный это значило, что после первого же выстрела греческий флот окажется под обстрелом, а попытка ответить приведет к вмешательству уже на более высоком уровне. В смысле, сюда заявятся целые эскадры, и не факт, что бомбить не будут уже греческую метрополию. Политика двойных стандартов, чтоб ее... А все потому, что вложившие в Вечный Кипр деньги инвесторы не собирались их кому-то дарить и обладали достаточным влиянием для того, чтобы надавить на правительства своих стран.

И оказались греки в подавляющем меньшинстве... И что, спрашивается, в таком случае делать? Воевать со всем миром, свои вроде как законные права отстаивать? Попробовали было обратиться к русским, как не раз делали в прошлом, в докосмическую эпоху, но потом оказалось, что просить их бесполезно. Да это, в общем-то, было и неудивительно — русским, не стремящимся к мировому господству и не желающим воевать за чужие интересы, было традиционно безразлично, что там творится у соседей, если это не задевало их самих. Вполне закономерно, что хотя любой из русских линкоров мог огнем главного калибра без проблем разогнать всех, кто собрался на орбите Вечного Кипра, включая самих греков, ни один из этих броненосных гигантов не тронулся с места. И никаких претензий, естественно — сильным легко сохранять нейтралитет. Правда, популярности среди "братьев по вере" русским это не добавило, но, во-первых, на религию в Российской империи забили давно и прочно, а во-вторых, эфемерной "дружбе", не несущей ничего, кроме проблем, русские предпочитали реальные выгоды для своей страны. Греческой Конфедерации оставалось стиснуть зубы и получить удовольствие.

В результате все вернулось к прежним раскладам. Разве что Вечный Кипр теперь платил налогов еще меньше — так, чисто символическую сумму, которая была, тем не менее, более внушительной, чем налоги, собираемые с некоторых планет греческой метрополии, экономика которых дышала на ладан. Ну и параллельно планета продолжала богатеть, привлекая все новые и новые инвестиции. Вот такая была ситуация на курорте, к которому направился пиратский крейсер, благо там не интересовались родом занятий клиента. Как сказал римский император, построивший сеть платных туалетов, "Деньги не пахнут".

Однако, если киприотам были безразлично и род занятий, и происхождение денег отдыхающих, то само наличие этих денег их очень и очень волновало. Еще бы, ведь деньги в карманах клиентов они рассматривали, как собственные, причем полученные вполне законным путем — оказанием услуг, продажей всего, что только душе угодно, и все втридорога. Зачем им были нищие туристы? Именно поэтому для последних имелся имущественный ценз, и именно его должен был проверить чиновник, явившийся на "Эскалибур" сразу же после того, как крейсер пришвартовался к посадочному терминалу.

Когда толстый, неряшливого вида грек поднялся на палубу "Эскалибура", его глаза удивленно расширились. В том, что к планете пришел пиратский или, как минимум, полупиратский (а именно так расценивались во всем мире корабли, принадлежащие конвойным фирмам) корабль, никто здесь не сомневался с самого начала. А чего, спрашивается, сомневаться? Кому еще требуется частное военное судно? Удивляли разве что размеры корабля, но мало ли... Фокус здесь был в том, что "Эскалибур", почти сразу поставленный на консервацию, не числился ни в одном справочнике, а от кораблей одной с ним серии заметно отличался. Тем более он не нес опознавательных знаков Российской империи. Ничего удивительного, что чиновники мирной планеты не смогли его опознать.

М-дя... Разинул чиновник рот и стал похож на сома. Еще и глаза стали такое же — круглые и навыкате. А что вы хотели? В первый раз очутился человек на палубе настоящего боевого корабля. Не вооруженного лайнера, как он, возможно, ожидал, и не перестроенного грузовоза, а настоящего русского линейного крейсера. Иностранцы, как правило, на такие корабли попадают только в качестве пленных. Бывают, правда, почетные гости, но это уж очень редко, и конкретно этому человечку попасть в их число никогда бы не светило — рылом не вышел, если уж совсем откровенно говорить.

Однако гость, встречать которого Соломин не вышел принципиально (если каждую шестерку встречать — ноги сотрешь), довольно быстро пришел в себя и, нервно оглядываясь, проследовал в кают-компанию. Для нервозности, с его точки зрения, были все основания — чиновника сопровождали двое десантников, выбранные для этой роли за совсем уж шкафоподобное, даже по сравнению со своими товарищами, телосложение и исполинский рост. Роль такого вот то ли почетного караула, то ли конвоя, они выполняли уже не раз, и она успела им изрядно надоесть, но необходимую психологическую атмосферу эта сладкая парочка создала. Несложно представить себе чувства чиновника — он, маленький человек, идет по палубе пиратского корабля, а позади него два амбала, любой из которых способен свернуть ему голову одним движением руки. А главное — сделает это не задумываясь, стоит только их капитану бровью шевельнуть. И ведь неизвестно, что придет капитану на ум — пират все же, а у них, по слухам, у многих с головой не в порядке, и садисты среди них — это скорее правило, чем исключение. Тут и до мокрых подгузников недалеко...

Словом, к моменту, когда чиновник оказался в кают-компании, он был доведен до требуемой кондиции. Соломин, кстати, был не слишком доволен необходимостью такой психологической обработки, но... Это, к сожалению, было необходимостью. Бюрократизм такого рода чиновников и их любовь ко взяткам была притчей во язэцах. В Российской империи с этим боролись тщательным подбором кадров, проводимой с детства воспитательной работой, жестким контролем спецслужб и жестокостью наказаний. У южных и восточных народов вообще и греков в частности взятки и любовь к демонстрации собственной значимости перед зависимыми от них людьми давно уже перешли в разряд национальной традиции, можно сказать, стали частью культуры, а Соломин ни кормить эту свору, ни пресмыкаться перед ними не желал. Его кредо было очень похоже на кредо большинства русских, очень простого и гласящего: мы ни перед кем на колени не встанем, пускай они перед нами на брюхе ползают. Очень хороший принцип, если ты можешь заставить других с ним считаться. Соломин мог. Самое смешное, даже не применяя оружия мог. Достаточно было его крейсеру, нырнув в атмосферу, запустить там маршевые двигатели — и планета превратится в пепелище. Кораблям других стран такие маневры не под силу — развалятся, а вот русским такие нагрузки нипочем. И это была, кстати, не единственная возможность. Впрочем, местным кадрам, да и не только им, знать об этом было совершенно не положено. Сейчас они просто боятся лишний раз зацепить русских неосторожным словом или неправильно истолкованным жестом, даже не догадываясь, что русским на это, в общем-то, плевать, а если испугаются еще больше, то со страху могут наворотить дел. Зачем, спрашивается, еще и такая радость?

А ведь у русских было еще многое, чего не было у других. А все почему? Да потому, что наука в Российской империи была всегда на несколько шагов впереди остальных, и достигалось это не из-за того, что русские прямо такие уж гениальные — нет, и талантливых ученых, и талантливых инженеров во многих странах хватает. Просто в России был самый либеральный и потому самый эффективный подход к научным разработкам.

Дело в том, что с середины двадцатого века наука, в большинстве случаев, превратилась в кормушку для людей, считающих себя учеными. Большая часть научной деятельности сводилась к выбиванию грантов на ненужные исследования, а потом — к писанине заумных отчетов по ним, причем, во многих случаях, результаты были откровенно выдуманы. Это означало застой, и было общемировой тенденцией.

Русские решили эту проблему очень просто. Когда государство выделяло деньги, оно выделяло их под результат. В смысле — хочет иметь то-то и то-то, в такие-то сроки, за такую-то сумму. Кто возьмется? А дальше просто: выдается сумма — и вперед. Как ты ее тратить будешь — твои проблемы. Хочешь — завод строй, хочешь — лабораторию, хочешь — за рубежом оборудование покупай, а хочешь — пропей, слова никто не скажет. Только вот если ты не выдашь к сроку действующий результат, то взыщут с тебя все деньги до копеечки, конфисковав, при нужде, все имущество. А не хватит — будешь отрабатывать, хотя бы и на лесоповале. Некоторые "ученые" там свои дни и закончили. Результат оказался закономерным — достаточно быстро воспиталось новое поколение ученых, привыкшее выдавать реальные результаты и готовое ради того, чтобы хорошо жить, хорошо работать. И что теперь удивительного в том, что технически русские обгоняют весь мир? Другое дело, что русских ученых меньше на душу населения, чем в других странах, зато — настоящие.

Когда греческий чиновник вошел в кают-компанию крейсера, ему не то чтобы поплохело, но стало еще больше не по себе. Вместо пиратского капитана, которого он ожидал увидеть и образ которого уже нарисовал в своем воображении (стереотипы — великая вещь!), перед ним обнаружился высоченный, даже сидя возвышающийся над ним, офицер в известной всему космосу русской форме и с эполетами на плечах, восседающий за длинным столом из настоящего красного дерева и лениво потягивающий ароматный кофе. Капитан посмотрел на него холодными серыми глазами (истинный ариец, промелькнула в голове грека непонятно где услышанная фраза) и небрежным движением головы указал греку на стул в противоположном конце стола. Да уж, от такого не ждешь, что предложит денег или даже того же самого кофе — весь облик капитана соответствовал (опять стереотип, который Соломин использовал сейчас на всю катушку) образу русского офицера, нарисованному международной пропагандой. Сноб и безжалостный убийца, которому все равно, кто перед ним. Вот сейчас заговорит — так слова разве что через губу цедить будет. Соломину, с трудом сдерживающемуся при виде трясущегося чиновника от смеха, оставалось только не выйти из этого образа — надо же что-то поиметь от враждебной пропаганды. Выдержав короткую паузу, во время которой он презрительно рассматривал ежащегося под его взглядом грека, он барственно процедил:

— Ну и кто это к нам пожаловал? Назовитесь, милейший.

— Костас Попестас, сэр, лейтенант таможенной службы. Могу я узнать...

Однако договорить ему не дали. Соломин удивленно приподнял бровь и переспросил:

— Как-как? Попестас? Вот наградили предки фамилией... Да уж, лейтенант, тяжело тебе приходится небось. Ну да не расстраивайся, встречал я и похуже фамилии, вот был у меня механик Валера Какашкин... А еще, говорят, есть такая фамилия — Узабораногузадирайло...

Десантники, подпиравшие стену кают-компании, бодро заржали, давясь смехом. До грека чисто русский юмор, похоже, не дошел. Он несколько секунд наблюдал за сумасшедшими русскими, а Соломин в это время наблюдал за ним. Убедившись, что эффект если и достигнут, то очень и очень частично (тоньше надо быть, капитан, тоньше, не все народы, тем более человеческого языка не понимающие, одинаково сообразительны), он резко оборвал смех и спросил:

— Так с чем вы к нам прибыли?

— Я — лейтенант таможенной службы...

— Знаю, знаю, вы это уже говорили. И что вы от нас хотите?

— Мне необходимо знать, кто вы и цель вашего прибытия.

— Легко. Я — капитан первого ранга в отставке Соломин, это — моя личная яхта, на ней — члены экипажа. Прибыли решить кое-какие деловые вопросы и поставить на уши какой-нибудь курортный городок.

— В смысле... эээ... поставить на уши?

— Отдохнуть с чувством, с толком, с расстановкой. Что вас еще интересует?

Вот тут Попестас впал в легкий ступор. Вместо пирата обнаруживается русский офицер, пусть и отставной, на частной яхте. Судя по всему, или это очень не бедный даже на фоне русских офицерских заработков (а про них ходили легенды) офицер, раз может позволить себе ТАКУЮ яхту, или какой-то спецагент, не очень ловко маскирующийся под туриста. В первом случае поиметь с него что-то очень непросто — русский аристократ просто не поймет намеки насчет взятки, а если и поймет, то как бы хуже не было. Судя по тому, что он русский, да еще офицер, он может на такое и оскорбиться, а если судить по солдафонским шуточкам, то и поступить может, как солдафон. В смысле, кивнет своим матросам — и отходят они взяточника ногами, да так, что всю оставшуюся жизнь на лекарства работать будешь, а то и в космос выкинуть прикажет. И неприятности у него при этом будут минимальные — просто потому, что с русскими никто не захочет связываться.

Во втором случае — тоже не легче, ибо он маскируется как раз под такого вот аристократа. А значит, поступит он точно так же, разве что еще и запишет весь разговор, чтобы при нужде сыграть оскорбленную невинность. Лучше уж выполнить свою формальную часть работы быстро, да свалить куда подальше от опасных визитеров. Вот же невезение — и кой черт привел сюда русских, и именно в его смену?

— По нашим законам необходимо подтвердить наличие... эээ... минимально необходимой суммы...

Соломин не дослушал, небрежным, но точно рассчитанным движением отправив к чиновнику банковскую карту. Та легко скользнула по полированной столешнице, остановившись перед самым Попестасом, опешившим от неожиданности. Капитан удивленно поднял брови:

— Ну что же вы, милейший, не проверяете? Или вы сюда языком молоть приехали? Или еще что-то надо? Так вы скажите, а мы послушаем.

В голосе его явственно звучала угроза — ну да, все верно, раздраженный аристократ, даже не имея формальных причин, в два счета мог устроить скромному лейтенанту кучу неприятностей. Попестас осторожно, словно это была бомба в хрустальной оболочке, взял карту и вложил ее в прорезь мобильного терминала, извлеченного из предусмотрительно взятого с собой кейса со спецоборудованием. Глаза его от удивления полезли на лоб.

— Ну что там у вас? — нетерпеливо спросил Соломин. — Достаточно, или еще что-то надо?

— Н-нет, благодарю, этого вполне... вполне достаточно.

Соломин мысленно с облегчением перевел дух — до самого конца не был уверен, что сработает. Банковская карта была из наследства Дюбуа — на его базе в сейфе нашлось на удивление много банковских карт на предъявителя с более чем серьезными суммами на счетах. Вот только определить, что сумма есть — одно, информация об этом в самой карте, а есть ли она реально в банке — только через терминал и проверишь. Данный конкретный терминал, который был сейчас в руках у Попестаса, был первым терминалом, до которого Соломин добрался после гибели Большого Хвата.

Дело в том, что его собственные счета если не показывали дно, то были близки к этому, и на этом конкретном курорте делать с ними было нечего. Сумма же, которую должны были ему перевести за последний трофей, еще не пришла — денежные переводы в космическую эру стали штукой медленной и тяжелой. Конечно, были и счета в банках Российской империи, но их Соломин трогать пока не хотел — неизвестно, как на такое отреагируют на родине, да и запас на самый крайний случай должен быть. Вот и приходилось рисковать. Впрочем, не так уж и сильно рисковать, если вдуматься — максимум покинул бы орбиту и полетел отдыхать в другое место, с не столь большими запросами. Только вот почему-то так получается, что или качество курортов будет пониже, или к роду занятий придраться могут, поэтому пускай подороже, но зато и без лишних проблем. Ну а теперь беспокоиться о деньгах смысла не было — суммы и впрямь были огромные. Интересно, а откуда они? На взгляд Соломина, финансовые возможности Дюбуа превосходили возможности среднего пирата как минимум на несколько порядков. Так просто, разбойничая на космических трассах, заработать такие суммы просто нереально — вопреки расхожему мнению, пиратство не относится к особо прибыльным занятиям, слишком велики расходы на содержание корабля. Еще одна галочка к списку накопившихся за последнее время загадок. Что-то многовато их стало в последнее время.

— Еще какие-то вопросы? — с холодным спокойствием осведомился он.

— Да, простите, но это необходимо — у нас такие правила, — увидев сумму, Попестас стал сама любезность. Человек, который столь свободно бросается ТАКИМИ деньгами, и впрямь может позволить вести себя, как считает нужным. — Вы собираетесь заниматься коммерческой деятельностью на планете?

— Да.

— Какой?

— Я слышал, у вас хорошие ювелирные производства?

— Да, мы сохранили земные традиции. Там у нас...

— Неважно, — прервал Соломин чиновника. — У вас есть ювелиры, работающие в промышленных масштабах, а у меня — сырье для них. Камешки всякие... Вот и думаю продать пару ящиков.

— Осмелюсь предложить вам адрес надежного ювелира, который даст за ваше сырье настоящую цену, — маленькие черные глазки Попестаса масляно заблестели. Похоже, у него все-таки был шанс получить свой куш хотя бы за счет комиссионных от того, что отправит клиента к "своему" ювелиру. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться.

— Осмельтесь-осмельтесь, — ободряюще кивнул ему Соломин. Мы, возможно, посетим вашего протеже... В числе прочих, разумеется.

Изрядно расстроенный таможенник зафиксировал необходимые сведения, секунду подождал в призрачной надежде, что ему все же обломится за труды, однако русские не обращали более на него внимания, и чиновнику пришлось уйти несолоно хлебавши.

Два часа спустя первая группа отдыхающих отправилась на планету. Треть экипажа, на два дня. Каждый имел при себе немалую сумму, и было ясно, что в ресторанах борделях Вечного Кипра они спустят этим вечером много денег, однако сейчас Соломина это уже мало волновало. Экипаж заслужил отдых, а значит, он его получит!

Самому капитану отдохнуть тоже хотелось, однако дело — прежде всего. Он и впрямь хотел, для начала, реализовать кое-что из взятых на "Громе" трофеев — деньги имеют свойство кончаться и, к тому же, их происхождение было Соломину неизвестно. Вдруг какой-нибудь умник решит их отследить? Капитан не был в этом специалистом, и не знал, какие для этого есть пути, и каковы могут быть последствия, но считал, что стоит перестраховаться. А за необработанные камни, найденные в числе трофеев, можно было взять неплохие деньги. А главное — чистые деньги, здесь, на этой планете со спорным прошлым, туманным будущим и продажным настоящим, никто не заинтересуется их происхождением.

Высадились они вместе с отпускниками — капитан и четверо десантников: Курбанов, Джораев и те два лба, что недавно занимались конвоем чиновного элемента. Между десантниками мягко, почти незаметно глазу покачивались на мобильных платформах-транспортерах два здоровенных металлических ящика со всякой всячиной — как говорится, товар лицом. Все пятеро были вооружены — законом Вечного Кипра ношение личного оружия не одобрялось, но и не возбранялось. Правда, бластеры на планете были запрещены строжайше, а вот пулевое оружие носить разрешалось. Хотя, впрочем, как и на любой планете с коррумпированной администрацией, границы полномочий зависели от полноты налитого стакана. Проще говоря, заплати определенную сумму — и хоть в боевом скафандре ходи. Вот применение оружие каралось очень строго, но Соломин не сомневался, что если дойдет до стрельбы, то пора будет делать ноги, и в этом случае плевать, сколько по местным законам дают за убийство. Тут бы самому выжить, а на крайний случай есть крейсер на орбите — гарант, что называется, правильного и однозначного судебного решения. Киприоты — не дураки и очень хорошо понимают, что может сотворить боевой корабль, не связанный никакими законами. А так как основной закон Российской империи — защищать русских любой ценой, то на местные законы провинциальной планеты русские в случае осложнений точно наплюют, в этом может сомневаться только откровенно тупой человек.

Хотя, конечно, если верить официальной статистике курортная планета заботилась о том, чтобы все было чинно и благопристойно. Ничего удивительного — люди с куда большей охотой едут на курорт, где им вовремя подадут вкусный ужин, чем в места, где можно запросто получить нож под ребро. Согласно официальной версии, за полтора года до явления "Эскалибура" местным обывателям на Вечном Кипре случилось "преступление века" — два пьяных матроса ночью, воспользовавшись отсутствием сигнализации, взломали магазин, выбив небронированное стекло, вытащили сейф и утащили его метров на пятьдесят, после чего бросили — тяжелый, зараза! Тогда на ушах стояла вся полиция маленького курортного городка Айя Напа, которая, естественно, раскрыла дело по горячим следам, задержав злоумышленников в ближайшей пивной, куда они зашли спрыснуть неудачное ограбление. Естественно, в места, где такая мелочь считается чрезвычайным происшествием, ехать можно — так единогласно решило общественное мнение.

Соломин ничуть не сомневался, что в курортных городах так и есть — полиция там просто обязана выкладываться на всю катушку. А вот чтобы так было по всей планете — извините, это нереально. Определенный процент преступного или хотя бы психически ненормального элемента быть просто обязан, поэтому можно не сомневаться — вляпаться на этой планете можно не хуже, чем на любой другой — главное, знать где и как.

К сожалению, маршрут Соломина пролегал в сторону района, где, как он полагал, вляпаться как раз можно — он направлялся в промышленный район. Правда, город, в котором располагался крупнейший (и единственный) на планете ювелирный завод, промышленным можно было назвать разве что с некоторой натяжкой. Вполне возможно, что при столь респектабельном производстве охрана там не хуже, чем на курорте, однако в городе, в котором более трехсот тысяч населения, преступные элементы быть просто обязаны. А ведь при любом раскладе на руках будут немалые ценности — именно поэтому Соломин предпочел взять охрану и вооружиться. Спокойнее оно как-то, и для здоровья полезнее.

В порту, пройдя формальный контроль (посмотрели их электронные паспорта и пожелали счастливого отдыха), они тут же взяли напрокат флаер. Проблем особых не было, разве что правила были на английский манер, но когда русских смущали такие мелочи? Легкая и скоростная машинка, не новая, но ухоженная, легко и стремительно взяла старт и устремилась к цели. Правда, управление доверили автопилоту — смысла лишний раз напрягаться никто не видел, да и привыкнуть к местной манере езды все же стоило.

Флаер шел с хорошей скоростью — чуть ниже звуковой, да вдобавок по совершенно пустой трассе, и до места они добрались меньше чем за час. В результате пассажиры имели возможность через прозрачный пол насладиться видами планеты. Виды, кстати, впечатляли — киприоты смогли сохранить природу планеты в почти нетронутом состоянии, терраформировав лишь зоны вокруг городов, для удобства отдыхающих. Все остальное пространство смотрелось с полутора тысяч метров просто великолепно, с воздуха планета напоминала Землю, на которой уже давно навели порядок в экологии. Только вот земля осталась поделена между государствами (не между всеми, правда, многие исчезли), а этой планетой владел один народ, и потому о своем доме они заботились просто на высшем уровне.

Человеческих поселений по дороге встретилось всего два, третьим был город назначения, но уж он-то разочаровал — насколько хорошо вписывались в ландшафт те два поселка, наверное, сельскохозяйственные, над которыми они пролетели, настолько чужеродным был этот город. Правда, его грубые, построенные в техностиле кварталы обрывались очень резко — город представлял из себя правильный квадрат, за пределы которого строения не вылезали.

Движение здесь было заметно оживленнее, и оставалось только радоваться, что на флаере хороший автопилот — быстро сориентироваться в этой толчее ни десантникам, несмотря на их отличную подготовку и абсолютную уверенность, что десантник может все, ни самому Соломину не удалось бы. В аварию, конечно, не попали бы — слишком надежные системы безопасности в таких городах, да и машина оснащена небедно, но времени потеряли бы массу. А так — быстро и просто, надо было только задать адрес, его Соломин накануне предусмотрительно узнал, потому как на орбите удалось подключиться к планетарной сети. Плавно замедлив ход, машина снизилась, легко вписалась в поток таких же, как она, летательных аппаратов, и спустя пять минут с немыслимой для человека точностью припарковалась на пятачке стоянки.

Глуп был тот таможенник, решивший, что Соломин будет мотаться со своими трофеями по частным ювелирам. А может, он просто решил, что под ящиками имеются в виду шкатулки? Все возможно. Однако ящики — это ящики, под полсотни килограммов содержимого в каждом, и ходить с этим к мелким ювелирам — маразм. У них банально не хватит денег, а распродавать по частям, бегая за каждым и упрашивая купить хоть немного — еще больший маразм. Какой смысл, когда есть несколько больших ювелирных заводов, причем частных, которым дешевое сырье тоже пригодится.

Охрана, предупрежденная хозяином завода заранее, встретила их спокойно и вполне вежливо, только на входе в административное здание попросили сдать оружие. Вполне разумное и логичное требование — Соломин лишь кивнул, и его подчиненные выложили пистолеты. Их не обыскивали, хотя капитан мог поклясться, что пропустили через полдюжины тщательно замаскированных сканеров. Не могли не пропустить — это стандартная предосторожность. Ну, их право, хотя сканеры, даже самые совершенные, не покажут главного: каждый русский десантник — сам по себе оружие и, возможно, куда более опасное, чем танк в руках дилетанта.

А вот в приемной, такой огромной, что в ней могли без проблем разместиться на ночевку с полсотни человек, их помурыжили изрядно. Очень похоже, что потенциальный покупатель хотел показать, насколько он крут, какой он занятой человек и сколько стоит каждая минута его времени. Соломин времени зря терять не стал — вытащил из кармана мобильный терминал, вывел на экран новую книгу Артема Пришибаева, известного и популярного автора детективов, и погрузился в увлекательное чтение. Ну а что ему еще оставалось делать? Скучать, рассматривая безвкусно обставленную приемную? Два дивана и столик, да еще люстру в модерновом стиле? Или строить глазки секретарше — женщине поистине необъятных достоинств и выдающихся габаритов? Да в ней одной первосортной говядины килограммов полтораста, не считая костей и требухи! В общем, дама была абсолютно не в курсе капитана. Вот за той же пленной испаночкой он, будь лет на двадцать помоложе, точно бы не упустил случая поволочиться, а за этой тумбоподобной хрюшкой — нет уж, увольте! Хотя, конечно, с точки зрения занимаемой должности у нее как минимум два плюса. Во-первых, женщина, которой нечего ловить в личной жизни и которая это понимает, всецело отдается работе. Стало быть, надежды на то, что дело свое она будет делать качественно, значительно больше, чем если поручить его блондинистой секретутке с ногами от ушей, которая считает основным своим достоинством (и, кстати, основной профессиональной обязанностью) эти ноги вовремя раздвигать. А во-вторых, если надо кого-нибудь не пропустить, то встанет такой шкаф на дороге — и ни обойти, ни объехать, ни с места сдвинуть. Разве что если из гранатомета попробовать, да и то не факт, что поможет.

Джораев последовал примеру капитана, разве что вместо детектива вывел на свой терминал схему знаменитого Левандовского сражения и погрузился в анализ диспозиции, поминутно сверяясь с комментариями экспертов. Повышает квалификацию парень, молодец, хотя Левандовское сражение, кажется, разобрано уже вдоль и поперек, все косточки не только обглоданы, но и обсосаны, да так тщательно, что новое что-либо извлечь уже вряд ли получится. Хотя, конечно, пускай старается — любое повышение квалификации когда-нибудь может пригодиться.

А вообще, интересный эпизод это Левандовское сражение. Тогда, еще на заре космической экспансии человечества, на планете Леванда независимо друг от друга оказались колонии Объединенной Скандинавии и Сообщества Карракота, гуманоидной цивилизации, незначительно превосходящей человечество в уровне развития. Как уж разведчики двух цивилизаций прошляпили друг друга, остается только гадать, но результат оказался более чем впечатляющим — ни те, ни другие не захотели ни мириться с наличием на планете конкурента, ни отступать. Вполне закономерно, что произошло столкновение, вылившееся в полномасштабную планетарную войну.

Карракоты уступали людям только ростом и физической силой. Во всем остальном — в технике, в численности, в общей подготовленности к войне они были сильнее. Разыгралось сражение, которое длилось три дня и, хотя его нельзя было назвать эпической битвой, но все же с обеих сторон только танков в ней участвовало не меньше трех сотен. И для всех было сюрпризом, когда люди победили.

Не было там никакого особого тактического искусства. Да и неособого, пожалуй, тоже не было — откуда ему взяться у мирных людей, которые прилетели на эту планету, чтобы строить, сеять, растить детей, а не воевать. Зато у потомков викингов было то, чего не было у их противников — готовность умереть, но не отдать врагу свою землю, любой ценой защитить своих детей. И карракоты оказались совершенно не готовы к тому, что люди с минами в руках будут ложиться под вражеские танки, что пилоты горящих истребителей будут направлять их на вражеские колонны, что крейсер, который был у карракотов на орбите, будет взят на абордаж четыремя полицейскими ботами, и эти боты подорвут затем свои реакторы... А потом люди уничтожили карракотов, живших на этой планете. Уничтожили всех, поголовно, не обращая внимания на пол и возраст. И когда флот карракотов пришел к Леванде, его встретил там подоспевший объединенный земной флот, корабли которого были несколько слабже каждый по отдельности, зато впятеро больший количеством. Цивилизация карракотов в той войне перестала существовать.

Между тем, рядовые десантники не проявляли такого интереса к чтению, как офицерский состав, и проявлять чудеса терпения тоже не собирались. Поэтому, просидев несколько минут, они начали переглядываться, потом травить анекдоты, а потом Курбанов решил, очевидно, что безадресный смех неинтересен, и выбрал объектом своих насмешек секретаршу, не без основания полагая, что ей по должности не положено обижаться.

— ...и вот жалуется мне сосед — попадает его жена в аварию. Во-от такая, — Курбанов широко развел руки, — вмятина.

— Ого!

— Да погодите вы, я еще не рассказал, как машина пострадала...

Дружный смех в ответ, а потом вопрос:

— Жена у него, небось, похожа на эту девушку была?

— Да нет, — задумчиво ответил Курбанов, внимательно окинув взглядом побагровевшую секретаршу. Шутка была далеко не первая, и даму, похоже, насмешки изрядно достали. — Эта, пожалуй, покрупнее будет.

Секретарша резко встала. Цвету ее лица позавидовала бы свекла.

— Я бы попросила вас...

— А что бы вы попросили? — Соломин оторвался от чтения и поднял на нее глаза. — Мы здесь сидим уже довольно долго. Если ваше руководство не желает с нами общаться, то что мы здесь делаем? К тому же, вы абсолютно не позаботились о досуге посетителей. Хоть бы чаю с плюшками предложили, что ли... Судя по вашей внешности, печь вы умеете неплохо. А раз уж не догадались — терпите. Впрочем, думаю, нам нет больше смысла здесь задерживаться. Передайте вашему начальнику, что наглость для бизнеса хороша, но только до определенного предела.

Капитан резко встал, махнул рукой остальным, и они с готовностью повскакали с мест. Загудели антигравы транспортеров, поднимая над полом ящики, и почти в тот же момент распахнулась дверь в кабинет генерального директора и, по совместительству, хозяина ювелирного завода.

— Сара, что ты делаешь? — чуть картаво спросил он. — Зачем ты так долго держишь наших гостей на пороге? Я прошу прощения, господа, за нерасторопность моей подчиненной. Прошу вас, капитан, а вашим спутникам сейчас будет подан ланч...

Соломин кивнул, сочувствующе посмотрел на вновь побагровевшую от такой несправедливости секретаршу и окинул внимательным взглядом новоявленный персонаж. Ну, что он и ожидал, в принципе — невысокий рост, курчавые волосы, мясистый нос... Елки-палки, надо было с собой Мещевича взять... Поставь их рядом — прямо близнецы-братья, только Мещевич на голову выше и вдвое шире в плечах, а этот, который в анкетах наверняка пишет, что он грек, больше всего напоминает... Что он напоминает-то? А ведь кубик! Да-да, первое, что приходит на ум, глядя на его фигуру, это кубик. Вот если на ноги внимания не обращать, то коротковатое широкое тело и здоровенное брюхо именно такое впечатление и производили. Нет, не сговорились бы они с Мещевичем, наверное, очень по-разному на жизнь смотрят.

— Подождите меня здесь, — кивнул Соломин своим людям. — Вынужден предупредить вас, господин... эээ... Гольдштейн, что потерянное нами здесь время, если мы договоримся о покупке, обойдется вам в определенную сумму. Сожалею, но вы сами к этому привели, и мне абсолютно все равно, вы лично в этом виноваты, или ваша подчиненная.

На лице Гольдштейна не дрогнул ни один мускул. Все правильно, хороший бизнесмен позволит другим увидеть свои эмоции только тогда, когда это ему выгодно. Гольдштейн был хорошим бизнесменом, иначе он не был бы владельцем самого большого на планете и, после гибели Нового Телль-Авива, ставшего одним из крупнейших в мире ювелирных заводов. Другое дело, что и никакого эксклюзива на этом заводе не производилось — штамповка, однако до этого Соломину дела не было. Куда более важным было то, что в средствах Гольдштейн не особенно стеснялся, об этом Соломину сообщили точно. Кто сообщил? Не все ли равно. Вечный Кипр был местом, где работали, наверное, все разведки мира, а у Соломина сохранились кое-какие старые знакомства, коими он без зазрения совести и воспользовался.

А вот кабинет Гольдштейна поражал не размерами — он поражал массивностью и добротностью, во всяком случае, на вид, мебели. Массивные шкафы из натурального, причем не местного, а земного (уж в этом Соломин разбирался — происхождение обязывало) дерева вдоль стен, огромный полированный стол, тоже деревянный. И на столе — ничего лишнего. Так, огромный монитор, принтер, несколько папок и лоток с аккуратно лежащими бумагами. Ну и письменный прибор, вещь, не изменившаяся и не потерявшая своего значения за века. Все! Похоже, Гольдштейн здесь именно работал, а не создавал видимость бурной деятельности. А то бывают такие — стол бумагами завален, а толку чуть. Что же, достойно уважения. Единственное, что немного выбивается из общей картины стилизованной под старину надежности — кресло хозяина и стулья для посетителей. Они современные, офисные, хотя и тоже стилизованы под старину. Хотя, если не присматриваться, то и не обратишь внимания.

— Прошу вас, — Гольдштейн указал гостю на удобный стул. — Чего желаете? Чай? Кофе? Коньяк, или еще чего?

— Благодарю вас, наверное, коньяк, если хороший, разумеется. Но чуть позже — сначала, думаю, стоит поговорить о деле.

— Думаю, сначала мне придется извиниться, — улыбнулся Гольдштейн. Его пухлый вислый нос колыхнулся в такт словам. — Когда мы с вами разговаривали, я принял ваш акцент за польский — на планете хватает поляков, занимающихся... ну, скажем так, не всегда законными делами.

Логично. Разговор шел на английском, а славянские акценты, что русский, что польский, для несведущего человека похожи. Да и только идиот стал бы столько времени мариновать русских в приемной — русские не обидчивы, но последствия их "не обиды", порой, расхлебывать приходится годами. Ну а о поляков ноги вытирают уже давно, так что человеку с комплексом неполноценности, желающему немного самоутвердиться за счет других, подержать их у порога сам бог велел. Тем более пирата (а кем еще могли быть поляки, имеющие при себе дорогостоящий товар?), пришедшего униженно просить, чтобы продать незаконный груз. Да и вряд ли у поляков может быть что-то слишком уж ценное. Для поляка сейчас и перстень с бриллиантиком — состояние.

Показное дружелюбие Гольдштейна Соломина совершенно не смутило. Он лишь кивнул в знак того, что понимает и принимает расклады, но делать покупателю скидку на основании извинений он не собирался. Как говорится, дружба дружбой, а деньги пересчитать не забудь. Здесь же и дружбой не пахло, а вот деньгами — вполне.

— Вы, простите, больше менеджер, или как эксперт в ювелирном деле тоже что-то смыслите?

— Разумеется, смыслю, — казалось, Гольдштейн даже чуточку обиделся. — Я двенадцать лет проработал на производстве, не мастер, скажу честно, но как специалист, смею надеяться, я все же кое-что значу. Плох руководитель, который не разбирается в своем деле.

— Отлично. Тогда взгляните, — Соломин щелкнул пультом дистанционного управления, и крышка одного из ящиков открылась. — Что вы обо всем этом думаете?

Гольдштейн быстро подошел, склонился над ящиком, потом буквально нырнул в него головой, а когда высунулся обратно, глаза его были круглыми. Камешки, похоже, произвели впечатление.

— Откуда это у вас? — хрипло спросил он.

— Трофей, — просто и честно ответил Соломин, ничуть не сомневаясь, что сейчас его, как минимум, проверяют дистанционным детектором лжи. А раз так, надо было говорить честно... и при этом не говорить ничего. — Мы захватили пиратскую базу, на ней и нашли. Сами знаете, такие трофеи принадлежат победителю, так что все законно.

Гольдштейн кивнул, вернулся к своему креслу, бодро защелкал клавишами замаскированного пульта. Обычный человек ничего бы не увидел, но опытный космонавт Соломин по чуть заметному мерцанию в метре над полом моментально определил, что ювелир включил силовой стол — очень удобная штука, если хочешь что-то внимательно рассмотреть. Без видимых усилий капитан поднял ящик и высыпал его содержимое на так кстати появившуюся поверхность, и Гольдштейн склонился над открывшимся ему великолепием.

Да, камни были необработанные, но даже их внешне неказистый вид не мог скрыть от профессионала ни их качество, ни их цену. Почти три десятка разновидностей камней с дюжины планет, и все — первого класса. Самые большие были почти килограммовыми, и их стоимость несведущим людям сложно было даже представить.

— Во втором ящике то же самое, — усмехнулся капитан. — Камни — трофей, так что привязаться к их происхождению по вашим законам никто не сможет, я узнавал. И я хочу за них...

Соломин назвал цену. Ювелир удивленно поднял на него глаза и машинально вытер разом вспотевшую шею, ослабив воротник. Странный он какой-то — что, думал, ему такое сокровище даром отдадут? И цену Соломин назвал вполне приемлемую — были у него в команде знатоки. Не ювелиры, правда, но старпом увлекался камнями и разбирался в них неплохо, да и Джораев, благодаря усилиям деда, был неплохим геологом и геммологом. Так что Соломин достаточно хорошо знал, сколько стоят эти ящики, и назвал цену процентов на двадцать ниже рыночной — все честно, полную не получить, но даже так прибыль будет огромна. А деньги сейчас были нужны — была у Соломина идея, и он уже провел переговоры по ее реализации.

— Такая сумма слишком высока. Может...

— Не может. Я не торгуюсь. В принципе. Не хотите — продам в другом месте. Может, на другой планете.

— Я просто хотел сказать, что единовременно собрать такую сумму несколько затруднительно.

— А я и не тороплю. Три дня вам хватит?

— Я не знаю...

— Жаль. Я привык работать с людьми, которые знают, о чем говорят. В таком случае, прощайте, обратимся к другому специалисту.

Соломин начал небрежно укладывать камни обратно в ящик. Гольдштейн спустя какую-то секунду замахал руками:

— Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Я, разумеется, соберу необходимую сумму, но мне необходимо чуть больше времени — хотя бы дней десять.

— Шесть, крайний срок. И имейте в виду, я буду одновременно вести переговоры с другими покупателями.

— Нет-нет, я гарантирую оплату.

— Ладно, я поверю вам на слово, но имейте в виду — мы всегда умеем настоять на соблюдении договора, даже устного.

— Согласен. Камни вы можете оставить на хранение в нашем сейфе.

— Не стоит. Думаю, на борту моего корабля они также будут в полной безопасности.

Под жадным взглядом Гольдштейна камни перекочевали обратно в ящик, и тяжелая бронированная крышка с тихим шелестом закрылась. Чпок! Нет, взломать ее можно, но теперь, если кто-то решит залезть внутрь без разрешения хозяина, молекулярный дезинтегратор превратит содержимое в кучку пыли. Самая надежная защита — это когда возможный злоумышленник знает, что не получит ничего.

— Рад был познакомиться... — Соломин вежливо наклонил голову, и в этот момент взвыла сирена. — Это что еще?

— Не знаю, — Гольдштейн защелкал переключателями своего пульта, но это, очевидно, не привело к требуемому результату. Тогда он пробкой выскочил из-за стола и совсем несвойственной ему несолидной трусцой побежал к двери. Было забавно наблюдать, как колышутся, наползая одна на другую, жировые складки — этого не мог скрыть даже дорогой и солидный деловой костюм. Подскочив к двери он распахнул ее и замер. Соломин заглянул поверх него (это было несложно, он был выше Гольдштейна на две головы) и увидел интересную картину — по приемной в живописных позах лежали шестеро охранников, секретарша забилась в угол, глядя на происходящее выпученными от ужаса глазами, а десантники сидели у стола и пили кофе. С плюшками.

— Я не понял! Это что здесь происходит? Встать! Смирно! — прорычал, ели сдерживая смех, Соломин.

Десантники повскакали с мест и вытянулись во фрунт — когда надо, они умели быть дисциплинированными. Джораев шагнул вперед и отрапортовал...

Пока он говорил, Гольдштейн медленно бледнел, а Соломин все более надувался от душившего его смеха. Нет, ну в самом-то деле, как дети прямо. Получили свое кофе с плюшками и, вместо того чтобы пить его спокойно, сдобрили это увлекательное занятие зубоскальством, причем на первом месте, как и прежде, была секретарша.

Самое интересное, что сама она к подначкам относилась уже спокойно — то ли привыкла, то ли просто решила не обращать внимания. Однако же надо было случиться такому, что в приемную по какой-то надобности зашел охранник, и то, что смеются над дамой, ему очень не понравилось. Это, кстати, вполне логично и правильно, однако дальнейшее поведение здоровенного мужика в униформе, но без мозгов, иначе чем глупостью назвать нельзя. Вместо того, чтобы вежливо попросить острословов помолчать (не факт, что помогла бы, но попытаться определенно стоило), он, похоже, обиделся за соотечественницу и, подойдя к десантникам, начал на них орать. Его честно выслушали, а после того, как охранник выдохся, Курбанов поманил его пальцем. А тот не нашел ничего лучшего, как нагнуться...

Дальнейшие события развивались молниеносно. Курбанов мгновенным, похожим на бросок кобры движением руки схватил охранника за галстук и с силой рванул того вниз. Силушки Курбанову было не занимать, и он придал мужику неплохое ускорение, от чего охранник врезался лицом в угол стола. Стол выдержал, переносица — нет, и потерявший сознание мужик отправился смотреть веселые, может быть даже эротические сны.

На том бы дело и кончилось, но секретарша сдуру нажала тревожную кнопку, и в приемную вломились еще пятеро. Как вломились — так и полегли. А вот нечего было за пушки свои хвататься. Десантники шуток не понимают в принципе, если, конечно, не кто-то из своих пошутить решил. В общем, лица набили, оружие отобрали — все как положено. Ну и сели пить кофе дальше, благо остыть не успел.

Как раз к моменту окончания монолога в приемную ворвались еще шестеро охранников, но Гольдштейн остановил их повелительным жестом. Потом повернулся к Соломину:

— Капитан, я всегда думал, что мои люди — лучшие.

— Могу вас обрадовать — так думали многие. Они тоже ошибались.

— В таком случае, мне только остается просить вас кого-либо из ваших людей в качестве инструктора.

— А что вы ко мне-то обращаетесь? Я вам не рабовладелец какой-нибудь. Предложите им сами.

Гольдштейн окинул взглядом нагло рассматривающих его десантников, моментально поскучнел и свернул разговор.

Спустя полчаса, когда город уже растаял на горизонте, Джораев спросил вольготно расположившегося в салоне флаера капитана:

— Вам не кажется, что этот пройдоха может захотеть нас надуть?

— Да в два счета. Почему, по вашему мнению, я приказал вам устроить эту дурацкую потасовку? Да чтоб он призадумался, стоит ли это делать. Сейчас он был не готов, что к нему явятся серьезные люди с серьезным товаром, а вот в следующий раз он будет готов. Сегодняшний случай был для него предупреждением.

— А если не понял?

— Понял, прекрасно понял, что мы опасны. Сейчас у него два пути — или честно расплатиться, или рискнуть, и я не знаю даже, что для нас лучше.

— В смысле?

— Ну, если он честно с нами расплатится и мы спокойно разойдемся, то в следующий раз организуем устойчивый канал продажи трофеев именно через него. Если нет... Ну, он заплатит за обиды столько, что нам на две жизни хватит, и ни одна сволочь не посмеет нам ничего сказать.

Вечером, когда они уже вернулись на крейсер и все, кроме вахтенных, спали, к Соломину прибыл посетитель. Среднего роста, среднего сложения, с незапоминающимся лицом... И все же капитан узнал его сразу.

Капитан второго ранга Петров... Соломин даже не знал, настоящая это фамилия или оперативный псевдоним, хотя знаком с ним был лет пятнадцать. Офицер разведки, командир подразделения, которое не раз прикрывал Соломин еще будучи офицером регулярного флота. Хороший... нет, не друг, но сослуживец, которому можно доверить спину. Они прошли вместе три компании, и Петрова перевели на другое место службы как раз за пару месяцев до их неудачной авантюры. Сейчас Петров отдыхал на этой планете. Точнее, для всех он отдыхал, а для самого себя в лучшем случае лишь совмещал приятное с полезным. Хотя в том, что совмещал успешно, можно было не сомневаться, Соломин хорошо знал опытного разведчика, перед которым любой Джеймс Бонд — обычный мальчик. Во всех смыслах мальчик, и в профессионализме, и в любвеобильности. А еще Петров курировал агентурную разведку в Греческой Конфедерации.

Соломин ждал его, они договорились о встрече заранее. Можно было, конечно, связаться через сеть, так даже вроде безопаснее, но в сети столько хакеров, что есть вероятность утечки. Зачем? Куда проще замаскировать встречу под торговый интерес, тем более что был и он.

Когда закончились радостные хлопки по спине и бутылка коллекционного коньяка, Петров с сожалением отставил в сторону рюмку, кинул в рот обильно посыпанный солью ломтик лимона, разжевал, морщась от удовольствия, и сказал:

— Должен сказать, что ты чертовски везучий сукин сын.

— Это с чего ты так решил? — Соломин повторил манипуляцию с лимоном (оба они не эстетствовали зря — такая закуска, простая, но вкусная была в свое время чем-то вроде традиции в их эскадре) и с интересом посмотрел на разведчика.

— Ну, во-первых, ты ухитрился оказаться в нужное время в нужном месте. Твой поступок оценили, можешь мне поверить. Сам, — тут Петров выразительно ткнул вверх пальцем, — просил передать личную благодарность.

— Очень рад. А что во-вторых?

— А во-вторых, твой заказ удалось выполнить. "Альбатрос" — пойдет тебе такой кораблик?

— Как тебе удалось? — Соломин аж в кресле привстал. — Это же...

— Ну да, именно так и есть. Можешь не благодарить, просто повезло, я же говорю... Кораблик неудачно совершил посадку, повреждения были невелики, но кто надо подсуетился, что надо преувеличили, и его было решено списать. Ну а дальше его продали, как металлолом, и подлатали на частной верфи. Хорошо подлатали, можешь не сомневаться. Тяжелее всего было сохранить оборудование и вооружение, но и это нам удалось устроить. Ну что, берешь?

— Спрашиваешь! — Соломин все же не удержался, встал, прошелся по каюте, снова бухнулся в кресло. — А как насчет людей?

— С людьми сложнее, но человек сто удалось собрать. Проверили — вроде все чистые. Правда, некоторые без опыта — молодежь, которых в военные училища не взяли, так что самим натаскивать придется.

— Натаскаем, — махнул рукой Соломин. В самом деле, конкурс даже в заштатное пехотное училище достигал порой двадцати человек на место, а значит, те, кто не прошли, не плохи, просто кто-то еще лучше. Свой минимум они в любом случае отслужили, так что неумехами и слабаками ребят не назовешь, а натаскать — натаскают, куда денутся. Русская система отбора кадров для армии и флота проста и незамысловата — берут только добровольцев (ну, в них-то как раз недостатка нет) на пол года. А там уж оставляют лучших, поэтому отсев огромен. Но кто сказал, что среди отсеявшихся нет фанатиков космоса, которые вопреки всему хотят летать?

— Ну и замечательно. Потом еще поищем, но действовать приходится осторожно, а ты совсем не дал нам времени.

— Ничего, и это более чем неплохо.

Конечно, неплохо. Сотня человек — это пусть и очень урезанный, но дееспособный экипаж базы, а главное, экипаж для второго корабля. Хорошего корабля — "Альбатрос" был крейсером первого ранга, как и "Эскалибур", дальним рейдером, только более легким. Зато он был на два поколения моложе — "Альбатрос" относился к серии крейсеров типа "Поморник", которые стояли на вооружении не так давно и еще практически не успели устареть. Имея такой довесок можно рассчитывать на большее, чем перехват купеческих судов.

— Если будет желание, через некоторое время подгоним еще пару эсминцев — вроде, наклевывается кое-что. Говорить пока не буду, чтобы не сглазить.

— Да уж, ты всегда был суеверен.

— Профессия такая. Это у вас все просто — орудия к бою и пошел крошить направо и налево. А у нас, сам понимаешь, Ласты склеить можно просто, и не одна ищейка следов потом не найдет. Будешь тут суеверным. И потом, ты ведь и сам знаешь — судьбу лучше лишний раз не гневить.

— Это точно.

— Так как, возьмешь эсминцы?

— Конечно. Что я, дурак, чтобы от такого отказываться?

— Очень хорошо. Теперь о деньгах. Что будем делать с оплатой?

— Да как обычно, — Соломин встал, извлек из сейфа банковские карточки и аккуратно положил их на стол. — Они на предъявителя, снимай, сколько надо. А вообще, снимай все — у меня кое-что еще остается, на неделю здесь хватит, а там получу за камушки...

Петров кивнул (Соломин даже не сомневался, что он в курсе ювелирной негоции, разведка зря хлеб не ела), извлек мобильный терминал, куда более продвинутую и миниатюрную модель, чем у давяшнего таможенника, быстро проверил состояние счетов и начал перевод денег. Ему торопиться было некуда — деньги могут идти и месяц, и два, до русских банков они дойдут в любом случае. А там уж они распределятся — что-то пойдет в оплату услуг верфи, что-то в оплату металлолома, которым числился "Альбатрос". Какая-то часть суммы потребуется для того, чтобы оплатить закупку оружия и боеприпасов, еще часть будет востребована для будущего перевооружения базы под русские стандарты. Еще часть суммы ляжет на личные счета экипажа, ну и самого капитана, естественно. А остальное, почти треть всех денег, пойдет в фонд ветеранов — от своих корней Соломин отрываться не собирался, и экипаж его в этом поддерживал.

Пожалуй, единственным, кто ничего с этого не имел, был Петров. Эта составляющая загадочной русской души так и не исчезла никуда. В России многое нельзя сделать за деньги, даже за очень большие деньги, но по дружбе... Впрочем, Соломин не хотел оставаться в долгу и знал, что рано или поздно найдет способ отблагодарить старого товарища.

Способ, кстати, нашелся сразу же. Закончив перевод денег, Петров спросил:

— Какие у тебя планы на ближайшее будущее?

— Пока отдыхаю, а дней через шесть отбываю по своим делам. Кстати, где я смогу принять корабль?

— Координаты я тебе сброшу. Думаю, к этому времени "Альбатрос" будет уже на месте. А к тебе у меня просьба.

— Говори, — Соломин внимательно посмотрел на собеседника.

— Возможно, мне потребуется помощь твоих костоломов.

— Когда? Где? Кого?

— Да нет, ты не так понял. У меня завтра встреча, серьезная встреча, и мне надо, чтобы меня подстраховали. На всякий случай — мутный тип, и ведет себя странно.

— Не вопрос, сделаем. А что твои люди?

— Тут деликатный вопрос. В общем, здесь мне нельзя привлекать своих людей.

— Понял, о нюансах не спрашиваю — твои дела. Что конкретно надо?

— У тебя разведботы есть?

— Обижаешь, начальник, — рассмеялся Соломин.

— Ну, тогда пускай одна такая машинка повисит над местом встречи. Я назначил ее за городом, так что визуально, думаю, ее не заметят, а от радаров местных она защищена.

— Сделаем, — серьезно кивнул капитан. — К чему готовиться?

— А хрен знает, честное слово. Если бы знал, то, скорее всего, обошелся бы без силовой поддержки.

— Понял тебя. Ладно, если что, постараемся не шуметь, но ничего не обещаю. Говори место.

— Скажу-скажу. И место, и время, и что делать — тоже скажу...

Через сутки после разговора (местные сутки, двадцатишестичасовые), два разведбота, включив на полную мощность маскировочное поле, отделились от борта крейсера и, отойдя на полторы тысячи километров к северу от позиции корабля, никем не замеченные скользнули в атмосферу. Там они на бреющем полете прошли еще километров триста, и зависли чуть в стороне от внушительного, в псевдовикторианском стиле, особняка, почти полностью скрытого лесом, местным лесом, изобилующим деревьями с густыми зеленовато-желтыми кронами и одновременно огромным количеством лиан. Дальше оставалось просто ждать да следить, чтобы в боты никто не врезался — мимикрирующая окраска и выключенные огни делали их практически невидимыми в стремительно сгущающемся сумраке, а паршивенькие греческие радары их и подавно не брали. Впрочем, место было чрезвычайно тихое.

А дальше все было, как в плохом боевике или детективе. Вначале рядом с домом опустился небольшой спортивный флаер, из которого вылез Петров и, небрежно помахивая пижонской тростью, вошел внутрь. Почти сразу заорал сигнал тревоги, после чего все понеслось в бешеном темпе.

Первый бот, очертания которого буквально размазались в воздухе, Сделал круг над домом, вываливая из своего вместительного брюха десантников. Те стремительно опускались вниз на гравитационных ранцах, в считанные секунды оцепив дом. Соломин же, вспомнив лихое прошлое, направил свой бот прямо к дому и с размаху проломил его фасад широкой тупой мордой тяжелой машины. Распахнулся передний пандус, и через пару секунд в доме уже хозяйничали шестеро закованных в боевые скафандры десантников. Короткий шум, чей-то истошный вопль, глухо пролаял крупнокалиберный пулемет, и все стихло. К тому моменту как Соломин, отстегнувшись от кресла, вошел в дом, последнее сопротивление было подавлено.

Брезгливо отпихнув носком щегольского лакированного сапога чью-то оторванную голову, валяющуюся у края пандуса, капитан вышел на место побоища. Иначе и не назовешь, все переломано, а что не переломано — то разбито. И среди всего этого, среди валяющихся трупов и замерших бронированными статуями десантников, абсолютно чужеродно смотрелся русский офицер в парадной форме, при кортике и бластере, в перчатках и фуражке, как будто сошедший с агитационного плаката. Однако так было надо по роли, и потому на несуразный вид было плевать.

Петров, с быстро наливающимся под левым глазом синяком и сочащейся из разбитой губы кровью, шагнул ему навстречу.

— Что вы так долго? Я, честно говоря, заждался, — сурово нахмурился он, но глаза смеялись.

— Да вот, как-то так. Что у тебя?

— Как и предполагал — вместо того, чтобы, получив деньги, честно их отработать, этот чудик решил продать меня конкурентам.

— Который из чудиков?

Действительно, чудиков у стены стояло с десяток. Ноги на ширине плеч, руки за голову, затылки одинакого коротко стриженные, только у одного длинные, до плеч, волосы. В него и ткнул пальцем Петров.

Соломин протянул руку, одним движением выдернул предателя из общего строя и развернул лицом к себе. Посмотрел в молодое еще, красивое лицо — наверняка женщинам нравится, сволочь. Криво усмехнулся:

— Так я не понял — с подачи этого вот мелкотравчатого вон те придурки осмелились напасть на русского офицера?

— Ну да. Представляешь, какая наглость? Совсем страх потеряли.

— Да, не уважают... Ты его допрашивать будешь, или его сразу пристрелить?

— На фиг он мне нужен? Расстрелять его со всеми остальными — и делу конец.

— Вы ответите... — подал голос один из пленных. На местном чирикающем диалекте он проквакал явно с акцентом, неясно, впрочем, каким.

— Они тебе нужны? — спросил Соломин.

— Зачем? — Петров искренне удивился. — Я знаю, кто они, я знаю, зачем они пришли. Это исполнители, приложения к пистолетам. Что они могут сказать? В расход их, чтобы под ногами не путались.

Соломин пожал плечами. Лично он поступил бы иначе, но старший сейчас Петров, а значит, он имеет право приказывать. Резко кивнул головой десантникам, и во внезапно наступившей тишине сухо защелкали выстрелы. Петров поморщился:

— Ну вот, опять кровь...

— А ты чего хотел? Чтобы я их живьем из дезинтегратора распылил? Не заслужили они того, обычная пехота, честно свою работу выполнявшая. Я понимаю, что свидетели не нужны, ну так хоть пускай умрут без мучений.

Петров пожал плечами, мол, тебе виднее, и повернулся к своему протеже:

— Ну что, козел, видишь, сколько из-за твоей дурости хороших людей положили? А все потому, что ты, скотина, посмел на русского руку поднять.

— Я не знал...

— Что не знал? Что не знал, скотина? — влез в разговор Соломин. — Не знал, что русских нельзя трогать?

— З-знал... Я н-не з-знал...

— Чего ты там знал-не знал? Точнее выражевывайся!

— Я не з-знал, чт-то в-вы р-русс-ские...

— Слушай, — Соломин повернулся к Петрову. — Ты что, такого придурка от безысходности завербовал?

— Да нет, до сегодняшнего дня он производил впечатление адекватного человека.

— Странно. Впрочем, помешательство, равно как и незнание, не смягчает вину. Сержант, отрежьте ему голову.

Один из десантников шагнул вперед, плавным движением извлекая из ножен здоровенный, устрашающего вида тесак, который вместе с виброножом и силовым ножом традиционно входил в стандартное снаряжение. Никогда не знаешь, что окажется более эффективным, и классическое оружие никогда не устаревает.

Естественно, никто этого пленного убивать не собирался — он был Петрову зачем-то нужен. Соломин, честно говоря, примитивно накачал бы его сывороткой правды, узнал, что надо, и пустил в расход, а разведчик вон свои какие-то дела крутит. Ну, ему виднее, а наше дело — телячье, обделался и стой. Попросил прикрыть — прикрыли, попросил роль сыграть — сыграем. Примерно такие мысли были в голове капитана Соломина.

А вот пленный был насчет этих мыслей абсолютно не в курсе, поэтому он круглыми от ужаса глазами смотрел на медленно приближающуюся к нему безликую фигуру. Петров наблюдал за его ужасом, как показалось Соломину, не без удовольствия. Однако сцену испортил, а может, напротив, улучшил один из десантников внешнего оцепления. С грохотом проломив стену, он вошел внутрь, держа на вытянутых руках за шеи еще двоих.

— Пытались скрыться, — коротко доложил он. — Что с ними делать?

— В расход, — отмахнулся Петров. Соломин подтверждающее кивнул — без его одобрения приказ разведчика никто и не подумал бы выполнять. Десантник, не мудрствуя лукаво, сжал кулаки, с хрустом ломая пленным шейные позвонки, и этот хруст, похоже, стал последней каплей. Предатель закатил глаза и мешком осел на пол. По воздуху распространился мерзкий запах — похоже, опорожнились и кишечник, и мочевой пузырь.

— Ну все, дуйте отсюда, — Петров резко махнул рукой. — Установите мне дезинтеграционный заряд — и возвращайтесь на корабль. В действие я его сам приведу.

Лишних вопросов Соломин задавать не стал — у разведки свои игры, и лучше им не мешать. Пять минут спустя оба бота бесшумно и стремительно растворились в темноте ночного неба, оставив позади себя разгромленный дом и разведчика с его непонятными играми, а заодно уж французскую мину-дезинтегратор. Хорошая штука — один раз рванет, и останется на месте дома неглубокая воронка, заполненная молекулярной пылью, про которую самый лучший эксперт сможет сказать только "здесь что-то было".

Никем не замеченные, боты повторили весь путь в обратном порядке, и вскоре аккуратно, как патроны в обойме, разместились на летной палубе суперкрейсера. Отпустив людей и оставив машины на попечении обслуживающих роботов, Соломин поднялся к себе в каюту, скинул форму (тут же завертелись вокруг юркие автоматические уборщики, чистя сапоги и брюки от цементной пыли) и брякнулся на диван. Мысли у него в голове ходили самые что ни на есть мрачные — конечно, он сделал то, что должен был сделать, но при этом у него, как и всегда, когда приходилось работать со спецслужбами, осталось ощущение, будто он искупался в чем-то липком. Соломин никогда не был железным человеком, в чем-то он был, скорее, чистоплюем, и считал это явным минусом, однако что поделать — есть работа, которую кому-то все равно надо выполнять, и если родина требует искупаться в дерьме — значит, придется в него нырнуть и барахтаться там столько, сколько надо. Вон, самим разведчикам этим не самым приятным делом иногда приходится заниматься круглосуточно и без перерыва на обед — и ничего, не плачут. А раз так, то незачем жаловаться на жизнь.

Петров заявился через три дня — веселый и злой, как черт. Притащил ящик хорошего местного вина, которое они с Соломиным тут же продегустировали, сообщил координаты рандеву с "Альбатросом". Капитан его, честно говоря, не ждал, но принял радушно, чему в немалой степени способствовало на удивление радужное настроение. Впрочем, почему на удивление? Сегодня вечером была очередь Соломина отправляться на планету отдыхать, и он намерен был оторваться по полной программе, с вином, женщинами и всем, что к этому прилагается.

А вот затем, когда показала дно вторая бутылка, Петров внезапно заговорил, и заговорил жестко:

— Слушай меня внимательно. Я не могу тебе приказывать, могу только попросить, но это очень важно. Сможешь помочь в одном... очень щекотливом деле?

— Я тебе, кажется, в одном таком совсем недавно помог, так что мог бы и не спрашивать.

— Нет. Ты не понял. То были мелочи, которые решились бы и без тебя — ты просто оказался очень кстати и помог избежать массы осложнений. Сейчас дело куда более сложное и важное. И тебе придется рискнуть, в том числе, и своим кораблем. Возьмешься?

Соломин думал секунд двадцать, потом мрачно спросил:

— Что, неужели все так хреново?

— Ты даже не представляешь, насколько. Честное слово, я бы предпочел, чтобы этим занялись регулярные силы флота, но если военные корабли засекут... В общем, войны, конечно, не будет, но проблем огребем по самое не балуйся.

— Понятно. А я, значит, пират, с меня взятки гладки?

— Именно. Прости, но случись чего — никто не знал о твоей выходке. Понимаешь? Хотя, конечно, и выдавать тебя не будут.

— Понятненько... Какие бонусы я буду иметь при успехе? Уж прости за меркантильность, но я на самообеспечении, мне людей кормить надо.

— Честно? Тебе будет предоставлена возможность беспрепятственно, не боясь никаких санкций, заходить в русские порты, проводить там ремонт, закупать любое оборудование и вооружение, даже стоящее на вооружении, и те эсминцы — твои, бесплатно.

— Неслабо. И что же я должен сделать? Разгромить английский флот или выкрасть французского диктатора? Это, конечно, можно, но вот только займет кучу времени.

— Нет, малость попроще. Через неделю пройдет караван. С хорошей охраной, заметь, причем неизвестной численности. Его надо уничтожить. Полностью.

— В смысле полностью?

— В прямом, — лицо Петрова стало жестким. — Никто не должен остаться в живых. Никто! И корабли должны быть уничтожены все, трофеи не нужны. Караван должен просто исчезнуть.

— Понятно. А вообще, я справлюсь?

— Думаю, справишься. Во всяком случае, в огневой мощи у тебя почти наверняка будет перевес, в скорости — тоже.

— Дай мне всю информацию, какая есть.

— Так ты берешься?

— Берусь, куда же я денусь... И уйди с глаз моих... Змей-искуситель.

Петров ухмыльнулся с таким видом, будто на голове у него и вправду были рога, на ногах — копыта, а сзади — хвост размером с кометный, и положил на стол карту памяти.

— Здесь все. Ну что, еще по вину?

— Давай.

— А вообще, чтобы тебя не беспокоили змеи-искусители, найди змею-искусательницу. Ну, за то, чтобы ты наконец нашел себе кого-нибудь и перестал мучаться из-за той истории.

— Ты знаешь, я и не мучался.

— Ладно, мне-то можешь не заливать. Ну, вздрогнули!

В общем, отдыхать на планету Соломин этим вечером отправился в изрядном подпитии...

Когда капитан проснулся, первое, на что он обратил внимание, была головная боль. Второе — обвившаяся вокруг его бедра женская нога изрядной длины и идеальной стройности. Соломин попытался повернуть голову и посмотреть, что к ноге прилагается, но чуть не взвыл — в голове будто перекатывался шершавый чугунный шар. Верный признак невоздержанности в питие... или в размахивании кулаками, симптомы схожие. Впрочем, Соломин понимал, что вряд ли он бил вчера морды направо и налево — не пацан уже, другой темперамент, да и на кулаках ссадин нет. Ощупал голову — целая, только болит, зараза... Стало быть, пил. Только вот не помнил, как и что, и при попытке вспомнить шар в голове начал перекатываться еще интенсивнее.

Мысленно поздравив себя с тем, что даже в мертвецки пьяном виде вкус ему не изменил, и он снял если даже и крокодила, то с хорошей фигурой, Соломин собрал волю в кулак и, превозмогая боль, начал выбираться из кровати. Делать это пришлось максимально осторожно, чтобы не разбудить даму. Не то чтобы капитана так уж волновало, получит она порцию спокойного здорового сна, или нет, но его бросало в дрожь при одной мысли о том, как она начнет что-то говорить. Только разговоров ему и не хватало — Соломин был как раз в таком состоянии, чтобы прибить кота за то, что он громко топает. Терпеть же чей-то голос было и вовсе свыше его сил.

Ухитрившись вылезти и никого не потревожить, капитан с трудом добрался до висящего в шкафу мундира, извлек из кармана (да здравствует предусмотрительность!) универсальный антидот и, тщательно примерившись, вколол его точно по инструкции, в вену. Попал — опыт сказался, не то, чтобы большой, но все же. Капитан еще с гардемаринских времен был не прочь погулять, и антидотом, чтобы снять похмелье, пользовался не раз, как, впрочем, многие курсанты. Эх, молодость, молодость... Антидот этот, кстати, совсем для другого был предназначен, но помогал здорово, куда лучше гражданских лекарств.

Сработал он и сейчас, впрочем, это было вполне ожидаемо. Уже через пару минут в глазах прояснилось, грохот в ушах исчез и головная боль медленно, но уверенно сошла на нет. Оставалось только определиться, где он находится и что вообще делает.

Ну, где находится — тут все просто, этот номер в небольшой, но очень комфортабельной гостинице на самом берегу, Соломин помнил хорошо. Сюда он вечером прилетел с космопорта, бросил вещи и пошел отдыхать. И даже потом вернулся, среди ночи, правда, но на своих ногах, хотя отрывался по полной программе.

Вообще, привычка русских отдыхать на всю катушку прошла через века без изменений. За это их не очень любили на курортах, но не вякали — русские платили щедро. А так как они платили, то с полным основанием считали, что за свои деньги имеют право получить то, что хотят. Логика в этом была, хотя и заканчивался подобный отдых иногда в полицейском участке. Впрочем, здесь между русскими властями и полицией курортных планет существовало нечто вроде негласного договора — за ночь, проведенную пьяным туристом в участке, русские претензий не предъявляли, полиция же русским липовых дел не шила и больше одной ночи не держала, иначе можно было и на неприятности нарваться. В конце концов, что стоило русским перебросить к планете небольшой флот? Да ровным счетом ничего, так что не стоило по пустякам дразнить медведя. А то были, знаете ли, прецеденты — на одном из курортов Новой Османии, например, русский турист что-то не поделил с местными, получил по лицу и угодил в КПЗ, или как там это у них называлось. Как потом выяснилось, ни в чем он виноват не был, но полиция приняла сторону соотечественников, что логично. А вот то, что за человеком стоит Российская империя, полицейские не учли, что было уже совсем нелогично. На третий день прилетел русский крейсер, повис над городом, после чего десантники в два счета взяли полицейский участок штурмом. Хотя что там брать-то было? Два десятка олухов со стволами, которые в принципе не могли причинить полностью экипированным десантникам ни малейшего вреда. Туриста вытащили, эвакуировали, а заодно с ним вывезли и всех остальных русских туристов. Остальные, видя это дело, тоже спешно махнули из города — знали, что русские шутить не любят. После эвакуации русские потребовали выдать им полицейских, непосредственно участвовавших в инциденте (некоторых просто не было в участке во время штурма), начальника полиции города и министра внутренних дел. Вот в таком комплекте, и никак иначе. Насчет полицейских и их непосредственного начальника вопросов не возникло, а вот насчет министра предложили обсудить. Русские обсуждать не стали — дали горожанам полчаса на эвакуацию (а кто не успел, то русские не виноваты), после чего рванули под городом сейсмический заряд, полюбовались на получившиеся живописные руины (полицейского участка и двух кварталов как не бывало) и предъявили правительству счет за перегон корабля, истраченную бомбу и испорченный отдых граждан Российской империи. Надо ли говорить, что пожелание капитана крейсера было исполнено мгновенно? Правда, потом демократическая пресса, как и положено, пошумела, обвинив русских во всех смертных грехах, но реакция "мировой общественности", равно как и официальный ответ русских, уже совсем другая история.

Это было лет тридцать назад и после того случая новых происшествий не было и еще лет тридцать не предвиделось. Потом, конечно, опять осмелеют и опять получат по ушам, такова уж природа человека — надеяться на лучшее и забывать уроки прошлого. Впрочем, пока что репутация Российской империи как государства, которое хотя и не хочет вмешиваться в чужие дела, но вполне способно нагнуть под себя всех сразу и каждого по очереди, а главное, для защиты своих граждан делает это не задумываясь, защищала русских туристов лучше, чем десяток эскадр.

В общем, первый вечер прошел без происшествий. А вот что было на второй день... А на второй день было продолжение банкета. Хотя нет, сначала был пляж, ласковое солнце на изумрудно-зеленом небе и купание в местном океане, очень теплом, с очень чистой водой. Соломин уплыл километра на два, благо сильных течений здесь не было, и все равно его отнесло от пляжа почти на пять километров. Пришлось возвращаться на своих двоих, хорошо хоть, берег был песчаный и никаких вредоносных гадов здесь не водилось. Ну, часовая прогулка — это тоже не так уж плохо, в замкнутом пространстве корабля такое себе не позволишь, а спортзал — все равно не то.

Потом обед, благо аппетит нагулялся и наплавался, потом вышел в сеть, получил несколько важных и нужных сообщений, в том числе и от англичан. Те были прямо как старая дева — на все согласные. Ну а назначив точку рандеву, отправился в город, там встретил отпускников со своего корабля и продолжил банкет, а вот потом... Дальше память молчала, и это наводило на отнюдь не самые лучшие мысли.

Подхватив одежду, Соломин удалился в душ — он терпеть не мог, когда воняло потом и перегаром и подозревал, что именно эти запахи от него сейчас и исходят. Даже не подозревал — знал, после введения антидота пот с него тек градом, а запах перегара будет держаться еще долго. Минут через двадцать он вышел оттуда — свежий, чисто выбритый, переодевшийся, и сразу натолкнулся на внимательный взгляд серьезных серых глаз.

Капитан, не выказывая стремительно возникшего раздражения, спокойно подошел к столу, набулькал себе в стакан минералки, выпил залпом, потом откусил сразу половину огромного яблока и мерно задвигал челюстями. Яблоко было местное, но все же достаточно вкусное. Внимательно посмотрел на дамочку, и увиденное не добавило ему восторга.

Симпатичная, да. Сидит, задрапировавшись в одеяло, но насчет фигуры он уже определился. Волосы черные, прямо с каким-то синеватым отливом. Ладно, это все нормально, но вот возраст... Если ей хотя бы двадцать лет есть — то это много. А скорее, даже меньше. Конечно, некоторые и в четырнадцать любого мужика много чему научат, но всему же есть границы — Соломину девчонка в дочки годилась... если бы были у него дети.

— Ты вылезай, вылезай. Золушки исчезают в полночь, принцы — утром, а мы с тобой не исчезли — значит, мы нормальные люди. Можно и поговорить. Давай-давай, в темпе.

Она кивнула осторожно и встала с кровати — траходрома, на котором впятером спать можно и место еще останется. О-па! А ведь она одета. Правда, ярко-красное платье достаточно короткое, но все-таки платье, с пояском даже, а не костюм Евы и даже не ночная сорочка. Очень интересно.

— Что пожелает господин?

— Господин пожелает, чтобы ты дула под душ и переоделась. В шкафу вроде есть что-то подходящее. Завтракать будешь? Чего молчишь?

— Да, господин...

— Что конкретно хочешь?

— Что закажет господин...

— Так, стоп. Что ты меня все господин да господин? Других слов не знаешь?

— К своему хозяину положено обращаться именно так...

— Какому хозяину?

— К вам, господин, вы меня вчера купили.

— Так, — Соломин растер виски. — Дуй в душ. Выйдешь — расскажешь подробнее. Брысь!

Пока девчонка плескалась под душем (хотя, судя по шуму, она наполнила ванну), капитан заказал в номер завтрак поплотнее — он был зверски голоден. Ничего удивительного в этом не было — антидот, выгоняя из организма отраву, чувство голода вызывал очень резкое, почти болезненное, поэтому, когда девушка (или уже не девушка, хе-хе) вышла из душа (почти час просидела) на столе дымился ароматный кофе, уютно расположилась куча мелочевки вроде йогуртов и бутербродов, и стояли тарелки с нежно любимым блюдом всех холостяков — яичницей-глазуньей на сале. Капитан и вправду любил яичницу, и поэтому настоял, чтобы именно она, и именно глазунья. Принимавший заказ служащий отеля (принимал вживую, благо сидел в коридоре, совсем недалеко), очевидно, удивился, но лицо его осталось профессионально бесстрастным, и заказ он исполнил в точности, за что получил щедрые чаевые — Соломин считал, что хорошую работу стоит поощрять.

Закутанная в толстый махровый халат, со смытой косметикой, впечатление она производила совсем уж беззащитное. Правда, фигуру халат скрывал полностью — еще бы, он был рассчитан под рост и ширину плеч Соломина. Когда он вселялся в отель, его служащие изрядно побегали подбирая халат под мощную фигуру капитана, и нашли-таки... Дурацкой розовой расцветки. Вот теперь он был на этой вот странной гостье, и при ее невысоком росте не только скрывал ее до пяток, но еще и волочился сзади.

— Присаживайся.

— Спасибо, господин...

— Еще раз услышу про господина — быть тебе битой. А рука у меня тяжелая. Тебе все ясно?

— Да, гос... Да. Спасибо.

— Ну, вот и замечательно. Цивилизуешься помаленьку. Накладывай сама, чего хочешь — я тебе не официант.

Следующие несколько минут прошли под аккомпонимент скрипа вилок по тарелкам и жевательных звуков. Соломин исподлобья одобрительно наблюдал за гостьей — та ела быстро, видать, тоже проголодалась, но очень аккуратно. Несколько раз пыталась остановиться, но, натолкнувшись на грозный взгляд капитана, тут же снова начинала есть с удвоенным энтузиазмом.

Лишь когда они закончили и выпили все кофе, Соломин откинулся в кресле, выудил из кармана трубку... и засунул ее обратно. Курение в номерах отеля было запрещено, хотя, как подозревал капитан, большинство постояльцев не обращало на этот запрет внимания. Но все же к подобным правилам Соломин относился с пониманием и предпочел не злоупотреблять, тем более что рефлекс мог подавить достаточно легко. Внимательно посмотрев на девушку, он тяжело вздохнул и сказал:

— Ну что, рассказывай.

— О чем, гос... — но, наткнувшись на мрачный взгляд офицера, осеклась. — О чем рассказывать?

— А обо всем подряд. Для начала скажи, как тебя зовут, а потом объясни, пожалуйста, как ты дошла до жизни такой. И заодно объясни, как ты здесь оказалась, почему меня господином называешь... Давай, давай, не бойся, я скажу, когда бояться надо будет.

Ну, она и рассказала, и чем дальше она рассказывала — тем больше Соломин охреневал. Оказывается, вчера он накуролесил изрядно, причем в очередной раз стал рабовладельцем да, вдобавок, имел небольшие проблемы с полицией и большие — с торговцами "черным деревом". Последние, впрочем, вчера же и уладил.

По словам девушки (а звали ее, оказывается, Бьянка), Соломин в сопровождении трех человек, среди которых он был самым низкорослым и худощавым, вошел вечером в бар с поэтическим названием "Приморский". Вполне респектабельный, кстати, бар... был. Чем-то они не понравились вышибале (или, как это модно называть, секьюрити) на входе, не прошли, так сказать фейс-контроль, и тот попытался задержать визитеров. Однако становиться на пути русских, которые решили куда-то зайти, да еще находятся в состоянии изрядного подпития — занятие не из самых лучших и долгой, счастливой и здоровой жизни отнюдь не способствующее. Получив крюк в печень и апперкот в челюсть, грозный служащий шлагбаума и свистка успокоился под своим столом с кучей мониторов, а капитан Соломин со товарищи продолжили банкет.

Впрочем, как раз этот момент Соломин вспомнил сам — память, подталкиваемая рассказом, похоже, начала восстанавливаться. Однако в данном эпизоде ничего плохого он не нашел. В конце концов, пираты они или нет? Отдыхают они или нет? Платят они или нет? И пираты, и отдыхают, и платят, и ведут себя соответственно, не нравится — могли не пускать на планету, а возжелали денег — нечего возмущаться.

Поначалу все шло чинно (Бьянка сидела в дальнем углу и, хотя место было неудобным, видела происходящее неплохо), однако не прошло и пяти минут, даже бутылку вина (это сколько же его он выпил вчера, мысленно схватился за голову Соломин) допить не успели, как по лестнице примчался тот самый секьюрити в сопровождении группы поддержки из трех товарищей по несчастью. По несчастью потому, что русские встали и тут же сели, оставив у входа лежать четыре бесчувственных тела в живописных позах.

Все бы ничего, если бы бар, как и почти все подобные заведения в "цивилизованных" государствах (русских в них традиционно цивилизованными не считали, но вслух об этом предпочитали молчать, а то, не дай бог, обидятся — и прости-прощай, цивилизация) не находился под "покровительством" местного криминального деятеля. Ничего особенного в этом не было, более того, не слишком законопослушные граждане были весьма заинтересованы в том, чтобы эти заведения исправно отчисляли им процент с дохода, а значит, и в том, чтобы порядок в них поддерживался железный. В результате они работали, порой, эффективнее полиции. На планетах, подобных этой, живущих за счет туризма, такие вот криминальные деятели научились работать аккуратно и тихо, чтобы не навредить имиджу курортов, но то, что информация о них нигде не фигурировала, не говорило о том, что их не было.

Вот и сейчас, едва лишь русские прикончили еще пару бутылок и собрались уходить, совершенно спокойно и никому не причиняя вреда, как в бар вошли восемь крепких ребят в аккуратных пиджаках. На их счастье старший из них, очевидно, уже имел дело с русскими. Во всяком случае, услышав русскую речь, он не стал командовать атаку, а приказал своим людям повернуться и быстро-быстро сваливать. Один, очевидно, самый молодой и горячий (а может, просто самый глупый) начал вопить по поводу того, кто здесь хозяин. Угу. Когда он прекратил орать и схватился за пистолет, то обнаружил, что на него смотрят целых восемь стволов. Русских десантников и офицеров военного космофлота учили стрелять с обеих рук.

В общем, малый подавился собственным воплем, аккуратно убрал руки от оружия и последовал за своими более предусмотрительными товарищами, а их командир, заверяя, что "никаких проблем" и "выпивка за счет заведения" прикрывал отход, испуганно глядя на идущих за ними свирепо переговаривающихся русских. Русские посмотрели на то, как они садятся во флаер веселенькой желтой расцветки, и вернулись в бар — раз уж выпивка за счет заведения, то грешно не воспользоваться такой оказией. Любовь к халяве характерна для всех народов без исключения.

А еще через десять минут приехала полиция. Ну, приехала и приехала. Что обнаружила? Да ничего. Сидят русские, мирно дегустируют вина. Побитых секьюрити уже отнесли в караулку (хотя какая там караулка — вполне благоустроенная комната с парой диванов, на которых пострадавших и уложили), так что вроде как спасать никого не надо.

Естественно, то, что полицейские приняли за ложный вызов, их весьма и весьма расстроило, и реакция стражей порядка была вполне предсказуема. Однако арестовывать было, в общем-то, некого — никто не пытался буянить и бить морды. Русским бить морды боялись, русские бить морды не хотели, а друг с другом местным драться было как-то неинтересно — зачем? Полицейским оставалось только провести профилактическую беседу.

Вот тут-то и пошли мелкие неприятности, хотя, конечно, неприятностями это назвать можно было только с легкой натяжкой. Полицейские решили проверить у туристов документы, и были они, теоретически, в своем праве. Туристы документы предъявили, стволы тоже, хотя могли и отказаться, опять же теоретически. Однако, когда им предложили проследовать в участок (полиции никогда не нравится гора оружия, причем оружия серьезного), то они послали полицейских довольно далеко, а полицейским в ответ на это пришлось утереться. И в самом деле — полиция должна обеспечивать спокойствие "основы местной экономики", а не раздражать ее. А тут еще и русские... Наверняка все, кому положено, было давным-давно известно о яхте неприличных размеров и очень характерных форм (а вы попробуйте орудийные башни спрятать) на орбите. Словом, полиция ретировалась, но злыми полисмены были до ужаса, а обиженные стражи порядка могут причинить определенные неприятности. Соломина это волновало меньше, чем кваканье лягушки, хотя Бьянка говорила о гневе полиции с плохо скрываемым страхом. Ну да тут ничего не поделаешь — разница менталитетов. Русские привыкли уважать своих полицейских, но и в ответ требовали уважительного отношения к себе. Вполне разумный подход, это была одна из причин, по которым преступность в Российской империи была традиционно низкой. А вот заграничных полицейских русские не уважали — не потому, что те были такими уж плохими, а потому, что русские изначально не особенно уважали соседние страны. Логика победителей, чего тут поделать.

Ну а дальше русские опрокинули еще несколько бутылок, после чего капитан Соломин вернулся в отель. Сам вернулся, кстати, даже не пошатываясь. Опыт — великая вещь.

— Постой-постой, — тормознул рассказчицу Соломин. — Все это, конечно, замечательно, но каким боком ты здесь оказалась?

Вторая часть рассказа оказалась несколько более драматичной. Бьянку ему, оказывается, подарили. Как подарили? Да просто. Здесь, на Вечном Кипре, рабство было вполне узаконено. Главное, чтобы раб не был уроженцем планеты и притом был рожден свободными родителями. Бьянка подобным похвастаться не могла.

Ее родная планета была когда-то итальянской колонией. Потом пришли финны — и Италия стала их провинцией, а маленькие окраинные планетки, почти незаселенные, без значительных ресурсов и без дополнительных вложений абсолютно нерентабельные, оказались рациональным завоевателям не нужны. Финны взяли то, что было выгодно, прочих же послали достаточно далеко. В результате большая часть таких мелких планет или вымерла в рекордные сроки, или была завоевана теми, кому не лень было вытащить задницы из кресел, прилететь и сказать: "ЭТО — МОЕ!!!". Местные, кстати, обычно не сопротивлялись, очень быстро поняв простую истину — лучше быть провинцией большой и богатой страны, пускай третьесортной, пускай с ограниченным в правах населением, но населением живым и даже не слишком голодным, чем погибнуть в безнадежной схватке, пытаясь сопротивляться десанту, или тихо вымереть от болезней и вырождения.

А планета, где родилась Бьянка, оказалась вообще никому не нужна — на ней не было ничего, кроме очень теплого и влажного климата, зарослей тропических деревьев и туч, полностью закрывающих небосклон и никогда не рассеивающихся. Ее и не завоевывал никто, но и население не вымерло — там на момент краха Италии оказалось слишком много народу. В полное варварство они тоже не впали, но высоких технологий планета никогда не имела. В результате произошла техническая деградация, и люди расселились по многочисленным фермам. Возможно, лет через пятьсот-шестьсот естественный прирост населения создал бы предпосылки к новому витку развития, а пока планета стала не слишком лакомой добычей для пиратов, которые периодически, не очень и часто, устраивали налеты, чтобы пограбить, пополнить запасы продовольствия (больше на сельскохозяйственной планете взять было, в общем-то, и нечего), ну и еще рабов взять, если повезет. Во время одного из таких налетов попала к ним и четырнадцатилетняя Бьянка.

За четыре года из нее хлыстом вытравили всякие мысли о том, что возможно что-то иное, нежели тупое скотское подчинение. Вначале она работала на одной из фабрик по переработке морепродуктов Вечного Кипра, куда ее продали, ну а когда она подросла и стала весьма привлекательной, продали сутенеру, который специализировался на перепродаже таких вот красоток скучающим туристам. И первая же продажа свела ее с капитаном Соломиным

Ну, что поделаешь — не повезло сутенеру. У него честно купили товар — десантники решили сделать командиру подарок, отблагодарить, так сказать, за шикарный отдых. Командир и не отказался (Соломин заподозрил, что к тому моменту ему было уже все равно и главной задачей было удержать в себе выпитое), и все разрешилось бы к обоюдному согласию, но тут выяснилось, что девушку не продают, а, так сказать, сдают в аренду. Это за такие-то деньги! Они нас что, не уважают? В общем, сутенеру дали в глаз, а его охраннику, который видел, что куда более серьезные люди вежливо ретировались, но решил погеройствовать и вытащил здоровенный складной нож, спустили штаны и этот самый нож засунули в задницу. И пусть скажет спасибо, что предварительно его закрыли, а то ишь, моду взяли железками размахивать.

После этого сутенер честно подписал все бумаги о купле-продаже. Ха! Попробовал бы он не подписать! Рядовой Кременчук пообещал ему в задницу засунуть весь сервиз. Глядя на добродушное лицо хлопца, который привык в дверь входить чуть боком, чтобы плечи пролезали, сутенер почему-то сразу поверил, что тот угрозу свою исполнит, не задумываясь. Правда, судя по роже, он это запомнил и пылал жаждой мщения, но... Бьянка честно была уверена, что отомстит. Соломин даже не пытался обдумывать этот момент, потому как считал: если умный, то не рискнет, а если дурак — то придет к своему покровителю, а тот, узнав, с кем придется иметь дело, предпочтет самому просителю голову свернуть тихонечко.

Ну а потом девушка вместе с капитаном пришла в его номер. Портье промолчал, только ухмыльнулся едва заметно. А в номере капитан повел себя совершенно неадекватно — в смысле, содрал с себя одежду и рухнул на койку, где моментально захрапел, посрамляя звуком трактор. Ну, Бьянка вначале попыталась устроиться в кресле, но быстро выяснила, что околеет раньше, чем наступит утро. Дело в том, что Соломин, уроженец суровой планеты, где температура, близкая к нулю, была нормой, терпеть не мог, когда ночью было жарко. Плюс двенадцать, максимум плюс пятнадцать — именно на эту температуру он всегда настраивал кондиционер. Днем-то ничего, а вот спать в духоте... В результате Бьянку, одетую легко и, вдобавок, непривычную к такой температуре, уже через несколько минут колотил озноб и, вытерпев с полчаса, она перебралась поближе к капитану, благо он был горячим, как печка, да и одеяло в наличии имелось. Вот и вся история.

М-да, весело, ничего не скажешь. Капитан мрачно покрутил головой, подумал, и негромко сказал:

— Вот что, девочка, есть несколько вариантов дальнейших действий. Вариант первый — продать тебя кому-то. Знаешь, почему-то не хочется. Когда толпу негров — так туда этой безликой массе и дорога, а конкретного человека почему-то жаль. Вариант второй — отправить тебя отсюда куда подальше. Третий вариант — то же самое, но дать тебе немного денег на дорогу.

Краем глаза Соломин наблюдал за реакцией девушки. Напряглась, и на лице... А на лице-то страх. Боится девочка. Ладно, мы в ответе за тех, кого приручаем.

— Вариант четвертый. Я тебя забираю с собой. Проверю тебя, естественно, на детекторе, вдруг твоя история — шикарная выдумка какой-нибудь разведки. Пройдешь проверку — пристрою к делу. Скажем, помощницей к нашему коку, а то он устает такую ораву кормить. Ну а дальше видно будет. Глядишь — найдешь себе мужика да замуж выйдешь. Ребята у нас неизбалованные, так что будет из кого выбирать. Есть еще несколько вариантов, но они как-то помельче. Итак, можешь выбирать, или можешь свой предложить. На размышление минута.

Минута не потребовалась. Девушка привстала с кресла и вдруг бросилась целовать капитану руку.

— Я с вами, господин! Пожалуйста! Только не оставляйте меня здесь.

"Эк как ее торкнуло то", — подумал капитан, а вслух сказал:

— Все! Молчать! Не реветь! Службой доставки пользоваться умеешь?

— Да, господин, мне показывали...

— Я тебя сейчас, если еще раз так назовешь, точно пришибу. Слушай сюда. Закажешь все, что тебе потребуется для жизни. Имей в виду, на корабле у нас женщин нет и отдельной гардеробной для них не предусмотрено, поэтому что забудешь — без того и обойдешься. Насчет денег не задумывайся — меня ты за один раз не разоришь. Вперед! У тебя полчаса.

Когда Соломин через полчаса вернулся с пляжа (сделал финальный заплыв, а то неизвестно, когда снова получится вот так отдохнуть) он обнаружил, что девчонка несколько умнее, чем он думал. В такой ситуации он ожидал, что она или впадет в ступор и не закажет ничего, или, наоборот, завалит номер всяким хламом. Но нет, ничего подобного — только то, что надо, и не так уж много. Рабство, похоже, делает людей если и не умнее, то рациональнее. Что же, неплохо. Оставалось перебросить все это на корабль, но для таких работ есть носильщики.

Нельзя сказать, что Соломин произвел фурор, явившись на крейсер с дамой. А вечером, после проверки, он представил ее экипажу и сообщил кто она, что она и чем будет заниматься — так у них было принято, все знали обо всех достаточно для того, чтобы доверять друг другу. Ну а чуть позже капитан отправился по важному и нужному делу — за деньгами.

Наверное, господин Гольдштейн был очень удивлен, когда вместо гражданского флаера прямо к его конторе спикировали, распугивая редкие в этот час пассажирские машины, два русских военных бота. Еще больше он был удивлен, когда из них высыпали десантники и в течение пары минут взяли офис под контроль. А потом в кабинет Гольдштейна (кстати, связь с внешним миром оборвалась, будто ее обрезали — русская система подавления работала четко, не давая никому в здании вызвать подмогу) вошел, поскрипывая блестящими сапогами и сияя эполетами, капитан Соломин.

— Добрый вечер. Надеюсь, вы меня ждали? — весело улыбаясь, спросил он.

— Да, разумеется, но без, — Гольдштейн несколько растерянно развел руками, — такого странного антуража.

— Осторожность, друг мой, всего-навсего осторожность. Вы представляете, на той трассе, по которой я собирался сюда прилететь, с корабля мы обнаружили аж дюжину флаеров, и все без огней. Какие-то придурки позабавляться решили. Мы их ссадили, конечно — пережгли им движки, у нас на корабле есть для этого электромагнитная пушка, и канониры малость потренировались. А то, понимаете ли, столкнутся еще с кем, люди пострадают, а так — спрыгнут со спасательными гравиранцами, всего и делов-то. Надеюсь, вы не знаете, кто это забавлялся?

— Н-нет, не знаю.

Бизнесмен побледнел и покрылся испариной — явно сообразил, что в списке подозреваемых стоит на первом месте. Ну что же, утечка явно из его офиса, но не он. Слишком уж хорошо он представляет, что с ним сделают русские случись что — инстинкт самосохранения плюс мозги, без которых на такую пирамиду, как ювелирный бизнес, не влезешь, а влезешь случайно — не усидишь.

— Вот и замечательно, — Соломин шагнул вперед, взял Гольдштейна за пухлую щеку и слегка потрепал. — Но ваших сотрудников я бы проверил с пристрастием. Надеюсь, деньги готовы?

— Да, разумеется, — развив бурную деятельность, бизнесмен извлек из сейфа банковские карты. Соломин кивнул, достал мобильный терминал и ловко их проверил. Гольдштейн с завистью следил за его действиями — у него-то аппаратура не работала, а русская бодро попискивала, несмотря на помехи, и глохнуть не собиралась.

— Ну что же, все в порядке. Думаю, мы продолжим с вами взаимовыгодное сотрудничество. Я попрошу вас составить список товаров, которые бы потребовались вашей фирме, чтобы, по мере возможности, обеспечивать поставки... По сниженным ценам и с гарантированной оплатой.

Вот тут-то Гольдштейн воспрял духом, и следующие пятнадцать минут они активнейшим образом обсуждали, как будут поддерживать связь и чего бы Гольдштейну хотелось в первую очередь. А когда все это закончилось, и ставший изрядно богаче Соломин поднялся на мостик, он только и смог, что перевести дух и сказать:

— Ну и мразь... Все, снимаемся с орбиты. И подальше, подальше отсюда...

Вечный Кипр. Три часа спустя.

— Вы считаете, он справится?

— Кто? Соломин? Разумеется. Я не раз имел с ним дело еще когда он служил во флоте. Можете мне поверить — звезд с неба наш капитан не хватает, но дело свое знает хорошо. Уже то, что он столько лет продержался фактически в одиночестве и не бедствует при этом, о многом говорит. Да и корабль у него что надо.

— Дело, дело... Я бы предпочел пригнать туда эскадру быстрого реагирования — и все! Неужели вы думаете, кто-то посмел бы тявкнуть?

— Будь все это в диком космосе — я бы первым вас поддержал. Но этот несчастный караван — в японском секторе. А если что-то вскроется? Вою будет...

— Когда это мы боялись воя? Надо будет — раздавим их всех!

— Вам бы только давить. Не забудьте, японцы могут и в драку полезть, они народ гордый и вторжения на свою территорию не потерпят. И, кстати, будут правы — я бы тоже не потерпел. Будет война. Победить победим, но за победу придется платить. Жизнями наших людей платить, адмирал, подумайте об этом. Нет уж, я считаю, и командование меня поддерживает, что сейчас топору надо предпочесть скальпель. Соломин справится, поверьте, а если что и всплывет — так мы же не обязаны следить за каждым пиратом! Ну, он наш соотечественник, и что с того? Худшее, что нам придется сделать — это дадим ему лет пятьдесят... условно... а потом подведем под амнистию.

— А если не засветится?

— Тем лучше. Там, наверху, на него есть определенные планы. Корсаров использовали все и всегда, причем вполне легально. Так почему бы нам не воспользоваться чужим опытом?

— В каком смысле?

— В прямом. Эскадра, которая может в любой момент парализовать целый сектор дикого космоса — это козырь в рукаве. Не туз, но и не шестерка. Людей ему подкинуть не проблема, корабли... Да считайте, они у него уже есть. Может, и не потребуется никогда, а может — пригодится. Но давайте не будем загадывать — подождем результата, а там видно будет...

Конец первой части.

Имперский корсар.

Глава 1. Пиратство как образ жизни.

Нагадают странствий нам с тобою карты,

За собой поманят быстрый конь и меч,

Вряд ли в честной битве станем мы богаты,

Нам бы только головы сберечь.

(Е.Витушко http://zhurnal.lib.ru/comment/w/witushko_e/pesnya_nayomnikov)

Странный это был караван. Точнее и не скажешь — странный. Нет, это вполне нормально, когда несколько боевых кораблей охраняют транспортные. Даже когда несколько ОЧЕНЬ БОЛЬШИХ боевых кораблей охраняют несчастный десяток транспортов — это нормально, мало ли, какой груз они перевозят. Даже если на каждый транспортный корабль приходится два боевых, среди которых два крейсера, линкор и авианосец. А вот когда в японском секторе под прикрытием американских кораблей идут транспортные корабли французов, старых врагов и тех, и других — это удивительно и наводит на очень неприятные мысли. Да и сама по себе непонятная ситуация была огромным минусом. Не понимаешь — остерегись!

Однако остерегайся, не остерегайся, а дело делать надо, и караван надо было потрошить. Хотя, конечно, были у капитана Соломина и свои козыри. Во-первых, мощь и дальнобойность его орудий, во-вторых, его корабли были намного быстроходнее, а значит, ему и выбирать дистанцию боя, в-третьих, его пока не обнаружили, благо маскировочное поле русского корабля не так просто пробить. И, наконец, в-четвертых — сегодня "Эскалибур" был не один.

Одному, конечно, браться за такое дело было не самой лучшей идеей — пока выбиваешь боевые корабли, а они, сволочи, по определению крепкие и с одного выстрела не каждый уничтожишь, транспорты успеют рассеяться. Отсюда и складывалась тактика — линейный крейсер разбирается с кораблями конвоя, а "Альбатрос" уничтожает транспортные корабли. Тем более что боеспособность только что полученного крейсера была весьма условна — корабль пришел без экипажа, только с перегонной командой, оставившей его сразу после того, как "Эскалибур" появился на радарах. Люди должны были прибыть чуть позже, а значит, пришлось раскидать и без того неполную команду линейного крейсера на два корабля. Соответственно, на "Альбатросе" не было ни абордажной группы, ни полноценной вахты. Да и вообще, корабль был хотя и оснащен знакомыми еще по той, прошлой жизни, оборудованием и системами управления, но, в любом случае экипажу требовалось время, чтобы притереться к нему, освоиться и в полной мере использовать его возможности. За неполные трое суток, занятых, к тому же, бешеной гонкой к точке встречи с караваном, сделать это было крайне сложно.

Хотя, конечно, повезло — старые товарищи постарались на славу, сумев добыть для Соломина один из наиболее удачных в Российской империи кораблей. Тяжелые крейсера-разведчики и, по совместительству, дальние рейдеры типа "Поморник", традиционно названные именами морских хищных птиц, были отлично вооруженными для своего класса и очень быстроходными кораблями. Новые корабли, кстати, которые должны были прийти на смену "поморникам", особой любовью во флоте не пользовались, и старые крейсера никто не пытался даже списывать в резерв. В общем, для охоты за транспортами — самое то.

Сейчас оба крейсера, прикрытые маскировочным полем, лежали в дрейфе на пути каравана, уже держа его под прицелом, и Соломин в сотый уже, наверное, раз пытался решить, опасаться ему вмешательства японцев или все же нет. С одной стороны, караван идет, соблюдая режим молчания, прячась от окружающих, с другой — чего ради его вообще сюда занесло? Японский сектор — не то место, где чужие корабли могут чувствовать себя в безопасности. Точнее нет, не так — это не то место, где корабли, зашедшие без разрешения, могут надеяться на что-то, кроме торпеды в борт. Японцы позаимствовали этот подход у русских и немцев, и за неприкосновенностью своей территории следили очень серьезно, с присущей им дисциплиной и скрупулезностью, объявив любого нарушителя границы пиратом. Другое дело, что полностью контролировать пространство невозможно просто из-за колоссальных расстояний, и потому смельчаки, бывало, проникали и в японский, и в немецкий, и даже в русский секторы, и уходили оттуда незамеченными. Но одно дело — одиночный корабль и совсем другое — эскадра. Правда, с эскадрой так запросто и не справишься, но если ей займутся всерьез, то японцы раскатают американцев в тонкий блин. Их корабли ничуть не хуже, а в чем-то даже и лучше американских, они вблизи от дома, от своих баз, и в два счета соберут такие силы, что американцам останется только молиться, ибо в плен японцы никого не берут.

Вот и думай теперь, чего ожидать, когда заговорят пушки и вся маскировка пойдет псу под хвост. То ли прилетят японцы, то ли нет, точнее, то ли успеют, то ли явятся, когда все будет уже кончено. А если успеют, то еще вопрос, будут стоять в стороне или вмешаются. А если вмешаются — то на чьей стороне, или, может, ударят по всем участникам заварухи... Словом, таких "если" было, что называется, вагон и маленькая тележка. Соломин мог еще предположить, что японские корабли останутся в стороне, работай он официально, под русским флагом — просто связываться с хозяевами космоса не рискнут... И то, кстати, под вопросом. А раз он выступает как частное лицо, то рассчитать, что произойдет, и вовсе становится проблематичным. В любом случае, задание надо было выполнить как можно скорее — так больше шансов сделать дело и унести ноги.

Однако, надо сказать, провести быстрый налет и смыться было вполне реально. Караван был составлен не то чтобы безграмотно, а как бы в спешке. То есть стандартным силам прикрытия придали на усиление несколько тяжелых кораблей. Если конкретно — четыре штуки. А все остальное было самой обычной охраной самого обычного каравана — корветы, фрегаты, сторожевики общим числом шестнадцать вымпелов. Ни одного эсминца, легкие корабли слабовооруженные и не слишком быстроходные.

На месте того, кто отвечал за охрану этого каравана, Соломин бы в лепешку расшибся, а вытребовал для себя пяток эсминцев хотя бы для того, чтобы пустить парочку чуть впереди для разведки, а остальные держал при себе в качестве мобильного резерва. Сейчас же караван выглядел очень уязвимо. Легкие силы, которых, теоретически, было более чем достаточно, чтобы отбиться от нападения эскадры какого-нибудь карликового диктатора, а обычным пиратам внушить, что приближаться к каравану чревато, шли классическим строем, явно им привычным — очень уж четко они его держали. Классический строй, можно сказать, обеспечивающий прикрытие каравана со всех направлений.

А вот тяжелые корабли в этот строй ну никак не вписывались. Крейсера и линкор шли чуть впереди — не самое умное решение, когда нет прикрытия из легких кораблей. Фактически, они представляли сейчас отличную мишень для того, кто навалился бы на караван большими силами. Авианосец шел удачнее — позади каравана, и как раз он-то, по мнению Соломина, был самым опасным. Мало того, что у нормального авианосца огневая мощь сравнима с броненосным крейсером, так еще и несет он под сотню ботов, чаще всего многоцелевых, которые в два счета могут испортить жизнь кому угодно, даже такому мощному кораблю, как "Эскалибур". Перехватить и уничтожить такое количество целей разом не получится, а подойдя на малую дистанцию они, даже если и не сумеют нанести атакованному кораблю вреда (что само по себе будет удивительно), то уж, во всяком случае, смогут его затормозить, сбить прицел и доставить еще много мелких, но от этого не менее неприятных проблем. И, как назло, он оказывался в наименее удобной для атаки позиции. Не то чтобы это делало задачу невыполнимой, однако все же заметно ее осложняло.

В том же, что американцы сумеют грамотно использовать авианосец, Соломин ни на миг не сомневался. Американцев нельзя было обвинить ни в трусости, ни в неграмотности как тактиков. В свое время в США к власти пришли выходцы из южных штатов, и это стало для страны концом эпохи толерантности. В тот момент Америка переживала не лучшие времена — поражение в мировой войне поставило эту страну на грань выживания, и потомки аристократов, умные, образованные и притом умеющие быть жестокими, смогли удержать ее от полного краха. Правда, меры для этого были выбраны абсолютно непопулярные, хотя и простые — были попросту отменены все пособия, исключая те, что выплачивались по инвалидности, а заодно на неопределенный срок приостановлено действие некоторых законов. Хочешь иметь деньги — работай, в разоренной стране работы, хотя бы и по разбору завалов, хватало. При этом были отменены всякие ограничения по приему на работу и правила по резервированию мест для цветных, теперь решали дело профессиональные качества — издержки послевоенного периода, что делать.

Результат не замедлил сказался. Белые все же в большинстве были и образованнее, и трудолюбивее и, чего уж греха таить, более умными. В результате спустя не такое уж большое время наиболее престижные и, соответственно, высокооплачиваемые места процентов на девяносто оказались заняты белыми и, в заметно меньшей степени, азиатами. Негры, латиносы, выходцы с ближнего востока, примкнувшие к ним педерасты с лесбиянками и прочая шваль вышли на улицы отстаивать свои многочисленные права на легкую, не обремененную работой жизнь. А армия, предусмотрительно укомплектованная белыми гетеросексуальными мужчинами, имеющими, в основном, западноевропейские корни и успевшими повоевать за свою страну, не размениваясь на пошлости вроде слезоточивого газа, применила пулеметы. Жестоко, но... порядок был наведен в кратчайшие сроки, пусть и ценой гибели нескольких десятков тысяч человек и принижением в правах еще нескольких десятков миллионов.

В общем, с тех пор началось возрождение США как страны лихих авантюристов, смелых первопроходцев и талантливых инженеров. Сейчас США были большой страной с крепкой диктатурой, развитой промышленностью, неплохой экономикой, сильной армией и мощным флотом, которая не раз давала по сусалам соседям и несколько раз рисковала задеть русских. Правда, результат был неизменен — русские войн не проигрывали и проигрывать не собирались, однако США было в списке тех немногих государств, которые Российская империя вообще учитывала в своих планах. Тоже своеобразный признак если не уважения, то признания. Наивно было ожидать, что американцы не сумеют сейчас применить свою нежно любимую еще со времен морских флотов игрушку, ставшую таким же символом Америки, как звездно-полосатый флаг-матрац и Кока-Кола. Их авианосца следовало опасаться всерьез.

— Пятьдесят, — голос артиллерийского офицера как топором разрубил напряженную тишину, повисшую в боевой рубке корабля. Противник вышел на расстояние пятидесятипроцентной вероятности поражения его главным калибром, и артиллерист торопился сообщить об этом капитану. Не то чтобы Соломин не знал позиции, на его экран шла вся информация, но всегда лучше, когда на контроле сидит профессионал. В конце концов, капитан руководит ВСЕМ кораблем. Хорошо хоть, лишний раз голова не болит о совмещении залпов крейсеров — более новые орудия "Альбатроса", несмотря на меньший калибр, имеют ту же дальнобойность, что у флагмана. Данное обстоятельство очень облегчает работу и артиллеристам, и самому капитану.

— Ждем. Отсчитать до авианосца.

— Сорок пять.

— Докладывать через десять.

— Есть.

В рубке снова наступила тишина. Соломин сидел в кресле, внешне спокойный, как мамонт, хотя внутри все было напряжено, но командир должен оставаться для подчиненных образцом во всем.

— Шестьдесят. Пятьдесят пять.

— "Альбатрос"!

— Слушаю, — раздался в рубке голос бывшего старпома "Эскалибура", а ныне капитана крейсера.

— Работаю авианосец. Ваш залп по линкору. Дальше по плану.

Вот так вот, коротко и ясно. Первый залп будет дан одновременно, чтобы максимально ослабить конвой, а потом не долю "Эскалибура" достанется схватка с крейсерами, а "Алюбатрос" начнет гонять транспорты. Ну а пока оставалось только ждать.

— Ваш кофе, капитан.

— Что? — Соломин резко повернулся. — Какого хрена? Я же сказал, все по местам! Что делают посторонние в рубке?

Бьянка, между тем, не обращая внимания на негодование капитана, подошла, изящно лавируя между немногочисленных офицеров, поставила на столик перед онемевшим от такой наглости Соломиным кружку с великолепно (у кока так никогда не получалось) заваренным кофе, и так же изящно и бесшумно удалилась. Дисциплина, царящая в экипаже, на нее как будто не действовала, и Соломин уже начал задумываться над тем, что порка и добротно просоленные розги — отнюдь не самый плохой метод воспитания и не худшее изобретение человечества. Вот и сейчас явилась, хотя было ей это строжайше запрещено... В углу хрюкнул, давясь смехом, штурман, и тут же, под гневным взглядом Соломина, изобразил кашель — капитан был страшен в гневе. Однако гнев гневом, а что-то с дисциплиной делать было надо, иначе это грозило крупными неприятностями. Вот только что конкретно делать Соломин, пожалуй, впервые в жизни не знал. Что, уподобляться англичанам и рубку перед боем запирать? В русском космофлоте такой традиции отродясь не было — взаимное доверие на боевых кораблях было возведено в абсолют.

— Семьдесят. Шестьдесят пять.

Голос артиллериста вывел Соломина из состояния легкой прострации. Оглянувшись вокруг, он мрачно прорычал:

— Если она еще раз войдет в рубку, я за себя не ручаюсь. Все поняли? БЧ два! Степан Васильевич! Цель — авианосец.

— Командир, я в курсе, разговор ваш, наверное, только глухой не слышал. Не волнуйся ты так, сработаем, как обычно.

— Хорошо, поверю на слово, — Соломин механически отхлебнул кофе и склонился над экраном. — Степан Васильевич, я хочу подпустить его поближе, так что постарайтесь накрыть его сразу.

— Хорошо, капитан. Интересно, что они такое прут? Авианосец в охранении, в мирное время — это, знаешь ли, не шутка.

— А пес его знает, если честно, — Соломин пожал плечами. — Я даже задумываться не собираюсь. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Тоже верно. Главное, платят хорошо.

— Это точно.

— Восемьдесят. Семьдесят пять. Капитан, они прибавили ход!

— Черт, неужели что-то заметили?

— Не должны.

Соломин и сам знал, что не должны. Пока его корабли не запустил двигатели или не открыл огонь, его не обнаружить. Американские радары неплохи, однако все равно с русскими их все равно не сравнить. Просто уж больно не вовремя начал разгоняться конвой. Может, это заранее запланированный маневр, ничего особенного за собой не скрывающий, но капитану не нравились совпадения.

— Всем внимание. Приготовиться к перегрузкам.

Огромный корабль, казалось, замер. Наверное, так замирает хороший конь прежде, чем ринуться вскачь, или крепко сжатая пружина перед тем, как высвободить всю накопленную энергию. И сложно было позавидовать тому, на кого она выплеснется.

— Девяносто. Восемьдесят пять. Скорость прежняя.

— Очень хорошо. Доклад через пять.

Сейчас уже появлялась некоторая опасность — для повышения эффективности собственного огня Соломин подпускал конвой поближе, но в результате уже сам оказывался в зоне досягаемости главного калибра линкора. Кстати, если он правильно определил, то это один из самых мощных кораблей американского флота — линкор типа "Аляска". Действительно, интересно, что же он охраняет, а еще интереснее извивы человеческой мысли. Американцы традиционно называют линейные корабли именами своих штатов или планет. Аляска давно уже русская земля, так они специально планету так назвали. Интересно, это верность традициям или маразм?

— Девяносто пять. Девяносто.

Ну что же, пора, наверное.

— Господа офицеры. Атака!

Спустя секунду корабль чуть заметно вздрогнул — бортовой залп гиперорудий главного калибра колыхнули даже этого гиганта. Полтора километра брони и электроники обладали огромной массой, но и артиллерия соответствовала габаритам линейного крейсера, и отдача, прямо как на морских кораблях далекого прошлого, была заметна.

В первый момент показалось, что ничего не произошло и залп не достиг цели, но затем на всех экранах загорелись яркие точки. Автоматика переключила радары на максимальную мощность — теперь не было нужды скрываться, и сразу же стало видно, как авианосец, окутанный облаком вырвавшегося из разбитых отсеков воздуха, неторопливо, как и положено такому великану, разваливается на куски. Артиллеристы не подкачали, сумев не просто накрыть вражеский корабль (на такой дистанции это было несложно), но и сконфигурировать залп таким образом, что полностью разрушили корпус. В случае, если бы авианосец раскололся, к примеру, пополам, часть ботов могла уцелеть и, теоретически, имела бы шансы взлететь. А сейчас взлетать там было уже некому. Еще через пару секунд один из обломков вспух от страшного внутреннего взрыва — очевидно, взорвались реакторы, а затем вспыхнуло все окружающее пространство, в пыль растирая останки авианосца.

С линкором было чуть иначе — этот корабль был лучше защищен, да и сама его конструкция была заметно прочнее. К тому же по нему били заметно более легкие орудия — "Альбатрос", все-таки, строился не для таких боев. Однако линкор горел, в его борту зияли огромные пробоины и двигатели уже не работали. Пожары вряд ли угрожали американскому линкору — они погаснут сами, как только выгорит кислород. Пробоины тоже не были смертельными — если линкор не разрушился сразу, значит, набор корпуса уцелел, и максимум, что грозило линкору, это потеря части экипажа из-за разгерметизации отсеков и, разумеется, того оборудования и вооружения, которое было поражено огнем русской артиллерии. А вот потеря гиперпривода — это уже намного серьезнее — фактически корабль лишился хода. Даже если его двигатели и уцелели, без гиперпривода скорость линкора становилась черепашьей, а обездвиженный корабль в такой ситуации — не боец.

Бой еще только начался, но наиболее мощные американские корабли участия в нем принять уже не могли. Зато оба их крейсера моментально определили, откуда был нанесен удар, форсировали двигатели и устремились в атаку, ведя огонь из всех орудий. Теперь уже их залпы ложились в опасной близости от русских кораблей — правда, попаданий не было, дистанция для не такой уж и мощной артиллерии крейсеров была все-таки великовата. Однако американцы не были трусами и, несмотря на очевидное превосходство неизвестного противника, столь наглядно продемонстрированное в первый момент боя, стремились сблизиться и нанести ответный удар.

Ну что же, похвальная, но бесполезная храбрость. Орудия "Эскалибура", развив максимальную скорострельность, обрушили на них всю свою мощь, на глазах превращая красивый и мощный крейсер в кусок сыра. Во всяком случае, количество пробоин у американского корабля увеличивалось с ужасающей скоростью. Однако, несмотря на повреждения американец продолжал атаку, а чуть отстав, подтягивался и его товарищ.

Вообще, ему пока очень везло, этому храброму крейсеру — несмотря на многочисленные попадания, они все были от орудий среднего калибра и, вдобавок, не задевали жизненно важных центров корабля. Несмотря на то, что крейсер уже напоминал вулкан, и левый борт был его распорот почти по всей длине, он не потерял управления, а большая часть его орудий продолжала действовать. Главный калибр "Эскалибура" вел огонь заметно медленнее и никак не мог накрыть отчаянно маневрирующего противника, а вот его собственные орудия уже дважды достали "Эскалибур" и, хотя и пока что их удары поглощались силовой защитой линейного крейсера, симптом был тревожный. К тому же к дуэли присоединился второй крейсер, а с дальней дистанции их поддерживал линкор. Конечно, его орудия были не слишком опасны просто даже потому, что вряд ли смогли бы попасть в цель, но все равно это было крайне неприятно. Хорошо еще, что маскировочное поле русского корабля по-прежнему серьезно затрудняло противнику прицеливание, однако с уменьшением дистанции это преимущество быстро сходило на нет, и было ясно, что скоро придется начинать маневрирование.

Самое интересное, что в нормальном, классическом бою "Эскалибур" размазал бы обоих противников без особых проблем, просто держась от них на выгодной дистанции и не спеша расстреливая главным калибром, однако сейчас такая тактика была неприменима. Соломину было необходимо создать у американцев иллюзию того, что они сумеют если не победить, то хотя бы отбиться от нападающих и тем самым выиграть немного времени, необходимого для того, чтобы "Альбатрос", удачно спрятавшийся за флагманом и пока что не обнаруженный, тихонечко отошел и сблизился с караваном. В противном случае, оценив преимущество пирата в скорости и огневой мощи, скорее всего последовала бы команда "конвою рассыпаться", после чего отловить все транспортные корабли было бы крайне затруднительно, если не сказать невозможно.

Однако же делать все равно что-то надо было, иначе можно было и пострадать, а получать лишние (а они всегда лишние) повреждения Соломину категорически не хотелось и, после того как в третий раз содрогнулась защита, его корабль дал ход. Вот тогда-то американцы и поняли, с кем связались, но было уже поздно.

Как только линейный крейсер дал ход, его маскировка нарушилась и американцам, хотя и с трудом, не сразу, но удалось идентифицировать атаковавший их корабль. Вряд ли знание того, с кем столкнуло их переменчивое воинское счастье, обрадовало капитанов крейсеров — против обычного, даже тяжелого крейсера любой другой страны они были внушительной силой, линейный крейсер или линкор смогли бы задержать, давая уйти каравану, на достаточно большой промежуток времени. Против русского корабля такого класса они были практически бессильны и хорошо понимали это.

К чести американцев, они не отступили, а еще решительнее атаковали русский корабль, однако никакое везение не может длиться вечно, и крейсер, идущий головным, получил таки свое первое, но отнюдь не последнее попадание главным калибром, разворотившее ему носовую часть и учинившее серьезные разрушения во внутренних помещениях. Что уж тут говорить про второй крейсер, который этих попаданий получил целых три, одно за другим в течение пары секунд. Страшно представить, что происходило в его отсеках, и что чувствовал сейчас его экипаж. Корабль моментально окутался пылающим облаком и начал, теряя ход, стремительно отваливать в сторону, пытаясь выйти из боя. Однако капитан "Эскалибура" вовсе не пылал жаждой отпустить свою законную добычу.

Чуть изменив курс, русский корабль вышел из под накрытий изрядно прореженных орудий американских крейсеров и принялся уверенно долбить их средним калибром. И тут же он получил первую с начала боя серьезную плюху, заставившую его экипаж несколько поволноваться.

Попадание из тяжелого гиперорудия американского линкора немедленно показало, что со счетов его списали несколько преждевременно. На такой дистанции кокон свернутого пространства не смог пробить силового поля, однако удар был такой силы, что потряс корабль. Ощущения были такие, будто в борт ударила гигантская кувалда. Те, кто вместо того, чтобы, как положено, сесть и пристегнуться, стоял на ногах, почувствовали это в полной мере. Некоторые даже, потеряв равновесие, попадали на палубу. Соломин, тоже нарушивший инструкцию (у русских такое чуточку демонстративное пренебрежение некоторыми второстепенными пунктами устава было, неизвестно, к сожалению или к счастью, в крови), на ногах устоял, но все прелести сотрясения ощутил в полной мере — пол как будто подпрыгнул, с силой ударив по ногам. Никакие гравикомпенсаторы не смогли полностью защитить от этого удара. Чуть сильнее — и кому-нибудь могло попросту переломать лодыжки, но, к счастью, обошлось.

Силовое поле, защитившее корабль, на несколько секунд практически погасло. Пожалуй, американские крейсера, открой они в этот момент плотный огонь, имели неплохой шанс поразить линейный крейсер и нанести ему серьезные повреждения, однако оба корабля были уже не в состоянии воспользоваться представившейся возможностью. Тот крейсер, который шел вторым, как раз получил еще одно попадание главным калибром, на сей раз в район реактора, и исчез в мощном взрыве. Второй, несмотря на многочисленные повреждения, был пока что жив и даже пытался отстреливаться, однако, похоже, система управления огнем была уже выведена из строя, и редкие выстрелы его орудий были крайне неточны. Впрочем, двигатели еще работали, и система управления была, похоже, цела — маневрировал крейсер так, как будто и не было этих попаданий, способных уничтожить корабль в разы крупнее.

"Эскалибур" резко сменил курс, вырываясь из-под накрытий теперь уже линкора. Правда, при маневре он опасно сближался с уцелевшим крейсером, но Соломин не без основания решил, что риск дуэли с полуразрушенным кораблем будет невелик, и даже если линейный крейсер получит пару попаданий из орудий небольшого калибра, то смертельным и даже опасным это, в любом случае, не будет. А вот для артиллеристов линкора такой маневр будет, скорее всего, неожиданным. Удивил — победил, это правило не устареет никогда, и в русском флоте умели ему следовать.

В принципе, так и произошло. "Эскалибур" выскочил из прицелов только-только пристрелявшихся артиллеристов американского линкора, ведущих огонь практически на пределе дальнобойности своих орудий. Для артиллерии линейного крейсера дистанция была значительной, но отнюдь не запредельной, а обездвиженный линкор представлял из себя великолепную мишень. Проскочив сквозь редкий и неточный огонь вражеского крейсера без потерь (одно попадание, опять же не пробившее защиту), и дав по нему залп всем бортом (все, о крейсере можно не думать), "Эскалибур" обрушил на линкор всю свою мощь.

Американцы, надо отдать им должное, сдаться даже и не пытались — отчаянно маневрируя, что без гипердвигателей само по себе было и подвигом, и показателем немалого мастерства экипажа, линкор вел плотный огонь изо всех орудий. Причина такого поведения обычно достаточно осторожных американцев была на поверхности — они прикрывали караван, прикрывали отчаянно и упорно. А легкие корабли конвоя, согнав транспорты в плотный строй, уводили его прочь, и в этом была их ошибка.

Нет, действовали они логично — прикрываясь линкором, отступали. Для того, чтобы их нагнать, "Эскалибуру" пришлось бы или обходить линкор по широкой дуге, или драться с ним до победного. В первом случае дуга получалась нереально широкой, что, в свою очередь, приводило к потере массы времени. Во втором было еще хуже — линкор, хотя и уступая "Эскалибуру" по всем статьям, был кораблем очень прочным. Сейчас, когда ему не было нужды гнать львиную долю энергии на гипердвигатель, его капитан перебросил внезапные излишки мощности на защитное поле, и Соломин с удивлением обнаружил, что эффективность артиллерии его корабля резко снизилась. Кроме того, маневрирование линкора, замедленное и хаотичное, приносило, тем не менее, определенные плоды — снизился и процент попаданий. Словом, американцы оказались неплохими бойцами.

А Соломину приходилось играть свою роль, ведя невыгодную дуэль с линкором. И все для того, чтобы не успевший пока выйти на дистанцию атаки "Альбатрос" мог подойти поближе к конвою и нанести удар, уничтожив или обездвижив транспортные корабли до того, как те рассыплются по разным векторам движения. Пожалуй, если бы караван распался сейчас, и каждый бросился бы спасать свою шкуру, у большинства транспортных кораблей были бы неплохие шансы уцелеть — догнать всех не удалось бы при всем желании. Однако пока караван держался вместе, и игра продолжалась.

"Эскалибур" маневрировал и вел огонь, линкор отвечал. Хотя рейдеру и удалось поразить его уже, наверное, более десятка раз, но все же большая часть энергии по-прежнему поглощалась силовым полем американца, и потому повреждения были не смертельными. Так можно было тренироваться в стрельбе не один час, а время поджимало, поэтому для повышения эффективности огня пришлось сокращать дистанцию. Результаты последовали незамедлительно, причем с обеих сторон.

В американский линкор угодило не менее дюжины попаданий, и, на сей раз, удар был полновесным. Защиту буквально смяло — каковы бы не были энергетические резервы корабля, чисто технические возможности генераторов защиты оказалась не беспредельны. Корпус, не прикрытый больше силовым полем, сопротивлялся еще меньше — удары пространственных коконов с фугасной начинкой вырывали из него куски размером с футбольное поле. Разом перестала действовать половина орудийных башен, корабль завилял, не имея возможности удержаться на курсе — очевидно, были повреждены системы управления, а может быть, была уничтожена ходовая рубка. Хотя последнее, конечно, вряд ли — это было одно из самых защищенных помещений корабля, и чтобы его достать, надо было практически полностью этот корабль разрушить. Тем не менее, огромный дисковидный корпус, диаметр которого превышал два километра, мотало с такой силой, что непонятно было, как люди, находящиеся на боевых постах, не теряют сознание от перегрузок. А они, похоже, не теряли — линкор не только пытался маневрировать, но и активно вел огонь из уцелевших орудий. Правда, эффективность его снижалась с каждой минутой, но приятного все равно было мало.

Однако все это было уже агонией — за первым залпом "Эскалибура" последовал второй, и вот теперь линкор словил все, что только можно. Легкие орудия мгновенно превратили корпус линкора в лунный пейзаж, тяжелые вскрыли его, как консервным ножом. Третий залп был уже, фактически, добивающим. Линкор разорвало в клочья, и на его месте зажглась на мгновение новая звезда — взорвались реакторы, превратив обломки в огромный крематорий.

"Эскалибур" получил в ответ три попадания. Немного, но и немало — могло быть и хуже. Хотя, конечно, могло бы быть и лучше, но — не судьба.

Первое попадание было из орудия небольшого калибра, и пришлось оно по касательной. Его и не заметили практически, лишь приборы зафиксировали колебания мощности защитного поля. А вот два других были куда более удачными или, возможно, менее удачными — это смотря с какой стороны посмотреть.

Первый удар пришелся в борт — выпущенный из американского орудия кокон проткнул защиту, истратив на это большую часть энергии, и разворотил одну из башен среднего калибра. Неприятно, конечно, хотя и ничего страшного, вроде бы, но как раз в этот момент, когда защита еще не восстановилась, в "Эскалибур" попали вторично, и результат оказался намного серьезнее.

На этот раз внешняя обшивка корабля оказалась скомкана, броневые плиты, способные выдержать ядерный удар в десяток мегатонн, изогнуло и связало узлом. Одну из башен главного калибра буквально вырвало и отшвырнуло далеко в космос. Однако основная энергия кокона ушла внутрь, и на корпусе появилась воронка в полсотни метров глубиной. Несколько технических помещений были полностью разрушены, но ничего непоправимого не произошло — воздух из пространства между внешним и внутренним корпусами перед началом боя был выкачан, и ударной волны не образовалось, а сам кокон наносил повреждения достаточно ограниченных размеров. В общем, неприятно, но в любом доке ремонтируется без проблем.

Однако битва гигантов была отнюдь не основным событием этого боя. Основным же был стремительный бросок "Альбатроса" к каравану, оставшийся незамеченным американцами до самого последнего момента. Пока тяжелые корабли рвали друг друга в клочья, "Альбатрос", пользуясь своей быстроходностью и более совершенной, чем у "Эскалибура", системой маскировки, обошел сражающихся по широкой дуге и настиг караван. А потом начался судный день.

В космосе не слышно криков, и это, наверное, хорошо, иначе тем, кто расстреливал сейчас транспортные корабли, они бы снились всю оставшуюся жизнь. Крейсер прошел сквозь конвой, ведя огонь во все стороны, стремясь не уничтожить корабли противника, а обездвижить их. Уничтожить транспортные корабли таких размеров быстро достаточно сложно, поэтому артиллеристы старались бить по двигателям, и в результате остановить караван им удалось. А потом подоспел "Эскалибур", и началась бойня.

Пятнадцать минут спустя все было кончено. Два мощных и быстроходных боевых корабля не оставили каравану никаких шансов — от ударов главного калибра "Эскалибура" даже самые большие транспортные корабли разносило в клочья. "Альбатрос" тратил чуть больше времени, однако и его огонь был достаточно эффективным. Словом, караван был уничтожен со всей положенной тщательностью, после чего крейсера тщательно зачистили место боя и экономичным ходом пошли к границе сектора — напрягать двигатели смысла не было, а появления японцев Соломин уже не очень опасался. Да и появятся — что с того? Дело сделано, а если кто-то попытается махать кулаками после драки, то пираты, по желанию, смогут или уйти, или, в свою очередь, разнести нахалов из своих орудий.

Ну а пока что экипажи пытались определиться с повреждениями и оценить потери. Первое было довольно сложно — на том участке борта, куда пришелся основной удар, была разрушена система датчиков, и в результате непонятно было, что там происходит. Ремонтная бригада, облачившись в тяжелые скафандры, вела проверку визуально, вручную и с помощью роботов восстанавливая датчики и составляя картину повреждений. Второе было проще — экипаж, надежно укрытый в бронированной цитадели, пострадал мало. Было двое легкораненых и один с сильным вывихом, причем все трое пострадали из-за собственного разгильдяйства — один рассек лоб, потеряв равновесие при сотрясении корабля, на другого упала незакрепленная железяка, а тот, что с вывихом, и вовсе упал неудачно. Словом, расслабились, господа космические первопроходимцы, привыкли, что самые крутые на сотню парсеков — вот и получили. Сидели бы на боевых постах в противоперегрузочных креслах, ремнями пристегнутые согласно уставу, и не было бы проблем.

Соломин, кстати, тоже пострадал — при сотрясении кружка с остатками кофе опрокинулась на него, залив брюки. Ругая (правда, мысленно) Бьянку за то, что не вовремя притащила напиток и себя (вслух) за то, что не поставил кружку в специальную нишу, Соломин отправился в собственную каюту, а оттуда уже, переодевшись, направился в лазарет, узнать, как дела у раненых. Конечно, он мог бы просто послать запрос, но людям, особенно раненым, всегда приятнее, когда командир приходит к ним лично. Мелочь, конечно, но из таких вот мелочей и складывается имидж, а потом и авторитет капитана, и пренебрегать ими не стоит.

Войдя в медотсек, он почти сразу увидел корабельного врача. Пал Палыч Ветишко, бритый наголо здоровяк родом с Нового Яика, мрачно рассматривал рентгеновский снимок и хмуро косился на пациента. При этом его мрачность к нежно баюкающему вывихнутую руку механику никакого отношения, скорее всего, не имела — сколько Соломин его знал (а знал он Ветишко лет десять, если не больше), врач всегда был мрачен. Ну, натура у человека такая. Между тем, доктор положил снимки, подошел к больному, который моментально побледнел и покрылся потом (не от боли, кстати, потому что после анестезии вряд ли что чувствовал, а от выражения лица эскулапа), взял его за руку, осторожно согнул...

— Терпи, казак, а то мамой будешь, — ухмыльнулся Ветишко и вдруг плавно повернул руку пациента. — О-па, вот и все. Сейчас мы тебе ее зафиксируем, стимулятор вколем, вот эту штуку примотаем — и часа три руку не тревожить! А лучше всего спать ложись, к утру будешь, как новенький.

— Ну, что у нас плохого? — весело улыбнулся Соломин. На самом деле ему было совсем не весело, он вообще хотел только спать, но показывать этого не собирался.

— Да все нормально, — буркнул Ветишко, напуская привычную мрачность на лицо. Соломин даже не знал, насколько это маска, а насколько реальный характер врача — тот был человеком все же замкнутым, хотя специалистом — классным. — Вон, с последним закончил. Сами дураки, если честно, без всего этого можно было бы и обойтись. Нравится им болеть, что ли?

— Ну ничего, с кем не бывает, — махнул рукой капитан. — Как, герой, будешь в следующий раз инструкции нарушать?

— Никак нет, — браво отрапортовал механик. — Разрешите идти?

— Здесь я власти не имею — здесь вон, Пал Палыч командует, — рассмеялся капитан.

— Иди уж, — махнул рукой Ветишко и, когда за пациентом закрылась дверь, недовольно пробурчал: — ты мне лучше скажи, командир, доколе я на этом старье работать буду?

— Ну, ты загнул, — рассмеялся Соломин. — Да за это, как ты говоришь, старье лучшие клиники большинства наших соседей душу дьяволу продадут.

— То они, а то — мы, — старый казак упрямо тряхнул головой. — Не путай. Наши люди должны иметь только лучшее. Мне, что ли, тебя учить?

— Да нет, конечно... Вот что, Пал Палыч, составь список того, что тебе нужно. Точнее, два списка — то, что тебе нужно в первую очередь, и полный. Возможно, удастся немного модернизировать корабль во время ремонта. В первую очередь, конечно, будем усиливать вооружение и защиту, но постараюсь выцыганить и твое хозяйство. Не знаю, получится или нет, поэтому обещать не буду, но постараюсь.

— Командир, — доктор снял старомодные очки с простыми стеклами, которые носил исключительно для поддержания образа, ибо медицина позволяла без проблем корректировать зрение, аккуратно протер их специальным платком, водрузил обратно на мясистый нос и остро взглянул на капитана. — Я что-то не пойму — мы что, возвращаемся в империю?

— Скажем так, — усмехнулся Соломин, — я имею предварительную договоренность о ремонте на русских верфях и о получении некоторого оборудования. Даже если придется покупать, денег сейчас хватит.

— Это хорошо. Но почему тогда вначале пушки? Мне кажется...

— Пал Палыч, — капитан мягко, но решительно прервал доктора. — Это не обсуждается. Лучше у нас не будет раненых из-за того, что мы лучше вооружены и защищены, чем оборудование для лечения раненых, которые появятся из-за того, что наши орудия и защита недостаточно эффективны. Про убитых я вообще молчу. Согласитесь, профилактика лучше лечения.

Врач задумчиво кивнул, несколько секунд помолчал, потом вздохнул:

— Хорошо, я составлю списки.

— Ну, вот и замечательно. Время у вас есть, так что постарайтесь учесть все мелочи.

— Не учи ученого, командир, — доктор ухмыльнулся. — Завтра получишь весь список.

"Подозреваю, что список у него давным-давно составлен", — подумал Соломин, выходя из медотсека. Впрочем, это было непринципиально, как обычно капитана больше волновал результат, чем то, как он был достигнут. Результат же сейчас был, в любом случае, гарантирован — Ветишко был крутым профессионалом.

От медиков Соломин отправился в рубку связи. Выгнав салагу-радиста (специалистов по связи традиционно называли радистами, хотя нынешние средства связи имели мало общего со старинными средствами беспроводной связи), капитан плюхнулся в кресло, размял пальцы и, включив аппаратуру, набрал личный код. Примерно через пару минут экран засветился, и на нем обнаружилось лицо Петрова, внешне спокойно-безмятежное, однако давно знающий разведчика Соломин легко различил на нем признаки волнения. Качество связи было вполне приличным, поэтому разговор можно было вести во вполне комфортных условиях. Единственный минус — задержка в четыре секунды, но с этим можно было мириться. Расстояние для гиперсвязи роли не играло, однако тратилось время на расшифровку. Конечно, можно было бы обойтись и без видеосвязи, голосовая работала быстрее, однако Соломин предпочитал видеть перед собой лицо собеседника.

— Ну что, собутыльничек, ждешь?

— Жду, смешно было бы отрицать. Чем обрадуешь?

— Выполнил я твое задание, выполнил, не волнуйся. Отстрелялись, как на полигоне. Правда, и по нам тоже... отстрелялись, так что с тебя полноценный ремонт.

Даже с четырехсекундной задержкой облегченный вздох Петрова выглядел впечатляюще. Улыбнувшись, разведчик ответил:

— Какие проблемы. Что надо привести в порядок?

— Э, дорогой, не так быстро, с повреждениями мы еще не определились, но факт в том, что кораблю требуется доковый ремонт. И еще, раз уж ты обещал, что я могу закупить любое оборудование и вооружение, то хочу воспользоваться оказией. Раз уж все равно придется ремонтировать корабль, надо и модернизацию провести.

— Не вопрос, — Петров устало потер лоб. — Обещали — сделаем, даже бесплатно сделаем, раз уж обещали. Карт-бланш на все это у меня есть. Где бы ты предпочел ремонтироваться?

— Давай на Черном Новгороде. Там хорошие доки, да и народ нелюбопытный. Так, на всякий случай — мало ли, заинтересуется кто.

— Хорошо. Когда ты сможешь там быть?

— Через неделю примерно. Завтра сброшу список повреждений, и что бы я хотел, помимо этого, модернизировать на своем корабле. Пойдет?

— Разумеется.

— Тогда до завтра.

— Удачи, — ответил разведчик и выключил связь.

Соломин кивнул, медленно встал, впустил в отсек изнывающего от любопытства (это у них профессиональное, наверное) радиста и поднялся к себе. Бухнулся на кровать, пытаясь уснуть, ощущения были самые что ни на есть паршивые — устал, поэтому неудивительно, что наиболее близким стало бы определение "выжатый лимон", однако сон не шел. Похоже, пересидел, переходил, да и две кружки чая, опрокинутые по ходу дела, сбивали сон. Можно было воспользоваться гипноизлучателем и, если бы Соломин хотел отдохнуть любой ценой, он так бы и сделал, но сейчас он хотел отдохнуть, так сказать, естественным путем.

Ну а раз сон не шел, то капитан принялся размышлять, анализируя прошедший бой, и пришел к банальному, но не потерявшему актуальность выводу — и он, и весь остальной экипаж сильно потеряли форму. Последние годы, занимаясь пиратством, они охотились исключительно на слабых, а совершенствоваться, или хотя бы поддерживать себя в форме, можно только имея сильного противника. Вот и результат... соответствующий. Никакие тренировки в такой ситуации не помогут, повезло еще, что вообще справились и не погиб никто. Кстати, на "Альбатросе" дела обстояли лучше — там экипаж, только-только принявший корабль, заранее готов был и к тому, что крейсер незнакомый, а значит, будут дополнительные сложности, и к тому, что защитное поле менее мощное, поэтому выкладывались на всю катушку. А оставшиеся на "Эскалибуре" подсознательно считали себя неуязвимыми — вот и получили по мозгам.

Сейчас, как ни крути, требовался серьезный ремонт. Соломин в разговоре с Петровым немножко слукавил — большую часть повреждений наверняка можно было бы исправить в имеющемся под рукой трофейном французском доке, однако раз уж есть возможность отремонтироваться на серьезных верфях, да еще и провести модернизацию, этим надо было воспользоваться. Выйдет и лучше, и намного быстрее, чем возиться самим, да и оружие для модернизации трофея надо было закупить. Хотя деньги-то переведены уже, оставалось только выбрать необходимое и перевезти на базу. А раз так, алгоритм дальнейших действий был прост — "Альбатрос" охраняет базу, перевозит на нее новобранцев, а "Эскалибур" идет в ремонт, попутно забросив перегонную команду базы на курорт, отдохнуть.

Ну а в том, что на Черном Новгороде все сделают, как надо, сомневаться не приходилось. Спецы там были классные, пожалуй, лучше даже, чем на многих верфях метрополии. Драли, правда, за работу нещадно, ну да не из своего же кармана платить, переживем.

Черный Новгород — это не совсем Российская империя. Точнее даже, совсем не Российская империя и, в то же время, ее неотъемлемая часть. Когда-то это была одна из первых колоний, основанных русскими, которая, по ряду причин, оказалась отрезанной от метрополии и забыта. Вновь к ней земные корабли подошли только двести лет спустя.

Черный Новгород получил имя от своего необычного черного цвета. Бывают планеты голубые, как Земля, зеленые, розовые... Эта планета была черной. При этом на ее поверхности было вполне светло, местное солнце было вполне видно на небосклоне, и никаких следов перегрева не наблюдалось. В общем, сплошная аномалия, необъяснимая с точки зрения современной науки, что, однако, не мешало людям вполне сносно жить на этой планете. Зато маскировкой цвет был идеальной — на такую планету, которая, по всем законам, должна была быть начисто лишенной жизни, никто не обращал внимания. В первый раз ее открыли случайно — на ее орбите месяц провисел разведывательный корабль с отказавшим гипердвигателем и, пока механики копались в его потрохах, исследователи на всякий случай (а проще говоря, от скуки) запустили зонды. Результат заставил их глаза расшириться, а волосы встать дыбом от удивления, ну и премию за открытие пригодной для жизни планеты ребята получили немалую. Во второй раз планету обнаружили только когда засекли, опять же случайно, работу одного из висящих на орбите спутников связи.

Те, кто колонизировал планету, были лихими авантюристами, не боящимися ни диких зверей, ни тяжелой работы. Возможно, именно поэтому колония не впала в варварство, сохранила достижения материнской цивилизации и... желание остаться независимой. Это было и логично, и вполне заслуженно, а главное, Российская империя вовсе не хотела иметь лишний очаг напряженности. В результате, Черный Новгород остался независимым, и за всю историю на его независимость никто не покушался (ха попробовали бы — империя предупредила, что отобьет грабки любому, кто протянет их к этой планете), однако экономически и культурно оказался с метрополией связан намертво. Ну а статус Черного Новгорода как независимой планеты Российская империя эксплуатировала на всю катушку. Через бывшую колонию шел большой объем торговли, на ней ремонтировались корабли, которые по разным причинам не могли быть отправлены в метрополию, крутила свои дела разведка, а ее небольшой, но крайне современный флот, занимался щекотливыми делами, в которых империи не хотелось официально светиться. Словом, симбиоз.

Соломин выбрал Черный Новгород для ремонта не потому даже, что не хотел посещать метрополию — не верить Петрову он не имел никаких оснований и знал, что ничего ему не грозит, ни арест (он, впрочем, и так не грозил), ни конфискация корабля (а вот это до недавнего времени было реально). Просто не хотел светиться на поврежденном корабле — слухи пойдут, их ведь не удержишь, и какая-то тень на империю все равно падет. Оно надо? А независимая планета — она на то и независимая, что через нее хрен кого-то в чем-то обвинишь.

Примерно на этих мыслях капитана сморил-таки сон, однако выспаться ему не дали. Мерзкий звук сигнала тревоги впился, казалось, прямо в мозг, заставив капитана вскочить, озираясь. Он не сразу сообразил, что происходит, однако руки сами делали то, что было вбито годами службы на уровне рефлексов и, когда Соломин начал адекватно воспринимать реальность, он был уже одет, причем так, что самый строгий проверяющий не нашел бы ни единого изъяна. Помотав головой, окончательно прогоняя сон, капитан шагнул к терминалу связи и спросил:

— Центральный пост! Что там у вас?

— Простите, капитан. Японцы.

Две минуты спустя Соломин был уже в боевой рубке корабля. Здесь все было привычно — не самое большое помещение с чуть приглушенным светом встретило его успокаивающим мерцанием экранов и негромким говором деловито общающихся людей. Последних, впрочем, было немного — свободные от вахты отдыхали, и их пока не будили.

— Ну, что у нас плохого? — с деланной небрежностью спросил капитан, активируя главный экран — огромный, на пол стены, с потрясающей четкостью и глубиной изображения. Такие экраны по-прежнему активно использовались на имперских кораблях — русские в таких вещах были склонны к консерватизму. Возможно, именно поэтому голографические изображения, широко используемые соседями, особой популярностью не пользовались и запускались лишь в случае серьезной необходимости, как вспомогательная информационная система. Как показала практика, пользуется экипаж экранами или голограммами никакой принципиальной разницы не имело, экраны даже были в чем-то предпочтительнее — проще, меньше рассеивается внимание, а значит, и контролировать происходящее несколько менее утомительно.

— Пятнадцать минут назад обнаружены два корабля, — четко отрапортовал молодой вахтенный штурман, одновременно подсвечивая на экране точки, изображающие корабли, подкрашивая зеленым линии их траекторий и выводя данные о скорости. — Идентифицированы как линейные крейсера типа "Якумо". Как только расчеты траектории подтвердили, что они идут за нами, немедленно разбудили вас.

— Очень хорошо, — кивнул Соломин. — Выведите мне информацию по этим кораблям.

Вывести информацию он, конечно, мог и сам. Мог, но не хотел возиться — раз уж корабли идентифицированы, значит, кто-то уже эту информацию нашел. Ну а раз нашел — пускай шевельнет пальцами и избавит капитана от лишних телодвижений.

Как он и ожидал, информация появилась мгновенно. Соломин пробежал глазами и едва удержался от того, чтобы присвистнуть. Что называется, вот свезло так свезло, врагу такого не пожелаешь. Линейные крейсера типа "Якумо" были, пожалуй, лучшими японскими кораблями этого класса и одними из лучших во всем забугорном мире. Мощные, быстроходные, отлично вооруженные и защищенные. Три таких корабля (Соломин быстро провел предварительное моделирование) при грамотном и безошибочном маневрировании со своей стороны и нежелании отступать со стороны русских с большой долей вероятности уничтожали "Эскалибур" ценой потери всего одного крейсера. Двух линейных крейсеров, конечно, было маловато, но плюх они могли накидать изрядно.

Впрочем, капитан не учитывал в моделировании "Альбатрос", который примерно соответствовал по огневой мощи и защите любому из преследователей и превосходил их по скорости и дальнобойности орудий, так что преимущество все равно было на его стороне, даже, можно сказать, без малого подавляющее. Ну а раз так, волноваться лишний раз не стоило — и себе нервы испортишь, и людям.

— Ну что, господа офицеры, какие будут соображения? — с усмешкой спросил капитан.

— Если ничего не изменится, то через два часа они окажутся в зоне досягаемости наших орудий, — штурман не нервничал, просто констатировал факт.

— Это точно. И изменится или нет, будет зависеть только от нас. Эта парочка идет на пределе — это видно и из их паспортных данных, — Соломин аккуратно высветил на экране требуемую информация, — и из спектра работы двигателей. Они работают, если вы обратили внимание, практически на максимальной мощности, даже заметен небольшой перегрев. Может, джапы и смогут их форсировать, но ненадолго, и наверняка захотят попридержать этот козырь на случай боя. Кстати, как считаете, они смогли нас идентифицировать или гонятся за призраками?

— Маскировочное поле было включено сразу после их обнаружения.

— Значит, не смогли... Скорее всего, шли по следу пространственных возмущений и не знают, за кем. Интересно, от места боя, или просто встали на след нарушителя?

— Не могу знать.

— Понимаю, что не можете — это я так, размышляю вслух. С одной стороны, два таких корабля посылать за обычными нарушителями как-то не по чину, с другой, у них просто могло ничего другого под рукой не оказаться. А если от места боя, то, наоборот, маловато будет — они не могли не определить, что мы накрошили там хренову кучу кораблей, соответственно, противники сильные. Ладно, гадать бесполезно. Итак, у нас, по сути, два варианта действий. Они нас догоняют... Мы можем немного прибавить ход и оторваться, а можем развернуться и раскатать их в тонкий блин. Ну что, у кого какие идеи?

Идей было немного — народ разделился почти пополам — одни, в основном молодежь, считали, что надо развернуться и показать "этим узкоглазым макакам", кто в доме хозяин. Другие, те, кто постарше, полагали, что совсем даже незачем устраивать драку, когда корабль поврежден, пусть и не смертельно и даже не очень сильно, а главное, когда от этого боя ничего не поимеешь. Разве что молодежь потренировать лишний раз...

Выслушав за и против, Соломин задумался на несколько секунд (точнее, сделал вид, что задумался — для себя он давно уже все решил, но подчиненным надо показать, что их мнения учтены), и вынес вердикт:

— Скорость и курс не меняем. В драку не лезем. Это их территория, они в своем праве, незачем врагов плодить. Через полтора часа мы выходим из японского сектора, а там видно будет. Полезут за нами в дикий космос — объясним, как они неправы, отвернут — тем лучше. А пока я к себе. Распорядитесь кто-нибудь, пусть мне Джош кофе принесет, что ли. Если что — вызывайте немедленно. Вот ведь гады — выспаться не дали...

С этими словами Соломин покинул рубку и решительно направился в свою каюту. Если уж не поспал, то надо прийти в себя иным методом — капитан должен быть бодр, решителен и иметь ясную голову.

В каюте Соломин залез под душ и несколько минут стоял под бьющими одновременно холодными и горячими струями, чувствуя, как смывается усталость. Единственно, один раз его прервал замигавший сигнал — кто-то просил открыт дверь, видимо, Джош принес кофе. Ткнув пальцем в пульт (дистанционное управление — великая вещь), Соломин продолжил блаженствовать еще несколько минут, и потом вылез из кабинки с некоторым сожалением. Хотя, конечно, если не вылезешь — кофе остынет, что совсем уж не есть хорошо.

Когда он, закутавшись в махровый халат, окутанный клубами пара, вышел из душа, то первая реакция его была однозначной — удивление, вторая — тоже предсказуемой:

— И что это мы здесь делаем, а?

В кресле, в ЕГО кресле обнаружилась все та же Бьянка. Она что же, решила шефство над ним взять? Правда, на сей раз, при появлении капитана она дисциплинировано вскочила. Кстати, форма ей очень шла, да и вообще, хороша была, чертовка. Кстати, для Соломина оставалось непонятным, как она ухитрилась эту форму под себя подогнать — самый маленький размер, который удалось найти, рассчитан все же на мужчину, причем на пол головы более высокого и заметно более широкого в плечах. Баталер клятвенно заверял, что меньшей нету, и Соломин ему верил, а перешивать... На чем? Да и вообще, форма была из высокопрочной материи, производившейся из волокон гареи — растения, которое в незапамятные времена было обнаружено на одной из дальних колоний и с успехом культивировавшегося на многих планетах. Прочность ткани была такой, что ее было практически невозможно разорвать, так что каким образом девушка подогнала форму точно по фигуре, было загадкой.

— Ваш кофе, капитан!

— Я знаю, что кофе, я знаю, что мой. Что ты здесь делаешь? Ну, поставила — и свободна.

— Разрешите идти?

Да уж, быстро учится девочка, вон и фразы какие уже знает, прямо от зубов отскакивают. Соломин махнул рукой:

— Ладно, сиди уж. На двоих кофе хватит?

— Так точно.

Вот ведь, аж просияла вся. И кофе наверняка с запасом приготовила — неужели он, капитан Соломин, стал таким предсказуемым? И что теперь с ней прикажете делать?

— Куда Джоша дела, признавайся? — спросил Соломин, наблюдая, как девушка ловко разливает по чашкам кофе.

— Спит Джош. Он ведь лентяй, если честно, просто лентяй ответственный. А так сделал дело — и на боковую. А я как раз на ногах была, вот и...

— Ясно, ты сделала вид, что сказала правду, я сделал вид, что поверил. Примем как рабочую гипотезу. Как тебе здесь? Не обижают?

— Нет, хорошо все. Только помогать все лезут, когда надо и когда не надо.

— Отправляй их к нашему коку — тот всегда рад бесплатной рабочей силе. Это я так, шучу. А вообще, присмотрись — ребята молодые, красивые, глядишь, найдешь себе кого по сердцу.

Реакция Бьянки была какой-то... непонятной. Вообще, девушка, как успел заметить Соломин, чувства и мысли свои умела скрывать очень неплохо — сказывались, наверное, годы рабства. Насколько знал капитан, хозяева запросто умели выбивать из рабов привычку на собственное мнение или, как минимум, на внешнее проявление эмоций. В некоторых случаях весьма неплохой подход, кстати, чем меньше ты свои эмоции проявляешь — тем меньше даешь информации своим возможным недругам. Вот и сейчас девушка то ли обрадовалась, то ли обиделась, то ли еще что — фиг поймешь, однако развивать тему не стала, а, пользуясь тем, что общение было, скажем так, неофициальное, перевела разговор на другую тему:

— Скажите, капитан, это правда, что за нами гонятся?

— Ну, гонятся — это громко сказано, — усмехнулся Соломин. — Скажем так, за нами следуют два корабля, которые догонят нас, только если мы сами этого захотим.

— И... что?

— А ничего. Пускай потренируются, Шумахеры.

— Кто?

— Шумахеры. Ах да, прости, вечно забываю, что ты не знаешь многое из того, что нам кажется само собой разумеющимся. В общем, был когда-то знаменитый русский гонщик по фамилии Шумахер. Одно время жил в Германии, там и прославился, хотя, вот хоть убей, не понимаю, что его в эту провинцию занесло. Так вот, гонщиком он был талантливым, и многие пытались ему подражать, причем на обычных трассах и на гражданских машинах. От великого ума, наверное, не знаю. В общем, имя это стало нарицательным, и так уже несколько столетий называют тех, кто вместо того, чтобы ехать или лететь спокойно, начинает строить из себя великого чемпиона. Ирония, в общем.

— Понятно. И что дальше?

— А дальше видно будет. Пей кофе, а не то остынет. Ты, кстати, где научилась его так здорово варить?

— Я когда на фабрике работала, у нас была надсмотрщица. Та еще крыса. Вот ей хотелось, чтобы у нее постоянно был хороший кофе сварен — она меня выбрала, специально научила, и я по первому зову должна была от станка бежать варить кофе. А если не получалось — она меня порола. Была у нее для этого плетка специальная, кожаная, с тремя хвостами, а в них кусочки свинца зашиты. Она любила по цеху идти и, кто не понравился ей, этой плеткой бить.

— Понятно. Действительно, крыса. И что дальше было?

— А дальше меня оттуда забрали, а потом я вас встретила. Если честно, я до сих пор боюсь.

— Чего боишься?

— А вдруг я проснусь — а всего этого нет, все приснилось. Опять барак, опять плетка...

— Ясно все с тобой. Ладно, мы скоро будем в империи. Если хочешь — можешь остаться там. У нас никто не посмеет даже заикнуться о подобном.

— Вы меня прогоняете?

— Нет, с чего бы? Кто мне еще такой кофе варить будет? Только, пожалуйста, очень тебя прошу, в рубку без приказа ничего не носи, а то попадешь туда во время маневра — будешь сильно мешать. Лады?

— Хорошо, спасибо.

— Ну и хорошо. Что, допила кофе? Замечательно. Иди, отдохни, пока время есть.

Когда Соломин вернулся в рубку, корабли как раз подходил к границе сектора. Японцы по прежнему не отставали — упорные, могут и за границей сектора гонку продолжить. Не то, чтобы это очень уж напрягало, но все же лишний раз давать двигателям полный ход совершенно не хотелось, поэтому капитан приказал подготовить орудия. Сунутся — получат по носу, это хорошо отрезвляет.

Однако когда и преследователи, и преследуемые уже вышли за границы сектора, в рубке раздался голос, методично говоривший по японски на общей частоте:

— Неопознанные корабли. Приказываю остановиться. Неопознанные корабли. Приказываю остановиться...

Голос был монотонным, очевидно, японский радист повторял эту фразу уже не один десяток раз. Соломин переключился на своих Маркони:

— Эй, орлы, как давно эта хрень идет?

— С полчаса, примерно.

— Так какого... черта вы сообщаете об этом только-только?

— Простите, капитан, мы думали, это неважно.

— Какого хрена? Вы что, инструкции забыли? Ваша задача — передать, а важно или нет мы тут и сами решить сможем. Я же вас на рее повешу за такие шутки, умники! Вы там расслабились совсем, я погляжу! Дежурному радисту — двое суток гауптвахты!

— Так точно, — упавшим голосом отозвался радист.

— Все, после вахты — на губу. А сейчас дай мне связь с эти олухом.

Несколько секунд спустя по рубке разнеслась фраза на японском, такая быстрая, что ее никто не успел разобрать, однако смысл был ясен и так — японский радист докладывал вышестоящему начальству, что преследуемые откликнулись. Еще пару минут спустя заговорил другой голос — более спокойный, намного более жесткий. Голос человека, привыкшего отдавать приказы, а также к тому, что их исполняют по команде "Бегом!".

— Неопознанные корабли! Приказываю немедленно лечь в дрейф и принять на борт досмотровую группу.

— Ага, щасс, разбежался, бегу, падаю, подгузники от счастья роняю, — негромко пробормотал себе под нос Соломин, а вслух ответил по-японски: — Ваши требования считаю неправомерными. Нахожусь в диком космосе, на нейтральной территории. Дальнейшие враждебные действия и попытки приблизиться считаю пиратскими, окажу сопротивление.

Японец аж поперхнулся от такой наглости, после чего рявкнул:

— Здесь капитан первого ранга Ишида, командир линейного крейсера "Идзумо". Приказываю остановиться.

— Если я встану — ты ляжешь.

— Немедленно остановиться, или открою огонь.

— Ну все, обезьяна, ты сам напросился. Разворот. Снять маскирующее поле.

Эффект от снятия поля был подобен разорвавшейся бомбе. На своих экранах японцы обнаружили русские корабли первого ранга, начинающие атаку. Реакция была просто великолепной. Оба японских корабля, продемонстрировав чудеса маневренности, развернулись почти на месте и, форсируя двигатели, рванули прочь — потомки самураев явно не хотели умирать неизвестно где и неизвестно ради чего.

Дружный хохот разнесся по рубке. Вид драпающих потомков самураев был комичен донельзя. Вслед им раздались пожелания подобрать кимоно и запастись водой для стирки, и на том инцидент с японцами можно было считать законченным. Теперь пора было заканчивать развлечение и начать заниматься делом.

— Полный вперед, орудия к бою. Артиллеристам открывать огонь по готовности.

Увидев удивленные взгляды подчиненных помоложе (приказ они выполнили четко, на автомате, но явно не поняли его сути) и понимающие ветеранов, Соломин пояснил, что незачем давать кому-то хоть какой-то след. В конце концов, они в своем праве — японцы, выйдя за пределы собственной территории и попытавшись перехватить корабли в нейтральном космосе, фактически встали с пиратами на одну доску. А раз так, самое логичное расстрелять их — и концы в воду. Ну, найдут обломки... Даже если их идентифицируют, что само по себе на грани невозможного, кто их уничтожил все равно не узнают — следы от воздействия русского оружия такие же, как и от любого другого. Да и много ли скажет атомарная пыль? Так что лучше пусть умрут эти японцы, чем потом всю жизнь опасаться мести янкесов — они наверняка узнают про обнаруженные пиратские корабли и два и два сложить сумеют. Доказательств, конечно, не будет, но когда это для мести нужны были доказательства?

Японцы, очевидно, не ожидали, что так быстро превратятся в дичь. Когда они сообразили, что русские корабли преследуют их, то постарались достигнуть своей территории, свято уверенные, что там будут в безопасности. Ага, щ-щас, разбежались, пиратам на такие условности, как линия на карте, плевать с высокой колокольни. Да и вообще, бегство — не самый лучший способ уцелеть. Как сказал один старый писатель, если бы бегство спасало, заяц был бы бессмертным. Сложившаяся ситуация блестяще подтвердила это — корабли японцев оказались повернуты к русским самой уязвимой, кормовой частью. А вот количество орудий на корме, наоборот, минимальное, да и целиться там неудобно — слишком большие помехи приборам наводки создают работающие двигатели. Так что русские артиллеристы стреляли в полигонных условиях и открыли огонь с дистанции, намного превышающей дальнобойность устаревших японских пушек.

Спустя пять минут после начала огневого контакта русские добились первого попадания. Еще через десять минут, когда дистанция заметно сократилась, попадания уже следовали одно за другим. Восемь минут спустя под сосредоточенным огнем двух русских кораблей японский линейный крейсер развалился на куски.

Это было просто, намного проще, чем с отчаянно сопротивляющимися американцами. Воистину, потомки самураев выродились, да и то сказать, цвет нации у них был выбит еще в далеком двадцатом веке, и новых камикадзе среди них практически не встречалось. Это подтвердилось и сейчас — при виде приближающихся русских "Идзумо", не получивший пока ни одного попадания (впрочем, по нему и не стреляли), застопорил ход и завопил на всех каналах "сдаюсь!", благоразумно не включая дальнюю связь. Очевидно, его капитан прекрасно понимал, что в этом случае его расстреляют мгновенно.

— Ну, вот и все, — вздохнул Соломин, утирая пот со лба. — Курбанов! Курбаши! Я к тебе обращаюсь. Бери свое отделение и пошуруйте там. После того, как изолируешь офицеров, оставь самый минимум народу на постах, и пусть идут параллельно нашему курсу. И предупреди, что если что — то сразу. Справишься?

— Справлюсь, справлюсь, — по голосу Курбанова было ясно, что он думает по поводу этого задания. Идти с десятком десантников на абордаж неповрежденного боевого корабля... Да если джапов взбрыкнет и они откроют стрельбу, десантникам конец! Десять человек не справятся с полутысячей членов экипажа "Идзумо", не спасут никакие скафандры, будь они тридцать раз боевыми. Однако же, не отказался, хотя и мог бы.

Никаких напутственных речей Соломин говорить не стал — не тот случай. Только мрачно наблюдал, как бот, вынырнув из брюха "Эскалибура", лихо подрулил к борту "Идзумо". Еще два часа спустя увеличившаяся до трех кораблей эскадра вновь покинула японский сектор и затерялась в космосе.

Российская империя. Время и место засекречены.

— Ну вот, я же говорил, что он справится.

— Даже удивительно. Я, честно говоря, думал, он или провалит дело, или шею себе свернет.

— Такое впечатление, адмирал, что вы были бы этому только рады.

— Честно? Да, был бы рад. Потому, что считаю: в нашем флоте таким не место.

— Так он и не во флоте, если вы не заметили.

— Тем более. Я вообще не понимаю, что вы с ним возитесь? Он позорит империю, а если правдивы слухи о том, что этот ваш Соломин еще и каким-то боком родственник Его Величества, то я вообще не знаю, как такое можно было допустить. Его место — в Петропавловской крепости.

— Если каждого пирата сажать в Петропавловку, то там камер не хватит.

— Не каждого, а конкретно этого. И вообще...

— Вообще, адмирал, с вашим пафосом может соперничать только ваша вера в собственную непогрешимость. Эту операцию ведет разведка, за вами только силовое прикрытие, и то если мы вас об этом попросим. Не забывайте об этом, пожалуйста.

— А вы не забывайте, что разговариваете со старшим по званию!

— Не кричите, адмирал, вы не на плацу. У меня боевых орденов больше, чем у вас медалек за выслугу лет, поэтому визгами меня не испугать.

— Ладно, капитан второго ранга, сейчас вы в силе. Но если ваш Соломин хоть раз проколется...

— А вот этого не надо, адмирал. Если он проколется, мало не покажется никому. На вашем месте я бы молился на то, чтобы у нас все получилось. Сами понимаете, попала собака в колесо — пищи, но бежи. В случае успеха у всех нас будут чины и ордена, а в случае провала...

— Вы мне еще трибуналом пригрозите.

— Зачем трибунал? Просто в случае провала нас с вами задвинут так далеко, что из той задницы мы никогда не выберемся. Вас, к примеру, направят главным инспектором корабельных кладбищ.

— А вас?

— Поверьте, лучше даже не думать — крепче спать буду. В деле наказания проштрафившихся у нашей конторы огромный опыт, который уступает только ее фантазии.

— Хреново.

— Не то слово, адмирал. Вы не представляете, в какую игру мы все оказались замешаны. Знал бы — подал бы заранее в отставку.

— Понятно. Тогда скажите мне вот что. Вы и вправду собираетесь передать ему еще два корабля и модернизировать его старье?

— Да, разумеется. Кстати, обратите внимание, корабля с таким же именем во флоте все еще нет. Ваше начальство все еще считает Соломина за своего и, пусть и неофициально, учитывает его крейсер в составе флота.

— Скорее уж, наше общее начальство. И все же, неужели вам так важно, чтобы этот, будем называть вещи своими именами, пират усилился настолько, чтобы мог создать угрозу для наших карликовых соседей.

— Адмирал, скажу вам больше — в планах нашего, как вы изволили выразиться, общего начальства, создать в этом секторе дикого космоса еще одно карликовое государство, подконтрольное Российской империи. Эксперимент с Новгородом признан, наконец, успешным, и поэтому решено создать еще несколько подобных же образований с лояльными нам правительствами. Желательно, если там будет монархическая форма правления. Согласитесь, наш шустрый капитан, как член императорской фамилии, подходит на эту роль как нельзя лучше.

— Ага, значит, он все же...

— А то вы сомневались. Не пытайтесь казаться наивнее, чем вы есть. Вам это не идет.

— А вы не язвите.

— Адмирал, ну что вы как ребенок. Если честно, меня сейчас куда больше волнует, что у Соломина не хватает людей, и он начинает пополнять экипаж инородцами. Пока это не страшно, но в перспективе...

— А в перспективе, думаю, на этом можно неплохо сыграть. Вот слушайте...

Глава 2. Как хорошо иметь друзей.

Думай, не головой, а руками

Думай, не головой, а руками

Обстоятельствам не прекословь

Ведь недаром и кровь и любовь

Ведь недаром и кровь и любовь

Рифмовали поэты веками...

(Песня Теймура из х/ф "Не бойся, я с тобой).

Самой большой проблемой Соломина было "что делать?". Точнее, что делать с пленными? Пять сотен полностью деморализованных японцев плюс пленные люди Дюбуа — всю эту ораву надо было кормить, размещать, охранять. Соломину этим заниматься совершенно не хотелось. Еще повезло, что японцы, очевидно, были свято уверены, что русские корабли идут с полными экипажами, и маленькая призовая команда — признак уверенности в собственных силах. Ужас от того, что на них в любой момент посыплются сотни вооруженных до зубов русских десантников, про которых рассказывали непослушным детям страшные сказки, и которых вполне заслуженно боялись, сковал их действия и убил всякую мысль о сопротивлении. Однако как-то избавляться от пленных надо было обязательно. Не выбрасывать же их за борт? Хотя, надо сказать, эта мысль показалась капитану Соломину весьма интересной, перспективной и заслуживающей внимания, однако, по зрелому размышлению, он решил, что не стоит. Не потому, что жалко стало — все-таки джапы не русские, однако, какие-никакие, а все же люди, и его собственный экипаж вряд ли одобрил бы действия капитана. В схватке, сгоряча — тогда да, запросто, но в тот момент это было противопоказано. Даже крыса, загнанная в угол, бросается на кота, и если бы десантники начали убивать японцев, то те волей-неволей начали бы сопротивляться. У Соломина же было слишком мало людей, и потери были бы неизбежны. Продуть же отсеки, к примеру, инертным газом Соломин не догадался — умная мысля, как известно, приходит опосля. Да и не справиться было с перегоном без японских специалистов. Так что, раз уж не убили сразу, то не стоило устраивать бойню сейчас, подрывая моральный дух людей, хотя, конечно, если бы не было иного выхода, то пришлось бы.

Тем не менее, обошлось без смертоубийства, и основную роль в этом сыграло слово, данное капитаном французу. Обещал высадить на обитаемую планету — значит, придется высаживать в любом случае. Ну и японцев тоже заодно. Правда, он не сказал, кем будет населена планета, так что можно, например, высадить их всех в мир, населенный гигантскими саблезубыми кроликами. Это, кстати, не шутка — примитивная разумная раса, имеющая как раз такой внешний вид, имелась, однако Соломин, подумав, решил на такие крайности не идти, поэтому пленные были высажены на планету, колонизированную в незапамятные времена чехами. Со временем выяснилась полная бесперспективность этой колонии, к тому же чехам внезапно стало не до нее — их самих активно поглощала Польша. Потом исчезла и Польша, а колония, населенная немногочисленными упрямыми фермерами, осталась, бултыхаясь на самой границе дикого космоса. Ей никто не интересовался, корабли туда залетали не чаще, чем раз в десятилетие, поэтому Соломин решил, что стоит, пожалуй, малость разнообразить генофонд местных жителей. Эскадра чуть изменила курс и, потеряв около двух суток, отделалась, наконец, от лишних ртов. Ну а для полной гарантии японцев высадили отдельно от французов, в малонаселенной местности, немного подкорректировав (попросту говоря, стерев) им память о последних днях.

Следующим этапом был бросок к базе, занявший намного больше времени, чем планировалось — трофейный корабль связывал русские корабли по рукам и ногам. Все-таки скорость его оставляла желать лучшего, а напрягать двигатели лишний раз не хотелось — экипаж "Идзумо" был малочисленным и, вдобавок, плохо знакомый с оборудованием своего корабля.

Впрочем, вели трофей не до самой станции. Соломин ни на секунду не забывал, что возле нее все еще бултыхается корабль дона Мигеля, и не собирался посвящать случайного союзника в свои секреты, поэтому пришлось сделать еще один крюк, замаскировав японский корабль на орбите газового гиганта в мертвой системе неподалеку от нынешнего места дислокации базы. Точнее, не совсем на орбите — у газового гиганта, как и у практически всех ему подобных, было с десяток спутников. На одном из них, мертвой каменной глыбе размером с Луну, и оставили "Идзумо", посадив его в кратер потухшего миллионы лет назад вулкана. Будь это планета земного типа, с атмосферой и приличным тяготением, такой маневр был бы для корабля японской постройки невыполним, а так — ничего, нормально. Искать его теперь можно было хоть до второго пришествия и, не зная, где он точно находится, не иметь никаких шансов обнаружить. Поле застывшей лавы с высоким содержанием железа, а также огромный массив скал вокруг надежно защищали корабль от нескромного внимания большей части радаров. Оставалось только провести консервацию, что в космосе было не так уж и сложно.

Кстати, по поводу "Идзумо" у Соломина был большой спор со старшими офицерами. Те вполне понимали, почему надо догнать и уничтожить японские корабли — оставлять свидетелей и впрямь не стоило. Однако зачем захватывать крейсер? Продать его невозможно — не потому, что не купят, как раз купят, с руками оторвут. Однако стоит крейсеру где-то всплыть — и конец тайне. Пройти по цепочке для любой спецслужбы элементарно, а японцев в непрофессионализме обвинить сложно, и, получается, за что боролись? С другой стороны, для этого корабля не было ни людей, чтобы сформировать экипаж, ни специалистов, которые смогли бы грамотно справиться с его ремонтом и обслуживанием. Одно дело развернуть башню, совсем другое — отремонтировать и настроить гравитационный дальномер архаичной конструкции с инструкцией, написанной иероглифами. Опять же, запчастей не найти, на русские орудия не перевооружить, равно как и нормальные двигатели не поставить. Словом, не прибыль, а сплошная проблема.

Соломин ответил на это просто — "шоб було". Во-первых, может пригодиться в ситуации, когда не захочется светить основные корабли. А во-вторых, мало ли, как повернется жизнь, так что пускай стоит, чай, есть-пить не просит. Кто-то согласился, кто-то пожал плечами, воспринимая происходящее, как прихоть капитана. В конце концов, Соломин не раз и не два делал то, что другие не понимали. Иногда это давало эффект, чаще срабатывало вхолостую, однако деньги на счета капали стабильно, да и жизнь была нескучной, так что решение капитана офицерское собрание оспаривать не стало. В принципе, Соломин мог и просто приказать, однако все же предпочитал очень многое выносить на обсуждение экипажа, это тоже ценили и не злоупотребляли его терпением.

Спустя неполные четыре часа после того, как корабли покинули негостеприимную планету, они вошли в зону действия радаров своей базы. Приветствия, которые их экипажи услышали, были весьма далеки от дружеских — перегонная команда успела заколебаться, ожидая их возвращения и в условиях жуткой нехватки кадров перетаскивая базу. Впрочем, услышав о размере премиальных, которые им причитались, а также о скором курортном отдыхе, народ сменил гнев на милость и с жаром принялся передавать вахту, объясняя сменщикам особенности работы с капризным и порядком изношенным оборудованием станции. Перед Соломиным же встала другая задача — как в условиях острой нехватки людей распределить их так, чтобы сохранить хотя бы частичную боеспособность кораблей и базы, причем сделать это следовало быстро — "Альбатросу" требовалось принять отпускников и идти на Вечный Кипр. Помимо отдыха перегонной команды, он должен был перебросить туда еще кое-что из французских трофеев, которые покойный Дюбуа хранил с каким-то маниакальным или, скорее, хомячьим упорством. Для Соломина же они представляли ценность лишь с точки зрения возможности быстро и выгодно их продать, чем он и собирался заняться — барахло, лежащее в трюме, его не интересовало совершенно. Деньги должны работать.

"Эскалибур же отправлялся на Черный Новгород для ремонта и модернизации, Соломин и так опаздывал. Впрочем, ничего страшного, подождут — такой вариант изначально обговаривался. Да и вообще, космос — штука непредсказуемая и ситуация, когда корабль опаздывал на несколько дней, была нормой во всех портах. Однако все равно не стоило испытывать терпение работодателей — Петров не будет ждать вечно, не потому даже, что не захочет, а потому, что в силу своей профессии человек очень занятой.

А пока шла перетасовка экипажей (хорошо, что предварительный список замены Соломин составил заранее, и теперь ему требовалось лишь немного подкорректировать его в свете особенностей станции, выявленных при перегоне), погрузка товара и еще куча организационных мелочей, капитан решил нанести визит вежливости дону Мигелю.

Старый пройдоха выглядел просто великолепно — похоже, встряска пошла ему на пользу. Он похудел, сбросив как минимум килограммов полсотни и, такое впечатление, помолодел. Сейчас это была уже не груда сала, а вполне нормальной внешности человек, чуть полноватый, но не более того. И Соломина он встретил очень радушно.

Ну а после положенных обниманий, похлопывания по спинам и распития бутылочки коллекционного французского вина (кислятина жуткая, кстати, Соломин так и сказал, и дон Мигель согласился) под деликатесную закуску, они перешли собственно к делу.

— В общем, дон Мигель, — Соломин аккуратно промокнул губы бумажной салфеткой, — я долго думал, что с вами делать.

— Поясните, капитан, — взгляд мафиози стал острым, как лезвие навахи.

— А чего тут пояснять? Говоря откровенно, вы оказались не в то время не в том месте. Сами понимаете, место, где расположена это база, мне светить совершенно не хотелось, а вы теперь его знаете. Наиболее рациональным было бы вас, простите, убрать. Нет человека — нет проблемы.

— Судя по тому, что я еще жив, а вы все это мне говорите, вы нашли альтернативное решение проблемы, — криво усмехнулся дон Мигель.

— Вы всегда были умны не по должности, амиго, — Соломин откинулся на спинку стула, с легкой усмешкой посмотрел на собеседника. — Надо было нам познакомиться раньше — большие бы дела закрутить могли. Однако все у нас впереди — какие наши годы?

— Это точно, — кивнул дон Мигель но настороженность из его глаз не исчезла.

— Рад, что в этом вопросе мы с вами совпадаем, — Соломин, казалось, не замечал настроения своего собеседника. — А теперь давайте поговорим о более серьезных вещах. Я хочу предложить вам долю в одном предприятии...

Идея Соломина была проста. Да, у него есть военная база... И что дальше? Три корабля (правда, дон Мигель знал всего о двух), скоро будет пять. Опять же, что дальше? И корабли, и база — это расходы, причем расходы немалые. А откуда деньги взять?

Вывод прост — активы должны работать и приносить прибыль. С кораблями все просто, четыре военных корабля русской постройки — это уже сила, с которой придется считаться любому. Можно будет перехватывать караваны или осуществлять налеты на планеты, да не на мелкие аграрные миры, какие может пощипать любой пират, а на крупные, развитые планеты, на которых есть, что взять. А можно и какой-нибудь окраинный мир под контроль взять, и на все потуги ее метрополии пиратам будет плевать с высокой колокольни.

А вот с базой все чуточку сложнее — с одной стороны, она нужна, потому что крепость, даже небольшая, в которой можно хранить припасы, оружие и тысячу мелочей, необходимых для нормальной жизни. Опять же док, в котором можно проводить текущий ремонт. С другой стороны, ее надо поддерживать в работоспособном состоянии, держать на ней экипаж, да и топлива она жрет изрядно. Словом, вещь нужная, и в то же время убыточная, и эту ситуацию надо было исправлять.

Вот и появилась у Соломина идея — Большой Хват ведь был не единственной пиратской базой, лично ему были известны координаты еще трех таких же, а ведь капитан "Эскалибура" был отнюдь не самым осведомленным человеком в галактике. Так почему бы не наложить лапку на одну из этих баз, заодно избавившись от конкурентов? А "Гром" использовать как крепость и, заодно уж, как ремонтную базу, предоставляя будущим потенциальным клиентам такую дорогую, но необходимую услугу, как ремонт. Можно было и все остальное на основе собственной базы реализовать, но уж больно не хотелось на борт своей базы чужаков пускать.

Ну а дону Мигелю отводилась в этом хозяйстве почетная и ответственная роль управляющего. У Соломина были первоклассные космолетчики и отличные солдаты, но человека, разбирающегося в практической экономике с нелегальным уклоном, да вдобавок имеющего необходимые связи в криминальном и околокриминальном мире, не было. С этой точки зрения дон Мигель подходил идеально. Единственным его недостатком было то, что он не был русским, однако с этим можно было мириться.

Дон Мигель думал почти минуту — видать, решал, насколько это будет выгодный и безопасный вариант. Потом осторожно поинтересовался, а каким образом Соломин хочет заполучить пиратскую станцию? Вряд ли ее продадут, а и решатся на такое — никаких денег не хватит. Проще купить новую. Соломин пожал плечами и ответил, что начинать надо с устранения конкурентов. Наибольшую прибыль получают не те, кто работает, добывая нелегкую пиратскую денежку, а те, кто им что-то продает, неважно, товары или услуги. И монополист здесь — царь и бог. Раз так, то артиллерия ударных кораблей враз объяснит, что станцию надо продавать за те деньги, что предлагают, или заплатят пулей.

Дон Мигель подумал еще немного и сказал, что это будет война, и что мафиозные кланы такого с рук не спустят. Соломин кивнул и честно ответил, что в курсе, и что дон Мигель ему нужен еще и для того, чтобы разом уничтожить верхушки этих кланов. А дальше все погрузится в беспредел, который однозначно кончится большой кровью, ослаблением конкурентов и, что еще важнее, потерей ими времени. Ну а потом кому-либо будет уже поздно протестовать — передел завершится.

Дон Мигель подумал еще немного и кивнул — очевидно, решил, что выгода светит изрядная, а репутация русских защитит не хуже бронежилета. Соломин, кстати, был к этому готов — подобный вариант они с Петровым, в числе прочих, обговаривали еще на Вечном Кипре. А что вы думаете, все так просто? Не-ет, ни одна серьезная преступная организация не может существовать без контакта со спецслужбами. И теперь дон Мигель будет постоянно под присмотром специалистов из внешней разведки.

Отправляясь на свой корабль, Соломин поймал себя на мысли, что вольная жизнь как-то вдруг испарилась. Такое впечатление было, что и не пират он вовсе, а прямо какой-то спецагент... Хотя, конечно, глупо было думать, что империя вот так просто возьмет и выпустит его из своих мягких, но сильных лап. Да и не особо сопротивлялись ни капитан, ни его экипаж, если честно — быть солдатом Империи всегда почетнее, чем маршалом какой-нибудь задрипанной республики на окраине цивилизации. Таких, кстати, было немало — никто с ними не считался, да и названия большинства из них можно было вспомнить, разве что полистав справочник. Так к чему возмущаться?

Несколько часов спустя "Эскалибур" взял курс на Черный Новгород. Если честно, Соломин рассчитывал вначале встретиться с англичанами, спихнуть им пленных, а потом уже идти ремонтироваться, однако уже в полете, послав короткое закодированное послание, он получил ответ, что англичане не успевают — были, видать, у них какие-то свои внутренние терки. Это было плохо — неизвестно, как отнесутся к ситуации лояльные вроде бы новгородцы. Знай Соломин заранее, что так сложится — оставил бы пленных на базе, и делу конец, однако все-таки он ошибся, не послав сигнал о встрече до возвращения. Пришлось ждать — с самой базы связываться ну очень не хотелось. Это движущийся и не один раз сменивший курс корабль сложно отследить, а базу в два счета по пеленгу обнаружат. Осложнений еще и с этой стороны не хотелось, поэтому капитан немедленно связался с Петровым. Тот пообещал посодействовать, и успокоенный Соломин выбросил проблему из головы — и без нее было, о чем думать.

Вообще же, ситуация с пленными была уже несколько странной. С арабами все было достаточно просто и понятно — они сидели взаперти, ими просто брезговали. А вот испанцы как-то вдруг неожиданно вписались в корабельную жизнь. Все началось с того, что уставшие от одиночества и тесного мужского коллектива офицеры зачастили к дамам. Просто так вроде бы, посидеть-поговорить, но... В общем, отношение было уже совсем другое, и Соломин всерьез начал подумывать о том, как бороться со стремительно падающей дисциплиной. Вернее, не то, чтобы совсем уж падающей, однако возникал вполне логичный вопрос: а что делать дальше? Конечно, обменивать придется, но насколько это одобрит экипаж... Приказ-то исполнят, только вот отношение и к капитану, и друг к другу наверняка изменится не в лучшую сторону, что в будущем может привести к не самым приятным последствиям. Теперь приходилось учитывать и этот фактор, и капитан уже злился, что не столкнулся с эскадрой Дюбуа на неделю раньше. Тогда бы не пришлось связываться с этим контрактом, будь он неладен!

Однако, как известно, проблемы следует решать по мере их поступления, и Соломин решил не торопить события — была у него одна идея, как и рыбку съесть, и с дерева не слезть. Правда, следовало ее, идею эту, очень тщательно обдумать, но это уже были детали, а пока капитан позволил себе немного расслабиться — слишком многое навалилось на него в последнее время. Конечно, он и не искал легкой жизни, но темп, в котором все крутилось в последние дни, изрядно вымотал бравого космопроходца.

В кои-то веки полет прошел без осложнений, и даже с урезанным экипажем "Эскалибур" прибыл к цели в расчетное время. Черный Новгород, вращающийся вокруг белого карлика, был все-таки планетой вольной, поэтому дразнить его обитателей не хотелось. Именно поэтому "Эскалибур" подошел к нему, как к любой планете Российской империи — четко в плоскости эклиптики. В противном случае его маневр могли расценить как атаку или как неуважение. Против атаки Черный Новгород имел три орбитальные крепости, против неуважения — массу способов осложнить жизнь. Не явно, а так — устроить постоянные проверки, требовать массу лишних документов... В общем, новгородцы были своеобразным народом, уступая в этом разве что уроженцам Одессы Дальней, но те уж вообще кадры!

Соломин портить отношения ни с кем не хотел, поэтому сделал все аккуратно и грамотно. Линейный крейсер вошел в систему, погасив скорость и, пройдя мимо безжизненных ледяных глыб внешних планет, пришвартовался к борту ожидающего его таможенного корабля. И вот здесь Соломина ожидал сюрприз.

Первым, кто его встретил, был Петров. Конечно, капитан понимал, что независимость Черного Новгорода — формальность, и спецслужбы чувствуют себя здесь почти как дома, но все же командовать (а здесь Петрову, похоже, подчинялись все) кораблем таможенного департамента, который, как знал Соломин, был здесь структурой отдельной, с большими полномочиями и очень гордящимся своим привилегированным положением... Хотя, может, потому и положение привилегированное, что их спецслужба метрополии крышует, однако Соломин, в любом случае, и удивился, и впечатлился.

Дальше все было просто — пленных перевели на таможенный корабль, который тут же умчался прочь, его экипаж даже не пытаясь сделать хоть что-то похожее на досмотр, а Петров остался на "Эскалибуре". Куда отвезли пленных, он не сказал, да Соломин и не собирался спрашивать — все равно вернут. Возможно, поработают с ними, даже наверняка поработают, но — вернут.

После этого линейный крейсер лег на курс, ведущий его к орбите Черного Новгорода. Наступал самый скучный этап полета — полет внутри системы. Дело в том, что он был возможен с относительно небольшой скоростью — гипердвигатели здесь включать было нельзя, гравитация звезды нарушала его работу. Вернее, работать-то он работал, но управлять им становилось невозможно. Вырваться из системы — пожалуйста, если, конечно, в планету не влетишь или на шальной астероид не напорешься, а вот маневры не сделать. Соответственно, ползите, господа, на планетарных двигателях, проходя систему несколько часов. Вне плоскости эклиптики было, конечно, проще, да и затормозить можно было ближе, но — правила.

Система была не особенно сложна для навигации, к тому же Соломин еще во время военной службы бывал в этих местах и неплохо представлял местные особенности. Проинструктировав штурмана, капитан отправился в свою каюту — там его уже ожидал разведчик и, как предполагал Соломин, серьезный разговор.

Когда Соломин вошел в каюту, Петров как раз флиртовал с Бьянкой. Уж что-что, а охмурять женщин он умел виртуозно — их этому учили. А что? Женщины — источник информации куда лучший, чем мужчины. Они любопытны от природы, часто обращают внимание на то, на что не обращают внимания мужчины, при этом у них другая логика. Женская логика — это не тавтология, это всего лишь иное восприятие мира, не хуже и не лучше, просто другое. И умный человек всегда сумеет на этом сыграть. В разведку же дураков не брали, и Петров всегда имел немалое количество осведомительниц. Впрочем, как подозревал Соломин, некоторых он разводил просто из любви к искусству.

Соломин коротко шевельнул головой. Девушка моментально вытянулась по-уставному (надо же, быстро выучилась, или ее еще в период, когда она была вещью, выдрессировали?) и быстро вышла из каюты. Петров с грустной улыбкой проводил ее взглядом.

— Завидую я тебе...

— Это чему? — Соломин бухнулся в кресло и взял со стола старинный хрустальный фужер с вином. Отпил немного, покатал во рту, улыбнулся — Бьянка успела неплохо изучить его вкус.

— Да повезло тебе — красивая девушка, и влюблена в тебя, как кошка.

— Ерунду не говори, — отмахнулся Соломин, — она мне в дочки годится.

— Любви все возрасты покорны...

— Ты мне старика Шекспира не цитируй. Согласен, писал он хорошо, но времена были другие.

— Времена всегда одни, хотя, конечно, ты прав — я не в свое дело лезу. Только вот ведь какой момент, дорогой мой. Ты не забыл, кто ты есть?

— А вот с этого места поподробнее, — Соломин откинулся в кресле, с интересом рассматривая собеседника. — Капитан первого ранга в отставке, дворянин, судовладелец, пират. Ничего не пропустил?

— Пропустил, — Петров усмехнулся, глядя в глаза Соломину. — Самое главное пропустил. Ты — член императорской фамилии, не забывай об этом.

— Вот даже как? — капитан улыбнулся, но улыбка вышла горькой. — Помнится, на некое торжество семейное меня пригласить не торопились. Так что отношение ко мне семья продемонстрировала однозначно.

— Могу тебя обрадовать — пригласили вообще немногих.

— Спасибо, подсластил пилюлю.

— А ты не ерничай. Ты головой-то подумай — взрослый ведь человек. Тут не до обид — судьба империи решалась. Не понимаешь, что ли, каких дел может наворотить дурак на троне? А твой голос, уж извини, в ряду других последний. Вот твоего командира пригласили — это да, это ошибка, а тебе обижаться грешно, твое место было, прости, если и не первое с конца... Да-да, не первое, ты что думал, один ты с таким сомнительным происхождением? Капитан, дорогой ты мой, все мы люди, все мы человеки, а императоры всегда ходоками были, им по должности положено. Так вот, ты, конечно, не в самом конце очереди, но и очень далеко от ее начала, поэтому обижаться, как ребенку, глупо. Ферштеен?

— Я-я, натюрлих.

— Вот и ладушки. А теперь давай рассмотрим ситуацию непредвзято. Как ни крути, а ты член императорской фамилии...

— Так, стоп. А ты вообще откуда это знаешь?

— А мне, мон шер, по должности знать положено. Кто, ты думаешь, за тобой приглядывал?

— Ты?

— И я в том числе. И еще несколько человек, меняли друг друга... Впрочем, непринципиально, наверняка были и те, про кого я просто не знаю. Прости, но постоянно быть под присмотром — судьба любого человека с твоим происхождением. Итак, дорогой мой член императорской фамилии, а по совместительству просто...

— Чего? — Соломин аж подпрыгнул в кресле. Разведчик откинулся на спинку и расхохотался.

— Ну, заметь, я ничего не сказал — ты сам все додумал. Каждый, прости, понимает в меру своей испорченности. Ну да ладно, извини, мне надо было просто немного разрядить обстановку, а то ты, боюсь, очень скоро перестал бы меня адекватно воспринимать. Итак, очень важная персона, подумай сам — ты, как ни крути, имеешь определенную нишу в государственном мироустройстве. Не большую, но и не убегающе-маленькую. И вдруг мы обнаруживаем, что вокруг тебя вьется непонятная девица. И что нам делать?

— А ничего. Ее проверяли — чиста, как слеза.

— Не стоит сравнивать — в слезах солей много. Ладно, принимается. И все же, это не совсем то, что от тебя хотели бы видеть.

— А вот это уже — мое личное дело.

— Ошибаешься. В свете твоего происхождения — государственное.

— Не дави, не стоит, — Соломин посмотрел в глаза собеседнику. Тот взгляд выдержал, но промолчал. — Она — мой человек, а за своих, случись что, я буду стоять, и плевать мне, кто ты и что ты.

— Ты за нее ручаешься? — очень ровным, спокойным голосом спросил Петров.

— Да.

— Хорошо, принимается.

— Рад за тебя. Кстати, ты мне своего человечка в экипаже не подскажешь?

— Нет, извини. Это уже — МОЙ человек.

Соломин кивнул понимающе, потер переносицу — ответа он и не ожидал:

— Тогда пускай не дергается зря. Прости, я понимаю, что у тебя есть мысль вроде "нет человека — нет проблемы", но, сам понимаешь, я постараюсь этого не допустить. Мне и так с трудом удалось убедить своих офицеров, что ничего страшного не происходит, а если что-то случится... Сам понимаешь, пока мы доверяем друг другу — это одно, если будем смотреть друг на друга косо — совсем другое, будем бояться повернуться спиной — третье. Тебе ведь боеспособный корабль нужен, не так ли?

— Так, — кивнул разведчик. — Хорошо, замнем тему. Будем считать, что мы друг друга поняли. Теперь давай о деле...

— Знаешь, я, кажется, начинаю жалеть о нашей встрече.

— Да-да, можно представить, как счастливо сложилась бы судьба серого волка, не заговори он в темном лесу с незнакомой девочкой в красной шапочке. И как он сожалел об этой встрече. Поздно жалеть, друг мой, нас ждут великие дела!

Следующие несколько минут Петров потратил, расписывая Соломину, какие перспективы откроются перед ним, скромным пиратом, когда он станет полновластным (ну, почти полновластным) правителем целой планеты. Капитан был, конечно, впечатлен, однако его ответ оказался неожиданным для разведчика:

— Ты знаешь, я пока что вижу лишь огромную работу с сомнительным результатом.

— И почему? — Петров посмотрел на него с интересом.

— А ты сам-то понимаешь, что мне предлагается? Ты говоришь — завоевать планету. Легко. Вот сейчас бросил все и помчался завоевывать. Я ее пополам расколю — это запросто. Систему обороны, даже если там найдется что-то похожее на нее, я тоже разнесу. Флот... Да мои тапочки от смеха заикаются. А вот что дальше? Даже если их армия разбежится под прицелом моих кораблей, и я триумфально въеду в столицу, то власть я не удержу. У меня даже с обещанным тобой пополнением будет меньше двухсот человек. Этого хватит, чтобы истребить там всех поголовно, но абсолютно недостаточно, чтобы удержать власть. Пойми, если ты пришел к власти на штыках, то только армия, в которой достаточно людей, готовых пройтись по завоеванным городам с засученными рукавами, бодро стреляя от пуза по всему, что шевелится, поможет тебе удержаться. Армия, а не горстка десантников, которых рано или поздно перебьют в спину. К тому же я, хоть убей, не понимаю, зачем России еще одна планета, населенная инородцами.

Петров внимательно посмотрел на капитана, согласно кивнул:

— Вижу, ты поумнел за последнее время, все-таки свободное плавание сказалось на тебе положительно. Великовозрастный мальчишка, наконец, исчез. А теперь слушай сюда. В нашей конторе тоже сидят отнюдь не дураки, и специфику ситуации понимают ничуть не хуже тебя. Там, — Петров выразительно ткнул пальцем вверх, — принято решение обеспечить тебе поддержку, поэтому в усилении людьми можешь не сомневаться.

— Где? Когда? Сколько?

— Здесь. Сейчас. Четыре тысячи.

— Ого! — Соломин выразительно покрутил головой и недоверчиво посмотрел на собеседника. — С таким количеством людей я тебе полгалактики завоюю. И где же вы столько добровольцев набрали?

— Будешь смеяться — в тюрьме.

— Та-ак. Смеяться я не буду, зато буду считать, что ты меня удивил. Или я чего-то не понимаю, или одно из двух. Может, посвятишь в подробности, что здесь происходит и какие еще гениальные мысли пришли в ваши сильномудрые головы?

— А чего тут не понимать? Есть народ с длительными сроками, полученными, в принципе, за ерунду — пьяная драка с поножовщиной, авария с кучей трупов и прочее... То есть люди, которые серьезно вляпались не со зла, а по дурости или некомпетентности. Им предложено было искупить кровью — и они согласились. Естественно, проведен строгий отбор.

— Оригинально... А ты в курсе, что я с таким контингентом не работал и, в общем-то, не имею особого опыта? Одно дело командовать людьми, у которых дисциплина в крови, и совсем другое — сидельцами. Может, объяснишь, как мне избежать осложнений?

— Объясню. Отбирали только отслуживших, поэтому понятие о дисциплине они имеют. Далее. Если ты их хоть всех к стенке поставишь — ты будешь в своем праве. Тут расклады простые — штрафное подразделение со всеми вытекающими последствиями. И потом, есть еще один нюанс.

— И какой?

— А все дело в том, что они предпочли стать элитой маленького государства, чем гнить на рудниках. За такой куш они пойдут хоть к черту в зубы, и слушаться тебя будут беспрекословно. К тому же, их предупредили, что в случае чего их повылавливают и пустят в расход, а что с нами шутить нельзя всем известно.

Соломин в сомнении помотал головой, но оставил недобрые мысли при себе. С каждой минутой ситуация нравилась ему все меньше и меньше, что не укрылось от глаз разведчика.

— Ты чего это?

— Знаешь, если бы я тебя давно не знал, решил бы, что это все — грандиозная подстава. Во-первых, дураки есть везде, поэтому все равно дисциплину мне, возможно, придется наводить большой кровью, но это ладно, справимся. А во-вторых, я не понимаю смысла операции.

— Ну, крови ты, я знаю, не боишься, — остро посмотрел на него Петров.

— Конечно, не боюсь. Потому и не люблю ее лишний раз разбрызгивать.

— Будем надеяться, до этого не дойдет.

— Не три мне уши. А то ты не знаешь, что за контингент мне предлагаешь. Ладно, хрен с ним, будем считать это неизбежным злом. Но смысл операции я знать должен.

— А смысл простой. Галаполитические интересы несколько сместились, и Российской империи необходимо контролировать этот сектор дикого космоса.

— Так в чем же дело? Или у нашей страны недостаточно людей и пушек? Насколько я помню, всегда справлялись и без услуг опальных пиратов.

— Ой, только не заводись опять, ладно? При чем тут опальные пираты? Все намного грубее и проще. В руководстве империи возникло мнение, что стратегия ассимиляции себя исчерпала.

— Интересно, почему?

— Слишком много она забирает денег и времени. Ты сам подумай: мы заняли планету. А что дальше? Для начала, надо подтянуть ее до своего уровня жизни. Это бешеные деньги, вложенные в модернизацию промышленности, восстановление экологии, здравоохранение и прочие мелочи. А потом нам придется ждать, чтобы сменилось три поколения, потому что лишь для четвертого мы станем своими. Сколько лет пройдет, посчитай сам. И это — в идеальном варианте, когда не надо бороться с партизанским движением и происками соседей, недовольных нашей экспансией. Сейчас же нам нужен быстрый и дешевый результат, поэтому ты создаешь маленькое и крайне агрессивное государство, которое немедленно закупит у Российской империи несколько боевых кораблей и поставит под свой контроль изрядный сектор пространства. А вассалитет защитит его от гнева более крупных и сильных соседей, которым придется, если что, иметь дело с нашим флотом. При этом подтягивать уровень жизни этого государства до общероссийского нам будет совершенно не нужно, поэтому экспансия такого рода, по предварительным подсчетам, обойдется нам в десятки раз дешевле и с заметно меньшими затратами времени.

— Корабли, я так понимаю, будут закуплены вместе с экипажами? — усмехнулся Соломин.

— Разумеется, — ухмыльнулся Петров. — Мое ведомство уже приступило к их формированию.

— Лихо задумано... Ладно, я в деле. Какую систему вы рекомендуете?

— Карту дай... — Петров дождался, когда над столом развернулось голографическое изображение сектора, извлек из кармана световой карандаш и ткнул им в одну из звезд. — Мы предлагаем тебе атаковать эту систему — удобное положение, приличная промышленность.

— Не хочу.

— То есть как это не хочу? — удивленно поднял глаза Петров.

— А ты скажи мне, чья эта планета?

— Да вроде самостоятельная, вольный мир. У нас там резидент сидит, два дня назад я лично с ним связывался. Если за эти два дня ничего не случилось, то так вольным миром и осталась.

— Да мне плевать, какой она мир. Ты мне скажи — кем она колонизирована? Впрочем, я тебе подскажу — ее колонизировали литовцы.

— И что?

— И то. Напомнить, сколько раз они предавали Россию? А может, вспомнишь, как нашим предкам в середине двадцать первого века пришлось вывозить оттуда русских и ту ничтожную часть литовцев, что не захотела участвовать в учиненной националистами резне? Нет уж, ты как хочешь, а я предпочел бы забросать эту планету гравитационными бомбами, чем вести шваль, что ее населяет, к светлому будущему.

— Окстись, все, о чем ты говоришь, было почти тысячу лет назад.

— И что? У меня из-за этих уродов один из предков там погиб в Первую Отечественную, а второй — во время той самой эвакуации. Хрен я им что-нибудь забуду и прощу. Я, может, и не прав, но хочешь начинать с этой планеты — ищи другого исполнителя.

Петров внимательно посмотрел на Соломина и понял, что переубедить его не удастся. Капитан "Эскалибура" был человеком неглупым и вполне вменяемым, но в некоторых вопросах упирался, как осел. К тому же мстительность его была вполне понятна и оправдана — девиз "никто не забыт и ничто не забыто" был в Российской империи культивируемым уже много столетий и охватывал все сферы жизни, в том числе и вопросы мести. Проще говоря, кровная месть, де-юре находясь под запретом, де-факто по отношению к жителям других государств была обычаем вполне почетным и уважаемым, и разведчик понял, что упрямый, как трактор, Соломин не отступится от своих слов, даже если это спутает кому-то целую кучу тщательно разработанных планов. Отсюда вывод — недоработка психологов, оценивающих возможное поведение капитана. Подобную реакцию сочли маловероятной, решив, что за годы пиратства Соломин стал более космополитичен. Ошиблись, выходит... А так как пират не состоит официально на службе, то и приказать ему не получится.

Тяжело вздохнув, Петров сказал:

— Хорошо, в качестве альтернативных вариантов наш штаб может предложить... — однако Соломин жестом остановил его. Склонившись над голограммой, он медленно поворачивал изображение, ища одному ему известную цель и, наконец, нашел. Довольно улыбнувшись, он ткнул в нее пальцем.

— Лично я предлагаю вот эту цель. Будет сложнее и дороже, зато потом избавит нас от многих проблем.

— И что? — скептически осведомился Петров. — Новый Амстердам, бывшая голландская колония, получила независимость после распада Нидерландов... Что в ней интересного? Промышленность так себе, населения немногим более миллиарда, флота практически нет, расположение не самое лучшее.

— Интересного? А интересное кое-что есть. Я имею кое-какую информацию от своего торгового агента, он работал с ними до недавнего времени. Сейчас перестал, слишком опасно.

— И что же случилось? — с усмешкой спросил Петров.

— Разве ваш резидент не доложил?

— Пока нет — связь с планетой затруднена, а дипломатических отношений с планетой мы не поддерживаем.

— Скорее всего и не доложит... если не вмешаемся. На планете лихорадка Славкина.

Разведчику оставалось только развести руками — кое в чем пираты со своими источниками были осведомленнее любой разведки. Об эпидемии он до этой минуты не знал, и эту информацию следовало еще проверить, однако ситуация многое объясняла. Лихорадка Славкина, названная так в честь неудачливого израильского писателя и посредственного ученого, чье поведение в жизни в точности совпадало с симптомами этой болезни, была когда-то бичом многих планет.

На первой стадии наблюдалось нарушение мозговой деятельности, выражающееся в прогрессирующей шизофрении и мании преследования. Логика не нарушена, а вот с исходными предпосылками проблема. Там, где начиналась эпидемия этой болезни, как правило, начинались и войны. Затем наступало постепенное ухудшение самочувствия, и в течение нескольких месяцев наступала смерть, выживших было не более тридцати процентов. Правда, когда эпидемия уходила, повторных вспышек не наблюдалось — возбудитель быстро погибал. Откуда он появлялся, так и осталось невыясненным — кто-то грешил на мутацию известных микробов, кто-то утверждал, что болезнь — последствия работ с бактериологическим оружием, были и более экзотические версии, однако секрет появления лихорадки Славкина пока что не давался ученым.

Лечилась болезнь достаточно просто — были мощные антибиотики направленного действия, курс был коротким и эффективным. Проблема была в другом — производили эти лекарства всего несколько стран, и лечить несколько миллионов человек (а раз эпидемия началась достаточно давно, то заражено достаточно большое количество народу) было крайне дорого. Вряд ли у провинциальной планеты найдутся достаточные средства.

В Российской империи эта болезнь в последний раз была зафиксирована почти век назад, однако на складах длительного хранения любой планеты был запас необходимых лекарств. На многих срок их хранения уже подходил к концу, и их должны были заменить на свежие. Сместить срок замены на год — и планету можно спасти, практически не затрачивая средств, за счет того, что и так пойдет на списание. Если бы не одно "но" — русские ни у кого и никогда не просили помощи, но и сами никогда и никому не помогали бесплатно. Нарушать этот принцип, пусть даже и ради спасения населения целой планеты, никто не будет.

Все это понимал Петров, это понимал и Соломин. Однако было и еще кое-что, о чем разведчику следовало знать.

— На планете два континента и куча островов. Один континент практически безжизненен — нечто вроде Антарктиды. Эпидемия поразила второй континент и часть островов, незатронутыми остались крупный архипелаг, на который эвакуировалось правительство, и несколько островов на периферии. На зараженную местность наложен строгий карантин, космический и морской флоты позволяют правительству обеспечит блокаду. Очевидно, они рассчитывают дождаться, когда все заглохнет само собой. Мое предложение очень простое — нужны врачи, нужны медикаменты, нужны корабли, чтобы все это доставить... Впрочем, кораблей я наловлю сам. И тогда мы в два счета сможем взять эту планету без боя, под видом помощи, борьбы с эпидемией. Потребуется только несколько точечных ударов. Сам понимаешь, завоеванная планета — это одно, а планета, на которую нас пригласили (а пригласят, ты поверь, жить-то хочется) — совсем другое. Итак, как считаешь?

— Это надо обсудить на более высоком уровне, но, в целом, идея заслуживает внимания.

— Вот и ладушки. Сколько времени мы простоим в ремонте?

— Обещают управиться за три, максимум три с половиной недели.

— Успеете согласовать?

— Успеем. Ладно, за успех, чтоб у нас все было и нам за это ничего не было, — и Петров залпом осушил свой фужер.

Спустя три с половиной часа "Эскалибур" вышел на орбиту Черного Новгорода. Планета, практически неразличимая, висела под брюхом корабля чернильным сгустком, выглядевшим темной кляксой даже на фоне космоса, зато на орбите кипела жизнь, интенсивная даже по меркам империи. Больше двух десятков орбитальных верфей, шесть посадочных терминалов, крепости, несколько крупных кораблей и куча мелочи. Маневрировать приходилось с крайней осторожностью и, хотя для громады боевого корабля открыли "зеленый коридор", Соломин всерьез опасался сжечь кого-нибудь двигателями. Однако все обошлось, крейсер без происшествий совершил все необходимые маневры и аккуратно вошел в гостеприимно распахнутые ворота главной верфи.

Изнутри верфь выглядела подавляюще — ее размеры, даже по сравнению с "Эскалибуром", были несопоставимо велики. Она легко вместила бы на своих стапелях еще шесть, а то и семь таких кораблей, и еще осталось бы место для чего-нибудь мелкого, незначительного. Сейчас все это великолепие было отдано "Эскалибуру" и еще двум эсминцам, замершим неподалеку. Соломин догадался, что эти корабли предназначены для него, но вообще масштаб работы имперской разведки впечатлял. Только сейчас до капитана начало доходить, что операции и впрямь придается серьезная роль в политике Российской империи, и курируется она с самого верху.

Линейный крейсер своим ходом в ворота мог войти разве что теоретически. Обычно корабли таких размеров подтаскивали буксиры, а потом их подхватывали силовым полем и плавно затягивали внутрь, однако сейчас буксиры запаздывали, и пилоты "Эскалибура" показали местным штафиркам класс, с ходу затормозив точно перед воротами, да так, что буксиры были уже не нужны. После этого, не давая работникам верфи опомниться, двигатели дали короткий импульс, и корабль величественно вплыл внутрь гигантской металлической бочки, которой, собственно, и была верфь. Минуту спустя корабль уже покоился на посадочных платформах, опустившись на них так мягко, что момент касания смогли зафиксировать лишь самые чувствительные приборы.

Когда встречающие подошли к трапу "Эскалибура", их поведение было внешне совершенно спокойным, однако абсолютно белые лица выдавали, насколько они перепугались. Соломин их прекрасно понимал — вид броненосной горы, пилоты которой нарушают все инструкции, и которая может развалить верфь на куски просто чуть-чуть промахнувшись — это зрелище не для слабонервных. И не факт, что спасут системы защиты, потому что неторопливо двигающийся объект массой в сотни тысяч тонн обладает колоссальной инерцией, быстро остановить такой корабль физически не получится, и тем, кто окажется в разгерметизированных от удара отсеках орбитальной верфи, не позавидуешь. Это еще не учитывая, что тех, кто не успеет убежать, просто раздавит, а сама верфь от такого удара может запросто сойти с орбиты.

Однако начальник верфи и ее главный инженер держали марку — мол, и не такое видали. Хотя, кто знает, может, и видали — Черный Новгород имел широчайшую клиентуру, люди сюда залетали разные, в том числе и те, для которых единственным правилом было не признавать никаких правил. Впрочем, этих на Черном Новгороде быстро отучали от излишней самонадеянности — мягкими и всепрощающими власти планеты назвать было сложно.

Поприветствовав вновь прибывших Соломин тут же, не давая им опомниться, поволок их в кают-компанию своего корабля, где уже ждали его офицеры. Одним движением смахнув со стола выложенные туда местными инженерами предложения по модернизации, он предложил свой список, обсуждая который новгородцы лишь кряхтели, как зайцы под катком, представляя сложность работы (они-то думали, что предстоит косметический ремонт, наивные), а Петров медленно наливался нездоровым румянцем, очевидно, представляя, в какую сумму его конторе обойдутся работы. Однако оглядываться на его физиономию, к концу разговора напоминавшую своим цветом вареную свеклу, капитан не собирался, резонно полагая, что уж на модернизацию одного корабля имперская разведка деньги найдет, не разорится. В конце концов, кому надо, чтобы предприятие закончилось успехом — Соломину или разведчикам? Вот то-то, что разведке, поэтому нечего жадничать, тем более что ничего запредельного или невыполнимого капитан не просил, все его требования были взвешенными и технически грамотными, неоднократно согласованными со специалистами "Эскалибура". А что вы хотите? Они ходили на этом корабле раньше, им его эксплуатировать и потом, так что лучше них никто не представляет, что кораблю надо и как этого добиться. По предварительным прикидкам, боевая эффективность корабля после модернизации должна была возрасти как минимум вдвое, и Соломин не собирался отказываться даже от самого маленького болтика, который надо было ввернуть в декоративную панель кают-компании, не говоря уж о новом медицинском оборудовании, замене уже порядком изношенных реакторов или установке артиллерии последнего поколения.

Петров, кстати, тоже показал класс, когда пришла пора утрясать смету. Соломин так и не понял, как у него это получилось, но цену он сбил почти вдвое. В общем, новгородцы уходили с "Эскалибура" в состоянии легкого шока, переходящего в задумчивость, а довольные офицеры разбрелись по своим каютам — до начала ремонта было еще около часа, и это время стоило провести с пользой.

— Ну, ты даешь, — Петров мрачно посмотрел на Соломина. — Ты почему меня не предупредил?

— Да потому, дорогой мой Штирлиц, что ты сразу же начал бы прикидывать, во что все это обойдется, потом постарался бы доказать мне, что то или это абсолютно ненужно, я бы не уступил, в результате было бы то же, что и сейчас, с той лишь разницей, что мы попортили бы друг другу нервы. Зачем? Ты лучше скажи: твои люди на верфи есть? Впрочем, что я спрашиваю, есть, конечно. Напомни лишний раз: пускай не забудут установить прерыватели в системе управления огнем.

— То есть? — Петров остро взглянул на капитана. — Ты понимаешь, что это значит?

— Конечно, понимаю. Это значит, что ты сможешь при необходимости парализовать артиллерию корабля. А если прерыватели будут еще и в энергосистеме, то ты сможешь лишить корабль хода.

— Зачем тебе это?

— А затем, что я не вечен, а тем людям, которых ты мне сейчас даешь, я пока что не могу доверять. Потом, после длительного отсева... может быть... А пока представь себе, что будет, если вдруг на космических трассах окажутся люди без тормозов. И не говори мне, что ты об этом не думал, и установить что-либо подобное не планировал. Давай лучше мы будем честны друг с другом, это куда безопаснее.

Петров задумчиво почесал переносицу и кивнул — только что старый знакомый в очередной раз сумел его удивить, в который уже раз за сегодня, и разведчик не знал пока, нравятся ли ему метаморфозы, которые произошли с капитаном за эти годы, или нет. С одной стороны, Соломин остался прежним в главным, с другой... С другой, произошедшие изменения, прошедшие мимо психологов его конторы, настораживали — определенная степень непросчитанной свободы, появившаяся у капитана, делали его реакции, в некоторых случаях, непредсказуемыми. А может, и наоборот — гусар постепенно уходил, а его место, похоже, занимал холодный и расчетливый циник. Впрочем, они, как всегда, играли на одной стороне, и нареканий к капитану пока не было.

Следующие несколько дней стали для капитана Соломина адом. Это ведь только кажется, что модернизировать корабль просто — даже при наличии четко обговоренного плана, квалифицированных кадров, техники и всех необходимых материалов и оборудования всегда возникает куча мелких вопросов, которые необходимо решать по ходу работ. А еще приходилось выступать арбитром между своими специалистами и инженерами верфей, по-разному думающими о том, что и как надо сделать, а иногда и между своими собственными офицерами — ведь каждый из них приоритетными считал, что его сектор ответственности важнее всех остальных вместе взятых. Пускай не говорил об этом, но думать-то не запретишь, и иногда это выливалось наружу, мешая всему процессу. Словом, какой там отдых — на сон нормальный времени не хватало.

Однако время шло — и все постепенно начало утрясаться. Сложился, наконец, пристойный график работ, перестали спорить подчиненные, механизм ремонта завертелся на полную катушку, и в один прекрасный день, к концу третьей недели, Соломин обнаружил вдруг, что делать ему, в общем-то, нечего. Теперь его присутствие было здесь, в общем-то, не слишком нужным, и капитан решил воспользоваться моментом для того, чтобы спуститься на планету — он не бывал здесь очень давно, со времен бесшабашной молодости, и ему было, что вспомнить. К тому же, он был сейчас, пожалуй, единственным человеком на крейсере, который с момента прибытия не побывал еще на планете. Учитывая же, что корабль с обезьянами, как уже успели прозвать между собой ожидавшееся пополнение, еще не прибыл, можно было позволить себе немного расслабиться.

С ним напросились Джораев, который в последнее время что-то явно скрывал (точнее, думал, что скрывает — Соломин, в свете новых перспектив, присматривался к молодому офицеру, были у него мысли о его более эффективном использовании) и Бьянка. Этой было просто интересно посмотреть, как живут люди на других планетах — ведь кроме своей нищей полудикой родины и Вечного Кипра она ничего не видела. Девушке Соломин почти насильно впихнул одну из своих банковских карт, турист без денег — это печально. К тому же, на карте все равно не хватило бы средств на серьезную глупость.

Снаружи открывался интересный вид на корабль. Больше всего он сейчас напоминал ободранный скелет кита с выпирающими во все стороны внутренностями. Обшивка была во многих местах просто снята — шел монтаж орудийных башен и новых локаторов. Казалось, этот корабль никогда не взлетит, однако Соломин прекрасно знал, что процесс уже подходит к концу, и максимум полторы недели крейсер будет, как новенький. Даже лучше. Усмехнувшись, он вывел бот в космос, после чего круто спикировал прямо в непроглядную черноту лежащей под ногами планеты.

Космодром Черного Новгорода, на который опустился бот, встретил их мрачным, затянутым низкими тучами небом. В эти тучи, казалось, упирались крыши столичных небоскребов на недалеком горизонте — все как всегда на этой планете. Из туч, кстати, не падало ни капли дождя — он здесь вообще шел редко, и тучи, казалось, единственной своей задачей имели придать планете своеобразную мрачную красоту. Под ногами сухо скрипнул песок, который ветер принес на бетонные плиты космодрома и положил тонким, не больше сантиметра, слоем. Оставляя в этом песке нечеткие, быстро исчезающие под легким ветром следы, к трапу лихо подкатила машина таможенников — здесь колесный транспорт был в ходу.

— Здорово, старый черт! — из машины то ли выпрыгнул, то ли вывалился человек огромного роста и богатырских габаритов и бросился к Соломину.

— Костя, ты, что ли? — капитан удивленно уставился на встречающего, и секунду спустя оказался в его медвежьих объятиях.

— Узнал, узнал! А Ганна говорила — забыл! Я как увидел твою фамилию — так сразу и понял, что это ты!

Костя Воропаев был старым знакомым Соломина Когда-то они вместе учились, благо школу Соломин в детстве посещал самую обычную — в Российской империи вообще был только один тип школ — государственные, и на происхождение в них не смотрели. После школы их пути разошлись — один оказался в военном училище, другой — в обычном гражданском институте, однако связь они поддерживали еще довольно долго. В последний раз, кстати, виделись они лет десять назад, вдали от этих мест.

— А ты какими судьбами? — спросил капитан, с трудом вдыхая воздух и осторожно проверяя, целы ли ребра.

— Да нормально все. Работаю здесь, на таможне, начальником смены, потом расскажу, как и что — история это долгая. Ты давай, представляй меня своим спутникам да поехали ко мне — обед ждет!

Три часа спустя, отдав должное вкуснейшему украинскому борщу, который приготовила жена Воропаева, миниатюрная и очень красивая женщина, Соломин так и не смог вырваться из дружеских объятий гостеприимной семьи, не помогли даже клятвенные обещания, что к вечеру обязательно вернется. Если честно, ему просто хотелось побродить по городу и хоть немного побыть в одиночестве, однако пришлось перенести это мероприятие на завтра. Бьянка вовремя смылась, такси отвезло ее в город, а капитан и Джораев застряли надолго — отдали должное домашнему самогону и выслушали занимательную историю о том, как занесло сюда Воропаева. О, это была эпическая история, полная подвигов и приключений, хотя, если выбросить всю шелуху, на которую щедр был язык таможенника, то все сводилось к одной фразе: приехал в гости к родственникам и как-то незаметно прижился. Ганна, слушая мужа, лишь улыбалась да вставляла порой ехидные комментарии, еще больше распалявшие здоровяка. Когда рассказ дошел до момента, когда Воропаев в одиночку перестрелял два десятка контрабандистов, Соломин и сам не удержался от скептического хмыканья. Нет, он поверил бы, если бы Воропаев сказал, что передушил их всех голыми руками — здоровья у него на такой подвиг, безусловно, хватило бы, но чтобы из бластера, которым Константин никогда толком не владел... Хорошо хоть, рассказчик не уловил настроения капитана, а то обиделся бы.

А вот Джораев на байки внимания не обращал вовсе — он сидел, дегустировал, не пьянея, домашние наливки и, судя по всему, останавливаться не собирался. Настроение его было мрачным — это было заметно невооруженным глазом, и Соломину такая хандра подчиненного совершенно не понравилась. Выбрав момент, когда хлебосольные хозяева на несколько минут вышли из гостиной, Капитан быстро наклонился к нему и спросил:

— Ну-ка, лейтенант, колись — что случилось?

Джораев поднял глаза на командира:

— Что, так заметно?

— Еще как. Так что случилось?

— Это — мое личное дело.

— Ошибаешься, пока ты в экипаже — это и мое дело тоже. Сам должен понимать — все мы зависим друг от друга, и если у тебя из-за хандры крыша поедет, расхлебывать придется всем. А если в бою ты себя неадекватно поведешь, я вообще не знаю, что придется делать.

Лейтенант задумался. Соломин не пытался его торопить — каждое решение должно созреть. К тому же вернулись хозяева, и веселье продолжилось. Разговор продолжился лишь через час, когда они вновь остались одни, и Соломин вышел на балкон покурить. Балкон был огромным, опоясывающим весь второй этаж немаленькой виллы на берегу озера — неплохо живут таможенники... Впрочем, жители Черного Новгорода вообще жили богато, как правило, в городах большинство из них только работали, жить же предпочитали в собственных домах вроде этого. А почему бы и нет? Народ работящий, от внешних врагов надежнее целого флота защищает покровительство Российской империи. Ничего удивительного, что они и жили хорошо, и неповторимую, ни на что не похожую природу своей планеты сохранили в неприкосновенности. Единственный минус — на отлично оборудованные курорты Черного Новгорода никто не ездил, да и туристов было мало. Вполне закономерно, кстати — слишком уж пугал необычный цвет планеты из космоса и очень давящее ощущение на приезжих создавало это вечно низкое, всегда покрытое тучами небо. Местные, правда, не обращали на эти моменты абсолютно никакого внимания — как показала практика, люди к такого рода неудобствам привыкали мгновенно. А что не приезжают почти туристы да отдыхающие — так мороки меньше, в лесах никто костры лишний раз не зажжет, да и курорты не дорожают.

Услышав за спиной шаги, Соломин обернулся, кивнул Джораеву и вновь облокотился на перила, рассматривая озеро — огромное, чистое, с невероятно голубой, прозрачной водой. Кстати, почему она голубая Воропаев объяснить не смог — вроде как небо в ней не отражается, оно тучами постоянно закрыто, а вот поди же ты... На дне был виден каждый камушек — а ведь, если верить Воропаеву, глубина начиналась от самого берега и достигала в некоторых местах двухсот метров. Кстати, на завтра планировалась рыбалка — Воропаев обещал незабываемые впечатления, и Соломин ему верил, в подобных развлечениях Константин знал толк.

Джораев остановился рядом, потоптался немного, а потом тоже облокотился на перила и принялся рассматривать озеро. Чувствовалось, что ему очень хочется выговориться, а решиться не может — ох уж эти комплексы... В одиночку против десятка врагов выйти не боится, а рассказать о своих проблемах стесняется, видите ли. Придется все же начинать самому, а то клиент созрел, а толку — ноль.

— Рассказывай.

Лейтенант вздохнул и принялся колоться, как сухое полено, а Соломин слушал его и тихо офигевал — жизнь, оказывается, не самая плохая штука. Иногда она еще хуже...

А ведь банально все — у парня жена ушла, сына забрала. Он об этом недавно, когда на Вечном Кипре отдыхали, узнал. Вот и психует — держался, держался, а сейчас раскис. Что дуре-бабе надо, Соломин не представлял совершенно — он женщин вообще понимал плохо. Хотя, конечно, когда мужа годами не видишь... Трудно сказать, можно ли ее осуждать за это.

Соломин тут же предложил лейтенанту отправить его домой, однако Джораев отверг эту идею категорически. Может, и правильно, кстати — разбитое все равно не склеишь, а нервы лишний раз трепать — какой смысл? Оставалось только перевести разговор в конструктивное русло.

— Знаешь, лейтенант, я тебя не совсем понимаю. Ну, ушла жена — хреново, конечно, но это уже прошлое. Живи настоящим. Может, и к лучшему, что ушла — теперь у тебя руки развязаны.

— В смысле? — Джораев удивленно поднял глаза.

— Да ладно тебе невинность-то изображать. Думаешь, не вижу, как ты вокруг трофейной принцессы вьюном ходишь? Прости, но ты единственный в экипаже, кто уверен, что это незаметно. На тебя, кстати, уже ставки делают, имей в виду.

— Какие ставки?

— А разные, — капитан небрежно махнул рукой. — Переспишь ты с ней или не переспишь, а если переспишь — то когда. Женишься на ней или не женишься после этого... В общем, масса вопросов, и тотализатор работает вовсю. Может, подскажешь, на что ставить?

На Джораева было жалко смотреть. Соломин чертыхнулся мысленно, вздохнул и негромко сказал:

— Ну чего ты теряешься? Красивая девчонка, к тебе, кажется, неравнодушна — вперед и с песней. Что мне, всему тебя учить надо?

— Командир, так ведь от этого только хуже будет.

— Тебе? Сильно сомневаюсь. Проблемы, вызванные женщиной, лучше всего лечатся другой женщиной.

— Во-первых, у нее есть жених...

— Это чудо арабское, что ли? Не смеши, ты круче.

— И потом, ты же ее англичанам отдать собираешься. Точнее, продать.

— Успокойся, пацан, — Соломин пьяно хохотнул. — Я и раньше-то не слишком хотел этой сделки, а в свете нынешних обстоятельств и вовсе переиграю ситуацию. Есть одна идея...

— Какая?

— Увидишь. Главное, ничему не удивляйся и не дергайся. Но потом придется отработать.

— Командир, да я всегда...

— Спокойно, ты еще не знаешь, что тебе предстоит сделать. Ты меня еще проклинать будешь.

— Командир...

— Молчать. И слушать. Ты знаешь, что мы очень скоро получим пополнение, причем не лучшего качества. Да что там не лучшего — с откровенным душком. Но ни ты, ни остальные не знаете, для чего оно нам, это пушечное мясо. Тебе я скажу. Мы будем менять статус, во всяком случае, частично. В общем, получен карт-бланш на захват планеты, не буду пока говорить, какой, и создание там собственного государства. Захватить мы ее захватим, но сидеть я там не собираюсь — сам понимаешь, я космонавт, а не администратор. Нехорошо, конечно, но я знаю, что умею делать, а что — нет, и не хочу напортачить. Поэтому наместником там будешь ты, склонность к решению неординарных задач у тебя есть, и твоя задача — с горсткой не самых лучших солдат навести там порядок, поставить планету под свой полный контроль, наладить администрацию... Честно говоря, проще перечислить, что тебе не надо делать. Работа будет адова, но делать ее все равно придется, и все это с минимумом времени, сил, средств и людей. Справишься? У тебя есть еще время отказаться.

— Справлюсь, — Джораев ответил мгновенно, не задумываясь, и это понравилось Соломину.

— Молодец, — удовлетворенно кивнул он. — А теперь пошли — нас ждет продолжение банкета.

В общем, отсыпаться после излишне выпитого Джораев ушел успокоенный и обнадеженный. Бьянка, вернувшаяся довольно поздно, обнаружила, что хозяева ждут только ее — Соломин и Джораев уже вовсю храпели в своих комнатах, но насчет нее хозяева получили точные и четкие инструкции. Воропаев утром по секрету с улыбкой рассказал Соломину, что девушка очень расстроилась, когда ее отправили спать в другое крыло дома, и рассказ этот вызвал ответный смешок капитана, но другой реакции не последовало.

Весь следующий день Соломин посвятил хозяйственным делам. Корабли ему достанутся в отличном состоянии, это он знал — линейный крейсер модернизируют, в принципе, работы почти закончены, эсминцы переберут по косточкам, отладят, что-то поменяют, словом, не жизнь, а малина. И что дальше? Подберут экипажи — и в рейд? А вот хрен вам, боевой корабль — это не только и не столько даже броня, оружие, двигатели и прочее "железо". Корабль — это, в первую очередь, его экипаж, люди, которые оживляют все это. И эти люди месяцами будут жить в бронированных консервных банках, почти постоянно ходя по лезвию ножа. Нервы человека — штука крепкая, но отнюдь не сверхпрочная, а значит, надо обеспечить экипажу максимально возможный комфорт. У Соломина был огромный список всевозможных мелочей, от фруктов до картин на стены, которые должны были создать на борту кораблей строго определенную атмосферу, этот список он составил вместе со своими офицерами, в первую очередь корабельным врачом, по совместительству и штатным психологом, и по этому списку надо было закупить все. Ну, или почти все, но как раз это было работой для капитана, как держателя финансов и хозяина корабля, и старпома. Увы, старпом теперь рассекал космос на своем "Альбатросе", замены ему пока что не нашлось, и пришлось капитану отдуваться самому.

К счастью, здесь были фирмы, специализирующиеся на поставках оборудования для кораблей, и заказ командира "Эскалибура" даже нельзя было отнести к большим — так, мелочь. Некоторые фирмы "под ключ" создавали интерьеры круизных лайнеров, рядом с которыми линейный крейсер смотрелся карликом, к тому же обстановка его интерьеров была хотя и не спартанской, но до роскоши самоходных космических дворцов никак не дотягивала. Правда, фирмы, обслуживающие такие заказы, и цены ломили соответствующие, а платить Соломину приходилось из собственного кармана. К счастью, были на Черном Новгороде и не столь дорогие поставщики, поэтому, покопавшись в сети и потратив полдня на разговоры, он разместил заказы и обговорил сроки поставки. Деньги все равно пришлось заплатить приличные, но тут помог Воропаев, имевший подвязки, казалось, по всей планете. Впрочем, Соломин не удивился бы, если бы так и было — друг детства был мужик ушлый, хорошо знающий грань, перед которой следует остановиться, но по эту сторону закона давно освоивший все лазейки. В общем, нормальное качество по приемлемой цене Соломину обещали.

А ближе к вечеру капитан отправился в город — просто побродить по улицам, где он, бывало, гулял во времена бесшабашной лейтенантской молодости, посидеть в кафе, где сидел тогда, вдохнуть воздуха, которым дышал... И еще раз убедиться, что нельзя возвращаться в те места, где когда-то тебе было хорошо, лучше оставить воспоминания воспоминаниями, а не калечить романтику о суровую прозу изменившейся жизни.

Словом, домой он вернулся не то чтобы в расстроенных чувствах, но настроение было ощутимо испорчено. Воропаев, очевидно, это понял, во всяком случае, никаких "я тебя предупреждал" не было. Вместо этого был легкий ужин и ночная рыбалка — хорошее средство для поднятия настроения.

На озеро отправились уже в темноте. Небольшой катер Воропаева, подсвечивая мощным прожектором, отошел метров на сто от берега, и все четверо (Ганна не поехала, сказав, что уже заколебалась сначала с мужем ловить, а потом за двоих чистить) забросили удочки.

Рыбалка удалась. Местная рыба, очень похожая на земную, только вместо чешуи покрытая панцирными щитками, очевидно, привлеченная светом, бросалась на наживку, как бешеная. Экземпляры были немаленькие, килограмма по два-три, И в результате через час примерно надергали штук по пятнадцать на брата. Можно было бы и больше, но рыба упорно сопротивлялась, пытаясь уйти под днище катера или выпрыгивая из воды на полметра, а то и выше. Для опытных в рыбалке мужчин это не создавало очень уж больших проблем, а вот Бьянке приходилось туго, и остальные тратили немало времени, чтобы ей помочь.

А потом все резко кончилось. Вода вокруг катера как будто вскипела от бросившейся в стороны рыбы, и наступила пугающая тишина, в которой удивительно четко разнесся мат Воропаева, бросившегося к штурвалу.

Стартер глухо взвизгнул и смолк. Потом еще раз, еще, но двигатель упорно не хотел заводиться. А потом пронзительно завизжала Бьянка, тыкавшая пальцем куда-то в сторону носа. Соломин посмотрел и сразу понял причину ее визга — из воды на палубу катера вылезли два длинных и тонких щупальца, похожие на щупальца кальмара, только без присосок.

Что за тварь испортила им рыбалку, Соломин разбираться не стал — просто возблагодарил местные законы, не запрещающие ношение никакого оружия. Жители Черного Новгорода очень гордились своим статусом независимой планеты и вроде как форпоста России, и оружие таскали многие. От его необоснованного применения их ограждали жесткие, порой даже жестокие законы, ограничивающие возможность его применения считанными случаями, но прийти в ресторан с бластером на поясе было нормально. Сейчас этот обычай был рыбакам на руку — у обоих офицеров при себе оказались не только бластеры.

Не обращая внимания на предупреждающий крик Воропаева, Соломин шагнул на нос катера и совершенно спокойно дважды взмахнул рукой. Щупальца метнулись к нему, из-под воды вырвалось еще несколько, но почти сразу вода дважды вздрогнула, ее поверхность вспучилась от мощных подводных взрывов, и все успокоилось.

Воропаев развернул прожектор, и все увидели, что на поверхности воды, вяло шевеля щупальцами, плывет что-то вроде огромного, склизкого кожаного мешка. Щупалец было много, больше десятка, но никто их считать не стал — оглушенная взрывами тварь была омерзительна. Бьянка шарахнулась на корму, а Соломин и Джораев достали бластеры, и как в тире расстреляли чудовище.

Когда изрубленная плазменными зарядами тварь погрузилась под воду, Соломин повернулся к Воропаеву и спросил:

— Это что за гадость?

— Песчаный спрут. Я не знаю, откуда он взялся — их очень тщательно истребляли, в последний раз такого видели здесь лет пять назад. Может, в половодье с руки заплыл, не знаю. Мужики, мы ведь чуть не погибли.

— Спасибо за информацию, — зло фыркнул Соломин, убирая бластер в кобуру. — Я как-то догадался.

— Чем ты его?

— Гранатами, чем же еще... Хорошая привычка таскать в карманах всякую всячину. Вот, рыбу глушить пригодились. Все, рули к дому — расхотелось мне как-то рыбачить.

— Да и бесполезно уже, — вздохнул Воропаев, — эта сволочь всю рыбу на километр вокруг распугала, да ты еще добавил со своими гранатами...

— Хорошо, в следующий раз я оставлю их на берегу... И сам останусь, ладно? А ты лови, лови... На вот, у лейтенанта еще парочка есть, спрячь их у себя где-нибудь, на всякий случай. Они, случаи, разные бывают. Что там с твоим дредноутом? Почему когда надо он не заводится?

— Говорят, спрут генерирует мощное магнитное поле, выводящее из строя электронику. Если это так, к берегу придется грести...

К берегу и впрямь пришлось грести, хорошо, что было недалеко. Однако ничего, справились, хотя и высказали Воропаеву много теплых и ласковых слов. Тем не менее, когда два часа спустя они сидели на веранде и ели удивительно нежные стейки из собственного улова, настроение всей компании заметно улучшилось, во всяком случае, они теперь вспоминали рыбалку, скорее, со смехом. Больше всего, конечно, досталось Бьянке с ее визгами, когда снятая с крючка рыба лупила ее мокрым хвостом по ногам, хотя не остались без внимания ни Соломин, зацепившийся штанами за собственный крючок, ни Джораев, который так впечатлился особо крупной рыбой, что та ухитрилась выскользнуть у него из рук и благополучно прогуляться за борт, ни Воропаев с его не работающим двигателем. В общем, нормально отдохнули. А потом, когда все уже расходились, Воропаев спросил капитана:

— Слушай, вот ты объясни мне — почему у тебя корабль так называется?

— В смысле? — не понял Соломин.

— Ну, вот сам посуди — у наших все корабли носят какое-нибудь родное название. Вон, русская эскадра, которая у нас базируется: линкоры "Император Александр Второй" и "Иван Грозный", монитор "Добрыня Никитич", крейсера "Ястреб", "Ирбис", еще какие-то звериные названия. А твой корабль назван, если мне память не изменяет, по имени легендарного меча короля Артура. Это ведь из американских легенд, кажется? И ты ведь, насколько я знаю, название не менял.

— Из английских, а так — все верно. Такова уж моя удача — мне достался единственный во флоте корабль с английским названием.

— То есть?

— Ну, ты помнишь — наши предки били всех, и англичан, и американцев, и японский флот пару раз раздраконили... Разве что с немцами в космосе не схлестывались, но те ведь не дураки — как упали империи в кильватер, так в нем и идут. Пожалуй, единственное государство, с которым мы более-менее сотрудничаем — из наших соседей немцы куда более достойны уважения, чем все остальные. Хотя чего я объясняю? Ты и сам все это знаешь.

— Знаю, конечно, — кивнул Воропаев. — И что из этого?

— Да ничего особенного. Просто в любой войне случаются трофеи, и имя первого трофея от каждого разбитого нами противника принято сохранять и увековечивать — чтобы помнили и мы, и они. Поэтому у нас на флоте есть линкор "Техас", крейсер "Чиода", линейный крейсер "Дюнкерк" и еще много кораблей с подобными именами. Вот и "Эскалибур" был первым кораблем, захваченным у англичан. Линейный крейсер "Эскалибур"... Лет десять он, после ремонта, прослужил под нашим флагом, потом его списали на слом, все-таки жуткое барахло было, а имя присвоили кораблю, построенному уже на отечественных верфях, потом следующему... Мой корабль — это уже пятое поколение "Эскалибуров".

— Интересно... Я никогда не задумывался над подобным.

— Э, наша история полна загадок и неожиданностей. Ты, например, никогда не задумывался о происхождении названия линкора "Владимир"?

— Честное слово, никогда о таком и не слышал даже.

— Ну, тебе проще — ты у нас почти гражданский. Да и то сказать, линкоров у империи сейчас столько, что все не упомнишь. Но, в общем, для информации тебе. Официальная версия, что он назван так в честь знаменитого певца и композитора прошлого. Его песни и сейчас играют, — Соломин подошел к стене, снял с нее изрядно запыленную (наверное, от частого использования, хе-хе), гитару, ловко настроил и взял несколько аккордов. — Ну что, узнал?

— Если честно, нет — ты у нас всегда был криворуким. В смысле, музыкант ты паршивый.

Соломин развел руками — что уж греха таить, играл он и впрямь паршиво. Воропаев почесал затылок:

— Ты знаешь, я догадываюсь, о ком ты говоришь. "Черные бушлаты", "Их восемь — нас двое"... Он?

— Да, он. А ты не подскажешь, что было с ним дальше?

— Ну, насколько я помню... и насколько я читал, он в свое время стал президентом России во время кризиса, одним из величайших президентов, который ухитрился спасти страну от полного распада. В принципе, с него началось возрождение страны.

— Да, я тоже встречался с подобной информацией. Только вот, ты знаешь, я имел доступ к куда более серьезным архивам, и нашел там интереснейшую информацию...

О том, что его к этой информации подвели и носом ткнули, Соломин умолчал. Просто считалось, и не без основания, что члены императорской семьи обязаны знать, как все происходило на самом деле, и его учили истории намного серьезнее, чем других. Пропаганда пропагандой, а ориентироваться стоит все же на факты.

— И что же там было? — спросил заинтригованный таможенник.

— Да просто это два разных человека. Тот, который певец, умер за два десятилетия до того, как тот, который президент, пришел к власти. Насчет величайшего президента — тоже перебор. Много там было... всякого. Хотя страну он удержал, это факт. Просто, поверь мне, наши пропагандисты тоже не зря свой хлеб едят.

— Ничуть не сомневаюсь. Может, есть еще что-то, что я не знаю?

— О, поверь мне, ты очень многого не знаешь. Даже то, что, считается, известно всем и относится к знаниям общего порядка.

— Например?

— Пример? Да пожалуйста. Ты знаешь, что гипердвигатели были изобретены русскими учеными?

— Конечно, знаю. Это все знают.

— А вот хрен тебе. Ничего ты не знаешь. И гипердвигатели, и кварк-реакторы, и еще много чего наши предки никогда не создавали.

— То есть?

— То есть прилетел на нашу планету корабль иной цивилизации, обогнавшей нас на столетие примерно. Неважно, как она называлась — ее все равно больше нет. Суть в чем — это были не исследователи, не ученые, не завоеватели даже. Ты будешь смеяться, но это были охотники, и нас они за разумных существ не считали. Мы для них были дичь, не более. Они приземлились в сибирской тайге — корабль пришельцев был невелик и позволял входить в атмосферу. А потом они начали охотиться — на волков, медведей, зайцев, людей... там поблизости город был... А еще там был гарнизон, и танковая рота расстреляла этот корабль в два счета. Когда солдаты поднялись на борт, они обнаружили холодильник с трофеями... Нюансов я не знаю, но, когда наши предки скопировали чужие технологии, та цивилизация оказалась первой, исчезнувшей с карты галактики.

— Слушай, страшные вещи ты говоришь. Это ведь наверняка секретные сведения?

— Да нет, зачем секретить, если можно просто утопить крупицу правды в океане бесполезной и противоречивой информации? Вот ты выйдешь сейчас на улицу, начнешь рассказывать об этом — и что? Да тебе просто не поверят. Люди будут верить в то, во что им удобнее верить, вот так-то, и что наши люди, что какие-нибудь китайцы в этом абсолютно одинаковы. А кому надо — те знают, ты поверь.

Воропаев почесал затылок:

— Как-то это не слишком хорошо выглядит...

— И что тебе не нравится? Во все времена власти переписывали историю, только дураки делали это явно, а умные — так, как сейчас.

— Но можно ведь как-то иначе...

— Как? Только ты, пожалуйста, дай точную процедуру.

— Слушай, что ты пристал — я же не специалист в этом.

— Не специалист — ну и не возмущайся тогда, а то уподобляешься кухонным интеллигентам. И, кстати, не я начал разговор.

Пока Воропаев возмущенно пыхтел, пытаясь подобрать слова, незаметно подошедшая сзади Бьянка спросила:

— А кто такие кухонные интеллигенты?

— Это такая секта умственно отсталых людей, считающих себя самыми умными и почему-то решивших, что они — хранители культуры... А ты чего подслушиваешь?

— Я не подслушиваю — это вы тут орете на весь зал, — девушка обиженно вздернула носик, повернулась и, всей спиной выражая возмущение (и как это у женщин получается? Загадка природы), гордо удалилась. Соломин проводил ее удивленным взглядом, а Воропаев, очевидно, почувствовав себя отмщенным, жизнерадостно заржал:

— Вот так и рождаются подкаблучники.

— Чего-о? — Соломин резко обернулся. — Ты думай, чего несешь!

— А чего тут думать? Через пару-тройку месяцев девчонка будет вертеть тобой, как хочет. Успокойся, это вполне нормальный процесс, да и тебе давно пора уже остепениться и подумать о наследнике.

— Тьфу на тебя! — капитан повернулся и решительно зашагал к себе, сопровождаемый ехидным смехом товарищей — громким и жизнерадостным Воропаева с женой и сдержанным — Джораева (субординация, однако). До своей комнаты, впрочем, Соломин так и не дошел — на полдороге он остановился, почесал затылок и негромко сказал:

— Костя, знаешь, у меня будет к тебе серьезный разговор.

Смех у Воропаева прошел сразу — судя по тону, разговор предстоял серьезный. Он кивнул, и они с Соломиным уединились на несколько минут в гостевой комнате.

Разговор и впрямь был достаточно серьезным, хотя и несколько неожиданным для Воропаева. Не посвящая товарища в нюансы, он предложил ему, воспользовавшись своими опытом и связями, организовать фирму. Обычную такую фирму, купи-продай все подряд... Просто в ближайшее время, в свете ожидавшегося изменения статуса, ожидалось много всякого разного и интересного, а главное, дешевого. Правда, неизвестно точно, чего. И Черный Новгород для реализации всего этого добра подходил намного лучше, чем Вечный Кипр. Да и потом, если и давать кому-то заработать — так лучше уж своим. Благосостояние киприотов Соломина не волновало совершенно, зато уровень жизни своих товарищей — весьма и весьма.

Воропаев почесал в затылке и попросил пару дней на подумать. Соломин кивнул, соглашаясь, только сказал не слишком затягивать — до отлета вопрос, так или иначе, должен был быть решен. На этой деловой ноте мужчины и разошлись спать.

Ну а на следующий день все они заполучили проблемы — не то чтобы серьезные, зато на ровном месте. И началось все на редкость буднично — вся троица отпускников отправилась в космопорт для того, чтобы сесть в свой бот и вернуться на крейсер. На все про все, теоретически, не больше получаса, включая все формальности. Увы, им пришлось задержаться — на посадку заходил транспортный бот, и что-то у него было не в порядке с двигателями. Во всяком случае, машину массой почти в тысячу тонн мотало так, что Соломину, видавшему виды пирату, стало страшно. Он не боялся выходить одни на один против вражеской эскадры, но погибнуть из-за того, что у кого-то проблемы, и самому при этом не иметь возможности что-либо изменить шло в разрез с его жизненной позицией и вгоняло капитана в мрачную меланхолию.

Результат неряшливой посадки был вполне предсказуем. Бот коснулся бетонных плит космодрома, не погасив скорость, да вдобавок под углом. От удара подломились посадочные опоры, и вся эта масса с грохотом рухнула, корпус раскололся... В общем, куча проблем. Правда, тут же объявили по громкой связи, что никто не пострадал, но работа космопорта была парализована наглухо.

Оставалось только ждать, причем довольно долго и, чтобы хоть как-то скрасить вынужденное ожидание, мужчины отправились в бар, где взяли по бокалу пива, оккупировали столик у окна, из которого открывался неплохой вид на прилегающий к космопорту лес (на то, как заливают противопожарной пеной искалеченный бот смотреть у них не было никакого желания), и начали обычный для подобных ситуаций разговор ни о чем. Бьянка вначале отправилась побродить по расположенным в космопорту магазинам, но вскоре присоединилась к своим спутникам, разочарованная малым выбором товаров и высокими ценами. Взяв себе сок (она практически не пила, даже вино), девушка уселась за соседний столик — она все еще демонстративно дулась на Соломина. Ну, ее дело — капитана мало трогали чьи-то обиды.

— Эй, красотка, ты чего скучаешь?

Соломин повернулся — ну да, так и есть, к столику, за которым сидела Бьянка, подсаживались трое мужчин, одетых настолько колоритно, что не признать в них французов было сложно. Очевидно, матросы с какого-то торгового корабля, застрявшие, как и они, в порту из-за этой аварии. Здесь, на Черном Новгороде, народ относился к иностранцам намного терпимее, чем в метрополии — специфика положения. Где-нибудь на Казани-на-Альтаире иностранные матросы вели бы себя максимально аккуратно, чтобы избежать неминуемых проблем, а здесь ничего, приняли на грудь и полезли к девушке знакомиться, не обращая внимания на то, что она им, в общем-то, не рада.

— Да пошли вы, — отмахнулась Бьянка, и пояснила, куда французам следовало бы идти. Цветастости выражений позавидовал бы боцман... У которого, похоже, она и научилась этим оборотам. Соломин поморщился — такие слова, услышанные от девушки, его коробили. Пожалуй, стоило заняться ее воспитанием.

Между тем, обстановка за соседним столиком малость накалилась. Бьянка попыталась встать, один из французов схватил ее за руку. Девушка влепила ему пощечину, несмотря на невеликий рост с такой силой, что голова пьяного мотнулась, вскочила, тут же вскочили двое других французов...

— Отставить! — Соломин одним движением оказался рядом, нависая над мелковатыми французами своей мощной фигурой. Сзади сопел в затылок Джораев.

— А пошел ты... — неожиданно совершенно по-русски отреагировал ближайший француз. Соломин даже оторопел — не привык он как-то, что на русских кто-то смеет повышать голос. Очевидно, градусы подтолкнули представителя третьей (а по оценке некоторых аналитиков, и второй) по мощи державы освоенного человечеством космоса забыть, кто здесь самый главный папа. А ведь по трезвому один вид разгневанного русского, даже не в военной форме, заставил бы француза наложить в штаны. Нахамить русскому! Подумать только, на какие подвиги толкают человека лишние сто грамм! Похоже, сейчас придется учить сопляка, хотя, конечно, не хотелось устраивать здесь дебош.

— Ну-ка, тараканы в беретах, разбежались по углам — и чтобы я вас больше здесь не видел! — в последней попытке разрешить дело без драки, рявкнул он. Обычно такого вот рыка хватало, чтобы шпана любой национальности скромненько сделала бы в штанишки и уползла. Увы, на сей раз фокус не удался — напугать пьяных французов не получилось. При этом Соломин по инерции шагнул вперед, автоматическим движением кладя руку на пояс, где обычно была кобура. Увы, бластера не было — по правилам, его сдавали при входе в космопорт и получали обратно, выходя на летное поле. Сзади его жест в точности повторил Джораев. Однако угроза со стороны штатских (ни на Соломине, ни на Джораеве формы не было, а повседневные комбинезоны были гражданского образца — они были просто удобнее), да еще и безоружных, французов не впечатлила. Их было трое против двоих, и одно это вызвало реакцию атаки.

Капитан настолько не ожидал того, что произошло вслед за этим, что успел среагировать только в самый последний момент. Уклониться от удара ему удалось лишь частично, и кулак француза только скользнул по скуле вместо того, чтобы пробить точно в челюсть. Однако и скользящего удара хватило, чтобы Соломин потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол — очень похоже, этот француз знал толк в боксе и собирался продемонстрировать свои таланты на некстати вмешавшемся русском.

Несмотря на всю абсурдность ситуации и боль в спине, Соломин успел вскочить раньше, чем француз пустил в ход свои тяжелые, с магнитными набойками ботинки-говнодавы. Поднырнув под богатырский удар, капитан провел левый крюк в печень и, как только француз согнулся от резкой боли, с силой пнул его в очень удобно опустившееся лицо, благо его собственные ботинки в стати ничем не уступали обуви француза — были такие же тяжелые и твердые, так что зубы француза вылетели, будто игральные кости.

Перешагнув через растянувшееся во весь рост бесчувственное тело, капитан поспешил на помощь Джораеву, схватившемуся сразу с двумя противниками, однако его вмешательство уже не требовалось — один француз лежал, держась за сломанную ногу и тихо подвывая, а второму лейтенант как раз заканчивал вбивать хорошие манеры. В качестве аргумента он использовал угол стола, о который бил француза лицом. Ничего удивительного в таком исходе схватки не было — русских десантников натаскивали исходя из того, чтобы они могли вести бой против не менее четырех подготовленных солдат любой армии мира. Таким образом русские компенсировали относительную немногочисленность своей армии, и получалось у них, надо сказать, неплохо. В свете этого, у французов шансов не было никаких.

— Сзади! — испуганно вскрикнула Бьянка. Соломин рефлекторно обернулся, как раз вовремя, чтобы среагировать на товарищей побитых французов, пышущих жаждой мести и бегущих к месту побоища.

Первого француза Соломин пропустил мимо себя, чуть-чуть добавив ему ускорения и подправив траекторию так, чтобы он врезался головой в массивную барную стойку и затих, безучастный ко всему последующему действу. Крутанувшись вокруг собственной оси, капитан подхватил очень кстати подвернувшийся стул и с восторгом разбил его о голову второго француза. Очень удобно было, что здесь, на Черном Новгороде, мебель традиционно делали из натурального дерева, и тяжелый стул идеально подходил для драки. Столкновения с головой француза он, правда, не пережил, но и голова, похоже, оказалась не на высоте. Во всяком случае, француз хрюкнул и бесформенной массой осел на пол.

Третий из противников, опоздавший к началу схватки, размахивал ножом с такой скоростью, что лезвие, блестящее в свете ламп, казалось, превратилось в стальную молнию. Капитан, однако, тоже был не промах — в правой руке он все еще держал ножку стула, которой тут же заехал любителю помахать железом по запястью. Сухо хрустнуло, француз по-бабьи взвизгнул, а нож серебристой рыбкой улетел куда-то в угол. Не давая противнику опомниться, капитан обратным ходом импровизированной дубинки врезал ему в челюсть и добавил ногой в живот. От не очень резкого, но сильного прямого удара француза отбросило назад, и желания принимать дальнейшее участие в схватке он не проявил.

Отшвырнув деревяшку и подхватив новый стул, капитан поспешил на помощь Джораеву, на которого насели сразу четверо. Впрочем, лейтенант уверенно оборонялся и уже успел вырубить одного из противников. Трое других, правда, расслабляться ему не давали и теснили Джораева в угол.

Соломин внес коррективы в расклад, разбив второй стул о голову ближайшего француза, а второго поймав за шиворот. Сила у капитана была медвежья, поэтому и рывок вышел соответствующий. Ткань комбинезона затрещала, но выдержала, а так как француз в тот момент двигался вперед, то его ноги опередили тело и, потеряв равновесие, незадачливый драчун рухнул на спину. Соломин тут же два раза впечатал в него кулак, в зародыше подавляя всякую мысль о продолжении сопротивления, и повернулся к своему более молодому и легкому спутнику, но тот уже справился сам. Поймав последнего оставшегося на ногах француза на прием, Джораев бросил его через плечо, и француз всей своей немаленькой тушей обрушился на удачно подвернувшийся стол. Ножки стола разъехались, столешница треснула, но ломающаяся мебель смягчила падение и спасла упавшего от серьезных травм. Однако воздух из его груди со всхлипом вышел, и дальнейшего участия в веселье он принять уже не мог. Хотя, конечно, веселье тоже закончилось, потому как у русских кончились противники.

Вся схватка заняла несколько секунд, куда меньше, чем ее описание — ничего удивительного, так всегда бывает, особенно когда бой идет в замкнутом пространстве. Раз — и все, двое русских стоят посреди не слишком-то и разгромленного зала, а вокруг них лежит десяток французских матросов с торгового корабля. Кто-то постанывает, а кто-то лежит тихонечко, не портя окружающую действительность своим неэстетичным поведением. Остальные присутствующие числом десятка два индивидуумов разных национальностей сместились к стенам и с интересом наблюдают за происходящим. Судя по спокойной реакции, в исходе схватки никто особо и не сомневался.

К Соломину тут же подскочила Бьянка, почему-то с платком в руках, который она тут же намочила из стоящей на уцелевшем столе бутылки с минералкой. Капитан зло мотнул головой, но девушка решительно схватила его одной рукой за подбородок, а другой принялась вытирать ему лицо. Платок моментально окрасился красным — Соломин протянул руку и нащупал на скуле длинную кровоточащую ссадину. Бьянка тут же хлопнула его по пальцам:

— Не лезь, заразу занесешь.

Капитан хотел резко возмутиться, но их прервали.

— Так-так-так, это что здесь происходит?

В бар заходили люди, и не космонавты, которым нечего делать, а здоровенные лбы из службы охраны, вооруженные электрошокерами. Еще спустя пару минут они удалились, ведя за собой Соломина, Джораева и Бьянку и неся на носилках, благо народу было достаточно, побитых французов. Остальные последовали за ними сами, в качестве свидетелей.

Разобрались, правда, быстро, даже свидетели не потребовались — установленная в зале камера наблюдения со свойственной электронике скрупулезностью зафиксировала, что происходило и кто начал драку. Французов утащили в госпиталь — прежде чем представить перед судом, их надо было как минимум поставить на ноги. Ничего серьезного им, правда, не грозило — штраф, компенсация за причиненный ущерб и, если подвергнувшиеся нападению русские в лице Соломина, Джораева и Бьянки (для девушки было шоком узнать, что ее, оказывается, считают здесь русской) решат подать жалобу, пара месяцев исправительных работ. Соломин, впрочем, жалобу подавать не собирался, да и его товарищи тоже — зачем? Только лишние бумажки, а французы и так свое получили — им еще лечение свое оплачивать, это суммы немалые. Это для русских лечение бесплатное, а чужим в России лучше не болеть — лучшая в мире медицина и стоит соответственно, и тратить время непонятно на кого врачей не заставит никакая клятва Гиппократа.

А вот когда они уже покидали дежурное помещение, и начались неприятности. Навстречу им в коридоре попалась группа офицеров с базирующейся здесь эскадры, которые возвращались на свой корабль с отдыха. Для Соломина так и осталось загадкой, кто их узнал, а главное, откуда этим офицерам был известен род их занятий, однако между офицерами пробежал легкий шепоток, и один из них, капитан-лейтенант лет тридцати, брезгливо скривил губы и бросил:

— И здесь пираты. Что этой швали у нас понадобилось?

Джораев моментально покраснел — от предков ему достался вспыльчивый характер. Соломин не успел удержать своего подчиненного — тот шагнул вперед и дважды врезал хаму по щекам тонкими кожаными перчатками.

Наступила тишина, такая, что было слышно, как жужжит какой-то местный аналог комара. Тишина была вязкой, она ощутимо давила на уши, и было от чего — пожалуй, впервые для большинства присутствующих, обнаглевший пират нанес оскорбление русскому офицеру, демонстративно, при всех. За это убивали.

Точнее, за подобное убили бы любого нерусского, причем сразу. Если за границей расклады были чуть иными, то на территории Российской империи за нападение либо публичное оскорбление дворянина или офицера (статус офицера в период службы и после выхода на пенсию был приравнен к дворянскому) иного наказания чем смертная казнь не предусматривалось. К своим отношение было проще — если это совершил штатский, не имеющий титула, то ему банально набили бы лицо, а дворянина (или, опять же, офицера) вызвали бы на дуэль. А вот статус пирата, пусть и русского, был несколько неопределенным, хотя к пиратам "настоящие" военные традиционно относились несколько брезгливо.

Прелесть же сложившегося положения заключалась в том, что среди молодых (самым старшим был все тот же тридцатилетний капитан-лейтенант) офицеров обстрелянных, похоже, не было. Они несли службу в тихом районе, были хорошо подготовлены, но вот по-настоящему воевать им не приходилось. Конечно, будь при них оружие, дальнейшие расклады были бы непредсказуемы, но оружия-то у них как раз и не было — закон независимой, пускай и формально, планеты приходилось соблюдать. Так что же им, пытаться заколоть Джораева кортиками? Так ведь не сумеют, да и не готовы они к подобным действиям...

Ситуацию разрулил вышедший из-за угла мужчина лет тридцати пяти, с погонами капитана второго ранга. Увидев, что происходит нечто не совсем понятное, он рыкнул:

— Отставить! Смирно! — потом перевел взгляд на Соломина, и лицо его вытянулось от изумления. — Товарищ капитан первого ранга...

— Вольно, — сделал отмашку Соломин. — Пасынков, это ты, что ли?

— Так точно!

— Японский городовой, а это что, твои парни?

— Так точно...

— Да что ты заладил так точно, так точно... Я, если ты не заметил, в отставке, так что говори нормальным языком. Ты какими судьбами здесь?

— Командую крейсером "Ирбис", базируемся здесь. А вы, я слышал, на вольные хлеба подались?

— Ну да, собственная эскадра, уже четыре корабля. Наших, естественно.

Пасынков присвистнул:

— Здорово!

— Ну так... Чай, не дети уже. Долго еще здесь будешь?

— С неделю примерно. Корабль встал на плановый ремонт.

— Я столько же, поэтому завтра прошу ко мне. Номер дока...

— Да я знаю, где твой корабль ремонтируется. Не знал только, что именно твой. Где нашел красавца?

— Завтра и расскажу. За рюмкой чая.

В этот момент был еще очень хороший шанс все замять, свести к недоразумению. Пасынков когда-то был штурманом на крейсере, которым командовал Соломин, они хорошо друг друга знали. Да и вообще не было ничего удивительного, что встретился знакомый — прослужив на флоте всю жизнь и достигнув немалых чинов, сложно не обрасти знакомствами. Если бы остальные промолчали, то на этом все бы и закончилось. Джораев промолчал. Отхлестанный по щекам офицер не захотел.

Короче говоря, все закончилось формальным вызовом на дуэль. Конечно, будь Джораев иностранцем, или не будь он дворянином — какая там дуэль? Нападение на гражданина Российской империи карается везде и одинаково, однако сейчас была иная ситуация. Джораев был русским, и гражданства его никто не лишал. По законам империи он не был преступником, так как на территории России никаких преступлений не совершал, а что уж он творил за ее пределами — только его дело. Он был офицером, пускай и в отставке, а главное, он был дворянином. Не будь этого, последнего обстоятельства, все можно было бы замять, однако дворяне, даже не служащие, в отношении отстаивания своей чести были равны офицерам. Вот и понеслось...

Правда, как вызванный, он имел право на выбор оружия. Флотские привыкли к дуэльным шпагам — оружию, которым весьма сложно убить, хотя можно здорово попортить внешность, шрамы эти клинки, предназначенные исключительно для рубящих ударов, оставляли довольно жуткие. Десантники придерживались чуть другого кодекса, и это было для противника Джораева полной неожиданностью. Больше всего это походило на одну из разновидностей дуэлей на Диком Западе — дуэлянты заходили в пустое помещение с определенным количеством патронов в обойме пистолета, а выходили или расстреляв патроны, или после безоговорочного поражения одного из них. Был вариант с использованием бластера, но Джораев предпочел все же пистолет.

Откладывать не стали. Пустое помещение нашлось сразу же — небольшой склад, которым никто давно не пользовался. Прочные стены, которые пулями не попортишь, металлические стеллажи — вот, собственно, и все. Ну и две двери в разных концах помещения — то, что доктор прописал. Длина почти полсотни метров, для пистолетов уже не слишком удобно, это давало хоть какую-то гарантию, что тот, кто зазевается, не будет убит сразу, и дуэль пройдет более-менее честно.

В роли секунданта Джораева пришлось выступать самому Соломину, хотя, узнав о происходящем, из города примчались еще несколько человек. Однако они прибыли слишком поздно, все уже было решено. Секундантом задиристого офицера вызвался быть один из его товарищей, хотя в этом виде дуэлей роль секундантов была, скорее, номинальной.

Джораев был абсолютно спокоен — уж он-то мог быть уверенным в себе. Его противник, напротив, нервничал — до него, похоже, дошло, как он вляпался, но сдавать назад было поздно. Дуэльный кодекс — штука серьезная, думать надо до того, как он пришел в действие, после вызова же можно, конечно, отменить поединок, но клеймо труса и конец карьере будут наградой отказавшемуся от боя. Конечно, случались и прецеденты, когда отказ не портил репутации, но сейчас был явно не тот случай.

Результат был неожиданным, хотя и закономерным. Все ожидали хотя бы короткой перестрелки, но камеры наблюдения показали лишь, как оба дуэлянта одновременно шагнули каждый в свою дверь, после чего Джораев одним плавным, текучим движением скользнул влево, одновременно его пистолет дважды выплюнул короткие, почти незаметные даже в полумраке склада струйки пламени, и на этом, собственно, все и закончилось. Обе пули ударили его противника в грудь и отшвырнули назад. Пистолет к его конвульсивно дернувшейся руке выстрелил, однако толку от этого не было никакого — пуля ушла в потолок. На том, собственно, дуэль и закончилась.

Пять минут спустя, когда незадачливого дуэлянта унесли в реанимацию, обе группы поддержки отправились в тот же бар, с которого все и началось, уселись в разных углах и принялись активно принимать на грудь, поглядывая настороженно на своих визави. Настроение что у проигравшей стороны, что у победителей было гаже некуда, и ничего в том удивительного найти не удалось бы даже под микроскопом. Русские, вполне нормальные, не бандиты какие-нибудь, а офицеры, поднявшие друг на друга руку — это никак не могло добавить им всем настроения. И Соломин понимал, что, хотя его человек со всех точек зрения был прав, любви к ним происшедшее не добавит. А это значит, что как только корабли будут готовы к старту, лучше немедленно покинуть гостеприимную планету и минимум с полгода на ней не появляться. Конечно, сделать им ничего не сделают, но и глаза людям лучше не мозолить, пускай все немного забудется. В общем, паршивая ситуация.

Немудрено, что, как только появилась, наконец, возможность для старта, Соломин и его спутники немедленно отправились на свой корабль, откуда не вылезали больше до самого конца ремонта. Пасынков, правда, все равно прилетел в гости, как обещал, и они с Соломиным славно посидели, но все равно капитан не стал отменять своего приказа, что экипажем было встречено без восторга, но с пониманием. Да и недолго все было — ремонт подходил к концу, и уже через неделю все корабли были готовы к старту.

Самым большим минусом было то, что корабли-то оказались готовы, а вот обещанного пополнения как не было, так и нет. Соломин несколько раз связывался с Петровым, но тот "кормил его завтраками", и лишь когда капитан сорвался и высказал, не стесняясь в выражениях, все, что думает по поводу этой ситуации, тот со вздохом объяснил проблему.

Бюрократия непобедима. В Российской империи, благодаря сильной центральной власти и упрощению, благодаря этому, многих процессов бюрократов было несколько меньше, чем в большинстве стран. В свое время была затрачена масса усилий по снижению количества чиновников, но, увы, они во все времена плодились, как мухи, и в результате иногда их деятельность создавала проблемы. Сейчас была как раз такая ситуация — нет, корабль с новобранцами придет, но насколько затянется этот процесс, было совершенно неясно.

Соломину оставалось лишь выругаться сквозь зубы. К счастью, буквально на следующий день после этого разговора пришел первый корабль с пополнением — тех, которые не "сидельцы", а просто авантюристы, отправили отдельно. Благодаря этому пополнению удалось заткнуть дыры в штатном расписании, сформировать экипажи для эсминцев и даже выделить отдельную группу для пополнения экипажа "Альбатроса", но ситуацию с десантниками это не улучшило, а, скорее, даже ухудшило — часть десантников, имеющих соответствующую подготовку, перевели в летный состав. В результате сейчас имелись полноценные экипажи для космических походов и боя, но не было возможности провести намеченную операцию. Кроме того, все еще не прибыли обещанные Петровым врачи и лекарства. Кстати, транспортные корабли для их перевозки, как оказалось, не требовались — рассчитав необходимые объемы, выяснилось, что и людей, и груз можно легко разместить на собственных кораблях, что сразу снимало массу проблем.

В день, когда "Эскалибур" вышел из дока, Соломин испытал чувство законной гордости. Красавец, ничего не скажешь, и архаичные обводы ничуть его не портили — напротив, придавали особое очарование. Внушительно и неторопливо пройдя мимо в изобилии суетившейся вокруг мелюзги, линейный крейсер-исполин лег в дрейф на отведенной ему орбите, рядом с эсминцами, вышедшими на пару часов раньше. Теперь, после модернизации, боевая мощь и скорость корабля значительно увеличились, это была уже сила, с которой пришлось бы считаться кому угодно. Оставались ходовые испытания — и все, можно стартовать.

В этот день у Соломина состоялись три разговора, и все важные. Вначале он встретился с Воропаевым — пригласил старого товарища отпраздновать событие. Ну и заодно обсудили создание фирмы — Воропаев был не против, но не хотел светиться. Договорились о привлечении человека со стороны, при условии, что Воропаев за него ручается. Ничего неожиданного для Соломина в таком раскладе не было, и потому он согласился без особых нравственных терзаний.

Второй разговор касался только его самого. Ближе к вечеру он вызвал к себе Бьянку, приказав прихватить кофе. Не без основания Соломин предполагал, что в неформальной обстановке утрясти проблему будет легче. Так и получилось.

— ...в общем, девочка, слушай мой приказ, который, если ты помнишь устав, не обсуждается. Через три месяца я списываю тебя "на берег".

Сказать, что Бьянка была ошарашена — значит, ничего не сказать. Во всяком случае, слезы на глазах появились. Соломин смотрел холодно и спокойно, а потом негромко сказал:

— Хорош плакать. Жизнь только начинается.

— Я вам надоела?

— Нет. Как раз поэтому я и решил так поступить. Слезы-сопли отставить, слушай сюда. То, что я отправляю тебя с корабля, не значит, что я не хочу тебя на корабле видеть. Ты полезный член экипажа, да и твое ко мне отношение разве что слепой не заметит. Но что дальше?

— Я...

— Помолчи, пожалуйста, это был риторический вопрос. Расклады просты — сейчас ты помогаешь коку, выполняешь кое-какие простые работы. Ты собираешься заниматься этим до старости? Очень сомневаюсь, что это предел твоих мечтаний. Что же касается чувств, то, извини, все это проходящее. Даже если ты чего-то добьешься, в чем лично я сомневаюсь, то что дальше? Хочешь, скажу?

— Если можно, — девушка, похоже, овладела собой.

— Образования у тебя никакого и круг интересов, по сравнению с моим, достаточно узок. Это не показатель твоего ума или его отсутствия — это всего лишь разница в возрасте и все том же образовании. Понимаешь, свежесть впечатлений уйдет, потом останутся взаимное уважение и общие интересы. Насчет уважения не знаю, а вот с интересами проблемы будут наверняка. Поэтому я и затеял этот разговор — с возрастом мы ничего сделать не можем, а вот с образованием ситуацию поправить реально. В общем, я хочу отправить тебя учиться. Договориться у меня получилось — тебя без экзаменов примут в военное училище, не элитное, но вполне приличного уровня, где ты пройдешь подготовку согласно своим способностям. Кем станешь — не знаю, может, штурманом, может, артиллеристом, механиком, десантником... Вариантов много. Главное, ты вернешься равной среди равных, вот тогда можно будет обсуждать дальнейшие планы. Будет тяжело, и вылететь из этого училища ты сможешь запросто — у тебя три месяца на подготовку, ребята подтянут тебя по общеобразовательным дисциплинам, если что, я тоже помогу, а остальное зависит исключительно от тебя. Справишься — молодец, нет — лучше не возвращайся. И поверь, ничего запредельного там не будет — женщин в нашем флоте немного, но они есть, и как-то ведь справлялись, так что захочешь — и все у тебя получится. Как, согласна?

Бьянка медленно наклонила голову, соглашаясь. Соломин чуть натянуто усмехнулся:

— Ну и ладушки. А теперь спать. Со стола я сам приберу.

Когда Бьянка ушла, капитан несколько минут сидел неподвижно, размышляя, правильно ли он поступил. Потом зло махнул головой: что сделано — то сделано, и нечего больше думать. Скорее всего, девушка никогда не вернется на его корабль, и с какой-то стороны это очень неплохо. Хотя, конечно, и жаль — он успел к ней привыкнуть.

От размышлений его отвлек сигнал вызова. Соломин механически ответил, дал Петрову (а это был именно он) согласие на встречу, и час спустя они уже сидели в его каюте, обсуждая дальнейшие планы и смакуя кофе — Бьянку, которая, к счастью, спать лечь еще не успела, пришлось напрячь. Она, правда, и не протестовала — кофе получился, как всегда, отменный.

— Значит так, — сразу перешел к делу разведчик. — Подкрепление будет через две недели. Кстати, кофе у тебя вкусный.

— Знаю, — кивнул Соломин, у которого это кофе уже разве что из ушей не текло. — Почему опять такая задержка?

— Все те же проблемы. Суть не в этом. Мы тут посовещались, и я решил несколько переиграть ситуацию.

— А вот с этого места поподробнее, — сощурился капитан.

— Да все просто. Завтра ты выводишь эскадру на ходовые испытания. Если ничего не случится, а я предполагаю, что так и будет, то возвращаться нет смысла. Встретим корабль в космосе, заберешь людей. С точки зрения секретности даже лучше.

— Согласен. А теперь скажи мне причину, о которой ты промолчал.

— В смысле? — очень натурально удивился Петров.

— В прямом. Ты никогда ничего не делаешь просто так, у тебя все с двойным дном.

— Хе. Я только что проиграл сто рублей.

— Поспорили, что ли?

— Да. Я думал, ты этот вопрос не задашь. Ладно, все просто. По дороге доставишь нашего человека на одну... ну, скажем так, не самую дружелюбную планетку.

— Смысл?

— Тебе его знать не стоит — от многих знаний много горя. Главное, что этот человек должен прибыть туда не на нашем корабле. Если он заявится на пиратском — это нас вполне устроит.

— И что?

— Да ничего особенного. Оказать все необходимое содействие.

— Какие границы?

— Я сказал — все необходимое. Если потребуется смахнуть планету с орбиты — ты должен это сделать. Понял?

— Так точно!

— Вот и замечательно, узнаю старую гвардию.

— Что я с этого буду иметь?

— Ну ты пират... — с непонятной интонацией ответил Петров. — И что хочешь?

— Я подумаю, — усмехнулся капитан. — Не обижайся, но ты вешаешь на меня целую планету, и потребуется мне многое.

— Хех... Логично, но мой карман тоже не резиновый. Я и так грохнул на операцию все, что было.

— Как будто ты из своего кармана платишь. Операция-то в любом случае на высшем уровне санкционирована. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Да нет, ты прав, конечно, но пойми — мои фонды достаточно жестко контролируются. И то, о чем я тебя прошу сейчас, к нашему с тобой проекту отношения не имеет. Это... другие дела, не стоит тебе знать, какие.

— Понятно. Так бы и сказал, что это твоя личная просьба. Сделаем, не волнуйся.

— Спасибо. Кстати, если захочешь там пограбить — ты в своем праве.

— Да пожалуйста. В конце концов, для этого и существуют друзья. Если не секрет, а ты своему человеку репутацию подпортить не опасаешься?

— Скорее, он ее укрепит. У него легенда соответствующая — он мафиозный босс, причем мужик серьезный. Точнее, не совсем так — он как раз босс не слишком большой, но наделен большими полномочиями и летит представлять интересы своего синдиката к конкурентам. У них, как это раньше говорили, стрелка забита.

— Да уж... Синдикат, который для рядового курьера выделяет линкор — это и впрямь серьезный партнер. Да и в переговорах такой корабль — великолепный аргумент в пользу правоты конкретной стороны... Хорошо — привезем, постреляем, пограбим.

— Только смотри, любитель трофеев — реализуй их не здесь, а через своего греческого партнера. Ну, или через еще кого.

— Однако... У тебя хорошие источники информации.

— На том стоим.

— Ладно, не лыбься. Ты моих пленных-то привез?

— Через полчаса подвезут, хотя, конечно, девку жалко. Как дело не повернется, ей будет тяжелее всех.

— Не переживай раньше времени — у нас тут еще свои игры намечаются, с ней в главной роли. А что вы о них узнать смогли?

— Да ничего особенного, банально все. Их брак должен был скрепить союз между странами, а в перспективе способствовать их объединению. Достаточно выгодный для обеих стран союз, кстати. И чем-то, мы пока не знаем, чем, это было очень выгодно Франции, зато абсолютно невыгодно Англии, поэтому английская разведка наняла вас, а французы с некоторым запозданием вмешались.

— Действительно, просто. Тебе они не нужны больше?

— Нет, абсолютно. Информацию мы выкачали, ситуацией не слишком интересуемся, хотя, конечно, будем держать руку на пульсе.

— Если из-за этой ерунды бритты с галлами подерутся, мало не покажется никому.

— И замечательно. Будем продавать оружие и тем, и другим — на складах старья немерено. В первый раз, что ли? Хотя, конечно, наверху могут решить иначе, я ведь тоже не все знаю.

— Ну да, чем больше англичане убьют французов, а французы — англичан, тем нам лучше.

— Примитивно мыслишь, капитан. Учись смотреть на проблему шире, не мальчик уже. Для нас куда выгоднее полностью зависимые от нас соседи, чем куча трупов, иначе в грядущей войне нам, боюсь, придется рассчитывать только на свои силы.

— Какой опять войне?

— Не знаю, ничего определенного у меня нет, так, слухи.

— Слухи в твоей конторе? Шутишь, что ли?

— Слухам, друг мой, надо верить — это факты лучше проверять, — наставительно поднял вверх указательный палец Петров. — Честное слово, пока ничего точно не знаю, не тот у меня уровень допуска, но в воздухе неприятностями даже не пахнет — воняет! Кое-кто ходит если не испуганный, то, во всяком случае, удрученный, а за этими людьми склонности бояться я никогда не замечал. И это при том, что ни с одним из человеческих государств войны не намечается точно. Выводы делай сам.

— Да уж, интересно... А наше с тобой дело с этим никаким боком не связано?

— Не знаю, честное слово. Может, так, а может, и иначе — сам понимаешь, у нашей конторы все планы с двойным, а то и с тройным дном, и каждый знает ровно столько, сколько ему положено.

Соломин задумчиво почесал переносицу, потом встал, открыл небольшой бар в углу комнаты и достал оттуда бутылку коллекционного французского коньяка и пару бокалов. Молча разлил в них ароматный напиток, протянул один Петрову. Выпили, не чокаясь — очень неприятно вдруг понять, что твой мир, такой крепкий и стабильный, готов разлететься на тысячу осколков и, хотя это, возможно, были пустые страхи, оба офицера чувствовали себя неуютно. К тому же каждый прекрасно понимал — если в чем-то аргументом становится оружие, то гибнуть будут обычные гражданские люди. Их соотечественники, русские, потому что русским всегда приходилось принимать основной удар, а ход любой войны непредсказуем...

Курьерский корабль прибыл через сорок минут. С него, сопровождаемые конвоем, сошли на палубу "Эскалибура" мрачные и насупившиеся арабы. Ну да, они-то рассчитывали, что попали в цивилизованный мир, в котором их обогреют, накормят и домой отправят, а вышло, что мир-то цивилизованный, только вот их самих в этом мире за цивилизованных не считают. Привезли на какую-то базу в космосе, распихали по каморкам, по сравнению с которыми каюты на "Эскалибуре" были шикарными апартаментами, допросили с пристрастием, затем почти на месяц забыли, а потом загнали в корабль и отвезли обратно. И вообще, если пираты относились к пленным арабам просто с безразличием, то на базе на них и вовсе смотрели, как на дрессированных обезьян. Последнее обстоятельство, вкупе с обманутыми надеждами, окончательно загнало их в депрессию, и теперь они брели в свои прежние каюты, вяло переставляя ноги.

А вот испанцы вели себя куда веселее — к ним отношение было совсем другим. В отличие от арабов, их свозили на небольшой, но весьма пристойный курорт, и вынужденное пребывание на Черном Новгороде было скрашено приятным во всех отношениях отдыхом. Допросить их, правда, допросили, но не более того, да и вообще относились чуть снисходительно, но благожелательно — как к братьям нашим меньшим.

Вообще, отношения между русскими и испанцами были несколько странными. Точнее, даже не странными, а просто реакция русских на этот народ заметно отличалась от реакции на других соседей. Если тех же латиносов в Российской империи презирали, к американцам, французам, англичанам и прочим японцам относились сдержанно-враждебно, к китайцам откровенно враждебно, а к немцам сдержанно-благожелательно, то к испанцам отношение колебалось от спокойно-безразличного до слегка благожелательного. Последнее было удивительно само по себе — как правило, полутонов русские не признавали, дружить так дружить, а воевать так воевать. Вон, тех же китайцев били с завидной регулярностью и при каждом удобном случае, а иногда и просто так, чтобы молодняк потренировать, зато немцев не трогали ни разу — напротив, помогали им слегка, хотя и косвенно.

С испанцами же, это сложилось исторически, России нечего было делить. В прошлом Испания и Россия были на разных концах континента, и эта естественная преграда позволила не иметь конфликтов. Зато немало испанцев приезжало в Россию жить и работать, некоторые достигали немалых чинов. Позже русские частенько приезжали жить в Испанию — менталитет народов был во многом схожим, что позволяло им легко уживаться. А вот потомки испанцев — мексиканцы и прочие латиноамериканцы — имели совсем другой менталитет, очень, кстати, мерзкий. Это заставляло русских не любить латиносов и обеспечивало слегка настороженное отношение ко всем испаноязычным, резко снижая градус дружелюбия по отношению к ним. Когда цивилизация вышла в космос, ситуация не изменилась абсолютно, интересы государств практически не пересекались, и отношения оставались чисто деловыми, но при этом не враждебными. Потому и к пленным относились неплохо, не причиняя обид сверх необходимого, и не боялись они по той же причине.

Единственным человеком среди испанцев, который был разочарован возвращением, была инфанта Мэнола — среди встречающих отсутствовал интересующий ее человек. Ну, что уж тут поделать — лейтенант Джораев только что отправился на эсминце с секретной миссией. Впрочем, девушке предстояло достаточно скоро, хотя и несколько неожиданно узнать, в чем его миссия.

С пленными прибыл и "мафиози", оказавшийся веселым и компанейским парнем лет двадцати-двадцати двух по имени Андрей. Он отлично играл на гитаре, был не дурак выпить и моментально перезнакомился со всем экипажем. Даже от Бьянки по лицу получил за попытку поволочиться. Если бы капитан не знал, из какой он конторы, то, несомненно, поверил бы, что имеет дело с молодым раздолбаем, сыном богатого папочки, которому захотелось экстрима. Однако он ни на секунду не забывал, что имеет дело с профессионалом, возможно, и впрямь молодым, а может, и совсем наоборот — для нынешней медицины не так уж много невозможного.

Однако все это было непринципиально — единственное, что было сейчас важно, это доставить данного конкретного человека из точки "А" в точку "Б", и обеспечить ему силовое прикрытие. От себя, немного подумав, он добавил Андрею аварийный маяк — мало ли что случится, а боевой корабль, который ты можешь вызвать, это лишний шанс на выживание. Правда, не факт, что успеет и вообще придет — он все же пират, а не служба спасения, но об этом он Андрея официально предупредил.

И все же, прежде чем отвезти агента к месту выполнения задания, Соломин намерен был завершить наконец-то затянувшуюся до безобразия эпопею с англичанами. Этот момент он с Петровым специально обговорил — мало ли, вдруг его человеку не стоит знать кое-какие вещи, однако разведчик просто посоветовал на время запереть Андрея в его каюте. Во избежание, так сказать. Своего человека он пообещал предупредить, и обещание сдержал, ну а среди представителей одной из древнейших профессий (да-да, даже в сборнике допотопной фантастики под названием "Библия" она описана) обижаться на подобное не принято.

Еще через час огромный корабль в гордом одиночестве покинул окрестности Черного Новгорода. Эсминцы ушли раньше — у каждого из них было свое, индивидуальное задание, эскадра Соломина была невелика, и надо было успеть всюду. А еще через несколько часов на корабле случилось небольшое ЧП.

Вот уж чего Соломин никак не ожидал, так это того, что на этот раз причиной происшествия и источником суматохи окажутся женщины. Если конкретно, подрались Бьянка и одна из сопровождавших Мэнолу девушек — в последнее время их даже перестали запирать, и они перемещались по практически пустой малой жилой палубе корабля почти свободно. Все равно вреда "Эскалибуру", не имея допуска, они причинить не могли, за пределы выделенной секции выйти — тоже, так какой смысл их запирать? Когда драчуний обнаружили, они как раз с визгом таскали друг дружку за волосы. Может быть, это прошло бы мимо Соломина — ну мало ли, из-за чего женщины повздорили. Просто капитан оказался в тот момент поблизости, и в результате спустя несколько минут обе стояли в капитанской каюте, уткнув глаза в пол, и слушали Соломина, который с видимым раздражением читал им нотацию.

— Это до чего же мы докатились? — мерным тоном вещал капитан, заложив руки за спину и расхаживая по каюте. Каюта была большая, поэтому ходить было где. — Не успели вам, донья... как вас там... а, ладно, неважно. Так вот, не успели вам дать некоторое послабление по условиям содержания — а вы сразу и в драку. Вас что, в помещении гауптвахты всех запереть? Так я это запросто устрою. Ну, что молчите? Не слышу вашей версии происшедшего.

Испанка угрюмо молчала, только сопела все громче. Соломин посмотрел на нее, пожал плечами и продолжил разнос.

— А ты, Бьянка... Что молчишь? Я ведь к тебе обращаюсь.

— Чего? — пискнула девушка.

— Того! Ты у нас кто? Ты у нас полноправный член экипажа, с правом ношения оружия и долей в добыче. И чем ты занимаешься? Примитивным мордобоем? Нет, я молчу о том, что это нарушение дисциплины, но кто же так дерется? Тебя регулярно учат рукопашному бою, я сам просил об этом ребят, они каждый день с тобой занимаются. Да, недолго еще, но все равно что-то ты уже умеешь. И что я вижу? А вижу я удручающую картину — вцепились друг другу в волосы, как деревенские бабы... Вы что не поделили-то?

На сей раз сопели уже обе, и так славно, в унисон у них получалось, что Соломин даже заслушался. Однако приятного было мало — не хватало еще, чтобы боевой корабль превратился черт знает во что! Капитан шагнул вперед, взял их обоих за подбородки, поднял им головы и по очереди посмотрел в глаза. Взгляд ни одна не отвела. Капитан усмехнулся:

— Ну все, надеюсь, это было в последний раз. А теперь помиритесь и пообещайте, что больше друг друга не тронете.

— Ни за что! — Бьянка резким движением отбросила руку капитана и скрестила руки на груди, ухитрившись при этом принять максимально гордую, но в то же время выделяющую все ее достоинства позу. Ее противница молчала, однако, судя по всему, была полностью согласна с ней. Надо же, редкостное единодушие!

— Это что за детский сад? — рявкнул Соломин. — У меня боевой корабль или ясли для малолетних нарушителей? Я вам тут капитан или почему? Какого черта вы мне тут в игры играете?

Девушки молчали. Соломин скрипнул зубами и решил, что хватит с него воспитательных бесед — все равно такого рода разговоры у него никогда толком не получались. Резко повернувшись, он вдавил кнопку стоящего на столе коммуникатора, вызвал дежурного офицера и распорядился:

— Этих — на гауптвахту, в одиночные каюты. Посидят под замком — может, остынут. Что на них нашло — не пойму...

— А это они вас не поделили, капитан, — рассмеялся дежурный. Соломин почесал переносицу, посмотрел на девушек.

— Как это понимать?

— А пускай она не говорит, что все равно ты с ней будешь! — выпалила Бьянка.

— А пускай она...

— А пускай она...

— Тихо! — взревел капитан. — У тебя что, девочка, синдром заложника прорезался? Нет уж, на гауптвахту обоих, немедленно! Охладите головы.

— Ничего, — тихо, но так, чтобы слышали все, выдала Бьянка, — пару дней я тебя еще потерплю, а потом все равно вас всех с корабля отправят.

Соломину внезапно стало смешно — две сопли, к которым он, в общем-то, ничего, кроме нормального мужского интереса (изрядно, впрочем, сглаженного разницей в возрасте и остатками воспитания) не испытывал, делили его между собой так, будто имели на это право. Им что, медом намазано, или более подходящих по возрасту мужчин в экипаже нет? А главное, Бьянка даже не представляла, насколько она ошибается. С трудом подавив смешок, капитан сдвинул брови и рыкнул:

— Увести! — и, когда за девушками закрылась дверь, расхохотался. Вот уж и вправду, никогда не знаешь, где и с каким казусом столкнешься... Однако, надо что-то с этим делать — очаг напряженности на борту Соломину был не нужен. И без того им предстояли не самые легкие дни, а тут еще эти проблемы, будто и без них не хватает, над чем подумать.

Двое суток спустя "Эскалибур" вошел в систему безымянной звезды. Безымянной потому, что она была абсолютно ничем не примечательна и никому не нужна — обычный белый карлик без планетарной системы, с жиденьким астероидным поясом, который было нерентабельно разрабатывать, и числовым кодом вместо названия. В этом Богом забытом месте и была назначена встреча — очень удобно, маскироваться кораблю практически негде, а на собственном маскировочном поле долго не продержишься.

Едва линейный крейсер приблизился к точке рандеву, как к нему двинулся английский корабль — все тот же "Черный принц", крейсер, на котором в прошлый раз прибыл английский разведчик. Он уже был на месте, и ожидал появления русских, немало не скрываясь. Просканировав систему, испытав заодно новые радары, и не обнаружив подвоха, "Эскалибур" застопорил ход, и через несколько секунд английский крейсер лег в дрейф на ничтожном по космическим меркам расстоянии от него — всего лишь в каких-то двухстах километрах.

Встреча произошла на "почти нейтральной территории". Проще говоря, с обоих кораблей вышли тяжелые боты — у русских транспортный, у англичан универсальный — и состыковались в открытом космосе. Соломину совсем не хотелось, чтобы англичане, забрав пленных, как-то невзначай, как будто так и положено, оставили прилепленную к борту его крейсера мину, да и самому отправиться на английский корабль считал глупостью — он британцам не доверял ни на йоту, уж больно они любили и слишком хорошо умели заметать следы и убирать свидетелей. По той же причине не хотели ни принимать у себя гостей, ни отправляться в гости самим, англичане — русские, случись нужда, их не пожалеют. В отношении жизни и здоровья представителей сопредельного государства русские не испытывали никаких комплексов и, случись нужда, могли перебить британцев без долгих размышлений и моральных терзаний. Правда, англичане были в чуть худшем положении — "Эскалибур", случись нужда, просто расстрелял бы "Черного принца" из своих колоссальных орудий, однако тут уж было ничего не поделать. Русский линейный крейсер и до модернизации был сильнее любого английского корабля, а сейчас и подавно. Если же англичане попробовали бы уравнять шансы, пригнав целую эскадру, то русские просто не стали бы вступать с ними в контакт. Скорость русских кораблей всегда помогала им выбирать, где, когда и с кем иметь дело, а с кем не иметь. Данная ситуация не была исключением, поэтому англичанам, стиснув зубы, в очередной раз пришлось смириться с этой, как им совершенно безосновательно казалось, вопиющей несправедливостью.

Вот потому-то представители высоких договаривающихся сторон и встретились на борту состыковавшихся ботов. Вернее, на борту русского бота — он был почти вдвое крупнее английского, в чем не было ничего удивительного. Русский корабль нес на борту много чего интересного, в том числе и разъездные катера на все случаи жизни. Габариты английского корабля были намного скромнее, такие крейсера обычно довольствовались универсальными машинами. Ну а универсальные — они на то и универсальные, чтобы уметь делать все, и все одинаково плохо, и габариты таких машин тоже оставляли желать лучшего. Проводить на борту такого бота встречу было, мягко говоря, не слишком удобно, поэтому англичанам волей-неволей пришлось согласиться принять русское гостеприимство.

Смит прибыл не один, однако его спутники остались на английском боте. Все правильно — это были простые десантники, и совершенно незачем было им слушать разговоры, для чужих ушей не предназначенные. К тому же, даже если бы они и пошли... А вот случись что — чем они могут быть Смиту полезны? В русском боте, кроме Соломина, четверо десантников с "Эскалибура" — этого, в принципе, хватит, чтобы положить взвод англичан и при этом даже не вспотеть, так что охрана Смиту была нужна больше для престижа, ну и чтобы пленных контролировать, естественно.

— Приветствую вас, — Соломин вежливо кивнул Смиту. Английский разведчик внимательно посмотрел на пиратского капитана и моментально понял, как он ошибался. Ну в самом-то деле, перед ним сейчас стоял совсем другой человек — гладко выбритый, подтянутый, одетый в новенький, с иголочки, мундир. Как-то это не совсем вязалось с образом пирата. К тому же, Смит точно знал, что совсем недавно корабль Соломина прошел доковый ремонт на верфях Черного Новгорода, а это хоть и независимая, вроде бы, планета, но без разрешения имперских властей туда просто так не залезешь. Сомнения в статусе Соломина у Смита были серьезные, но сейчас это не было главным.

— Здравствуйте, капитан. Вы, я вижу, не бедствуете.

— Ну разумеется, нет. А если вы привезли деньги, буду жить еще лучше. Кстати, что у вас были за проблемы, что пришлось так долго ждать?

— Капитан, вы же видели, в каком состоянии был мой крейсер, когда мы с вами расстались. Пока не привели его в порядок, мы просто не рискнули направляться на встречу с вами. Сами понимаете, космос не спокоен — кругом пираты.

— Это точно, — не обратил внимания на шпильку Соломин. — Вот только я никак в толк взять не могу — разве у Британии единственный крейсер?

— Нет, разумеется, однако решено было, что не стоит привлекать лишнего внимания к операции и ставить в известность дополнительных людей. У нашего ведомства есть для таких случаев собственные ремонтные мощности, поэтому мы решили, что потерять немного времени в данном случае некритично.

— Ну, вам виднее, — пожал плечами Соломин.

— И потом, капитан, вы и сами последние несколько дней не торопились. Полагаю, вы могли прибыть к точке рандеву минимум на сутки раньше.

— Откуда такая информация? — с интересом поглядев на собеседника, поинтересовался капитан.

— Ну, из времени своего выхода с Черного Новгорода вы тайны не делали, так что узнать, когда вы стартуете, сложностей не представляло. А ходовые качества вашего корабля я знаю — видел, как вы тогда, у Большого Хвата, маневрировали.

"Ничего ты не знаешь, салага", подумал Соломин, а вслух сказал:

— Ну, у нас тоже есть свои дела и свои планы. Итак, не будем затягивать процедуру, делая вид, что нам обоим приятно общаться друг с другом. Перейдем к делу?

— Согласен, — Смит жестом фокусника извлек банковские карты. — Проверять будете?

— Какой смысл? Если вы меня обманули, я просто бомбану вашу ближайшую планету, чтобы привлечь к себе внимание, а потом сообщу на весь мир, за что я это сделал. Думаю, вашей конторе подобные расклады не особо желательны. Или как?

— Примерно так мне и сказал мой шеф, — со вздохом ответил Смит. — Здесь все, что вы хотели.

— Зер гут. Забирайте товар.

Повинуясь жесту Соломина, десантники ввели пленных. Первыми шли арабы — эти были откровенно взволнованы. Увидев, что за ними прибыли англичане (на сей раз, Смит не скрывался, и был одет в мундир, который трудно было не узнать), они разом подались назад — чем-то их англичане не устраивали.

— Ну вы, обезьяны! — один из конвоировавших их десантников несильным толчком закованной в броню руки заставил ближайшего араба вновь шагнуть вперед. — Вы чего тут пляски устроили? Не видите — за вами белый сахиб приехал. Цените оказанную вам честь...

Смит ухмыльнулся, повернулся к Соломину:

— Я вижу, вы их успели неплохо выдрессировать, — с долей уважения в голосе заметил он.

— Стараемся, — безразлично пожал плечами капитан. — Пересчитывать будете?

— А зачем? Я и так вижу, что те, кто мне нужен здесь, а если вы кого-нибудь из сопровождающих потеряли или пристрелили, это меня не волнует. Все равно, думаю, многим из них в скором времени предстоит прогуляться за борт — балласт нам не нужен.

— Логично, — кивнул Соломин. — Сейчас приведут вторую группу — их везли в другом трюме.

Смит молча кивнул. Примерно через минуту ввели испанцев — эти держались иначе, как-никак, были потомками людей, когда-то выбивших с континента воинственных мавров, а потом завоевавших половину мира. Испанцы не забывали об этом и, хотя никогда более не смогли достичь величия предков, оставались гордым народом. Нельзя сказать, что их радовала ситуация, но держались они достойно, и мужчины, и женщины. Ни словом, ни жестом не показали, что им в такой ситуации, мягко говоря, хреново — уже за это они были достойны уважения.

Пожалуй, единственная, кто остался спокойной, была Мэнола — она знала чуть больше других. И ведь не скажешь, что еще час назад на ревела в три ручья. Как известно, женщина не права ровно до того момента, пока не начнет плакать. Пришлось Соломину объяснить ей расклады, после чего успокоилась девушка махом — порода чувствуется, таким нервам и быстроте оценки ситуации может позавидовать профессиональный военный. А сейчас и не скажешь, что недавно еще была в расстроенных чувствах — гордый вид, шикарное платье, маникюр-макияж, словом, все как положено. Смит чуть слюну не пустил...

— Ну, что скажете?

— Все честно, капитан.

— Ну, вот и ладушки. Надеюсь, наши пути никогда больше не пересекутся.

— Я тоже надеюсь... Ваши услуги, честно говоря, обходятся нам непростительно дорого.

— Это потому, что они эксклюзивные, а такой товар всегда дорого стоит.

— Очень дорого...

— Очень эксклюзивные.

Капитан и английский разведчик посмотрели друг на друга и синхронно рассмеялись.

— Прощайте, капитан, — Смит тыльной стороной ладони вытер с глаз выступившие от здорового смеха слезы. — Честно говоря, это против моих правил, но желаю вам удачи.

— Прощайте, и будьте осторожны. Надеюсь, на вашем пути сегодня пираты не встретятся...

Спустя несколько минут, когда английский бот отвалил от их борта, Соломин задумчиво посмотрел ему вслед и приказал:

— Возвращаемся на крейсер. Передайте Джораеву, чтобы готовились...

Следующие сутки были потрачены на слежку за английским крейсером. "Черный принц", закутавшись в маскировочное поле, уходил полным ходом, постоянно меняя курс, чтобы сбросить с хвоста возможную слежку. Вполне грамотно работал, кстати, но даже до модернизации "Эскалибура" ему не удалось бы оторваться, сейчас же действие и вовсе превратилось в легкую прогулку. Русский крейсер, в свою очередь укрывшись, на всякий случай, в коконе невидимости, шел на расстоянии, втрое превышающей возможности систем обнаружения английского корабля, уверенно контролируя все его маневры собственным радаром. Однако сам "Эскалибур" выполнял сейчас только роль судна слежения — основным действующим лицом должен был стать совсем другой корабль, и он уже приближался к месту действия. На него непрерывным потоком шла с "Эскалибура" информация о местоположении, скорости и курсе англичанина, и скоро этот новый персонаж должен был появиться на сцене во всей красе.

Британская секретная база. Место и время неизвестно.

— ... и вы представляете, сэр, откуда не возьмись появляется этот проклятый японец. Я даже "мяу" сказать не успел, а он уже на мой крейсер орудия наводит.

— Следите за своей речью, молодой человек. Общение с русскими дурно на вас повлияло. Вы сами не замечаете, но вся ваша речь — сплошные жаргонизмы.

— Простите, сэр...

— Ничего страшного, русские — народ с великой энергетикой, поэтому многие их привычки о стиль общения так легко перенимаются. У них, надо сказать, есть чему поучиться, но в первую очередь перенимаются почему-то не самые лучшие моменты — ругань, слова-паразиты, некачественное построение фраз и их ужасная образность выражений. Перенимаются всеми, так что вы не исключение. Просто следите за тем, как говорите.

— Благодарю вас, сэр. Спасибо за совет.

— Не за что. Продолжайте.

— В общем, сэр, нас перехватил японский линейный крейсер. Не знаю, какое у него название, они не представились, но, в любом случае, это был корабль типа "Якумо", и уйти от него у нас не было никаких шансов. Сэр, он был на четверть быстроходнее и впятеро превосходил нас по огневой мощи. Вы сами знаете...

— Знаю, знаю, продолжайте. Итак, вас перехватил японец. Что было дальше?

— От нас потребовали застопорить ход и лечь в дрейф. Мэллоун, правда, хотел попытаться уйти, но японцы сразу дали залп поперек нашего курса. Мы не были готовы к бою, сэр, но даже будь готовы, ничего не смогли бы сделать, они были сильнее и...

— Я это уже слышал. Перестаньте оправдываться, никто вас ни в чем не обвиняет, говорите по существу.

— Сэр, Мэллоун не хотел сдаваться, я тоже, но экипаж арестовал нас, а также остальных старших офицеров, и без приказа лег в дрейф.

— По-человечески их можно понять — люди просто хотели жить... Но для нашего флота такое поведение — позор! Можете не сомневаться, будут сделаны выводи и приняты меры. Итак, что было дальше?

— Дальше... Сэр, нас примитивно взяли на абордаж силами всего двух ботов и дюжины десантников. Если бы наш экипаж не повел себя, как трусы, их можно было бы скрутить и использовать, как заложников.

— Рекомендую вам пройти повторный курс по психологии наций. Можете поверить — захват нескольких человек японцев бы не остановил, они своих солдат совершенно не ценят и считают, что тот, кто сдался в плен, уже предатель. Думаю, ваша попытка, даже увенчайся она успехом, японцев не остановила бы, а, напротив, спровоцировала на более жесткие действия. В этом случае они, вне всякого сомнения, перебили бы вас всех. К тому же, они были в скафандрах?

— Да, сэр, полный боевой доспех.

— И вы думаете, что справились бы? Японские боевые скафандры уступают только русским и, немного, немецким. Последнее, кстати, неудивительно — по непроверенным данным, русские иногда передают Германии свои устаревшие технологии. Впрочем, это к делу не относится. Что было дальше?

— Японцы обшарили крейсер вдоль и поперек...

— Я вам, кажется, говорил, чтобы вы следили за своей речью?

— Простите, сэр. Японцы обыскали корабль, хотя это не особо им и требовалось — наш экипаж оказывал им полное содействие. Трусы!

— Не отвлекайтесь. Я понимаю ваше негодование, но — не отвлекайтесь. Что было дальше?

— Дальше они забрали испанцев и ушли. Арабы их почему-то не заинтересовали. Сразу после этого нас выпустили из-под домашнего ареста, и мы привели корабль на базу.

— Аплодирую вам, молодой человек. Подобный сценарий был нами предусмотрен. Единственно, что я не понимаю, так это где русские нашли японский корабль такого класса. Насколько я знаю, корабли типа "Якумо" на экспорт не строятся, хотя Япония — закрытая страна, и что там происходит никогда достоверно неизвестно. Возможно, они и впрямь продали какие-либо корабли, и это прошло мимо нашего внимания. В данном случае, это непринципиально.

— Сэр, я не понимаю... При чем тут русские?

— Лейтенант, я ставлю мою яхту против стертого медяка, что к японцам перехвативший вас корабль не имел в тот момент никакого отношения. Русским просто не хотелось по какой-то причине отдавать нам испанцев, но и от денег отказываться не хотелось, поэтому они разыграли этот маленький спектакль и, получив деньги, забрали их обратно.

— Но, сэр, я всегда считал, что...

— Молодой человек, настоящим разведчиком человека делают не древность рода, не богатство, и даже не образование. Разведчиком его делают талант, удача и умение логически мыслить. Когда вы перестанете, наконец, считать, а вместо этого станете думать из вас, возможно, и выйдет толк. Давайте догадаюсь: вы считали, что русские будут играть честно. Так?

— Да, сэр...

— Запомните, русские играют честно только со своими, а со всеми остальными они играют так, как им выгодно. Сейчас им было выгодно вас, как они выражаются, кинуть — и они вас кинули. И, более того, они считают это совершенно нормальным — позаимствовали такой подход у евреев и довольны. Более того, с формальной точки зрения, они вам были уже ничего не должны. Скажите, они давали вам слово, что не нападут на вас сразу после завершения сделки?

— Нет.

— Вот видите. Если бы дали слово — вы ушли бы беспрепятственно, слово свое, в отличие от тех же евреев, они всегда держат. Ладно, этот момент как раз непринципиален, просто запомните на будущее. Они, в принципе, могли взять вас на абордаж сразу же, но не стали — зачем-то решили придать делу видимость приличия.

— Сэр, но что теперь...

— Что делать? А ничего. Подумайте сами, лейтенант, что мы сейчас сможем сделать? И что им мы сможем, формально, предъявить? Не стоило связываться с русскими... Впрочем, это не слишком важно — в любом случае, задача-минимум выполнена, арабы у нас в руках, а значит, операцию можно считать закончившейся успешно. Просто запомним и, при случае, предъявим счет, а пока что стоит промолчать.

Глава 3. Особенности локальный войн.

Ты серый снег смахнешь с лица, ты улыбаешься легко.

Ты скажешь: "Верно. Но имейте ввиду:

Где Ваши штатные герои не покинут окоп -

Мои солдаты не сгибаясь пройдут."

(Олег Медведев. "Идиотский марш")

— ...Неизвестный корабль! Немедленно остановиться, сообщить свое название и порт приписки и готовиться к приему таможенного инспектора... — в третий уже раз пропищал динамик. Соломин зевнул и спросил у Андрея:

— Как думаешь, это автоматика, или там живой человек сидит и горло нагружает?

— А пес их знает, капитан. Я здесь раньше не бывал, так что местных обычаев не знаю, все может быть. Хотя, конечно, зная, кто живет на этой планете, голосовал бы за живого исполнителя — они плодятся, как кролики, поэтому человек обходится дешевле автоматики.

— Думаешь? Странно, у нас на рудниках народу не хватает, а здесь их девать некуда — нерационально как-то. Может, поправить положение?

— Слушайте, не вживайтесь так уж сильно в образ. Я, конечно, все понимаю, но вы же офицер...

— Я пират, хе-хе, и мне так себя вести положено.

— Вот с ними и ведите, а перед своими могли бы и без солдафонских шуточек обойтись.

— Да ладно тебе, у меня чувство юмора такое.

Андрей шутки не принял, отвернулся и принялся мрачно смотреть на экран. Все-таки предположение Соломина оказалось верным — парень и впрямь был еще очень молод, в серьезных делах еще явно не участвовал и о том, что только полный идиот рискнет причинить вред русскому, знал исключительно теоретически. А когда непосредственно за спиной данного конкретного русского боевой корабль, висящий на орбите, то даже для того, чтобы косо посмотреть в его сторону, надо быть идиотом в квадрате. Однако теория теорией, а мандраж у Андрея чувствовался, и грубоватые шуточки, которыми Соломин пытался его подбодрить, с завидной регулярностью пролетали мимо цели. Ничего, через пару лет парня придется лечить уже не от мандража, а от излишней лихости, но сейчас до этого было так же далеко, как до Луны задним ходом. Ничего, главное — ввязаться в бой, а там само пойдет, не зря же парня держава готовила.

Капитан посмотрел на нервничающего парня и вздохнул — то ли в нашей доблестной разведке серьезные профессионалы закончились, то ли дело отнюдь не такое сложное, как может показаться. Первое вряд ли, второе — тоже, иначе не просили бы поддержать силами боевого корабля. Хотя мало ли что — игры спецслужб во все времена простым смертным были непонятны. Рефлекторно пожав плечами, Соломин повернулся к присутствующей здесь же Бьянке:

— Ты все помнишь?

— Так точно, — дисциплинировано ответила девушка. Правда, ее наряд от дисциплины был весьма далек — короткое обтягивающее платье, подчеркивающее то, что, по идее, должно было скрывать, вкупе со смазливой мордашкой и хорошей фигурой, уже вызвало обильное слюноотделение у половины экипажа. Пожалуй, несколько перестарались с образом — если уж народ, несмотря на то, что совсем недавно предавался пьянству и разврату на Черном Новгороде, так на нее реагирует, то реакцию куда менее дисциплинированных мафиози предсказать будет несложно, и не факт, что это будет хорошо. Однако раз уж решили, что Бьянка будет изображать шмару при крутом капитане, то менять что-либо уже не стоит — импровизировать с новым сценарием поведения решительно не хотелось.

— Неизвестный корабль! Немедленно лечь в дрейф, иначе открываю огонь! — в голосе, сообщившем это последнее китайское предупреждение, Зазвучали истерические нотки. Кстати, насчет китайского — это не оборот речи, а суровая проза жизни. Планета Шанхай в свое время была колонизирована выходцами из Китая.

Шанхай не был ни Новым, ни Дальним, ни еще каким-нибудь, как по старой традиции называли вновь колонизируемые планеты. Шанхай — он один-единственнй, и в этом не было ничего удивительного. Просто не было в мире города, в честь которого назвали эту планету. Еще во время последней Мировой войны русские, громя соседей, с особой жестокостью и цинизмом бомбили с орбиты Китай. Шанхай не был приоритетной целью, но это был густонаселенный город, а основной задачей русских на Восточном фронте было нанести максимальный урон живой силе противника. Ну, они этим и занимались с максимально возможной эффективностью, то есть бомбя всем, что попало под руку, районы с максимальной плотностью населения. Соответственно, на месте Шанхая образовалась воронка, заполнившаяся водой из ближайшего океана, и потому, когда впоследствии Китай основали на далекой и малоперспективной планете колонию, ее назвали Шанхаем — в память, так сказать, чтобы не забывать, кому надо отомстить. С отомстить у них как-то не сложилось, слишком уж неравные были силы, но вот планету узкоглазые обустроили на диво, и ничего удивительного, что на определенном этапе она попала в поле зрения Российской империи. Вот и летел теперь на эту планету молодой офицер разведки — кого-нибудь более серьезного посылать, скорее всего, не захотели. Для макак и такого хватит — это едва ли не открытым текстом было сказано. Вот только Соломин не без основания считал, что мотивы в данном случает несколько другие, и игра куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Выяснять же нюансы он не собирался: меньше знаешь — крепче спишь, а совать нос в дела любой спецслужбы всегда чревато. Тем более, что Соломина эти дела и не интересовали, его попросил об услуге старый товарищ, а остальное было дело десятое. К тому же разведка своя, русская, а значит, априори ничего плохого сделать не может. Для русских ничего плохого не сделает, понятно, а что она там сотворит с кем-нибудь еще, капитана не слишком заботило.

— Слышишь, как тон меняется? — спросил Соломин у Андрея. — Точно тебе говорю, там живой человек — ни один компьютер так эмоции не подделает. Ну что, отвечаем, или пускай еще понервничают?

— А вдруг и впрямь стрелять начнут? Не может же у них вообще не быть систем обороны.

— Стрелять начнем мы, если захотим, а у них еще стрелялка не выросла. Даже орудия немецкого производства до нас сейчас не достанут, а я сомневаюсь, что у этой зачуханной планетки найдутся деньги на такую роскошь. Скорее всего, у них или вооружение собственного производства, то есть, в переводе на нормальный язык, дерьмо редкостное, или что-нибудь, произведенное в странах второго эшелона. Ни у англичан, ни у французов, ни даже у финнов артиллерия достаточной дальнобойности не производится, поэтому до нас им дотянуться просто нечем.

— А в США?

— Вас что, совсем не учили даже основам военного дела? Тоже не производят, конечно, да и не станут они китайцам ничего продавать — они после Второй Межрасовой войны ненавидят узкоглазых любого сорта. Ну что, пальнем интереса ради?

— Погодите, капитан, давайте сначала поговорим.

Андрей успокаивался на глазах — все же его неплохо учили, и он умел преодолевать волнение. Соломин кивнул одобрительно и отдал приказ навигатору. "Эскалибур" чуть изменил курс, идя на сближение с архаичного вида орбитальной крепостью на орбите планеты, и развернул огромные "крылья" ракетных пилонов — так их удобнее было запускать залпом. Очевидно, это не прошло незамеченным для наблюдателей, в этой самой крепости сидящих. Не было сомнения, что они давно уже идентифицировали корабль и хорошо представляли его возможности. Залп гиперсветовых ракет был способен расколоть планету пополам, вот только выпускать их с такой дистанции было дуростью — артиллерия и дешевле, и эффективнее. Ракеты — оружие, предназначенное для боя на дальней дистанции, и применяется крайне редко, зато вид корабля, изготовившегося для ракетной атаки, производит впечатление на кого угодно. Естественно, Соломин не собирался тратить ракеты на столь малозначимую цель, но он хотел напугать комитет по встрече, и добился этого.

Как известно, идти с вооружением, приведенным в боевую готовность, никому и никогда не возбраняется. А вот открывать огонь по кораблю, идущему в нейтральном космосе, вне пределов территориального контроля, весьма чревато. Пределы же подконтрольного пространства, согласно международному законодательству, определяются дистанцией, на которой возможно их защитить, не покидая пределы орбиты. Орбитальные крепости в этой ситуации выступают аналогами береговых батарей далекого прошлого, вот только их эффективность весьма спорна и очень сильно зависит от страны, которой такая батарея принадлежит. Планеты Российской империи, к примету, во-первых, перекрывали своими батареями всю систему, в которой такая планета расположена, а во-вторых, русским вообще плевать на международные соглашения и законы. Они в два счета обеспечивали сохранность территории, благодаря своему флоту, просто отчертив на карте секторов линию, за которую лучше не соваться, да и остальные крупные страны, вроде США, Японии, Франции, в общем-то, поступали так же. Такой расклад, кстати, русские вполне уважали, относясь к нему с пониманием и считая, что каждый имеет право на защиту своей территории всеми доступными средствами. А вот маленьким и слабым государствам оставалось лишь уповать на столь шаткую вещь, как международные законы, да надеяться, что их не тронут. Ну, как говорится, надежда умирает последней, и сейчас на планете взвыли, понимая, что находятся в пределах досягаемости корабельной артиллерии и, пока он не откроет огонь, не имеют формального права ничего предпринимать в ответ. Даже если у них есть флот и они его вышлют на перехват русского корабля, то согласно все тем же растяжимым нормам международного права, это будет неспровоцированной агрессией и после первого же выстрела линейный крейсер будет вправе сотворить с планетой все, что захочет. А пока что он держит их под прицелом, и что сотворит через секунду, абсолютно неизвестно. Это страшно, и такая игра на нервах заканчивается однозначно.

— Вот видишь, — сказал Соломин, прислушавшись к воплям китайцев, — они уже ничего не требуют — они просят. Вот на просьбу, раз пошла такая пьянка, мы сейчас и ответим.

— Почему именно на просьбу? Разговор, мне кажется, можно было начать и раньше.

— Потому что если мы подчиняемся требованию, то ставим в подчиненное положение себя. А вот когда соизволим обратить внимание на просьбу, то восприятие нас и наших прав зависит исключительно от того, как мы себя поставим. Такие вещи понимать надо, ну да ничего страшного, наберешься опыта — проблема восприятия исчезнет. В общем, начинаем спектакль, и понаглей держись — узкоглазые хорошо понимают только силу. Эй, маркони! Дайте мне связь с их посадочным терминалом.

Еще один неожиданный ход. Идущий в атаку (а как еще можно назвать его маневр) военный корабль, вместо того, чтобы открыть огонь или связаться с правительством и предъявить свои требования, выходит на связь с обычным диспетчером космопорта, действуя по стандартной процедуре. Пускай подергаются, пытаясь сообразить, что за этим стоит, ведь, как известно, чем непонятнее — тем страшнее. Учитывая же, что планету негласно контролируют мафиозные кланы, то страх правительства будет, в первую очередь, их страхом. Ну а Андрею как раз это и надо — он должен явиться не просителем, и даже не как равный к равным, а как человек, имеющий право отдавать приказы. Это сразу поставит китайцев в подчиненное положение, на востоке понты часто стоят дороже, чем любые деньги. И если мелкий курьер ведет себя, как хозяин, и может настоять на выполнении любых своих требований, то любое пожелание того, кто его послал, будет воспринято как поведение высшего существа. Во всяком случае, Соломин считал именно так, и это полностью совпадало с его жизненным опытом.

Вообще же, китайская мафия — штука страшная, в свое время она пыталась внедриться даже на территорию Российской империи. Русские решили проблему очень просто — ввели закон, который приравнивал мафиози к террористам и тем самым разрешал принятие в их отношений внесудебных решений, а потом устроили массовую зачистку с применением сыворотки правды и расстрелами виновных на месте. При полной поддержке, кстати, своего, российского криминалитета, которому очень не понравилось, что вместе с китайцами зачищают всех подряд. С тех пор китайская мафия на территорию России лезть не пыталась. Что уж потребовалось в ее исконной вотчине русской разведке, Соломин не знал, но можно быть уверенным — что-то важное.

Моргнул экран, показав кабинет диспетчера и красивую китаяночку в форменной одежде — собственно диспетчера. Женщина, молодая — стало быть, вариант "Б-2". Соломин ухмыльнулся как можно гаже и, ничуть не сомневаясь, что его слышат и понимают, толкнул локтем в бок Андрея:

— Глянь, Андрюха, какая цаца. Я бы ей сейчас вдул, а ты?

— И я бы тоже. Хотя, на мой взгляд, тоща...

— Ничего, будет желание — специально для тебя откормят.

— Ты думаешь?

— Да конечно. Скажешь туземцам, что тебя интересует конкретно эта соска, и ее тебе привезут в подарочной коробочке с бантиком. Ты же белый господин, для них честь, что ты обратил внимание на их бабу. А вообще, если ее как следует отмыть да подкрасить, очень даже ничего будет.

Бьянка, как ей это было положено по роли, обиженно надула губки:

— Ко-отик, ну чего ты на эту дуру смотришь — ни кожи, ни рожи...

— Молчи, женщина, когда мужчины серьезные разговоры разговаривают, — отмахнулся Соломин и повернулся к экрану:

— Эй, дамочка, к какому причалу нам швартоваться?

Девушка, которая во время их разговора пошла от обиды красными пятнами, с видимым трудом, несмотря на знаменитую восточную выдержку, справилась с эмоциями. Хотя, возможно, она обиделась бы еще больше, если бы знала, что весь этот разговор предназначен не для ее ушей, а для тех, кто, несомненно, слышал его от начала и до конца. Она ведь кто? Мелкий технический сотрудник, не более, решения принимают совсем другие люди, и они должны быть уверены в том, что к ним заявился самый обычный бандит в компании самого обычного пирата, разве что представляющие очень серьезных людей и имеющие соответствующие возможности. Соответственно, по легенде, субъектов, не отягощенных избытком интеллекта и оборзевших от собственной безнаказанности, а потому, смертельно опасных, способных сотворить, что угодно, не заботясь о последствиях. А ведь девочка, если вдуматься, ни в чем не виновата, даже, может быть, и не в курсе сложившейся в окрестностях планеты ситуации. Будем говорить честно, даже жалко ее — она вообще ни при чем, просто оказалась в неудачное время в неудачном месте. Впрочем, есть хороший шанс, что она не понесет никакого серьезного урона, кроме, разве что, морального.

— Прошу подождать, вам сообщат номер причала и посадочный коридор, — ответила она на вполне понятном, но чуть замедленном русском. Прямо как прибалт какой-нибудь, подумал Соломин, хотя, конечно, это была нормальная ситуация при отсутствии языковой практики.

— Слышь, девочка, какое ожидание? Через полчаса я буду у вас на орбите, надеюсь, к этому времени все будет готово, иначе я сам причалю, куда захочу.

— Простите, но это строго запрещено правилами...

— Слышь, ты, курица, правила здесь устанавливаю я. Освобождай давай причал... Андрей, какой тебе больше нравится?

— Давай первый, он во всех портах для ВИП-персон, поэтому самый удобный.

— Во, слышала? Давай первый, и в темпе, а если там будет торчать какое-нибудь корыто, я расковыряю его главным калибром!

— Капитан, ну зачем так грубо? Девушка все прекрасно поняла, не так ли? — вмешался Андрей, которому по роли положено было быть "добрым". Соломин, соответственно, был "злым" — во-первых, у него это лучше получалось, а во-вторых, он китайцев не любил.

— Правда? Замечательно. Слышь, ты, поняла или нет?

— Но...

— Девушка, — опять вмешался Андрей. — Свяжитесь со своим начальством и сообщите, что прибыл Иванов, из России. Думаю, вы получите все необходимые инструкции. И поторопитесь, а то мой друг шутить не любит. Не так ли, капитан?

— Не люблю. А вот стрелять, ха-ха, люблю.

— Котик, а можно я постреляю? — опять влезла в разговор Бьянка. Изображать дуру получалось у нее на диво естественно, похоже, у девушки был талант актрисы.

— Киса, ты же целиться не умеешь, половину планеты снесешь. И что нам потом делать? Куда причаливать?

— Ну ко-отик, — выдала Бьянка с таким придыханием, что Соломин сразу ощутил некоторый физический дискомфорт. — Ну я хочу...

— Хорошо, хорошо, постреляешь, только отстань...

Краем глаза наблюдая за экраном, Соломин увидел, что речь девочки-дурочки которой очень хочется побаловаться, произвела едва ли не большее впечатление, чем их с Андреем диалог. Усмехнувшись про себя, он рявкнул:

— Ну ты, слышала, что тебе белые господа приказали? Бегом! — и вырубил связь.

— Уф-ф... — выдохнул Андрей и вытер тыльной стороной руки пот со лба. — Нормально, вроде...

— А ты что, нервничал? — Соломин удивленно посмотрел на него. — Все прошло так, как мы и планировали, этих дуриков мы на пальцах развели. В первый раз, что ли?

— Ага...

— Ничего, привыкнешь. Пойми, нас боятся, и надо уметь использовать этот страх. Кровожадных монстров, которыми нас считают, могут не любить, но нам от чьей-то любви или нелюбви ни тепло, ни холодно, зато из страха нам будут подчиняться, а с этого мы поимеем определенные дивиденды. Главное, чтобы уровень страха не перешел критическую черту, после которой на нас набросятся просто от отчаяния.

— А что будет, если они не захотят нас принять там, где вы хотите, — пискнула сзади забытая всеми Бьянка.

— Стрелять начну, разумеется, — фыркнул Соломин. — Слово надо держать. Заодно и орудия новые испытаем.

— Но ведь...

— Не спорь со старшими. У нас есть четко поставленная задача, которую надо выполнить, и потери среди туземцев нас волновать не должны.

— Это очень легко — повелевать чужими жизнями, сидя в неуязвимом корабле, вооруженном так, что сама мысль о сопротивлении кажется безумием. Белый господин со скуки вышел поохотиться на антилоп, и стреляет, не вылезая из машины... — девушка внезапно всхлипнула, повернулась и бегом выскочила из рубки.

— Вы палку-то не перегнули? — спросил Андрей, неодобрительно глядя на капитана.

— Да нет, все нормально, — буркнул Соломин, отворачиваясь. — Детство у девочки в заднице заиграло, только и всего.

На самом деле он был неожиданно обижен. Да и то сказать, если бы не скучающий белый господин, девчонка уже давно и прочно прописалась бы не в самом лучшем борделе Вечного Кипра, чтобы через несколько лет, потеряв свежесть и привлекательность, опуститься в еще большую клоаку, а потом вернуться на завод. Ну а когда не сможешь работать — укол и быстрая, легкая смерть, ведь раб, которого нерентабельно содержать, никому не нужен. Ну что же, благодарность человеческая общеизвестна, а про то, как Бьянка попала на борт его крейсера, Андрею, к примеру, знать не следовало.

Усилием воли загнав вглубь раздражение, Соломин решительно направился к своему креслу, с размаху плюхнулся в него, готовый в любой момент переключить управление на себя. На последнем этапе пилотировать корабль он решил лично — во-первых, он был одним из наиболее опытных пилотов на корабле, а во-вторых (ну, это важно стало только сейчас), работа — лучший способ отвлечься от неприятных мыслей.

Вообще же, пилотировать корабль на досветовых скоростях, как ни парадоксально, намного сложнее, чем на сверхсвете. Там ведь как: вырубил гипердвигатель — и скорость мгновенно упала практически до нуля. Точнее, до той скорости, которая была в момент запуска гипердвигателя, но она, как правило, очень низкая, и ею можно пренебречь. А вот при маневрировании на обычных двигателях играет роль масса корабля (а у махины в несколько километров длиной она соответствующая), необходимость постоянного контроля скорости (сам по себе корабль в космосе почему-то не останавливается), и еще куча факторов, которых особенно много вблизи заполненных мусором окрестностей планет.

Механически проверяя работу систем, Соломин как будто выпал ненадолго из реальности — мыслей не было, и окружающий мир не воспринимался совершено. Из этого состояния его вывел голос штурмана:

— Командир, время.

— Благодарю, — Соломин почти мгновенно вернулся к действительности. — Всем занять свои места, может немного потрясти. Ну что, попугаем местных кадров?

Народ отозвался бодрым гулом — все-таки дух вольного пиратства успел глубоко проникнуть в их сознание. Раньше они предпочли бы действовать в соответствии с уставом, сейчас им хотелось развлечься. Глубоко вздохнув, Соломин опустил руки на пульт, переводя огромный корабль на ручное управление — спектакль должен был продолжаться.

— Э-эй, расступись, корявые, я лечу! — под аккомпонимент этого вопля огромный корабль пронесся через систему и, не снижая скорости, направился прямо на грузную тушу посадочного терминала. Соломин радостно вопил и лыбился в камеру, а сам при этом с предельным напряжением сил держал корабль на курсе, ухитряясь с ювелирной точностью лавировать среди многочисленных кораблей, ботов и прочей мелочи. Спектакль с русскими отморозками был в разгаре, и капитан был намерен доиграть его с блеском.

Конечно, можно было настроить электронный мозг корабля на автоматическое управление, но тогда эффект был бы совсем другой. Как ни настраивай компьютер, перепутать его управление с управлением живого пилота невозможно, аппаратура слежения раскусывает такие обманки "на раз". Соответственно, не будет того впечатления, не будет страха перед ошибкой или просто безумием пилота, который (он же пират) мог и обкуриться ненароком. Лучше уж никакого эффекта, чем смазанный эффект...

— Всем-всем-всем, освободить секторы три, четыре, пять. Освободить секторы! Уступить дорогу русским! А-а-а...

Ну, правильно взвыла диспетчерша — какой-то придурок на своем каботажнике, вместо того, чтобы рвать когти, стал зачем-то разворачивать свое корыто. Как линейный крейсер ухитрился сманеврировать, уходя от столкновения, одному богу известно — корабли разошлись в несчастных паре десятках метров. Офицеры в рубке восторженно взвыли, и Соломин на миг ощутил законную гордость — не все он забыл за годы капитанства, ведь когда-то он считался асом.

— Капитан! Там корабль у причала!

— Вижу, — хрипло прокаркал в ответ Соломин, вижу, штурман, не боись. Носовая башня к бою!

— Русский корабль! Русский корабль! Отзовитесь!

— Че ты орешь, дура?

— Мы не успели убрать корабль от причала! Техническая проблема!

— Сейчас я его сам уберу...

— Пять минут! Дайте нам пять минут...

— Три.

В этот момент корма занимавшего причал корабля окутался светящимся облаком — обычная ситуация при запуске непрогретых двигателей. Будь корабль покрупнее, для старта ему потребовалось бы немалое время, сотни тысяч тонн медлительны, но, к счастью, это была всего лишь яхта, игрушка богатого человека, и ее масса не превышала трех килотонн. Она успела стартовать и уйти с дороги русского корабля вовремя. Соломин довольно усмехнулся — "Эскалибур" несся вперед и не собирался тормозить. На экранах были видны искаженные страхом лица тех, кто находился сейчас в диспетчерской — китайцы, похоже, успели распрощаться с жизнью, очень уж хорошо они представляли, что может сотворить с терминалом врезавшийся в него с разгону боевой корабль линейного класса. В общем, шансов выжить у них не было.

Когда заработали тормозные двигатели, всем казалось, что столкновение неизбежно, однако Соломин был другого мнения, и он оказался прав. Корабль задрожал, сотрясаемый экстренным торможением так, что, казалось, он сейчас развалится, однако длилось это какие-нибудь пару секунд, а потом корабль остановился, четко синхронизировав свою скорость с орбитальной скоростью терминала, в несчастных пяти метрах от причала. Это был даже не высший пилотаж — это было мастерство на грани фантастики, такие маневры и на истребителе-то не каждый совершать возьмется.

— Приехали, — Соломин вырубил видеосвязь и украдкой вытер пот со лба. — Всех поздравляю — мы снова остались живы.

— Ты с ума сошел? — пискнул из своего кресла Андрей.

— Почему? Мы обговаривали этот маневр с тобой, если помнишь.

— Да, но я не думал...

— Ничего, думать вовремя ты еще научишься. И перестань дергаться — нам ничего не грозило.

— Ага, а если бы мы столкнулись...

— То ничего бы не было — защитное поле было включено, опасность грозила кому угодно, только не нам. Кстати, а насчет девочки ты подумай.

— Какой девочки?

— А той, которая на терминале командовала. Все визжали и разбегались, а она до конца пыталась что-то сделать. Редкое качество, поверь. И редкое мужество. Жаль, что китаянка, но сам знаешь — в России все равны.

— Чего-о?

— Что слышал. Ладно, смотри сам, мое дело предложить, хотя я бы, на твоем месте, все же подумал, да и девочка красивая. Среди них, бывает, такие крокодилы попадаются...

— Тьфу! — Андрей резко встал и вышел из рубки. Соломин хохотнул ему вслед — подшефный молокосос на глазах приходил в себя, и не в последнюю очередь потому, что капитан заставил его разозлиться, причем не на собственную слабость, а на придурка-капитана, чего тот, собственно, и добивался. Совершенно незачем парню приобретать комплексы, они потом могут помешать. Хотя ничего удивительного или постыдного в том, что Андрей испугался, не было — для человека, которого никогда вот так, "с ветерком", не катали, испугаться было немудрено. Соломин не без основания подозревал, что большинство его людей тоже чувствовали себя не слишком комфортно. Другое дело, что они своего страха не показывали, ну так что с того? Просто все они — космонавты со стажем, их всему этому вначале долго и серьезно учили, а потом закрепляли знания практикой, а Андрея, конечно, натаскивали в его конторе, но умение удержать на месте желудок, когда корабль отчаянно маневрирует, для разведчика отнюдь не главное. Если дошло до ситуации с гонками и стрельбой, то для разведчика она означает конец карьеры, а может, и смерть. В любом случае, доводить до этого никто всерьез не планирует, поэтому и учат совсем другому и несколько иначе. В общем, парень себя еще и достойно вел, даже не заорал ни разу. Вот только когда запсиховал, на "ты" со старшим без спросу перешел, ну да Соломин к подобным мелочам во все времена относился спокойно, считая, что в армии не всегда есть место сантиментам.

В этот момент на экране замигал сигнал вызова, противно запиликал зуммер. Соломин обернулся, удивленно поднял брови — вызывал диспетчер. Интересно, та самая, или нет? Капитан протянул руку, щелкнул тумблером, включая связь.

— Капитан! — голос диспетчера (той самой, кстати), дрожал, но не от страха, а от возмущения. — Что вы себе позволяете?

— Что хочу — то и позволяю, — Соломин откинулся в кресле и с блаженной улыбкой посмотрел на экран. — А что? Разве я что-то нарушил?

— Вы нарушили все мыслимые и немыслимые инструкции! Вы ведете себя так, словно вам неписаны никакие законы!

— А так и есть. Я ведь и сам, в некотором роде, вне закона.

— Да вы что, не понимаете, как рисковали? В незнакомой системе...

— Стоп, почему в незнакомой? Можете мне поверить, я знаю местную навигацию не хуже любого местного штурмана.

— Вы уже бывали у нас?

— Разумеется, бывал.

— Но вашего имени нет в нашей базе данных.

— Я никогда не причаливал здесь.

— И когда же вы были у нас в последний раз?

— Лет двадцать назад, сами можете уточнить, если хотите. Я во время последней войны с Китаем был в составе эскадры, осуществлявшей блокаду вашей планеты. Ну и на бомбежку к вам регулярно вылетал.

Девушка замолчала, посмотрела на Соломина с непонятным выражением лица и выключила связь. Капитан усмехнулся — помнят, как их били тогда. А сами виноваты — ибо нефиг. Нефиг пытаться чужие секреты воровать, а потом контрафактную продукцию производить. В первый раз тогда китайцев предупредили словами, а во второй раз столкновение интересов вылилось в полномасштабную войну. Даже переговоров не вели — просто разнесли планеты, на которых, по агентурным данным, Китай без спроса развернул производство военной техники на основе украденных в Российской империи технологий, ударами из космоса. И урок всем, и экипажи лишний раз потренировали в условиях, максимально приближенных к боевым. А что касается затрат — так их за счет китайских же контрибуций и возместили.

Пятнадцать минут спустя Андрей в гордом одиночестве сошел по трапу. Что в одиночестве — ничего удивительного, серьезной охраны Соломин ему все равно выделить не мог, а идти в сопровождении трех-четырех человек, по меньшей мере, несолидно. Охрана же придается как раз для того, чтобы защитить, либо как показатель статуса. Лучше уж не позориться — на востоке легко потерять лицо и завалить тем самым дело, решили они еще до своего эффектного появления. А вот появиться одному — это просто показать, что ты никого не боишься, тебе на всех наплевать, и вообще ты самый крутой. Такое поведение и логично, и понятно.

Сразу после того, как новоявленный Штирлиц и Громыко в одном флаконе отправился выполнять свое особо важное задание, "Эскалибур" отдал швартовы и немедленно покинул орбиту. Китайцам Соломин не доверял ни на йоту — они, сволочи, горазды предавать. Одно дело, когда они в шоке, запуганы и ничего не соображают, но что будет, когда они опомнятся? Соломин, в конце концов, пират, а значит, его боятся уже намного меньше, чем боялись бы такого же корабля, числящегося в составе регулярного флота. Кто сказал, что узкоглазые не захотят, например, взять его на абордаж? Пока корабль у причала, большей части своих преимуществ он лишен, а значит, такая попытка имеет неплохие шансы на успех. Как бы ни были хороши русские десантники, какое бы оружие не применяли, но против ресурсов всей планеты они шансов не имели. Так зачем рисковать, если можно просто расположиться чуть в стороне, деликатно наведя на планету свои орудия?

Вот так и провисел "Эскалибур" трое земных суток, держа вероятного противника под прицелом главного калибра, а потом, точно в назначенный срок, вернулся Андрей. Ему даже не пришлось просить Соломина, чтобы тот вновь пришвартовал свой корабль к терминалу — разведчик прибыл на шикарном боте, принадлежащем местному президенту, и доволен был, как слон. Чем он занимался трое суток и почему его так чествуют, Соломин не интересовался. Захочет — сам скажет, а нет — так не все ли равно?

А вот сюрприз он Соломину преподнести сумел. Явился Андрей на корабль не один, а... с той самой китаянкой — хотя для Соломина большинство китайцев и были на одно лицо, но ее он запомнил.

Девушка вышла из бота вслед за разведчиком, держа в руках небольшой чемодан. Капитан удивленно поднял бровь:

— Слушай, Джеймс Бонд доморощенный, ты что, мои слова буквально воспринял? Хотя как ты их воспринял — твое дело, но какого хрена ты ее сюда приволок-то?

— Понимаете, капитан, мне они женщину предложили на ночь. Я ваши слова вспомнил и подумал: а почему бы и нет?

— И что, так понравилась?

— Нет, мне ее жалко стало.

— Поясни.

— Ну, понимаете. Она осталась бы жива ровно до того момента, как я улечу. А если бы я ее не заказал, то удавили бы ее в тот же вечер.

— И почему?

— Да просто она видела позор своих начальников. Они-то разбежались с испугу, потеряли лицо...

— Да уж, восток — дело тонкое. А как твое начальство на это посмотрит ты подумал? Они ведь тебя за столь вопиющий непрофессионализм по головке не погладят.

— Разберусь как-нибудь.

— Ну смотри, твои проблемы... Ладно, ты обедал?

— Нет пока.

— Тогда отправляем твою пассию на проверку, и пошли в кают-компанию.

— Стоп, на какую проверку?

— На самую обычную. Мало ли, что у нее на уме. Я, знаешь ли, жив все еще не в последнюю очередь потому, что никогда не доверяю чужакам. Не волнуйся, это займет, возможно, несколько часов, и если она чиста, то ничего ей не грозит. Да что я тебе рассказываю — ты не хуже меня знаешь, как работает детектор. Все, пошли-пошли, лично я проголодался.

Бот отстыковался от борта "Эскалибура" как раз в тот момент, когда они приступили к обеду. Сразу после этого, согласно приказу, заранее отданному Соломиным, линейный крейсер дал ход и направился к выходу из системы. Дело было сделано, и торчать здесь лишние несколько часов Соломин не собирался. К тому же, у него и кроме приятельской помощи родной разведке хватало своих дел, и потому он торопился. Андрей еще отдавал должное солянке, а "Эскалибур" уже вышел за пределы поля тяготения звезды, а когда он принялся за второе, корабль уже включил гиперпривод и полным ходом уходил к точке, в которой было назначено рандеву с Петровым.

— Ну как, наелся? — С улыбкой спросил Соломин, глядя на то, как Андрей с удовольствием пьет клюквенный морс.

— Да, разумеется. Вы не представляете, какой дрянью они там питаются.

— Ну, насчет дряни ты, конечно, погорячился — пища у них неплохая, просто ты к ней не привык. А раз уж ты поел — пойдем, посмотрим, какие мысли были в голове у твоей девочки.

Посмотреть-то они посмотрели, процедура была уже завершена, а вот поговорить с Мэй, так звали девушку (там еще что-то в имени было, но Соломин заучивать китайские имена не собирался — зачем?), они смогли только через три часа. Что поделаешь — сама проверка на детекторе времени занимает минимум, но приходит в себя человек потом долго.

Дело в том, что современные детекторы лжи, как их по привычке называли, не были рассчитаны на банальное отслеживание реакций организма — опытный, хорошо подготовленный и хладнокровный человек способен обмануть такой детектор вне зависимости от числа отслеживаемых реакций. Другой тип детекторов производит скачивание информации непосредственно из мозга, но безвредным такой метод не назовешь. Клетки мозга — штука хрупкая, даже при минимальном воздействии такого детектора эффект сравним с сотрясением мозга средней тяжести, А если чуток перестараться, то легко превратить человека в пускающего слюни дебила.

Детекторы, применяемые русскими, были сложнее, но безопаснее. Резонансными колебаниями электромагнитного поля мозг человека вгонялся в некое подобие наркотического транса, подавляющего любые зачатки воли, после чего он сам отвечал на любые вопросы, и никакие ментальные блокировки ему не помогали. Нечто подобное делала сыворотка правды, но детектор был и мощнее, и надежнее, и безопаснее для организма. Главным минусом было то, что человек выходил из такого транса несколько часов, но с этим приходилось мириться. В конце концов, за все надо платить.

Когда Андрей, сопровождаемый Соломиным, вошел в выделенную Мэй каюту, он был мрачен и не скрывал это. Девушка удивленно посмотрела на него — эмоции европейца для азиатов читаемы легко, это наоборот сложно. Вот и сейчас было неясно — то ли Мэй играет, изображая удивление, то ли у нее нетипично богатая и живая для китаянки мимика. Капитан усмехнулся, глядя на происходящее, взял стул, уселся на него верхом, положив по привычке голову спинку, на сцепленные руки, и внимательно посмотрел на Мэй.

Под его взглядом девушке стало, по меньшей мере, неуютно — Соломин разглядывал ее совершенно спокойно, как раз его лицо было нечитаемым. Не потому, что оно было каким-то особо неподвижным, а потому, что смотрел капитан абсолютно равнодушным. Это, кстати, было страшно — когда человек не испытывает эмоций, глядя на другого человека, это значит, что он не рассматривает его, как собственно человека. Такой убьет — и не поморщится, ему все равно.

Мэй поежилась и постаралась поглубже залезть под одеяло — она лежала на койке, не восстановилась еще после допроса. Андрей открыл рот, намереваясь что-то сказать, но капитан одним коротким движением руки остановил его и заговорил сам.

— Вот что, девочка, слушай меня внимательно и не перебивай. Ты могла думать все, что угодно, но детектор обмануть невозможно, во всяком случае мне о способе, позволяющем скрыть свои мысли от этого аппарата, ничего неизвестно, даже слухов не ходит. Тебя прозондировали вдоль и поперек, и вот ведь какая незадача — все, что ты сказала Андрею, чистая правда, но один нюанс ты от него скрыла. Скажи мне, пожалуйста, почему ты так искренне хочешь меня убить?

Мэй молчала. Соломин спокойно смотрел на нее, и тишина была такая, что на уши давила. Потом капитану надоело играть в молчанку.

— Ну и как хочешь. Прости, но мне держать на борту такую вот пародию на опасность совершенно неохота. Придется тебе, девочка, прогуляться за борт, так что можете попрощаться, я подожду.

— Я очень хочу вас убить, — Мэй выдавливала слова с таким усилием, словно ей это причиняло физическую боль. — Вы убили мою мать.

— То есть? — капитан удивленно поднял брови. — Я что-то не помню, чтобы бывал когда-то на вашей планете.

— Вы ее бомбили. Она погибла, когда русская бомба попала в дом.

— Ах, вот ты о чем... А при чем здесь я? Вообще-то в налетах участвовало с полтысячи штурмовых ботов.

— Мне все равно, — девушка устало прикрыла глаза. — Мне не добраться до всех — отомщу хоть кому-то... А теперь, вижу, боги не оставили мне даже этого.

И тут, неожиданно для нее, Соломин расхохотался. Смеялся он весело, до слез, а когда закончил, увидел две пары удивленных глаз — девушки и разведчика. Вытерев глаза, капитан ткнул Андрея в бок:

— Ну, что я тебе говорил? Бери, не пожалеешь! Человек, готовый умереть ради того, чтобы отомстить за родных — это настоящий человек. Такие сейчас редкость, тем более среди азиатов.

— Я слышал, они мстительны, — осторожно сказал Андрей.

— А то. Конечно мстительны, если им за это ничего не будет. А вот так, без шансов — не-ет, это первая китаянка, которая, на моей памяти, оказалась способна на подобное. Ну что, рискнешь?

— Да.

— Готов за нее поручиться?

— А, семь бед — один ответ.

— Ну и молодец. Непрофессионально, конечно, но все равно молодец. Смелый. Оставляю ее под твою ответственность. Но, извини, придется ей посидеть под замком — не хочу неожиданностей...

Когда офицеры покинули каюту, оставив Мэй в глубоком обалдении от непостижимой русской логики, капитан спросил Андрея:

— А теперь скажи мне, друг сердечный, таракан запечный, как в своей конторе выкручиваться с ней будешь? Вряд ли тебя похвалят, так и карьеру загубить недолго.

— Не знаю, честное слово. Придумаю, что-нибудь.

— Плохо. Что-нибудь — это совсем не по-мужски и абсолютно неконструктивно. Сама собой эта ситуация не рассосется, и влияния твоего отца на то, чтобы как-то ее загладить, может не хватить.

Андрей остановился так резко, что Соломин едва на него не налетел. Да чего уж там — налетел бы, если бы не был готов к чему-то подобному — все-таки Андрей был еще очень молод и не слишком профессионален, чтобы полностью контролировать свои эмоции. Жизнь пока не била, да.

— Откуда вы знаете?

— Откуда? Да простая логика. Понимаешь, в иерархии разведчиков ты — никто. Не обижайся, но мальчишек, которые только-только начали службу, хватает, и на первых порах вы все — расходный материал. Вам ведь, по сути, ничего не грозит — ну посуди сам, кто рискнет поднять руку на русского? Мстить за убитого или даже просто арестованного разведчика назавтра прилетит целый флот, бывало уже такое. Будет куча трупов и море крови — нормальная, кстати, ситуация. Поверь, худшее, что с тобой произошло бы на этой планете — разоблачили бы тебя да выслали. На том твоя карьера в качестве оперативного работника, или как там это у вас называется, не знаю, подошла бы к концу, и перевели бы тебя или в аналитический отдел, или в какую-нибудь вспомогательную службу, или в спецназ... Да мало ли мест.

— И что с того?

— Да ничего. Просто когда немалый чин в разведке просит негласно помочь такому вот новичку, возникает вопрос: а зачем? Зачем это ему? Два варианта: или он заинтересован в успехе операции, или в успехе конкретного человека. Успех операции... А зачем посылать тебя? Он с тем же успехом доверил бы переговоры мне — на уголовного авторитета я тяну куда лучше, и настоять на своем смог бы без особого риска. А рожей не вышел — так в его конторе достаточно профи посерьезнее, чем ты или я. Значит, он заинтересован конкретно в твоем успехе. Пока что не наблюдаешь нарушений в логике? Не ушел я в область догадок?

— Да нет, пока все логично.

— Замечательно. Итак, он заинтересован в продвижении конкретного человека. Тут вариантов было много, но самый простой — ты его родственник. Конечно, ты мог быть младшим племянником бывшей жены, но все-таки, проще предположить, что кто-то поближе. Самый простой расклад обычно и самый верный, не так ли?

— Так...

— Ну вот. Образец ДНК твоего отца у меня был, я его взял на всякий случай, твой взять было несложно. Оставалось сложить два и два.

— Да уж, вам палец в рот не клади...

— Особенно грязный — откушу и выплюну.

— И что теперь?

— Да ничего. Ты — сын моего старого сослуживца, хорошего товарища, а в том, чтобы помочь хорошему человеку, я не вижу никаких проблем.

— Гм... Капитан, вы немного ошибаетесь.

— И в чем же?

— Ну, просто я... как бы сказать... ну, не совсем его сын.

— Не понял, — Соломин удивленно мотнул головой. — Как это не совсем? Я всегда считал, что или сын, или не сын, третьего не дано.

— Отец с матерью не были женаты...

— Да и хрен с ним, это уже только и исключительно ваше семейное дело.

— Не совсем...

В общем, шли они, и Андрей рассказал не то чтобы невероятную, но оригинальную историю. В общем, его мать не была гражданкой Российской империи, она познакомилась с Петровым на каком-то курорте, ну и не уследила... А может, и не против была. В общем, спустя девять месяцев после курортного романа родился вполне здоровый малыш.

Ну а дальше — как в плохом романе. Мать умирает, когда ребенку едва-едва исполняется двенадцать лет, но успевает сказать пацану, кто его настоящий отец. И мальчишка из приюта смог по сети найти его. Впрочем, жизнь, бывает, выкидывает шутки и похлеще.

Вот так и попал малолетний наполовину американец, наполовину русский в Российскую империю. Отец признал его вполне официально — на карьере его это никоим образом не сказалось. Семья в Российской империи — дело святое, а курортный роман... Ну а что курортный роман? У всех бывают грешки, тем более что Петров честно описал его в рапорте. В общем, обошлось без последствий.

Эндрю, моментально ставшему, на русский манер, Андреем, повезло — он попал в Россию в том возрасте, когда мог еще догнать своих сверстников. Что поделаешь — образование в Российской империи тоже было русским, а значит, лучшим в мире, но в отношении детей это значило, что их учили не только лучше, но и больше других, объем школьной программы соответствовал бакалавриату в США, и Андрею пришлось попотеть, но он справился. Не потому, что был очень умным, а потому, что обладал бешеным самолюбием и всегда старался быть первым. А еще он, как и многие другие до него, попав в империю стал имперцем больше, чем многие из тех, кто в этой империи родился.

По окончании школы Андрей, смог поступить в высшее командное училище министерства государственной безопасности, окончил его не с блеском, но вполне достойно, участвовал на подхвате в нескольких мелких операциях. Ну а когда замаячило серьезное задание, отец подсуетился и договорился со знакомым пиратом, что тот, случись нужда, намотает обидчику любимого чада кишки на лебедку.

Ну что же, история не хуже и не лучше многих других. Соломину оставалось только порадоваться за старого товарища — тот все же обрел сына, а то все дочки и дочки... Однако главной проблемы это не снимало. Как посмотрит на ситуацию Петров понятно — косо посмотрит, чего уж там. Однако постарается помочь, это вполне нормально. Вот только сможет ли — большой вопрос, он, конечно, фигура, иначе не назначили бы его курировать проект, связанный с расширением сферы влияния Российской империи, однако вряд ли его возможностей хватит, чтобы прикрыть ляп молодого лейтенанта (а именно это звание носил Андрей), подчиненного совсем другому человеку. То, что сошло с рук опытному, с большим стажем разведчику, вряд ли позволят новичку. Все, конечно, зависело от того, как начальство посмотрит, но Соломин не сомневался, что посмотрит отрицательно. Одно дело, когда человек при выполнении задания заводит интрижку, если это не мешает делу. Если это требуется по легенде (а найдите мафиози, тем более русского мафиози, который откажется от женщины), то не только глаза закроют, но и одобрят еще. Однако, когда он вывозит женщину-иностранку, да еще и на пиратском корабле, да еще и задействованном совсем в другой, намного более важной операции... Нет, наказать, возможно, и не накажут, тем более что задание-то выполнено, но вот карьеру это молодому офицеру если и не загубит, то испортит точно.

Соломин думал минуты две, ровно столько, сколько они шли до кают-компании. Потом капитан резко махнул рукой и сказал:

— Хрен с тобою, золотая рыбка. Сделаем так: я предложу твоему отцу назначить тебя ко мне офицером связи. Думаю, на это у него хватит и сил, и возможностей. Девчонку оставим пока на крейсере, незачем твоим отцам-командирам про нее знать. Ну а потом, когда я выполню свою миссию, спишем ее на берег, дам ей своей властью гражданство, и ты официально сможешь заводить с ней шашни уже не как непонятно с кем, а как с гражданкой союзного государства... Чего рот разинул? Ах да, ты не в курсе — ну ничего, отец просветит, заодно ремнем по заднице, надеюсь, врежет, чтобы сначала думал, а потом в жалость ударялся. Хотя девочка, конечно, очень ничего. Ладно, подбери челюсть — и дуй к ней, добрый дядя-пират обо всем позаботится, хотя, хоть убей, не знаю, зачем я это делаю.

— А я вам нравлюсь, — нагло улыбнулся воспрявший духом Андрей.

— Хрен тебе, ты не молоденькая девушка с большим бюстом и тугой попкой, чтобы мне нравится, я пока что в противоестественных наклонностях не замечен... А был бы замечен — давно бы за борт прогулялся. Иди, отдыхай, но имей в виду — будешь отрабатывать.

— Как?

— Не знаю еще, не думал. Ладно, все, беги.

Когда обрадованный лейтенант умчался, Соломин вздохнул устало. Кругом сплошная любовь, кто воевать-то будет? Однако все это было дело десятое, сейчас главным было выполнить задание, а для этого требовалось встретиться с Петровым и принять на борт штрафников, врачей и медикаменты. В общем-то, повезло еще, что с медикаментами все просто — переместили на год плановую замену, и все. Минимальные затраты, так что наверху согласились достаточно легко. Хотя, конечно, не будь здесь операции разведки, хрен бы им, а не лекарства. Лучше в космос выкинуть, чем просто так подарить — с определенной точки зрения, позиция была не лишена логики, хотя бы даже потому, что смещение на год замены — это значит, перетряхивание бюджета. К тому же, деньги, которые придется потратить на производство лекарств, могли бы еще год работать в других отраслях, а это — уже убыток. Да и просто транспортировать их из точки "А" в точку "Б" тоже стоит определенных денег. Словом, одни убытки.

Ну а по дороге к точке рандеву была у них еще одна встреча. Со старыми знакомыми, так сказать — просто выскочил навстречу "Эскалибуру" линейный крейсер "Идзумо", сопровождаемый эсминцем "Гавриил", и на борт флагмана поднялся старший лейтенант Джораев в сопровождении невесты. Да, невесты, будем уж называть вещи своими именами, и даже непривычному к интригам Соломину было ясно сколько проблем это может принести, и какие возможности при некоторой удаче открывает. И, гладя на эту счастливую парочку, капитан почувствовал на миг легкий приступ зависти. Впрочем, с ним он справился практически мгновенно.

— Ну что, лейтенант, как прошло дело?

— Отлично, — Джораев весь сиял.

— Отлично — значит, молодец, потом расскажешь в подробностях. Но отрабатывать все равно придется.

— Я не забыл.

— Раз так, замечательно, рад за тебя. В общем, размещайтесь, и жду тебя через час с докладом. Ну, чего стоите? Бегом!

Дальнейший полет протекал достаточно скучно, если не считать того, что к ним присоединился "Альбатрос" в сопровождении эсминца "Смелый", и через два дня эскадра из пяти кораблей встретилась с ожидающими их транспортными кораблями под командованием капитана второго ранга (эх, знать бы, какое у него на самом деле звание) Петрова.

— И на хрена ты это чудо притащил? — спросил Петров, ткнув пальцем в "Идзумо".

— Я так понимаю, это вместо здравствуй?

— Здравствуй. Так зачем тебе эта японская бандура? Кстати, я догадываюсь, где ты ее взял.

— Правильно догадываешься. Только вот атаковали они меня в нейтральном космосе, поэтому я был в своем праве.

— Ладно, это непринципиально. Больше того, открывает при нужде кое-какой простор для... Впрочем, неважно. Ты мне скажи — зачем приволок это старье? Он же не сильнее нашего эсминца, и вдобавок куда тихоходнее.

— Да потому, что мне надо несколько кораблей, которые я не буду таскать с собой, а оставлю прикрывать планету. Неужели ты думаешь, что мне помешает свобода маневра?

— И где ты найдешь для них экипажи?

— На месте наберу. Для этих гробов — можно, это на нормальные корабли я их допускать не собираюсь.

— Логично... Ну, смотри сам, тебе виднее. Если что, расхлебывать сам будешь.

— Не волнуйся, не в первый раз, — пожал плечами Соломин.

— В смысле?

— Расхлебывать.

— А, понятно. Ну, докладывай, как прошел рейд.

— Не-е, — с усмешкой поднял палец Соломин. — Не докладывай, а рассказывай — я ведь вольная птаха, если помнишь.

— Хорошо, — разведчик улыбнулся. — Рассказывай... вольный птах. И так вижу, раз шутишь — значит, все в порядке.

— А ты со своим протеже разве не разговаривал еще?

— Нет пока. Да и не факт, что буду — он мне не подчинен.

— Ерунду не говори — подчинен, не подчинен... Впрочем, как знаешь.

По мере рассказа Соломина, Петров постепенно мрачнел. От старого товарища он, похоже, скрывать эмоции не видел смысла. Когда капитан закончил, разведчик несколько секунд сидел, явно обдумывая ситуацию, а потом задал единственный вопрос:

— Зачем?

— Зачем? — Соломин почесал затылок. — Зачем... Да затем, наверное, чтобы твой пацан не ожесточился раньше времени. Честно говоря, мне эту узкоглазую проще всего было бы вышвырнуть за борт, и поверь, если бы потребовалось, я не медлил бы ни минуты. Но вот сейчас я ее выброшу. А что дальше? Кем мы будем в глазах тех, кто придет нам на смену? Сволочами и мерзавцами? Нет уж, пускай они как можно дольше остаются идеалистами и цинизма набираются постепенно. Как ты хочешь, а страна держится, в первую очередь, на идеалистах, готовых ради нее умереть, а не на старых циниках, вроде тебя и меня. Понимаешь?

— Понимаю. А ты сам-то понял, что сказал? Я, может, что-то пропустил, но ты часто ведешь себя именно как идеалист. Я-то думал, мне на Вечном Кипре тебя упрашивать придется, когда о помощи просил, а ты ни слова против не сказал, даже когда я наглеть начал.

— Ну и что? И потом, мне за эту помощь от тебя неплохие деньги обломились, ты не забыл?

— Нет. А также помню, что ты с этими деньгами делать собираешься.

— Это непринципиально... И потом, ты уж извини, но идеализм мой имеет пределы. Против танка с дробовиком я не пойду, и не проси.

— Думаешь? Впрочем, не будем спорить, может, и не пойдешь... Ладно, я ему скажу, чтобы держал язык за зубами. Какие планы?

— Простейшие. Ты людей привез?

— Да, все как обещал. Четыре тысячи солдат, две сотни врачей, лекарства... Когда забирать будешь?

— Да хоть сейчас. Только вначале я на них посмотрю. Есть где это сделать, чтобы не слишком плечами толкаться?

— Есть, конечно, мы предусмотрели такую возможность. Координаты мы уже выслали.

Координаты действительно выслали, бросок был коротким, и спустя какие-то два часа корабли уже легли на орбиту небольшой и мало кому известной планеты, единственным достоинством которой был климат, подобный земному. Особо ценных ресурсов на планете не было, лежала она в стороне от звездных трасс, и потому колония на ней была очень маленькая, чисто номинальная. Не Российской империи даже, а все того же Черного Новгорода, хотя, конечно, по указанию свыше. Единственным назначением колонии было застолбить планету на будущее — мало ли как жизнь обернется. Колония такого уровня, какой бы стране она ни принадлежала, вряд ли просуществовала бы долго — всегда нашелся бы желающий либо захватить, либо ограбить, но тут ситуация была принципиально иная. Нападение на русских (а ни для кого не было секретом, чья на самом деле формально независимая планета Черный Новгород) вне зависимости от результата кончилось бы войной на уничтожение. Даже если бы задействовали пиратов, не спасло бы — скрыть абсолютно все следы попросту невозможно, а железные, принимаемые международными судами улики русским не нужны. Все помнят, как русский линкор появился на орбите Новой Гааги, где по традиции, оставшейся с давних, еще докосмических времен, собирался международный трибунал. Тогда суд вынес оправдательный приговор человеку, бельгийцу по происхождению, который совершил преступление на территории Российской империи, и вовремя свалил. Вовремя — в смысле до того, как русские снаряды стали рваться в рубке его яхты. Суд тогда счел предоставленные улики недостаточными, а допрос с применением спецсредств, того же детектора, незаконным.

Ну что же, у суда было на это право, а русские оставили за собой право на апелляцию. Апелляция звучала очень даже просто: месяц на выдачу, остальное непечатно, и составлена была командующим русской эскадрой, патрулирующей в том районе. Беспокоить более высокие инстанции ради такой мелочи контр-адмирал Терещенко возможным не счел.

Естественно, суд воспринял этот демарш, как неуклюжую попытку давления и оставил ультиматум без внимания. Они там, наверное, решили, что не по чину рядовому адмиралу с международной, признанной почти всеми странами организацией тягаться. Наивные... Преступник этот оправданный остался на планете, отлично понимая, что выбираться с нее смерти подобно — все равно засекут, догонят и устроят несчастный случай из башенных орудий в упор. И даже то, что формально это будет пиратством, их не остановит — никто русским не указ, но то, что произошло дальше, стало настоящим шоком для тех, кто считал себя цивилизованной частью человечества. Хотя, надо сказать, начиналось все довольно спокойно.

Русская эскадра крейсировала неподалеку, никому не мешая, ровно месяц, после чего один из линкоров отделился от нее и решительно вышел на орбиту Новой Гааги. Ну а потом капитан линкора, в ответ на возмущенные крики о нарушении границ, ответил, что прибыл забрать обвиняемого, и ждет его выдачи. Тогда председатель международного суда заявил, что он, такой-то и такой-то, требует... Что он требует никто так и не узнал, потому что его с возмутительной наглостью перебили, зато фраза, которой ответил ему русский капитан, вошла во все учебники примером того, как НАДО вести переговоры. А сказал он буквально следующее:

— Квакаете громко, видать, в вашем болоте вы большая лягушка. Вот только с орбиты мне вас все равно не видно.

Ну и сразу после этого началась высадка десанта. Четыре орбитальные крепости, находившиеся на орбите Новой Гааги, держали русский корабль под прицелом, но открыть огонь так и не решились. Их командующие прекрасно понимали, что в этом случае они, конечно, завалят наглого русского, но полнокровная эскадра, которая никуда не делась, тут же атакует и в два счета расковыряет не только сами крепости, но и половину Новой Гааги. Выстрелы не прозвучали, и армада десантных ботов беспрепятственно достигла поверхности планеты.

Разгром противника был полный и быстрый, если происшедшее вообще можно было назвать боем. Та никогда не воевавшая пародия на армию, которая была на планете, даже не сдалась — просто разбежалась. Спустя четверть часа после начала атаки в местный Капитолий вошел одетый в боевой скафандр лейтенант-десантик в сопровождении пары рядовых и, игнорируя все протесты, поднялся на трибуну и объявил сенату, что планета оккупирована, и все они до поимки скрывающегося на планете особо опасного преступника будут изолированы от окружающих. Подвоза пищи и воды, а также любой выход из помещения, включая походы в туалет, как он заметил между прочим, тоже не планируется, да и вставать с мест тоже не рекомендуется. В доказательство своих слов он привел документ, подтверждающий его право командовать. В качестве аргумента, убойного по своей простоте и доступности, выступал тяжелый десантный бластер. После того, как с потолка рухнула сбитая выстрелом люстра, спорить с ним никто более не пытался, и сенаторы сидели, не пытаясь встать. Точнее, один попытался. Его тело с простреленной головой так и осталось лежать, придавив ноги замерших в испуге соседей.

В общем, в свете такого подхода местная полиция притащила мерзавца, укрытого местной фемидой, чрезвычайно быстро, всего через тринадцать часов. Он, конечно, пытался скрыться, но когда полиция ищет кого-то всерьез, тем более того, кто в этих местах чужой и не знает все ходы-выходы, шансов у беглеца нет. А местная полиция была очень простимулирована...

Как только пленный был доставлен на корабль, русские сочли инцидент исчерпанным. Перед обделавшимися (даже если не от страха, то все равно обделавшимися — попробуйте просидеть неподвижно столько времени) сенаторами вновь толкнули речугу, на сей раз о недопустимости конфронтации и необходимости сохранения добрососедских отношений, после чего пожелали приятного вечера и покинули помещение. Час спустя боты вернулись на линкор, и корабль немедленно отправился в метрополию. То, что на его борту, помимо задержанного преступника, оказались практически все сокровища музеев и весь золотой запас Новой Гааги был делом житейским — надо же как-то компенсировать затраты на амортизацию корабельного оборудования и расход топлива. Не просто так же русским время терять — оно, кстати, тоже дорого стоит.

Преступника потом казнили через медленную дезинтеграцию, а весь мир в очередной раз понял, что никому не стоит становиться у русских на пути — чревато, знаете ли. И, хотя в том инциденте погибло не более полутысячи человек, желающих повторить опыт не оказалось. Русские никогда больше не обращались в международные суды — любого, кого они считали преступником, выдавали им по первому требованию. И нападать на русскую колонию при таких раскладах было даже не глупостью — безумием. Ну, или очень-очень болезненным способом покончить разом со всеми проблемами этой суетной жизни. Ни один пират на это не пойдет, своя шкура дороже.

По этой же причине, кстати, международные суды не любили судить русских. Дело в том, что беспристрастный суд в наше циничное время не нужен никому, кроме собственно обвиняемых. А вот пристрастно судить русских очень страшно — на суде ведь всегда адвокаты присутствуют, бесплатно предоставляемые Российской империей. Очень хорошие адвокаты, всегда в отутюженной форме и при погонах. И не прислушаться к аргументам защиты довольно сложно — адвокаты ведь всегда прибывают как минимум на крейсере, который их ожидает. А ну как не только ожидать будет? И, вдобавок, еще и транспортные расходы оплатить заставят. В смысле, за перегон крейсера туда и обратно. И компенсацию оправданному. И... Словом, невыгодное это дело — судиться с русскими.

Планета с романтическим названием Снежная была красива. Это был холодный, покрытый снегами мир, чем-то похожий на тот, где родился Соломин. Размером примерно с Землю, она находилась в сходных условиях, имела солидных размеров спутник, даже ось была наклонена почти на тот же угол. Однако планета переживала несколько затянувшийся ледниковый период, поэтому снега круглый год лежали на той широте, которая на Земле называлась средней. Фактически, комфортно жить можно было только в районе экватора, где росли густые хвойные и лиственные леса, кишащие зверьем, и где плодородная почва давала возможность снимать богатейшие урожаи. В принципе, Снежная, население которой не превышало пока что полусотни тысяч человек, была пока аграрной планетой и в этом направлении развивалась. Ничего удивительного, что именно аграрному производству был отдан приоритет — без всевозможных удобных и, безусловно, необходимых в повседневной жизни предметов вроде унитаза с подогревом и встроенным ароматизатором, или, к примеру, ста каналов вещания человек прожить вполне может. И неплохо прожить, кстати. А вот без хлеба, мяса и прочих вкусностей он как-то жить не умеет — начинает скучать, худеть и умирать. Почему, интересно? Наверное, от тоски.

Вот и Снежная сконцентрировала пока что усилия на производстве продуктов питания. На будущее планов было громадье — планировали построить заводы, чтобы разрабатывать неплохие рудные месторождения, обнаруженные геологами под толщей снега, развивать туризм с круглогодичным катанием на лыжах и подледной охотой на местных морских хищников, надо сказать, крупных и свирепых... Словом, планы были, а средств пока что — ноль целых хрен десятых, и потому власти стремились обеспечить себе хотя бы продовольственную независимость от материнской планеты. Если ты зависим даже в этом, о дальнейшем развитии можно смело забыть, вот местные и старались, ну да русские — народ работящий, справятся. Тем более, что их не забывали, и сельскохозяйственная техника, довольно примитивная, правда, та, которую легко, случись нужда, отремонтировать своими руками в полевых условиях, шла на Снежную крупными партиями. Да и посадочный материал на такие планеты поставляли самый лучший, так что кое-какие перспективы в обозримом будущем намечались.

Городов на планете не было. С орбиты хорошо были видны небольшие поселки и хутора, в которых предпочитали селиться местные. Дома были большие и, несколько можно было судить с такого расстояния, добротные, рассчитанные на огромные семьи. Ну, все правильно — на таких вот вновь колонизируемых планетах рождаемость бешеная, в разы больше, чем на более урбанизированных мирах. И именно с подобных планет в империи набирают лучших солдат — решительных, смелых, умеющих выжить в экстремальных условиях или голыми руками и починить что угодно, и голову кому надо проломить. Костяк любой армии как раз они, да и никакой враждебной агитацией таких солдат, при должном контроле, конечно, не пронять. Как и в далеком прошлом, генофонд Российской империи был не в столице, а в самой что ни на есть глубинке. Почему так происходит — загадка, наверное, какой-нибудь хитрый закон природы, но, тем не менее, так всегда было и так всегда будет, и ничего с этим не поделать.

В одном из небольших поселков и была местная версия столицы. Хотя какая уж там столица — два десятка одноэтажных домов и один двухэтажный. Дворец правительства, мэрия и гостиница в одном лице. Возле нее, на небольшой пыльной площади, и опустился бот, на котором прибыл Соломин. Чуть в стороне совершил посадку второй бот, с крейсера "Таймыр" — на нем прилетел Петров. Сам "Таймыр" вместе с двумя грузопассажирскими кораблями, которые он конвоировал, и эскадра Соломина остались на орбите — их черед наступит позже.

Капитан вылез из бота, с хрустом потянулся и остался доволен. Все же искусственная гравитация корабля, хотя она и не отличается теоретически от гравитации на планете, все же несет на себе какую-то неуловимую печать чужеродности. Может быть, это чисто психологическое явление, может быть, не все известно русским ученым о природе гравитации, но факт остается фактом — чувствуют разницу все. К этому невозможно привыкнуть и, хотя человек такая скотина, что ко всему приспособится, но искусственная гравитация всегда несколько утомляет. Это еще одна причина, по которой космонавты так любят ощущать под ногами твердую почву.

Позади захрустел мелкий гравий — Петров подошел к Соломину, встал рядом. Чуть заметно улыбнувшись капитану, он сказал:

— Обрати внимание — вот тебе провинциальный гонор. Прекрасно знали, что мы должны прилететь, но сделали вид, что не в курсе.

Капитан пожал широкими плечами.

— Да и фиг с ними — мы не гордые, сами войдем, — и решительно зашагал в сторону мэрии. Петров усмехнулся и зашагал следом.

Ну что же, дальше было, как в третьесортном фильме ужасов. В смысле, они зашли — а там никого! Все на месте, все чисто, даже чайник в одном из кабинетов еще теплым был, а из людей — никого. И нигде — офицеры прошлись по всему зданию.

— Я что-то не понял, — когда последняя дверь не дала результата, Соломин повернулся к разведчику. — Это что у нас за маразм?

— Ты знаешь, самому интересно, — Петров яростно почесал коротко стриженый затылок. — Нас должны были ждать, я час назад связывался.

— Так, — капитан положил руку на кобуру, — быстро отсюда. Не знаю, что тут произошло, но лучше быть в боте. Можешь считать меня параноиком, но лучше быть живым трусом, чем мертвым идиотом.

— Согласен. Выбираемся.

Из здания офицеры вышли беспрепятственно. Снаружи так ничего и не изменилось — все так же гулял ветер, разнося пыль и гоняя по площади обрывок старой газеты, все так же на серовато-желтом небе светило белое местное солнце, все так же молчаливо стояли пустые дома, и это было непонятно и неприятно.

— Что думаешь? — Соломин зло осмотрелся. — Мне это все не нравится.

— Мне тоже, но данных маловато.

— Капитан, вам сообщение, — из люка бота, на котором прилетел Петров, высунулся пилот.

— Что там? Читай.

Пилот козырнул и начал читать. По мере того, как он читал, лицо Соломина все более вытягивалось. Когда же пилот закончил, и Петров повернулся к Соломину, тот увидел на лице разведчика точно такое же выражение. Несколько секунд офицеры смотрели друг на друга, а потом расхохотались.

Нет, ну в самом деле — нашлись два паникера. Видать, нервы уже истрепаны до предела. А ларчик-то просто открывался — не слишком далеко отсюда, километрах в пятистах, в горах селевым потоком снесло поселок. Никто не погиб, но все равно народ в окрестностях собрался и всем миром бросился на помощь. Закон фронтира. Учитывая, что в "столице" совсем уж младенцев не было (административный центр, здесь, по большому счету, не жили — только работали), помогать пострадавшим отправилось все население, в полном составе, во главе с мэром, он же президент. Ну и забыли в суматохе предупредить — гражданские, что с них возьмешь...

Отсмеявшись, Соломин несколько секунд подумал и спросил:

— Ну что, поможем?

— Конечно. Они же наши, русские.

— Ты прав, своих бросать нельзя. Возвращаемся на корабли.

Час спустя эскадра перебазировалась к месту происшествия и, зависнув над горами, включилась в спасательную операцию. Правда, спасать там было, собственно, некого — сель успели заметить заблаговременно, люди отошли на безопасное расстояние. Однако их требовалось перевезти оттуда, разместить, снабдить как минимум продуктами питания, а ведь это — почти две тысячи человек. Поселок был первой ласточкой горнодобывающей промышленности планеты — и его неудачно разместили, бывает. Хорошо еще, оборудование не успели завезти.

Вот тут-то и пригодились возможности кораблей. Целая эскадра ботов обеспечила перевозку людей на соседнее плато — как оказалось, первоначально поселок предполагалось разместить на нем, но потом какой-то умной голове пришла на ум идея разместить его ближе к будущему производству. Ну и доигрались — вполне закономерный финал. Теперь людей спешно перевозили, однако на плато просто не было возможности разместить столько народу. Точнее, нисколько там размещать было нельзя — там просто не было домов. Можно было привезти палатки, но ночью в горах был хороший минус, и такой вариант мог обернуться немалыми проблемами.

И тут вновь пришла на помощь имеющаяся у военных техника. Среди многочисленных задач, которые ставились перед военными, была, в том числе, задача быстрого развертывания военных баз на неподготовленных для этого территориях. Как раз для этого и были созданы так называемые строительные комбайны — техника, способная в кратчайшие сроки из подручных материалов создать любые здания и сооружения, включая сопутствующую инфраструктуру. Конечно, это не были шедевры архитектуры, и существующая номенклатура была весьма ограничена, однако для нужд армии такая техника и такие сооружения вполне подходили.

Сейчас строительные комбайны пришлись как нельзя более к месту. Займись люди строительством собственными силами — и процесс затянулся бы, как минимум, на несколько месяцев, а теперь у них на глазах с невероятной скоростью возводился коттеджный поселок. Четко разделив функции, строительные комбайны (точнее, автоматический строительный комплекс с гибкой структурой) обеспечили максимальную эффективность процесса. Одни вырезали плазморезкой каменные глыбы в ближайших скалах и подвозили к месту строительства, другие их устанавливали и сплавляли между собой, образуя монолитные конструкции, третьи выплавляли стекло, четвертые создавали систему трубопроводов, выплавляя трубы прямо из камня... Словом, они делали то, для чего были предназначены. Все это мог сделать и один-единственный модуль, только возиться бы пришлось не в пример дольше. Комплекс же из двадцати машин построил поселок из двухсот домов за какие-то несчастные пять часов. Разумеется, там пока не было удобств вроде унитазов и душа, да и мебель отсутствовала, но уж установкой сантехники и сколачиванием столов местные могли бы заняться и сами. Зато переночевать в этих домах было можно уже сейчас, а значит, людям не придется коротать время под открытым небом.

Еще с кораблей доставили кучу необходимых мелочей вроде мобильных печей и комплектов одежды — многие люди сваливали из поселка, в чем были. Все это добро было в трюмах любого военного корабля, входя в стандартное оснащение десантников, но Соломин решил поделиться — здесь и сейчас оно было нужнее. Конечно, в других обстоятельствах и на другой планете хрен бы стали помогать, но здесь — русская планета, русские люди, а значит, мелочиться в голову просто не пришло.

В результате, собственные дела пришлось отложить на следующий день, что, впрочем, было отчасти компенсировано отличным ужином, который мэр-президент, шустрый мужик ростом выше отнюдь не маленького Соломина и телосложением похожий на жердь, устроил для так кстати прибывших космонавтов. Конечно, особыми разносолами тут не пахло, однако все было свежим и приготовленным, что называется, с душой. С крейсера доставили несколько десятков ящиков хорошего вина — трофея, лежавшего в трюме уже не один месяц — и посидели вполне душевно.

Ну а наутро занялись тем же самым, только в другом районе, в стороне от поселений. С мэром согласовали, конечно — не стоило местным лезть в дела, для чужих глаз не предназначенные. Вот потом — да, казармы, оставшиеся после ухода военных, местным пригодятся. Для этого, кстати, и согласовывали, чтобы разместить лагерь не абы где, у черта на куличках, а в перспективном районе. Мэр, не особо распространяясь, чем ему приглянулось конкретно это место, ткнул пальцем в карту, и вопрос был решен — комбайны перебазировались туда. Правда, на новом месте не было скал, но проблемой это не являлось — по соседству вырыли карьер, в изобилии дававший песок, и, спекая этот песок в плиты, получили тот же результат. Можно было, конечно, поступить еще проще — леса вокруг было в избытке, и строить из дерева было бы даже легче, однако, раз уж местные потом планировали эти казармы использовать, решено было строить на века. Просто внесли в программы комбайнов определенные требования по использованию материалов — и все, такие ситуации были предусмотрены изначально.

Глядя на возводившиеся с немыслимой еще несколько столетий назад скоростью конструкции, Соломин остался доволен. Несмотря на меньшую скорость изготовления строительных блоков, строительство шло куда быстрее, главным образом из-за простоты конструкций. Ну, в самом деле, строили-то не для того, чтобы на десятилетия, а то и на века потом обеспечить несколько десятков семьей комфортным жильем, а чтобы разместить пусть и четыре тысячи человек, зато всего на неделю. Да и то сказать, к комфорту эти люди были нетребовательны — русские тюрьмы славились жесткими условиями, и делалось это специально. В них старались не попадать, а неотвратимость и жесткость наказания служила неплохой профилактикой правонарушений.

— Ну что, сегодня вечером приступаешь? — Петров подошел сзади практически бесшумно.

— Да нет, завтра — торопиться мне некуда. С вечера поселю людей, пускай хоть немного передохнут.

— Не боишься?

— Чего мне бояться?

— Ну, контингент еще тот, а лагерь, я так посмотрю, ты охранять не собираешься.

— И пес с ним. Хищников здесь нет, а стрелковое оружие мы им прямо сегодня выдадим. Даже если забредет какая-то тварь, они ее в дуршлаг превратят раньше, чем та зарычать успеет.

— Не торопишься? Без охраны, да еще с оружием... Многие просто сбегут.

— Во-первых, немногие, датчики-то вживленные никуда не делись, и эти орлы прекрасно знают, что захотим — найдем. А во-вторых, сбегут — и черт с ними, будем считать естественным отбором. Это, по сути, будет последней проверкой на вшивость. Пускай те, что будут за моей спиной, идут в бой сознательно, а не из-под палки.

— Оригинально... Все-таки ты уже мыслишь, как пират — они ведь не за Родину пойдут сражаться, во всяком случае, большинство, а чтобы пограбить, чтобы себе, любимому, комфортное существование обеспечить. Скажешь, нет? Некоторые, думаю, и вовсе чтобы дурную жажду пострелять по движущимся мишеням реализовать.

— Кто-то сказал мне совсем недавно, что это люди, прошедшие проверку, да и сроки получившие за мелкие правонарушения. И кто бы это мог сказать... Уж не ты ли?

— Ну, я, — не стал отнекиваться Петров. — И от своих слов не отказываюсь. Просто тюрьма, в любом случае, накладывает на человека определенный отпечаток. Сам понимаешь, никакой мозговед сейчас не сможет гарантировать их реакции с точностью до миллиметра. Уж ты-то должен понимать такие нюансы — не один год с подобными отщепенцами якшаешься.

— Не первый год, ты прав, — кивнул Соломин, — потому и не боюсь. Знаешь, лично мне горячо наплевать, из каких соображений эти ребята пойдут в атаку. Главное, чтобы воевали хорошо и честно, а мотивы — это уже не мои проблемы. И потом, ты сам прекрасно знаешь, что в новом государстве у всех у них огромные перспективы, а значит, им есть за что бороться. Сильно подозреваю, что дезертиров будет очень мало... а может, и вовсе не будет. Утром увидим, когда приступим к тренировкам.

— Думаешь, за неделю сможешь их натаскать?

— Опять же, кто-то говорил мне, что все они отслужили, а значит, специально натаскивать не потребуется — надо будет только обновить старые навыки. Или ты мне что-то не договорил?

— Да нет, все правильно. Но многие отслужили лет двадцать назад, а значит, перезабыли если не все, то половину — уж точно.

— Ничего страшного, что успеют — вспомнят, а естественный отбор сделает все остальное. Сейчас задача минимум сформировать подразделения и хоть немного их сбить, а потом бой покажет.

— Логично, в общем-то. Но это можно было бы сделать и быстрее.

— Теоретически за несколько часов управиться можно, но я хочу, чтобы люди отдохнули немного.

— А пока они отдыхают, на планете, которую вы собираетесь штурмовать, гибнут люди.

— Ну и что? — Соломин прищурился и посмотрел в глаза Петрову. — Ты мне что, самому очередную проверку на вшивость устроить хочешь? Может, ты мне еще скажешь, что тебе искренне жаль тех людей?

— Ты не поверишь — жаль.

— Стареешь, сентиментальным становишься.

— Может быть. А тебе что, не жаль?

— Ты не поверишь, но — нет. Вот когда мы ту планету завоюем, и они будут моими подданными — да, будет жалко, я буду о них заботиться и стараться обеспечить им наилучшие условия жизни, а пока что — нет. Если бы не наше мероприятие, я бы просто мимо пролетел и внимания на них не обратил. Да и сам подумай — они ведь не русские, чего их жалеть? Пусть их собственные правители жалеют.

— Их правительство, если твоему информатору верить...

— А вы что, не проверили?

— Проверили, конечно, по своим каналам, подтвердилось все, но не суть. Так вот, ты меня с мысли не сбивай, пожалуйста, их правительство свой народ банально кинуло.

— А я-то что могу поделать? Почему меня должны беспокоить их проблемы? Меня беспокоят МОИ люди, а те, которых ты привез — уже МОИ! Как ты хочешь, но их самочувствие волнует меня в десятки раз больше, чем все больные на той планете вместе взятые. Поэтому, прости, они будут отдыхать столько, сколько потребуется.

В общем, не получился разговор, расстались оба с испорченным настроением. Зато ночь и впрямь прошла спокойно, и ни один из новичков в бега не ударился. Такое отсутствие дезертиров было весьма показательным и подняло настроение не только Соломину, но и хмурому с утра Петрову. Тот, кстати, связался уже со своим начальством и добился, чтобы Андрея перевели к Соломину. Точнее, его переведут сразу после того, как русские пираты завоюют планету, объявят себя верховным правительством и будут признаны Российской империей. Впрочем, между вторым и третьим пунктом разница будет совсем короткой, возможно, не больше нескольких секунд. Именно поэтому крейсер "Таймыр" и транспортные корабли, вопреки первоначальному плану, должны были идти вместе с пиратской эскадрой.

Когда два старших офицера поднялись на наскоро сколоченную трибуну (в отличие от казарм, ее не пытались сделать капитальной), то их глазам предстало внушительное зрелище. Четыре тысячи человек в полевой форме, при оружии, выстроившиеся на плацу на удивление ровными шеренгами. Похоже, что, во-первых, отнюдь не все полученные на службе навыки были ими утеряны, а во-вторых, и сами постарались. Петров зря волновался — эти люди хорошо понимали, что им дается редкий шанс не просто вернуться к нормальной жизни, но и многого в этой жизни добиться, и второго такого случая, скорее всего, не будет.

— Ну что, господа конкистадоры! — Соломин широко улыбнулся. — Я речи толкать не мастер, поэтому слушайте и думайте. Очень скоро мы все отправимся на небольшую войну, и только от вас зависит, что вы с этой войны будете иметь — личную яму длиной два метра, или уважение, богатство и власть. Кто не хочет рисковать — может отказаться прямо сейчас, никаких дополнительных санкций не будет. Вас просто отправят досиживать срок туда, откуда забрали. Но помните, если пойдете со мной, то наказанием за трусость будет только пуля, и сразу, без судов и разбирательств, властью ваших непосредственных командиров — цацкаться с вами никто не будет, забудьте про права, они с этой минуты не для вас. И пока не докажете делом, что вы достойны уважения, прав у вас не будет. Желающие отказаться — два шага вперед!

Строй остался стоять — ровный, монолитный. Капитан снова улыбнулся:

— Отлично! Тогда сейчас вас разобьют на подразделения, и следующую неделю вами будут заниматься ваши новые командиры. А сейчас с вами будет говорить представитель Российской империи!

Дальше речь толкал Петров. Ну, у него получилось, конечно, заметно грамотнее — все же его к такому готовили, и на экспромты, как Соломин, он не полагался. Речь текла логично, плавно, с упором на патриотизм и дальнейшие перспективы. В общем, разведчик сказал то, что положено было сказать — и его слушали. Ну а когда он закончил, прозвучала команда "Разойдись!", и в считанные минуты гигантский плац оказался пустым. Назначенные из проверенных в деле десантников первого экипажа командиры подразделений шустро развели своих подчиненных по многочисленным полигонам, которые ночью смонтировали все те же строительные комбайны.

— Ну что же, думаю, у нас все получится, — ухмыльнулся Соломин. — Какие планы на день, разведка? Здесь мы больше не нужны.

— Да, в принципе, никаких. Буду с бумажками работать.

— Оно тебе надо?

— В общем-то, да... А у тебя что, есть другие идеи?

— Есть, конечно. В общем, мэр приглашает нас на охоту.

— Ты же, вроде бы, не любитель?

— Нет, потому как не люблю просто так животных убивать, сам знаешь.

— Ну и?

— А здесь не просто так. В общем, на этой планете есть какие-то зверюги наподобие наших волков, только более крупные. Они для местных представляют немалую проблему — скот режут, на людей нападают, поэтому их периодически отстреливают. Сейчас обнаружили стаю в полсотни особей, которая перемещается в направлении одного из поселков. В общем, нас пригласили принять участие, и я согласился. От твоего имени, кстати, тоже.

— Ну ты...

— Спасибо, я так и знал, что ты будешь мне благодарен. Ну что, пошли?

— А, хрен с тобой — пошли.

Вопреки ожиданиям, охота вышла абсолютно неинтересная. Не было никакой романтики, никаких охотничьих посиделок и прочих сопутствующих прелестей — в отличие от заезжих искателей приключений, для местных охота была такой же работой, как и любая другая. Есть задача оградить свои поселки от опасных хищников — значит, надо хищников в этом районе истребить, это самое простое решение, и урон, нанесенный экологии, колонистов совершенно не волновал. Да и какой там урон — планета большая, и зверюги эти распространены здесь повсюду, они едва ли не самый процветающий на планете вид. В лучшем положении, пожалуй, только человек, но он здесь появился сравнительно недавно и расплодиться еще не успел. Для него это плохо, а для всей остальной планеты, честно говоря, очень хорошо.

Охота получилась очень рациональной. Пожалуй, даже слишком рациональной — полсотни человек, включая Соломина, Петрова и еще нескольких офицеров, решивших воспользоваться моментом и отдохнуть, загрузились в десяток флаеров и рванули в ту сторону, где были замечены потенциальные жертвы человеческой экспансии. Ну а там, на месте, локализовав с помощью биосканеров стаю, охотники разделились. Часть из них заняла позиции на опушке, а остальные на флаерах пошли низко над лесом, выгоняя на них стаю.

Вначале хищники не обратили на них внимания — у них, конечно, были воздушные враги, нечто вроде земных ястребов или, может, орлов. Соломин не помнил точно, какие птицы охотятся на волков — он достаточно плохо разбирался в зоологии иных миров, включая Землю — на своей родной планете он знал о фауне пусть и не все, но многое, что вполне логично, а вот его познания о животном мире других планет были невелики. Логика в этом присутствовала — в галактике огромное количество планет, на которых существует жизнь, и изучать их все никакой жизни не хватит. Так зачем тратить время и силы, изучая что-то сверх необходимого? Добро бы, это было интересно самому изучающему, а если он на эту планету раз в жизни залетел на недельку, и никогда больше не вернется, зачем голову забивать?

Так вот, капитан сидел в кабине одного из двух взятых с корабля флаеров (все-таки он был лучшим пилотом, чем любой из живущих на этой планете) и наблюдал за хищниками, которых местные, не мудрствуя лукаво, назвали волками, и волки эти угрозы с воздуха не опасались. Здесь, как и на Земле, крупные воздушные хищники охотились на открытом пространстве, почти не пытаясь нападать на своих потенциальных жертв в лесу, даже таком редком и полупрозрачном, как этот. Этот лес был хвойным, деревья напоминали высокие сосны, и росли примерно так же, то есть далеко друг от друга, не заслоняя свет, однако крупных птиц в нем Соломин не заметил. Выше — да, летали, а между деревьями — нет. Нормальная ситуация, в общем-то.

Волки на флаеры внимания не обращали, зато люди, в этих флаерах сидящие, на обнаруженных волков отреагировали моментально. Рядом с каждым пилотом сидел стрелок, и стрелки эти, как только флаеры заняли позиции, открыли огонь, используя для этого мощные карабины. Стрелковое оружие было выбрано не случайно — бластер, конечно, эффективнее, зато он во многом и опаснее. Деревья из него поджечь случайно — это как два пальца об асфальт, а лесной пожар в планы охотников не входил, поэтому стрелки предпочли безопасность эффективности. Ну а если какой-нибудь волк и сбежит — что же, невелика потеря, главная задача ведь не добыть побольше хвостов, а ликвидировать угрозу.

Соломин чуть шевельнул штурвал, ставя флаер в идеальную для стрельбы позицию. Сидящий рядом с ним офицер тут же откинул боковое стекло, и в кабину ворвался свежий, пахнущий хвоей и озоном ветер. Сухо клацнул затвор, и лейтенант Мельникайте высунулся наружу, ловя в видоискатель прицела чуть смазанную серую тень.

— Поаккуратнее там, а то вывалишься.

— Я пристегнулся, — спокойно отозвался лейтенант, старший штурман "Гавриила", молодой парень из предпоследнего пополнения. — Не волнуйтесь, капитан.

Хороший парень этот Мельникайте. Спокойный, как мамонт, и такой же сильный и надежный. Фамилия, правда, подкачала — предки его были родом из Литвы, но в Российской империи мало обращали внимания на фамилии. Да и литовского в лейтенанте только фамилия и осталась, да еще старинные фотографии — капитан внимательно читал его досье. В середине двадцать первого века предки лейтенанта бежала в Россию, преследуемые литовскими нацистами. Ну что поделать — они были родственниками Героя, точнее, Героини Советского Союза, а это в те времена не прощалось. С тех пор не одно поколение Мельникайте верно служили империи, доказывая тем самым справедливость спорного утверждения, что среди прибалтов тоже иногда встречаются люди. И Соломин не задумываясь взял к себе грамотного, хотя и неуживчивого штурмана — он привык судить о человеке по его делам. Из-за наличия у лейтенанта обостренного чувства справедливости, результатом которого и явилось его увольнение с флота, дипломатам в свое время не один месяц отписываться пришлось. Мельникайте командовал тогда сторожевиком, и принимал участие в преследовании английского шпиона, который, поняв, что его раскрыли, угнал скоростную яхту и попытался смыться. И ему это, надо сказать, удалось — он ускользнул в дикий космос, где его подобрал пассажирский лайнер, использовавшийся английской разведкой в качестве прикрытия.

Ну, прикрытие прикрытием, а сторожевик этот лайнер нагнал и, попирая все международные законы, пробил ему парой снарядов двигатели, взял на абордаж и шпиона назад в империю отвез. И все бы нормально, да уж больно шум поднялся сильный — корабль тот подбитый нашли только через три недели. К тому времени воздух из поврежденной снарядами обшивки частично вышел, в результате чего погибло немало народу, в том числе пассажиров, оказавшихся заложниками чужих игр. Ну, некрасиво получилось, чего уж там, надо было или аккуратнее лайнеру обшивку дырявить, или уж, во всяком случае, свидетелей не оставлять. Лейтенант получил вполне заслуженное, как многие считали, взыскание и был временно отстранен от командования кораблем. Промолчи он — и через полгода взыскание бы сняли, еще и повышение бы получил, но он полез в бутылку. Кстати, с определенной точки зрения Мельникайте был прав — действовал-то он согласно стандартной инструкции, просто, что называется, думать надо было. В другое время, может, и поощрение бы получил, вот только как раз в этот момент Российская империя была заинтересована в мирном решении проблемы. Увы, пониманием момента лейтенант по молодости лет не обладал, поэтому нахамил адмиралу, ну а никакое начальство этого не любит. Кончился получившийся скандал тем, что лейтенанту пришлось подать в отставку, а тут как раз разведка подбирала людей для Соломина, и мимо молодого и перспективного офицера пройти никак не смогла.

Ба-банг! Карабин стрелял не только метко, но и громко, тем более в замкнутом пространстве кабины. Ба-банг! Ба-банг! Соломин отлично видел, как одного из волков пули разорвали практически пополам, но в следующий миг открыли огонь и стрелки с остальных флаеров. Несколько зверей упало, какой-то из них катался по земле, и оставалось только порадоваться, что аппаратура позволяет видеть картину происходящего, но звук отключен — наверняка умирающий волк вопил от боли, и вопил страшно. А зверь, даже дикий — это не человек, он тварь бессловесная и страдает только от того, что в силу своей природы мешает тому же человеку, его жалко.

Стая, потеряв не меньше двух десятков членов, тут же с завидной оперативностью поднялась и рванула прочь, моментально сообразив, откуда идет угроза — все же это были, похоже, умные звери. К тому же, на флаерах врубили сирены, и резкий звук, бьющий по чутким звериным ушам, оказался хорошей плетью, которая гнала жертв в строго определенном направлении. Вот только откуда им было знать, что люди, по сути, этого и добивались, выгоняя хищников точно на сидящих в засаде охотников.

Результат был закономерен: потеряв по дороге еще нескольких зверей, убитых с воздуха, волки выметнулись на открытое пространство — и тут началось избиение. В течение максимум минуты стая перестала существовать, три или четыре волка, бегущие в арьергарде, успели, резко повернув, уклониться от встречи с пулями и скрыться в лесу. Остальных же истребили — тупо и примитивно, а за сбежавшими повернули два флаера, и вскоре оттуда донесся звук выстрелов. Соломин в погоне участия принимать не стал — он повел свою машину на посадку, чтобы забрать своих людей.

— Ну, как? — спросил он, когда вылез из кабины и пару раз присел, разминая ноги.

— Противно, — отозвался Петров, аккуратно убирающий карабин в чехол. Этот карабин был его собственный, а не взятый из корабельного арсенала — разведчик не был заядлым охотником, но иногда все же принимал участие в подобных развлечениях, а потому имел собственное охотничье оружие. Он вообще любил все, за что брался делать хорошо, а все — это значит ВСЕ, и к охоте относился с такой же ответственностью, как к работе. Потому и оружие повсюду таскал свое, считая, что оно лучше стандартного. — Это бойня, а не охота. Знал бы — точно бы отказался.

— Аналогично, — Соломин вздохнул, раздраженно дернул уголком рта. — Прости, что втянул тебя в это.

— Да ладно, ты же не знал.

— Командир! — прервал их приступ самобичевания голос Мельникайте, который воспользовался моментом и вылез из флаера, чтобы посмотреть, на кого они, собственно, охотились. Тем, кто стрелял с земли, смотреть на это, кстати, совершенно не хотелось. — Подойдите, пожалуйста.

Соломин кивнул и зашагал в сторону лейтенанта, попутно рассматривая убитых зверей. Они и вправду были похожи на волков — такие же серые, поджарые, мощные, со здоровенными острыми зубами в пасти, разве что покрупнее, раза в полтора. Классические хищники, и эта похожесть была, наверное, обусловлена сходными условиями жизни. Природа на всех планетах стремится повторять наиболее удачные решения, и данный случай не был исключением. И кровь у них тоже была красная.

Этой кровью было забрызгано все — высокая, совсем по земному зеленая трава, кусты, в которых некоторые хищники пытались спрятаться, даже один из охотников, до которого почти добрался отчаянно рванувшийся вперед и остановленный пулями только после десятого, наверное, попадания волк. Видно было, как выкашивали их выстрелы, как летели они, кувыркаясь через головы. Возле нескольких уже деловито возились, сдирая шкуры, охотники — для них такая ситуация была, наверное, наиболее удачным раскладом, но Соломину смотреть на эту суету было неприятно. Он ощущал себя чистоплюем, но ничего не мог с собой поделать — все-таки его специальностью была война, а не убийство.

— Взгляните, капитан!

Соломин пригляделся, и вдруг сообразил, что лейтенант держит в руках щенка — совсем маленького и ничем не отличающегося от своих земных собратьев. Звереныш неловко мотал крупной, лобастой головой и подслеповато щурился на окружающих его людей не до конца пока что открывшимися глазами.

— Откуда?

— В пасти у одной был. Наверное, мать детеныша тащила.

— М-дя... И что с ним делать теперь?

— Бросать нельзя — погибнет.

— Конечно, погибнет. Давай, пристрой к кому-нибудь из местных — пускай приручают, вместо собаки будет...

— Это что тут у вас?

Соломин обернулся. Позади него обнаружился здоровенный кряжистый мужик, напоминающий то ли вставшего на задние лапы медведя, то ли гориллу-переростка. Во всяком случае, в этой горе мускулов с бицепсами толщиной в иное бедро, было навскидку под двести килограммов живого веса, и чувствовалось, что силой он обладает неимоверной. Ноздри мужика раздувались, и глаза были какие-то шальные, налитые кровью. Соломину он не понравился, однако неприязнь — отнюдь не повод для того, чтобы посылать человека куда подальше. В конце концов, причиной неприязни может быть что угодно, даже подсознательная зависть к тому, что собеседник банально сильнее физически, поэтому капитан его без зазрения совести проигнорировал, а лейтенант спокойно ответил:

— Щенка вон нашли. Что делать думаем.

По лицу мужика пробежала странная судорога.

— Давайте его сюда.

— Да бери. Только что ты с ним делать будешь?

— Удавлю, суку...

— Я тебя сейчас самого удавлю, — Соломин мрачно насупился и шагнул вперед, загораживая лейтенанта. — У тебя что, крышу сорвало? Или на радостях перебрал? Так иди, проспись...

Дальнейшего капитан не ожидал настолько, что не успел среагировать. Волосатый кулак размером с небольшую дыньку прилетел ему в лицо с такой силой, что ноги отнюдь не самого маленького и легкого человека, которым был Соломин, оторвались от земли и он кувырком полетел на заляпанную кровью землю. Сознания он не потерял и ясно, будто в замедленной съемке, видел, как мужик шагнул вперед, ударил, целя уже по лейтенанту, как Мельникайте неожиданно изящным для его сложения и габаритов пируэтом ушел от удара и с разворота врезал спятившему мордовороту ногой в живот. Тот как будто даже и не почувствовал удара, только хрюкнул удивленно и шагнул вперед, вытянув руки, словно пытаясь обнять своего противника. Попасть в эти медвежьи объятия было, по меньшей мере, чревато, один раз обнимет — все кости наружу вылезут и сердце из горла выпрыгнет.

Лейтенант, явно не обрадованный подобной перспективой, отскочил назад, разрывая дистанцию. Каким-то краем сознания Соломин отметил, что у парня в кобуре бластер, однако он даже не пытается его достать — поднимать оружие на русского было для молодого военного немыслимо. Капитан попытался подняться, доже не замечая, что движения его замедленны и беспорядочны...

В этот момент подскочил Петров, наверное, установивший новый рекорд по бегу в сапогах на непонятную дистанцию. Все-таки разведчик оказался куда более тренирован, чем космонавты — двумя короткими ударами в нервные узлы он заставил мужика рухнуть на землю, после чего с завидным профессионализмом скрутил его, заломив руки за спину и связав моментально отобранным у него же ремнем. Все это он ухитрился проделать настолько быстро, небрежно и даже как-то изящно, что Соломин ощутил на миг легкий укол зависти — он так никогда не умел.

— Ну что разлегся, господин офицер? — Петров хохотнул и шагнул к Соломину, протягивая капитану руку. Позади него заворочался, пытаясь встать, поверженный противник, однако разведчик связал его со знанием дела, и мужик только пыхтел, наливаясь дурной кровью, но ни подняться, ни разорвать ремень не мог.

Соломин с усилием, почти не координируя собственные движения, поднял руку. Петров ловко поймал ее, помог капитану встать. Того сразу шатнуло, он с трудом устоял на ногах, но лишь затем, чтобы тут же сложиться пополам и, рухнув на колени, вывалить в ближайшие кусты содержимое желудка. Петров внимательно посмотрел на него, присвистнул:

— Ну ничего себе! Крепко тебя зацепило.

— Б-бе-е... — глубокомысленно ответил Соломин.

— Нет, это мне не нравится. Эй, ты, как себя чувствуешь?

— Б-бе-е...

— Черт! Лейтенант, быстро подгоняй машину...

— Что здесь случилось? — это подбежал запыхавшийся мэр, все такой же шустрый и деловитый, в потертом камуфляже и высоких резиновых сапогах.

— Это я у вас хотел бы спросить. Вот тот урод, который связанный, напал на капитана. Вы понимаете, чем ему это грозит? Вы понимаете, чем это вам грозит? Или вы здесь настолько одичали, что ничего уже не понимаете?

Петров хорошо знал, когда надо бить, а когда лучше просто наорать. Под злым начальственным рыком ни в чем неповинный мэр съежился и стал как будто меньше ростом. Чуть-чуть придя в себя от шока, который случился с ним при виде грозного начальства, в которое превратился только что вежливый и спокойный человек, он попросил ввести его в курс дела. Мельникайте тут же и ввел, используя три слова и много сложнопостроенных, весьма образных выражений. Мэр охнул.

— Вы простите дурака... У него в том году волки брата загрызли — вот и накатывает иногда. Так-то он тихий...

— Этот ваш тихий капитану вон сотрясение мозга обеспечил...

— Б-бе-е...

— Вы что, не могли его дома запереть?

— Да кто ж знал, что у него от такой ерунды крышу сорвет!

— А что, у вас, мозгов нет? Думательный аппарат сломался? Забирайте его, и если я увижу еще хоть раз эту мерзкую рожу, то вам тут всем небо с овчинку покажется!

Пока испуганный мэр при помощи подоспевших охотников оттаскивал сумасшедшего, Петров с Мельникайте подхватили Соломина под руки и потащили к флаеру. Капитан с трудом передвигал ноги, мужественно преодолевая рвотные позывы, а потом и вовсе совершил подвиг, ухитрившись не заляпать салон по дороге на корабль.

Медицина Российской империи всегда была на высоте, однако Соломин провалялся в регенераторе почти двое суток — у него был сломан нос, треснула кость, и наблюдалось тяжелейшее сотрясение мозга. В общем, доктор Ветишко был изрядно удивлен, что капитан вообще вначале жив остался, а потом живым долетел. После того, как Соломин пришел в себя, Пал Палыч, положив на грудь все свои подбородки, долго высказывал ему все, что думает, по поводу всяких не очень умных людей, которые позволяют себя бить.

Соломину оставалось лишь соглашаться — спорить с доктором он не рискнул, тем более что тот был прав. Пользуясь своим привилегированным положением, Ветишко вообще говорил много нелицеприятных слов по поводу умственных способностей своих пациентов, но никто не смог бы сказать, что он говорил неправду. Вот и сейчас — ну действительно, кто заставлял подставляться под удар? Расслабился — получил, и никого, кроме самого себя, винить в этом не стоило.

Зато на следующий день у постели болезного побывали практически все, кто находился на корабле, и самой главной опасности выздоравливающих — убийственной скуки — он не изведал. Вечером пришла даже Бьянка, с которой капитан не разговаривал, и которую практически не видел со дня потрошения китайцев. Девчонка притащила с собой щенка, из-за которого, в общем-то, все и завертелось. Этот живой трофей ей впихнул Мельникайте на том простом основании, что на планете оставлять не хочет, а сам воспитывать не может. Не по уставу, мол, а ты у капитана в любимицах, тебе он разрешит. Смешная отмазка — такого рода нарушения были на всех кораблях, учитывая же, что корабли официально и вовсе пиратские, перевести данный жест можно было двояко: или лейтенанту просто не хотелось возиться со зверенышем, или просто он таким образом пытался высказать свое расположения к девушке. И то, и другое Соломина, в общем-то, не волновало, больше того — устраивало. В первом случае офицер на корабле с и без того неполным экипажем не будет отвлекаться ни на что, кроме своих прямых обязанностей, а во втором, возможно, сама Бьянка найдет себе кого-то подходящего по возрасту. Поэтому он ограничился тем, что потрепал Джека, как назвали щенка, по загривку и поздравил девушку с тем, что она отныне не самый младший член экипажа. Бьянка шутку восприняла адекватно, что несколько улучшило мнение капитана об ее умственных способностях. В общем, день прошел не зря.

А со следующего дня, когда Соломин вышел, наконец, из корабельного госпиталя, времени у него оставалось только на поспать. Все-таки, даже учитывая то, что большую часть дел он свалил на десантников, все равно резкое увеличение экипажа свалило на него массу проблем разной степени важности, от обеспечения новоявленной армии транспортом до оплаты продуктов, поставляемых местными фермерами. Словом, когда эскадра отправилась, наконец, в поход, он воспринял это как манну небесную.

Отправлялись буднично — достаточно быстро переправили людей обратно на транспорты и стартовали с орбиты. Первоначально хотели разместить всех на боевых кораблях, но потом, еще до прибытия на Снежную, решили, что нет смысла. Во-первых, в трюмах транспортных кораблей было много необходимых грузов, перегрузка которых в космосе превратилась бы в отдельный геморрой, а во-вторых, все равно эскадре пришлось бы идти, подстраиваясь под скорость самого медленного корабля. Самым медленным был "Идзумо", и в такой ситуации транспорты эскадру не связывали. Петров, подумав, согласился с доводами Соломина, и сейчас эскадра из десяти вымпелов, включая транспортные корабли (официально они были арендованы Соломиным, как частным лицом) и крейсер "Таймыр", участие которого в боевых действиях не предполагалось, но который должен был, случись что, обозначить присутствие Российской империи, уверенно двигалась к Новому Амстердаму.

Кстати, на транспортных кораблях сейчас была и большая часть десантников с "Эскалибура" — они отправлялись вместе с подчиненными им подразделениями. Это было удобнее и с точки зрения последующей высадки, и с точки зрения дальнейшего слаживания подразделений. Все-таки кораблям, благодаря тормозящему их японскому трофею, предстояло идти до места почти две недели, и это время грешно было не использовать. Да и контролировать на месте бывших зэков все-таки стоило. Во избежание, так сказать.

Ну а вцелом, это был достаточно скучный перегон. Четко в расчетное время (ну не случилось ничего — ни двигатели не отказали, не встретился никто) эскадра прибыла к Новому Амстердаму, после чего большая часть кораблей укрылась маскировочными полями, а "Идзумо", на который временно перенес свой флаг Соломин, также прикрылся маскировочным полем, выдвинулся вперед и вышел на орбиту планеты. Линейный крейсер сопровождали транспорты, благо по ним принадлежность эскадры к русским идентифицировать не смог бы никто — эти достаточно старые и дешевые корабли Российская империя продавала за рубеж сотнями. За то их и выбрали для операции, кстати.

Так что пришлось капитану Соломину осваиваться на новом месте, ругая посредственную корабельную архитектуру японцев и маленькие, по сравнению с "Эскалибуром", размеры и самого корабля, и, соответственно, внутренних помещений, от кают до капитанского мостика включительно. Радовало одно — операция не должна была затянуться надолго, а значит, очень скоро можно будет вернуться на свое корабль. Если живой останется, конечно — собственно, поэтому Соломин и перебрался на "Идзумо", что кораблю придется, по плану, рисковать намного больше, чем остальным, а капитан не считал возможным посылать своих людей на смерть раньше себя.

Вместе с Соломиным, с борта своего корабля вынужден был уйти и Петров, очень недовольный тем обстоятельством, что на него свалили переговорный процесс, тем более с борта транспорта. Однако капитан настоял, аргументируя тем, что "ты заварил кашу — тебе и расхлебывать, и вообще, ты профессионал и справишься лучше, а то я психану да по-своему уговаривать начну — живо лечить некого станет". Зная склонность Соломина к разговорам на языке главного калибра, Петров согласился на роль главного дипломата, хотя и ворчал недовольно по поводу наглой эксплуатации всякими пиратами офицера имперской разведки.

В общем-то, оставалось только поаплодировать тому, как Петров по закрытой линии связи вел переговоры с местным правительством. Уверенно нажимал на кучу лекарств, находящихся на борту, на их запредельную цену (и то, и другое было, в общем-то, правдой) и на то, что готовы помочь, но... Цену, в общем, Петров тоже озвучил, причем на все разом. С другой стороны, лекарства можно и даром получить, однако есть, опять же, "но"... И дальше шел список условий, которые, по сути, сводились к одной мысли — хозяин груза признается пожизненным диктатором с чрезвычайными полномочиями. Ну а если не согласны — извините, лекарства можно продать и еще куда-нибудь, а то мы сами люди небогатые, подарки дарить не любим.

Ну а дальше все пошло по заранее разработанному сценарию. Пока шли переговоры, со своих парковочных орбит снялись четыре фрегата — весь флот Нового Амстердама, и корабли эти решительно двинулись на перехват транспортов. Как и предполагалось, правительство планеты не удержалось от соблазна заполучить ценный груз на халяву, попросту захватив транспортные корабли. Банальная абсолютно предсказуемая ситуация. Несколько минут спустя по транспортным кораблям был сделан первый, предупредительный выстрел.

С этого момента, заглушая все планетарные станции, по всем каналам пошла трансляция информации, по содержанию несколько отличающаяся от звучавшей ранее. Теперь упор шел на то, что мирные корабли прибыли с лекарством для всех жителей планеты, а коварные правители, вместо того, чтобы обеспечить их раздачу, совершили на эти корабли пиратское нападение, и т.д., и т.п. За последние столетия русские хорошо научились вести информационные войны.

Ну а фрегаты... А что фрегаты? Из-под защиты маскировочного поля вынырнул "Идзумо", корабль не слишком большой по меркам Российской империи, но здесь выглядящий настоящим гигантом. Вот теперь, на вполне законном основании, можно было стрелять — подвергнуться в нейтральном пространстве нападению и не защищаться было, по меньшей мере, смешно, и расстрел фрегатов, команды которых даже не поняли, что произошло, выглядел не более чем самообороной. Так что вспыхнуло перед глазами местных вояк ослепительно-белое солнце — и все, оборону планеты можно было считать уничтоженной. Орбитальных крепостей у Нового Амстердама не было, поэтому одна проблема снималась.

Сразу после этого началась основная операция. Волна десантных ботов обрушилась на планету, блокируя районы, находящиеся под контролем местного правительства. Это было несложно — фактически, под их контролем оставалось только несколько островов, не охваченных эпидемией. Сопротивление оказывали, по сути, лишь гвардейские части, неплохо, по сравнению с остальной армией, вооруженные и отменно обученные. Ну, и то и другое, конечно, относительно — все равно их вооружение было на два-три поколения старше того, которым были вооружены десантные группы, что и неудивительно. Откуда у маленькой планеты средства на закупку чего-то по-настоящему серьезного?

Ну а с учетом разницы в вооружении, несложно было предсказать и результат. Какая бы ни была у солдата подготовка, но если он на порядок уступает своему противнику в вооружении, защите, мобильности и средствах связи, шансов у него очень и очень мало. Конечно, те, кто шел сейчас в атаку, уступали по подготовке легендарным русским десантникам, но все же чему-то их в свое время учили, и что-то они вспомнили, когда проходили сборы на Снежной. А вооружены они были по первому классу, и боевые скафандры на них были вполне современные. В общем, правительство Нового Амстердама пало через несколько часов, все было сделано быстро и качественно. Ну и пленных, согласно приказу, брать не стремились.

Сразу же после этого началась раздача населению лекарств. Это было куда сложнее, чем разгромить местных вояк. Люди, уже смирившиеся со смертью, и вдруг получившие шанс на жизнь, рвались к вожделенному лекарству, как будто с цепи сорвались. Их можно было понять, но в массовых давках гибли сотни людей, а у Соломина не хватало людей, чтобы навести порядок повсюду. И это — те, кто был на второй стадии болезни, то есть люди с ослабленным здоровьем, но восстановившейся мозговой деятельностью. А как быть с теми, кто был на первой стадии? Это же была откровенная шиза, их что, ловить прикажете? Впрочем, как раз этот вопрос решили просто — ловить никого не стали, лечить — тоже. Перейдут на вторую стадию — сами прибегут, решили врачи, и такая позиция себя полностью оправдала. По мере восстановления сознания народ потихоньку подтягивался, не создавая перегрузки на пунктах приема.

В общем, порядок наводили почти месяц, и было это делом отнюдь не самым легким. Всенародно избранный (до начала раздачи лекарств) диктатор Соломин, расположившись в бывшем президентском дворце, смог руководить процессом только первые пару недель, потом он вернулся на борт "Идзумо", передав бразды правления Джораеву. Теперь старшему лейтенанту надо было с крайне ограниченными средствами и минимумом преданных людей как-то исхитряться и все же руководить собственно планетой, а Соломин приступил ко второй части плана — созданию полноценного военного флота. С парой хороших кораблей планету можно завоевать, но удержаться у власти крайне затруднительно, и практически нереально отбиться в случае, если кто-либо на тебя нападет, а планет больше чем одна. Останавливаться же на малом Соломин совершенно не хотел.

Ну а для того, чтобы создать флот, нужны корабли. Нет, многое что нужно, на самом-то деле, и базы снабжения, и ремонтные мастерские, и еще много чего — флот не может существовать без инфраструктуры. Однако в первую очередь нужны две вещи — корабли и люди. Людей сейчас, если постараться, новоявленный диктатор мог собрать вполне достаточно, а вот с кораблями хуже. Конечно, можно попросить у родной империи, но Соломин ни на миг не забывал о том, что вся операция затеяна как раз с целью уменьшить накладные расходы, а значит помощь, если и будет, окажется минимальной. Это, кстати, косвенно подтвердил и Петров, поэтому Соломин изначально рассчитывал только на собственные силы.

Вот и был придуман план, не слишком хитрый и оригинальный, но, что называется, для провинции сойдет. Основан этот план был на одном-единственном допущении, однако Соломин считал такой расклад более чем вероятным — планета не может быть независимой полностью.

Это происходило во все времена — были несколько стран больших и сильных, а вокруг них прилипалами висели маленькие и слабые, нуждающиеся в покровительстве. В одиночку такие слабые страны просто не выживали — к примеру, Польшу резали на ломтики с завидной регулярностью, и это всего лишь один из типичных примеров. То же было с прибалтийскими недостранами, чехами, балканскими государствами... Все они, становясь независимыми и проводя самостоятельную политику, почти моментально исчезали с карты мира. В то же время те, кто вовремя пристраивался в кильватер к сильному покровителю, не только выживали, но и успешно развивались.

С началом космической эры ничего принципиально не изменилось. Увеличились расстояния, уменьшилась плотность населения, но люди оставались людьми и, как и прежде, делились на слабых и сильных. И тех кто был слаб, либо жрали целиком сильные, либо рвали на части другие слабые, чтобы самим стать хоть чуточку сильнее. Нормальная ситуация, можно сказать, банальная — все как всегда.

А вот Новый Амстердам до сих пор не сожрали. Вопрос, почему? Бывали, конечно, прецеденты, когда слабое государство продолжало существовать, однако это почти всегда означало только, что оно на фиг никому не нужно. А про Новый Амстердам такого сказать было нельзя. Да, государство маленькое, всего одна планета с не самым многочисленным населением, однако при том оно было, по сравнению с другими такими же, вполне развито промышленно, успешно разрабатывало ресурсы в своей планетарной системе. Конечно, особым богатством эта планета похвастаться не могла, но все же и пустышкой не была, а потому наверняка были те, кто мог положить на нее глаз. А она вот все еще независима. Вопрос: почему?

Да потому, скорее всего, что был у планеты покровитель, и наверняка достаточно сильный, чтобы отвадить мелочь и заставить считаться с собой крупных. Однако когда имперская разведка в лице Петрова попыталась копнуть, то нарыть ничего не удалось — то ли контакты были хорошо замаскированы, то ли именно этот участок работы оказался у спецслужб весьма запущенным. В принципе, ничего удивительного — плотность населения в Российской империи была не так уж и велика, страна стремительно развивалась, и людей не хватало везде, поэтому такая вот периферия была охвачена агентурой довольно поверхностно. Ну что же, приходилось играть на свой страх и риск.

Итак, пиратская эскадра потрошила оборону Нового Амстердама, громила жалкие укрепления резиденции местного правительства, и все это время станция дальней космической связи на одном из островов продолжала работать, ее разбомбили в последнюю очередь. Спрашивается, почему? Неужели нельзя было сразу же отрезать обороняющихся от связи с внешним миром? Да можно, конечно, еще как можно, просто сбросив пару бомб, или высадив штурмовую группу — нескольких ботов с десантом было бы достаточно. В конце концов, с "Идзумо" можно было выстрелить — орбитальные бомбардировки еще никто не отменял, а главный калибр линейного крейсера, пускай и не самого мощного, позволял с первой попытки превратить остров в огнедышащий кратер.

Причина была простой — Соломину очень хотелось, чтобы покровители Нового Амстердама получали всю информацию о происходящем. О транспортных кораблях без опознавательных знаков, зато с ценным грузом и солдатами на борту. О линейном крейсере японского производства, мощном, но одном-единственном. О солдатах в скафандрах финского образца и с оружием немецкого производства. Словом, неизвестные покровители должны были получить информацию о налете на планету группы авантюристов с крайне ограниченными возможностями и довольно посредственными навыками ведения боевых операций. В результате, у них должно было возникнуть стойкое желание наказать засранцев, и при этом не возникнуть мысли, что для этого потребуется огромный флот. С первого дня Соломин ждал, когда же, наконец, прибудут корабли, посланные для этого, и, наконец, дождался — радары дальнего обнаружения засекли эскадру, с большой скоростью идущую курсом на Новый Амстердам.

— Ну, что скажешь? — с усмешкой спросил Петров Соломина. Офицеры стояли на мостике "Идзумо", с интересом наблюдая за приближающимся противником.

— А что тут говорить? Хорошо идут, красиво — как на параде. Маскировку включить даже не пытаются. Наверное, рассчитывают, что мы такого количества противников убоимся и просто сбежим, при этом понимая, что совсем уж незамеченными подобраться не смогут. Вполне логичное поведение, я бы поступил на их месте примерно так же.

— Примерно — это значит, не совсем? И как бы ты поступил?

— Да просто. Они сейчас идут строем фронта, это чтоб мы значит увидели и ужаснулись. Все напоказ... И выставили для этого все корабли. Я бы хоть несколько штук пустил чуть в стороне, замаскировав — так, на всякий случай. Но с "Эскалибура" радарами все обшарили — ничего нет. Или это признак самонадеянности, или просто некомпетентности.

— Может, еще какая-нибудь причина есть?

— А какая разница? Их всего пятнадцать. Хорошее прибавление нашему флоту, хе-хе... Главное, чтобы ребята не перестарались и не распылили их в азарте. Проследи за этим, лады?

— Я, вообще-то, здесь буду.

— Хрен ты здесь будешь, надо будет — скручу и на "Эскалибур" в упаковке отправлю. "Идзумо" сейчас наиболее уязвимый из наших кораблей, и находиться он будет в самом пекле, и случись что, кто-то должен уцелеть и довести дело до конца. Не зли меня, ладно? Дуй на флагман, и лучше прямо сейчас, пока они наши маневры не отслеживают. А то заинтересуются еще — чего это у нас боты непонятно куда летают?

Петров попытался было возразить, но их прервал вызов по личному капитанскому каналу. В принципе, вызывать мог любой из членов экипажа, но вряд ли кто-то решил бы сделать это без крайней нужды — линия считалась резервной, аварийной, и забивать ее пустыми разговорами категорически не рекомендовалось. Поэтому Соломин удивленно поднял брови, переключая канал, но вот громкость приглушить забыл, что в следующий момент вызвало здоровый и жизнерадостный хохот у всех, находившихся в тот момент на мостике.

— Если с тобой что-нибудь случится, я тебя на том свете достану и прибью, — выдал коммуникатор голосом Бьянки и отключился. Соломин смог только рот открыть на такую наглость, но его товарищи оценили ситуацию по достоинству. И больше всех старался Петров — скотина! Нет чтобы посочувствовать старому товарищу...

— Да, старик, ты попал, — выдавил сквозь слезы разведчик. — Теперь тебе точно деваться некуда.

— Да я... я... я эту дуру...

— Почему дуру? — вмешался старший артиллерист корабля. — Вполне адекватная, я бы даже сказал, умная дама.

— Это почему еще?

— Ну, потому, как она грамотно и точно провела разговор. Умная женщина никогда не повысит голос на мужчину... Приказы отдаются спокойно, чётко и ясно!

Новый взрыв хохота заставил Соломина обиженно засопеть, после чего он рявкнул, чтобы народ перестал валять дурака и занялся, наконец, делом, а разведчики и прочие посторонние лица, то есть Петров, проваливали с корабля к чертовой бабушке, иначе он, капитан, за себя не ручается и устроит недовольным принудительное шлюзование. Петров шутовски отдал честь и покинул, наконец, мостик, а остальные, тщательно пряча улыбки, склонились над экранами.

Надо признать, что Бьянка влезла со своими глупостями очень вовремя, сняв напряжение, скопившееся к тому моменту на мостике. По сути, люди нервничали, и это была совершенно нормальная ситуация — все они сейчас рисковали, и рисковали очень сильно. Им предстояло идти на не самом лучшем и весьма уязвимом корабле против эскадры, причем известно было только количество кораблей противника. Ни класс этих кораблей, ни их возможности, ни кому они принадлежат никто пока не знал — слишком велика была дистанция. А ведь предстояло не просто выйти навстречу, а вступить в бой, вызвав огонь на себя. Соломин нуждался в кораблях и весьма рассчитывал на законных основаниях заполучить те полтора десятка вражеских посудин, что шли сейчас по направлению к Новому Амстердаму. Нападение на военный корабль законного владельца планеты — это очень и очень серьезно, никто не осудит, если напавшие жестоко получат по ушам, и потому Соломину нужна была сейчас хотя бы видимость законности. Конечно, признание его правоты Российской империей (а она, разумеется, признает) перевесит мнение всех остальных соседей вместе взятых, только вот лишние сложности в будущем иметь не хотелось Однако все то время, пока они будут маневрировать под огнем вражеской эскадры, жизни членов экипажа "Идзумо" будут висеть на волоске. Именно поэтому в экипаж набирались только добровольцы, но при этом отнюдь не лучшие, так сказать, из второго ряда, чтобы, случись им погибнуть, это минимально ослабило бы остальную эскадру. По той же причине на корабле было минимально необходимое для короткого боя количество людей, чтобы уменьшить число возможных потерь в случае гибели корабля.

Однако пока что линейный крейсер оставался на орбите — все должно было выглядеть натурально. Если обычный японский радар не может обнаружить корабли на такой дистанции — значит, они будут сидеть на месте, ничем не выдавая тот факт, что видят опасность. А вот когда подойдут — тогда они и сыграют панику, спешку и прочие атрибуты поведения застигнутых врасплох пиратов. Противник до последней минуты не должен был заподозрить, что он не охотник, а дичь, и что вот прямо сейчас его будут брать за жабры.

Между тем, информация о противнике, собираемая остальными кораблями, обладающими более мощными радарами, поступала на мостик "Идзумо" непрерывно. И информация эта Соломина не радовала, хотя, если честно, и не слишком удручала. С одной стороны, то, что в составе вражеской эскадры было четыре линкора, являлось очень плохой новостью — против их сочетания защиты и огневой мощи "Идзумо" явно не плясал, с другой же эти корабли будут хорошими трофеями. Соломин поймал себя на мысли, что уже смотрит на неизвестную эскадру, как на свою собственность, а разносить вдребезги свое как-то не хотелось, поэтому возможности его корабля данный факт еще более ограничивал.

Правда, корабли эти, судя по данным предварительной идентификации, были той еще солянкой сборной. Из четырех линкоров два были американского производства, типа "Мичиган", корабли старые, но надежные. Их в свое время американцы понастроили хренову кучу, а потом не знали, куда деть — флот их в тот момент затачивался под войну с Францией, а тут французы всех нагло напарили, заключив союз с Великой Финляндией. Против двух мощных стран Соединенные Штаты не плясали, поэтому вынуждены были срочно искать выход и начать лихорадочное строительство кораблей новой серии, более мощных и быстроходных. Пока суд да дело, союз французов и финнов распался — хищники перегрызлись, хитрые и во все времена подловатые галлы решили под шумок прибрать к рукам северян, а финская разведка их раскусила. В результате произошла жесткая, кровопролитная, но очень короткая война, в которой французы потерпели сокрушительное поражение, потеряли несколько планет и половину флота. Ну а финны, соответственно, приобрели несколько планет и неплохую сумму в качестве контрибуции.

Американцы уже злорадно потирали руки, готовясь хорошенько поживиться и поплясать на костях ослабевшей Франции, но в этот момент одновременно Британское содружество, Япония, а главное, Германия, за спиной которой маячила тяжелая тень Российской империи, предъявили всем вокруг ультиматум. Мол, кто влезет — будет иметь дело с ними со всеми разом. Ну что поделать, хотя французы и были фашистами, точнее, нацистами, но в существовании Франции как единого, независимого и достаточно сильного государства были заинтересованы на тот момент все. Да и большой войны, честно говоря, никто не хотел, поэтому все заинтересованные стороны были призваны к порядку, а в качестве решающих аргументов, как это уже не раз случалось в истории, выступили орудийные башни военных кораблей. Им даже не пришлось выходить со своих баз — большой флот, как известно, часто действует лишь одним фактом своего существования.

Против такой толпы драться было, мягко говоря, неумно. Американцам пришлось утереться и свернуть кораблестроительную программу, однако все равно у них внезапно оказался избыток кораблей, которые было накладно содержать даже в законсервированном состоянии, а отправить в утиль просто жалко. В результате масса эсминцев, крейсеров и даже линкоров оказалась на внешнем рынке, и продавали их, кому попало. Судя по составу явившейся сейчас эскадры, страна, которая ее послала, как раз и относилась к "кому попало".

Третий линкор был британской постройки — тоже не новый и тоже не самый мощный, типа "Айрон Дьюк". Все эти железные герцоги боевой эффективностю не блистали, да и надежностью не отличались, надежность — вообще не самая сильная черта английской техники. Однако линкор остается линкором, и его не стоило сбрасывать со счетов.

Четвертый корабль этого класса был построен в Японии и очень напоминал "Идзумо". В принципе, он и был модификацией "Идзумо", а может, наоборот — "Идзумо" был модификацией линкоров типа "Конго", не суть. Главное, что он был примерно так же вооружен, чуть лучше защищен, но заметно менее быстроходен и имел меньшую автономность. Словом, равный противник.

Из остальных одиннадцати вымпелов более-менее серьезными противниками были три тяжелых крейсера типа "Йорк", тоже британские. Пожалуй, на троих они были примерно равны "Идзумо" и, вдобавок, отличались редким для англичан качеством постройки. Насколько Соломин знал, английские космонавты ругались русским матом, когда эти корабли сняли с вооружения, а на их место поставили крейсера типа "Рипалс", теоретически очень мощные, но "сырые" и крайне капризные. Интересно, сколько и кому заплатила в качестве отката кораблестроительная фирма, чье КБ выиграло конкурс на создание этого чуда... В общем, английские моряки плевались, а "Йорки" пошли с молотка, и было их построено без малого семь десятков. Естественно, раскупили их моментально — это и впрямь были хорошие корабли. Даже Соломин подумывал когда-то прикупить один такой, но случая все не подворачивалось, а теперь вон какая оказия. Просто замечательная оказия — в любом случае три крейсера лучше, чем один.

Остальные корабли были эсминцами разных лет постройки — пара английских, французский, испанский и четыре финских. Словом, солянка сборная и, вдобавок, не дающая представления о том, какой именно стране принадлежала вся эта микроармада. Свои флоты по принципу "что попало, лишь бы побольше да подешевле" комплектовали многие страны, бывшие небольшими, но стремящиеся сохранить свою независимость в случае нападения более крупного и сильного соседа. Их правители не без основания считали, что флот, способный если не победить агрессора, то нанести врагу чувствительные потери, делающие войну невыгодной, заставит других задуматься, прежде чем связываться с ними. Да и самим более слабого соседа при удаче подгрести можно будет, так что денег на корабли не жалели. Соломин считал такую практику порочной — чужим оружием много не навоюешь, если хочешь быть сильным надо строить собственные верфи и разрабатывать собственные системы вооружения, однако люди часто предпочитают идти по пути, может, и тупиковому, но простому и быстрому. Похоже, его нынешние противники были как раз из таких, и капитан считал, что просто грешно их не пощипать. Даже не то что посчитать — ободрать все перья до голой кожи. А нечего связываться с русскими, даже не зная, что это русские. Чревато.

Жаль только, авианосцев там нет, хотя, может, и к лучшему. От авианосцев "Идзумо" с большой долей вероятности может и не уйти — накидают плюх, обездвижат и добьют артиллерией. Ладно, сейчас не время было гадать, хорошо или плохо — играть надо с теми картами, которые есть на руках. Ну и с теми, которые в рукаве, конечно, ибо если не можешь победить честно — надо просто победить.

Между тем информация продолжала идти, хотя девяносто девять и девять десятых процентов ее не значили сейчас ничего. Главными были скорость, курс, сохранение строя... Пока что все говорило о том, что противник не рассчитывает встретить здесь серьезное сопротивление. Соломина это устраивало как нельзя более.

Время! Сейчас противник появится и на радарах дальнего обнаружения японского корабля. Пару минут ждем... А вот теперь должна создаться видимость паники. Во все стороны сигналы, да не по закрытому и непрослушиваемому даже в принципе каналу, как с "Эскалибуром", а открытым текстом, чтоб услышали. Еще две минуты — и начинают беспорядочно сновать туда-сюда боты. Наступающие должны видеть, что их боятся — это добавит им решимости, не даст им отвернуть, а значит, вырваться из ловушки, в которую они уже почти влезли. Стоя на мостике своего корабля, Соломин ухмылялся, глядя на творящееся вокруг четко срежиссированное безобразие. Пилоты ботов старались вовсю, и не приходилось сомневаться, что коллеги русского капитана, стоящие сейчас на мостиках своих линкоров и крейсеров (для аппаратуры их эсминцев было пока что далековато), все отлично видят и тоже ухмыляются. Ну что же, как известно, хорошо ухмыляется тот, кто ухмыляется последним.

Выждав ровно то время, которое, как отлично знал Соломин, минимально достаточно для приведения корабля в боевую готовность, "Идзумо" начал сходить с орбиты. Капитан только досадливо морщился при этом — огромный и неуклюжий корабль заставлял его с тоской вспоминать о мощных двигателях и отменной маневренности своего флагмана. Ну да ничего уж тут не поделаешь, появись сейчас "Эскалибур", и вражеская эскадра тут же легла бы на обратный курс. Не потому даже, что была неспособна справиться с русским линейным крейсером — с ним одним, пожалуй что, и справилась бы. А вот что будет дальше? Русские ведь найдут, кто это сделал, и после того, как переловят виновных, те, кто останется в живых, будут завидовать мертвым. Воистину, прав был английский классик...

— Капитан!

— Чего? — Соломин недовольно обернулся. — Что там случилось?

— С флагмана передают: национальная принадлежность эскадры установлена.

— И кто это? — без интереса спросил капитан.

— Турки.

О-очень интересно. Неужели и эта шваль зашевелилась и решила откусить кусочек от звездного пирога? Даже удивительного — о Турции уже лет двадцать, а то и больше ничего слышно не было. Ну да, двадцать четыре года. Тогда Турция решила чуть-чуть завоевать соседей и напала на вполне мирную независимую планету Крит Теплый. Кстати, название этой планете было дано словно бы в насмешку — климат на ней был жестче, чем на Снежной, однако планета была крайне богата редкоземельными металлами, и правительство Греции тогда решило основать там колонию.

Увы, станция терраформирования, которая должна была, теоретически, обеспечить планете теплый и влажный, привычный для греков климат, сдохла, едва начав процесс. На новую станцию (а производили их всего три государства, не считая Российской империи, которая такие станции строила только для себя и другим не продавала) у греков денег не было, и программу пришлось закрыть, эвакуировав колонию и оставив планету в покое до лучших времен. Вот только, когда спустя три столетия греки вернулись, то обнаружили на планете вполне процветающую болгарскую колонию, которая, несмотря на морозы, устроилась неплохо. Колонисты добывали сырье, продавали его всем желающим, жили довольно богато и плевать хотели на претензии греков, будь они хоть сто раз братья по вере. Получился конфликт, однако грекам очень быстро намекнули, что они там нежелательные гости — к планете выдвинулся немецкий флот, и греческие вооруженные силы не рискнули с ним связываться. Ну что поделаешь, воинские таланты греков у понимающего человека могли вызвать только смех, а у собственного правительства — панику. Словом, колония не только отбилась, но и, под шумок сумела каким-то образом отделиться от Болгарии. Только вот маленькой и гордой планетке тяжело выживать в одиночку — не прошло и десяти лет, как на нее обрушился турецкий флот.

Вообще, турки были, в определенной степени, феноменом — единственный народ, ухитрившийся довольно эффективно развиваться, и не имеющий при этом владений на материнской планете. Так уж получилось, что в давние, полулегендарные уже времена, когда Российская империя еще только завоевывало свое нынешнее место в иерархии человечества, да и не только его, если честно, турки были уничтожены почти поголовно. Сами виноваты, кстати, и никто о них особо не жалел.

Ну вот кто, кто их заставлял во время той войны не только выступить на стороне антирусской коалиции, но и учинить зверства на временно захваченных территориях, поголовно вырезая целые города. Ответ был страшен — русские не только не брали пленных, но и, когда война была уже окончена, и Турция оккупирована, передали ее территорию во временное пользование армянам. А те, обрадовавшись возможности свести старые счеты, и негласно поощряемые русскими, вырезали турок поголовно. Стариков, детей, женщин — всех! В течение нескольких дней народ с многовековой историей перестал существовать.

Однако, как ни странно, турки выжили как нация — очень уж много турецких диаспор было к тому времени разбросано по всему миру. Как ни удивительно, русские тогда не стали добиваться их поголовного уничтожения, хотя и могли — никто не рискнул бы в то время, как, впрочем, и сейчас перечить победителям, однако мотивы русских правителей остались тогда загадкой. Они только потребовали свести всех турок в одно место, так называемую зону компактного проживания. В этом импровизированном гетто турки и влачили свое жалкое существование в последующие двести лет.

Позже, уже в эпоху развитых космических полетов и некоторого смягчения нравов, турки правдами и неправдами выпросили несколько старых транспортных кораблей и все ушли в космос, в неизвестном направлении. Им не препятствовали — русские потому, что им не было дела до вымирающего народа, остальные — потому, что избавились от лишней головной боли. Улетели — ну и хрен бы с ними, очень скоро о турках попросту забыли.

А турки выжили, хотя этого никто и не ожидал уже, и не только выжили, но и основали жизнеспособную колонию. Дальнейшее — история долгая и путаная, полная многих неточностей и темных пятен. Как выживали турки, как они развивались, не скажет уже никто и ни под какими пытками — архивы хорошо горят. Но к тому моменту, когда случилась история с Критом Теплым, Новая Турция была вполне процветающим государством, объединяющим четыре планеты и имеющим флот достаточный, чтобы подумать о расширении границ.

Угу, так вам и дали эти границы расширить. Нет, планету, не имеющую никакой серьезной орбитальной обороны, они захватить могли вполне, вот только кто ж им даст-то? Непонятно было, с чего это турки пошли на такой риск — возможно, им кто-то негласно пообещал поддержку, возможно, были еще какие-то причины, но результат оказался закономерен. Слишком многие страны были заинтересованы в том, чтобы Крит Теплый с его дешевыми сырьевыми производствами оставался независимым, и случившееся позднее было довольно редким случаем единения военных и политиков разных стран. С налету захватить планету турки не смогли, потому что население в лучших традициях прошлого смогло организовать оборону и, хотя болгары тоже не были слишком уж хороши в качестве солдат, отдельные очаги обороны продержались шесть дней. Они продержались ровно до того момента, как в систему вошла объединенная финско-англо-шведская эскадра и задала туркам такую трепку, что все аналитики были уверены: всё, никто в течение ближайшей сотни лет больше о турках даже не услышит. Увы, аналитики, как обычно, ошибались, и идущая сейчас к Новому Амстердаму эскадра была наглядным подтверждением их некомпетентности. Выходит, турки оправились быстрее, чем ожидалось, и нашелся кто-то, кто снабдил их деньгами, нашелся и тот, кто помог приобрести новые корабли. Впрочем, какая разница, турки — значит, турки. И не таких грабили.

Пока "Идзумо" совершал маневр и неспешно разгонялся, Соломин пытался вспомнить, что же он, собственно, знает о турках. По всему выходило, что очень немногое — в его образовании явно обнаруживался пробел. Хотя как сказать пробел — маловажному и внимания уделяется мало, это нормально, а Турция и турки были как раз маловажным. Тем, что при нужде сметается с шахматной доски просто для того, чтобы улучшить позицию.

Однако все же капитан добросовестно вспоминал, и вскоре его упорство было вознаграждено. Тренированная память выдала несколько фактов, главным из которых было: турки — враги! Во все времена Россия враждовала с Турцией, и за всю историю отношений было лишь два случая, когда эти страны выступали в союзе. В первый раз это было во времена великого адмирала Ушакова, когда турки в союзе с Россией, Англией и еще какой-то мелюзгой на подхвате приняли участие в пинании французов. Вторая ситуация сложилась в начале двадцатого века, когда только-только образовавшийся Советский Союз оказал серьезную помощь Турции в борьбе с английскими, греческими и прочими оккупантами. Увы, каждый раз это приносило лишь краткосрочные выгоды, союзы оказывались непрочными, и в обоих случаев после этого Турция очень быстро забывала, кто ее спас.

Еще в голову почему-то лезла читанная когда-то книга старинного писателя, Соломин не помнил его фамилии. То ли Нерлин, то ли Херлин — то и другое звучит одинаково неприлично. Капитан читал эту книгу в молодости как юмореску — подумать только, автор той книжонки, историк по образованию, что само по себе не позволяло принимать его всерьез, утверждал, что русские почему-то не имеют права отрывать головы тем, кто рискнул открыть на них свою поганую пасть. И вправду, смешно. Официальная позиция Российской империи, с которой Соломин был полностью согласен, была прямо противоположной и кратко звучала так: "Если вам показалось, что кто-то вам хамит или угрожает — стреляйте, а потом смотрите, кого вы, собственно, пристрелили". На этом фоне бумагомаратель выглядел, мягко говоря, нелепо. Причина была, однако, простой, как раз ее Соломин помнил. Писаку еще при жизни признали редчайшим экземпляром, сочетающим, казалось, несовместимое — умственную отсталость и манию величия. Жизнь он закончил в дурке, причем тоже глупо — его залюбил до смерти содержащийся там же сексуальный маньяк. Ну а его нетленка, попавшая в руки Соломина, сохранилась только потому, что оказалась в коллекции дяди будущего пирата, немного чокнутого собирателя отпечатанных на бумаге раритетов любой направленности. А сейчас вот всплыла в памяти, прилипчивый бред оказался...

Да и вообще, как это можно — считать, что кто-то имеет право хамить русскому? За такие шутки бьют, и бьют жестоко и сразу. Хотя, увы, желающие периодически находятся — скорее всего, от зависти. И то сказать — было, чему завидовать, не только всесторонняя защищенность, но и уровень жизни русских были на недосягаемой для соседей высоте. Взять хотя бы простейший факт — налогов в России не было. Точнее, они были для производств, а вот для людей, граждан империи, их просто не было — русские считали, что их государство не настолько нищее, чтобы обирать собственных граждан, и это тоже было поводом для зависти...

Мотнув головой, Соломин отогнал от себя ненужные мысли. Главное он и так понимал — перед ним были враги, которых надо выпотрошить, и неважно, что он сам их спровоцировал. В конце концов, почему его должны волновать чужие проблемы, когда своих достаточно? Решил кто-то попробовать свои силы на русском оселке — что же, пусть пеняет на себя, и незнание того, что перед ними русские, турок от ответственности не спасет. Когда-то предки Соломина еще с петровских времен били предков этих самых турок на суше и на море с завидной регулярностью, и капитан намерен был полностью соответствовать славным семейным традициям. Тем более что ситуация с тех времен ничуть не изменилась — точно так же малочисленные, но отлично обученные и вооруженные русские выходили против толпы отсталых вояк, единственным достоинством которых, на взгляд капитана, было то, что их потом не жалко будет направить, к примеру, на рудники. А что? На уране тоже кому-то работать надо, не своих же подданных туда посылать, а вот проучить незадачливых агрессоров — это, как ни крути, прямо судьбой предписано. Для подобных ситуаций и создают русские конструкторы свои самые лучшие в мире орудия.

Между тем "Идзумо" завершил наконец разворот и лег на курс, ведущий его лоб в лоб с вражеской эскадрой. Остальные корабли, прикрывшись маскирующим полем, шли чуть в стороне, уверенно охватывая вражескую эскадру. Фигуры расставлены, осталось только поставить противнику мат. Соломин искренне надеялся, что мат будет детским. Или недетским — все зависит оттого, насколько турки знают русский язык.

Если верить расчетам штурмана (а оснований не верить ему Соломин не имел), то через полчаса корабли противника будут в пределах досягаемости орудий линейного крейсера. К тому моменту, правда, они и сами будут под их прицелом, но тут уж никуда не деться — риск в жизни пиратов и военных нормальный рабочий момент. Оставалось успокоиться и не нервничать зря — все, что можно было, уже сделали, и изменять что-либо не оставалось ни времени, ни причин.

Откинувшись в кресле, капитан с интересом рассматривал четкий строй вражеских (пока еще вражеских) кораблей. Турки шли, как на параде — уверенно, спокойно, даже не пытаясь маневрировать. Да и то сказать, зачем им сейчас были маневры? Перед ними была незащищенная планета, которую они не без основания давно уже считали своей собственностью, и единственный корабль, вышедший им противостоять. У них был пятнадцатикратный перевес в кораблях и как минимум шестикратный в огневой мощи, так чего им, спрашивается, бояться? По всем законам тактики одинокий линейный крейсер был обречен, они уничтожали его походя, и Соломин совершенно не сомневался, что не будь рядом группы поддержки, так оно и было бы. Да, русские космонавты, пусть и среднего уровня, собранные сейчас на "Идзумо", на голову превосходили своих турецких коллег и по выучке, и по боевому опыту, но при таком соотношении сил это не играло уже никакой роли. Только вот сейчас турок ждал пренеприятный сюрприз.

— Капитан, точка принятия решения...

— Работаем согласно плану.

— Есть!

Ну, вот и все, решение принято, теперь никто и ничто не в состоянии хоть что-то изменить. Обидно только будет, если их все-таки подобьют — конечно, кому заменить его и довести дело до конца найдется, в своих офицерах он уверен, но все равно обидно. Да и девочка расстроится.

Улыбнувшись внезапному изгибу собственных мыслей, Соломин внимательно посмотрел на экран, прикинул время и достал из продуктовой ниши термос со своим любимым кофе.

— Ну что, господа офицеры, время у нас еще есть. Кто составит мне компанию?

— Ну, я коньяк прихватил, — задумчиво отозвался штурман.

— Смешаем, — хладнокровно кивнул Соломин. — Только не перестарайся, по чуть-чуть...

Предложение было встречено с энтузиазмом, и импровизированный допинг пошел "на ура". Как раз такая доза, которая взбодряет организм, снимая лишние тормоза. В общем, на дистанцию поражения своих орудий экипаж "Идзумо" прибыл, весело травя анекдоты и рассчитывая не умирать, а только и исключительно побеждать — как раз то, что требуется в столь рискованной ситуации.

Между тем все это время с "Идзумо" на турецкие корабли шел сигнал. Один-единственный сигнал с требованием изменить курс и не входить в пространство Нового Амстердама. Соломин ни на секунду не сомневался, что туркам на сигнал плевать с высокого минарета, но игра должна была продолжаться в точности согласно разработанному русскими аналитиками (Петров постарался) сценарию. Турки должны были открыть огонь первыми и, желательно, нанести "Идзумо" незначительные повреждения. Вот только турки, сволочи, не стреляли — такое впечатление, они просто хотели, чтобы неизвестные авантюристы убрались без боя. Странное поведение, но у Соломина не было времени разбираться в этих странностях — у него были сейчас совсем другие задачи.

— Определились с их флагманом? — голос капитана стал подобен лязганью железа. Именно таким голосом он поднимал людей в атаку на Борисоглебской крепости или разговаривал в бытность свою офицером с проштрафившимися подчиненными.

— Никак нет.

— Определяйтесь быстро. У вас три минуты.

Увы, ни через три, ни через четыре минуты определиться не удалось — строй кораблей с турецкой символикой казался монолитным, никаких переговоров между ними не шло, и вычленить среди них флагмана не представлялось возможным. Что же, грамотно, но и Соломину не впервой было импровизировать. Несколько секунд он подумал, потом пометил световым карандашом изображение одного из турецких кораблей (если честно, первого попавшегося) на своем экране. Метка немедленно высветилась на экранах у всех, присутствующих на мостике, замерцала желтым цветом, привлекая их внимание.

— Держать курс на этого. И без приказа не сворачивать, что бы ни случилось. Всем ясно?

— Так точно, — единым духом выдохнули его офицеры. Замысел капитана им был предельно ясен — их корабль пойдет курсом на столкновение, и уклониться от него у турок не получится. Значит, рано или поздно они откроют огонь, ну а не откроют — тоже не беда. В случае столкновения для остальной эскадры, опять же, появится формальный повод атаковать. Ведь никому уже не будет интересно, кто послужил причиной столкновения и гибели экипажа "Идзумо". Погибли русские — это повод не то что эскадру захватить, но и все турецкие планеты разбомбить к чертовой матери.

Вот только если корабли все же столкнутся, то тем, кто сейчас на борту "Идзумо" не выжить ни при каких обстоятельствах. Их корабль даже не сплющит, как жестянку, а разнесет в клочки. В такие маленькие-маленькие клочки, размером с атомы примерно, вместе с людьми, разумеется. И если турки откроют огонь в упор — тоже не выжить, а значит, риск зашкаливал... Что же, всем им было не впервой рисковать.

Одинокий боевой корабль и вражеская эскадра сближались на сумасшедших скоростях, однако турки не стреляли. Поединок нервов, чтоб их... Однако русские — они не пальцем деланные, на мостике "Идзумо" сохранялось полное спокойствие и нормальная деловая атмосфера. Все были уверены, что турки, несмотря на всю свою наглость и восточный фатализм, в коленках окажутся все же пожиже, чем русские, и эта уверенность вполне оправдалась. Когда до столкновения оставалось не более пяти минут, турецкий корабль начал маневр уклонения.

Начать-то он начал, только кто же ему даст? На каждое трепыхание своей жертвы "Идзумо" отвечал корректировкой курса, продолжая угрожать турецкому кораблю тараном. Дистанция стремительно сокращалось — а это ведь очень страшно, когда кто-то угрожает не абстрактным "вам", а конкретно тебе... Словом, нервы турецкого капитана все же не выдержали, и, когда ему оставалось жить не более минуты, турецкий корабль открыл огонь.

Залп практически в упор не смогли отразить никакие щиты, но и уничтожить крупный военный корабль сразу, мгновенно — задача не из самых простых. "Идзумо" отделался пробитой защитой и распоротым на четверть длины бортом, но двигатели уцелели и сразу после открытия огня крейсер начал маневр уклонения. Это было весьма своевременно, потому что к первому турку тут же присоединилась вся их эскадра. Продолжай русский корабль двигаться прежним курсом — и его разнесли бы на кусочки в течение нескольких секунд, но сейчас он, получая попадание за попаданием, все же прорвался сквозь строй вражеской эскадры, после чего его участие в бою ограничилось ролью стороннего наблюдателя.

В общем-то, наблюдать особенно было и не за чем — первый выстрел был уже сделан, а вступать в бой с турецким флотом никто не собирался. Сражаются с равными, а тех кто слабее, просто избивают, и иного варианта не ожидалось. Пятнадцать турецких кораблей против четырех, или, если "Таймыр" примет участие в бою, пяти русских — слишком неравное соотношение сил. У турок не было никаких шансов.

Естественно, выстрел из гиперорудия в космосе не виден, но когда трасса выстрела проходит совсем рядом с бортом корабля, его приборы фиксируют ее очень четко. Сейчас мимо бортов турецких кораблей прошло минимум четыре десятка трасс только крупного калибра, не считая всякой мелочи, которую на этом фоне сосчитать было весьма затруднительно. А потом глазам ошалевших от столь теплого приема турок предстали русские корабли, неспешно следующие параллельно их курсу, охватив их эскадру кольцом и держась вне зоны досягаемости турецких орудий. Дальнейшее было очень несложно представить — пять (все-таки пять!) русских кораблей одним-двумя сосредоточенными залпами обездвиживают линкоры, потом спокойно громят сопровождающую их мелочь, и все это — с дистанции, на которой турецкие орудия будут попросту неспособны причинить им вреда. Очень неприятное чувство беспомощности, часто оно намного сильнее чувства страха, и русские хорошо научились использовать этот факт.

— Ну что, придурки, доигрались? Двигатели стоп, орудия дезактивировать, лечь в дрейф и ждать призовые партии! А не то зажарю к едрене фене!

Ну, это уже Петров в своем репертуаре. Лично решил покомандовать, надо же. Впрочем, Соломин тоже так умел. Имперская дипломатия была очень простой — предъявить требования, а потом через прицел понаблюдать, как их выполняют. Ну и на гашетку нажать, если что. Ничего сложного, зато крайне эффективно. Именно поэтому русских, которые всегда добивались своего, и считали хорошими переговорщиками. Главный секрет — как можно больше требовать, как можно наглее себя вести и как можно презрительнее относиться к своему визави. Так, чтобы он и сам это почувствовал. Ах да, есть еще и четвертый пункт. Никогда не колебаться, когда надо стрелять. Русские и не колебались, от чего у их слов прибавлялось веса, а среди тех, кто не поверил — трупов.

Турки, впрочем, не сразу сообразили, что произошло — очевидно, решили, что просто пересеклись каким-то образом с русскими и чем-то им не понравились. Подобное случалось, хотя и редко — среди русских офицеров встречались любители попугать соседей. Такое не приветствовалось, но и не запрещалось — считалось, что экипажам это лишняя тренировка, а соседям — лишнее напоминание, что если что — то сразу! В конце концов, самым лучшим гарантом безопасности твоей страны являются сильные армия с флотом и страх окружающих. Боятся — значит, уважают... Страх только дозировать надо уметь, чтоб недоброжелатели с испугу не впали в истерику — тогда возможны весьма кровавые недоразумения, а оно надо? Люди есть люди, и не их вина в том, что они родились не в России. Можно иногда даже посочувствовать.

— Что случилось? — голос турецкого адмирала был не то чтобы испуганный — взвинченный, скорее, взволнованный. Говорил он с ужасным акцентом — еще одно доказательство того, что турок пришла пора учить хорошим манерам, а то они человеческий язык забывать начали.

— Двигатели стоп, болван! А то я тебя сейчас от всей души...

То, что душа у русских широкая, знали все, и что они никогда не жалеют для других ни патронов, ни снарядов — тоже. Точно так же было ясно, что будет, если начнется схватка. Куча трупов и море крови будет, и шансов у турецких кораблей никаких. Будь они хотя бы на пару поколений моложе — тогда да, возможно, кому-нибудь и удалось бы уйти, но сейчас дергаться было просто бесполезно. Однако турок сделал еще одну попытку:

— Я не понимаю, что происходит. Мы просто идем своим курсом...

— Ты напал на русский военный корабль, идиот! Ты знаешь, что уже заработал приговор и для себя, и для всей команды? Не усугубляй, от чистого сердца предупреждаю.

— Да какой русский корабль? — буквально взвыл турок. — Вы вообще первые корабли, которые мы увидели после того, как покинули базу!

— Да? А тот крейсер, который дрейфует позади вас?

— Это же вообще неизвестно кто... Это корабль японской постройки!

— Неважно, кто его построил — важно, кому он принадлежит. Все, три секунды. Две...

— Стоп машины!!!

На воняющем горелой изоляцией мостике "Идзумо" Соломин перевел дух. Только что миновал самый опасный момент всей их авантюры. Турки — они кто угодно, только не трусы, и рвануть на прорыв или даже в драку могли вполне. Их бы, конечно, истребили, но тогда все оказалось бы зря — зря расставляли ловушку, зря рисковали, и зря лейтенант Георгадзе с ожогами по всему телу угодил в лазарет. Избить турок можно было и без этого, но смысл-то был как раз в том, чтобы заполучить их корабли. Воевать стоит, пока война приносит прибыль, во всех остальных случаях ее следует избегать. Да и то сказать, народ, который сумел встать на ноги в той ситуации, в которой они оказались, достоин очень осторожного к себе отношения, и потому Соломин опасался реакции турок до последней минуты. Однако же — сломались, как до них многие другие противники, вроде бы такие же гордые и крутые, решительный и безапелляционный напор русского разведчика оказался как раз к месту. Турки четко поняли: следующим приказом русского офицера будет "Пленных не брать!", и умирать безо всякой надежды даже добраться до врага не захотели. Ну что же, это был еще один случай, когда честно, потом и кровью заработанная жестокая репутация русских оказалась не менее важна, чем их оружие. Хотя, наверное, если бы турки знали, что их ждет, то предпочли бы умереть сразу, а не гнить заживо на урановых рудниках.

Ну что же, теперь Соломину оставалось только расслабиться и ждать, когда к "Идзумо" вышлют буксир — самостоятельно корабль двигаться уже не мог, мощность умирающих двигателей достало только на то, чтобы затормозить искалеченный крейсер. К счастью, системы жизнеобеспечения пострадали мало — основной удар все-таки приняли на себя защита и внешний броневой корпус, а воздух из внутренних отсеков перед боем был выкачан, и обратное заполнение было произведено только после того, как крейсер проскочил зону поражения артиллерии противника. Это, кстати, был очень эффективный прием, часто использующийся в практике космических боев. Вакуум в отсеках исключал возможность образования ударной волны, способной в буквальном смысле слова вывернуть корабль наизнанку, да и пожары предотвращал лучше любого огнетушителя. Флот Российской империи, правда, использовал подобное достаточно редко, потому что мало когда возникала опасность схватки с противником, способным нанести столь серьезные повреждения русским кораблям, но сейчас пройти мимо такой страховки командир "Идзумо" не мог в принципе. Так что забрало гермошлема Соломин откинул всего несколько секунд назад и тут же пожалел — воняло на мостике просто зверски. Впрочем, системы очистки воздуха работали на полную мощность, и вскоре дышать стало заметно легче.

Пока Соломин портил легкие, его эскадра несколько сблизилась с турецкой, все так же оставаясь вне пределов досягаемости их артиллерии. Капитану оставалось лишь вздохнуть ностальгически — если бы такие орудия, как сейчас, были на его кораблях несколько месяцев назад, не было бы нужды рисковать в бою с американцами. Однако что было — то прошло, радуйся тому, что есть у тебя сейчас... Поэтому капитан наблюдал на смоделированной компьютером картинке, как с русских кораблей вылетают короткие стрелы десантных ботов. Оснащенные собственными гипердвигателями и неплохим вооружением, эти стремительные машины как нельзя более подходили для абордажей. Соломин и сам когда-то участвовал в подобных смертельно опасных, но необходимых порой мужских играх, и хорошо представлял, что происходит сейчас на борту ботов. Пилоты в кабинах, руки на штурвалах — виртуальные системы, в том числе с прямым подключением к мозгу пилота, у русских так и не прижились. Сзади, в десантных отсеках, сидят затянутые в тяжелые боевые скафандры десантники, похожие друг на друга, как близнецы-братья — за опущенными забралами гермошлемов не видно лиц, и лишь по опознавательным меткам можно понять, кто есть кто. Собственные орудия ботов, смешные в сравнении с главным калибром крейсеров, но обладающих сокрушительной эффективностью на малой дистанции, наведены на турецкие корабли. Все как всегда...

Полчаса спустя русские десантники взяли под контроль системы управления и машинные отделения турецких кораблей, деактивировали их артиллерию и заперли экипажи на нижних палубах. Все, теперь эти корабли были годны для чего угодно, но не для боя, и даже в случае каких-либо эксцессов на борту серьезных неприятностей от них ждать не приходилось. И практически в это же время к "Идзумо" подошел буксир.

Этот самоходный гроб, предназначенный исключительно для перетаскивания связок грузовых контейнеров и не имеющих по каким-то причинам возможности перемещаться самостоятельно кораблей из пункта "А" в пункт "Б", представлял из себя, в принципе, один двигатель, правда, очень мощный, присоединенные к нему бункера с топливом и маленький отсек для экипажа. Минимум удобств и максимум эффективности — такой корабль у причалов Нового Амстердама нашелся и при штурме был захвачен очень аккуратно, без повреждений. Даже экипаж остался прежний, и обращались с ним предельно вежливо — космонавтами такого класса не разбрасываются, управлять тяжелым космическим буксиром, мягко говоря, тяжело и не каждому дано. Заработки им тоже установили большие, плюс присвоили звания, разом возводящие их в элиту местного общества, так что на лояльность этих людей вполне можно было рассчитывать. Русские умели покупать лояльность тех, кто был им нужен...

Пришвартовался буксир предельно ловко, и сразу после того, как гравитационные замки соединили корабли в единое целое, в руке "Идзумо" раздался голос командира буксира, капитана Ван Дер Клейна:

— Ну что, сэр, я слышал, вам тут нужна помощь?

— Ну, если вы в состоянии отбуксировать нашего красавца к причалу, будем вам очень признательны.

— С вас коньяк, сэр.

— Не вопрос. Французский пойдет?

— Я не люблю эту гадость, лучше армянский.

— О, ну, значит, вы настоящего коньяка и не пробовали, раз считаете его гадостью... После перегона прошу к нам, на флагман — поить буду до изумления.

— Непременно воспользуюсь приглашением, сэр, а пока прошу пристегнуться — старт будет жестким...

Четыре часа спустя "Идзумо" вывели на орбиту Нового Амстердама и аккуратно пришвартовали к посадочному терминалу. На борт покалеченного корабля немедленно хлынула орда инженеров и техников, стремящихся оценить повреждения и возможность ремонта, а Соломин вернулся на свой флагман, договорившись с Ван Дер Клейном о времени пьянки. Слово капитан привык держать, к тому же на этих людей у него были собственные виды. И первым, кто встретил его на борту "Эскалибура", был, естественно, Петров, сияющий наглой рожей и искрящийся весельем.

— Ну что, бродяга, вернулся? И все еще живой? — радостно заухмылялся он вместо приветствия.

— Твоими молитвами. Ну, что скажешь?

— А что сказать? Все сработано чисто, с "Таймыра", как с корабля независимых, хе-хе, наблюдателей зафиксирован факт атаки турецкой эскадры на мирный русский корабль. Ты, кстати, молодец, что не стрелял в ответ — получилось исключительно правдоподобно. Так что теперь никто и вякнуть не посмеет. Нападение на русский корабль с главой независимой планеты на борту, да еще и в территориальном пространстве этой самой планеты — это же ой-ей-ей!

— Сам знаю. Что будем требовать с турок? А то одних кораблей, думаю, будет мало.

— Ну, я подсчитаю размеры предполагаемой контрибуции. Надеюсь, ты позволишь Российской империи представлять интересы Нового Амстердама в столь щекотливом деле?

— Разумеется, позволю. А какой процент от прибыли империя возьмет за услуги своих адвокатов? Более пятидесяти не дам, сразу предупреждаю.

— Я хотел вести разговор о двадцати пяти, но ты сам сказал...

— Сказал, сказал, не отказываюсь. Но я рассчитываю, что империя пришлет действительно первоклассных юристов.

— Разумеется, первоклассных. Я так думаю, этим делом займется контр-адмирал Устинов — ты его должен помнить.

— Помню, конечно — он всегда стрелял прежде, чем думал. Наш адвокат так и командует эскадрой быстрого реагирования?

— Ну да. Думаю, любые его требования будут восприняты турками совершенно адекватно.

— Согласен. Единственно, передай ему, чтобы планеты на этот раз не взрывал — все-таки люди...

— Хорошо, — Петров рассмеялся, — я передам. Только имей в виду: последнее слово в таком деле — за непосредственным исполнителем.

— То я не знаю. Ладно, есть еще что-нибудь интересное?

— Да нет... Разве что Андрей просил передать тебе спасибо.

— Да пожалуйста.

— Угу, передам.

— Ну что скажешь, прошли мои люди проверку боем?

— Да, вполне, штрафники себя вполне оправдали.

— Ну и замечательно. Жду следующую группу.

— Само собой. Ты лучше скажи мне, что собираешься делать со своим японским трофеем?

— Как что? Ремонтировать, конечно.

— Он в таком состоянии, что ремонт влетит тебе в копеечку. Подозреваю, проще и дешевле купить или построить новый корабль.

— Ничуть не сомневаюсь. Но ты же знаешь, русские своих не бросают, а этот корабль послужил нам честно и вполне достаточно, чтобы заняться им всерьез.

— Ладно, смотри сам. Ну что, обмоем наши новые приобретения? А то мне вечером отправляться.

— А давай!

Борт русского линкора "Белоруссия", две недели спустя.

— Ну, что я вам говорил, адмирал? Не подкачал наш пират. Сами видите, операция только началась, но уже полностью себя окупила и даже принесла империи прибыль. Согласитесь, это выгоднее, чем игры в ассимиляцию, которые так нравятся нашим социологам.

— Да уж, первый блин вышел очень приличным. Даже удивительно.

— А чему удивляться? Мы очень неплохо готовим своих офицеров, и Соломин это подтвердил. Я буду составлять доклад Его Величеству. Примете участие?

— Приму, конечно. Как-никак, я и сам во всем этом поучаствовал.

— Да уж... Кстати, я считаю, что можно было работать и аккуратнее, кипятить море было не самой лучшей идеей.

— Зато крайне эффективной. Согласитесь, эти потомки янычар моментально сообразили, что мы не шутим, и признали законность наших требований именно после этого. И сами подумайте, обошлось это всего в пять минут работы.

— Да, вынужден признать, что старые трюки по-прежнему эффективны, адмирал. Думаю, вы можете рассчитывать на повышение.

— А почему бы и нет? Здоровый карьеризм присутствует у всех у нас. Я ведь не спрашиваю, что вы с этого будете иметь?

— Я и не спорю, адмирал. Все мы стремимся вверх, и каждый из нас тянет за собой команду, на которую, случись нужда, стоит опереться. Кстати о птичках, мне тут сорока на хвосте принесла, что вы недавно утверждали, будто Соломин давно перерос свои погоны?

— У вас хорошие осведомители...

— Работа такая, стараемся... Ладно, я это к чему. Он ведь у нас числится в запасе. Если я внесу предложение о присвоении ему следующего звания — поддержите?

— Вы знаете, я не люблю пиратов... Но я вас поддержу.

— Вот и договорились. А теперь давайте согласуем наши отчеты...

Глава 4. Бизнес в разных проявлениях.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,

Йо-хи-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца.

Йо-хи-хо, и бутылка рому!

(Старинная песня английских моряков

http://han-samoilenko.narod.ru/questions/mareene/002.htm)

Отпраздновали хорошо. Нет, в самом деле хорошо — во всяком случае, с коллективом было все в порядке.* А вот утром было хреново, причем настолько, что пришлось колоть антидот. В общем, погуляли...

* "Если на столе осталась водка — значит, в коллективе не все в порядке". Поговорка советских времен, пережившая уже не одно поколение.

Ну и ладно — один раз можно, в конце концов, не каждый день такое событие. Какое событие? Да свадьба, какое же еще! Старший лейтенант, а по совместительству первый заместитель диктатора Нового Амстердама Джораев связал себя, наконец, узами законного брака. О желании совершить этот самоубийственный (ведь хорошее дело браком не назовут) поступок он сообщил Соломину на следующий день после эпической провокации, закончившейся пленением турецкой эскадры. За этим последовали, правда, еще кое-какие события, такие, например, как визит русской эскадры в Турцию, стоивший той всего флота и колоссальных контрибуций, выплаченный за попутку убийства русских граждан, но все это было уже потом. А Джораев сообщил Соломину о своем решении сразу после того, как тот вернулся на планету. И что тому оставалось делать? Правильно, только благословить.

Правда, вначале надо было решить некоторые формальности — невеста все же оставалась аж целой принцессой, причем официально считавшейся похищенной. Ну, тут уж все просто было, русский офицер, хоть и в отставке, занимающий высокий пост в правительстве пусть молодого, но вполне самостоятельного государства — это удачная партия для любой принцессы. Оставалось договориться с родителями, но это провернули быстро — "Альбатрос" без проблем добрался до родины Мэнолы, где всех поставили перед фактом. Ну а куда тем было деваться? Согласились, естественно.

Да и, с другой стороны, почему бы им быть несогласными? Союз с Новым Амстердамом давал им немалые выгоды, в первую очередь, с точки зрения военных. Через этот брак они получали союзника, причем не формального, а способного реально помочь им, случись нужда, отбиться от внешнего врага. Очень важный аргумент, если ты грамотный правитель, а отец Мэнолы был далеко не дурак и не дилетант, иначе не просидел бы на троне столько времени.

Для Соломина в таком союзе тоже была определенная выгода. Не все и не всегда, особенно в делах политических и торговых, можно делать напрямую. Подвязки на Черном Новгороде и Вечном Кипре — это, конечно, хорошо, но еще одна площадка для торговли и, при необходимости, давления на соседей (увы, иными вариантами политических игр Соломин, истинный военный и человек от природы прямой, не владел) в разы увеличивало число степеней свободы. Грешно было проходить мимо такой возможности.

Ну ладно, прибыли родители невесты — это, конечно, хорошо, но несет кучу проблем. Все-таки ВИП-персоны и все такое, так что пришлось покрутиться, обеспечивая прием, размещение и прочее, и прочее, и прочее. А ведь были еще и официальные мероприятия... Повезло еще, родители Мэнолы были людьми в общении простыми, к тому же с Соломиным знакомые достаточно давно. В общем, разобрались кое-как.

Куда хуже стало, когда приехали родители жениха. Не в том была проблема, что они требовали чего-то особенного, просто их было очень много. И каждый стремился лично поздороваться с непосредственным начальником Джораева, лично с ним поговорить, а для капитана бесконечные разговоры ни о чем были настоящим испытанием. И ведь откажешься — обидишь, а обижать людей, действующих из лучших побуждений, очень и очень плохо. Они ведь всерьез считали, что капитана и впрямь интересует их мнение... В общем, Соломин героически продержался неделю, а потом взвыл и смылся подтверждать свою репутацию пирата, тем более что для этого были сейчас идеальные условия.

Ситуация и впрямь сложилась для него благоприятная. Была неподалеку планета, жители которой были на ножах с жителями Нового Амстердама. Давно бы сцепились уже и, наверное, поубивали друг друга, благо обладали практически равными возможностями, вот только обе планеты были под негласным патронажем Турции. Так что турки, как ни удивительно, играли еще и роль миротворцев, не давая этой сладкой парочке перегрызть друг другу горло. Ну а сейчас, когда Турцию быстро и аккуратно выпотрошил русский флот, оказать хоть какое-то влияние на ситуацию она не могла в принципе. Раз так — сам Бог велел поиметь с этого дивиденды, решил Соломин и устроил на соседей решительный и быстрый налет.

Самое смешное, что сам он против жителей Нового Квебека ничего не имел. Окажись под его рукой они — и он грабил бы амстердамцев, но так уж вышло, что одним повезло, другим — нет. Ничего личного, как говорится. Слетал и ограбил. Начисто.

Ну а почему бы и нет? Сильный всегда ест слабого, таков закон жизни. Линейный крейсер сильнее трех эсминцев — значит, русские в состоянии были съесть квебекцев. Конечно, не все то, что можно делать, стоит делать, но в данном случае стоило — затраты минимальны, риска почти никакого, зато дивиденды ощутимые. Можно было бы, конечно, и вовсе завоевать эту планету — так, в качестве довеска к Новому Амстердаму, но... не все, что можно делать, стоит делать. Ситуация, когда жители двух планет в одном государстве готовы друг другу в глотку вцепиться, очень опасна — постоянный очаг напряженности сулит огромные проблемы в будущем. Когда-то русские уже проходили через это, и наступать на старые грабли Соломин не хотел.

Впрочем, кроме чисто материальной выгоды был у Соломина в деле еще один интерес. Вместе с его кораблями в рейд ушли и транспортные корабли, которые Петров оставил пока что в его распоряжении. Ну а в качестве десанта Соломин взял как раз новобранцев с Нового Амстердама — он хотел, чтобы его голландские подданные тоже были причастны к событиям, ну и кровью повязаны, не без этого. А то смешно даже — иметь под рукой населенную планету и не знать, стоит ли рекрутировать ее жителей, потому что еще не разобрался, как они себя при этом поведут. На одних соотечественниках далеко не уедешь — они хоть и надежны, но не так их много, как хотелось бы, и пополнения скоро ждать не приходится. Авторитет надо было поднимать, и набить морду старому сопернику — очень хороший вариант.

Ну а когда они вернулись, то выяснился еще один маленький, но важный нюанс. Те, кто ушел с Соломиным в этот поход (а ушли только добровольцы), вернулись очень богатыми, по местным меркам, людьми — долю в добыче Соломин зажиливать не собирался. Естественно, что количество желающих послужить новому хозяину после этого резко возросло, а те, кто сходил с Соломиным в рейд, стали для русских надежной опорой. Богатство им дали новые власти, продвижение по службе (именно из них теперь формировался младший комсостав с перспективой впоследствии подняться выше) — тоже они. И эти новоявленные герои прекрасно понимали, что без русских они все это потеряют, да еще повезет им, если не обвинят в военных преступлениях со всеми вытекающими. Вот с этого и началось всерьез формирование туземных частей.

Однако если Соломин и рассчитывал хоть немного отдохнуть по возвращении, то его ожидало жестокое разочарование. Попал, что называется, с корабля на бал — закрутившийся в подготовке к торжествам Джораев изрядно подзапустил текущие дела. Соломин чисто по-человечески его прекрасно понимал и не осуждал, но профилактический втык все же сделал, после чего отпустил душу на покаяние и сел разгребаться сам. Очень скоро он взвыл — Джораев тащил на себе столько дел, что Соломину, посредственному администратору, было даже непонятно, как он все успевает. Но взялся за гуж... В общем, следующую неделю капитан даже не работал, работал и работал, а пахал, пахал и пахал, с завистью глядя на товарищей, которые, вернувшись из рейда, предались известным пиратским видам спорта: бабслею, литрболу и метанию пончиков.

Но, пожалуй, больше всех получала удовольствие от предстоящего Бьянка, и ее можно было понять — еще полгода назад она и предположить не могла, что из рабынь перепрыгнет в почетные гости на свадьбе настоящей принцессы. Почему в почетные гости? А все, кто был в экипаже "Эскалибура" до того, как завертелась авантюра с собственной планетой, туда угодили по умолчанию, а она, вот незадача, чуть-чуть раньше, но попала. В общем, сплошные восторги и розовый туман от восторга в голове.

Ну а в последний день перед свадьбой они, собравшись старым составом, дружно бортанули единственную даму (Бьянка, впрочем, и не возражала — как и большинство женщин, она была неравнодушна к своему внешнему виду и предпочла оставшееся время посвятить именно ему) и устроили Джораеву прощальную попойку с традиционными в таких случаях для флота коктейлем "Северное сияние" и стриптизом. В общем, оторвались по полной программе, и последствия этого Соломин ощущал сейчас на собственной шкуре.

Помотав головой, капитан отогнал от себя сон — стандартную реакцию на универсальный антидот. Вообще, антидот предназначался для других целей, нежели лечить от похмелья перепивших офицеров, но уж больно удобная штука получилась. Он распознавал спирт и продукты его разложения в крови человека как и любой другой яд, и вычищал кровь быстро и качественно. Точнее, он разлагал отраву, но это уже непринципиально. Главное — результат, а он был выше всяких похвал. Во всяком случае, никто еще не жаловался.

И все-таки спать хотелось страшно. Преодолевая вялость, Соломин заставил себя принять сидячее положение и огляделся. М-дя... Погуляли...

Вся комната была завалена пустыми бутылками, стаканами (настоящими, гранеными, антиквариатом, а не современным пластиковым ширпотребом), пустыми, полупустыми и совсем полными тарелками с закусками. Откуда-то из дальнего угла доносился богатырский храп, но кому он принадлежал Соломину было не видно, а вставать и смотреть он ленился — не то было самочувствие, не то настроение, да и особой нужды, честно говоря, не было.

Плотные шторы, тем не менее, не могли удержать яркого света, льющегося снаружи. Одна из вилл, принадлежавших когда-то местному президенту, располагалась в лесу, точнее, в бору, заросшем каким-то местным аналогом сосен. Эти деревья даже пахли почти так же.

Соломин любил хвойный лес, поэтому и определил эту виллу себе в качестве основной резиденции. Не то чтобы сильно шикарная была вилла — прежний хозяин держал ее в качестве охотничьего домика, однако Соломина она устраивала вполне. Бревенчатая, двухэтажная, со всеми удобствами и полностью автономная — что еще надо человеку? Сейчас она вместила их всех, да еще и место осталось.

Стараясь не наступить на лежащих вповалку товарищей, капитан встал и, с трудом удерживая равновесие, пробрался к дверям. Распахнул их — и замер, ослепленный. Ночью выпал снег, первый снег в этом сезоне, и он лежал теперь, невероятно белый и чистый, словно лист бумаги. Пронзительно холодный воздух густой волной хлынул в легкие, и капитан, мгновенно и окончательно проснувшись, ощутил какой-то щенячий восторг, как в детстве, когда бежал с другими такими же вот пацанами кататься на коньках или на лыжах.

Сзади кто-то заворочался, недовольно засопел, разрушая наваждение, и Соломин быстро шагнул вперед, закрывая дверь и отделяя себя от этого жестокого и грубого мира. Теперь были только они двое — он и лес.

Снег скрипел под сапогами — надо же, Соломин и не заметил, когда успел их надеть. Он шел, нет, он летел по заснеженному лесу — снега было много, климат в этих местах был интересный, и первый снег, упав, никогда больше не таял. И Соломину впервые за много месяцев было по-настоящему хорошо.

Метров триста, не больше — и обрыв, под которым медленно и внушительно несла свои воды широкая река с темной, почти черной водой. Соломин встал на самом краю, заросшем зеленым мхом, каким-то шестым чувством ощущая, что он не рухнет, не обрушится под ногами. Если бы он посмотрел с другой стороны, то увидел бы, что здесь обнажена монолитная плита из зеленовато-черного гранита. Местный камень был почти такой же, как и на Земле, да и вообще, на всех планетах гранит был примерно одинаковым. Однако невидимый гранит под ногами сейчас заботил Соломина меньше всего. Его как в далеком прошлом завораживала эта спокойная мощь, стремящаяся в вечность, в бесконечный круговорот, перед которым жалкой и ничтожной песчинкой выглядел человек вместе со всей его суетой, со всеми стремлениями и страстями.

А на том берегу был лес. Не такой радостный и почти прозрачный, как здесь, а темный, могучий, древний. Эти места были очень похожи на те, где Соломин когда-то родился и вырос. Может быть, именно поэтому он чувствовал себя в тот момент, как будто вернулся домой.

Сколько он так стоял, не чувствуя холода, без мыслей в голове, капитан не знал. Просто в один момент наваждение схлынуло — и остался одинокий человек на берегу реки. Приходя в себя, Соломин оглянулся, еще раз вдохнул морозный воздух и, ссутулившись, зашагал обратно к дому. Сказка уходила, медленно, но неуклонно, однако оставшееся после нее какое-то светлое и радостное настроение никуда не исчезло. Капитана переполняла сейчас первобытная сила, и он чувствовал, что безо всяких пушек может смести все на своем пути. Когда-то давно, в молодости, только придя на флот, он чувствовал то же самое. С годами острота ощущений притупилась, и такая вот эйфория посещала его все реже, он уже не помнил, когда это было в последний раз. Так, наверное, и наступает старость, вне зависимости от того, сколько ты прожил, и сколько тебе осталось, и он все чаще ловил себя на этой мысли. Однако сейчас он вдруг понял, что до старости ему еще очень далеко, и все еще впереди.

Не торопясь, медленно успокаиваясь, Соломин вернулся к дому, поднялся на высокое крыльцо, смахнув по дороге рукой снег с деревянных перил. Постоял, облокотившись на них, секунд пять, с наслаждением слушая тишину, а потом решительно открыл тяжелую деревянную дверь и шагнул в комнату.

Здесь ничего не изменилось. Все так же лежали, не приходя в чувство, товарищи, собутыльники, все так же слабо мерцали, догорая, угли в камине. Соломин чуть ли не с нежностью окинул лежащих взглядом — мало какой капитан или политик могли позволить себе пьянствовать с подчиненными, не боясь уронить авторитет. Соломин был и капитаном, и политиком. Соломин мог.

Здесь, на первом этаже, в большой комнате, точнее, зале, собрались наиболее стойкие — те, которые, закаленные боями и походами, не убоялись и зеленого змия. Более молодые и менее опытные товарищи дрыхли сейчас на втором этаже, кто-то добравшись туда сам, а кто-то и унесенный отзывчивыми товарищами. Старшее же поколение, окружив доживающего последнюю свободную ночь Джораева, устроились внизу и продолжили попойку до победы. В смысле, как раз до того момента, как качественные, но очень уж обильные спиртсодержащие жидкости победили их.

Народ лежал там, где его застал сон. Пожалуй, удобнее всех устроился Мещевич, который не только подгреб себе под голову честно упертый с дивана валик, но и сумел каким-то образом стянуть с левой ноги щегольский сапог. Ну что же, опыт не пропьешь, хотя на правую ногу сил у старшины уже не хватило. Это ему, правда, совершенно не мешало — именно он с наслаждением храпел, оглашая комнату неблагозвучными, но сочными руладами.

Остальные устроились попроще. Кто-то использовал вместо подушки кстати подвернувшуюся ногу товарища, кто-то обошелся и без этого. Стриптизерша вообще спала в обнимку сразу с двоими... Молодец, девка, не теряется. Зато тепло.

Усмехнувшись, капитан подошел к камину, подкинул в него несколько поленьев, разворошил уже начавшие подергиваться серым пеплом угли и пару раз дунул во всю мощь своих легких. Взметнулись на мгновение язычки пламени, коснулись сухих, смолистых поленьев и вдруг, совсем как живые, решительно поползли по ним вверх, вгрызаясь в дерево, и с треском взлетели вверх, втягиваясь в трубу. Соломин довольно улыбнулся, подошел к дивану, как ни странно, не занятому, и с размаху опустился на жалобно звякнувшие пружинами кожаные подушки. Хорошо!..

Сзади кто-то заворочался и глухо, хотя и вполне цензурно, выругался. Капитан обернулся — ну да, так и есть, Петровань очнулся. Невысокий, подвижный как ртуть и опасный, как кобра, старший сержант Петровань был, наверное, лучшим разведчиком, какого только можно представить. С флота он вылетел за неуемную любовь к слабому полу — не по чину замахнулся, закрутив роман с дочкой какого-то импортного дипломата. И добро бы красавица была, а то та еще корова, ну да мартовские коты не слишком разборчивы. Для Петрованя март был всегда, вот и устроил международный скандал... Как он вообще с ней познакомился? Об этом сержант умалчивал, на все вопросы лишь многозначительно закатывая глаза. Ну да ладно, с кем не бывает. В общем, начальство предпочло замять дело, хотя могло бы попросту послать иностранного щеголя на известные всему миру три буквы.

Увы, неуемный Петровань ухитрился погулять не только с дипломатически неприкосновенной дурой, но и, по слухам, с племяшкой, а параллельно и с женой своего непосредственного начальника. Во всяком случае, подозрения ходили стойкие и, хотя доказательств не было, оскорбленное в лучших чувствах начальство предпочло избавиться от излишне любвеобильного сержанта. Пускай лучше на гражданке демографическую ситуацию улучшает, решили господа офицеры, и отправился лихой разведчик с кучей наград и умением голыми руками передушить взвод американских морпехов, примерять цивильную одежду.

Однако на заслуженном отдыхе отставной сержант не засиделся, и довольно быстро оказался в команде пиратского крейсера, где, конечно, не оставил своего хобби и уходил в загул в каждом порту. Компромата, кстати, иностранные разведки на него наверняка собрали в три стопки с папкой сверху, да вот только пирату на компромат плевать. Впрочем, в военном флоте было то же самое мнение. Ну, захотел солдат в иностранном порту погулять — его право. В конце концов, в российской империи живут настоящие мужчины. Пусть и за кордоном рождаются здоровые и сильные дети, ничего плохого в этом нет. Статьи за аморалку не предполагалось в принципе.

Хотя, конечно, в походе экс-сержанту бывало тяжко. И даже с появлением на борту сразу нескольких дам ситуация не улучшилась. Вначале он, исходя из священного для каждого русского военного принципа "красть — так миллион, любить — так королеву" попытался приударить за Мэнолой, и был нещадно отлуплен Джораевым. Отлуплен, правда, громко сказано, противники были примерно равны, но все же штатный ловелас "Эскалибура" был бит и отступил, признав, что разинул рот на кусок не по своим скромным возможностям. Потом он попытался взять реванш на девушках из свиты принцессы, но, как оказалось, пока он терял время, выслеживая крупную дичь, тех, кого помельче, уже разобрали, и Петрованя деликатно предупредили, что когда его будут бить толпой, никакая подготовка ему не поможет. В общем, и тут облом.

От безысходности доморощенный Казанова попытался было приударить за Бьянкой, от чего ранее воздерживался — считал, наверное, что из-за своего происхождения она ему не ровня. Все же он был немного снобом и, самую чуточку, расистом... Ну, расист, не расист, а в условиях жестокого дефицита прекрасного пола и, как следствие, длительного воздержания, решил попробовать. Девушка достаточно благосклонно принимала его ухаживания, но когда сержант решил перешагнуть грань, за которой товарищеские отношения переходили в нечто большее, тут же получил пощечину от девушки и серьезное предупреждение от капитана. Уяснив, что чужую женщину трогать не стоит, а то можно и проблем огрести по самое не балуйся, а то и вовсе из экипажа вылететь, Петровань совсем было загрустил, но тут корабль сначала долго стоял на Черном Новгороде, а потом и вовсе оказался здесь, на Новом Амстердаме. Проблема с женским полом исчезла, и воодушевленный Петровань с восторгом принялся наверстывать упущенное.

Перегнувшись через спинку дивана, Соломин поймал сержанта за ворот рубахи, помог ему подняться и приложил к шее тюбик с антидотом. Лекарство почти мгновенно впиталось в кожу, и пару минут спустя на лице Петрованя расплылась блаженная улыбка. Усмехнувшись понимающе, Соломин протянул ему стакан с рассола, заранее заготовленного еще с вечера и стоящего в высоком графине, взял себе второй и в два глотка всосал живительную влагу. Сержант, кивнув благодарно, громко булькая начал хлебать рассол — только кадык задвигался.

Как по команде, зашевелились еще несколько бесчувственных тел, однако у расслабившегося капитана не было сил, чтобы оказывать первую помощь всем страждущим. В конце концов, он справился сам, так что остальные тоже справятся — чай, не в первый раз. И действительно, народ в команде "Эскалибура" собрался опытный, старой закалки, во всяком случае, антидот был с собой у всех.

Примерно час спустя те, кто спал до этого в комнате, уже вполне уверенно держались на ногах и хлебали кто чай, кто кофе, по очереди наведываясь в душ — кабин душевых было всего четыре, а полоскались, смывая похмелье, все долго. Правда, для ускорения процедуры можно было воспользоваться бассейном в сауне, но желания ни у кого почему-то не возникало. Соломин, правда, воспользовался правом капитана на определенные привилегии, плюс на ногах оказался раньше всех, поэтому сполоснулся первый, а остальным пришлось возвращаться к жизни в порядке живой очереди. Тех, кто дрых на втором этаже, решили пока не будить, чтобы не толкаться плечами и задницами — успеют еще встать, до свадьбы оставалось не меньше пяти часов. Стриптизершу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении и без вульгарной косметики вполне даже товарного вида девкой, пропустили, как даму (от слова "дам", хе-хе) без очереди, и теперь она устроилась под боком у одного из мужчин, и тоже получила свою порцию кофе и антидот. Ну а что — оставлять человека мучаться, что ли? Тем более, что под ногами не путалась, и вообще, сидела тихонечко, как мышка. В общем, почти идиллия, и разрушила ее появившаяся, как обычно, не слишком вовремя Бьянка.

Когда с легким шипением на площадку возле дома опустился флаер, никто не обратил на него внимания. Да и с чего бы? На полсотни километров сюда без визы даже птица не подлетит, и это могли быть только свои. Ну а кто свои... Свои — и все тут!

В общем, они продолжали потихоньку накачиваться бодрящими напитками, когда дверь распахнулась, и в комнату, громко стуча высокими (и как она равновесие держит?) каблуками, влетела разрумянившаяся с мороза девушка. Все, кто в тот момент повернулся, синхронно присвистнули. Как известно, грамотно наложенная косметика и из полной уродины королеву красоты сварганить может, что уж говорить об и без того красивой женщине? В общем, Бьянка выглядела сногсшибательно, и некоторые, несмотря на стресс, вызванный экспресс-выходом из отдыха, испытали процесс непроизвольного слюноотделения. Соломин, не являясь исключением, недовольно поморщился.

— Ну что, мужчины, так и собираетесь дурака валять? Невеста там заждалась уже, а вы тут чаи гоняете. Нехорошо... — девушка небрежным движением закрыла бесшумно повернувшуюся на хорошо смазанных петлях дверь и прошла в комнату, на ходу скинув с плеч короткую шубку из блестящего белого меха и оставшись в брючном костюме, облегающем ее, как вторая кожа. — Вы как, летите?

— Ничего страшного, потерпит, — Мещевич, как раз входивший в комнату и вытирающий полотенцем ежик жестких седых волос, улыбнулся девушке. — Чай, последние часы вольной жизни у парня. Впрочем, он ведь может еще успеть и передумать.

— А передумает — ее счастье. Ей жениха и получше найти можно, — фыркнула Бьянка, усаживаясь в кресло, с которого буквально за несколько секунд до этого встал, отправляясь в душ, очередной страждущий и закидывая ногу на ногу. Кто-то непроизвольно сглотнул... — Так что, угостит кто-нибудь даму кофе?

— Обычно ты сама варила, — усмехнулся Соломин, привстал, дотянулся до турки, стоящей в ящике с горячим песком, и, налив в чашку, протянул ее девушке. Чашка пошла по рукам и, пройдя через всю комнату, оказалась в руках Бьянки.

— Вкусно, спасибо, — она отпила немного и с улыбкой поставила посуду. Только сахар еще передайте...

Кто-то рассмеялся, и секунду спустя хохотали уже все присутствующие. Правда, передать сахар при этом у мужчин получилось очень быстро. Девушка благодарно кивнула и, подсластив напиток, стала аккуратно, маленькими глоточками пить дымящуюся жидкость, с улыбкой глядя на собравшихся.

— Вы знаете, женщине тоже иногда приятно, когда кофе варит не она, а для нее. Вы не находите, капитан? — с непередаваемым великосветским прононсом спросила она между глотками.

Соломин лишь присвистнул мысленно. Ни фига себе, аристократка! Совсем недавно еще была на самом дне, а сейчас, глядя на манеру держаться, и не скажешь — прямо как дворянка в энном поколении. Ну а что манеры иногда так себе — так то от излишней избалованности... Пожалуй, любой сторонний человек именно так и подумает. Повезло девчонке, что рабство не успело ее окончательно сломать, и она выправилась, как дерево почти мгновенно распрямляется, когда стихает ветер. Вслух же он сказал:

— Оно, конечно, приятно... Только вот как ты сюда попала?

— Прилетела.

— Я вижу. Кто пилот?

— Да сама как-то справилась.

— О-па! Я что-то не помню, чтобы ты умела флаером управлять.

— Вы много чего не помните, капитан... Впрочем, управлять я и вправду не умею, просто автопилотов еще никто не отменял, а ткнуть пальцем в точку на карте можно и без спецподготовки.

— Лихо... Ладно, господа офицеры и примазавшиеся к ним прочие супермены. Девочка правду говорит — надо потихоньку собираться, так что допивайте да будите этих засонь. Будем выдвигаться к месту сдачи нашего лейтенанта в лапы страшного врага.

Несколько человек, демонстративно ворча, двинулись будить нестойких товарищей, остальные тоже начали рассасываться — кто переодеваться, кто еще немного полежать перед дорогой. В общем, минут через пять в комнате остались только сама Бьянка, Соломин, продолжающий хлебать кофе, да давешняя стриптизерша, которая не успела сообразить, что происходит. Впрочем, последняя тоже исчезла, стоило лишь Бьянке уголком рта процедить "брысь". Соломин лишь брови поднял удивленно — вот она сидела, а вот ее уже и нет. Опыт не пропьешь — наверняка не раз ей приходилось поспешно сваливать от недовольных клиентов.

— Ну и что тебя заставило примчаться ни свет ни заря?

— Побоялась, что проспите, знаю я вас. Прилетаю — а тут этакое... непотребство.

— Девочка, ты увлекаешься, твой язык становится несколько старомоден. Если хочешь быть русской — не старайся доводить это желание до абсурда. Просто будь собой, тебя в экипаже принимают равной себе не за то, что ты пытаешься говорить исключительно по-русски. Язык у нас развивается, заимствований море, и никто от них не отказывается. Пойми, ты вписалась в экипаж такой, какая есть.

— Хорошо, — Бьянка кивнула, серьезно глядя на Соломина.

— Вот и ладушки. А какое непотребство ты увидела? Вот утром — да, увидела бы, мы тут все с похмелья мучались, а сейчас вроде живые уже.

— А эта кошка драная?

— А она-то причем? Не ревнуй, не стоит.

— Больно надо, — Бьянка демонстративно отвернулась и задрала нос. — Просто вас, мужиков, только оставь одних — живо рядом какая-нибудь дура образуется.

— Угу, мы такие. Кстати, я не замечал раньше, чтобы ты пользовалась косметикой. Думал даже, ты вообще краситься не умеешь.

— Я и не умею... почти. Да и где мне было раньше учиться? На фабрике? Или на крейсере? А это меня девочки накрасили. Что, хорошо получилось?

Ответить Соломин не успел — вернулся сначала Мещевич, а потом начали подтягиваться и остальные. Вновь проснувшиеся выглядели помятыми и усталыми, но на глазах приходили в себя — антидот действовал быстро. В общем, когда спустя два часа народ загрузился во флаер (Бьянка догадалась и пригнала тяжелую пассажирскую машину), все были уже бодрыми, веселыми и готовыми к подвигам.

Ну а потом была церемония бракосочетания, в которой Соломину запомнились разве что огромное количество народу да предшествовавший за пару дней до нее скандал. Тогда он чуть ли не на пинках вышвырнул католического священника. Ну да, а чего тут удивительного? Среди испанцев было много верующих, причем верящих совершенно искренне, и родители Мэнолы исключением не были.

Ну а Соломин был не то чтобы атеистом — среди космонавтов убежденных атеистов, если честно, было немного. Нет, он допускал существование Бога — в конце концов, опровергнуть его агентурными методами пока что ни у кого не получалось, а стало быть, гипотеза имела право на жизнь. Просто Соломин, как и практически все русские, отрицательно относился к церкви, к любой церкви, считая их вредными для нормального функционирования государства организациями, а священнослужителей — дармоедами, мошенниками и шарлатанами. Ну, в Российской империи этот вопрос был закрыт уже давно, и появление католического падре, или как его там, вызвал у капитана сначала удивление, а затем раздражение. В общем, как ни настаивали родители Мэнолы, в этом принципиальном вопросе ни Соломин, ни Джораев не отступили ни на дюйм.

Во время церемонии капитан достаточно быстро заскучал — он вообще на дух не переносил шумные церемонии и быстро уставал от большого количества народа. Именно поэтому он, несмотря на свое аристократическое происхождение, всегда сторонился светской жизни, предпочитая или тихие посиделки в узком кругу, или просто мостик корабля, где все было прости и понятно, и никто не действовал на нервы.

Увы, сейчас было не отвертеться, и если вчерашняя попойка была в компании старых знакомых, с которыми пройден не один парсек, то ныне была толпа знакомых, мало знакомых и совсем незнакомых людей. И всем изволь улыбаться — положение обязывает. К концу церемонии у капитана скулы уже сводило от этой улыбки, и он с трудом продержался до вечера.

Ну а на следующее утро выяснилось, что молодожены сбежали. Вот просто взяли и сбежали, укатив на один из местных курортов. Соломину оставалось только поаплодировать их находчивости, после чего он оставил представительские вопросы и занялся текущими делами, в числе которых была, в том числе, и подготовка к отлету. Соломину очень хотелось разобраться, наконец, со своей базой, тем более что дон Мигель уже несколько раз присылал ему запросы с просьбами о встрече.

Одновременно к Черному Новгороду должны были уйти транспортные корабли — Соломин намерен был сбыть захваченные на Новом Квебеке трофеи. Что поделаешь — если он хотел выполнить задуманное мудрыми головами на самом верху, ему нужна была развитая планета с конкурентоспособной экономикой. Ну а для модернизации экономики нужны были специалисты, которые были (на Новом Амстердаме было неплохо поставлено образование и профессиональное обучение рабочих, а с Нового Квебека он, в числе трофеев, вывез, в том числе, и специалистов в самых разных областях) и оборудование. Оборудование же можно было закупить — Российская империя готова была обеспечить свой доминион всем необходимым, но — за деньги, пусть и по себестоимости. Честно и логично, капитан и не ожидал другого, а деньги, кровь экономики, намерен был получить, реализуя трофеи. По всем расчетам, для первого этапа должно было хватить с запасом, а дальше видно будет. Если что, планет, которые можно захватить и ограбить, в космосе достаточно, и для пирата, имеющего под рукой первоклассную эскадру, открывались сейчас большие возможности.

Вот только улететь сразу у Соломина не получилось. Буквально через два дня после торжества с ним на связь вышел Петров и передал приглашение от одного их общего знакомого. Приглашение, от которого не отказываются.

Соломин думал долго. Часа два, наверное, думал, а потом связался с Петровым и спросил, когда его ждут. Ответ, что в любое удобное время, его удовлетворил, и не потому даже, что позволял не нарушать собственные планы, а потому, что определенным образом фиксировал его статус. Если приглашают в удобное время — это значит, и впрямь приглашают, и разговаривать будут, как с равным. А вот если "в таком-то месте, в такое-то время" — это, извините, совсем другой коленкор. Это уже не приглашение, а вызов, прямой приказ, обращение начальника к починенному... Ну что же, быть партнером всегда лучше, чем шестеркой.

Подготовку к старту он форсировал — приглашение приглашением, но того, кто его прислал, заставлять ждать не стоит, иначе тон разговора может и измениться. Есть в нашем мире люди, которых не надо дразнить, а то может выйти так, что потом горько пожалеешь. И не спасет ни то, что ты пират, ни то, что уже сам правишь собственной планетой. В то же время, капитану хотелось решить проблему с конкурентами до того, как придется заняться неотложными делами, а значит, надо было торопиться.

Эскадра стартовала уже на следующий день, и на сей раз с Соломиным уходило не так много народу — полностью укомплектованные экипажи, но без перегрузки. Он шел тремя кораблями, оставив один из эсминцев охранять планету — пускай возле нее и была теперь целая трофейная эскадра, но вот экипажи для нее только формировались, и Соломин в очередной раз порычал на Джораева, чтобы тот ускорил их комплектование и подготовку. Оба офицера прекрасно понимали, что ускорить процесс (а экипажи формировались из местных кадров) крайне сложно и вряд ли получится, однако таковы правила игры — начальник должен командовать, а подчиненный браво орать "Так точно!" и щелкать каблуками. Другое дело, что потом он может и спать отправиться... хотя нет, не в этом случае. Все-таки Джораев хороший офицер и отличный организатор, вдобавок, за короткий срок ставший весьма популярной у местных личностью. Как это у него получилось, Соломин понять не мог, но и оставлять без внимания этот факт было бы глупостью. Вот и отдал приказ, на полном серьезе рассчитывая, что его протеже справится или хотя бы сумеет и впрямь хоть немного ускорить процесс.

А куда деваться? Единственный корабль зарубежной постройки, к которому был сформирован экипаж, торчал сейчас у Черного Новгорода, где ему производили ремонт, совмещенный с модернизацией. Отремонтировать "Идзумо" своими силами на Новом Амстердаме не было никакой возможности, вот и пришлось опять Петрову договариваться, чтоб, значит, без очереди да по льготным ценам. Разведчик поворчал, конечно, но помог, и теперь линейный крейсер ремонтировали, заодно меняя двигатели и вооружение, что хоть немного должно было приблизить корабль по боевым возможностям к русским аналогам. Честное слово, проще и дешевле было построить новый, но раз уж решение принято — не стоит его отменять.

В этот рейд Соломин уходил без лишней помпы. Три боевых корабля и... буксир. Впрочем, его участие предполагалось лишь на начальном этапе, и именно поэтому курс эскадры вновь был проложен к Новому Квебеку. Конечно, совсем недавно эту планету уже один раз грабили, но кое-какие дела там у русских еще оставались.

Хорошо еще, что Петров разбирался в боевых кораблях и, подбирая Соломину эскадру, подошел к этому делу взвешенно и грамотно. И "Альбатрос", и оба эсминца были кораблями рейд-класса, способными ходить быстро, а главное, далеко. Их автономность была вполне сравнима с возможностями "Эскалибура", поэтому, устраивая очередную авантюру, можно было не беспокоиться о многих мелочах. Например, о том, чтобы тащить с собой тихоходный, слабо защищенный и абсолютно бесполезный как боевая единица корабль обеспечения только потому, что у какого-то из кораблей твоей эскадры слишком маленькие бункера. Именно поэтому им приходилось подстраиваться под черепашьи возможности вспомогательного корабля только в первую неделю.

Для чего нужен буксир? Естественно, для того, чтобы буксировать. Что он может буксировать? Да все, что угодно, хоть другой корабль, хоть связку контейнеров. Именно их буксиру сейчас и предстояло тащить.

Ну а куда деваться? Награбили-то на Новом Квебеке до хрена и больше. Намного больше, чем могли вывезти, вот и пришлось сделать финт ушами и ход конем в одном флаконе. Огромное количество добычи было загружено в контейнеры и спрятано на одной из лун внешней планеты системы, газового гиганта, чем-то напоминающего Юпитер, только поменьше. С этой операцией возились несколько дней, используя в качестве буксиров транспортные корабли, захваченные здесь же, а потом уведенные с собой. К сожалению, на Новом Квебеке не нашлось ни одного специализированного буксира, а своего Соломин не взял — рассчитывал на трофей и, получается, ошибся. Вот и приходилось теперь повторять рейс, хотя ничего страшного, конечно, не произошло — так, небольшая заминка.

Задачей буксира было зацепить контейнеры, сколько утащит, и отбуксировать их к Новому Амстердаму. Это вам не маневры на скучных досветовых скоростях, где разогнался — и лети, тащи что угодно. Там мощность двигателей определяет даже не скорость, а интенсивность ускорения, однако при использовании гиперпривода мощность определяет как раз сколько сможешь тащить, и потому грузоподъемность довольно ограничена. Ну что же, по прикидкам Соломина за раз буксир все не утащит, да и за два тоже. Рейсов пять придется делать, не меньше, но ничего смертельного в том нет — вместе с буксиром постоянно будет идти эсминец, демонстрируя водящимся в этих местах коллегам Соломина, проще говоря, любителям легкой наживы, что конкретно этот груз трогать не стоит. Так что перетащат потихоньку, а на месте уже отсортируют — что-то оставят себе, что-то, наиболее ценное, продадут через Черный Новгород, ну а остаток спихнут через Вечный Кипр.

А что еще прикажете делать? Да, на Черном Новгороде продавать выгоднее и безопаснее, но кому там нужна, скажем, трофейная техника, если есть огромный выбор русской — более совершенной и качественной, да и более дешевой зачастую? Правильно, никому, вот и придется через Гольдштейна работать. Конечно, драгоценные камни, сырье, произведения искусства пройдут мимо него, но и на процентах с того, что ему доставят, он наварит хорошие проценты. А Соломину этого барахла не жалко. То, что пойдет через Черный Новгород, в конечном итоге положит лишние деньги в карман не только Соломина, но и Российской империи, сделает тем самым ее сильнее, а то, что пойдет на другие рынки... Ну что же, они лишний раз снизят прибыль тамошних производителей и сделает их страны пусть немного, но слабже. Так вот, чуть-чуть куснув то здесь, то там, русские и ослабляли соперников, практикуя эту заимствованную когда-то у англичан выгодную и эффективную тактику с момента создания империи. Результат, конечно, не слишком быстрый, зато верный и безопасный, ведь для того, чтобы победить, совсем необязательно воевать, теряя людей. Чужих-то не жалко, погибнут — и пес с ними, а своих людей русские берегли.

Захоронку никто не тронул, да и кому трогать-то? У Нового Квебека не осталось не то что кораблей — вообще никаких средств для выхода на орбиту. Все это люди Соломина уничтожали очень тщательно — не из вредности, а для того, чтобы в будущем проблем не иметь. Вот и первый результат налицо — никто на трофеи не позарился.

Было, правда, у Соломина небольшое опасение, что экипаж буксира решит что-нибудь прихватизировать под шумок, но это не слишком его волновало. Во-первых, не факт, что экипаж будет нечист на руку, далеко не факт, а во-вторых... ну, упрут какую-нибудь мелочь — не страшно. Много не утащат, и при всем желании большого урона не унесут. К тому же, все равно это быстро вскроется — есть методы контроля, и специалисты, которые этот контроль проведут незаметно, тоже есть. А демонстрировать недоверие, сажая на буксир соглядатая не стоило — куда выгоднее показать лишний раз людям, что ты им доверяешь. И работать будут лучше, и служить вернее — вот такая вот психология, а если все же обманут... Обманут — значит, обманут, в молодых государствах с диктатурой правосудие быстрое. И жестокое.

Убедившись, что, как говорил легендарный криминальный авторитет Меченый, процесс пошел, Соломин развернул свои корабли к Гонконгу Третьему — широко известной в узких кругах планете в самом сердце этого сектора дикого космоса. Эта планета, так же, как и Гонконг-на-Денебе, Гонконг Океанский и Гонконг Второй выполняла в космосе заранее строго определенную роль и должна была кончить примерно так же. К слову, в Гонконг-на-Денебе врезался астероид, Гонконг Второй был поражен неизвестной болезнью, уничтоживший все население поголовно, а с Гонконгом Океанским, планетой, не имеющей материков, жители которой обитали на многочисленных островах, и вовсе интересная история приключилась. В общем, в глубинах океана началась неуправляемая термоядерная реакция, затянувшая в себя океан целиком и оставившая вместо планеты туманность из кучи метеоритов и облака инертного газа. И сомнений в подобном исходе для Гонконга Третьего у понимающих людей не было. Просто все эти планеты были криминальными центрами, из которых расходились невидимые, но прочные нити, соединяющее между собой мафиозные кланы разных стран.

Судьбы Гонконгов были вполне логичны. Никто и никогда не комментировал в прессе случившееся, официально все только скорбели по жертвам, но те, кому положено, знали: возле Гонконга-на-Денебе шлялась американская эскадра, с Гонконгом Океанским как раз накануне разорвала отношения и эвакуировала посольство Франция, а Гонконг Второй незадолго до происшествия посетил корабль без опознавательных знаков, непонятно как прошедший незамеченным через все посты наблюдения. И, что интересно, во всех трех случаях как раз накануне, для проведения каких-то непонятных консультаций, отзывались все сотрудники посольств России, Германии, Англии, Финляндии и США. Правда, последний из этих случаев произошел достаточно давно, и кое-кто успел про них забыть, но Соломин, которого, благодаря его происхождению, в свое время этому учили, не сомневался, что скоро придет и черед Гонконга Третьего. Что поделаешь, в новейшей истории, истории космоса, сантименты были не в цене, и те фигуры, которые нельзя было устранить законно, смахивались с доски безо всяких правил. Часто вместе с планетами проживания. Зато уровень преступности в человеческих владениях не переваливал тот порог, за которым уже не власти контролируют преступников, а преступники контролируют власть. Ну а когда этот порог становился близок, мафии в очередной раз устраивали небольшое кровопускание. И самые "демократические" страны были в этом вопросе негласно солидарны с официально порицаемыми за нарушения прав человека тоталитарными режимами. Это было необходимо для выживания, так что — ничего личного, господа, просто всем надо знать свое место.

Впрочем, вот как раз сейчас Гонконгу Третьему ничего не грозило — на планету прибыли русские. Пускай самостоятельные русские, не из империи, но все равно русские, а в существующей иерархии они стояли на самой верхушке пищевой пирамиды. Русские, когда хотели, ели всех. На русских пасть открывать было опасно любому — живо зубы вырвут. Без наркоза. Через задницу, по старой русской традиции. И пока эскадра не снимется с парковочной орбиты, никто не посмеет устроить планете локальный Армагеддон, как бы не хотелось, а то зацепишь случайно — и к самим прилетят за жизнь побеседовать.

Посадочный терминал поражал своей варварской, истинно китайской роскошью. Чувствовались огромные деньги, но, на взгляд Соломина, отсутствовало всякое понятие о культуре. Точнее, может быть, она и была, но капитан восточную культуру мало того, что не понимал — он ее просто не хотел понимать. Конечно, на взгляд многих эстетов это делало его ограниченным и неинтересным. На взгляд же самого Соломина, следовало развивать свою культуру, а не прививать себе чужую. Ну а если кому-то хочется... Его право, его время и его деньги, сам капитан на ерунду тратить ничего не собирался, считая, что есть на свете дела поважнее. Тем более на китайскую культуру — китайцы и в лучшие-то времена не блистали, а сейчас и подавно. В прошлом, правда, они умели впарить свое благодаря умелому менеджменту, этого у них было не отнять. Но сейчас крупные страны были слишком самодостаточны, чтобы обращать внимание на изрядно отставший Китай, а мелкие предпочитали идти в кильватере более сильных, не тратя время на сомнительные восточные забавы. Китай отставал все больше, и понятно было, что в случае, если за него всерьез возьмется кто-нибудь по-настоящему сильный, пусть даже не русские, а те же американцы, то и сам Китай, и его культура, и вообще все, что связано с этой страной, навсегда уйдут в историю.

Для китайцев ситуация, кстати, усугублялась еще и тем, что вояки они были посредственные. Не то чтобы никуда не годные, нет, просто из тех, про кого говорят "третий сорт — не брак", причем как в силу особенностей характера, так и из-за посредственных физических кондиций. Для примера, у русских в армию брали людей с ростом минимум метр восемьдесят, у американцев и англичан нижняя планка проходила на уровне метр семьдесят пять, при этом рост большинства китайцев не превышал метр семьдесят, а чаще и еще меньше. Раньше их выручала численность, но в эпоху космоса и высоких военных технологий это преимущество сошло на нет. К тому же, в прошлом истории китайцев не раз завоевывали, однако они, благодаря все той же численности и хорошему во все времена менеджменту и пропаганде, достаточно быстро растворяли завоевателей в своей культуре. Те не успевали даже оглянуться, как сами становились китайцами. В нынешнюю эпоху обострения национализма такой фокус не проходил — если случалась грызня за планету, то каждый старался для своих. Показательным примером было завоевание Великобританией трех планет лет двести назад. Тогда девять десятых китайцев истребили еще на первом этапе, а остальных поселили в резервации и стерилизовали. Англичанам вовсе не нужны были размножающиеся китайцы, им вообще китайцы были не нужны. Зато им нужны были обустроенные планеты для того, чтобы переселить на них часть населения с перенаселенных планет метрополии. А еще им нужны были рабочие руки, чтобы на первом этапе обеспечивать колонистов всем необходимым — вот для этого и потребовались резервации с остатками местного населения. И это не было единичным примером — так же поступали и французы, и японцы, и многие другие, просто не настолько демонстративно.

Однако китайцев было просто МНОГО! Их метрополия была невелика, но заселенные китайцами планеты встречались то здесь, то там, даже в этом секторе дикого космоса, где населенных планет было немного, а планет, которые официально принадлежали большим державам, не было вообще, китайцы заселяли в настоящее время целых пять планет. Одну Соломин уже посетил, теперь наступил черед второй.

Вот такова была ситуация в момент, когда белые господа в лице Соломина и трех сопровождающих его десантников (все те же Мещевич и два лба из постоянного сопровождения) ступили на палубу посадочного терминала. Огляделся капитан, чуть презрительно, посмотрел на снующих вокруг местных, которых, на его беспристрастный взгляд, было явно многовато, и двинулся вперед, бесцеремонно раздвигая встречных, как ледокол торосы, и возвышаясь над ними, подобно самоходной осадной башне в глубокой древности. Местные, впрочем, сами торопились убраться с дороги русских — уж больно внушительно выглядела эта четверка.

Хотя тут, возможно, взаимная неприязнь была обоюдной. Соломин, подобно большинству русских, считал китайцев варварами, а они считали варварами и русских, и европейцев, и американцев. Словом, всех. Ну а заодно считали русских (и, кстати, не без основания) виновными в том, что Китай занимает сейчас такое жалкое положение среди других государств. Правда, они подходили к вопросу очень осторожно, в отличие от своих более прямых визави, тщательно скрывая от посторонних крамольные мысли, за которые можно было запросто получить по голове. Ну, не больно и хотелось знать, что за мысли шевелятся под их черепными коробками. Как говорится, можете считать нас варварами, пожалуйста. Вот мы, варвары, идем здесь и чувствуем себя хозяевами этого мира. И мы готовы в любой момент доказать свое право на это. А что там вы думаете, нам все равно, главное, кланяйтесь пониже да разбегайтесь по углам, если мы не в духе. Примерно так относились к местным вновь прибывшие, и имели на это полное право.

Через терминал Соломин сотоварищи прошли не задерживаясь. Тут, конечно, была таможня, но капитан лишь хмуро посмотрел исподлобья на рванувшего к нему наперерез офицера, да положил небрежно руку на кобуру десантного бластера, солидно оттягивающую ремень. Китаец моментально скис, да и то сказать — очень рискованно спорить с человеком, у которого за спиной два крейсера, причем тот, что поменьше пришвартован к терминалу, а второй висит на внешней орбите. И любой из этих кораблей может единомоментно смахнуть и сам терминал, и все корабли на орбите, а заодно, может статься, и планету пополам расколоть. В общем, таможенник хорошо понимал, что в случае чего его начальство не будет сильно разбираться кто прав, а кто виноват, и просто назначит его козлом отпущения. Это в государствах посерьезнее Гонконга Третьего возможны нюансы, здесь же русских предпочтут зря не злить, а офицеров... Офицеров китаянки еще нарожают.

Так что капитан даже не замедлил шага, прошел мимо испуганно отшатнувшейся девицы, которая, теоретически, должна была оформлять документы, и направился к первому попавшемуся пассажирскому катеру. Страшная, как смертный грех (ну, это на взгляд Соломина, для местных она, может быть могла сойти за красавицу) китаянка, стоящая на выходе и распределяющая пассажиров, что-то защебетала, но тут же заткнулась и больше не делала попыток помешать русским идти без очереди. В результате Соломин оказался на поверхности планеты очень быстро и вполне комфортно — летели они в гордом одиночестве.

Не то чтобы Соломину так уж хотелось кого-то унижать — ему, если честно, вообще наплевать было на всех китайцев вместе и каждого в отдельности. Однако приходилось учитывать особенности восточного менталитета, который многим эстетам кажется невероятно сложным, а на деле столь же невероятно прост. Описать его можно одной-единственной фразой: "кто сильнее — тот и прав". А тот, кто сильнее, должен всячески это демонстрировать, чтоб, значит, не забывали. Вот и приходилось делать хамскую морду и строить из себя робота а-ля рюс. Хорошо хоть, ни то, ни другое для Соломина труда не составляло. Держаться независимо и небрежно оскорблять всех подряд — на это особых мозгов не требуется, главное тут соответствующий настрой и долгие годы тренировок.

На планетарном космодроме их встречал дон Мигель — веселый, бодрый и похудевший еще больше. Правда, выглядел он несколько удивленным, и причину удивления тут же озвучил:

— Я, конечно, понимаю, что вы всегда отличались стремительностью, капитан, но как вам удалось так быстро пройти таможню?

— Да просто, дон Мигель — я всего-навсего указал местным кадрам их место, и они согласились, что я прав.

— И где же их место? — с интересом приподнял брови дон Мигель.

— Как говорят наши уголовники, у параши. К делу, мой друг. Чем вы можете меня обрадовать?

А вот чем обрадовать у дона Мигеля было. Пока Соломин занимался мелочью вроде захвата планет, старый пройдоха сумел провести массу переговоров и договориться с представителями наиболее влиятельных семей, контролирующих криминал в этом секторе, и сейчас они вторую неделю сидели на Гонконге Третьем, ожидая прибытия новоявленного диктатора. Ну, пусть ждут — Соломин не любил торопиться.

Дон Мигель, когда Соломин ему об этом сказал, вначале удивленно покрутил головой, а потом признался, что сам давно мечтал заставить этих заносчивых снобов стоять по струнке. Капитан заверил, что все у него еще впереди, и поинтересовался насчет гостиницы — на этот день он запланировал небольшой отдых и культурную программу. В принципе, не так уж ему это требовалось, можно сказать, вообще не требовалось, но уж больно хотелось указать местным мафиози на их истинное место в этом мире.

Город произвел на капитана Соломина довольно странное впечатление. С одной стороны, это был стандартный мегаполис миллионов на двадцать населения, со зданиями из стекла и бетона высотой под сотню этажей, с другой, в нем присутствовал неповторимый восточный колорит. Что ни говори, а при всех своих недостатках китайцы были работящим народом, умеющим совмещать несовместимое. Однако это относилось не только к архитектуре, но и вообще ко всему — в этом городе уживались богатство и нищета, практически военный порядок и разнузданный бандитизм. Во всяком случае, так утверждал дон Мигель, проверить последнее утверждение на собственном опыте Соломину не довелось. Во-первых, они не заходили в кварталы, пользующиеся дурной славой, а во-вторых, вряд ли нашелся бы дурак, который рискнул бы проверить на прочность четырех человек со знакомой всей галактике эмблемой на рукаве — взлетающим Змеем Горынычем.

В Российской империи вообще любили символику, и официальную, и не очень. Особенно русским нравились символы, пришедшие из глубины веков. К примеру, официальным гербом империи были щит и меч с рубиновой звездой на фоне планеты. Этот символ был почти целиком заимствован с символа Комитета Государственной Безопасности, древней и могучей спецслужбы еще доимперских времен. Ничего удивительного — ведь первый Император был выходцем как раз из спецслужб. Единственно, герб максимально упростили, убрав всевозможные завитушки, да еще серп и молот со звезды, но это было в духе той эпохи. Планету, в которой легко можно было узнать Землю, добавили чуть позже, как символ главенства русских над всем прочим миром. У многих соседей это вызывало протесты. Глухие такие протесты, шепотом, чтобы русские, не приведи Бог, не услышали и не отвернули недовольным головы. А то ишь моду взяли — протестовать...

Ну, щит и меч — это всего лишь один из примеров. Были и другие, многие с юмором и выдумкой. Так, гербом Черного Новгорода был вставший на задние лапы бурый медведь с огромными когтями и надписью "в России главное — не бояться", а символом военной разведки — летучая мышь, державшая в лапах галактику.

И для разных случаев были, опять же, свои традиции и приметы. Так, по традиции, оставшейся со времен одной страшной и позорной войны, русские иногда писали на броне своих танков и кораблей "мир вашему дому". Трактовалось это однозначно — русские намерены вести войну на уничтожение, и плевать им на обвинения в геноциде. Там, где проходила лязгающая металлом русская армада, не оставалось ничего живого — ни людей, ни домашней живности. Тотальная зачистка.

Была своя символика и у военно-космических сил, причем как официальная, так и неофициальная. Официальный символ — старинная ракета, уходящая в небо — была уважаема, но не слишком часто используема. Куда чаще можно было встретить неофициальный символ — извергающего пламя Змея Горыныча. Как этот персонаж древнерусских сказок стал одним из самых узнаваемых символов галактики — вопрос спорный, хотя злые языки и утверждали, что символ очень правильный. Дескать, три головы — это символы трех ветвей власти, законодательной, исполнительной и судебной. Ну и для четвертой власти в лице независимой прессы тоже местечко найдется, и расположено оно как раз под хвостом. Так это было, или же была какая-то иная причина, сказать сейчас было сложно хотя бы потому уже, что символу было несколько столетий и все, кто стоял у истоков, давным-давно умерли. Как бы то ни было, символ прижился и служил своему обладателю и визитной карточкой, и защитой не хуже, чем бронежилет — все знали, что мстить за его хозяина, случись что, прилетит целый флот.

В общем, осматривали они город часа два, и пришли к выводу, что, если отмести легкий налет национального колорита, город самый обычный. А больше ничего и смотреть не было — особой историей Гонконг Третий похвастаться не мог. Жуткая банальщина — прилетели, терраформировали и заселили. Причем недавно — и двухсот лет не прошло. Исходя из этого, а также, в большей даже степени, из того, что все проголодались, экскурсию было решено прервать. Пообедав в небольшом ресторане и отдав должное местной кухне, космонавты отправились в отель — уютный комплекс из нескольких одно— и двухэтажных домов за городом. Ну а утром, выспавшись и позавтракав, вся компания отправилась на собственно переговоры.

Надо сказать, без приключений все же не обошлось — в ресторан они направились пешком, и почти сразу обнаружили слежку. Шли они из местного музея, наполненного высококачественными подделками — китайцы, как и в далеком прошлом, пытались убедить всех, что они самые древние, и даже история этой планеты дольше, чем кажется. Если в далеком двадцатом веке подобное еще удавалось, и все на полном серьезе считали, что история Китая длиннее на несколько тысячелетий, чем на самом деле, то сейчас это вызывало только смешки и укоризненные взгляды экскурсоводов. В общем, они вышли в хорошем настроении, как после выступления хорошего юмориста.

Так вот, почти сразу же обнаружилась слежка. Ну, обнаружилась — громко сказано, какой-то китаец шел за ними, практически не скрываясь. Соломин, может, и не обратил бы внимания, для него практически все незнакомые китайцы были на одно лицо, но сопровождающие его десантники, натасканные, в том числе, и на контртеррористические операции, моментально просекли слежку и сделали стойку, как и положено хорошо натасканной охране.

Соломина слежка не слишком взволновала. Можно сказать, не взволновала вообще — если бы им всерьез хотели причинить вред, то как минимум слежку не удалось бы обнаружить. А скорее всего, ее бы и не было — отследили бы со спутника, а дальше открывается широкий простор для комбинаций. Однако поучить китайцев вежливости все равно стоило, и чем раньше — тем лучше.

Рубить хвосты решили в ресторане, благо "хвост" зашел туда вслед за ними. Кухня там, к слову, была выше всяческих похвал. Воистину, по-китайски готовить умеют только китайцы, и их кухня — одно из тех достижений, которыми не стыдно гордиться. Ну и шпика заодно зажали в сортире, куда он пошел то ли руки помыть, то ли еще что. Соломин в подробности не вдавался — делом занимались профессионалы, если конкретно, старшина Мещевич, который сломал китайцу пару ребер и получил исчерпывающие объяснения происходящему. Как оказалось, шпика приставили к высоким во всех смыслах гостям в качестве охраны. Охрана, хе! Что за охрана, которая сама себя защитить не может?

После ресторана русские отправились собственно в отель, где их приняли по высшему разряду. В смысле, выделили целиком дом с полным пансионом. Даже гейши были, или как там у китайцев называют профессиональных шлюх высокого класса. Ну что же, раз сервис предусматривает и такую услугу — надо пользоваться, тем более что долгое воздержание вредно для здоровья. В общем, отдохнули...

О том, что мафиозные кланы чувствуют себя на этой планете вольготно, Соломин знал. Однако он и предположить не мог, насколько вольготно — по его мнению, встречи, подобные этой, должны были быть, как минимум, хорошо законспирированы, а тут никто не скрывался. Собрались в одном из лучших ресторанов города, просто уединившись в отдельной комнате, и вели себя так, будто явились не на переговоры, а на вечеринку. Во всяком случае, женщин с собой притащили. А может, как раз женщины и были здесь главными? Хрен его знает, про мадам Вонг, королеву пиратов, слышали все. Правда, куда она делась в конце своей карьеры, мало кто знал. Соломин, кстати, знал — интересовался когда-то, благо доступ к архивам имел. В общем, старая жирная дура потеряла чувство реальности и хапнула груз, который не то что брать — слышать про него и то смертельно опасно. В общем, тогда великая империя под названием Советский Союз послала группу спецназа, и они в два счета закончили карьеру легендарной пиратши.

Когда Соломин в сопровождении дона Мигеля (остальных пришлось оставить в холле — встреча все же предполагала несколько узкий круг общения) вошел в комнату, он решил, что попал не на деловые переговоры, а на вечеринку. В своем строгом черном мундире он выглядел белой вороной по сравнению с ярко и цветасто разряженными собеседниками. Его, правда, не слишком интересовало, что это — мода или отсутствие вкуса, но данный расклад капитана неожиданно взбесил. Очень удачно — теперь можно было сыграть заранее разработанную партию безо всякого лицемерия, даже повода искать не нужно. А дон Мигель подыграет, даже не зная, что подыгрывает. И не будет ни малейшей фальши, потому что оба актера свято верят в свои роли, так что никто не должен почувствовать, что их разводят.

Соломин поступил так, как всегда поступал в подобных случаях. Расправив плечи и высокомерно оглядев собравшихся, он повернулся к сопровождающему его дону Мигелю и тихо, но так, чтобы слышали все, чуть брезгливо произнес:

— И куда это вы меня привели? Я думал, будет серьезный разговор, а тут какая-то выставка клоунов.

— Капитан, — то ли прошептал, то ли прошипел испуганно дон Мигель, — это же...

— Да плевать мне, кто это, — отмахнулся Соломин. — Я веду дела с серьезными людьми, а не с толпой идиотов.

— Капитан...

— Что капитан? Если человек выглядит, как идиот, держится, как идиот и говорит, как идиот — значит, он и есть идиот.

— Капитан! — дон Мигель чуть не плакал. — Да любому из них достаточно приказать...

— А мне достаточно пальцами щелкнуть — и эта планета сойдет с орбиты вместе с вашими приказчиками!

Местные "авторитеты", которые считали себя акулами криминального мира, но, на взгляд Соломина, тянули разве что на пескариков, сначала с удивлением, а потом с тревогой смотрели на разбушевавшегося неадекватного русского. Потом они, видимо, сообразили, что ситуацию надо срочно разруливать, иначе, как минимум, сорвутся переговоры, из-за которых они и так потеряли немало времени, ожидая прибытия Соломина. А что уж будет по максимуму, вообще представить страшно — русские не церемонятся ни с кем, это было вбито в мозги собравшихся на уровне подкорки еще в сопливом детстве. И, как ни удивительно, первой среагировала как раз одна из женщин — видимо, традиции китайского пиратства были прочнее их страны.

— Капитан, мы просим нас простить за бестактность — наш климат располагает как раз к подобной одежде...

Она что-то еще говорила, но это было неважно — Соломину надо было дать себя уговорить, и он, естественно, позволил это сделать. Да и реально он остыл — действительно, климат в этом районе планеты был жарким, близким, скорее, к субтропикам. Естественно, что никому не хочется париться. Кто-то может действовать, как Соломин, мундир которого, помимо всего прочего, имел режим кондиционирования, а кто-то предпочтет одеться сообразно погоде. Вполне нормальный повод немного сдать назад и вернуться к переговорам.

— Благодарю, мадам?..

— Мадемуазель, — улыбнулась китаянка. — Для друзей — Веики.

— Веики... — посмаковал слово, будто пробуя его на вкус, Соломин. — Красивое имя. Что оно значит?

— Сохраняющая любовь.

— Действительно, красиво.

Китаянка еще раз улыбнулась. Соломин посмотрел на нее повнимательнее — выглядит молодой, но даже не учитывая возможностей современной медицины назвать ее возраст он бы не рискнул. Все-таки, разные расы стареют по-разному, и экспертом Соломин себя не считал. Ну и хрен с ним — не больно-то и хотелось.

— Ну тогда, если вас не затруднит, уважаемая Веики, представьте меня вашим друзьям.

Пока женщина с легкой, приятной и великолепно скрывающей ее истинные эмоции улыбкой на великолепно очерченных губах представляла капитану собравшихся, он напряженно думал, ухитряясь при этом сохранять прежнее, непроницаемо-брезгливое выражение на лице. Слушать Веики (интересно, это ее настоящее имя?) ему не было никакой нужды — имперская разведка в лице Петрова и так снабдила его исчерпывающей информацией обо всех присутствующих. И о них, и еще о нескольких десятках человек, чьи лица намертво опечатались в тренированной памяти капитана. Собравшиеся не были первыми лицами в кланах, которые они представляли, но и шестерками тоже не были — так, выражаясь цивильным языком, менеджеры высокого, но не высшего уровня. Пожалуй, единственным ему незнакомым лицом здесь была сама Веики, и это говорило либо о том, что имперская разведка не всемогуща, либо о том, что это и впрямь просто шустрая девочка из низшего звена, подруга одного из "крутых", просто обладающая смелостью и хорошими мозгами, и вовремя среагировавшая на проблему. Ну, что имперская разведка знает не все и не всегда Соломин и так знал, единственно, в случае, если было верным первое предположение, получалось, что ее возможности заметно ниже, чем он полагал. Ну а если верным было второе предположение (во что не очень-то верилось), то девочку жалко будет — сочетание ума и смелости всегда ценная штука. Хотя, конечно, ее поведение капитана смущало.

А вообще, здесь и впрямь собрались представители десяти из четырнадцати наиболее влиятельных мафиозных кланов этого сектора дикого космоса. Трое — китайцы, один клан японский, еще один итальянский, один мексиканский и четыре официально не декларирующие национальную принадлежность. Ну, с этими, в принципе, тоже все было ясно — даже если бы Соломин не знал, кто заправляет в них на самом деле, характерные вислые мясистые носы и расплющенные уши без мочек хорошо показывали их национальную принадлежность. Вот ведь удивительно, народ маленький, но в нем практически все или очень хорошие люди, или просто шваль, причем тех и других примерно в равной пропорции. У тех же англичан или французов, например, куча народу, которым больше всего подходит определение "никакие", а у этих — нет. Индивидуальности, чтоб их...

Итак, не прислали своих представителей ни один из цыганских кланов, французы и американцы. Ну, в США тоже итальянцы заправляют, так что, возможно, присутствующие макаронники представляют и интересы своих сородичей. Французы... Их, вообще-то, серьезными людьми сейчас считают, скорее, по традиции, потому как в родной стране их практически выбили. Раньше базировавшиеся на Новый Марсель гламурные мерзавцы, конечно, были грозной силой, но потом за них взялись всерьез... Что поделаешь, фашистские режимы всегда очень качественно борются с преступностью, особенно с организованной преступностью — один из немногих, зато несомненных плюсов такого строя. В диком космосе французские бандиты, конечно, кое-что еще могут, но совсем немного по сравнению с теми возможностями, что были у них раньше, так что они слабейшие, их можно не принимать в расчет.

Остаются цыгане... Их, конечно, в этих местах до хрена и больше. Кочуют, как раньше кочевали их предки, разве что кибитки на звездолеты сменили. Ну, эти живут своим, очень закрытым сообществом, их прибытия Соломин и не ожидал. А до хрена их, потому что в нормальных странах этот неуправляемый и абсолютно криминальный народ терпеть больше не пожелали. Тех, кто не пожелал ассимилироваться, выгнали на пинках — и русские, и англичане, и американцы, и вообще все. Цыганский корабль на территории любого государства — мишень для его боевых кораблей. Жестоко, конечно, но цыгане сами выбрали этот путь, не пожелав жить как все — спокойно и законопослушно. Ну а ни одно нормальное государство не потерпит, чтобы кто-то из его граждан жил не по законам страны, а по законам своего этноса, тем более завязанного на криминал. Отсюда вывод: с цыганами можно не церемониться, будут под ногами путаться — отстреливать их, и все, так что их присутствие или отсутствие на данном мероприятии абсолютно ничего не меняло. К тому же, у них в принципе не было ничего, что могло бы заинтересовать Соломина, так что поиметь с них что-либо он не мог. Раз так, то даже и к лучшему, что не потребуется терять время еще и на них — хватало дел посерьезнее.

Правда, не было еще и ни одного русского, хотя они, пусть и в крайне малом количестве, в местном криминальном сообществе присутствовали. Впрочем, назовите народ, представителей которого нет в криминалитете... Так вот, русские не присутствовали по двум причинам: во-первых, они были немногочисленны и держались замкнуто и обособленно, а во-вторых, конфликтовать с ними Соломин в любом случае не собирался. Да, в большинстве своем это были плохие люди, но все равно это были русские. Как говорили когда-то американцы "это мерзавец, но это наш мерзавец". Что же, это был вполне разумный и логичный подход, опыт которого стоило использовать, поэтому без крайней нужды никаких активных действий к русскому криминалу применять не предполагалось — и без них хлопот по горло, успевай только стволы у пулеметов менять.

К тому же, как правило, даже оказавшись в подобной незавидной ситуации зарубежного преступника, русские связи с Родиной до конца не теряли, благо преступления, совершенные за пределами Российской империи, в России преступлениями не считались, и прецедентов выдачи кого-нибудь до сих пор не было. Ситуация была Соломину известна из собственного опыта — как-никак, он сам был пиратом. Таких вот преступников русские спецслужбы использовали в своих операциях достаточно часто, да и пятой колонной они, бывало, подрабатывали.

А вообще, конечно, работу дон Мигель проделал воистину титаническую — не зря же он так похудел. Соломин не ожидал, что прибудут представители больше трех-четырех кланов. Жалко только, что даже он сам не знал, кто конкретно решил прибыть для серьезного разговора, и потому сейчас капитан пытался понять, как лучше построить наезд. А потом он плюнул и решил действовать так, как планировал первоначально, то есть жестко и абсолютно без уважения к собеседникам — наглость, как известно, второе счастье и гарантия успеха. Тем более когда за тобой сила, позволяющая ломать оппонентов.

— Благодарю вас, Веики, — вежливо сказал капитан, когда девушка закончила. — А в каком качестве, если не секрет, присутствуете здесь вы? Поверьте, это важно.

Девушка замялась. Соломин понимающе кивнул:

— Господа. У нас предстоит серьезный разговор. Прошу вас отослать тех, кто не будет принимать участие непосредственно в переговорах, иначе потом могут быть неприятные последствия.

— Это какие? — прищурился итальянец.

— Ну, вы можете, конечно, и пристрелить вашу даму, чтоб не болтала. Мне-то все равно, я лицо в любом случае терять не собираюсь.

— Я тоже, — ухмыльнулся итальянец, однако сделал небрежный жест рукой. Сопровождавшие его две женщины и парень, очевидно, исполняющий роль секретаря, были, судя по всему, вышколены отменно. Во всяком случае, они испарились с такой скоростью, будто их и не было. Парой секунд позже его примеру последовали и остальные. Веики была в числе вышедших, и это, с точки зрения Соломина, еще больше запутало ситуацию, потому что раз она не была кем-то серьезным, раз ее статус был низок, то просто НЕ ДОЛЖНА была влезать в разговор. И субординация, и менталитет — все говорило об обратном. Впрочем, это были мелочи, не оказывающие серьезного влияния на дальнейший ход беседы, поэтому капитан решил пока не обращать на несообразности внимания, сосредоточившись на главном.

— Итак, что вы хотите нам сказать такого, из-за чего мы должны так осторожничать? — спросил капитана один из его оппонентов, когда в помещении остались только они. Они — это в смысле десяток мафиози и Соломин с доном Мигелем, который, похоже, начал понимать, во что он вляпался. Соломин с доном Мигелем, правда, тоже были далеко не самыми законопослушными лицами, так что можно было с уверенностью сказать, что собрался в помещении махровый криминалитет.

Прежде чем ответить, капитан спокойно взял один из свободных стульев, придвинул его к столу, уселся, взял пару ягод винограда из стоящего на столе блюда, кинул в рот...

— Присаживайтесь, дон Мигель — здесь неплохо кормят.

Дон Мигель, решив, видимо, что терять ему уже нечего и хуже все равно не будет, тоже взял стул и подсел к столу. Соломин ободряюще улыбнулся ему и, кинув в рот еще несколько ягод, не прекращая жевать сказал, обращаясь к собравшимся:

— Ну что же, я рад, что вы откликнулись на приглашение моего младшего компаньона и собрались здесь. Хотя, конечно, могли бы и люди посерьезнее собраться — как-никак, у большинства из вас штаб-квартиры расположены на этой планете... Впрочем, я не в обиде — уж передать-то результаты переговоров, а заодно сообщить своим боссам, что им следует, а что не следует делать, вы сможете в любом случае.

— Вот как? — приподнял бровь мексиканец. — Вы так уверены в своих силах и возможностях?

— Ну разумеется, — улыбнулся капитан. — У меня на орбите два боевых корабля, и я могу выжечь эту планету быстрее, чем вы допьете свою любимую текилу. Кстати, как вы такую дрянь вообще пьете? Никак понять не могу... Так вот, сами понимаете, что соглашаться с моими условиями вам придется. Конечно, вы, узнав о них, захотите поднять меня на ножи прямо здесь и сейчас, но предупреждаю сразу — телеметрия и передача разговора идут на мои корабли непрерывно. Как только со мной что-либо случится, атака начнется незамедлительно. Да и потом, давайте уж говорить честно, вам я головы оторвать сумею и без крейсеров, голыми руками. Так что, тигры офисные, наши переговоры, в любом случае, сведутся к тому, что я командую, а вы маршируете в ту сторону, куда вам прикажут. Ясно?

— Вам не кажется, капитан, что вы слишком много на себя берете? — вмешался один из вислоносых. Самый вислоносый, кстати — наверное, потому и самый уважаемый. Соломин внимательно посмотрел на него. Ну надо же, поставьте рядом Мещевича — и получатся прямо близнецы-братья. Только вот старшина-десантник — мужик здоровенный и мускулистый, а у этого разве что задница от долгого сидения в кресле развита, да брюхо впечатляет размерами. Надо было взять старшину с собой, хотя нет, не стоил — расстроился бы, увидев, в каких ушлепков выродились люди одного с ним происхождения. Правда, насчет происхождения — это еще вопрос, они там как-то хитро на колена подразделялись. Да и потом, не зря же они родство по матери считают — такая традиция возникает у народов, которые теряют большое количество мужчин, и в результате их женщины вынуждены рожать от победителей. Впрочем, это непринципиально, старшина в любом случае русский, кем бы ни были его предки.

— Я беру ровно столько, сколько могу унести, — с усмешкой ответил Соломин. — Дон Мигель, раздайте им экземпляры договора на подпись.

Дон Мигель пожал плечами, извлек из толстой папки документы и по очереди протянул их каждому присутствующему. По тому, как полезли на лоб глаза мафиози, Соломин понял, что эффекта он достиг.

— Это грабеж! — взвизгнул, сразу растеряв всю свою невозмутимость, вислоносый.

— Ну разумеется, — улыбнулся капитан. — Я на этом и специализируюсь. Только в данном случае это честная и очень выгодная для вас сделка, господа, прошу это учесть.

— И что же вы предлагаете взамен? — спросил молчавший до того японец, внимательно глядя на Соломина удивительно большими для азиата глазами. — Я пока что не вижу на этой бумаге ни слова о том, что вы готовы дать нам взамен. И сами вы ничего не сказали.

— Ну это же очевидно, — Соломин широко улыбнулся. — Я предлагаю вам очень ценную вещь — жизнь!

Нет, ну в самом-то деле, ничего особенного в тех бумагах не было. Обычное требование — в течение недели убраться вон из сектора, оставив на месте принадлежащие им космические станции. Деньги, так и быть, могут забирать. Нормальные требования. Абсолютно невыполнимые.

— И вы думаете, мы на это согласимся?

— А что, нет? — Соломин изобразил на лице удивление.

— Разумеется, нет, — японец демонстративно бросил на стол бумаги. — Думаю, вы напрасно заняли наше время, и даром вам такие шутки не пройдут. Вы нажили себе очень большие неприятности, капитан.

— Все так считают? — капитан обвел собравшихся тяжелым взглядом. — Очень хорошо. Тогда я объявляю вам войну.

Ухмыльнувшись, он встал и во внезапно упавшей тишине вышел из комнаты, сопровождаемый доном Мигелем. Уже на выходе, когда к ним присоединились десантники, он дернул подбородком в сторону Веики, которая, как и другие сопровождающие, находилась сейчас в общем зале:

— Взять!

В общем, когда они выходили, на плече одного из десантников висела аккуратно оглушенная девушка, а двое вышибал лежали с набитыми мордами. Мафиози, находившиеся тут же, тоже лежали, только изрешеченные из бластеров — а вот нефиг за оружие хвататься, профессионалы все равно стреляют лучше. И намного быстрее.

А Веики, как рассудил Соломин, может и пригодиться. Не ему, скорее всего, а Петрову. Разведка — она всегда несоответствиями и нестыковками интересуется, вот пускай Петров и занимается...

— Вы с ума сошли! — дон Мигель разве что не подпрыгивал от возмущения. — Это же смертный приговор!

— Им.

— Что?

— Им смертный приговор. Вы что, не поняли? Переговоры были обречены с самого начала, и я сделал все, чтобы меня не воспринимали иначе как придурка. А запись-то шла... Теперь все будут знать, что мы просто пытались бороться с преступностью, причем мирным путем, и они сами своими угрозами спровоцировали бойню. Специалисты где надо подмажут, где надо — подрихтуют...

— А если бы они согласились?

— Этого было бы крайне затруднительно добиться, поэтому такой вариант даже не рассматривался. Хотя, конечно, при таком раскладе все было бы еще лучше.

— Капитан, они просто не дадут нам убраться с планеты!

— Не смешите, дон Мигель. Какой планеты? Нет здесь никакой планеты. Через пять минут нет. Крейсера уже сбивают все, что летает. Надеюсь, у вас, дон Мигель, нет здесь никого, кто вам дорог?

— Я что, идиот? С вами слишком рискованно иметь дело, чтобы держать что-то на планете, на которую вы положили глаз.

— Я вам уже говорил, что вы умный человек? Это не комплимент, а констатация факта. А теперь пора и убираться отсюда, а то скоро здесь будет жарко.

В этот момент, словно подтверждая слова капитана, совсем недалеко, метрах в двухстах, с грохотом рухнул горящий флаер, и сразу, как по команде, воздух наполнился криками. Люди в панике разбегались, животным инстинктом чувствуя приближение апокалипсиса.

Ш-ших-х! Рядом с рестораном приземлился десантный бот. Тяжелая, рассчитанная на бронетехнику аппарель с лязгом опустилась на покрывающий дорогу сверхпрочный пластик, сминая его, как бумагу.

— Капитан, вы летите или нет? — пилот, сдвинув боковой экран, ухмыляясь, высунулся из кабины.

— Лечу, конечно, куда же я денусь. По местам, живо!

Уже когда бот, натужно взревывая двигателями, подобно гигантскому жуку прорывался сквозь горящую от взрывов атмосферу, дон Мигель спросил Соломина:

— А не будет ли это проблемой? Там же наверняка были не только местные.

— Нет, не будет. У меня карт-бланш на любые действия, все согласовано, все сотрудники посольств отозваны на консультации, а иностранных кораблей, не связанных с криминалом, на орбите сейчас нет. Последний ушел вчера, я потому и тянул время. Да не волнуйтесь вы так — я знаю, что делаю.

На самом деле все было далеко не так просто, как считал дон Мигель, исходя из известной ему информации. Интрига была закручена куда серьезнее, и даже сам Соломин не был уверен, что знает все нюансы. Скорее, ему был виден только верхний слой, и он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Вглубь он лезть даже не собирался — во-первых, интриги были совершенно не его профилем, все же по складу ума он был скорее солдат, чем политик, а во-вторых, очень уважал старую истину о том, что меньше знаешь — крепче спишь. Так что стоило как можно качественнее исполнить свою роль, получить обещанные дивиденды и постараться как можно реже попадать в такие вот ситуации.

Достоверно и полно дон Мигель знал только, что хамя местным преступникам Соломин и впрямь ничем не рисковал — в случае нужды, защищая своего командира, русские и впрямь учинили бы глобальную резню. Жизнь одного русского значит куда больше, чем жизни всех обитателей десятка таких вот планет вместе взятых, уж это в головы всех соседей вбивалось с детства. Но это, что называется, общеизвестный факт, а вот все остальное, что сообщил Соломин своему невольному компаньону, было правдой только частично. Никто не собирался раскалывать планету, хотя, конечно, как аварийный вариант это рассматривалось. Подобное милосердие было связано вовсе не с тем, что кому-то нужны были китайцы, а потому, что нерационально разбрасываться планетами с хорошим климатом, неплохими ресурсами, да вдобавок еще и освоенными. Нет уж, такие планеты — ценный ресурс, который необходимо использовать по назначению, а не для того, чтобы лишний раз испытать гиперорудия.

С другой стороны, русским эта планета была не нужна, им хотелось, чтобы порядок был, желательно вкупе с материальной выгодой для себя. А такой трофей — это куча проблем с неясными перспективами и гарантированными убытками. И что делать? Правильно, подарить кому-нибудь, получив взамен что-нибудь интересное.

Вот и подарили Германии, предоставив спецслужбам "ляпшего друга" разгребать получившееся дерьмо. Впрочем, так как немцы славились основательностью и любовью порядку, можно было не сомневаться, что они справятся. Судьба китайцев русских не слишком волновала, хотя сложно было представить, что она могла быть для кого-то завидной — жизненное пространство немцы, как, впрочем, и все остальные, завоевывали только и исключительно для своих людей. Что империя выторговала взамен, Соломин не знал, но даже не сомневался, что в накладе его страна не осталась.

На этом фоне Соломину отводилась очень небольшая роль — спровоцировать официальный конфликт между организованной преступностью и правительством одной маленькой, но очень гордой страны под названием Новый Амстердам. Задачу свою он с блеском выполнил, после чего была приведена в действие вторая часть плана — два корабля расстреливают все, что взлетает, не давая никому убраться с планеты. Ну а потом прибывает миротворческая миссия в количестве двух-трех десятков военных транспортов с солдатами бундесвера, и берет планету под свой контроль. Все, шах и мат, и все законно.

А пока идет разборка открытая, будет еще одна — закулисная. Где находятся пиратские базы, известно было абсолютно точно, и возле каждой из них уже накопились скрытно русские боевые корабли. Официально они были арендованы правительством Нового Амстердама, но экипажи даже не меняли — зачем? Задачей этих кораблей было захватить базы, желательно, неповрежденными, что, в общем-то, сложной задачей не выглядело — ну кто, спрашивается, рискнет сопротивляться паре русских крейсеров, которые появились непонятно откуда и навели на вас свои дальнобойные орудия, сами находясь в недосягаемости? Да никто! Вполне закономерный результат — семь трофейных космических станций, плюс уже имеющаяся у Соломина французская база, которые оставалось только перетащить на орбиту Нового Амстердама.

Это условие Соломин обговорил с Петровым особо и, когда тот поразительно легко согласился, капитан даже задумался над тем, что же такого выторговали у немцев? Получалось, немало выиграли, раз почти два десятка кораблей неделю на Соломина бесплатно работать должны были, и это воспринималось, как должное. Стало быть, внакладе Российская империя не осталась... Впрочем, кто бы сомневался.

Когда они поднялись на борт флагмана, Соломина встретил дружный хохот встречавших его товарищей. Он несколько секунд стоял в недоумении, и сообразил, что к чему, лишь после того, как Курбанов, на мгновение прервав хохот, вытирая слезы, спросил:

— Капитан, слушай, ты что, с каждой планеты кого-то в гарем себе тащить собираешься?

Бьянку, которая тоже была здесь, от этих слов перекосило, а капитан рассмеялся в ответ и, сделав величественный, как он полагал, жест рукой, направился в свою каюту — ему надо было еще связаться с немцами, эскадра которых должна была быть уже на подходе, и согласовать с ними действия. Ну а очередную трофейную даму утащили в помещение гауптвахты — ожидать, пока у разведчиков дойдут до нее руки.

Ответили на вызов немцы сразу же, никто на посту не спал, все было аккуратно и точно, потому как орднунг, порядок, значит. Вообще, с немцами работать было можно, немцы — это вам не англичане какие-нибудь и не французы, они почти равны русским. Приличная наука, неплохой флот, храбрые солдаты — Соломину уже приходилось воевать с немцами в одном строю, и о их стойкости он знал не понаслышке. Но главное, что было у потомков гуннов — хорошее чувство субординации и понимание того, что лучше стоять навытяжку, чем получать по морде. Правда, для этого понимания в свое время по этой самой морде им пришлось несколько раз хорошенько врезать, но зато урок был усвоен хорошо и качественно.

Командовал немецкой эскадрой старый знакомый Соломина вице-адмирал Адольф фон Шпее по прозвищу Палач. В прессе большинства государств его периодически поливали грязью, очень часто в стиле "хорошего человека Адольфом не назовут". Может, и так, но фон Шпее гордился своим прозвищем, и капитан Соломин его отлично понимал. Больше того, он был уверен, что и сам поступил бы точно так же.

Этот человек выдвинулся во время Польской кампании, в начале которой он был всего лишь командиром эсминца в чине капитана второго ранга. Уже к концу этой короткой войны фон Шпее командовал эскадрой тяжелых крейсеров прорыва и имел звание контр-адмирала. Человек, которому поручают особо ответственные и щекотливые дела, способные легко испортить репутацию любому, кроме того, у кого она уже не может быть хуже, чем есть — вот кто он был.

Во время той войны будущий флотоводец уничтожил две вражеские планеты со всем их населением. Одну выжег с орбиты, а на другую сбросил планетарную бомбу. Жуткое оружие, вызывающее цепную реакцию в недрах планеты, в ее раскаленном ядре, превратило планету в облако ионизированного газа. Погибли сотни миллионов людей, как сказали бы любые правозащитники, ни в чем неповинных людей. Может, и так...

Вот только все эти правозащитники как-то забывали сказать, что вся семья фон Шпее погибла в самом начале войны, когда польские штурмовики бомбили немецкие планеты. Вся семья — жена, трехлетний сын, престарелая мать... Брат его тоже погиб, как и прочие немногочисленные защитники планеты, до конца сражаясь на единственной орбитальной крепости, и пока она держалась, вражеские корабли не могли прорваться к планете, но силы были неравны... А потом была бомбежка, был расстрел кораблей с беженцами, была резня, когда поляки выбросили десант. Словом, все прелести польской оккупации жители планеты ощутили на своей шкуре. И все это вскрылось, когда оккупантов все же выбили.

Многие тогда считали, что после гибели родных фон Шпее сошел с катушек, но это было не так. Или так, но лишь отчасти. Молодой капитан поставил своей целью отомстить — и он отомстил, и прозвищем своим гордиться имел полное право. Вот только война для него так никогда и не закончилась.

После уничтожения тех двух планет, когда все кричали о военных преступлениях, вместо отставки и военного трибунала фон Шпее получил следующий чин и новейший тяжелый крейсер. Кайзер поверил в него и не прогадал. А дальше была головокружительная карьера — офицер, не желающий знать ничего, кроме своей профессии и живущий только войной, был, вдобавок, еще и талантлив. Про его лихие рейды слагали легенды не только в Германии, а многие операции, в которых он участвовал, изучались в военных училищах по всему миру. А безжалостность, с которой он расправлялся с любым вражеским кораблем, хоть военным, хоть гражданским, укрепило его репутацию хладнокровного убийцы, именем которого пугают детей. Вот только войны имеют свойство кончаться, а фон Шпее нового образца в мирное время приносил больше проблем, чем пользы.

Однако немцы не были бы немцами, если бы не умели находить применение любому винтику в четко отлаженном механизме своего государства. Прошло не так уж много времени — и фон Шпее обрел себя в новом качестве. Теперь он командовал эскадрой Управления специальных операций, и был вполне доволен судьбой. И им были довольны — в спецслужбах всегда нужны профессиональные убийцы, тем более столь высокого класса. Правда, фон Шпее по-прежнему клинило от вида поляков, и никакие ухищрения психологов не могли помочь, однако препятствием делу это не являлось и карьере его совершенно не вредило. Ну, пристрелит под горячую руку одного-другого пшека — так что с того? Человеку надо время от времени сбрасывать пар, и каждый делает это по-своему. А поляком больше, поляком меньше — какая немцам разница? Им от этого, что называется, ни тепло, ни холодно.

За то время, что Соломин знал немецкого адмирала (а познакомились они почти сразу после войны во время одной совместной операции, и потом им часто случалось работать в одной команде), тот практически не изменился, будто законсервировался в своем возрасте. И, кстати, так и не женился. В этом они с Соломиным были солидарны, хотя и по разным причинам. Друзьями они, конечно, не стали, но относились друг к другу со взаимным уважением и видеть друг друга сейчас были рады.

Как известно, результат работы группы лиц зависит не только и даже не столько от их индивидуальных способностей, сколько от их умения работать в команде. Эта парочка умела вполне и, хотя не пересекалась уже довольно давно, прежних навыков не утратила. В общем, оккупация планеты под видом миротворческой операции была проведена с завидной скоростью. Правда, Соломин не сомневался, что население планеты эти дни будет вспоминать в страшных снах, иначе зачем бы послали именно Палача, но это уже было не его дело, не его заботы и не его проблемы. Кстати, ожидания его фон Шпее вполне оправдал — во всяком случае, патронов его люди, такие же отморозки, как и сам адмирал, не жалели.

Ну а вечером был торжественный прием на борту флагманского корабля немцев, линкора "Дойчланд". Огромный корабль, чудо германской кораблестроительной мысли, размерами даже превосходил "Эскалибур" и мало уступал ему в огневой мощи. Сейчас эта громада величественно плыла на высокой орбите, и Соломин отправился на торжество в сопровождении старших офицеров и почти половины команды. Со стороны был только дон Мигель, "Колумб" которого был единственным судном, уцелевшим после русской, а затем немецкой атак.

Фон Шпее, здоровенный мужик, почти не уступающий ростом Соломину, а телосложением напоминающий профессионального борца, встретил дорогих гостей и союзников у трапа, подкручивая щегольские усы. Они в последнее время вошли в моду у немецких офицеров, и грозный адмирал, похоже, тоже не устоял. Это, кстати, Соломина порадовало — видимо, Палач наконец-то начал оттаивать, и к нему постепенно возвращались человеческие эмоции. Причина такого изменения в характере адмирала выяснилась очень быстро — он, оказывается, недавно во второй раз женился. Женщина, сумевшая растопить сердце сумрачного немца, ждала его дома, и это обстоятельство ему совершенно не мешало. Скорее, наоборот — все, что он делал, служило теперь не только и не столько даже государству или народу, понятиям важным, но, тем не менее, абстрактным, а жизни и безопасности конкретно его семьи. Последнее обстоятельство был для фон Шпее хорошим стимулом и делало его еще более опасным, чем раньше, ибо нет опаснее того, кто защищает свой дом и своих близких. Тем более этот конкретный человек, уже потерявший однажды все, что было ему дорого, и наверняка не желающий терять родных людей снова. Такой не будет размениваться на слова вроде чести и правил — он просто убьет любого, кто постарается причинить его родным хоть малейший вред, и будет прав. Соломин его понимал прекрасно и такой подход мог лишь одобрить.

Встреча и последующий праздник (а как иначе — не каждый день новая планета в государстве появляется) прошли на высшем уровне. Уж что-что, а праздновать немцы умели — в отличие от прошедшего сквозь века махрового рационализма, который они тщательно культивировали, во многом другом их отношение к жизни изменилось очень сильно. Наверное, на это оказали большое влияние австрийцы — Австрия, заключившая еще в начале эры освоения дальнего космоса унию с Германией, была все же совсем другой страной. Ее народ имел свой характер, свои традиции, и культурное влияние австрийцев оказалось очень сильным. В общем, неизвестно, кто на кого повлиял больше, но результат был удачным.

И все же немцы не были бы немцами, не постарайся они совместить приятное с полезным. Соломин, кстати, тоже был не против, шумные застолья в большой компании он не то чтобы не любил — просто они его быстро утомляли, и никакие опыт с воспитанием ситуацию выправить не могли. Нет, он, мог, конечно, сидеть, поднимая тосты и пожирая салаты, долго и упорно, вот только не любил этого. Два, ну три часа — нормально, а потом, как правило, становилось жаль потраченного времени. Так что, когда дежурные тосты за героев (это про русских) и за товарищей по оружию (это про немцев) закончились и поступило конфиденциальное предложение немецкого адмирала продолжить в более узком кругу, Соломин тут же согласился.

Покинув огромный банкетный зал "Дойчланда" и оставив товарищей продолжать веселье вдали от грозного начальственного ока, они тихонечко свалили. И правильно сделали — нечего людей зря смущать. Для русских-то все равно, а вот немцев присутствие адмирала наверняка напрягало. Орднунг, чтоб его, и то, что здесь был не совсем обычный флот, ничего не меняло. Да, нравы на борту "Дойчланда" и других кораблей этой эскадры специального назначения были намного проще. Настолько проще, что кое-кто из немецких адмиралов недовольно морщился, называя в кулуарах ее экипажи корсарами. Зарубежные СМИ, кстати, тоже обвиняли Управление специальных операций в том, что они выпестовали пиратов на государственной службе... Все это было так, но немцы оставались немцами и субординацию понимали хорошо. Ни Соломин, ни фон Шпее не сомневались, что сразу после их ухода веселье разгорится с новой силой и совсем в другом качестве.

Каюта фон Шпее, надо сказать, аскетизмом не поражала. Когда Соломин встречался с адмиралом в последний раз, на линкоре "Зейдлиц", каюта там была куда скромнее — минимум мебели, рабочий стол, жесткая койка, словом, только то, что надо для жизни и работы. Конечно, и сам линкор был поскромнее, но все же...

Сейчас, конечно, жилище адмирала тоже не блистала роскошью, однако это было уже человеческое жилище, а не ангар для тевтонского боевого робота. Даже декоративный камин с искусственным пламенем присутствовал, не говоря уж о вполне пристойном баре с хорошим выбором напитков. Вот ведь как меняет человека семейная жизнь, иногда даже в лучшую сторону. Правда, редко, но это уж как повезет.

Соломин окинул взглядом обстановку, улыбнулся одобрительно и бухнулся в кресло.

— А ты, смотрю, остепенился, на человека стал похож.

— Тебе бы тоже не мешало перерасти свои комплексы, — не остался в долгу немец. — Тебе белое? Красное?

— Нет у меня комплексов. Белое.

— Болтай-болтай. Кого ты убеждаешь? Сухое?

— Мне убеждать никого не надо — я сам себе голова. Сладкое или полусладкое — забыл, что ли?

— Да ладно тебе, — фон Шпее налил Соломину вина, себе плеснул другого, красного, как кровь, и такого же густого, сел напротив. — Сколько лет уже прошло. Пора и забыть. Вздрогнули?

— Давай.

Вино у немцев было исключительно хорошее, хотя и собственного производства, и Соломин выпил его с удовольствием. Напротив смаковал сей дивный напиток немецкий адмирал. С кем другим и не получилось бы так вот посидеть, но с фон Шпее было можно. В конце концов, он русских понимал хорошо — учился в России, программы по обмену работали не первое столетие. Да и вообще, нормальный он мужик, хоть и немец. И не зря предложил уйти — Соломин с усмешкой наблюдал сейчас за капитанским экраном корабельного компьютера — похоже, фон Шпее специально включил его именно в режим статистики. В углу с немецкой педантичностью велся подсчет выпитого, и количество бутылок росло со скоростью пулеметной очереди. Уловив взгляд Соломина, немец ухмыльнулся:

— Пусть народ оттянется — людям надо давать возможность расслабиться, иначе нервные срывы могут стать проблемой.

— Да я в курсе... Самим, кстати, тоже надо иногда отдыхать.

— Согласен. Повторим?

— Давай.

Вторая порция пошла еще лучше. Не закусывая — что для мужчин легкое вино — офицеры достали трубки и синхронно закурили, вводя в тихий ужас вентиляцию.

— И все же, ты не прав, — фон Шпее выпустил вверх длинную струю густого, ароматного дыма. — Человек без семьи — он, знаешь, не совсем полноценный. Я это только сейчас понял.

— Да брось ты, — махнул рукой Соломин. — Ты это и так знал. Просто тебе надо было время, чтобы забыть прошлое. Мы, если честно, все гадали, когда ты придешь в себя.

— Как видишь, пришел... наверное. А ты, я вижу, нет.

— Я давно пришел.

— Кому ты горбатого лепишь? Ладно, это твои дела и твои проблемы. Просто имей в виду: нельзя жить прошлым.

— Без сопливых разберемся, — буркнул немного уязвленный Соломин.

Немец не обиделся, только хохотнул и плеснул еще по одной. Выпили...

— Ладно, давай о деле. Раз уж пошла такая пьянка — ни в жизнь не поверю, что ты меня пригласил только ради того, чтобы посидеть в хорошей тесной компании.

— Я что, такой предсказуемый?

— Ты — немец, для вас дело прежде всего.

— Тоже верно. Ладно, слушай...

И пошел разговор — спокойный, деловой, и вполне предсказуемый. С Петровым капитан все это давно уже обсудил, так что проблем не возникло. Можно было бы и вовсе без Соломина обойтись, решив все на высшем уровне, но все же немцы предпочли разговаривать с непосредственным хозяином Нового Амстердама. Может, решили уважение показать, может, еще что, но, в любом случае, было приятно.

А ведь как просто-то все. Главное, в чем были заинтересованы сейчас немцы — так это в возможности бункеровки и ремонта в этом секторе. Раньше их интересы на него не распространялись, но вот теперь у них здесь есть планета, которую предстоит восстанавливать и подтягивать до потребного уровня, вкладывать деньги... А денег-то и нет, если честно. Точнее, есть, но их придется выдергивать из уже сбалансированного бюджета, что, мягко говоря, проблематично.

А еще для нормального функционирования любой системы, включая и данный конкретный случай, нужны коммуникации. Фортпост Германии в диком космосе — это, конечно, здорово, но он далеко от метрополии, и нужны ремонтные доки на орбите, которые могут обеспечить хотя бы текущий ремонт, и заправочные станции, на которых можно бункероваться. Всего этого здесь и сейчас нет, не зря же с крейсеров в начале операции лупили из главного калибра по всему, что есть на орбите, и не факт, что базы и доки появятся быстро. Опять-таки, все упирается в деньги, точнее, в их отсутствие. Ох и умные люди сидят во главе Российской империи — теперь можно союзника держать на еще более коротком поводке, чем раньше. Хотя бы потому, что сейчас все это, и базы, и доки, и склады есть у некоего пиратского капитана, по совместительству диктатора независимой планеты. И отнять не получится, потому как, будучи формально независимой, планета эта — протекторат Российской империи. Так что, господа, будете вы теперь бункероваться на Новом Амстердаме — об этом, в принципе, и шел разговор.

Но договорились быстро. Да и что там договариваться особо? Соломин не требовал ничего запредельного — разрешение на бункеровку, цены стандартные. Немцев это тоже устраивало. Да и вообще, солдаты между собой всегда договорятся. Обговорили нюансы, подписали бумаги, благо необходимыми полномочиями фон Шпее был наделен в полной мере. Ну и обмыли по старому русскому обычаю — куда же без этого?

В общем, на свой флагман Соломин вернулся усталый, но довольный. Остальные члены экипажа вернулись чуть позже, но он не стал их дожидаться — у капитана на корабле всегда дел больше всех. Хотя бы потому, что он в ответе за весь корабль, а не только за свой пост. И ничего страшного, сделает бот лишний рейс — не обеднеем.

С орбиты новой германской колонии русские корабли снялись лишь два дня спустя — подзадержались немного, чтобы загрузить трофеи. А что, уйти — и сувениров не взять? Как-то это не по-русски. Немцы не препятствовали — в подобных ситуациях они поступали точно так же, и командиры союзных эскадр обговорили все заранее. В общем, когда "Эскалибур", сопровождаемый "Альбатросом", отправился в обратный путь, его трюмы были под завязку забиты всякой всячиной. Соломин даже и предположить не мог, что до места назначения ничего не дойдет.

Да и как бы он мог это предполагать? Кто, простите, заставит русских бросать добычу? Самоубийцы, конечно, в космосе встречаются, но не так уж их и много, да и тот факт, что они могут захотеть что-то сделать, еще не значит, что они сделают хоть что-то. Скорее, наоборот, потому что напасть на русских самоубийство не только гарантированное, но и очень болезненное. Однако всего через сутки Соломин выбросил за борт весь груз, полностью, и сделал это совершенно добровольно, можно сказать, по собственной инициативе. И причина была проста и банальна — трюмы были нужны ему для того, что ценнее любых трофеев.

Что может быть для русского ценнее любых сокровищ? Ответ прост и однозначен — люди, причем не абы кто, а такие же, как и он, русские люди. Не англичане, не французы, даже не немцы — а русские! И это было чересчур фундаментально, чтобы даже такой пират и душегуб, как Соломин, усомнился в необходимости бросать все и идти на помощь своим. Инстинкт, который был выработан еще на заре становления Российской империи — вот, что это было. Именно он позволил вымирающему народу вновь стать величайшим, и именно он в тот момент руководил действиями Соломина больше, чем разум. И плевать, что на содержимое трюмов можно было купить еще один корабль — контейнеры безжалостно выпихнули в космос. Будет время — их найдут и подберут, траектория движения известна и маяки установлены, ну а не будет — значит, не судьба. Не все, далеко не все в этом мире определяется деньгами, есть многое, что выше них.

В космосе случается всякое, и люди — далеко не первая раса, вышедшая в космос. В этом они убедились очень быстро, стуча по рукам, щупальцам и псевдоподиям тех, кто вылез из своих миров чуть-чуть раньше. Ну а потом, набравшись сил, затвердили урок, лупя по лицам, мордам и прочим частям тел соседей, которые вылезли намного раньше. Ну а что делать — свое место в этой галактике надо было завоевать и удержать.

Однако руины, оставшиеся после того, как люди выжгли миры агрессивных соседей, были вполне обычным явлением. Их исползали вдоль и поперек сначала военные, потом ученые — за технологиями разгромленных соседей всегда шла охота. Даже если вцелом эти соседи и были развиты хуже людей, можно было найти у них что-то интересное. Пусть редко, но и в навозе можно найти алмаз.

Но встречались в космосе останки цивилизаций, погибших задолго до того, как человечество вышло в космос, а некоторые и до того, как первый примат взял в руку палку и дал по башке соседу, положив тем самым начало техническому прогрессу. Как и почему они гибли? Да по-разному. Кого-то смела с лица вселенной война, кого-то разнообразные катаклизмы, кого-то — банальное вырождение. Иные из этих цивилизаций не успевали даже оторваться от поверхности своей планеты, другие ухитрялись заселить колоссальные области пространства, намного превосходящие владения человечества. А еще встречались среди них те, чей уровень развития и причина гибели оставались загадкой.

Всевозможные строения и прочие следы существования этих цивилизаций тоже исследовались, и очень тщательно, однако, насколько было известно Соломину, ни разу ничего серьезного в них не находили. Время — очень хороший дезинфектор, и за тысячи, а порой и миллионы лет ничего серьезного просто не оставалось. Во всяком случае, археологи ничем значительным похвастаться не могли, в очередной раз доказав, что затраты на них окупаются крайне редко. Даже на мертвых кораблях, которые, порой, находили в космосе, редко удавалось найти хоть один действующий или хотя бы ремонтопригодный механизм. Даже обшивка порой была в таком состоянии, что пальцем ткни — пробьешь насквозь. Космическая пыль, газ, метеоры и даже постепенный уход частиц металла в вакуум за такое время превращали звездолеты в металлолом.

Но у каждого правила есть исключения. В данном конкретном случае исключением стала планета Брахмапутра, находящаяся на самой границе индийского сектора с диким космосом и названная в честь одной из великих рек, когда-то полноводной и могучей, а сейчас пересохшей и исчезнувшей с карты планеты. Индийцы, колонизировавшие эту планету, дали ей такое название как символ возрождения своей Родины. Они вообще любили такой вот символизм, хотя по факту толку от него было меньше, чем от разбавленного пива. От того хоти в туалет охота, а от того, что планете название со смыслом дали, вообще ничего не изменилось.

А что поделать... Индусы были многочисленны, но, за редким исключением, не слишком хороши. В смысле, ни в чем не хороши. Как солдаты... Ну, элитные части есть у каждого государства, и они примерно равны друг другу, но средний уровень уроженцев Индии был низким. Их звездолеты летали недалеко и небыстро — и не из-за того, что были плохи. Как раз наоборот — те из них, что были куплены за рубежом, являлись очень неплохими образцами кораблестроения. Просто возможности звездолета зависят от прокладки между креслом и штурвалом, а вот она-то как раз подкачала. Учитывая, что даже Китаю Индия бездарно слила две войны, удивительно, как ее вообще не стерли в порошок.

И если бы только как военные... Как инженеры индусы тоже не славились. То есть, опять же, были первоклассные спецы, но средний уровень заставил бы впасть в уныние даже больного на всю голову оптимиста. Отсюда уровень промышленности, наука... Ну и размеры территории оказались ниже среднего. В общем, выродились. Когда-то великий Советский Союз помогал им, но когда в нем начались проблемы, Индия кинула старшего брата. Выровнявшись, русские не стали мстить — они просто оставили тех вариться в собственном соку, и безо всяких эмоций наблюдали за их угасанием.

В общем, планета Брахмапутра оказалась результатом как раз таких вот процессов, и все бы ничего, если бы не паршивое обстоятельство — на ней нашли комплекс сооружений достаточно древней цивилизации, ушедшей в небытие примерно за полтысячи лет да начала космической экспансии человечества. И комплекс этот, имеющий систему авторемонта и самовоспроизводства ремонтных механизмов, сохранился во вполне приличном состоянии. Вот только для чего он был предназначен и почему законсервирован, осталось совершенно неясно.

Вторым обстоятельством, еще более испортившим общую картину, оказалось то, что индусы полезли исследовать чужую технику своими силами. Ну и то ли комплекс ожил и начал выполнять заложенную в него функцию, то ли просто сработала программа самоуничтожения, но эффект получился, как от планетарной бомбы, которыми люди частенько взрывали планеты иных рас, а иногда и друг друга. В недрах планеты запустилась цепная реакция, и остановить ее не было никакой возможности — такими технологиями человечество пока не обладало. Единственным отличием было то, что реакция шла заметно медленнее, чем при использовании бомб, похоже, аппаратура мертвой цивилизации каким-то образом регулировала этот процесс. Однако все же он развивался неотвратимо, и точка невозврата была давно уже пройдена, планета была обречена.

В принципе, русских это волновать было не должно, индусы сами вляпались — им самим и выбираться. Но вот ведь незадача, на планете в тот момент находилось почти десять тысяч русских. Вот так вот неожиданно русским вышла боком технологическая отсталость индусов — на этой планете они собирались строить крупнейший химический комплекс в секторе, который должен был занять почти целый континент размером не меньше Австралии, и закупили его с нуля. Закупили у самой передовой державы, у русских — они вообще продавали на сторону много устаревшего оборудования. Русские же его и привезли, и налаживали, и все это сложилось таким вот неудачным образом. Просто оказались не в то время не в том месте — бывает.

По всем расчетам, для того, чтобы провести эвакуацию, требовалось не меньше месяца и флот из пары десятков лайнеров. Если верить расчетам, планете оставалось жить три дня, и в распоряжении ее правительства было пять старых каботажников. Вдесятеро меньше сил и средств, чем надо, да еще следовало учесть, что три дня — прогноз оптимистичный. В любой момент процесс мог ускориться, и тогда планета могла взорваться в считанные минуты. В общем, ситуация аховая, но это для местных. Русских же требовалось вывезти любой ценой — империя своих не бросает и наизнанку вывернется ради них. Вот только русских кораблей поблизости не было, зато рядом оказался Соломин, и теперь его крейсера, надрывая двигатели на форсаже, шли на помощь обреченной планете.

В систему они вошли по наикратчайшему пути, не продираясь сквозь плоскость эклиптики, а зайдя поперек нее. Вообще, можно были и не заморачиваться так — здесь были легкие для навигации условия, всего пара газовых гигантов, минимум астероидов и метеорных потоков. Ну и Брахмапутра, разумеется. К ее орбите и устремились русские корабли — это было опасно, ведь если планета все же рванет в момент, когда корабли окажутся в непосредственной близости, да еще и будут принимать людей, не прикрытые из-за этого защитными полями, то уйти от удара они не успеют. Учитывая же, какая энергия будет высвобождена в момент взрыва, корабли просто испарятся. Однако никаких сомнений в правильности действий ни у кого не возникло — чтобы успеть вытащить своих, надо было максимально ускорить процесс перевозки людей. А для этого требовалось сделать плечо для броска ботов минимальным, а значит, надо было ложиться на низкую орбиту. К черту экологию, которую наверняка испохабят двигатели кораблей — все равно очень скоро планета исчезнет, и экология вместе с ней. Люди, люди и еще раз люди — вот что имело сейчас значение, остальным можно было пожертвовать. И потому корабли еще завершали маневр, а армада ботов всех типов устремилась к космодрому промышленного континента Брахмапутры, чтобы принять первую партию беженцев.

Однако начали не с вывоза людей — с первой партией ботов на планету ушла десантная группа, охранять периметр зоны посадки. И действие это было совсем не лишним — здесь было слишком много людей, и все хотели жить. Перед Соломиным стоял выбор: кого спасать, и нельзя сказать, что выбор этот был сложным.

Возможности корабля перевозить людей складываются из двух факторов: собственно его внутреннего пространства и мощности системы жизнеобеспечения. Военные корабли имеют систему жизнеобеспечения, спроектированную с большим запасом, плюс аварийные гибернаторы из расчета на весь экипаж. Получалось, что часть спасенных проделает путь с комфортом, в состоянии анабиоза. Остальных придется размещать где попало, точнее, где получится. По всем расчетам, на двух крейсерах можно было относительно комфортно разместить около пятнадцати тысяч человек, или двадцать, но набивая людей как сельдей в бочку и обеспечивая им воздуха только чтоб не задохнуться и воды чтоб не превратиться в мумии.

Итак, десять тысяч человек сядут на русские корабли в любом случае — эти корабли за ними и прилетели. Десять тысяч инженеров и рабочих, плюс какое-то количество членов их семей. Некоторые взяли с собой семьи, а зря, как оказалось, ну да всего не предусмотришь.

После того, как последний русский поднимется на борт корабля, и ни минутой раньше, придет черед местных. Ну, не звери же Соломин и его люди — примут, сколько могут. Правда, при условии, что процесс в недрах планеты не достигнет критического уровня — тогда крейсера будут до последнего вытаскивать своих, и не станут рисковать ими ради непонятно кого.

За состоянием планетарного ядра следят с корабля, следит за ним и местная исследовательская станция. Рядом с ними неотрывно дежурит малый разведбот, прозванный в народе "Бешеной табуреткой" — без установленной на станции аппаратуры невозможно точно определить, когда будет взрыв, а осваивать ее у русских нет времени. Поэтому дежурят индусы — им обещали, что вывезут их и их семьи. Русские держат слово, это известно всем, и персонал не волнуется, делает свою работу, они-то выживут точно. А семьи... Семьи уже вывезли, чтобы не терять потом времени.

Но и всех подряд на борт никто принимать не собирается. Сначала — дети, как можно больше детей. С ними много проблем, но они занимают меньше места, им надо меньше воздуха и воды. Потом — женщины, причем молодые, чтобы ухаживали за детьми. Ну и плюс — у них детородный возраст, что выгодно с точки зрения выживаемости человечества, как вида. Никаких эмоций — один голый расчет. Ну а потом... Да не будет никакого потом, чего уж себя-то обманывать. Даже детей не факт, что удастся вытащить всех, что собрались сейчас в районе космодрома. Время, время и еще раз время, оно важнее даже, чем все прочие ограничения, вместе взятые.

А хуже всего то, что местные не понимают простой истины: их номер — десятый. Да, они хотят жить, и они лезут на охраняемый периметр, не понимая, что никто не станет ради них бросать своих. И десантники стреляют, вначале поверх голов, но когда это перестает помогать, звучат выстрелы на поражение. Толпа откатывается, давя друг друга, бурлит, но лежащие на бетонных плитах обожженные трупы пока что сдерживают ее порыв. Ведь взрыв планеты — это еще нечто абстрактное, он произойдет еще не сейчас, через несколько дней, а безликие, закованные в матовую боевую броню десантники с бластерами наперевес — вот они. И они уже стреляют.

Тем временем на космодроме идет погрузка на боты. Именно погрузка — посадкой это назвать нельзя. Паники нет, нет и беспорядков, все четко организовано — уж что-что, а спасательные операции проводить русские за свою историю научились. Однако людей, загоняя в боты, буквально трамбуют. Из ботов еще на кораблях сняли все лишнее, включая сидения — так больше влезет людей. Машины взлетают с бешеной перегрузкой, и что чувствуют пассажиры страшно даже представить, ну да лучше грязный гюйс на шее, чем красивый флаг на гробе. Все это понимают и не пытаются роптать. Можно потерпеть, не так это и долго.

На борту их уже ждут — быстро, быстро, вывести людей из бота и увести с посадочной палубы, пока не прибыла следующая машина. А потом самое сложное — всю эту ораву надо как-то разместить на неприспособленном для этого корабле. Максимум, который может принять "Эскалибур" сверх экипажа — две тысячи человек, да и то эта возможность предусмотрена на случай, если придется зачем-то перевозить группу неприхотливых десантников. Возможности "Альбатроса" еще скромнее, но и он принимает людей, на его палубах работа кипит ничуть не меньше, чем на флагмане.

Приходится потесниться — людей размещают в каютах экипажа, в помещениях для десантников, в кают-компании и на гауптвахте... Единственные места, где не селят — это медотсек и помещения, откуда идет управление кораблем. Рубки, мостик, посты управления огнем, машинное отделение — там гражданским делать нечего, это уже вопрос выживания всего корабля, все же прочие помещения стремительно заполняются народом.

И этим людям еще повезло, их селят в более-менее человеческих условиях. Лучшее — своим! А вот индусов придется размещать в трюмах — а где еще? Боевой корабль — не лайнер, особых удобств не предусмотрено.

Между тем на планете десантники справлялись уже с трудом, выстрелы гремели почти непрерывно. Похоже, местные окончательно уверились, что русские, забрав своих, немедленно покинут планету, и это их никак не устраивало. Десантники вели огонь на поражение, в ответ тоже зазвучали выстрелы — кто-то пришел с оружием, надеясь, очевидно, силой добыть себе место на корабле. Однако причинить вред хорошо защищенным десантникам им не удалось, и волна нападающих отхлынула, как прибой от утеса. Не хватило им духу, не хватило, а ведь был шанс завалить немногочисленных десантников трупами, смять числом и прорваться. Но — не смогли, и эвакуация, не прерывавшаяся ни на минуту, продолжилась в нормальном ритме.

Но вот последний русский вывезен, пришел черед местных. И вот тут начался самый настоящий бардак. Русские не боялись — их страх прошел, как только прибыли корабли. Они знали, что их спасут. Местные же готовы были вцепиться друг другу в глотки за место в боте, воистину, страх лишает разума. Но русские смогли навести порядок и сейчас. Развернулись огневые башни стоящих на космодроме ботов — и первые ряды толпы исчезли в пламени. Они состояли почти сплошь из мужчин, здоровых, сильных мужчин, которые, оттеснив более слабых сородичей, пытались первыми попасть на борт. Они попали первыми. В лучший из миров.

Это жестоко — но это необходимо, нет ничего страшнее толпы. И ошарашенная громом и вспышками толпа остановилась, мгновенно придя в себя. А дальше вновь пошла в ход жестокая необходимость.

Дети. От трех до четырнадцати. Меньше — нет смысла, они просто не переживут полет. Больше — это уже, простите, не дети. Плач, вопли... Одна женщина на двадцать детей — чтоб было кому ухаживать. А народ все прибывает, и снова звучат выстрелы... А самое паршивое, что детей все привозят и привозят. Кто-то ведь сохранил остатки разума и старается теперь спасти как можно больше именно детей. И всех не вывезти никак — просто не успеть!

Работа была воистину адова, но к середине третьих суток Соломин отдал приказ отходить. Не потому, что планета взорвется через минуту — ученые гарантировали минимум восемнадцать часов. Нет, все проще — два корабля приняли на борт двадцать четыре тысячи шестьсот человек, десять тысяч своих и четырнадцать с лишним тысяч индусов, слегка разбавленных представителями других народов. Больше, чем рассчитывали, но дети все же занимают места и потребляют ресурсов меньше, чем взрослые, да и рука не поднималась оттолкнуть их. Выделили часть помещений в машинном отделении. Заблокировали системы управления огнем и внешние терминалы — и пустили людей на боевые посты и на мостик, сами ютясь в боевой рубке. Но корабль не резиновый, а система жизнеобеспечения — не вечный двигатель. И вот пошел приказ — и боты опустились на планету, чтобы забрать десант. Эвакуировалась база сейсмологов. Все. Надо было уходить, ничем помочь они больше не могли.

Это было страшно — уходить, осыпаемыми проклятиями, хотя проклинать индусам следовало бы не русских, а собственную метрополию, так и не приславшую ни одного корабля. А ведь могли, но — не прислали. И другим наплевать, да и в любом случае не успели бы. Это чистая случайность, что рядом оказались русские пираты, но теперь уходили и они. Последними спасенными оказались сотрудники космопорта — те, кто безо всяких понуканий и обещаний до конца были на своих рабочих местах, те, без которых эвакуацию проводить было бы стократ сложнее. Десантники буквально выдернули их с рабочих мест и закинули в боты — такие люди погибать не должны. А потом старт, стыковка со своими кораблями — и прочь, прочь из системы. А Брахмапутра взорвалась только через сутки.

Сразу после старта Соломину предстояло решить, куда вести набитый под завязку людьми корабль. С одной стороны, индийская метрополия была достаточно близко, четыре дня боевого хода до ближайшей планеты. С другой, он не был уверен, что его там примут с распростертыми объятиями. Индусам он не доверял — станция дальней связи на Брахмапутре действовала в автоматическом режиме и до конца передавала кадры того, что происходило в космопорту. Очень компрометирующие кадры, особенно когда по мирным жителям стреляли. И не докажешь никому, что не было другого выхода. Да, конечно, он русский, но когда их порвут на волне народного гнева... Империя отомстит, отомстит обязательно, императору даже в голову не придет поступить иначе или хотя бы придержать своих адмиралов. Русская кровь не останется неотмщенной, чересчур уж это фундаментально, но будет это потом, и месть ничего не исправит. А то, что найдутся подонки, которые захотят сыграть на происшедшем и разыграть русскую карту, капитан ни на миг не сомневался. Их вряд ли будут волновать жизни тех, кто потом погибнет под русскими бомбами — политические дивиденды важнее.

С другой стороны, курс на владения Российской империи был чреват другими проблемами. Неделя ходу при перегруженной системе жизнеобеспечения, когда воду приходится выдавать по урезанной норме, менее ста граммов в сутки, и поменьше двигаться, чтобы не расходовать зря кислород. Не дай Великий Космос, что случится — и как тогда быть? А ведь вероятность подобного исхода увеличивалась с каждым лишним часом. Да и дома по головке не погладят — ведь всех этих людей надо принять, прогнать через карантин, поселить, снабдить хотя бы минимальными средствами для жизни. Потом их как-то надо будет отправить в Индию... А ведь это еще, в большинстве, и дети. Ладно, тот вопрос, что он привез с собой толпу, по большому счету, ненужных Российской империи нахлебников, еще замнут, но геморрою все равно будет в пять слоев. И все же, по здравому размышлению, путь в империю выглядел предпочтительнее, к тому же, все равно Соломину нужно было прибыть в империю для все того же серьезного разговора, и решение было принято. Русские корабли возвращались туда, где были когда-то построены. Русские возвращались домой.

Чуть позже. Место не установлено.

— Ну что же, наш общий знакомый опять вляпался в историю...

— Да уж, ему на это прямо везет.

— В одной старой книге я читал, что везение или невезение — это физическая величина, не менее реальная, чем любая другая. Как бы это нам впоследствии не помешало.

— Я не думаю, что все это так уж страшно. Пока что он справлялся со всем, за что брался. Не волнуйтесь, наш капитан — серьезный профессионал...

— Кому вы это рассказываете? Думаю, я знаю его как минимум не хуже вас. Вызов, кстати, ушел к нему давным-давно. Как скоро он будет здесь? И вообще, почему он отправился решать вначале свои да ваши дела?

— Ну, во-первых, они не терпели отлагательств, а во-вторых, позволю напомнить, вы сформулировали вызов как приглашение. Так что...

— Вы что там, совсем одичали в ваших Европах? Мое приглашение положено выполнять по команде бегом! Эх, не будь я таким отходчивым...

— Так точно!

— Что так точно? Что так точно? У моего деда вы давно бы орлов с погон лишились. Ладно, замнем пока что. Так когда он прибудет?

— Думаю, через два-три дня его корабль войдет в пределы империи. Вряд ли он попрется сюда со своим табором на борту — значит, высадит их на первой попавшейся планете...

— И какая планета будет первой попавшейся?

— Северная Пальмира.

— М-дя... многообещающее название. Что там у нас?

— Да, считайте, ничего пока. Населения тысяч сто, может, чуть больше — ее только начали колонизировать. Но принять и разместить смогут всех — сами знаете, строим мы с размахом.

— Очень хорошо. Распорядитесь, чтобы оказали ему всяческое содействие.

— Уже.

— Лихо вы. Нет, я когда-нибудь точно разозлюсь и отучу вас всех принимать решения, не согласовывая со мной.

— Тогда зачем вам надо было требовать от нас проявлять инициативу?

— Требовать, требовать... Будем считать, что я перестарался. Что дальше?

— Дальше он, скорее всего, пробудет у планеты минимум неделю. Пока высадит пассажиров, пока приведет в порядок корабль... Я боюсь даже представить, что творится у него на борту. Ну и экипажу надо отдых дать. Орбитального терминала там нет, поэтому какое-то время провозится.

— Хорошо. Дальше?

— А дальше ему неделю еще добираться, если, конечно, двигатели форсировать не будет. Но без крайней нужды, я думаю, он этим не станет заниматься — выигрыш во времени невелик, а перебирать двигатель лишний раз... ну, сами понимаете.

— Понимаю, естественно — сам не первый год в космосе.

— Да я знаю.

— Все-то вы, разведчики, знаете. Ладно, подготовьте встречу. И постарайтесь, чтобы он сразу отправился ко мне, а не зарулил по дороге в какой-нибудь кабак с борделем. А то знаю я вас, пиратов...

— Я не пират.

— А работаете так, что любой пират от зависти удавится. Ладно, действуйте.

— Слушаюсь! Разрешите идти?

— Идите уж... И не забудьте — сразу ко мне. Бордели он и потом навестить сможет, если времени хватит и сил.

Конец второй части.

Солдаты великой империи.

Глава 1. Придворные танцы.

Мне так сегодня наплевать на короля

Но в замке счастливо не пожили мы с ней

Король в поход послал на сотни долгих дней

Не ждет меня мой идеал

Ведь он король, а я вассал

И рано видимо плевать на королей

(В.Высоцкий)

Соломин рассматривал дом с некоторой не то чтобы тоской — скорее, с ностальгией. Нет, он никогда в нем не жил и вообще бывал здесь считанные разы, но все же этот дом значил для него очень многое. Наверное, и не только для него — для очень узкого, но всем известного круга людей. Людей, о которых знали все, но вряд ли хоть кто-то со стороны смог бы назвать более десятка имен из их числа. Проще говоря, этот дом был родовым гнездом императорской фамилии, местом, где, собственно, и жил император и где принимались все наиболее важные для человечества решения.

Вообще, спросите у любого: "где живет император" — и он почти наверняка не задумываясь ответит — "в столице, во дворце". Простой, всем понятный и очевидный ответ, который даст среднестатистический и средне информированный человек. И будет неправ.

Дворец — это парадное жилище. Там проводятся встречи, приемы, праздники... Собрание новейших технологий, шедевр архитектуры, роскошь, комфорт... А вы попробуйте пожить в таком здании. Ощущения — как от громадного общежития. Там от одной прислуги не протолкнуться, и не пошлешь ее подальше — по этикету положено. В общем, приемы там проводить можно, а вот жить и работать — затруднительно.

На самом деле для жилья император пользовался этим вот домом — небольшим, двухэтажным, архаичным, но очень удобным и уютным. То, что надо, в общем. Соломин вообще заметил, что большинство сильных мира сего предпочитают уединенные жилища, подобные этому. На Новом Амстердаме было, к примеру, то же самое. Не все, конечно, но большинство — все-таки каждому надо иметь место, где можно не думать о том, как на туфлях шнурки завязаны, а по-простому сунуть ноги в стоптанные, но удобные и привычные тапочки и хоть немного побыть самим собой.

Дверь негромко скрипнула, на высокое крыльцо вышел человек, мало похожий на Соломина — разве только ростом и комплекцией. Оперся на перила, с интересом посмотрел на пиратского капитана и небрежно спросил:

— Ну и чего ты встал? Может, окажешь нам, сирым да убогим, честь и войдешь?

— Да легко, — фыркнул капитан. Некоторую неловкость, которая присутствовала в первый момент, как рукой сняло. Сейчас перед ним был не грозный император, которого необходимо бояться и благоволить, а старый товарищ по юношеским похождениям и военному училищу. В конце концов, чьи койки стояли рядом и кто прикрывал друг друга во время самоволок? Вот то-то. Конечно, все течет, все меняется, и люди меняются, и ситуации, но сейчас капитан Соломин чувствовал себя так же легко, как в далекой безбашенной молодости, когда и небо, как известно, было голубее, и трава зеленее, и женщины прекраснее.

А ведь какое мрачное у него было настроение, когда они сюда летели. Точнее, паршивое настроение началось еще в тот момент, когда они, выбросив груз, сменили курс и пошли к Брахмапутре, но тогда у него не было особо времени на переживания, равно как и не было их потом, во время приема людей. Пахали они все, как проклятые, а работа, как известно, лучшее лекарство от депрессии вообще и от дурных мыслей в частности.

Вот только последовавшая за этим неделя в набитом людьми и воняющим потом и прочими прелестями переполненного транспортного средства корабле настроения не прибавила совершенно. Что перелет будет тяжелым, Соломин понимал изначально, но что он обернется фактически адом, заполненном постоянными жалобами на всевозможные проблемы, писками постоянно желающих пить, в туалет, непрерывно болеющих и столь же непрерывно лезущих во все щели детей он и не предполагал. Естественно, что не предполагал — как-никак, он привык иметь дело с людьми военными, понимающими значение слова дисциплина, с гражданскими тоже мог, но с детским садом переростком, да в котором, вдобавок, всего не хватает, и даже спать приходится посменно... Нет, такого он не мог увидеть даже в страшном сне. Впрочем, действительность часто бывает хуже самых мрачных прогнозов, эту истину Соломин усвоил давно и отнесся к ситуации стоически, просто стараясь по возможности не выходить со своего поста. Да и некуда было выходить, даже спал он в своем кресле — все остальные места были заняты. Хорошо хоть, за время перелета никто из детей не погиб, а то и вовсе хреново бы стало.

Системы жизнеобеспечения, кстати, были выше всяких похвал, да и на Северной Пальмире, ближайшей русской планете, их уже ждали. Для встречи эвакуационных кораблей был поднят весь имеющийся под рукой каботажный флот, и разгрузили их в рекордно короткие сроки. Сутки в бешеном темпе — и дело сделано. Правда, сама планета была невелика, но резервный жилой фонд имелся, запасы продуктов — тоже, да и производили сейчас на ней продовольствия в разы больше, чем требовалось, так что проблемы были, в первую очередь, с тем, что все же дети требуют чуточку другого подхода, чем взрослые. Все остальное было решаемо в рабочем порядке.

На орбите проторчали неделю — приводили корабли в порядок, делали профилактику оборудования, да и экипажам отдых дали. Правда, здесь еще не было орбитального терминала, но зато и правила были попроще — вылететь на планету можно было в обычном корабельном боте, ни у кого не запрашивая разрешения.

Приняли их, кстати, исключительно хорошо. Достаточно сказать, что каждый раз тех, кто отправлялся на планету, поили до безобразия. Соломин не препятствовал — людям надо было расслабиться, однако сам он так на планету и не спустился ни разу. Дела, дела... А проще говоря, он не хотел пить и, вдобавок, сильно нервничал из-за предстоящей встречи. Все же мало ли что — от сильных мира сего лучше держаться подальше. От них ведь и проблемы бывают недетские.

Дальнейший путь в империю Соломин проделал на борту "Альбатроса". "Эскалибур" отправился, чтобы попытаться подобрать сброшенный груз, ну и еще капитану не хотелось вести свой лучший корабль в империю — мало ли что... Пожертвовать "Альбатросом" еще можно было, но рисковать самым мощным своим кораблем Соломину не хотелось. Возможно, это была паранойя, но кочевая жизнь научила его осторожности.

Во время полета к столице Соломин испытал абсолютно незнакомое ему в последнее время чувство — ему было неуютно чувствовать себя слабым. За годы скитаний в диком космосе он привык, что все, кто вольно или невольно оказались на его пути, просто обязаны трепетать перед мощью русского корабля. Сейчас же пространство патрулировали эскадры, в составе которых были корабли, способные одним ударом переломить хребет и "Альбатросу", и "Эскалибуру". Нет, они были свои, но все же непривычно как-то, отвык. Хотя, с другой стороны, можно было не опасаться удара в спину — несомненный плюс.

И вот теперь его опасения как-то сразу сошли на нет. Император Радислав вновь превратился в Славку — нормального парня, а мир заиграл красками. Великое дело спокойствие.

— Пить будешь?

— Давай.

— Давать тебе жена будет... Чего налить?

— Как будто ты моих вкусов не знаешь, — усмехнулся Соломин, вольготно располагаясь на диване. — Или забыл?

— Немудрено забыть-то, — фыркнул император, ловко смешивая коктейль. — Сколько мы с тобой уже не виделись?

— Столько не живут. Рассказывай.

— О чем? Вот ведь... Не отвлекай — я ликера переборщил. Лучше сам рассказывай.

— Что я могу тебе интересного рассказать? Как будто ты и так не получаешь информацию обо мне сплошным потоком.

— Не переоценивай свою значимость, — император встряхнул шейкер и ловко разлил получившуюся смесь по бокалам. — В масштабах страны ты — всего лишь эпизод. Важный, многообещающий, но эпизод.

— Ну спасибо, успокоил, — саркастически улыбнулся Соломин, принимая бокал и опуская в него трубочку. Осторожно попробовал, поморщился, — не ликера ты переборщил, а лимонного сока. Ты мне скажи, сколько ты уже этот коктейль не смешивал?

— Несколько лет, со дня нашего последнего разговора. А почему успокоил, скажи на милость?

— Да не люблю быть в центре внимания. При моей профессии это, знаешь ли, противопоказано. Я, если ты не забыл еще, не на государственной службе сейчас.

— А зря.

— Сам и выпер.

— А что еще с тобой делать было? Знаешь, сколько людей вообще предлагали тебя убрать? Серьезных людей, не то что ты, гопота... Скажи спасибо, что я сумел обойтись без трупов. Чуть самого с трона не попросили, за мягкотелость. Цени.

— Ценю. И что ты с этого поимел?

— Я?

— Ты, ты. И не изображай из себя оскорбленную невинность. Ты, конечно, мог воспылать братскими чувствами, но, бьюсь об заклад, своего ты не упустил. И вряд ли дело ограничивается теми мелкими услугами, которые я оказывал разведке, да и трофеями я не особо с родным государством делился. Значит, было что-то еще, ты слишком умный, чтобы не использовать любую ситуацию в своих интересах.

— Ты тоже не дурак.

— Так ведь родственники.

— Кстати, а делиться от тебя особо и не требовали. Люди вообще делением не размножаются.

— Слушай, императорская морда...

— И не спорь — спорами размножаются только папоротники.

Два родственника посмотрели друг на друга и расхохотались, как мальчишки.

— Ты все такая же язва, — выдал, наконец, вытирая слезы, Соломин.

— А здесь без чувства юмора с тоски загнуться можно, — в тон ему отозвался император. — Ладно, допивай коктейль, наливай кофе и будем о деле разговаривать.

Соломин кивнул, не торопясь допил содержимое бокала и занялся кофе, благо оборудовано на кухне все было как надо. Минут через двадцать две высокие договаривающиеся стороны сидели у столика, маленькими глотками пили обжигающий напиток и трепались ни о чем. Но всему на свете приходит конец — кончился и кофе. В тот момент, когда император отставил свою чашечку, Соломин понял, что настало время для серьезного разговора.

— Итак, ты хотел узнать, что я поимел с того, что замял твое дело?

— Да, — Соломин откинулся на подушку дивана и с неподдельным интересом посмотрел на собеседника.

— Ну, тут все просто. Во-первых, я тебя врагом никогда не считал. То, что ты думать не всегда склонен — знаю, но подлости от тебя не жду. А во-вторых, не хрен кому-то со стороны требовать крови члена императорской семьи. Я всех, кто это требовал, кстати, как только на троне освоился, отправил в ссылку куда подальше.

— Логично. Семейное дело — это семейное дело.

— Именно так. Кстати, я не прогадал. Вложения в тебя окупились сторицей.

— Ну-ка, с этого места поподробнее.

— А что тут подробнее? Когда мне потребовалось дестабилизировать обстановку в пограничном секторе дикого космоса, то под рукой нашелся человек, которому можно было это поручить. Тебе фамилию капитана, который это сделал назвать, или сам догадаешься?

— Ты хочешь сказать, что меня вели с самого начала?

— Что тебя вести было? Твоя психологическая карта была составлена давным-давно, и регулярно обновлялось. Требовалось только подтолкнуть — и ты сам все сделал. Или ты думаешь, без моего разрешения тебе боевой корабль дали бы? А вот хрен, — император скрутил большую и выразительную фигу и покрутил ее перед носом Соломина. — Братишка, ты всегда на нас работал, даже не подозревая об этом. И справился великолепно! Мы дали тебе возможность вжиться в ситуацию, а дальше адмирал тебя подтолкнул — и ты сам препятствия смахнул, да так, что каток асфальтовый позавидует.

— Стоп. Какой адмирал?

— Ты его знаешь под фамилией Петров. А как его зовут по-настоящему тебе знать не обязательно.

— А почему адмирал?

— Да давно уже адмирал. Лет пять как полный. Не знал? Ну, извини, не все, что можно знать, стоит знать. На, возьми, кстати.

Император выдвинул ящик стола, сунул туда руку и выудил небольшой бумажный сверток. Положил его на стеклянную столешницу и толкнул в сторону Соломина. Сверток проскочил по гладкому стеклу и чуть не слетел на пол, но капитан успел его поймать. Развернул — и поднял на императора удивленный взгляд. В его руках были новенькие золотые погоны с черными орлами, сверкающими рубинами глаз.

— Поздравляю, контр-адмирал.

— Спасибо. Только вот ты не забыл один маленький нюанс?

— Какой?

— Да в отставке я.

— Уже нет. Ты был призван, так же, как и многие другие отставники.

— Это в связи с чем?

— Просто пока ты геройствовал в диком космосе, у нас тут была небольшая война. Или большая, но это уж как посмотреть. К счастью, скоротечная, пару месяцев всего, но мы под это дело призвали немало народу. Так что теперь ты не в отставке, а в действующем резерве. Сам понимаешь, это две большие разницы.

— Оригинально. И с кем воевали?

— С ксеносами. Нашлась тут какая-то новая раса, напала на нас без объявления войны. Уничтожила несколько планет в американском и в нашем секторах. Очень развитая, даже немного развитее нас, но, к счастью, малочисленная — мы их разделали, как бог черепаху. Сожгли им несколько планет — они и лапки кверху. В общем, не в первый раз и, думаю, не в последний.

— Ну да, на любого таракана рано или поздно найдется свой тапок.

— Хуже то, что под это дело зашевелилась еще куча чужих рас, которых мы в свое время притоптали да недотоптали. Так что пришлось обороняться на всех фронтах. И среди нас, в смысле, среди людей нашлись предатели. Короче, геморрой тот еще. Кстати, не замечал в своем секторе ничего необычного с ксеносами?

— Да нет, пожалуй, — задумался на мгновение Соломин. — Разве что церрелов находили не там, где им следует быть.

— Это в смысле, не у параши?

— Именно так. Почему-то они нашлись на корабле одного моего конкурента, но мы сдуру их не допросили.

— Да уж, действительно, сдуру. Ладно, хрен с ними. Потом получишь всю необходимую информацию. А теперь лучше скажи мне: как тебе в роли правителя собственного государства?

— Ну, как тебе сказать... В общем, тяжко, но интересно.

— Значит, понравилось... Ну что же, это хорошо. Потому что следующим твоим заданием, контр-адмирал Соломин, будет создать на основе своей планеты новое государство, способное надежно прикрыть нам фланг.

— Так, а вот с этого места поподробнее, — насторожился Соломин. — Это что же за задание такое? Я ведь не специалист в этих делах — я боевой офицер, и государства создавать не умею.

— Умеешь, не умеешь, а получается у тебя не так и плохо. К тому же, у тебя есть проверенная в деле команда, на которую ты можешь опереться. Людей тебе, если что, подкинем, и техникой тоже поможем.

— Но почему я? Что у вас, спецов нет?

— Специалисты у нас есть. У империи вообще все есть. Только вот как ты думаешь, кто у нас сейчас самая популярная фигура в стране?

— Поверь, если ты скажешь, что это некий капитан Соломин, то я даже не удивлюсь.

— Молодец, умненький мальчик, возьми с полки пирожок. Их там два, тот, что с мясом — посередине.

— Я тебе никогда не говорил, что ты меня своими плоскими остротами достал еще в училище?

— Говорил, и не раз. Твои проблемы. В конце концов, император я или почему? Ладно, не дуйся. Послушал бы ты, как о тебе пишут наши борзописцы, какими эпитетами награждают! "Герой", "Рыцарь в сияющих доспехах, идущий в бой с открытым забралом", "Офицер, возрождающий дух создателей Империи"... Можешь поверить, это далеко не самые громкие слова, сказанные в твою честь.

— Ну и зачем это вам понадобилось? — Соломин смотрел на императора с неподдельным интересом. — Ни в жизнь не поверю, что они додумались до этого сами, а не получили тяжелым сапогом под зад.

— Пропаганда. Всего лишь пропаганда. Империя жива до тех пор, пока развивается, пока ее граждане не скатываются к состоянию примитивных жвачных. Ты знаешь, сколько молодежи после твоих лихих эскапад подали заявления в военные училища? У нас лет тридцать, а то и больше, таких конкурсов не было. Нам надо воспитывать новое поколение конкистадоров, и твой пример подходит идеально.

— Однако ты жук...

— Ну, какой уж есть. Однако, так уж получается, что из тебя создали брэнд, и потому будем тебя прокачивать и дальше.

— А конкретика есть? А то слова — одно, а вот конкретные цифры — совсем другое. Сколько штыков, танков, боевых кораблей я получу? И чем за это мне придется платить?

— Молодец, правильно мыслишь. Конкретика, говоришь... С кораблями все просто. Новых не дадим ни одного, уж извини. У нас в той войне потери были бешеные, мы потеряли почти треть флота. Сейчас верфи работают с полной загрузкой, и справляются с трудом. Как ни цинично звучит, но радует только то, что остальные потеряли как бы не больше. Так что если у кого-то и появилась мысль воспользоваться нашим временным ослаблением и напасть, сделать эту пакость ему банально нечем. Пускай сидят и онанируют на несбыточное, — император сделал в пространство неприличный жест. — Ладно, это лирика. В общем, новых кораблей не дам, просто нечего давать, но из консервации бери, что нужно, плату не потребую. Старье, конечно, но не хуже лучших импортных образцов, сам понимаешь. Ремонт и модернизация — за твой счет.

— Логично. А с остальным что? Армия и флот — это не только набор старых кораблей.

— По прочей технике — опять же, возьмешь из консервации. Потом с Петровым обговоришь нюансы. С людьми... С людьми сложнее. Сам понимаешь, если ты будешь действовать, как русский адмирал, то мы потеряем те преимущества, которые дает твое нынешнее положение. Сейчас у тебя развязаны руки, а так — придется соблюдать правила, сам знаешь. А если будешь работать самостоятельно — то военнослужащих мы тебе дать не можем. Соблазнится некоторое количество отставников, для формирования пехоты, как в прошлый раз, дадим какое-то количество зэков, но, в любом случае, этого мало. Так что придется тебе армию на месте формировать. Из местных, как понимаешь, кадров.

— Это уже хуже. Все-таки они не столь надежны, да и к тихой сытой жизни привыкли.

— Ничего, справишься. Но вообще, есть одна лазейка. Я тебе ведь говорил про то, что у нас сейчас избыток желающих служить. Помнишь?

— Ну, было дело.

— Так вот, поступило предложение организовать училища с ускоренным курсом подготовки. Конечно, укороченная программа — это не то, к чему ты привык, но все же лучше, чем ничего. Да и не такая уж она и укороченная будет. В общем, тех, кого отбракуют при наборе в полноценные военные училища, мы прогоняем через ускоренный курс, а потом выводим в резерв. А дальше они могут двигать к тебе. Будут официально считаться наемниками. Годится?

— Надо подумать.

— Думай, время еще есть, — император налил себе еще порцию уже изрядно остывшего кофе. — Но это все равно не сразу.

— Понятное дело. А теперь давай о нехорошем.

— В смысле?

— Не притворяйся простаком. Каковы будут мои задачи?

— Ах, это... Да, в принципе, все просто. Ты у нас шуруешь в секторе дикого космоса — так мне надо, чтобы он перестал быть диким. Объединишь его под своей рукой, организуешь вместо своего маленького вассального государства тоже вассальное, но большое и сильное. В общем, все то же, что ты делал, но в большем масштабе. Сумеешь?

— Ох и крови прольется...

— Главное, чтобы эта кровь не была русской, ни сейчас, ни в дальнейшем. Нам нужен помощник, готовый реально поддержать нас в случае войны и не сосущий из империи деньги. Остальное — на твое усмотрение.

— Не боишься?

— Чего?

— Все мы смертны, а если, точнее, когда я умру, с таким союзником могут начаться проблемы.

— Думали уже. Спецслужбы у тебя будут наши. Филиалы имперских. Профессионалы смогут и тебе помочь, и потом, если что, не дадут твоему делу в штопор свалиться.

— Ну что же, такой вариант меня устраивает. Считай, предварительное согласие у тебя есть. Потом обсудим подробнее.

— Я так и знал, что ты согласишься. Теперь еще один нюанс. Раз уж мы создаем брэнд, то он должен быть со всех сторон полноценным. Диктатор — это, конечно, хорошо, но король или, к примеру, князь — намного лучше. Дело, конечно, не в названии, но королевская династия подразумевает преемственность поколений и возможность не оборачиваться на многие мелочи.

— Король — значит, король, ничего не имею против. Но не сразу. Соберу под рукой еще несколько планет — и коронуюсь. Пока рано — согласись, с одной планетой громкий титул выглядит смешно.

— Хорошо. Надеюсь, ты справишься достаточно быстро. Опять же, всех твоих людей, с которыми ты начинал, возводим в дворянские достоинства. Тебе нужна собственная аристократия — вот и будет. С тех, кто пришел в составе последнего пополнения, сняты судимости. Как их дальше поощрять сам разберешься.

— Угу. Не переборщишь? Первый негр-дворянин в истории Российской империи — это серьезно.

— Это ты про своего стюарда? Да ничего страшного. Он ведь, я так понимаю, труса не праздновал?

— Нет, конечно. Просто не было такого раньше.

— Не было — значит, будет, не переживай. Да и потом, почему не было? А Пушкин?

— Какой Пушкин?

— Ну, который поэт. У него с предками тоже не все чисто.

— Во-первых, это было давно. Во-вторых, империя была все же другая. В-третьих, не факт, что было — старые хроники порой противоречивы. И в-четвертых, терпеть не могу Пушкина.

— Это еще почему?

— А ты вспомни, сколько его в детстве учить заставляли.

— Да-а... — протянул император, вспоминая нюансы своего образования. — Ладно, пес с ним, с Пушкиным. Чуть не забыл. Ты, кстати, не забудь прихватить несколько человек на большой прием завтра — страна должна знать своих героев. Мы вам ордена на грудь вешать будем.

— Угу. Притащу взвод десанта.

— Твое право, я тебя не собираюсь ограничивать. Главное, чтобы они никого не пришибли.

— Они сами будут, как пришибленные — влетят неожиданно в высший свет. Что, мало таких примеров видел?

— Да видел. Ладно, не страшно. Значит, с аристократией решено. Жену тебе...

— Стоп, вот давай не надо. Эта тема закрыта.

— Почему?

— Да потому, что у тебя на примете куча придворных дам с соответствующим положением, которые подходят на роль королевы. Только вот имей в виду: я себе королеву выберу сам, без чьих-либо подсказок. Орлы в неволе не размножаются.

— Да и не собираюсь, — пожал плечами император, и Соломин тут же ему поверил. Ибо он, когда не был еще ни императором, ни даже наследником престола, сам женился по любви, выдержав неравный бой с родней. Ему, кстати, при этом было труднее, чем Соломину — члены императорской семьи, как известно, должны жениться не на женщине, а на политической силе. И если побочной и малозначимой ветви, которую представлял будущий знаменитый пират, многое могло сойти с рук, то ближайшему родственнику императора действующего в войне за семейное счастье пришлось тяжко. Но — выстоял. Женился. Крайне неудачно, кстати, дело закончилось разводом через три года или чуть больше.

— Это хорошо, что не собираешься, — капитан расслабился и откинулся на спинку дивана.

— Хотя думаю, что делаю ошибку, — фыркнул император.

— Это еще почему?

— Ты так вовсе никогда не женишься.

— Слушай, мне это уже надоело! У всех на меня планы, и все меня упорно хотят женить! Вам что, делать больше нечего?

— Тут политика, которая может не согласовываться с нашими желаниями. Ладно, твое дело, ты взрослый человек, чего я тут распинаюсь? Но имей в виду — прошлым вечно жить нельзя.

— Я, знаешь ли, и не живу прошлым...

— Ну да, наслышан. У тебя как, серьезно с той девочкой?

— Слушай, морда императорская. Вы меня все этим уже достали. Давай так: я сам разберусь со своими проблемами.

— Ошибаешься, друг мой, очень ошибаешься. Сейчас ты стал уже политиком, причем политиком публичным, и твоя жизнь — не только твое дело. Имей в виду, в качестве твоей жены она семью не очень устроит. Конечно, до крайних мер дело, разумеется, не дойдет, но кое-какие нюансы могут всплыть. Оно тебе надо?

— Знаешь, я ее в качестве жены и не рассматриваю. Ни в коем разе. И хватит, ладно? Мне этот разговор неприятен, и я прошу не лезть в мою личную жизнь. Те более, когда ваша информация основана на пустых слухах и недостоверной информации.

— Ладно, замяли. Ты просто имей в виду, ладно?

— Что имею, то и введу... — Соломин потер рукой лоб, и вдруг улыбнулся, как в курсантские годы, когда ему на ум приходила очередная каверза. — А ты знаешь, я ее на прием и прихвачу, в качестве официальной спутницы. Посмотрю, как у наших старперов рожи скривятся.

— Оно тебе надо — гусей дразнить? — поморщился император. — Хотя, конечно, запретить не могу, ты в своем праве, да и она с сегодняшнего дня уже дворянка, даже без приглашения может прийти.

— Во-во. Очень мне охота позлить твою матушку, ты уж извини.

— Поверь, ты разозлишь такое количество народу, что расхлебывать будешь долго и упорно.

— Ничего, утрутся. Реально что-то значащих людей там раз-два, и обчелся. А они, насколько я знаю, народ поголовно адекватный и на мелкие подначки не ведутся.

— Это точно. Ладно, действуй, как знаешь. Только хоть немного обучи ее за оставшееся время этикету. А то получится, как с тобой в тот раз...

— А что я сделал?

— Что сделал? А кто парадной шпагой омара разделывал?

— И что, плохо разделал?

— Разделал хорошо. Такого позора я давно не видел.

— А в чем позор-то? Я что, кого-то соком забрызгал?

— Нет, кровью. Ну кто тебя просил этой же шпагой, даже не вытерев ее, французского посла протыкать?

— Я его не дубиной в подворотне огрел, а проткнул шпагой, чтоб не смеялся. И сделал все в точном соответствии с дуэльным кодексом. Так что отметаю твои претензии, как необоснованные.

— У него, между прочим, была, если ты забыл, дипломатическая неприкосновенность...

— Так я, кажется, его и не арестовал. Хотя, кстати, имел полное на то право — что он шпион разве что блохи на любимой болонке твоей сестры не знали. Да мне Петров тогда все уши прожужжал, что не знает, как от этого хмыря под благовидным предлогом избавиться, а я решил проблему быстро и аккуратно.

— Да не в после дело, — взвыл, теряя остатки терпения, император. — Ты же тогда кровь со шпаги стряхнул — и попал прямо на платье моей тещи! Мне потом такую райскую жизнь устроили!

— А вот за это и впрямь извини. Ну сказал бы ты сразу — я бы ей несчастный случай организовал. С тремя переломами как минимум.

— Заткнись, хохмач... В общем, крутись как хочешь, но чтобы вели себя завтра, как воспитанные люди, а не как подзаборная шпана. Ясно?

— Так точно! — браво рявкнул Соломин, резко вскакивая и вытягиваясь во фрунт.

— Ну вот, так-то лучше, — кивнул, медленно остывая, император. — И так проблем куча, мне еще дома осложнений только не хватало. Давай еще по кофе, а то из-за тебя я нервов спалил больше, чем когда мы пиратов в Серой туманности гоняли. Помнишь?

— Помню, конечно, — Соломин вразвалочку пошел на кухню, и вскоре оттуда донесся дразнящий запах благородного напитка. — Ну так а чего ты хочешь? Они тебе ни разу не родственники, так что ты их за борт безо всяких угрызений совести выбрасывал. Ну а я вроде как бы не чужой.

— Во-во, я и говорю — везет мне на родню, — император взял из рук Соломина чашку, с наслаждением втянул ноздрями пар. — Раздолбай на раздолбае сидит и раздолбаем погоняет. Кстати, не стоит гордиться собственной исключительностью — на фоне некоторых ты еще очень прилично смотришься. Слушай, ну душевно тебя прошу — не пугай людей, не зли родню. Я все понимаю и не приказываю, я прошу. Знаешь, как я устал постоянные конфликты улаживать?

— Я постараюсь. Во всяком случае, первым начинать не буду. Но и выпады в мой адрес, ты уж прости, без ответа не оставлю. Мне тебя, конечно, жалко, работа у тебя адова, но взялся — тяни. Ты ведь принял этот пост со всеми его плюсами и минусами.

— Да уж, это точно, минусов не счесть. Знаешь, как хочется, чтоб меня оставили в покое хотя бы на время?

— Это ты сейчас так говоришь, а на самом деле, как только это произойдет, тебе скучно станет.

— Не станет.

— Станет-станет. Я ведь, когда в отставку выходил, думал: ах, как здорово, отдохну наконец, с рыбалки вылезать не буду... Через месяц уже волком выть готов был.

— Да знаю я... А знаешь, что завтра будет самое паршивое?

— Что?

— Да то, что наверняка на приеме найдется дурак, который пройдется по твоим похождениям... Ладно, договорились, ты никого не задеваешь и стараешься соответствовать торжественности момента, а я не обращу внимания, если кто-то, задев тебя, получит в морду.

— Постараюсь не злоупотреблять... Еще коктейль замешаешь, или зажмешь спиртное?

— Ну ты наха-ал...

— На том стоим.

— Ладно, братишка, пользуйся, пока я добрый.

В общем, высокие договаривающиеся стороны расстались, весьма довольные друг другом. А почему бы и нет? Вспомнили прошлое, развеялись, отдохнули душой, что называется. И то сказать, императорам просто так посидеть редко удается, у них заботы и этикет. А Соломин просто перестал, наконец, волноваться о будущем. Родина его простила, а это для пирата многое значило.

Сказать, что на соратников новоиспеченного контр-адмирала новость о приглашении на императорский прием произвела впечатление — значит, ничего не сказать. Такое приглашение — это и честь, и ответственность, а личное дворянство, дарованное императором всем и сразу, увеличивало меру и того, и другого в разы. Опозориться в такой ситуации — это как два пальца об асфальт... К тому же, на подготовку оставалось чуть больше суток, а даже парадные мундиры были далеко не у всех. Словом, народ взвыл. А закончив выть, стали в лихорадочном темпе готовиться.

Хотя были и те, кто отнесся к ситуации спокойно. Точнее, тот — старшина Мещевич, кто же еще... Мало того, что он вообще был достаточно спокойным и уравновешенным человеком, так еще и прием этот был для него, единственного, кроме Соломина, далеко не первым. Личное дворянство он выслужил еще в дальней разведке, и нынешний императорский указ автоматически возводил его в дворянство потомственное, но и личное давало право появляться на таких приемах по собственному усмотрению. Он и был — трижды. В первый раз его пригласили как раз по поводу жалования дворянства, старинная традиция, дающая возможность новичкам быстро освоиться в новом для себя статусе. Дворянство он, кстати, выслужил, уведя поврежденный крейсер с лежащими в гибернационных камерах остатками экипажа от эскадры инопланетной (в смысле, нечеловеческой) цивилизации. Такой вот был первый контакт. Потом, конечно, русские вернулись и быстро объяснили нахалам, что при появлении земных кораблей лучше всего прикинуться ветошью и не отсвечивать, но это уже совсем другая история.

Во второй раз Мещевич попал на прием опять же по случаю награждения, правда, чуть более скромного, и не один, а в компании целого экипажа таких же, как он тогда, молодых сорвиголов. Ну а в третий раз просто так заходил, от нечего делать. Поэтому сейчас он к приглашению и отнесся спокойно — знал, что их всех там ожидает. Ничего, кстати, страшного — выпивка-закуска-танцы-разговоры. Обычная вечеринка, разве что народ соберется статусный. Впрочем, учитывая, что дворяне в Российской империи — народ, в большинстве, простой, вдобавок, почти всегда служивый по военной или по гражданской части, да еще и многие сами дворянство выслужили, а не получили по наследству, это будет не слишком заметно. Бравые вояки вольются в эту толпу достаточно свободно, не раз и не два проверено на практике.

А вот самой дерганой оказалась, как и ожидал Соломин, Бьянка. Да уж, слишком быстро взлетела вверх девочка, как бы падать больно не пришлось. Еще не так давно бывшую рабыню трясло от того, что она была приглашена на свадьбу принцессы, самой настоящей, хотя и провинциальной. Сейчас же она сама — дворянка, и приглашена на прием к самому могущественному человеку во вселенной. И что теперь прикажете делать? В истерике биться или под койку со страху залезть? И, как назло, ни одного платья нет!

Соломин, глядя на метания девушки, только ухмыльнулся и предупредил, что ее присутствие на приеме обязательно, потому как с императором уже обговорено. После этого капитан выдал ей свою банковскую карту и приказал ехать и прибарахлиться, а старшину попросил помочь ей в этом нелегком деле. Последнее было совсем даже нелишним — несмотря на знание языка, говорила девушка с легким, чуть заметным акцентом, а это, в свою очередь, могло вызвать у некоторых косые взгляды. Здесь, в столице, иностранцев не слишком жаловали — что поделаешь, во все времена среди жителей столиц, особенно из тех, кто сам никакими особыми достижениями похвастаться не могут, попадаются снобы. На окраинах ко многому относятся проще и терпимее, но в столицах — свои игрушки. Присутствие бравого старшины должно было гарантировано предотвратить возможные недоразумения.

Кстати, Мещевич уже старшиной не был. На два звания вверх, все как положено при получении второго дворянского статуса. Так что лейтенант Мещевич, и никак иначе, хотя старого разведчика это, похоже, беспокоило меньше всего. Кстати, его Соломин, подумав, попросил поднатаскать Бьянку в вопросах этикета. Простые нравы — это, конечно, хорошо, да и чему-то девочку в свое время учили, наверное, чтобы повысить ее цену, но все же стоило учесть некоторые моменты, которые Мещевич, будучи все же, в некотором роде, неофитом, вызубрил в свое время намертво и знал не хуже своего командира.

Введя таким образом членов экипажа в состояние шока разной степени тяжести, Соломин, ощущая легкое злорадство, отправился спать. В эту ночь он впервые за последнее время спал абсолютно спокойно.

Ну а на следующий день был собственно прием. Не из-за них, естественно — он и так должен был быть. Просто существовал такой праздник — Новый Год, пришедший с далекой Земли, прародины человечества. Мало кто праздновал его, старинные обычаи, становясь ненужными, рано или поздно забываются. Русские — праздновали, и ровно в тот момент, когда на Земле, в сердце России, старинные часы били двенадцать раз, на всех планетах начинался праздник.

Здесь и сейчас было лето, так что эффект от праздника для Соломина получился несколько смазанным. На его родной планете, большая часть которой постоянно была покрыта снегом, Новый Год был классическим, с морозами. Увы, у столичной планеты, Нового Петербурга, цикл был чуть иным, чем у Земли, и времена года постоянно смещались. Ну и пес с ним, зато елка в середине огромного зала была самая настоящая — зеленая, высоченная, под потолок, и с красной звездой на макушке. Ну и украшена соответственно статусу главной елки Империи. Все, как положено.

Прибыли они все вместе, на большом атмосферном флаере, и во дворец прошли беспрепятственно. Конечно, наверняка хитрая электроника просканировала их еще при приближении, но пропустила, тем более что никакого оружия, кроме положенных по статусу легких церемониальных шпаг, у новоиспеченных дворян с собой не было. Впрочем, случись что — и самым страшным оружием станут они сами, опытные и хорошо подготовленные офицеры и солдаты, но им, похоже, доверяли.

А вот основным поводом для придворных сплетен сегодня предстояло быть именно ему, что, впрочем, Соломин предполагал изначально. А как же, вот он, легендарный герой, изгнанный, а затем триумфально вернувшийся и обласканный императором. Живой пример изменчивого придворного счастья. Судя по плотоядным взглядам кое-каких из присутствующих дам, они рассматривали насквозь героического капитана не только чисто с познавательной точки зрения. Ну, смешно было даже сомневаться, что будет что-либо иное — женщины из высшего света никогда своего не упустят. Правда, обворожительные улыбки несколько поблекли, стоило их обладательницам взглянуть на спутницу живой легенды. Ха-ха, а ведь Славка, черт полосатый, никого не предупредил...

Интересно они выглядели — в холле Соломин бросил взгляд в огромное, во всю стену, зеркало. Ну, их люди вели себя, как и положено новичкам на приеме. В свое время, когда он еще вращался периодически в придворных кругах, Соломин насмотрелся на таких вот. Чуть испуганные, чуть напряженные... Ничего, все это достаточно быстро пройдет. Пара часов — и ребят будет сложно отличить от других приглашенных. Хорошо хоть, Джоша нет — он на "Эскалибуре" остался, а то бы выделялся очень. А вот Соломин со своей дамой смотрелись достаточно необычно. Точнее, даже не необычно, а... Ну, как антиподы, что ли.

Соломин — высокий, мощный, широкоплечий. Короткий ежик начинающих седеть волос, хотя, впрочем, они светлые, седину рассмотреть сложно. Ожившая скала, затянутая в парадный черный мундир с новенькими контр-адмиральскими погонами. Воплощение идеального офицера Российской империи, символ ее мощи и несокрушимости. Рядом, под руку с ним, девушка более чем вдвое младше, невысокая (ну, это по русским меркам, рядом с соотечественниками ее рост был заметно выше среднего), хрупкая, с просто, но аккуратно уложенными темными волосами до плеч, в развевающемся, будто от легкого ветра зеленом бальном платье. Кстати, платье — это что, шутка Мещевича? Не слишком-то оно удобно, а в одежде русские консервативны не были. Такой смеси разных стилей, как на императорских приемах, было еще поискать! Хотя, надо признать, Бьянке это платье очень шло.

И сейчас опытному, умудренному жизнью пиратскому капитану и имперскому адмиралу не надо было быть провидцем, чтобы просчитать мысли в головах многих из этих дам. Не всех, конечно же, не всех, но многих. Прежде чем заполучить такой кусок, который, пусть даже они и не знают о его происхождении, все равно является донельзя лакомым, им надо выдержать схватку с молодой выскочкой, которая уже захомутала Соломина и явно держит на коротком поводке. Во всяком случае, именно так это выглядит со стороны. И пусть она не может похвастаться древностью рода, зато берет молодостью, свежестью, красотой и непосредственностью... И никакие омолаживающие процедуры и достижения врачей стареющим дамочкам на выдании не помогут. Эх, знали бы они, как все обстоит на самом деле, но он, Соломин, никому не собирается облегчать жизнь. Так что пусть готовятся в ритуальным схваткам, а он хоть немного развлечется. Кстати, Бьянку о том, что ей предстоит пикировка с целой кучей аристократок, он тоже предупреждать не будет. Он просто улыбнется и понаблюдает. Главное, чтобы девушка по своей пиратской привычке не закатила кому-нибудь оплеуху. А то ведь она может — не зря ее на корабле со скуки в рукопашке натаскивали. Не то чтобы это было чем-то страшным, но ведь скандал потом будет — жуть!

К счастью, на первом этапе обошлось без эксцессов — Бьянка изобразила такую улыбку, что дамы как-то вдруг резко засмущались и сдали назад. Ну ее, эту дикарку, время еще есть, а за руку кавалера постоянно держаться она не будет, рано или поздно отойдет. Скандал раньше времени устраивать не стоило, и опытные в таких делах женщины отступили на заранее подготовленные рубежи. Соломину оставалось только поаплодировать им мысленно.

Ну а дальше был праздник как праздник, в модном сейчас антураже шестидесятых годов двадцатого века. Много веселились, много пели, ели и пили. Хотя нет, пили как раз немного, а вот всего остального было в избытке. Ну и обстановка была весьма непринужденная — группа свежеиспеченных дворян, вначале державшаяся вместе, растаяла на глазах, как снег под весенним солнцем, и затерялась в огромном зале. Соломин, кстати, от своей дамы потихоньку тоже сбежал — незаметно появившийся в разгар праздника император попросил его представить свою спутницу. Соломин и представил, а потом оставил мило беседовать — выпила девчонка не так уж и много, но тормоза это ей сняло, и общалась она вполне раскованно. Да и вообще, присутствие императора не вызвало никакого ажиотажа — ситуация, когда император гуляет по улице или сидит в кафе для Российской империи была совершенно обыденной.

Было у Соломина предположение, что сидящий на вершине пирамиды власти родственничек хочет банально прощупать девушку на предмет кто она, что она и с чем ее едят. Ну, хочет — пускай действует, ничего против капитан не имел. Тем более, слову императора о том, что вреда девушке не причинят, он вполне доверял.

Ну а пока дама развлекалась, Соломин тоже решил чуточку отвлечься, тем более что здесь присутствовало немало его знакомых. С одним из них, капитаном второго ранга Валеевым, они и накатили, вспоминая старые времена, когда были еще совсем молоды и сопливыми лейтенантами браво гоняли французов во время одной совершенно секретной и жутко важной операции. Через некоторое время к ним присоединились еще несколько человек, и темп мужских посиделок начал стремительно набирать обороты. Короче говоря намечалось приятное времяпровождение, которое было, как это часто и случается, резко и жестко прервано.

— Я вам не помешаю? — раздался позади Соломина мелодичный и невероятно знакомый голос. Его он узнал бы из тысячи и, наверное, это был тот самый голос, который ему не хотелось бы слышать ни при каких обстоятельствах.

— Помешаете — максимально спокойно, не оборачиваясь, ответил Соломин.

— Ну, значит, помешаю, — показалось ему, или в голосе явственно прозвучал смешок? — Господа офицеры, может, кто-нибудь подаст даме стул? Или мужчины среди вас уже перевелись?

Аргумент сработал убойно — кто-то немедленно встал, предложил даме стул. Ну а дама, естественно, не стала отказываться — села на него и с интересом посмотрела на Соломина. Ну что же, самым разумным при таком раскладе, наверное, было бы встать и уйти, однако, как известно, извилины придумал трус. Поэтому вместо того, чтобы отойти куда подальше, Соломин решительно придвинул к себе тарелку и смачно захрустел жареной курицей, не обращая внимания на вновь прибывшую.

— А ты все такой же, ничуть не меняешься. И такой же неудачник.

Соломин едва не подавился и лишь неимоверным усилием воли сумел сдержать кашель. Однако внешне он остался невозмутим, и на лице его не дрогнул ни один мускул. Аккуратно вытерев руки салфеткой, он откинулся на спинку стула и с интересом посмотрел на собеседницу. Ну да, все такая же, как и раньше — умна, красива и язвительно-цинична.

— И тебе не болеть. Насчет тебя, кстати, не могу сказать ничего подобного — ты-то как раз изменилась. Поменяй врача, а то он у тебя морщинки пропустил.

Наглая ложь, кстати, и женщина это поняла сразу же. Лишь усмехнулась уголками губ:

— И не поумнел ни капельки.

— Слушай, что тебе надо? Шла бы ты отсюда, не портила людям настроение. Я тебя кучу лет не видел — и еще столько же предпочел бы не увидеть.

В преддверии надвигающегося скандала собутыльники не стали проявлять пресловутую мужскую солидарность, а синхронно ретировались. Соломин оглянуться не успел, как оказался в гордом одиночестве. Точнее, один на один с женщиной, которую и впрямь не хотел бы никогда больше видеть. Ее, кстати, это совершенно не расстроило.

— Да я просто хотела на тебя посмотреть. Герой, герой, все только про тебя и говорят. И что я вижу? Другие с куда худшим происхождением давно уже полные адмиралы, командуют флотами, а ты получил от щедрот пару орлов с барского плеча — и доволен. Сидишь на какой-то задрипанной планетке, и...

Развиться во что-то более серьезное разговору со взаимным хамством было не суждено. Звонко процокали каблучки, и в готовую превратиться в скандал идиллию буквально влетела Бьянка. Мгновенно сориентировавшись в обстановке (умная все-таки девочка), она изящно опустилась на соседний стул, капризно надула губки и выдала:

— Дорогой, как ты без меня? И кто эта старушка?

А вот этот финт врезал по женщине куда больнее, чем неловкие попытки Соломина обороняться. Презрительно посмотрев на молодую нахалку, она брезгливо поморщилась и спросила:

— Это что за дворняжка? И кто ее сюда пустил?

— Бабуль, твое место в крематории. Пойдем, милый, тебя хочет видеть Радислав — у него что-то срочное.

— Позвольте откланяться, — Соломин встал и светски поклонился собеседнице. — Дела, дела...

Бьянка обворожительно улыбнулась, подхватила его под руку и потащила через зал. Отойдя на достаточное, чтобы их не слышали, расстояние, она негромко спросила:

— Что ей надо было?

— Клюнуть побольнее. Не обращай внимания, это старая история.

— Да, не обращай. Ты сидел красный, как рак, я думала, тебя удар хватит. Или ты кого-нибудь хватишь. Ударом. От всей души.

— Не дождетесь... Да, с императором — это была шутка?

— Да нет, он действительно хотел с тобой пообщаться, только ничего срочного. Попросил подойти, когда сможешь.

— Ну, значит, сейчас и смогу.

Разговор с императором, правда, получился короткий и скомканный. Да и, в принципе, действительно не очень важный. Проще говоря, императору сильно хотелось поговорить просто за жизнь, но пока Соломин до него добирался, у монарха нашлись дела более важные. Продолжать праздник Соломину решительно не хотелось, и полчаса спустя он уже летел к себе, на "Альбатрос". Можно было, конечно, остановиться и на планете, но — не хотелось. Да и потом, всю информацию, которая была нужна, император Соломину уже сбросил, и завтра к вечеру крейсер должен был отправляться на Новый Амстердам. Ну а перед полетом у капитана всегда много дел, это вам кто угодно скажет.

Когда их бот уже швартовался к крейсеру, Бьянка, сидевшая в соседнем кресле и до того с интересом разглядывающая великолепную панораму планеты, внезапно спросила:

— А кто это был?

— В смысле?

— Ну, та женщина.

— Моя жена, — просто ответил Соломин. — Бывшая.

Больше он ничего не сказал, хотя Бьянке явно было очень любопытно. Да и что говорить? Типичный пример неравного брака с вполне предсказуемыми последствиями. Сейчас умудренный прожитыми годами и специфическим жизненным опытом Соломин вряд ли попался на такой крючок, но тогда... Все мы бываем молоды, и будущие пиратские капитаны — не исключение.

Со своей будущей женой, Александрой, Соломин познакомился на каком-то приеме. Ну и влюбился, бывает, тем более что она была и впрямь красива, знала это и умела использовать красоту в качестве оружия. На мужчин, кстати, действовало убойно.

Теоретически они были из разных слоев общества. Александра — из древнего, знатного, но в последние десяток поколений ничем не примечательного и заметно обедневшего рода. Соломин — пусть дальний, но все же родственник императора, а этот клан друг за друга держался очень крепко. Да, бывали внутренние терки, кончавшиеся, порой, весьма плачевно, но за пределы собственного узкого круга они никогда не выходили и достоянием общественности не становились. Это, кстати, была одна из причин того, что за почти тысячу лет существования Российской империи, ею правила одна династия, и разговоров о ее смене пока что не шло.

Однако разница в происхождении женщину не смутила, и очень скоро выбранный ею объект не устоял. Да и не очень старался, если честно. Словом, через пару месяцев сыграли свадьбу.

Первоначально Александра играла роль верной и заботливой супруги. Да и почему не играть? Муж, богатый и знатный, уверенно делал карьеру, а она оказалась заброшена на самый верх неофициальной дворянской иерархии, свысока поглядывая на соперниц, да и те, кто раньше ее в грош не ставил, теперь вынуждены были считаться с ее мнением.

Идиллия кончилась резко и внезапно, разрушив длившийся больше пятнадцати лет брак. Соломин ввязался в авантюру с переворотом и вылетел в отставку, а Александре был не нужен бесперспективный неудачник. Ну а уходя, она малость поплевала на побежденного, рассказав о том, как она успела погулять и сколько любовников у нее было, пока муж, дубина стоеросовая, геройствовал где-то там, на дальних рубежах. В общем, классика жанра.

Александра не учла только одного. Член семьи, пусть даже и опальный, оставался своим. Он дурак — но он наш дурак... Все двери перед экс супругой с треском захлопнулись и, хотя она и продолжала блистать на балах, среди понимающих людей ее статус рухнул. Вот этого она, очевидно, и не могла простить, из-за чего и попыталась унизить бывшего мужа. Ну и нарвалась, что характерно — можно спорить на что угодно, уже завтра за ее спиной будут посмеиваться над тем, как привыкшую чувствовать себя первой среди равных даму прилюдно "опустила" какая-то молодая выскочка. А также о том, что эта самая выскочка — фаворитка Соломина, вернувшегося в империю овеянным славой. Да и у императора он снова в почете — ишь, как новенькие орлы на погонах поблескивают. Так что неудачницей теперь будет выглядеть она сама... Будь Соломин чуточку мелочнее, он бы, наверное, остался доволен, а так ему было лишь противно, и это была одна из причин, по которой капитану не хотелось продолжать разговор.

Но все же настроение ему бывшая жена испортила. В результате Соломин, вместо того, чтобы развлекаться остаток вечера, сидел в своей каюте на крейсере, а затем и вовсе, плюнув, отправился спать, решив, что сон — лучшее лекарство, в том числе, и от дурных мыслей. Надо сказать, и впрямь помогло.

Подгулявшие члены экипажа начали возвращаться на борт крейсера поодиночке, и процесс этот затянулся на всю ночь. Последнего привезли уже утром, на полицейском боте, Соломин даже решил, что парень натворил чего, но, как оказалось, все свелось к небольшому скандалу. Полицейские задержали нарушителя спокойствия, но серьезных санкций к нему применять не стали, просто отправили на корабль, где он и предстал под гневные очи командира.

Выслушав несколько эмоциональное, но образное и богатое на эпитеты мнение Соломина о себе вообще и своих умственных способностях в частности, провинившийся внезапно окатил собравшихся облаком густого перегара, и спросил:

— А как же портки пропей, но флот не опозорь?

— Кто это сказал? — с интересом приподнял брови Соломин.

— Великий император Петр Первый!

— Сомневаюсь, что он мог сказать такую глупость. А если и сказал... что же, и у великих бывают неудачные мысли. Лично я считаю, что единственный способ не опозорить флот — это бить любого врага своей страны там, где это необходимо. Зарубите это себе на носу, молодой человек, и отправляйтесь под домашний арест. Думаю, пары дней вам хватит — посидите, проветритесь... И лекарства от похмелья вам не полагается — думать в следующий раз будете. А остальным — сутки ареста.

— За что, командир?!!

— За то, что товарища одного оставили. Вояки... Позор! — Соломин брезгливо скривился. — Хотите пить — пейте, не умеете пить — не пейте, но своих товарищей оставлять в любом случае нельзя. Все, чтоб я вас больше не видел, олухи.

Выполнив малоприятную, но необходимую обязанность, то есть раздав всем сестрам по серьгам и продемонстрировав, какой он грозный и непреклонный, Соломин, посмеиваясь, отправился в рубку. Там, в окружении старших офицеров крейсера, он составлял список техники, которую надо будет вытребовать из консервации, подсчитывал ориентировочную потребность в людях, а главное, прикидывал стоимость модернизации устаревшей техники. Суммы выходили такие, что впору было за голову хвататься. Впрочем, первый этап предложенного императором плана можно было провести и без модернизаций, а дальше видно будет. В конце концов, не со сверхдержавой воевать собирались, а с мелюзгой. Ну а что для чукчи крейсер — то для белого человека катер, поэтому на первом этапе и так сойдет. А потом и имперские верфи немного освободятся, и денег можно подсобрать. Ну, в конце концов, во вновь создаваемом государстве далеко не все будут пользоваться равными правами, кого-нибудь можно и банально ограбить. Особенно из тех, кто в это государство и не войдет. А еще у Соломина намечался тяжелый разговор с Бьянкой.

Правда, как раз он прошел легче, чем предполагалось. Девушка уже смирилась с тем, что ей придется отправляться учиться, так что пошмыгала немного носом, изображая обиду, и все. Да и Соломин за нее сейчас не волновался — императору Бьянка понравилась, а значит, пакостей ожидать не приходилось, во всяком случае, в открытую. Император Радислав правил жестко, и за годы на троне всех приучил к мысли, что конфликтовать с ним не стоит.

Ну, вот и все. Инструкции получены, разговоры завершены, пряники розданы и вопросы утрясены. Через неделю после торжеств крейсер "Альбатрос снялся с орбиты и ушел в неизвестность. Где в следующий раз суждено было всплыть капитану, точнее, уже адмиралу Соломину, никто не знал, но и сомневающихся в том, что будет это как минимум громко, не находилось. Знал нюансы, пожалуй, только император, да еще некий офицер разведки с трудно запоминающейся внешностью и самыми простыми русскими именем и фамилией. Только спрашивать первого из них никому не пришло бы в голову, а второй... Второй лишь хитро усмехался, и что он знает, а что нет, не мог сказать никто.

Столица. Загородная резиденция императора. Три часа спустя.

— Бьюсь об заклад, не пройдет и месяца, как вся "свободная пресса" поднимет вопли о зверствах русских пиратов.

— Поднимут, конечно, куда же они денутся.

— Ваше...

— Мое, мое. Ты что, думаешь, я не понимаю, чем это кончится? Плохо же ты думаешь о своем императоре.

— Нам это может выйти боком. Русских и так едва терпят, и то лишь потому, что боятся.

— Вот именно. А теперь подумай, во что это перерастет. Бояться можно до определенного предела. Если страх перейдет определенную грань, люди забудут обо всем. Даже инстинкт самосохранения уйдет на второй план. И тогда будет война, которая кончится плохо для всех. А мы, будем говорить честно, уже несколько поколений нагнетаем этот страх, потому что если этого не делать, он, оставшись на одном уровне, станет привычным и утратит свой эффект. Наши предки ошиблись — запугав всех до потери пульса, надо было искать альтернативу, а им понравилось пугать. Аналитики говорят, что этот нарыв уже готов лопнуть и, когда это произойдет, неясно. В любой момент, хоть завтра. Именно поэтому нам просто необходим предохранительный клапан.

— Но я не совсем понимаю...

— А ты подумай, у тебя же есть голова на плечах. Или что, адмиральские погоны тебе велики? Что-то сомневаюсь.

— Но я действительно не совсем понимаю, как очаг напряженности у наших границ может быть нам выгоден.

— Да все же просто! Будут вопли про русских пиратов, мы от них официально открестимся, и тогда все по очереди начнут пробовать Соломина на зуб. Может, и вместе, но вряд ли — он им будет казаться слишком мелкой сошкой. А он — профессионал, который отрывал головы и не таким умникам. Главное, дать ему возможность укрепиться. Может, его и сметут, но это, в любом случае оттянет внимание от нас и даст империи время. Даже если мы не сможем решить проблему миром, то хотя бы введем в строй новые корабли и получим подавляющий перевес в силах.

— Рискованно.

— Я знаю. А ты можешь предложить другую альтернативу? Любая уступка будет расценена этими уродами, как слабость, и ты это тоже прекрасно знаешь. Тогда процесс будет уже не восстановить, и любое наше трепыхание только ускорит большую войну. Нет уж, пусть они выпустят пар, сражаясь с нашим доминионом — все равно люди там, будем называть вещи своими именами, ни разу не русские. А если Соломин еще и ухитрится им навалять, они вообще зарекутся с нами связываться.

— Как бы не переборщил — он ведь у нас сторонник жестких мер.

— Да и пускай, нам-то что с того? Даже в геноциде нас обвинить ни у кого не получится, отщепенцы — они везде отщепенцы. Или тебе жалко каких-нибудь англичан или, того хлеще, французов? Они нас, кстати, никогда не жалели.

— Да нет, плевать мне на них.

— Вот и я о том же. Главное — накачать его вооруженные силы достаточным количеством боевой техники и людей, способных с этой техникой управляться. Так что готовь инструкторов. Будем надеяться, что успеем.

— Может, стоило бы дать им корабли получше?

— Стоило бы, но у нас их сейчас попросту нет. Ничего, жить захотят — справятся.

— Все равно, это колоссальный риск.

— Кто не рискует — тот...

-Я все понимаю. Скажите, а Соломин понимает, что за роль ему отводится?

— Конечно, понимает, он ведь не дурак. И потом, мы серьезно поговорили с ним перед отлетом. Он согласен. Попросил только о девочке своей позаботиться.

— То есть, он знает, что, скорее всего, не вернется...

— Конечно, это он понимает лучше даже, чем мы.

— И все равно взялся.

— Есть такое слово — долг. Каждый понимает его по-своему, но этот человек, наверное, правильнее всех. Пафосно звучит, но империя жива, пока у нее есть такие солдаты.

— С этим не поспоришь. Кстати, он мне очередной трофей подогнал.

— Это какой?

— Да китаянку одну, с Шанхая. Незаконнорожденная дочь тамошнего мафиозного босса. Знает много, и для оперативной разработки хорошо подходит.

— Ха! Как развелся — так ему на баб везти начало. Что, кстати, думаешь об этой его девочке?

— Если бы не низкое происхождение — идеально бы подошла.

— Ты не прав. Как раз благодаря такому происхождению она нам и подходит. Подумай сам, как это можно раскрутить! Кругом демократично... Да и лишняя легенда про Золушку нам может пригодиться. Правда, из нее Золушка... Видал ее зверюгу?

— Волка, что ли?

— Ну да. Такая Золушка любую мачеху сожрет.

— Вам она, похоже, тоже приглянулась.

— Да, ты прав. В общем, прогоняешь ее по интенсивному курсу обучения, и чтоб максимум через год она была при нем.

— Так точно!

— Вот и замечательно. Ничего, адмирал, мы еще научим их всех с вечера сапоги чистить, чтобы утром на свежую голову одевать.

Глава 2. Старые привычки.

Приятель смелей разворачивай парус

Ио-хо-хо, веселись как черт!

Одних убило пулями,

Других убила старость

Ио-хо-хо, все равно— за борт!

(Песня пиратов из х/ф "Остров сокровищ" сл.В.Лебедева-Кумача уз.Н.Богословского)

"Альбатрос" протыкал пространство даже лучше "Эскалибура". Ну, как раз в этом ничего удивительного не было — крейсер был и новее своего старшего товарища, и, вдобавок ко всему, имел более узкую специализацию и лучшую энерговооруженность. Именно поэтому Соломин, обнаружив на пределе дальности действия своих радаров небольшой караван грузовых судов, решил, что грешно не воспользоваться такой оказией. К тому же и экипажу после бурных возлияний стоило малость подрастрясти жирок. Сейчас, окутавшись маскировочным полем, "Альбатрос" не спеша настигал караван, присматриваясь к новым противникам.

Соломин мог позволить себе не торопиться. Караван шел достаточно далеко от "цивилизованных" секторов, а в диком космосе основным законом было право силы. Так что ни вмешательства со стороны равных противников, ни того, что корабли успеют укрыться в чьих-нибудь территориальных "водах", где им на помощь могут прийти боевые корабли, можно было не бояться. К тому же, крейсер все еще не был обнаружен, и потому русские спокойно присматривались, оценивая расклады.

Восемь транспортных кораблей большого тоннажа, но, судя по некоторым характерным признакам, построенных на разных верфях и находящихся в различной степени потрепанности. В охранении — четыре корабля класса корвет-эсминец, тоже далеко не новые. В общем, классика жанра — сбились купцы в кучу, скинулись и наняли охранную фирму. Насквозь знакомая ситуация, Соломин сам так начинал когда-то. Даже фирму, подрядившуюся на проводку каравана, он опознал — знакомые все лица, ничего не изменилось. Легкие корабли охранения, разумеется, не бог весть какая сила, но против местных умников, гордо именующих себя пиратами, сойдет. И вряд ли на грузовозах что-либо столь ценное, что пираты собьются в кучу и, рискуя потерять часть кораблей, устроят групповой налет. Одиночке же и вовсе останется издали кусать локти... если только этот одиночка — не капитан Соломин на крейсере русской постройки.

В свете такого вот расклада ситуация изменялась кардинально. Все четыре корабля конвоя и в лучшие-то времена обладали примерно третью огневой мощи "Альбатроса". Учитывая же, что были они сильно изношены и вряд ли их владельцы могли обеспечить им хороший уход, возможности кораблей, по оценке Соломина, и вовсе опускались до несерьезных двадцати процентов. И это еще без учета слабого бронирования, ничтожной силовой защиты и паршивых ходовых качеств.

В принципе, можно было уже и начинать — подавить огнем главного калибра сопротивление конвоя еще до того, как их экипажи хоть что-то сообразят, а потом заняться транспортами, раздутые и напоминающие откормленных коров туши которых не имели ни единого шанса уйти. Вот только... Нет, Соломин не был сентиментален, но и просто так искрошить бывших собратьев по профессии, которых неплохо знал и с которыми выпил когда-то не одну кружку пива, было как-то не слишком приятно. Подумав секунду, он махнул рукой и коротко скомандовал:

— Снять маскировку. Связь!

Капитан "Альбатроса", не один год летавший у Соломина старпомом, понял его с полуслова, и секунду спустя перед капитаном уже горел экран видеосвязи. То, что на нем можно было увидеть, больше всего напоминало хорошенько растревоженный муравейник.

Сидящий с той стороны перед экраном человек одновременно пытался сделать три дела — вызвать капитана, вытереть руки о ни разу не форменные брюки и судорожно сглотнуть. Судя по всему, во рту у него намертво застрял кусок бутерброда. Остальные присутствующие, мельтешащие за его спиной, выглядели не лучше, и их можно было понять. Вот только что космос вокруг эсминца был чист — а вот уже рядом висит внушительная тень крейсера, а с экрана дальней связи иронически улыбается наглая морда.

Соломин деликатно дал собеседнику прокашляться и подождал, пока не примчится капитан корабля и, по совместительству, хозяин конвойной фирмы. Ну да, вот и он, Дитрих фон Шульц, бывший лейтенант военно-космических сил Германии, а ныне полукриминальный тип, зарабатывающий на жизнь конвоированием судов, а при отсутствии заказов, по слухам, и охотой за этими самыми судами. И ведь, что интересно, этот немолодой уже человек когда-то был подающим надежды офицером, хотя как раз это-то и неудивительно — слабые духом любители спокойной жизни не идут в военный флот и уж, тем более, после того, как их оттуда вышибают, не становятся наемниками или пиратами, тем более, командирами эскадр.

— Здорово, орел тевтонский! — весело поприветствовал его Соломин. — Как жизнь молодая?

— Да вроде нормально, — немного удивленно, но без лишней паники в голосе ответил немец, с неподдельным интересом разглядывая собеседника. — Сам-то как?

— Э, да что мне сделается? А ты, гляжу, все летаешь...

— Так ведь и тебе, вроде, крылышки пока не подрезали.

— Это сейчас несколько... э-э-э... затруднительно сделать.

— Как же, наслышан, — иронически скривившись, фыркнул фон Шульц. — собственная планета, собственный флот...

— Добавь к этому неплохие ремонтные мощности и, главное, людей, на которых можно положиться.

— Наслышан, — вздохнул немец. — Тебя уже все матом кроют — по твоей милости ни добычу не продать, ни отремонтироваться толком.

— Ну, это уже издержки. Я, вообще, к чему этот разговор завел. Ты как, предпочтешь свалить, или будешь защищать клиентов?

Вопрос был, как говаривал один удачливый политик, архиважный. Шульц прекрасно понимал, что крейсеру все они — на один зуб. Один-два точных залпа — и его корабли превратятся в металлолом, не имея ни малейшего шанса дотянуться до противника. Более того, даже то, что с ним вообще разговаривают, является невиданной милостью. Все законы тактики требовали от капитана русского крейсера, подобравшегося практически вплотную, открывать огонь на поражение, не вступая ни в какие переговоры. Если бы Соломин поступил так, как написано в учебнике, то корабли фон Шульца развалились бы на куски, даже не увидев врага, а их экипажи не успели бы не только ничего понять, но даже почувствовать. Но, с другой стороны, их наняли, он, фон Шульц, дал слово... Немец вздохнул:

— Мы будем драться, — обреченно выдохнул он.

К удивлению Шульца, Соломин не приказал своим людям немедленно отсалютовать его кораблям всем бортом, а вполне благосклонно кивнул:

— Хорошо. Как доведешь корабли до порта назначения, дуй к нам. Будет тебе и ремонт, и деловое предложение...

Когда "Альбатрос" растаял в бесконечности космоса, фон Шульц шумно выдохнул. Сердце невозмутимого внешне немца стучало, как заячий хвост. Наверное, именно так чувствует себя приговоренный к смерти, когда перед эшафотом палач вдруг весело улыбается, говорит, что это была шутка и вообще, тут рядом есть неплохой кабачок... За русскими ходила устойчивая слава хорошо вооруженных отморозков, а тут вдруг такие расклады. Правда, что русские слово держат, тоже было известно, и данные ими гарантии безопасности дорогого стоили. В общем, стоило принять их предложение.

Как раз на этой мысли Шульц сообразил, что по прежнему стоит перед давно погасшим экраном связи, а вокруг его, в полном безмолвии, замерли его люди, не сообразившие еще, как им улыбнулась фортуна. Смерть, аккуратная такая, хорошо бронированная, прошла стороной, и они будут жить! Капитан Дитрих фон Шульц понимал это, наверное, лучше всех, поэтому он не обругал подчиненных, как сделал бы в обычной ситуации, а просто тихим голосом приказал разойтись. И, что интересно, выполнили его приказ куда быстрее, чем обычно.

Тем временем Соломин объяснял свои действия слышавшим разговор офицерам. Мог бы и не объяснять, однако он всегда считал, что лучше, если его люди будут знать причину решений, хотя бы вот таких, нестандартных. А причина была проста до безобразия. Что можно взять, ограбив такой вот караван? Вряд ли много и, в любом случае, это будет одноразовый улов. А что больше всего сейчас было необходимо новорожденной стране? Да в первую очередь люди, и не абы какие, а те, что смогут сражаться на ее стороне, обученные военные космонавты с опытом ведения боевых действий. Кораблей у Соломина было в избытке, а вот людей для того, чтобы собрать экипажи, напротив, мало. Плюс ко всему, это должны быть люди, которым можно доверять. Лучше всего, конечно, если это будут русские, свои, но обещанное императором пополнение когда еще будет, а комплектовать экипажи надо уже сейчас. Те же, кто готов умереть, но выполнить то, за что взялся — это далеко не худший вариант, Поэтому Соломин всерьез рассчитывал, что очень скоро фон Шульц вместе со своими людьми окажется у него на службе. И, кстати, не пожалеет об этом — капитану линкора вряд ли стоит жаловаться на судьбу. А что? Трофейных линкоров у Соломина хватало, а опытных капитанов, напротив, был дефицит. Так почему бы и не Шульц, тем более что, насколько знал Соломин, офицером он и впрямь был неплохим.

Однако будущее будущим, а сейчас они уже отклонились от курса. К тому же боевой задор в предвкушении схватки еще не прошел. Ну, и без добычи на Новый Амстердам возвращаться было как-то стремно. Поэтому, немного посовещавшись с капитаном "Альбатроса", Соломин принял решение зайти с неофициальным визитом к литовским товарищам, которые, надо сказать, вовсе никому не товарищи. Получится — перехватить пару-тройку транспортных кораблей, которые в том районе должны ходить без охраны. Литовцы, в отличие от прочих неуважаемых народов, сумели создать неплохой флот и пиратов гоняли вполне успешно, так что капитаны грузовых судов нападения не боялись, а зря. Русский крейсер все равно никому не перехватить, да и справиться с ним затруднительно, поэтому с такими раскладами литовские корабли в качестве гаранта стабильности смотрелись неубедительно. Ну а вводить их планеты в состав вновь образуемого государства Соломин в любом случае не собирался, рассматривая литовцев как законный объект для грабежа. Можно еще для насилия и убийства, как ехидно прокомментировал Мещевич, кто-то из предков которого тоже сильно пострадал от рук литовских нацистов. Да и новичков в стрельбе по движущимся мишеням потренировать стоило. К тому же личных мотивов никто не отменял, и Соломин вполне логично предположил, что "я их поимею потому, что я так хочу" является для главы сильного государства по отношению к государству слабому вполне достаточным основанием. Образ мыслей, конечно, насквозь пиратский, но... примерно так думают девять из десяти президентов, разве что амбиции свои реализовать не у всех получается.

Единственным видимым минусом была необходимость сделать довольно большой крюк, но Соломина это сейчас мало волновало. Бункера его корабля были заполнены практически "под пробку", скорость одиночного крейсера, не ориентированного на самых медленных ходоков эскадры, тоже была хороша. Так почему бы не прошвырнуться, мир не посмотреть да себя не показать?

В общем, решение было принято, курс проложен, и со скоростью, узнав о которой самая шустрая молния удавилась бы от зависти, "Альбатрос" устремился навстречу предполагаемым трофеям. И, надо сказать, когда он появился в окрестностях литовской планеты, разочарован он не был. Вообще, литовцы колонизировали несколько планет в расположенных неподалеку друг от друга системах — явно хотели создать, подобно средневековым предкам, нормальную страну, но не потянули. Предки, как ни крути, были славянами, а кем стали потомки, сказать было сложно. Но все же небольшое государство в сердце дикого космоса — это уже что-то, пока, разумеется, оно сидит и не рыпается. Или пока на него не обратит внимания такой вот Соломин.

Оставалось только замаскироваться на трассе между литовскими системами, которая, если верить переданным в числе прочей информации имперской разведкой данным, была наиболее оживленной, и подождать. Рано или поздно кто-нибудь да появится в пределах досягаемости артиллерии крейсера. Ну а дальше можно и посмотреть, что с ним делать — захватывать или просто расстрелять. Расстреливать, конечно, не так прибыльно, но... нанесение ущерба врагу, пусть и такому малозначительному, тоже задача, достойная уважения.

Первая жертва появилась в пределах досягаемости еще до того, как часовая стрелка огромных декоративных часов с циферблатом из отполированной агатовой пластины, висевших на стене в кают-компании, обежала полный круг. Среднего тоннажа транспорт шел экономичным ходом и, судя по отсутствию даже намека на конвой, его капитан и впрямь никого не боялся. Ну, как говорится, его проблемы — возникший из ниоткуда и идущий параллельным ходом крейсер, очевидно, вогнал команду транспортного корабля в ступор. Во всяком случае, ход он сбросил только после предупредительного выстрела.

На захватчиков литовцы смотрели хмуро, но не дергались, прекрасно понимая, что шансов у них нет в принципе. Боевой корабль такого класса уничтожит транспорт почти мгновенно, сигналы их все равно глушатся, а одетые в боевые скафандры десантники церемониться не будут — перестреляют, и вся недолга. А потом доказывай, что ты не верблюд... с того света. Так что их без особых проблем согнали в бот и отправили на "Альбатрос", благо пленных и набралось-то человек десять.

Еще пять часов спустя попалась какая-то мелкая шаланда, которую не стали трогать — смысла нет, она будет стоить дешевле истраченных на нее снарядов. Затем, через семь часов, прошел пассажирский лайнер. Ну, с пассажиров очень уж многого не возьмешь, а лезть в авантюры с заложниками — мысль дурная, до этого русские никогда не опускались. Был соблазн расстрелять лайнер, но Соломин решил, что зверствовать тоже надо в меру. Экипаж и пассажиров, конечно, не жалко, а русских здесь быть не может, они на таких корытах, тем более литовских, не летают, но рано или поздно все равно всплывет, кто же начал хозяйничать на таких недавно еще спокойных трассах. Не то, чтобы вопли "возмущенной общественности" были для русских чем-то значимым, но ведь это сподвигнет следующих жертв драться до последнего вздоха просто от безнадежности. Тут ведь, главное, палку не перегнуть. Да и то сказать, стоило сделать эти непуганые места заповедником для охоты, периодически изымая по два-три транспортных судна. А что? Стабильный доход тоже немало значит, и это выгоднее, чем грабануть пусть много, но один раз, а потом до полного изнеможения перестреливаться с патрульными кораблями. Нет, уконтропупить весь местный флот не то чтобы очень уж и сложно, особенно если вызвать на помощь... ну, хотя бы "Эскалибур", только смысл?

В общем, дождавшись еще одного грузового корабля, его взяли на абордаж так же, как и первый, после чего двинули прочь. А Соломин с удивлением почесывал в затылке и размышлял, почему никогда не пробовал грабить здесь раньше. Наверное, потому что другие пираты обходили эти места стороной, вот и он тоже. Стадный инстинкт — великая вещь.

Первый из трофейных транспортов ожидал "Альбатроса" у небольшого астероидного поля, которое было в космосе тем, чем рифы для мореплавателей прошлого. Вблизи этих каменюк, щедро раскиданных по достаточно большому объему, найти транспорт было не то чтобы невозможно, а, скорее, крайне затруднительно, поэтому место для рандеву сочли идеальным. Несколько часов спустя все три корабля уже шли к Новому Амстердаму, которому предстояло в ближайшее время стать центром свеженького, можно сказать, только что вылупившегося государства. Ну а пока суд да дело, Соломин решил побеседовать с пленными на предмет их дальнейшей судьбы.

Шестнадцать угрюмых мужиков и две женщины, представшие пред светлы очи пиратского капитана (в переносном и прямом смысле слова — глаза у Соломина были серыми), выглядели напуганными. Ну еще бы им не испугаться — они ведь, как ни крути, нежелательные свидетели. А что со свидетелями делают? Вот то-то...

— Ну, дятлы, что предложите? — с усмешкой спросил развалившийся в кресле Соломин. Был он не лишен некоторой любви к театральным сценам, и сейчас играть "классического" пирата ему нравилось. Пленные смотрели на него мрачно, но дергаться и комментировать не рисковали. — Я спрашиваю, что мне с вами делать?

— Ну, что издеваешься, русская свинья? — внезапно поднял голову один из пленных, который был на вид постарше остальных и, видимо, пользовался авторитетом. — Все равно в шлюз выкинешь, унтерменш...

Сказано это было столь устало и обреченно, что Соломин даже удивился. В течение следующих минут он узнал интересную вещь — оказывается, в Литве были убеждены, что все русские сволочи, что они повинны во всех смертных грехах и что спят и видят, как бы им всех литовцев истребить. Вот только руки коротки, и великую и могучую Литву русским нипочем не победить.

Последнее Соломина несказанно рассмешило. По его личному мнению, для того, чтобы от литовцев не осталось даже воспоминания, достаточно было бы объявить, что следующий день десантника пройдет на территории Литвы. Хотя, конечно, людям во все времена нравилось тешить себя иллюзиями. А у литовцев вообще мания величия — они все еще убеждены, что нужны хоть кому-то. Ну, их право и их проблемы. Соломину было, честно говоря, все равно, что они там думают.

В общем-то, информацию, которую хотел, он получил — и о том, где и какие военные корабли базируются, и о том, куда и какие грузы каждая планета отправляет, и даже о настроениях в тамошнем обществе. Последнее — так, на всякий случай, вдруг да изменится его мнение о литовцах. Не изменилось и, похоже, уже не изменится — тупые и самовлюбленные. Что и требовалось доказать.

С пленными поступили так, как уже не раз делали раньше. Нет, не высадили в космос через шлюз, что, без сомнения, сделали бы обычные пираты, а чуть отклонились от курса и легли на орбиту необитаемой планеты — здесь таких, пригодных для человека, но неудобных для колонизации, хватало. Там литовцев и высадили, даже оставив им их же бот. Все равно никуда они с планеты не улетят, и сигнал подать не сумеют, так что пусть пользуются — это хоть немного повышает их шансы на выживание. Нет, конечно, через шлюз без скафандров — оно правильнее, но хрен с ними, пусть выживают. Тем более, что замена быстрой смерти на, фактически, пожизненное заключение — тоже не самая милосердная альтернатива.

Возвращение Соломина на Новый Амстердам было триумфальным, а Джораев, вдобавок, ухитрился превратить его в национальный праздник. Черт возьми, талантливый парень! Соломин признавал, что самому ему, хоть наизнанку вывернись, не удалось бы не только навести порядок на, будем называть вещи своими именами, захваченной планете, но и повернуть дело так, что русских если не обожествляли, то преклонялись перед ними — точно. А его заместитель — сумел! Вот уж никогда Соломин не ожидал, что из десантного лейтенанта может выйти талантливый администратор — стереотипы мышления, чтоб их...

На орбите Нового Амстердама, кстати, уже висели восемь баз — трофеи, конечно, и не в лучшем состоянии, но все равно отличный результат. Три из них уже перестраивались — на базе захваченной у Дюбуа станции "Гром" оборудовался некий гибрид орбитальной крепости и орбитального же дока. То еще извращение, конечно, но в любом случае лучше, чем ничего, тем более что переоборудование не должно было занять много времени, сил и средств. Заменить вооружение на аналогичное, но русского образца, расширить имеющиеся ремонтные узлы за счет навесных конструкций... В общем, работы уже подходили к концу, и получалось неплохо, теперь даже "Эскалибур" не пришлось бы гнать ремонтироваться в Россию.

Две другие станции перестраивались попроще, одна в посадочный терминал, другая — тоже в крепость, но небольшую. Остальные пять баз еще ожидали своей очереди на модернизацию, но при этом активно работали — дон Мигель постарался, рекламируя среди криминала новое место, где можно отдохнуть, подремонтироваться и просадить деньги. В общем, процесс пошел.

Еще на орбите висел целый флот — со стороны армада, которую сумел до своего отлета собрать Соломин, выглядела грозно, но, увы, полностью боеспособными по-прежнему были только четыре русских корабля. Остальные, трофеи, оставшиеся после турецкого разгрома, боеспособны были весьма ограничено — не потому, что с самими кораблями что-то было не так, нет, их-то как раз содержали в идеальном порядке. Однако самый лучший корабль ничто без экипажа, а вот с толковыми экипажами как раз была проблема. Инструкторы из числа русских космонавтов гоняли местных новобранцев денно и нощно, однако особыми результатами похвастаться пока не могли. Ничего удивительного — они отлично знали, чему их учили, но вот как их учили... В любом преподавании главное — методика, а вот как раз с ней были проблемы. Впрочем, император обещал помочь с профессиональными инструкторами, да и просто с квалифицированными космонавтами, поэтому ситуация вот-вот должна была измениться, и тогда куча кораблей на парковочных орбитах превратится в грозную силу, способную заставить считаться с собой любого противника.

Кстати, "Эскалибур" нашел и приволок все выброшенные до этого в космос контейнеры — его экипаж, проявив чудеса изобретательности, сумел закрепить то, что не влезло в трюм, на броне корабля ("лентяи, могли бы просто два раза слетать", проворчал себе под нос Соломин) и без потерь дотащить их до порта. Так что деньги были... на первое время.

Ну и внизу все кипело — страна совершала рывок, на который способно лишь тоталитарное государство с мощной вертикалью власти. Это вам не демократия с ее свободами, которыми вымощена дорога в ад. В конце концов, имя самого известного демократически выбранного главы государства, Гитлера, до сих пор вспоминают со страхом...

Вечером состоялся банкет, на котором, естественно, чествовали главных виновников торжеств, и после которого развернулся военный совет в расширенном составе. Одним из условий, которые вытребовал для себя у императора Соломин, было право донести расклады до своих старших офицеров. И император, покряхтев, согласился — люди имеют право знать, ради чего они, возможно, пойдут на смерть. Именно это Соломин и сообщил своим товарищам, постаравшись донести до них эту мысль с предельной откровенностью, и дворянские титулы для тех, кто их не имел и прочие привилегии были сейчас не более чем способом подсластить пилюлю.

Когда он закончил, наступила тишина. Каждый из присутствующих понимал: вот сейчас, конкретно в этот момент, у них есть еще шанс соскочить с этого поезда. Потом его уже не будет, и им об этом с предельной откровенностью сообщили. А потом командир БЧ-2, и по совместительству старший артиллерист флота медленно поднялся и негромко сказал:

— Ну что же, значит, придется людей гонять еще интенсивнее.

— Это точно, — фыркнул Мещевич. — И я прошу добро на увеличение десантных групп...

— Не волнуйся, командир, — рассмеялся со своего места Джораев. — Ну, тяжело будет — так ведь справимся, не в первый раз.

Несколько секунд, полностью забыв о дисциплине, в этом ключе гудели все собравшиеся. Самоотвод не взял никто — Российская империя хорошо подготовила своих офицеров не только в профессиональном плане. Каждый из них знал, что, выбрав профессию военного космонавта, он, возможно, когда-нибудь окажется лицом к лицу с необходимостью грудью защитить Родину и не отступить, даже если придется умереть. Поэтому ни у кого даже не возникло мысли, что может быть как-то иначе. Родина сказала — и они встали в первом ряду, а что были когда-то обиды и разочарования, так это уже неважно.

Ну что же, когда-то римские легионы готовы были умереть, но не отступить. Русские были лучше — к римской стойкости они добавили неудержимое желание победить. А раз так, они готовы были ради этого вывернуться из кожи. И буквально со следующего утра началось...

Что нужно для войны? Деньги, деньги и еще раз деньги. Истина старая, но справедливая, вот только неполная. Еще нужны люди, готовые воевать. На Новом Амстердаме людей было сравнительно немного, однако воевать они были готовы — Джораев успел буквально вбить в головы местных мысль об их исключительности. Очень чреватый, граничащий с фашизмом подход, но зато этот путь был коротким и давал быстрый результат. Во всяком случае, десантные части формировались уверенно, да и на заводах, верфях, в поле работали люди в три смены, создавая могущество своего государства. Пропаганда — это очень важная составляющая любого общества, и горе тем, кто этого не понимает. Сейчас возьми любого местного, дай ему автомат и ткни пальцем — все, засучит рукава и пойдет крушить от пуза. Как говорилось в одной невероятно старой, но все еще популярной песне, "Зачем тебе решать, кто друг тебе, кто враг — оптический прицел все за тебя решит"*. Да и, в общем-то, для них враги были все — ведь когда планета вымирала, никто не пришел к ней на помощь. На этих струнках, на обиде и комплексе неполноценности, русские и сыграли, причем очень умело. И сейчас все отношение местных к соседям можно было описать только одной фразой: "кто сильный — тот и прав". Рискованная политика, но не было времени ждать несколько поколений, перевоспитывая детей и внуков. Что же касается резкого снижения кругозора и, как следствие, снижения эффективности мышления — так во главе армий все равно будут русские, которых эта зараза не коснулась. Ну а исполнителям слишком много извилин иметь вредно, им достаточно решать максимум тактические вопросы. Тоже не совсем честно, но, опять же, цель оправдывает средства. В конце концов, положа руку на сердце, планета вместе с ее населением уже была вписана в графу необходимых расходов. Конечно, может, и удастся обойтись без этого, но исключать эту вероятность было глупо.

* Алькор. "Техноманьяк".

Итак, предварительный этап подготовки можно было считать завершенным, и перейти, собственно, к добыче денег. Собственные ресурсы планеты были не слишком велики, кредиты... Берешь чужие деньги, и на время, а отдаешь свои и навсегда. Да и потом, у кого? Российская империя не даст — она сейчас напрягается, восстанавливаясь после тяжелой войны. Точнее, может, и даст, но обирать своих...

Ближайшие соседи и сами небогаты, у них много не возьмешь. Хотя и жаль — им-то как раз можно было бы и не возвращать, все равно они будут очень скоро поглощены расширяющейся державой. Более крупные государства вроде Британии или Франции — так у них невыгодно занимать, процентами со всех сторон обожмут так, что не пикнешь. Оставался примитивный, но, тем не менее, привычный грабеж. Именно этим и пришлось заниматься.

Уже через сутки после возвращения Соломина три из четырех боеспособных кораблей отправились на охоту с одной-единственной задачей — захватить и доставить на Новый Амстердам возможно большее количество грузовых кораблей. Одновременно в империю ушел транспорт с ядром будущих команд — принимать корабли. Пускай и крайне устаревшие по меркам Российской империи, они, безусловно, были бы не лишними, тем более что вполне соответствовали по своим характеристикам лучшим зарубежным образцам. Кроме того, выбранные людьми Соломина корабли обещали пусть незначительно, но все же модернизировать. Все эти долгие, но необходимые процедуры должны были продлиться минимум полгода, а то и больше. За это время в империи успеют подобрать и подготовить для них экипажи, а офицерский состав повысить свой уровень и притереться к своим кораблям. Это, к сожалению, тоже было необходимо — сейчас у Соломина было не так много людей с достаточным уровнем подготовки, а офицер, выслужившийся из рядового, по многим параметрам уступает кадровому. Так что учиться, учиться и учиться, как завещал один из легендарных вождей прошлого. Да и то сказать — дома побывают, с семьями встретятся... В общем, отпуск, совмещенный с работой.

Ну а Соломин на борту своего флагмана отправился в одиночный рейд, целью которого стала одна из планет в самом сердце Турции. Это было логично, оправдано и вряд ли у кого-то могло вызвать возмущение — нападение турецкого флота на Новый Амстердам давно уже стало достоянием средств массовой информации, а так как турки проиграли, то и виноватыми выглядели именно они. Победи они — и это вошло бы в анналы истории, как миссия по восстановлению конституционного порядка, ну а раз проиграли — значит, провалившаяся попытка агрессии, и никак иначе. Историю, как всегда, пишут победители.

В свете таких раскладов ответный визит кораблей Нового Амстердама в лишившуюся большей части флота Турцию выглядел логично и более чем законно. Только вот он не последовал, что тоже было логичным — русских кораблей с экипажами у нового правительства было мало, а захваченные у турок экипажей не имели. Прорываться с этой пародией на флот через глубоко эшелонированную оборону центральных планет было не слишком умно, а бить по окраинным мирам — невыгодно. Туркам все это было прекрасно известно. Выводы? Простые выводы, не пришли — значит, и не придут. Прошло уже несколько месяцев, турки успокоились и наверняка расслабились. Значит, теперь самое время было взять их за жабры, пусть и силами одного корабля.

Первоначальный курс "Эскалибура" был проложен с таким расчетом, чтобы с налетом на турецкие планеты никак не ассоциировался. Уйдя в глубокий космос, корабль менял его несколько раз — Соломин не слишком опасался чужого наблюдения, но предпочел подстраховаться, мало ли что. Однако, удостоверившись в том, что любой наблюдатель, даже существуй он, давно отстал, крейсер устремился к цели, не отвлекаясь больше ни на что. А целью этой была Новая Османия, курортная планета, на которой, помимо всего прочего, были сосредоточены финансовые центры турок. Быстрый, безжалостный удар, запланированный русскими, должен был неплохо обогатить их, а заодно с треском уронить турецкую экономику. Правда, конечно, официальная первопричина таких действий уже немного позабылась, и вопли поднимутся, но Соломин решил, что плевать, в чем его горячо поддержали все участники набега. Все-таки вольный дух пиратства успел проникнуть в их ряды и изменить взгляд на мир если не до полной неузнаваемости, то, во всяком случае, серьезно.

Никто из турок даже не почесался, когда скрытый маскировочным полем линейный крейсер бестелесным призраком прошел сквозь редкие и не слишком грамотно расставленные посты их станций дальнего локационного дозора. Возможно, немолодой уже оператор, дремавший в кресле, выработанным за долгие годы службы шестым чувством ощутивший неладное и долго зондировавший пространство вокруг, и имел какой-то ничтожный шанс обнаружить неосторожно прошедший слишком близко русский корабль, но он этот шанс упустил. Да и немудрено — имеющиеся в его распоряжении приборы были бессильны против защиты, разработанной в лучших технических центрах империи, а свербение в заднице к делу не пришьешь. И пусть эта самая задница сто раз чувствует беду — высокому начальству всегда нужны факты. Всегда, до того самого момента, когда станет уже слишком поздно что-либо предпринимать. И оператор, так и не заснув больше, впустую бдел до самого конца вахты, но докладывать не побежал. А "Эскалибур" между тем уже углубился далеко на чужую территорию и приступил к выполнению второго этапа миссии. На это дело не взяли амстердамцев, в бой пошел проверенный делом русский экипаж, а значит, неудачи быть не должно.

Внутри турецкой территории шли не менее осторожно — здесь не было сторожевых станций, но проблемы оставались. Турки очень удачно выбрали место для основания своего государства — компактное звездное скопление, где расстояния между системами не превышали трех-четырех световых лет. На сегодняшний день они контролировали десять систем и имели, во всяком случае, официально, четыре населенные планеты, но, по данным разведки, на самом деле были еще восемь. Только это были малонаселенные, абсолютно неразвитые миры, вся задача которых сводилась к производству ресурсов. Восемь планет-доноров практически не были защищены, но центральные планеты представляли из себя крепкий орешек. А самым неприятным было то, что такое вот компактное расположение обеспечивало возможность создания неплохой централизованной системы обороны.

Взять хотя бы эти дозорные станции — да государства куда как более серьезные просто локти себе кусали от зависти, но создать что-либо подобное на контролируемых ими огромных территориях было практически невозможно. Оттого, случись нужда, и незаметно проникнуть к ним, сделать по-тихому дела и так же незаметно смыться было не очень сложно. Даже в на несколько порядков более совершенной системе обороны Российской империи хватало лазеек. Поэтому повсюду основным элементом системы контроля была, по сути, сеть планетарных станций, уверенно обнаруживающих незащищенные объекты на значительном расстоянии. Это, как правило, давало резерв времени достаточный для адекватного реагирования на любую угрозу. А то была в свое время мода на брандеры — загрузить корабль чем-нибудь опасным и на субсветовой скорости вогнать его в планету. И будет вам тогда армагеддец... А что — дешево и сердито. Давно отлетавший свое корабль, которому место на кладбище, стоит в разы дешевле, чем хорошая ракета планетарной мощности. А смертников-фанатиков или просто убогих разумом придурков на такую акцию найти всегда можно. Пообещать им, например, райский сад с гуриями, наркоты подкинуть — и все, порядок. Однако сейчас подозрительные корабли было принято расстреливать еще на подходе, так что мода на эти шутки плавно сошла на нет из-за полной бесперспективности.

У турок все получилось проще и надежнее. Им бы еще знающих специалистов, а то их доморощенные стратеги были весьма и весьма посредственной пародией на тех, кого выпускали, скажем, в Вест-Поинте, не говоря уж про Академию Генштаба. Ну да какая страна — такие и стратеги. Да и технологии, использовавшиеся турками, были крайне устаревшими и тоже нуждались в улучшении. Впрочем, и с тем, что было, вышло очень неплохо, корабль со стандартной защитой обнаружили бы моментально.

Но все дело в том, что к этой же централизованной системе слежения были подключены и обычные системы на планетах. В результате пространство отслеживалось крайне плотно, с большим запасом мощности и многочисленными зонами, в которых локаторы перекрывали друг друга, и разведке было известно лишь несколько мертвых зон. Впрочем, Соломин не сомневался, что как раз в них-то лезть и не следует — лично он расположил бы в них дополнительные станции, только хорошенько замаскировав их самих. Скроешься в мертвой зоне, расслабишься, бдительность потеряешь — а вражеские корабли уже тут как тут. Нельзя считать врага глупее себя — может, конечно, так оно и есть, но те, кто рассчитывают на подобные расклады, слишком часто умирают. Впрочем, русским лезть в мертвую зону и не требовалось.

План, который родился в отмороженных пиратских головах, был прост и потому надежен, хотя и предусматривал большое количество жертв. Ну да не свои — не жалко, так что недостатком это не считали. Первым пунктом в нем значилась нейтрализация остатков турецкого флота, состоявшего из двух линкоров, морально и физически устаревшего авианосца "Ататюрк" и неустановленного количества мелочи вроде эсминцев и фрегатов.

Вся эта, с позволения сказать, армада базировалась на орбите местной столицы — Стамбул Великий, вот как называли эту планету. Остальные две, кроме Стамбула и Новой Османии, тоже носили имена гордые — Большая Анталия и Великий Босфор. Ну, что поделаешь, судя по названиям, туркам хотелось выглядеть большими и сильными. Хотя бы в своих глазах, поскольку для того, чтобы с тобой считались серьезные страны, вроде Финляндии или США, не говоря уже о таком монстре, как Российская империя, громких названий было явно недостаточно.

Расположены корабли были не то чтобы бездарно, а... небрежно, так, наверное, будет точнее всего. Во всяком случае, сразу в бой они не могли бы пойти точно. Один из линкоров стоял, освещенный стояночными огнями, как новогодняя елка, а второй и вовсе был пришвартован к посадочному терминалу. Так себя вести могли корабли крупной и сильной страны, той же империи, но никак не страны маленькой, вдобавок совсем недавно потерпевшей сокрушительное поражение. Отчасти, правда, турок извиняло то, что они привыкли надеяться на свою систему обнаружения, и, случись что, успели бы подготовиться, но сейчас это не сработало.

Наиболее серьезную проблему представлял, пожалуй, авианосец. Мало того, что он располагался на высокой орбите, так и капитан у него, очевидно, был не самый худший. Во всяком случае, корабль, на взгляд Соломина, был готов к немедленному старту и, вдобавок, рядом с ним замерли три фрегата охранения. В общем, ударный кулак, который был бы довольно опасен, если бы не был так стар.

"Ататюрк" был авианосцем английского производства, типа "Инфлексибл". В Британском содружестве их сняли с вооружения лет пятьдесят назад, а может, и больше, еще до рождения Соломина, но корабли для своего времени были неплохие. Приличная по тем временам скорость, пятьдесят шесть ботов разных типов, мощное оборонительное вооружение и серьезная броня. Судя по характерно вздутой корме, авианосец прошел модернизацию, включающую, помимо прочего, еще и замену двигателей. Конечно, с новыми кораблями это его не уравняло, но, тем не менее, возможностей прибавило. К тому же, оружие авианосца — это боты, которые он несет, и Соломину даже приблизительно не было известно, что смогли впихнуть турки на это корыто. По всему выходило, что первым бить надо именно его, и никак иначе. А что такого? Надо нейтрализовать флот — значит, сделать это надо так, чтобы угрозы он не представлял ни сейчас, ни, желательно, в дальнейшем. Ну а самый простой и надежный способ при таких раскладах — уничтожить.

Приблизиться удалось без особых проблем, маскирующее поле — штука серьезная. Минут двадцать ушло на то, чтобы не торопясь занять ударную позицию и выпустить увешанные ракетами крылья. Кое-какие ракеты наверняка попадут в планету... да и черт с ними. В любом случае, в первый залп надо было вложить максимум.

— Ну что, — с улыбкой спросил Соломин, когда все было закончено, — поехали?

Нестройный, но одобрительный гул был ему ответом. Капитан улыбнулся и, уже по традиции скомандовал:

— Атака!

Как известно, в чужой дом лучше всего входить вдвоем: вначале — граната, а потом уже ее хозяин. Так поступили и в этот раз. Дальше все выглядело невероятно эффектно. Наверное, можно было обойтись и без этого, но военные, обычные военные, конечно, не спецназ и не разведка, очень любят, когда оружие брутально выглядит и громко бухает. А инженеры и ученые, его создающие, естественно, идут навстречу пожеланиям заказчиков. Вот и бабахнуло, да так, что страшно стало — Соломин не раз и не два применял все то же, что и сейчас, но никогда не все сразу и в упор.

Авианосец получил с полдюжины ракет и примерно столько же попаданий из гиперорудий главного калибра. На мгновение там, где он только что находился, вспыхнула небольшая, но пронзительно-яркая звезда, а потом все затопила чернильная мгла — обычный внешний эффект при свертке пространства. Мгла заискрилась, искажая очертания всего вокруг, потом сложилась в точку — и вот на том месте, где только что был немаленький даже по русским меркам корабль, не осталось ничего, даже пыли. Эффект черной дыры, вызванный наложением полей при одновременном попадании из нескольких гиперорудий и выбросе энергии взрыва. Черная дыра, существовавшая меньше секунды, всосала в себя и обломки корабля, и два из трех фрегатов, на которых, наверное, даже не успели ничего понять. Третьему повезло больше — он находился немного в стороне, и его экипаж прожил еще почти две секунды, ровно до того момента, как в корабль ударила мощная противокорабельная ракета. Рассчитанная на гарантированное уничтожение эсминца или серьезные повреждения крейсера, она превратила маленький фрегат в мелкую, слабо искрящуюся в неверном отблеске местного светила, пыль.

Линкор "Капудание" был кораблем совсем другого класса, к тому же более новой постройки, а потому и крепче, и лучше забронирован. Кроме того, в него угодило только пять ракет и в довесок он получил одно попадание из гиперорудия. В принципе, линкор мог это выдержать, и даже частично сохранить боеспособность, тут уж как повезет, но критичной оказалась его низкая орбита и развороченные прямым попаданием двигатели. Корабль вошел в плотные слои атмосферы, и дальше можно было наблюдать только впечатляющую картину взрыва. Уже позже Соломин узнал, что линкор рухнул на огромный, с населением в пятнадцать миллионов человек, город. На месте падения образовалась воронка диаметром в два километра, быстро заполнившаяся водой из ближайшего океана. Кроме того, взрыв спровоцировал подвижку тектонических плит, результатом чего явились многочисленные землетрясения и десятки проснувшихся по всей планете вулканов, быстро и качественно сделавших Стамбул малопригодным для комфортной жизни.

Третий линкор получил меньше всех, но это его не спасло. Собственно, в него и попало-то две ракеты, остальные принял на себя терминал, к которому линкор был пришвартован. Только вот когда терминал рванул, линкору тоже мало не показалось — ударная волна пошла через открытые тамбуры, сметая все на своем пути и нанеся внешне практически целому кораблю огромные внутренние повреждения. Оставалось только всадить в полностью парализованный линкор пару снарядов из гиперорудий, чтобы окончательно исключить возможность его восстановления, и успокоиться — турецкий флот перестал существовать.

Было, правда, еще несколько легких кораблей, которых не достали пушки и ракеты — эсминцы, фрегаты, корветы... Даже три легких крейсера нашлось. В общем, процентов двадцать от первоначального количества уцелело. Все они порскнули в разные стороны так, будто их капитанам в задницы воткнули фитили, атаковать же обнаруживший себя русский корабль никто из них даже не попытался. Конечно, это все равно было бы бесполезно, но мертвые хотя бы сраму не имут. Хотя, очевидно, турки думали несколько иначе. Ну, их дело, их проблемы — русские не пытались никого преследовать, хотя бы потому, что не видели в этом никакого смысла. Во-первых, многие из этих кораблей стоили меньше, чем снаряды, которые на них пришлось бы потратить, а во-вторых, рванули они во все стороны, и потому гоняться было попросту бесперспективно — все равно всех не поймаешь.

Бомбардировать планету русские не стали — зачем? То, что на этой планете могло быть, все равно не могло им угрожать, а целых шесть орбитальных крепостей могли изрядно попортить крови. Собственно, из-за них Стамбул и не был выбран мишенью для грабежа — только для налета. Да и потом, что планета после того, как на нее рухнул изувеченный линкор, переживает не лучшие времена, было видно невооруженным глазом. При таких раскладах атаковать ее было просто невыгодно. В общем, решив считать планету условно уничтоженной, Соломин приказал разворачиваться и идти к новой цели. "Жди нас, Новая Османия, мы сейчас придем к тебе с любовью и презервативами", как грубовато, но точно выразился кто-то из десантников.

Новую Османию, правда, тоже прикрывали две орбитальные крепости, но две — не шесть. Да и потом, неважно, во что ты одет, главное — кто тебя раздевает. Русские имели колоссальный опыт штурма укрепленных планет, и как потрошить их оборону знали прекрасно. Тут главное не торопиться и не подставить свой корабль под огонь противника, методично выбивая его оборону с дальней дистанции. Именно поэтому оборона, опирающаяся на одни только орбитальные крепости, ненадежна — она лишена гибкости и не в состоянии противостоять такой вот атаке. Но военных кораблей у Новой Османии не наблюдалось, а значит, остановить "Эскалибур" туркам сейчас было попросту нечем.

Ну а русским некуда было спешить. Для того, чтобы подавить оборону, им потребовалось четыре часа — намного больше, чем полагалось по нормативам, но тут надо учитывать специфику. Когда на штурм планеты шел регулярный флот, то создавалась максимальная плотность огня. При этом часть снарядов и ракет обязательно попадала в планету, приводя к многочисленным жертвам и разрушениям. Однако война есть война, и мирные жители в ней всегда гибнут. Тут важно, чтобы это были не твои соотечественники, а потерями среди населения противника можно пренебречь — главное, сохранить своих людей и победить.

Соломин же приказал действовать максимально аккуратно, не допуская попаданий в планету. Не из человеколюбия, разумеется, оно ему вообще было несвойственно, а по куда более простым и серьезным причинам. Эту войну он затеял не ради высоких идей, славы или политических соображений. Ему нужны были деньги и он прилетел грабить врага, не скрывая это и не прикрываясь высокими словами вроде гуманизма или распространения демократических ценностей, чем достаточно часто грешили многие западные политики. Зачем? Он был достаточно силен, чтобы не стесняться ни перед своими товарищами, ни перед сторонними наблюдателями, ни перед самим собой. Именно поэтому планета нужна была ему целой — какой навар с разоренного бомбардировкой мира? Нет, можно и бомбануть, конечно, но потом, если потребуется. Ну, или если настроение будет развернуться во всю ширь необъятной русской души. Но вначале дело, а развлечения — потом.

Подавив оборону, линейный крейсер неторопливо приблизился к планете. В этой неторопливости тоже была своя цель — пускай жители планеты успеют осознать, какой ужас надвигается на них из ставшей вдруг враждебной черноты космоса. А осознав, пусть испугаются и проникнутся мыслью о невозможности сопротивления. Восточные люди — народ горячий, но, когда осознают, что бессильны, ломаются очень быстро, как сухие прутики. Вот этим они и отличаются от русских, которые уперлись рогом и остались стоять, даже когда все, казалось, было потеряно, и выстояли, не смотря ни на что.

Ну вот, что и требовалось доказать. Бронированная смерть пришла — и ни у кого не возникло мысли оказывать сопротивление. Ну, страшно же — а вдруг стрельнет! Поэтому, когда русские десантники брали под контроль штаб централизованного управления планетарной обороной и командные пункты, с которых велось управление батареями противокорабельных ракет планетарного базирования, никто не то что сопротивления не оказал — вообще не пискнул даже. Выродились потомки грозных завоевателей древности, и янычар, знаменитого турецкого спецназа прошлого, готовых сдохнуть, но победить, среди них уже не было. И даже тех солдат, которые некогда могли если не побеждать русских, то хотя бы противостоять им, тоже не наблюдалось. Странно, конечно — ведь создав свое нынешнее государство, турки продемонстрировали и характер, и мужество, и волю к победе. Хотя, возможно, это был последний рывок, на котором они и выдохлись, растратив остатки пассионарности, а может, просто рыба гниет с головы. Побежали генералы, растерялись и запаниковали офицеры, а солдаты, глядя на начальство, просто подняли руки. Сложно сказать, Соломин и не задумывался особо. Так или иначе, но серьезного сопротивления от турок пираты так и не встретили.

Дальше все было, как в дешевом пиратском романе. Благородный идальго (в данном случае паша, но это непринципиально) разрывается между гордостью, страхом и внезапно обострившимися болячками, а жестокий пират (ну а что, и пират, и жестокий, к врагам, разумеется — все это относилось к Соломину в полной мере), развалившись в кресле, популярно объясняет условия, на которых он оставит эту планету в целости, а не спихнет ее, например, с орбиты. Впечатленный средних размеров бластером, которым Соломин периодически тыкал ему под нос, и парой десантников у входа, губернатор внимал с должной почтительностью. Правда, Соломину очень мешали смешки десантников, наблюдающих бесплатный цирк — им-то хорошо, за матовым бронестеклом гермошлемов все равно ничего не видно, а капитана своего отвлекают, гады, от важного и ответственного процесса перевода чужих денег в свой карман. И наплевать им, дубинам стоеросовым, что Соломин сам уже давится от смеха, но вынужден терпеть и сохранять положенную по роли и статусу брезгливо-безразличную мину на лице.

Турок, правда, этого не понимал. Для него весь мир сейчас сошелся в двух точках. Одна из них — узкий конус пламегасителя на стволе бластера, с которого он не сводил глаз, а вторая — это разбитая верхняя губа, по которой этим пламегасителем и двинули. Две капельки крови — но чиновник, что называется, поплыл. Не любит эта толстопузая братия, когда им в морду пистолетом тычут. Еще больше она, правда, не любит, когда ее по морде сапогом, или каблуком причинное место оттоптать, но этого пока не требовалось — турок и без того дрожал, как осиновый лист.

А вообще, поразительно, как быстро люди, привыкшие, чтобы перед ними трепетали, ломаются, когда трепетать заставляют их. И это относится не только к чиновникам — практически ко всем. Соломин, как и все офицеры, прошел в училище общий курс методики экстренного получения информации у пленных. Особой деликатностью методы вытряхивания информации не блистали, и некоторые воротили нос. Ну, штатные психологи таких примечали сразу, и продвинуться по служебной лестнице им было куда тяжелее. Ничего удивительного в этом не было. Считалось, что офицер должен быть готов на все ради защиты Родины, и нырнуть с головой в дерьмо — далеко не самое худшее, что может от него потребоваться. Конечно, занятия были, в основном, теоретическими, а практика — только на манекене, зато были отменные учебные фильмы. Документальные, снятые в реальных ситуациях. Некоторых после фильмов тошнило, но как раз это минусом не было. Человек, готовый ради дела перешагнуть через себя, очень ценный кадр.

Так вот, методику допроса всевозможных "хозяев жизни" там давали очень подробно, и, в отличие от многих других теорий, она работала. Соломину как-то даже пришлось наблюдать ее действие на практике — он тогда был еще молодым и сопливым лейтенантом, и их крейсер перебросили на усиление патрульной группы на границе с бельгийским сектором. Точнее, секторком — три планету в двух звездных системах.

Дело в том, что когда Франция, оздоравливая свое государство (хотя фашизм — то самое лекарство, что горше болезни), вышибла большую часть выходцев из Алжира, Туниса и прочих ненужных мигрантов, часть из них нашла убежище в Бельгии. А так как в Бельгии оказались им не рады, но отделаться, сохранив лицо, не могли, то проблему решили просто — гетто, гетто и еще раз гетто. Ну а это, в свою очередь, вызвало протесты среди угодивших в изоляцию и почувствовавших себя обделенными мигрантов. Хотя чего возмущаться? Хотите, чтобы где-то к вам, чужакам, относились нормально — старайтесь хотя бы не выделяться. Ну а если вы мало того, что свои обычаи в чужой и ничем не обязанной вам стране ставите выше местных, да еще и рассадником криминала являетесь — не взыщите. У любого народа есть предел терпения, после которого пришлых будут бить.

Проблему, на взгляд Соломина, можно было решить просто — вывезти их на отдаленную планету, оставить без кораблей и забыть. Однако этого не сделали, и причин он не знал — политика, наверное. В результате в Бельгии пышным цветом расцвел терроризм, и дошло до того, что на одной из бельгийских планет вырвавшиеся из районов компактного проживания арабы захватили власть и устроили грандиозную резню. Ну а сумев захватить (непонятно, правда, как) две орбитальные крепости, они обезопасили себя от слабенького бельгийского флота.

Вот тогда бельгийцы и обратились за помощью к русским, а те прислали патрульную эскадру из трех эсминцев, усиленную крейсером. Крейсер расковырял крепости, после чего эсминцы орбитальной бомбардировкой подавили планетарные батареи. Ну а дальше бельгийцы уж сами — их корабли с десантом ожидали только, когда им расчистят путь, чтобы высыпать из своих трюмов озверевшую армию.

Во время той операции Соломин и увидел в первый раз теорию в действии. Бельгийские десантники, большая часть которых была выходцами с этой самой планеты, пленных расстреливали, причем поголовно, а так называемых полевых командиров давили асфальтовыми катками. Шансы на суд имели только те, кто сдался добровольно, и первыми, убедившись, что война пошла на уничтожение, сдались главари бунтовщиков. А всего-то двоих из них и запихнули в бочки да подвесили над огнем... Остальные главари сломались сразу — видать, не были готовы к тому, что достаточно толерантные и доброжелательные бельгийцы спят и видят, как бы именно их запытать до смерти.

Ну, сдавшихся, кстати, и впрямь судили. И присудили им смертную казнь. Поголовно, независимо от пола и возраста. Кто-то за рубежом, да и в самой Бельгии, на незатронутых войной территориях, кричал о геноциде, особенно когда на других планетах бельгийцы гетто тоже зачистили, так сказать, во избежание, но дальше слов у правозащитников дело не пошло. На защитников прав животных посмотрели, покрутили пальцем у виска и... продолжили зачистку.

Вот тогда-то, глядя на творившееся внизу, лейтенант Соломин и усвоил для себя простую истину: вовремя примененные и точно дозируемые жестокость и страх способны предотвратить большую кровь. И бить надо не по рядовым исполнителям, а по тем, кто обладает реальной властью. Именно этим контр-адмирал Соломин в меру сил и умения сейчас и занимался.

Как и ожидалось, турецкий губернатор очень быстро проникся мыслью о том, что его дальнейшая судьба накрепко увязана со скоростью и полнотой исполнения требования русских. Даже уши отрезать не пришлось. В общем-то, кстати, и не собирались, зато озвучили эту мысль в красках, отчего смуглое лицо турка моментально побледнело, и он едва не упал в обморок. Слабоват оказался мужик, слабоват, и гордый вид перед допросом ничуть ему на помог. Обделался даже... Ну, ничего удивительного, у Соломина при разговоре оппоненты могли не только обделаться, но и просто умереть.

В общем, очень скоро стороны пришли к полному взаимопониманию и согласию. Проще говоря, пиратам отдадут все, что они пожелают, а те не станут устраивать массовый геноцид и глобальные разрушения. Вот только сколько они могут пожелать, турки не знали, а узнав, охренели.

Сквозь сеть турецких постов, к Новой Османии демонстративно неторопливо прошел целый караван транспортных кораблей. А те, кто на этих постах служил, сидели тихонечко и боялись лишний раз рот открыть — с "Эскалибура" всем уже было направлено короткое и емкое послание, в котором озвучивалась всего одна идея: если что — то сразу. Что шутить с ними никто не собирается, турки сообразили моментально, и сделали правильные выводы. В данном конкретном случае для здоровья было полезнее спрятаться и не дышать, не пытаясь мешать русским делать, что хотят, чем героически умереть под градом снарядов с пиратского крейсера. Правда, будь на месте турок русские, их бы это не остановило.

Несколько часов спустя корабли легли на орбиту Новой Османии. Предстояла работа. Туркам еще предстояло удивиться тому, как, оказывается, много у них можно было взять и насколько быстро пираты умеют грабить. И то, с какой эффективностью пираты могут их, турок, заставить работать, местных тоже удивило. А всего-то и надо было притащить пулеметы да расстрелять тех, кто медленно двигался.

В общем, планета была ограблена с рекордной скоростью, ограниченной, в основном, мощностями ее порта. Двое суток спустя Соломин вежливо попрощался со все еще опасливо поглядывающим на него губернатором, после чего его корабли покинули орбиту. Турки вздохнули спокойно — для этой планеты кошмар закончился. Правда, русские пообещали, если что, еще заглянуть на огонек, но все понимали, что это вряд ли — все самое ценное было уже вывезено. Наивные, они не подумали о том, что визит можно провести и не завтра, а, скажем, через год. Или через десять, когда они вновь жирком обрастут. Соломин, кстати, так и собирался сделать, ибо ограбить конкурента, по его мнению, было делом вполне достойным. В конце концов, турки, когда были в силе, Россию грабили, не стесняясь, да и не только турки. Так что сейчас абсолютно любые действия, как считали русские, против кого бы они не были направлены, являлись всего лишь формой получения долгов и процентов по ним. Очень удобное, кстати, мировоззрение и, при наличии самых мощных в обозримом пространстве армии и флота, абсолютно оправданное. У Соломина за спиной, конечно, не стояла сейчас Российская империя, во всяком случае, явно, однако из-за такой мелочи изменять взгляд на жизнь он не собирался. Раз он оказался сильнее турок — значит, они будут ему платить. Если кто-то будет сильнее его — значит, он должен стать еще сильнее и все равно заставить платить. Примитивно, конечно, зато жизненно. А главное, другого варианта Соломин просто не видел — по плану, необходимо было сильное и агрессивное государство, и сделать это надо было очень быстро, так что побоку мораль, да здравствуют пушки.

В общем, прошло двое суток — и пиратские транспортные корабли уже снимались с орбиты, а Соломин, вежливо распрощавшись с губернатором, вернулся на борт "Эскалибура". Вот только транспортные корабли были загружены едва на три четверти, а значит, рейд продолжался.

На Большой Анталии уже были наслышаны о Соломине и о том, что русские пираты получат, что захотят, при любых раскладах. Нельзя сказать, что турки поступили доблестно, но они, хотя бы, поступили разумно. Единственная орбитальная крепость не оказала сопротивления, а администрация планеты еще до того, как "Эскалибур" подошел к планете, послала Соломину запрос, что он с них хотел бы получить. В общем, в данном конкретном случае репутация оказалась едва ли не действеннее пушек, и очень скоро перегруженные транспорты, подобно обожравшимся китам, взяли курс на Новый Амстердам, а ограбленные, но живые турки наверняка бессильно матерились и потрясали кулаками им вслед. А может, благодарили аллаха за то, что живыми остались — Соломин об этом как-то не задумывался. "Эскалибур" внушительно шел позади каравана, демонстрируя всем и всяческим любителям легкой наживы, что лучше им держаться подальше. Те и не совались, хотя несколько раз на радарах появлялись силуэты чужих кораблей. Караван — лакомый кусочек, но связываться с русским линейным крейсером — нет уж, увольте. До порта назначения они добрались без помех, и были в очередной раз встречены, как герои.

Однако Соломин не обольщался. Первый, краткосрочный успех — это, конечно, здорово. Есть теперь, на что поднимать промышленность, содержать армию и флот... Вот только сумеет ли он воспользоваться всем этим было совершенно непонятно. Точнее, воспользоваться-то сумеет — вошедший во вкус административного руководства Джораев моментально спланировал, куда и как лучше продать трофеи и во что с максимальной отдачей вложить деньги. Вот только до трат надо было еще дожить. Соломин не сомневался — у турок просто обязан был быть покровитель, иначе хрен бы они чего достигли. И этот покровитель наверняка вмешается просто потому, что Соломин своим рейдом отнял, в том числе, и его деньги. А ведь есть еще и моральная сторона вопроса, плюс оплеуха имиджу... Любая щука должна понимать, что если ее сегодня ерш по морде хвостом шлепнул и она его не сожрала, то завтра ее уже караси засмеют, а послезавтра мальки съедят. В общем, что их будут давить, и очень скоро, для Соломина было ясно.

К сожалению, опасения подтвердились. Меньше чем через неделю после возвращения радары дальнего обнаружения засекли на подходе внушительную эскадру — шесть линейных кораблей, два авианосца, шесть крейсеров и десяток эсминцев. Состав эскадры, правда, выяснилось не сразу, а только после того, как все четыре боеспособных корабля Соломина вышли им навстречу, но сути не меняло — сражаться надо было при любых раскладах. Хорошо еще, что и "Альбатрос", и эсминцы вернулись из своих рейдов раньше "Эскалибура", а то в одиночку линейному крейсеру пришлось бы плохо.

Вообще, один раз подобную эскадру они уже били. Разница была в том, что, во-первых, сейчас в составе вражеской эскадры шли авианосцы, во-вторых, линкоры были из новых серий, и, в-третьих, командовали ими наверняка не полуварвары-турки, а вполне себе европейцы либо американцы. И те, и другие — белая раса, наверняка хорошо подготовлены и умеют сражаться. В общем, дело обещало быть жарким. А главное, нельзя было никого звать на помощь — первую битву кровь из носу требовалось выиграть самим, иначе авторитет придется зарабатывать десятилетиями. Он же нужен был молодому государству сразу, ждать и рассусоливать времени не было.

Когда, достаточно сблизившись, смогли определить состав и принадлежность вражеской эскадры, Соломин присвистнул. Французы... Эта фашистская мразь опять решила влезть в авантюру. Корабли не имели опознавательных знаков, но идентифицировать авианосцы типа "Шарль де Голль" не представляло сложностей, а эти корабли Франция не продавала никому. Кстати, почему, интересно? Не столь уж и выдающиеся корабли, надо сказать, у тех же немцев или американцев, не говоря уж о Российской империи, авианосца были куда как лучше.

Но, тем не менее, на каждом из этих авианосцев могло быть от сорока до пятидесяти ботов разных классов. Соответственно, если попасть под их удар, проблем будет масса. Хорошо еще, что собственных гиперприводов большая часть ботов не имеет, а значит, опасны они будут, когда корабли уже войдут в систему и перейдут на досветовые скорости. Но уж там-то они отыграются по полной, хреновые перспективы. А в открытом космосе опасны только тяжелые боты-торпедоносцы, которые, несмотря на малый радиус действия, могли работать на сверхсвете. Но их, насколько знал Соломин, эти авианосцы на двоих несли не больше десятка — слишком уж они большие, а десяток торпедоносцев — это во время эскадренного боя несерьезно.

Линкоры, кстати, оптимизма тоже не внушали, хотя и не слишком пугали. Тип "Бретань", корабли новые, но возможности у них, прямо скажем, средненькие. Один на один "Эскалибур" спокойно давил любого из них, да и один против двоих тоже, однако шесть — перебор, явный перебор. Правда, на стороне русских была скорость и дальнобойность орудий, так что не все еще было потеряно, далеко не все. Да и защитные поля русских кораблей — довод более чем серьезный, так что шансы отмахаться имелись.

Крейсера Соломин как противников не рассматривал вовсе — все они были легкими, и один на один смогли бы бороться разве что с его эсминцами. Артиллерией линкора они гарантированно выбивались еще на подходе, и потому вряд ли представляли опасность То же можно было сказать и об эсминцах, поэтому бой должен был при любых раскладах свестись к поединку тяжелых кораблей.

Но самым главным было не это. Корабли — да, они значат многое, но куда важнее, кто за их штурвалами. Французы — не турки, они, как минимум, лучше подготовлены и технически, и тактически, да и фашизм, при всей своей омерзительности, дает хорошую идеологическую накачку, многократно повышая стойкость солдат. Соломин никогда не считал, что один белый стоит в бою десятка папуасов, но... из песни слов не выкинешь. Не раз и не два ему приходилось наблюдать, как не только русские, но и английские, немецкие, французские или американские корабли выходили против в разы превосходящих сил, к примеру, китайцев или арабов — и побеждали.

— Смешно, — вывел Соломина из задумчивости голос Мещевича. Бывший старшина, а теперь лейтенант и новый командир десантной группы "Эскалибура" после того, как его предшественник занял пост министра обороны планеты, находился на мостике и, в числе прочих офицеров, изучал диспозицию.

— Что? — адмирал обернулся и недоуменно посмотрел на него.

— Да смешно, говорю, — Мещевич с усмешкой почесал затылок. — Понимаешь, командир, вот все, что я читал когда-либо о Франции, наводит на одну единственную мысль — этот народ выживает только и исключительно благодаря своей пронырливости и умении грамотно лечь под победителя. И сейчас они из кожи вон лезут, чтобы доказать, что это не так.

— Поясни, — Соломин с интересом приподнял брови. Времени до того, как французы окажутся в зоне поражения, было еще много, план атаки у него в голове уже сформировался, так почему бы и не послушать мнение ветерана? Тем более что Мещевич — мужик умный и мыслит почти всегда нестандартно.

— А чего тут пояснять? Они сотни лет воевали, почти всегда были формально сильнее противника — и очень редко побеждали. Разве что когда перевес был действительно подавляющим, или если у них была куча союзников. А Наполеона, едва ли не единственного, кто умел побеждать сильнейших противников, они в конце концов возненавидели. Сильно подозреваю, потому, что он был не француз. Сейчас у них жуткий комплекс неполноценности, который они пытаются перебороть.

Соломин задумчиво кивнул — звучало, как минимум, логично. В конце концов, Россия когда-то тоже переживала подобное. Это сейчас, через тысячелетие, империи никому и ничего не надо было доказывать, а раньше... Но додумать ему не дали — вновь отвлекли.

— Командир! Вы посмотрите, что эти олухи делают!

Да уж, посмотреть было на что. Все военные корабли, бывшие на орбите Нового Амстердама, выстроившись в некое подобие боевого порядка, шли за ними. С неполными и практически необученными экипажами, обладая в совокупности вполовину меньшей огневой мощью, чем французская эскадра — но шли! И французы наверняка их видели, в отличие от русских кораблей, прикрытых маскирующим полем.

— Черт, да куда же они прут! Связь!

— Отставить! — Соломин жестом остановил дернувшегося было старпома. Мельникайте, а именно он сейчас занимал эту должность, удивленно посмотрел на него.

— Их же расстреляют, как мишени...

— Всех не расстреляют. А если решили воевать... В общем, это замечательно. Решение защищать Родину можно только приветствовать. Значит, они достойны быть равными нам, и приказать им отступить считаю неверным. Ничто так не объединяет, как совместный бой, и раз это их решение, значит, они будут воевать! — и, обернувшись к собравшимся на мостике офицерам, Соломин негромко добавил: — Даже если мы сейчас лишимся всех этих кораблей, то взамен приобретем армию, на которую сможем положиться. Если же мы откажем им в праве драться, то они превратятся в нахлебников, которые будут нас в лучшем случае бояться, а скорее всего, просто ненавидеть и презирать.

Повинуясь команде с "Эскалибура", линкоры и крейсера организовали нечто вроде строя фронта — немного неровного, но для новичков сойдет. Хотя, конечно, капитанами линейных кораблей были русские, и такой строй не делал им чести, но ругать их было не за что — общая неопытность команд давала о себе знать. Эсминцы шли чуть в стороне, они были укомплектованы исключительно местными кадрами, и потому их подобие строя было вообще жутким на вид. Хорошо еще, что аппаратуру связи на все корабли установили русского образца, и теперь можно было надеяться, что французы не смогут хотя бы отслеживать переговоры.

При имеющейся расстановке сил расклады были просты. Эскадра старых линкоров ведет артиллерийскую дуэль, не давая французам добраться до планеты, а отряд Соломина, пользуясь совершенством своей маскировки, занимает позицию и наносит удар в полигонных условиях. Потом, конечно, ей тоже достанется, но первый удар будет за ней, и Соломин рассчитывал, что этот джокер в рукаве свою роль сыграет. Самой большой проблемой было то, что французы не могли не знать, что за корабли у него имеются, и какие ответные меры они предприняли, было неясно. Правда, могли и никаких не предпринять, просто из презрения к противнику. Французы — известные снобы, и во все времена считали других априори ниже себя, хотя практика говорила о прямо противоположном. Даже до того, как нацизм стал их официальной идеологией, они втихую относили всех к недочеловекам, а сейчас — тем более. Так что они считали варварами всех, в том числе и русских, а русские считали их просто ублюдками. Взаимная неприязнь, в общем, и потому настучать французам по шее при любых раскладах было правильно. Фраза первого императора о том, что "они у нас поперхнутся пулями" стала основой русской политики по отношению к Франции всякий раз, как интересы этих стран пересекались. Впрочем, к другим противникам это тоже относилось.

Однако бой начали не линкоры. Как оказалось, среди французов тоже нашлись нестандартно мыслящие офицеры, которые преподнесли Соломину сюрприз. Авианосцы, идущие чуть позади строя линкоров, выпустили торпедоносцев. Десять, как и предполагал Соломин. Однако вот чего он не предполагал, так это то, что каждый линкор тащил по два пришвартованных к нему торпедоносца, а каждый крейсер — по одному. Двадцать восемь торпедоносцев вместо десяти, почти втрое больше, чем ожидалось, и в тот момент, когда орудия линкоров дали первые, пристрелочные залпы, все они пошли в атаку.

Ход был удачный и интересный, а главное, неожиданный — буквально до последней секунды торпедоносцы были пришвартованы к кораблям-носителям. Засечь и идентифицировать их удалось только в момент старта, поэтому три четверти отделяющего их от цели расстояния торпедоносцы прошли до того, как по ним открыли огонь. Зато уж потом атакующих встретил огненный смерч — линкоры Нового Амстердама ударили по ботам из всего, что у них было, а было на линкорах многое.

Французские пилоты оказались хорошими бойцами и храбрыми людьми. Впрочем, трусы и не летают на военных ботах. На мостике "Эскалибура" с невольным восхищением наблюдали, как стремительные боевые машины, одного за другим теряя своих товарищей, прорвались все-таки через плотный заградительный огонь линкоров, и один из них вспух огненным облаком, получив в борт сразу три торпеды. Минус один, проклятие!

К счастью, это был единственный, хотя и весомый успех торпедоносцев. Все они были, в конце концов, расстреляны, их торпеды — тоже, однако основную задачу торпедоносцы выполнили. И задача эта была вовсе не в уничтожении старого линкора британской постройки, а в нарушении строя и сбивании прицела. В общем, когда эскадра Нового Амстердама еще только начинала пристрелку, французы уже вели огонь на поражение.

Глядя на то, как французские орудия громят его линкоры, Соломин скрипнул зубами, однако ничего не сказал. Его ударная группа завершала маневр, и как бы адмиралу не хотелось атаковать, делать это было пока нельзя. Поспешить сейчас означало утратить эффект внезапности и поставить крест на всем плане боя. К тому же, экипажи линкоров были предупреждены, что им какое-то время придется драться в одиночестве и держаться любой ценой. Что "просвещенные" французы творят на захваченных планетах знали все, и сейчас команды кораблей дрались не только за себя, но и за свои дома, свои семьи. Оставалось надеяться, что у них достанет стойкости продержаться.

А пока четыре русских корабля, незамеченные увлекшимся противником, заходили в хвост французским кораблям. Они непрерывно сканировали пространство вокруг, опасаясь еще одного сюрприза, но пока было чисто. Ну что же, как бы не тянулось время, маневр был все же завершен, и русские корабли заняли позицию для атаки.

Французы, конечно, ожидали от Соломина подобной гадости. Ну, может быть, и не подобной, но вариант, который реализовывали сейчас русские, разумеется, был ими, в числе прочих, предусмотрен — слишком уж он выглядел простым, логичным, а главное, надежным. Что бы не думали русские о французах, они всегда, признавали, что дилетантами галлы не были. Вояками посредственными — да, были, но ни в коем случае не дилетантами, и операции грамотно планировать умели.

Соответственно, и построение французской эскадры предусматривало подобный вариант — авианосцы, от которых после старта их гиперсветовых ботов толку в космическом бою все равно было, располагались так, чтобы прикрывать тыл атакующей группы линкоров. Броня и достаточно мощное среднекалиберное вооружение этих кораблей должно было как минимум затормозить русский линейный крейсер и не дать ему нанести точный удар по французским линкорам. Игнорировать авианосцы тоже не получалось — их огневой мощи, даже без учета авиагрупп, было достаточным для того, чтобы, сумев сократить дистанцию, нанести "Эскалибуру" серьезные повреждения. Крейсера и эсминцы, державшиеся рядом с авианосцами, очевидно, предназначались для того, чтобы связать русских боем. Ну а дальше, развернувшись, они бы и сами линкоры, учинив "Эскалибуру" неслабую встречу, тем более что из трех уцелевших после атаки торпедоносцев линейных кораблей, стоящих на пути французов, два были уже избиты до полной потери боеспособности, да и третьему изрядно досталось. Если бы не грамотное маневрирование командовавшего эскадрой капитана третьего ранга Доронина, им всем давно бы пришел конец, но все равно линкорам приходилось очень плохо. Крейсера обороняющихся, правда, почти не пострадали и, прикрываемые эсминцами, чувствительно пощипывали фланг французской эскадры, но погоды это, разумеется, не делало.

Однако и обороняющиеся, надо отдать им должное, не сидели сложа руки и сдаваться не собирались. Хотя они уступали французам и в подготовке, и в классе своих кораблей, тем не менее они готовы были сражаться до конца, и с самого начала боя развили максимальную скорострельность. Пусть даже процент попаданий у них был заметно ниже, но при таком количестве выстрелов даже просто в сторону противника всегда есть шанс, что хоть какое-то количество снарядов попадет в цель. Надо сказать, в определенной степени эта тактика себя оправдала — один из французских линкоров вынужден был выйти из строя и лечь в дрейф. Он получил слишком много попаданий, а защитные поля "Бретаней" никогда не отличались надежностью. Теперь корабль, у которого, очевидно, был выбит гиперпривод, ожидал конца боя, изредка постреливая по линкорам Нового Амстердама и отбиваясь от его эсминцев. Ну а те устроили вокруг поврежденного великана настоящий хоровод, пытаясь уничтожить хотя бы один линкор противника и если не победить, то хотя бы подороже продать свои жизни. Справиться с линкором им пока не удавалось, но и тому приходилось несладко — несколько торпед он уже получил, и теперь его боевые возможности стремительно падали.

Еще у одного линкора, очевидно, были повреждены системы управления и носовые башни — он рыскал на курсе и почти не стрелял, но упорно держался в строю. Ну а главное, старые линкоры защитников планеты заставили французов отвернуть, сохраняя дистанцию — дальнейшее сближение на встречных курсах делало устаревшие орудия обороняющихся все более опасными, грозя повышением точности их огня и эффективности попаданий. Однако и четырех полностью боеспособных линкоров, тем более удерживающих выгодную для своей артиллерии дистанцию, было достаточно для того, чтобы сломить оборону планеты, поэтому, как только его корабли заняли позицию, Соломин отдал приказ атаковать. Терять людей, теперь уже точно СВОИХ людей, он не собирался.

При всей предсказуемости своих действий, удивить противника он смог. Как говорил великий Суворов, "удивить — значит, победить". Ну, удивить врага — это еще, конечно, не залог победы, но определенное рациональное зерно в этой мысли имелось. А удивить врага, вдобавок, оказалось очень просто. Если конкретно, ему помог снобизм самих французов, которые пренебрегли возможностью лишний раз проверить данные разведки и рассчитывали встретить здесь только один русский корабль. Да, мощный корабль, но всего один. Три других оказались для них неприятным сюрпризом, и теперь за просчеты штабных имбициллов, как всегда, расплачивались простые солдаты и матросы, чьи корабли попали под убийственный огонь русских.

Вторым сюрпризом для французов оказалась пройденная недавно модернизация "Эскалибура". Очевидно, информации, полученной от турок, французы не слишком поверили, считая своих шестерок если не дикарями, то чем-то вроде того. В результате дальнобойность и точность новых орудий линейного крейсера оказалась для них крайне неприятным обстоятельством — когда их орудия еще только начали доставать до русских, а о точности и говорить не приходилось, главный калибр линейного крейсера работал уже на дистанции пятидесятипроцентной вероятности попаданий. В результате и рисунок боя оказался совсем не таким, как предполагали французы.

А третьим сюрпризом, последствия которого, правда, французы ощутили на себе позже, был приказ по эскадре "пленных не брать". Правда, прозвучал он несколько позже. Отдавая его, Соломин понимал, что его, возможно, объявят после этого военным преступником — хотя Франция и не объявляла ему войну, однако двойных стандартов еще никто не отменял. Неприятно, конечно, но не опасно, к тому же Соломину очень не хотелось, чтобы вновь гибли его люди, и, чтобы предотвратить это, он готов был действовать максимально жестоко. Да и потом, плевать имперский адмирал хотел на мнение любых иностранцев. Пусть хоть кем объявляют, главное, чтобы боялись.

Первыми под удар попали авианосцы, что, в принципе, и предполагалось. Вот только били по ним не орудия "Эскалибура", а "Альбатрос" и эсминцы. Линейный же крейсер обрушил всю свою сокрушительную мощь на французские линкоры, развернутые к нему наиболее уязвимой кормовой частью и представлявшие из себя великолепные мишени.

Ситуация в космосе имеет свойство меняться очень быстро, но все же прежде, чем французские линкоры оставили в покое флот Нового Амстердама и развернулись навстречу новой угрозе, им досталось здорово. Один из линкоров, лишившись хода, вывалился на досветовую скорость и присоединился к своему товарищу, который уже почти прекратил огонь, лишь огрызаясь на эсминцы. Хотя из восьми эсминцев Нового Амстердама в строю тоже осталась ровно половина — два были уничтожены, еще два получили такие повреждения, что сейчас отползали в стороны, остальные поспешно разорвали дистанцию. Раненый лев оказался не по зубам своре собак.

Еще один линкор, тот, что уже щеголял разбитым носом, внезапно исчез в ослепительной вспышке взрыва — очевидно, снаряд достал до реактора, а два линкора, нахватавшись ракет, тем не менее частично сохранили боеспособность. Таким образом, против "Эскалибура" осталось три линкора, из которых только один не имел заметных повреждений. Однако и он, обнаружив себя, стал для них целью номер один. Три сохранивших ход линейных корабля и пытающийся изображать стационарную батарею четвертый все еще превосходили старый линейный крейсер по количеству орудий почти вдвое, и все они открыли ураганный огонь.

Единственный сохранивший частичную боеспособность линкор Нового Амстердама продолжал вести огонь, но ход начал замедлять, постепенно отворачивая в сторону. Некрасивое для стороннего наблюдателя, но тактически абсолютно правильное решение — все равно особой помощи он в нынешнем состоянии оказать не мог, зато подвергался риску получить шальной снаряд с "Эскалибура". Французские линкоры огрызнулись в его сторону напоследок, но уже на развороте, неприцельно, и на том активное участие последнего из амстердамских линейных кораблей в бою закончилось.

Между тем сражение, которому, несмотря на относительно малую масштабность, впоследствии довелось попасть в учебники Нового Амстердама, как каноническое и эпическое, продолжалось. "Альбатрос" удачно отстрелялся по одному из авианосцев, сумев поразить его двигатели и выбросив со сверхсвета в компанию к "охромевшим" линкорам, но второй успел в это время развернуться и открыть по крейсеру плотный, хотя и малоэффективный вследствие приличной дальности и небольшого калибра орудий, огонь, решительно идя на сближение. Крейсера и эсминцы решительно последовали за ним, и защита "Альбатроса" моментально оказалась на пределе возможности — все-таки она не была рассчитана на то, что по кораблю начнет бить целая эскадра. Эсминцы, тоже поучаствовавшие в расстреле авианосца, оказались в еще худшем положении — их силовые поля были слабже и грозили не выдержать обстрела.

"Эскалибур" немедленно перенес огонь части орудий главного и среднего калибра на легкие силы французов, поддерживая свои корабли, и одновременно отворачивая в сторону от французских линкоров. Сближение с ними было для русских абсолютно невыгодно, флагман уже получил несколько попаданий. Силовое поле выдержало, но его возможности тоже были не беспредельны. Теперь Соломин был намерен вернуться к первоначально выбранной тактике, которой он хотел придерживаться до того, как увидел спешащий на помощь флот Нового Амстердама. Тактика была простой, как молоток, и столь же надежной — пользуясь преимуществом в скорости и дальнобойности своих орудий держаться вне зоны поражения французов и вести обстрел.

Минусом этой тактики было то, что процент попаданий с такой дистанции был невелик, и уничтожить эскадру противника вряд ли удалось бы. Однако Соломин рассчитывал, что ему удастся или заставить французов отступить, или, нанеся им максимально возможные повреждения, он сам вернется к Новому Амстердаму, где, пополнив боезапас, встретит французов под прикрытием орбитальных крепостей. Сейчас же, в свете того, что вражеская эскадра была уже изрядно переполовинена, имелся неплохой шанс закидать их снарядами до полного уничтожения или потери боеспособности, а потом добить ударами легких кораблей. Увы, проверить состоятельность своего плана в деле Соломину было не суждено.

Два подбитых эсминца, которые все давно уже сбросили со счетов... Логично, в общем-то, что могут исковерканные жестянки с массой, в десятки раз меньшей, чем у линейных кораблей, вооружение которых, и без того слабое, наверняка уже выбито? Да ровно ничего. Тем не менее, именно один из этих корабликов оказал решающее влияние на ход боя.

Неизвестно, кто стоял за пультом этого корабля — капитан, кто-либо из лейтенантов или просто матрос. При таких повреждениях потери в экипаже должны быть колоссальны, а смерть не делает различий между офицерами и рядовыми. Заранее выпущенный из отсеков воздух предотвратил образование ударных волн при взрывах, но сами взрывы никто не отменял, и чудом было уже то, что в напоминающем швейцарский сыр корабле уцелел хоть кто-то, и продолжал работать гиперпривод. И один из уцелевших вел сейчас эсминец в его последнюю атаку — и в легенду.

Свой выбор этот человек сделал осознанно, не бросаясь на врага, подобно пережравшему мухоморов берсерку, а хладнокровно дождавшись, пока линкоры французов окажутся в оптимальной позиции, не менее хладнокровно выбрал себе объект для атаки. После этого эсминец дал ход, форсируя двигатели — на их ресурс и необходимость капитального ремонта после работы в таком режиме всем было уже плевать, ясно было, что пережить этот бой кораблю не суждено. Мгновенно разогнавшись до запредельных скоростей, эсминец броском преодолел отделяющее его от французских линкоров расстояние и, уже разрываемый на куски десятками попаданий, врезался в борт наиболее поврежденному их них, чья малокалиберная артиллерия была уже почти уничтожена и не смогла создать необходимой плотности заградительного огня.

Масса покоя даже этого, устаревшего и изначально небольшого корабля составляла почти пять тысяч тонн, и, хотя она была несравнима с массой линкора, этого хватило. Реакторы даже не взорвались — просто не успели. Столкновение кораблей с работающими гиперприводами превратил обоих в облако атомарной пыли.

Это зрелище на мгновение заставило замереть всех, с обеих сторон. Только компьютеры продолжали управлять огнем, им было все равно, а вот человеческие нервы железными не были. Секунду спустя русские корабли изменили курс, начиная сближение с французскими линкорами, становясь уязвимыми, но выходя на оптимальную для своих орудий дистанцию. Вот только французы, похоже, сломались и продолжать бой уже не хотели. Они слишком хорошо знали, что бывает, когда русские плюют на инстинкт самосохранения — может быть, их и удастся остановить, вот только девять из десяти остановщиков этот бой не переживут. К тому же, после таранного удара эсминца они, очевидно, решили, что экипажи всех кораблей укомплектованы русскими — мысль о том, что голландцы могут быть тоже готовы на самопожертвование, никому в голову почему-то не приходила. Для них было бы, наверное, шоком узнать, что на эсминцах не было ни одного русского — их экипажи были укомплектованы исключительно местными кадрами. А вот сами русские отнеслись к ситуации, как к норме — защищающий свой дом и своих родных человек способен и не на такое.

Готовностью умереть, но победить, французы не славились никогда, и теперь, лишившись, вдобавок, своего изначального огневого превосходства, они начали отворачивать, пытаясь разорвать дистанцию и фактически оставляя на съедение русским и потерявшие ход корабли, и второй авианосец, поврежденный, но все еще сражающийся, и свои легкие силы. Каждый спасался в одиночку, и если сохранившие ход и приличную фору в дистанции линкоры не преследовали, ограничившись несколькими залпами вдогонку, то на авианосец, крейсера и эсминцы, оставшиеся практически рядом, обрушилась совокупная мощь четырех русских кораблей. Именно в тот момент и прозвучал знаменитый "Приказ о пленных", ставший традицией для флота Нового Амстердама. Корабли его с тех пор не сдавались сами, а их экипажи считали сдающихся в плен врагов недостойными статуса человека.

Из огневого мешка сумел вырваться один-единственный крейсер, который, в свою очередь, изобразил таранный удар, а потом, пользуясь снижением эффективности огня русских из-за резкого маневра уклонения, в свою очередь резко изменил курс и проскочил. Конечно, досталось ему серьезно, но он проскочил, остальным так не повезло — русские не повторяли прежних ошибок, распределив цели и сосредоточенным огнем выбивая одного противника за другим. Это был уже не бой, а избиение. А покончив с легкими кораблями и всадив в авианосец не менее десятка торпед, от чего он просто развалился, русские взялись за потерявших ход французов, с которыми уже азартно перестреливались амстердамские крейсера.

Трофеями в том сражении стали два сильно поврежденных линкора, из которых, тем не менее, можно было собрать один боеспособный, благо корабли были однотипные, и авианосец. У него повреждения были незначительными, и экипаж уже практически закончил ремонт гиперпривода, когда "Эскалибур", подойдя "на пистолетный выстрел", выбросил две волны абордажников на десантных ботах. Теоретически, многочисленный экипаж авианосца мог оказать им сопротивление, и, возможно, отбиться, а выпустив собственные боты, даже нанести повреждения русскому флагману, однако делать все это пришлось бы под огнем бьющих в упор крупнокалиберных орудий. Французы предпочли сдаться — и ошиблись. Их просто вышвырнули в космос без скафандров, равно как и экипажи линкоров. Эскадра вторжения перестала существовать.

Позже, уже когда победители вернулись на Новый Амстердам, когда закончилось чествование победителей, плач родителей по погибшим детям и установка соответствующих ситуации памятных символов, а по корпусам искалеченных кораблей муравьями поползли рабочие, ужасающиеся масштабам предстоящего ремонта, выяснилось, что пленные все же есть. Целых четыре человека. Эти четверо были пилотами торпедоносцев, которые провели первую, самую удачную атаку французов, и они были несказанно удивлены тем, что их не только подобрали, но и отнеслись со всем возможным уважением. Для Соломина же в этом ничего удивительного как раз не было — психология русских успешно приживалась на Новом Амстердаме, и тяжелая, но решительная победа над превосходящим противником, очень этому способствовала. Дайте народу, людям, которые привыкли чувствовать себя ущербными и слабыми, возможность почувствовать себя героям, убедите их в собственных силах — и вы получите хищников, готовых зубами рвать кого угодно, но не вернуться в прежнее униженное состояние.

Через месяц примерно на Новый Амстердам прибыл новый французский посол — официально никакой войны не было, просто посольство Франции было эвакуировано, точнее, точнее, его служащие отозваны для консультаций, так это официально звучало. Впрочем, как раз в этом не было ничего удивительного, так произошло в большинстве посольств — знали, козлы, о грядущее драке. Ну, прибыл — и прибыл, его приняли не то чтобы тепло, но спокойно. Правда, на церемонии вручения верительных грамот Соломин поинтересовался, куда же делся предыдущий. Из многословного и витиеватого ответа посла (истинный дипломат, блин!) стало ясно, что тот снят с должности за допущенные ошибки. Проще говоря, за то, что не сумел правильно оценить оборонительный потенциал Нового Амстердама. Ну, то, что посольства во все времена связаны с разведкой, общеизвестно, возмущаться глупо и бессмысленно, поэтому Соломин воспринял смену дипломатов, как должное. В смысле, совершенно безразлично, враг есть враг, а как его зовут — так ли уж это важно?

Так вот, этот дипломат поинтересовался судьбой соотечественников и возможностью их депортации. Похоже, тот факт, что пленных не брали, его неприятно удивил, и он попытался выразить протест, на что получил вполне логичный и обоснованный ответ, что корабли без опознавательных знаков, осуществившие нападение без объявления войны на мирную планету, в общем-то, принято считать пиратскими. Ну и с их экипажами принято поступать, как с пиратами. Диктатор знает об этом, хе-хе, из первых рук. Так что, посол Франции готов признать, что военнослужащие его страны занимаются пиратством, причем с одобрения государства? И он готов это сделать в присутствии наблюдателей нейтрального государства? Присутствующие здесь же несколько русских офицеров, только что прибывших из Российской империи на Новый Амстердам в качестве инструкторов, с готовностью расправили плечи и надули щеки. Глядя на этот впечатляющий демарш, француз сдулся и моментально снял все претензии. На этом вопрос был исчерпан, и французы, наверняка решив припомнить это когда-нибудь позже, при случае, деликатно заткнулись.

Еще одним следствием победы явился впечатляющий наплыв на Новый Амстердам наемников и пиратов всех мастей. Одни, в первую очередь, пираты, интересовались возможностью сбыта трофеев, быстрого и качественного ремонта кораблей, а также отдыха для экипажей. Все эти услуги на планете оказывали, не интересуясь происхождением средств — государству нужны были деньги. К тому же, Соломин подходил по принятому в Российской империи принципу, что тот, кто не совершил преступления на территории государства, перед этим государством невиновен. А что же уж там он совершил за его рубежами — это только проблемы лично его и тех, кого он задел. Выдачи, в любом случае, не будет, хоть сотню запросов об экстрадиции присылайте. Это всегда возмущало соседей, особенно британцев, почему-то склонных забывать, что именно они ввели моду на такое поведение, и теперь пожинают плоды собственного хамства. Дипломаты, скрипя зубами, передавали ноту за нотой, а Соломин, в лучших традициях японцев, вежливо улыбался им и... игнорировал. Лезть же из-за такой мелочи в драку с имперским протекторатом никто пока не рисковал — всем еще памятен был жестокий урок, преподанный Франции, и что у Соломина в загашнике никто не знал.

Наемников больше интересовала возможность подработки — фон Шульц успел прорекламировать предложение Соломина, а после громких событий никто не сомневался, что серьезное предложение исходит, вдобавок, от серьезных людей. На Новом Амстердаме принимали всех, но не всех брали — проверяли новичков по полной программе, и на уровень подготовки, и на лояльность. Кстати, фон Шульц линкора не получил, да и остальные тоже. Явились бы до сражения, приняли бы в нем участие — тогда да, тогда пожалуйста, а теперь есть достаточно кандидатур из местных, прошедших крещение огнем и, соответственно, пользующихся доверием и уважением. Что же касается опыта и профессионализма, то они нарабатываются службой и подготовкой, для обеспечения которой прибыла команда инструкторов. Так что наемники к дележу чинов и орденов опоздали, и теперь им предстояло зарабатывать все это с нуля. Вот такая ситуация сложилась в молодом, но агрессивном государстве перед началом большой войны за передел границ.

Резиденция императора. Время не установлено.

— Я ведь говорил, что он справится.

— Справится, разумеется, я и не сомневался. Только не кажется ли тебе, что он слишком медлит?

— Не волнуйтесь. Как только у него появятся новые корабли, он многим устроит сладкую жизнь.

— Кто бы сомневался. Заодно мы отделаемся, наконец, от этого старья, что стоит в консервации и исправно требует деньги на поддержание систем в работоспособном состоянии. И наших вояк не убедишь, что это барахло нам уже просто ненужно — любят они большие игрушки.

— Ну, с этим не поспоришь. Кстати, Соломин мне сообщил, что готов купить у нас еще как минимум три крейсера типа "Поморник" и дивизион эсминцев. Денег у него пока хватает.

— Имеется такая возможность?

— Да, сейчас несколько эскадр перевооружается на новые корабли, и "Поморники", которые у них имеются, пойдут или на модернизацию, или, опять же, в консервацию. То же и с эсминцами. Думаю, стоит поделиться.

— Хорошо, подготовьте документы — я подпишу. И отправьте нашему общему другу распоряжение поторопиться...

Глава 3. Дипломатия по-русски

Громя огнем, сметая блеском стали

Пойдут машины в яростный заход

Когда суровый час войны настанет

И нас в атаку Родина пошлет...

(Марш советских танкистов)

Аэрокосмический истребитель, стремительная и изящная машина смерти, лихо прошел мимо орбитальной крепости и почти вертикально вошел в атмосферу точно на линии терминатора. Время подлета к цели составляло чуть более половины минуты, и перехватить нарушителя спокойствия было крайне затруднительно. Именно поэтому атака из крутого пикирования является для таких машин наиболее распространенным приемом при нанесении точечного удара по целям на планете. Сейчас целью истребителя была загородная резиденция диктатора Нового Амстердама, расположенная в глухом лесу, вдали от населенных пунктов.

Сопровождаемый яростными матюгами операторов ПВО, истребитель на головокружительной скорости прошел до самой земли, а потом резко замедлил ход. Ускорения при этом были такими, что пилоту полагалось, как минимум, потерять сознание, однако противоперегрузочная система отлично справилась со своей задачей, обеспечив пилоту абсолютный комфорт. Так, легкая продольная раскачка при смене курса, не более.

Перейдя в горизонтальный полет, истребитель скользнул над рекой, в точности повторяя все изгибы прихотливо петляющего русла, а потом сделал горку, перемахнув через высокий берег, и завис в рискованных полутора метрах от поверхности планеты, после чего с достоинством и неторопливой элегантностью его стреловидное тело опустилось на посадочные опоры. Еще пара минут неприятного потрескивания, которым всегда сопровождалось принудительное охлаждение корпуса, и блистер пилотской кабины плавно скользнул назад, а сам пилот привычно съехал по теплой обшивке, не пытаясь ставить ноги на ступени автоматически откинувшегося трапа. Верный признак человека, который освоил истребитель относительно недавно, но успел уже полетать — ни новички, ни ветераны так не делают. Те и другие пользуются трапом, просто одни потому, что осторожничают с непривычки, а другие не хотят случайно повредить ноги. Впрочем, на посадку так ни те, ни другие тоже не заходят. По аналогичным причинам, кстати.

Сняв с головы гермошлем, пилот ловко забросил его в кабину и с наслаждением тряхнул головой, заставив длинные, намного более длинные, чем предусмотрено уставом, блестящие волосы, до того собранные в узел на затылке, разлететься веером, на мгновение окружив голову темным, как вороново крыло, нимбом. После этого он, точнее, она, решительным шагом направилась к дому, дверь которого уже отворилась, открыв миру заспанное женское лицо.

— Это кто там... Бьянка, ты?

— Я, я, твое высочество. А кого ты ожидала увидеть? Тридцать три японца?

— Но откуда?

— Прибыла из империи, с авианосцем. Ему еще пол дня через систему тащиться, а я с капитаном договорилась, и он разрешил взять истребитель.

— Стоп. Тебе же еще сколько учиться? Три года или четыре? Год же только прошел...

— Ускоренный курс. Нас всех так вот гоняли. Инструкторы на маты изошли, зато летать научили. Один вообще сказал, что если бы их в свое время так дрючили, то они давно бы линкоры не строили — всех бы врагов истребителями разгоняли... Ай, да ладно тебе. Как вы тут?

— Ну, как, — улыбнулась Мэнола, погладив себя по начавшему округляться животу. — Живем, как видишь.

— Угу. Плодитесь и размножаетесь, — ехидно прокомментировала не страдающая избытком воспитания Бьянка. — Сколько уже?

— Седьмой месяц пошел. Врач говорит, мальчик будет.

— Ты молодец! Поздравляю! — Бьянка звонко чмокнула Мэнолу в щеку. — Где мужики?

— Спят еще. Они вчера допоздна пи... совещались. Теперь вот отсыпаются.

— Ты им хоть антидот приготовила?

— А как же — три порции.

— Стоп, а кто третий? Я понимаю муж твой, адмирал наш, а третий кто?

— Андрей. Ну, помнишь, офицер связи, молодой такой.

— Поняла. А он-то что здесь делал?

— Да примазывается иногда, со своей узкоглазой. Это еще что, вон, на той неделе вообще всем штабом гуляли, нас в городе оставили и гуляли. Мальчишник им, видите ли, устроить захотелось... в тесной мужской компании. У Мещевича день рождения был, вот они и свалили. А то, говорят, пойдем в ресторан и полгорода разнесем.

— Ну, это на них похоже. Шашлык-то хоть остался?

— Для тебя найдем. Адмирал лично руку приложил, а он всегда если готовит, то много. Стоп, а как ты узнала, где мы?

— А то я не знаю, куда вы на выходные сваливаете.

— Ладно, пойду будить мужиков. Вот адмирал обрадуется...

— Сомневаюсь, — чуть слышно, под нос пробормотала Бьянка, и уже громче добавила: — Не надо, пусть проспятся. Если уж их моя посадка не разбудила, то хорошо они вчера... посовещались.

Ну, тут она загнула, конечно, истребитель садился практически бесшумно, но Мэнола согласно кивнула:

— Это точно. Песни орали, сволочи... Ну, не орали, но на гитаре наяривали с чувством. Пока не пристыдила, что двум женщинам на сносях заснуть не дают, даже и на время не смотрели. Мужчины, что с них взять... Только анализы, и те плохие.

— Это точно. А что, Мэй тоже...

— Ага. Третий месяц уже пошел. Ну все, теперь у Андрея точно жизнь холостяцкая кончится. Они ведь по этому поводу и пи... заседали.

— Весело тут у вас. А что, они еще не...

— Не-а, -мотнула головой Мэнола. — Он все юлил что-то, а она вчера с утра ему так и сказала: или женишься, мол, или разбегаемся.

— И он, значит, как честный человек... Да, пропал парень.

Собеседницы понимающе посмотрели друг на друга и синхронно рассмеялись. Смех получился что надо, во всяком случае, на втором этаже открылось окно, и сонный голос Джораева пробубнил:

— Это что там происходит? Ни свет, ни заря... Имейте совесть, женщины!

Окно захлопнулась. Девчонки снова прыснули, на сей раз тихонько, в кулачки.

— Как он у тебя?

— Ничего, цивилизуется помаленьку. Это ведь тяжело очень, из лейтенантов — и сразу в премьер-министры.

— Ничего, справится. Как они говорят — "я мужчина, я сильный, я выдержу".

— Справится, конечно. Это вначале был полный швах, а сейчас пообтерлись уже. Хотя твой — он, конечно, та еще сволочь, всю административную работу сгрузил на нас.

— Кто "мой"?

— Да адмирал, конечно. Ладно, ты глаза-то не опускай и не возмущайся. Все уже решено, просто он об этом еще не знает. Эх, мужики, какие они бывают тупые.

— Это точно. А что значит на вас? Ты тоже в правительстве?

— Я у мужа бессменным и официальным замом, — горда выпятила грудь Мэнола. — Так что без меня он — как без рук. И вообще, хватит о делах — пошли завтракать, а наговориться ты еще успеешь.

Когда Соломин, приняв антидот и выпив, наверное, не меньше литра воды вышел из дому, ему показалось, что у него галлюцинация. Когда же выяснилось, что галлюцинацией здесь и не пахнет, он понял, что его посетил самый обычный кошмар. Однако менять что-либо было уже поздно, а, как говорит древняя мудрость. Если чего-то не избежать, то надо расслабиться и получать удовольствие. Так что он стоически выдержал и повисание на шее не такой уж и легкой девушки, потом доклад о прибытии, потом побурчал немного... ну а потом присоединился к импровизированному застолью. А что еще оставалось делать? Одна дама хрустит огурчиками солеными, да так, что за ушами трещит, вторая шашлык наяривает — в полете проголодалась, да и на авианосце особыми разносолами не баловали... И все это они, заразы, так вкусно есть ухитряются, что как тут удержишься?

А вообще, Бьянка — это так, первая ласточка. Из империи пришла целая армада кораблей — два десятка линкоров разных типов, четыре авианосца, крейсера, эсминцы... Правда, все это было старое — Соломин большую часть этого, с позволения сказать, флота, видел разве что когда с инспекцией на консервационную стоянку мотался. С вооружения в Российской империи они были сняты уже давно и линкоры, к примеру, соответствовали по своим боевым характеристикам, пожалуй, все тем же бретаням. Модернизацию им не проводили, разве что подшаманили, чтобы все работало, ну да обижаться тут не следовало — император сразу предупреждал, на что можно рассчитывать, а на что — не стоит даже и рот разевать.

Авианосцы тоже не блистали. Ну, старье — оно и есть старье, никуда от этого не денешься. Главное, что из точки "А" в точку "Б" дойти смогут, да боты дотащить. На них, кстати, император как раз не поскупился — машины были хоть и из консервации, но новенькие, с иголочки. Что называется, муха не сидела — как произвели, так в резерв и поставили, на случай большой войны. Ну а сейчас, когда происходила очередная смена поколений, их передали Соломину — хотя по сравнению с тем, что было на вооружении в империи, эти машину были несколько устаревшими, они все равно на голову превосходили все, что могло быть у вероятного противника.

Крейсера и эсминцы тоже не являлись откровением военной мысли. Были, как сказал один из офицеров, криво усмехнувшись, "на уровне международных стандартов". Из всего этого безобразия выделялись три крейсера типа "Поморник" и целых одиннадцать эсминцев. Эти корабли, укомплектованные русскими экипажами из добровольцев (по большей части, такой же ускоренный выпуск, как и у Бьянки), присоединились к тем относительно современным кораблям, которые уже были у Соломина, и составили ядро нового флота. На остальных кораблях экипажи комплектовали уже из местных, ну да ничего страшного в том Соломин не видел. Как они могут драться, он уже знал, а под руководством русских офицеров, да еще в реальных боях, опыта амстердамцы наберутся быстро.

Да-да, именно в реальных боях. Флот, который теперь имелся у Соломина, был неплох даже по меркам какой-нибудь среднеразвитой страны вроде той же Французской деспотии. Если же считать по меркам дикого космоса, то это и вовсе была армада. Мощная, неплохо сбалансированная и... убыточная. Флот должен служить для того, ради чего он создается. Флот Российской империи создавался для того, чтобы никто не рисковал даже замыслить недоброе против этой страны. Все затраты на его создание и содержание компенсировались тем, что империя уже давным-давно не знала серьезных войн. Да, локальные стычки на границах бывали, да, русские эскадры постоянно "демонстрировали флаг" за пределами империи, периодически ставя раком тех, кто не понимал, что русских надо уважать и бояться, но войн не было. А отсутствие войн и, как следствие, спокойствие и стабильность в не опасающейся внешних угроз стране означают, в первую очередь, возможность уверенного развития. Остальные государства периодически грызлись между собой, тратя ресурсы на бессмысленные, по большому счету, войны и, как следствие, все больше отставая. А Российская империя возвышалась в этом море страстей, как утес, имея возможность развивать свои технологии, вкладывая все больше денег в науку, образование и производство, основывая новые колонии. А значит, флот окупал себя полностью, и что бы там не визжали некоторые продвинутые "экономисты", требующие переместить деньги из военной сферы, к примеру, в социальную, а заводы по производству военной техники перевести на производство гражданской продукции, корабли продолжали строить, а военным — платить самые большие в империи зарплаты. Последнее, кстати, было вполне логичным, ведь этим людям, случись что, придется рисковать самым ценным, что у них было — собственными жизнями. Ну а "экономисты", "либеральная интеллигенция" и прочие "общечеловеки" периодически негласно проверялись службой безопасности, аккуратно изымающей предателей и вправляющей мозги дуракам. Некоторое количество, правда, оставляли нетронутым — они ведь как лакмусовая бумажка. Если где-то что-то — сразу заквакают возмущенно, очень удобно ориентироваться и находить собственные просчеты. Ну а если слетаются, как мухи на испражнения — стало быть, и впрямь дело серьезное, так что, умеючи, любой мозговой брак можно поставить на службу государству.

Так вот, флот, который сейчас ударными темпами создавал Соломин, был изначально предназначен для иных целей. Почему создавался, если есть и корабли и люди? Да потому, что сами по себе ни люди, сколь бы хорошо они не были обучены, ни корабли, даже самые лучшие, флотом не являются. Это всего лишь люди и корабли, которые должны слетаться, научиться работать вместе, должна быть создана полноценная инфраструктура для ремонта, обслуживания, заправки и т.д. и т.п. Словом, огромная работа, без которой люди и корабли останутся людьми и кораблями, способными решать задачи максимум на уровне одного корабля. А учитывая, что и большая часть людей была или обучена поспешно, или обучена плохо, и корабли почти все были так себе, несложно представить, какой геморрой предстоял впереди.

Но главная проблема была не в этом. Все как всегда упиралось в деньги — содержать всю эту армаду и прилагающееся к ней количество людей в надлежащем состоянии Новый Амстердам не мог физически. Этот флот должен был воевать, захватывать новые территории и ресурсы, чтобы обеспечить и себя, и планету, поэтому время у Соломина было ограничено несколькими месяцами. Кончатся деньги — и все! Война будет проиграна, не начавшись. Так что надо было или изначально не браться за такую работу, или запускать "паровой каток" во всю мощь. Хорошо хоть, корабли, ну, за исключением ударной эскадры, достались Соломину бесплатно.

Именно поэтому последующие два месяца были сплошь посвящены лихорадочной подготовке к первому походу. Комплектовались команды, проводились учения — хорошо хоть, что ничего не требовалось грузить — корабли пришли из империи полностью готовыми для боя и похода. Ну а недостаток опыта новые экипажи компенсировали энтузиазмом, который, как известно, в разы повышает эффективность обучения. Но все равно, в свой первый поход флот вышел "людьми и кораблями", а не спаянным и обученным соединением. Те знания, которые не смогли или не успели получить на базе, придется зарабатывать в бою, и для кого-то экзамены, которые будет принимать враг, окажутся последними. Цена здесь не "неуд" в зачетке, цена в бою — жизнь.

Вначале у Соломина был соблазн договориться с кем-нибудь о взаимодействии. С теми же немцами, к примеру — у них в этом секторе дикого космоса были свои интересы, и поучаствовать в его дележе они бы, безусловно, не отказались. Только, подумав, адмирал от этой идеи отказался — нет уж, первая победа в этой войне должна быть своей и только своей. Чтобы люди во вкус вошли, чтобы почувствовали, что сами круты, без чьей-либо помощи. Защищать свою планету они уже могли и знали, что могут, теперь они должны были научиться нападать. Вкус победы, вкус власти над побежденными... Опять же, очень хреновый способ подъема самосознания — зато самый быстрый.

Хотя, конечно, были уже победы, аж две штуки. Новый Квебек потрошили, и Турцию тоже, но ни то, ни другое на настоящие победы не тянули. В обоих случаях противник был явно слаб, и, главное, в случае с Квебеком амстердамцы были только на подхвате, а с турками русские и вовсе без них разобрались. Теперь же и драться в космосе, и штурмовать планеты им предстояло самостоятельно — русские будут осуществлять только общее руководство, натаскивая своих новых солдат.

Целью удара была выбрана Новая Швейцария. Давно, еще в начале космической эры, Швейцарию называли страной банков и сыров. Сделав ставку на развитие банковского сектора, она стала хранителем активов практически всех стран. Тем самым Швейцария обеспечила себе столетия мира и процветания, а гарантом ее неприкосновенности были все страны мира. Однако ничто не вечно, настал момент, когда мировой банкир, хранящий основные сбережения планеты, начал умирать.

Первый звоночек прозвучал тогда, когда под давлением Америки швейцарские банки перестали блюсти тайну вкладов, а также начали их замораживать. По большому счету правильно, конечно — в них хранили деньги и террористы, и международные преступники, и... и еще те, кого ими объявляли с подачи тех же США. Результат был закономерным — доверие к швейцарским банкам начало медленно, но неуклонно падать.

Это было неприятно, но не смертельно. В конце концов, кроме банков у Швейцарии была неплохая промышленность, развитая туристическая инфраструктура, да и банковский сектор не умер, просто несколько снизилось его значение, однако именно он сыграл со страной злую шутку, когда начался глобальный передел мира.

В большой войне русские победили — тяжело, большой кровью и методами, не поддающимися никакой конвенции, но победили. И тут выяснился интересный момент — активы России в швейцарских банках были заморожены, причем еще до войны, а вот у их противников почему-то нет. Когда русские традиционно задали вполне логичный вопрос "почему", швейцарцы так же традиционно пожали плечами. Мол, я не я, корова не моя, и вообще, в приличном обществе такие вопросы задавать не принято.

Вот только ситуация была уже в корне иной. Вместо нескольких больших и сильных государств, которые создавали сложную систему противовесов, чем и пользовалась Швейцария без зазрения совести, имелась одна страна-победитель и сидящие под лавкой побежденные, которых в тот момент нагибали, как хотели. Соответственно, и реакция победителя на уклончивые ответы была... ну, скажем так, адекватной. Нет, над Швейцарией не полетели самолеты. По ее дорогам не загрохотали гусеницами танки, и не обрушился с орбиты сокрушительный удар протонных орудий, последнего писка моды в космическом вооружении того времени. Вместо того, чтобы портить экологию и губить красивейшие ландшафты, выжигая Альпы орбитальными бомбардировками, озабоченные эстетикой и сохранением среды обитания русские ударили по самому чувствительному месту швейцарцев — по их кошельку.

Все было довольно просто. Выпустили валюту, обеспеченную не золотом, а пушками, которой обязали пользоваться в международной торговле всех без исключения под угрозой все той же бомбардировки. Русским поверили после первого же удара с орбиты. А курс валюты, ее выпуск, интервенции и все прочее контролировали из России. И дивиденды снимали там же. Ну а Швейцарии запретили заниматься банковской деятельностью, только и всего. Под прицелом боевых космических станций особо не подергаешься, так что пришлось соглашаться. Остальным, правда, тоже запретили, и больше полувека не было ни американских, ни английских, ни французских — никаких банков. Только филиалы банков российских.

Нельзя сказать, что Швейцария умерла, однако полное выключение из сферы валютных операций (собственные банки исчезли, а русские свои филиалы в этой стране не открывали принципиально) и запрет остальным странам на торговлю с ней, конечно, не отрезали ее полностью и не уничтожили торговый оборот до конца. Да русские и не пытались это сделать, просто эти запреты очень сильно урезало возможности швейцарской торговли, сделали нерентабельными ее производства и поставили жирный крест на ее развитии. В результате за несколько десятилетий процветающая страна превратилась в жалкую туристическую провинцию, папуасию новой Европы, чего русские, в принципе, и добивались.

Соответственно, отставшие на Земле, швейцарцы и в космосе отстали. Новая Швейцария представляла из себя достаточно рыхлый конгломерат пяти планет, каждая из которых имела собственную конституцию и свое правительство, а центральная власть была понятием относительным. Тем не менее, они имели неплохой для такого маленького государства флот, основу которого составляли пять линкоров, линейный крейсер и два авианосца. Линкоры, насколько было известно Соломину, были в основном финского производства и представляли из себя хорошо бронированные и вооруженные, но тихоходные корабли. Устаревшие, конечно, но и у Нового Амстердама флот сейчас был укомплектован не русскими броненосными громадами, а достаточно скромными и весьма устаревшими кораблями. Они, правда, были на поколение моложе, чем у Новой Швейцарии, но все же являлись кораблями, имеющими характеристики вполне сопоставимыми со швейцарскими.

Со стороны Нового Амстердама, если не считать укомплектованной русскими ударной эскадры, выступали двадцать линейных кораблей трех разных типов, имеющих сходные характеристики, а также четыре авианосца с экипажами смешанного состава. В смысле, экипажи самих авианосцев состояли из амстердамцев, а авиагруппы были укомплектованы пилотами, прошедшими обучение в Российской империи. Проще говоря, русскими — голландцев на обучение в империю не посылали, их подготовку планировали развернуть на месте, только чуть позже. Бьянку, кстати, Соломин планировал оставить именно в таком, только создаваемом сейчас центре инструктором, но она сумела уговорить адмирала взять ее в рейд. А все потому, что убедила его — от инструктора без реального боевого опыта толку будет немного. Соломин взял ее с неохотой, обещав, что переведет ее в инструкторы сразу по возвращении, тем более что с техникой пилотирования у девушки было все в порядке, а сейчас, к собственному удивлению, волновался за нее — при штурме планет боты часто оказывались на острие удара, и потери среди пилотов, несмотря на высокий класс машин, были очень вероятны.

Еще четыре линкора — три старых и один захваченный у французов (при восстановлении которого был безжалостно разобран на запчасти его более поврежденный собрат) оставались на Новом Амстердаме, и задачей их была оборона планеты в случае, если кто-нибудь захочет на нее позариться во время отсутствия основных сил. Их усиливали трофейный авианосец, на который смогли наскрести местных пилотов, и вернувшийся с ремонта и модернизации, укомплектованный русским экипажем "Идзумо". Такая группировка была не по зубам никому из задиристых местных государств-карликов, а у тех, кто покрупнее, перед глазами был пример наглецов-французов. Притом, что Франции еще повезло. Обрати Российская империя внимание на возникшие у ее доминиона проблемы — и французам пришлось бы не сладко. Просто у империи были пока другие цели, и избиение Франции в их число не входило, хотя Соломин точно знал, что были тогда в окружении императора люди, требовавшие наказать, покарать, и вообще сделать показательный пример! Однако император Радислав Первый четко придерживался избранной стратегии, да и вообще он был из тех, кто правит сам, и у которого советники — это только советники. Насколько знал Соломин, серых кардиналов при императоре не было. Так что Франция, несмотря на свое хамство, сохранилась, как государство. Пока, во всяком случае. Русские никогда и ничего не забывали — как показывает практика, злопамятность весьма полезна с точки зрения выживания. Наверняка те события у Нового Амстердама французам, а возможно, и не только им, аукнутся еще не раз, просто случится это в тот момент, когда империи будет выгодно прийти и сказать: "А вы помните, как тогда-то и тогда-то... Нет? Ну, так мы вам сейчас напомним.".

Больше всего удивляло Соломина наличие у Новой Швейцарии линейного крейсера. С линкорами все понятно, для обороны такие корабли очень полезны, но линейный крейсер — корабль ударный! Его задача — резать вражеские коммуникации, перехватывая транспорта и расстреливая крейсера и эсминцы, а от линкоров, случись нужда, уходить, пользуясь преимуществом в скорости. Это — корабль страны, которая готовится вести активную, наступательную войну, а не обороняться, для обороны у него слишком слабое бронирование. Зачем он Швейцарии, которая на большую войну не способна физически, Соломин понять не мог. К тому же, один линейный крейсер погоды не делает, таких кораблей нужна как минимум эскадра. Единственное, что приходило на ум, это то, что крейсер этот пошел в довесок, например, к линкорам или еще чему-нибудь. Расклад сил, правда, причина появления у Швейцарии такого корабля не меняла, так что ломать зря голову Соломин не стал — и без того забот хватало.

Теоретически, флот Нового Амстердама более чем втрое превосходил швейцарский по количеству линейных кораблей и в четыре с половиной раза по огневой мощи. Двукратный перевес в авианосцах обеспечивал двойное же преимущество в ботах, бывших, к тому же, намного современнее швейцарского барахла. С крейсерами и эсминцами было немножко похуже, там был примерный паритет в силах, но в линейных сражениях и при штурме планет с использованием такого количества линкоров более легкие корабли серьезной роли не играли. Теоретически, эта армада должна была просто раздавить швейцарский флот. Кроме того, на стороне атакующих был эффект внезапности — уходя в бросок, флот активно маневрировал, несколько раз меняя курс, чтобы стряхнуть со следа наблюдателей в том маловероятном случае, если таковые найдутся. Вроде бы, все сделали, как надо, и сложностей не ожидалось. Однако на деле все было отнюдь не так радужно.

Швейцарский флот был флотом. Его создали уже давно, не одно поколение назад, и денег на него государство не жалело. Это был единый, спаянный организм, который любовно пестовали и готовили. Уровень подготовки амстердамцев им, мягко говоря, уступал. Все тренировки по совместному маневрированию, которые непрерывно проводили во время полета, не могли сравниться с тем, чем швейцарцы занимались долгие годы, причем в куда более спокойной обстановке.

Правда, есть еще такая вещь, как боевой опыт. С ним у швейцарцев дело было не ахти — их флот ни разу всерьез не воевал, разве что крейсера периодически пиратов гоняли. Тут люди Соломина выглядели предпочтительнее — те же амстердамцы уже дрались против превосходящих сил противника и победили. Они знали и что такое умирать, и что такое побеждать, но, опять же, на уровне отдельных кораблей, а не флота. Хотя, конечно, офицерский состав, который был в реальном бою и не струсил, значит многое. Однако при всем при том работать им приходилось от обороны, в наступлении многое меняется. Да и мотивация разная — защитить свой дом или ограбить соседа задачи, которые воспринимаются людьми совсем по-разному.

К тому же гены тоже никто не отменял. Предки швейцарцев были нищими горцами, основным источником доходов которых была война. Да-да, в средневековье швейцарские наемники были одними из лучших солдат в Европе, и кто сказал, что потомки окажутся хуже? Культ оружия был у швейцарцев традиционным, и военное производство тоже осталось неплохим. Выбор цели был продиктован еще и желанием Соломина наложить на него лапу — хорошо оснащенные военные заводы еще никому не мешали.

А еще, за противников Соломина играла ситуация. Обороняться всегда легче, чем наступать и, если эскадра Нового Амстердама все же будет обнаружена на приличном расстоянии, то сражение будет проходить вблизи какой-либо из планет, с собранным в кулак вражеским флотом, который будут поддерживать орбитальные крепости. Если же удастся сохранить эффект внезапности, то все равно оставался шанс, что крепости сумеют дождаться подхода флота, а то и потери атакующим изрядные нанести. В общем, легкой прогулкой поход быть не обещал.

Конечно, в победе Соломин не сомневался. Все-таки слишком большую мощь он собрал, и даже если новички не справятся, у него оставалась ударная эскадра. Самые мощные за пределами Российской империи корабли, самые лучшие в диком космосе экипажи — им оборона Новой Швейцарии была на один зуб. Только вот не хотелось Соломину вмешивать своих соотечественников без крайней нужды. Нет уж, пускай амстердамцы сами повышают уровень самомнения, так что ввод в бой русских кораблей планировался только в самом крайнем случае.

Дальнейшее зависело от уровня потерь. Если победа обойдется дорого, то Новая Швейцария станет конечной точкой этой войны. Так сказать, программа-минимум, которую необходимо было выполнить при любых обстоятельствах. Если же потери будут приемлемыми, Соломин планировал нанести еще один, а может, и несколько ударов, пока соседи пребывают в блаженной расслабленности и до них еще не дошло, что рядом появилось молодое и агрессивное государство, осуществляющее активную военную экспансию. Потом будет сложнее — все напугаются, начнут готовиться, сбиваться в союзы, искать покровителей, флоты начнут укрупняться... Справиться с готовым к бою противником намного сложнее, чем с противником неготовым, так что стоило заглотить как можно больше сразу, но тут уж как получится.

Следующей жертвой, по мнению Соломина, должно было стать Болгарское царство. Небольшое, даже по меркам дикого космоса второсортное государство — три планеты, флот из одного, хотя и вполне современного, немецкого производства, линкора и десятка кораблей поменьше, от крейсера до корвета. Легкая добыча, но не слишком ценная — только одна планета имела население более двухсот миллионов человек, две другие не дотягивали и до пятидесяти. Да и ориентировано государство было на аграрный сектор — промышленность, кроме пищевой, пребывала в состоянии, близком к перманентному коллапсу. В общем, легко взять, легко удержать и не совсем понятно, что с этим делать. Это если брать Болгарское царство само по себе. Если же брать его, как часть большого государства — вполне себе приличный придаток будет, аграрная провинция.

Правда, любой кухонный интеллигент, узнай он о намерениях Соломина, сразу же завопил бы о братьях-славянах, необходимости помощи им и прочей чуши. Хорошо хоть, интеллигентами подобный бред и ограничивался — нормальные люди были и умнее, и прагматичнее. Какие братья? Лично Соломину были куда ближе Джораев с его кавказскими или Мещевич с иудейскими предками — те люди, с которыми он воевал за свою страну, а не те, которые только и умели, что тянуть со "старшего брата" деньги, а потом предавать его каждую войну. Русский — это русский, кто бы он ни был по национальности, а все остальные — это все остальные, не более. И язык или предки-славяне не играют здесь никакой роли.

Вообще, пускай кто-нибудь скажет, что русские неполиткорректны или нетолерантны — можно смело плюнуть ему в лицо за наглую ложь. Да более политкорректного, более толерантного народа свет еще не видел! Русским было все равно, какой цвет кожи у человека, какой у него разрез глаз, на каком языке он разговаривает и в какой стране живет. Русским было наплевать на все эти условности — они били всех! С этой точки зрения Болгария была ничем не лучше и не хуже других — как только она стала нужна Соломину, тут же возник вариант с ее оккупацией. Ее жалкий флот при любых раскладах раскатывался в блин раньше, чем смог бы причинить сколь либо заметный ущерб, а армия была паршиво вооружена и обучена, да и не блистала она никогда. Словом, особых проблем Соломин не видел.

Целью номер три была выбрана Малая Чехия. Бывшая чешская колония, отделившаяся от метрополии в незапамятные времена, оказалась вполне жизнеспособной, колонизировала еще три планеты и имела вполне сбалансированную экономику, хорошую промышленность, сравнимую со швейцарской, и неплохой аграрный сектор. Ко всему этому прилагался, правда, довольно сильный флот, который, по данным разведки, включал в себя не менее четырех линкоров, причем три из них — собственного производства. Данных по ним у русской разведки не было — не особенно старались получить, а сейчас это могло выйти боком. Среди продукции таких вот периферийных государств иной раз попадались интересные изюминки, хотя чаще всего, конечно, они были классом ниже того, что можно было купить у развитых стран. Тем не менее сам факт, что Малая Чехия смогла организовать настолько сложное производство, внушал уважение.

Впрочем, то, что до Малой Чехии руки у Соломина дойдут быстро, выглядело весьма сомнительной перспективой. Повезет — дойдут, не повезет... Пока же эскадра неторопливо входила в пространство, формально контролируемое Новой Швейцарией и направлялась к планете под названием Сверкающий Цюрих.

Названием своим планета, как это неоднократно уже случалось, была обязана цвету своей атмосферы. Со стороны она, в зависимости от освещения, выглядела то каплей расплавленного серебра, то шариком ртути, и переливалась время от времени всеми цветами радуги. Замечательная была планета, Соломин там бывал как-то — мощная промышленность, и притом фактически нетронутая природа, великолепные курорты, полное самообеспечение по продовольствию. Самый лакомый кусочек Новой Швейцарии, даже если удалось бы захватить только его, это уже окупило бы затраты на рейд.

Эта планета была выбрана мишенью номер один и потому, что был шанс внезапной атакой захватить ее с минимальными разрушениями, не дав защитникам подготовиться и устроить захватчикам бяку в виде, скажем, минирования заводов или партизанской войны, и потому еще, что она имела самую мощную в Новой Швейцарии оборону — целых три неплохие орбитальные крепости. На совещании не без основания решили, что штурмовать такую оборону лучше всего имея максимум сил, а не потрепанный и переполовиненый в боях флот. В том же, что потери будут, можно было не сомневаться.

Как оказалось, флоту Нового Амстердама и впрямь удалось сохранить эффект внезапности. Не только крепости оказались не готовы к обороне от стремительно вторгнувшегося в систему флота, Соломину вообще удалось поймать здесь "со спущенными штанами" часть швейцарского флота — линкор и три крейсера, часть экипажей которых была на планете в увольнении и не успела вернуться на свои корабли. Атака была столь стремительна, что на планете начали понимать, что что-то произошло, когда все, в общем-то, уже кончилось.

Правда, основная заслуга в данном случае принадлежала Ван Дер Клейну, в недалеком прошлом хорошо проявившему себя командиру буксира, а ныне командующему авангардом флота. В таких вот небольших, но быстро развивающихся и насквозь тоталитарных государствах, как Новый Амстердам, карьеры делаются стремительно, и сейчас Ван Дер Клейн командовал группой из трех линкоров, на которые была возложена функция разведки. В этом качестве он себя и проявил с самой лучшей стороны, продемонстрировав тактическую грамотность и разумную инициативу.

Надо сказать, отчасти успех был связан еще и с тем, что на этих кораблях экипажи были укомплектованы самыми опытными экипажами Нового Амстердама, а свеженазначенный командир авангарда был не чужд здорового карьеризма. Во всяком случае, командовать ему понравилось, и при подготовке рейда, как и во время перехода, гонял он своих людей так, что даже видавшие виды русские озадаченно почесывали в затылках. Результат не замедлил сказаться — авангард оказался наиболее боеспособной частью флота, и мог совершить то, что другим было пока не под силу.

Ван Дер Клейн смог провести корабли так, что они, идя на опасном расстоянии друг от друга, распознавались радарами Цюриха как один крупный объект и были приняты, как потом выяснилось, за суперконтейнеровоз — такие монстры периодически сюда залетали. Ну а дальнейшее было делом техники — три линкора шли на гиперприводе почти до самой планеты, вызвав там переполох. Рисковали, конечно, жутко, но удача улыбается смелым. Никто рта не успел раскрыть, а линкоры, даже не перестраиваясь из походного порядка в боевой, выбросили боты с абордажниками и дружно отсалютовали в упор по ближайшей крепости, которая от неожиданности разлетелась вдребезги.

В течение нескольких секунд лишившаяся всех кораблей и орбитальной крепости планета еще не вышла из шока, а линкоры уже шли на вторую крепость. С нее открыли огонь, частый и неприцельный — там, наверное, очень испугались. Не зря испугались, кстати — орудия линкоров моментально подавили так и не успевшее выйти на боевой режим защитное поле и принялись вырывать из бортов крепости куски обшивки. Сделав по ней три синхронных залпа и оставив искалеченную станцию наполовину выведенной из строя, линкоры развернулись в сторону третьей крепости, но та огня не открыла, а отправила запрос с предложениями обсудить условия капитуляции. В героев играть ее экипаж не хотел, да и бесполезно это было — три линкора разносили крепость при любых раскладах, а в систему уже входили основные силы флота. Конечно, многие офицеры во главе с комендантом крепости предпочли бы драться и погибнуть с честью, вот только у их подчиненных такая перспектива отклика не нашла, и героических защитников заперли в помещении гауптвахты. С этого момента всякие попытки сопротивления прекратились.

На планете десантникам никто сопротивления оказывать тоже не пытался — там все были в глубоком шоке. Раз — и власть переменилась. Соломина такой вариант вполне устраивал. Бескровно (кровь обороняющихся не в счет) он получал четыре корабля, исправную, с забитыми боеприпасами и продовольствием трюмами, орбитальную крепость, еще одну в состоянии, предполагающем частичное восстановление боеспособности, и собственно планету, которую не надо было завоевывать. Местные даже испугаться не успели — и правильно, никто их убивать не собирался. Зачем создавать проблемы на земле, которую Соломин уже считал своей? И уж тем более не было смысла в том, чтобы убивать людей, которые были нужны, чтобы работать на полях, заводах, в шахтах... Тех самых, что достались победителям целыми и невредимыми. На Новом Амстердаме хватало солдат, но не было достаточного количества людских ресурсов, да и образование и подготовка были уровнем ниже, чем здесь. Так что работать на победителей предстояло местным, просто они об этом еще не знали, их жизнь текла по прежнему, разве что немногочисленных солдат по домам распустили. Правда, наиболее агрессивно настроенные амстердамцы хотели устроить массовые расстрелы, так как "пленных мы не берем", но их осадили одной единственной фразой о том, что не швейцарцы напали на Новый Амстердам, а совсем даже наоборот. В общем, ненужных эксцессов удалось избежать — дисциплину на Новом Амстердаме русские установили железную, и перечить мнению командования никто не пытался. Даже полиция на вновь завоеванной территории продолжала работать и следить за порядком. Рабочие и крестьяне нужны любому режиму, это управленцев придется назначать своих...

Однако мало было одержать победу — ее надо было еще удержать. У Новой Швейцарии оставались четыре планеты и флот, с которыми приходилось считаться. Ну а лучший способ обороны — нападение, поэтому наскоро укомплектовав гарнизон орбитальной станции, оставив перегонные команды на трофейные корабли и высадив с военного транспорта пехотную дивизию на планету, флот через двенадцать часов устремился в сторону Малого Берна.

Эта планета была полной противоположностью Сверкающему Цюриху. Самая молодая из швейцарских колоний, она была еще и наименее развитой, население было невелико, экономика, правда, сбалансированная — швейцарцы подходили к планированию грамотно, не создавая исключительно аграрных или только промышленных кантонов. На орбите висела одна-единственная крепость, и все были убеждены, что проблем не будет. Увы, в отношении проблем Берн тоже оказался противоположностью Цюриху.

Вместо того, чтобы послушно сдаться перед ударным флотом, обладающим подавляющим перевесом в численности и мощи огня, орбитальная крепость открыла огонь, как только атакующие корабли оказались в зоне поражения. Этого настолько не ожидали, что среагировали только после того, как от идущего головным линкора "Варяг" полетели куски обшивки. В очередной раз подтвердив репутацию невезучего судна, которая, впрочем, преследовала большинство кораблей с таким именем, линкор потерял управление и, с трудом выйдя из под огня и погасив скорость, лег в дрейф. Впрочем, его и не пытались больше обстреливать — удостоверившись, что корабль выведен из строя, комендант крепости отдал приказ перенести огонь на более опасные цели.

Ну, второй раз швейцарцам разгуляться не дали. Сосредоточенный огонь всего флота выбил артиллерию крепости еще до того, как она смогла причинить атакующим хоть какой-то вред, после чего к ней устремились абордажные боты, а флот, выйдя на орбиту планеты, принялся давить сопротивление и высаживать десант. Сопротивление было, но серьезным его назвать язык не поворачивался. Люди здесь, как и на любом фронтире, были парнями крутыми, резкими и храбростью не обделенными. Опять же, оружия было столько, что непонятно было, где местные под него людей найти планировали. Вот только между солдатами, обученными воевать, и гражданскими, умеющими нажимать на курок, разница очень большая. Один массированный удар с орбиты — и все, паника. Потом она, конечно, прошла, но было уже поздно, амстердамцы заняли ключевые точки возможной обороны, арсеналы, захватили системы жизнеобеспечения. После этого всякая возможность организованной обороны исчезла, а немногочисленные непримиримые, ушедшие в леса, были в течении недели уничтожены с воздуха. С белорусскими партизанами местные не шли ни в какое сравнение ни стойкостью, ни готовностью пожертвовать жизнью за Родину, а у агрессоров было достаточно техники, чтобы их выследить, и в своих действиях они не стеснялись. По окончании зачистки еще одна планета упала в копилку Соломина, но вот темп наступления амстердамцы потеряли. Зато в Новой Швейцарии сообразили наконец, что "это жу-жу неспроста", и связь с двумя планетами просто так не исчезает. Разведку они смогли провести незаметно для амстердамцев, выводы сделали правильные, и отреагировали достаточно оперативно. Только, видимо, узнала их разведка далеко не все.

Вместо того, чтобы атаковать слабо защищенный (полторы крепости и четыре трофейных корабля, которые еще не были толком освоены экипажами — неважная защита) Сверкающий Цюрих, швейцарцы бросились за основными силами амстердамского флота. Логика в этом, правда, тоже была — внезапным ударом уничтожить основную часть вражеского флота, и остальные отступят сами. О русских кораблях швейцарцы, очевидно, даже не подозревали. Да и как место боя Малый Берн был предпочтительнее — даже если какой-то корабль и рухнет на поверхность планеты, или же в нее угодит предназначенный вражескому кораблю залп, последствия для слабо заселенной планеты будут заметно меньшими, чем для более развитого мира. Так что именно окрестностям этой планеты было суждено стать местом полномасштабного линейного сражения.

Флот Новой Швейцарии был обнаружен еще на подходе к Малому Берну. Очевидно, швейцарцам было невдомек, сколько кораблей во флоте Нового Амстердама, что, в общем-то, было и неудивительно — покончив с узлами сопротивления, основная масса кораблей отошла от планеты и закрылась маскировочными полями. Конечно, такая маскировка была на несколько классов ниже, чем на современных русских кораблях, но все равно, чтобы обнаружить корабли, надо было знать, что и где искать. Поэтому, очевидно, адмиралу, командовавшему швейцарским флотом было известно только о трех линкорах, включая серьезно поврежденный "Варяг", и пяти крейсерах, оставшихся на орбите планеты. Все остальные корабли стали для него неприятным сюрпризом.

Помимо ошибки в оценке противостоящих ему сил, швейцарский адмирал допустил еще одну ошибку, решив усилить ударное ядро своей эскадры линейным крейсером. Подобное, впрочем, было характерно для многих адмиралов со времен печально знаменитого Джеллико. Желание усилить суммарную мощь эскадры за счет хорошей артиллерии линейных крейсеров всегда заманчиво, только вот защита этих кораблей слабовата, и они, в результате, излишне уязвимы.

Четыре линейных корабля и линейный крейсер уверенно двигались на спешно перестраивающиеся для боя амстердамские корабли, не замечая, что позади них семнадцать линкоров неторопливо распределяют цели. Авианосцы флота Новой Швейцарии держались позади — при такой разнице в силах в их применении не было особого смысла. Вот когда придет пора добивать поврежденные артиллерийским огнем линкоры, они потребуются, сейчас же атака ботов с авианосцев грозила лишь неоправданными потерями. Неповрежденные линкоры, тем более работающие в строю, слишком крепкий орешек для легких ботов, а торпедоносцев устаревшие и небольшие по тоннажу швейцарские авианосцы не несли.

Дальнейшее несложно было предсказать. Не успев даже открыть огонь, швейцарские корабли попали под внезапный удар семнадцати линкоров, успевших тщательно прицелиться и бьющий с выгодной для себя дистанции. Авианосцы, правда, тоже не применяли, считая, что хватит и корабельной артиллерии. Хватило — когда по каждому кораблю противника бьют два-три твоих, вопрос стоит не о результате, а о том, успеют ли расстреливаемые в упор сделать хоть что-то.

Разгром был полным. Первым, как несложно было предсказать, был уничтожен линейный крейсер. Сосредоточенный удар трех линкоров буквально смял его защиту и вскрыл легкую броню корабля, как консервную банку. Оставив мертвый, выжженный корпус в покое, линкоры тут же перенесли огонь на новые цели.

Следующими жертвами стали авианосцы — на них пришлось по два линкора на брата. Практически небронированные носители военных ботов сгорели вместе со своим грузом, и ни один из пилотов не успел стартовать, разделив участь с кораблями. Два шара огня — и лишь оплавленные обломки разлетелись в разные стороны.

Линкоры сопротивлялись чуть дольше — все-таки это были крепкие корабли с хорошей защитой. Однако когда по каждому бьют уже не два и не три, а пять кораблей аналогичного класса, время жизни обстреливаемого измеряется в лучшем случае минутами. Словом, флот Новой Швейцарии размазали, не получив в ответ практически ничего. Можно было бы, конечно, предложить швейцарцам сдаться, но Соломин на эту идею ответил дрейковским "нечего всякое дерьмо в свой порт тащить", и участь швейцарцев была решена. Правда, кто-то напомнил Соломину про то, что не "они к нам пришли, а мы к ним", на что адмирал с некоторым удивлением в голосе ответил, что "раз эта планета уже была захвачена, то она уже наша, поэтому они, они, сволочи, к нам приперлись".

Из-под обстрела смогли вырваться только некоторые крейсера и эсминцы — плотность обрушившегося на них обстрела была сравнительно невелика, и потому те капитаны, которые успели вовремя среагировать и дать деру до того, как на них перенесли огонь линейные корабли, смогли прорваться. Прочих же ждала та же участь, что и "старших братьев" — очень скоро по космосу поплыли новые облака мелкодробленного металлолома, изрядно затрудняя навигацию в будущем.

Однако флот Нового Амстердама на месте тоже не остался. Раз уж единственная сила, которая хоть как-то могла ему противостоять, была уничтожена, грешно было этим не воспользоваться. Раз уж легкие силы противника драпанули, то, скорее всего, они направились к своей базе. Ну а раз так, стоило их там и накрыть, поэтому восемнадцать линкоров, сопровождаемые авианосцами, ринулись за ними, оставив при Малом Берне поврежденного "Варяга" и еще один линкор с наименее подготовленным экипажем — так, на всякий случай..

Часть вражеских кораблей, в основном, поврежденных, смогли настигнуть достаточно быстро и расстрелять, остальные смогли уйти, но это было для них лишь отсрочкой. Планета Новый Альтдорф, в окрестностях которой и была основная база швейцарского флота, стала третьей планетой, захваченной амстердамцами. Три орбитальные крепости, намного более слабые, чем уничтоженные у Цюриха, даже не оказали сопротивления, база тоже была захвачена. Часть кораблей попыталась оказать сопротивление и была уничтожена, часть снова бежала и их не преследовали. Десант тоже не пытались обстреливать — воинственный дух швейцарцев после разгрома их флота был сломлен, и, похоже, окончательно. Все получилось даже легче, чем планировалось.

После этого оставалось аннексировать две оставшиеся планеты Новой Швейцарии, также сопротивления не оказавшие, поставить гарнизоны и собственные команды в орбитальные крепости — и можно было задуматься о дальнейшей экспансии. Тем более, что воодушевленные легкими победами и малыми потерями амстердамцы рвались в бой. Ставка на самостоятельные победы оправдалась.

Болгарское царство сопротивления не оказало. При таком разгромном соотношении сил это, в общем-то, удивления не вызвало. Конечно, это не добавило болгарам уважения, зато спасло от многочисленных эксцессов, сопровождающих любую войну. Соломина такой расклад вполне устраивал — во-первых, он получал нетронутые войной планеты, во-вторых, корабли, которые, хотя и были не в лучшем состоянии из-за отсутствия полноценного обслуживания (Болгарское царство просто не имело ни достаточных производственных мощностей, чтобы проводить его дома, ни денег, чтобы заказывать за рубежом), оказались вполне боеспособны. В-третьих, каюты экипажей и так уже ломились от трофеев. Брать их никто не запрещал, храбрость должна вознаграждаться, в том числе и таким образом, но перспективы того, что флот может превратиться в летающую барахолку, Соломина откровенно не радовали. К тому же, еще со времен Саши Македонского известно, что чем больше добычи — тем ниже боеспособность армии. Ну, или флота — для Нового Амстердама, где армия и флот были единым организмом, формулировка была непринципиальна.

Хотя, когда Соломин, сопровождаемый старшими офицерами, русскими и амстердамскими, грань между которыми в этом походе быстро стерлась, прошелся по трофейному линкору "Фердинанд I", он только присвистнул в изумлении — на борту такого корабля ему бывать прежде не приходилось. Нигде в мире их не строили, причем давным-давно, а вот немцы, продавшие этот линкор Болгарскому царству, упорно занимались пустым, на первый взгляд, делом. Только вот пустым ли?

Ударный линкор поддержки десанта — шикарная штука. Этот корабль был не слишком ценен в космическом бою, неся относительно немного артиллерии главного калибра, зато имел толстую броню, отличную силовую защиту и усиленную авиагруппу. Плюс мог перевозить десантный полк полного состава, с бронетехникой и средствами высадки. В общем, гибрид монитора-переростка и десантного транспорта. Вот только зачем он — прорывать в одиночку планетарную оборону? Смысла в этом, на взгляд военного, было немного.

Во всех остальных крупных странах так и считали — планетарная оборона продавливалась и обычными кораблями, главное, чтобы их было достаточно, а десанты высаживались с транспортов под прикрытием авианосцев. Бал правила универсализация, которая позволяла рассматривать корабль не только как отдельную боевую единицу, но и как часть единого организма под названием ФЛОТ. Это позволяло создавать корабли чуть дороже, зато флот вцелом — заметно дешевле, и от этого не смогла уйти даже невероятно богатая Российская империя. А вот немцы по-прежнему строили, правда, небольшими сериями корабли узкой специализации, и вот, оказывается, даже продавали их соседям. В общем-то, Соломину было плевать на то, как Германия тратит свои деньги. В конце-концов, они их заработали — им и распоряжаться плодами своей работы. Куда больше ему не нравилось, что данный конкретный линкор оказался именно здесь, потому что, как военный, он мог с уверенностью сказать: есть всего одна причина, при которой покупка такого дорогого и не слишком практичного корабля маленьким государством оправдана.

Ну в самом деле, линкор — корабль для большой и сильной державы, способной не только содержать такую махину, но и извлекать из го наличия определенную выгоду. Для карликов линкор невыгоден — этот гигант будет, медленно разрушаясь из-за отсутствия нормального обслуживания и падая в цене из-за устаревания, исправно сжирать огромный кусок военного бюджета на свое содержание. При этом использовать его все равно не получится — для того, чтобы наехать на соседа, одного линкора недостаточно, пиратов куда эффективнее гонять более дешевыми крейсерами или эсминцами, а если кто-то наедет всерьез, то один-единственный линкор, опять же, не спасет положения. При сколь либо массированной атаке даже легких сил он просто не сможет успеть повсюду. А линкор, изначально предназначенный для других целей — тем более.

Зато такой корабль очень может пригодиться, когда страна готова развалиться на части, и любая из планет в любой момент может удариться в сепаратизм. Какую бы оборону ни смогли организовать доморощенные любители самостийности, штурмовой линкор делает ее на раз, а потом устраивает обороняющимся веселую жизнь с плавным переходом в смерть. Это корабль не флота — это корабль службы безопасности, и для роли пугала "Фердинанд I" подходил как нельзя лучше.

Для Соломина не было особой разницы, живут на болгарских планетах мирно, или играют в сепаратизм. Последнее, кстати, было совершенно неудивительно — уровень жизни на планетах был удручающим. Аграрная направленность, конечно, спасала от голода, но во всем остальном ситуация была просто жуткой. На двух периферийных планетах даже лекарств банально не хватало. И что теперь с ними прикажете делать? Люди скатились до уровня, в лучшем случае, первой половины двадцатого века, а ведь Соломину не были нужны те, кого надо кормить, лечить, обучать, создавать инфраструктуру, словом, вкладывать деньги — ему нужны были планеты, которые, напротив, пополняли бы казну нового государства. Конечно, вложения в новые колонии выгодны, но только в долгосрочной перспективе. Новому же государству вообще, и Соломину в частности, результат был нужен быстро. Бросать же пусть хреновое, но уже свое, не хотелось.

Хорошо хоть, вариант решения проблемы лежал на поверхности. Берется офицер (в данном случае из амстердамцев) в количестве двух наглых физиономий. Двух потому, что планет две. Так вот, на каждую планету сажается по такому вот офицеру в качестве наместника. Ну и по эсминцу и десантному батальону каждому в подчинение, чтобы местных, случись что, строить. Ну а дальше, во всем, что дел военных не касается — на самообеспечение, господа. Для колонии при любом раскладе легче — налогов-то не трясут. Ну, пока не трясут. Таким вот образом при минимуме накладных расходов планеты оставлялись в государстве, при этом не принося в ближайшей перспективе прибыли, но и денег не сося из бюджета. Если офицеры, поставленные бороться с кризисом справятся с задачей — вот тебе и готовые административные кадры с перспективой карьерного роста, ну а не справятся — так и ничего, их, в принципе, к этому не готовили. А в будущем, когда планеты оклемаются от кризиса, в который загнали их прежние власти, начнут и прибыль приносить. Опять же, в колониальные войска с них рекрутов набирать — милое дело. Чтобы подняться из нищеты, они любому глотку зубами рвать будут, и в штурмовые роты, и в карательные части, случись нужда, пойдут не раздумывая, самим рук марать не придется.

Столичная планета, Новая София, была полной противоположностью болгарской провинции. Вполне современная планета средненького государства — вот как про нее можно было сказать. И царский дворец был шикарным — пожалуй, дворец императора Российской империи был если не беднее, то уж точно скромнее циклопического сооружения, по коридорам которому Соломин в сопровождении своих офицеров шел принимать капитуляцию. Если бы адмирал не был перед этим на других болгарских планетах, возможно, он отнесся бы ко всему этому с юмором, но сейчас его бесило такое бездарное разбазаривание средств. Даже не потому, что это портило жизнь болгарам, на которых ему было откровенно наплевать, а потому, что било сейчас уже по его собственному карману. Все же три беспроблемные планеты лучше, чем одна и две проблемные в довесок.

Его офицеры, похоже, разделяли мнение командира, во всяком случае, грохот сапог по паркету становился с каждой минутой все более зловещим. И вообще, русские офицеры, и те, кто был родом с Нового Амстердама, демонстрировали в последнее время удивительную схожесть реакций и поведения. Сейчас отличить их можно было разве что по росту — большинство русских возвышались над отнюдь не маленькими голландцами почти на голову. А так — даже форма одинаковая. Последнее, разумеется, тоже не случайно. Комплекты обмундирования пришли вместе с кораблями, и это было сделано не только потому, что вылежавшую свой срок на складах форму девать было некуда. Хотя и это тоже, чего уж греха таить, но все же основная причина была в другом. Русским на Новом Амстердаме требовалось быть не расой господ, а первыми среди равных. Различие, ничего не значащее технически, но очень полезное для обеспечения сплоченности государства вокруг новых лидеров.

Бешенство адмирала выплеснуло через край, когда, перед входом в зал для официальных мероприятий какой-то хмырь начал посвящать их в тонкости местного этикета. Только воспитание помешало адмиралу сказать в ответ все те слова из великого и могучего русского языка, которые всплыли в его памяти. Будет еще кто-то учить имперского адмирал, что и как он должен делать, когда все здесь и так уже принадлежит ему! И право это подтверждено эскадрой на орбите и солдатами за спиной. Соломин лишь брезгливо дернул щекой в его сторону, и ближайший из офицеров с чувством врезал любителю церемониалов по зубам затянутым в щегольскую белую перчатку кулаком. Какой-то солдат из замершего тут же почетного караула потянулся было к оружию, но тут же испуганно отдернул руку — топающий позади Соломина и его свиты взвод десанта в полной боевой броне дружно лязгнул оружием. На этом первая и последняя в Болгарском царстве попытка сопротивления утухла, а вместе с ней умерла и та пародия на государство, которой Болгария во все времена и являлась.

Пинком распахнув дверь, Соломин вошел в зал. По протоколу ему, вроде бы, туда одному положено входить было. Ха, протокол! Да кому он нужен? От своих ему скрывать было нечего, а все остальные... правила устанавливают победители, и плевать они хотели на мнение побежденных. Толпа затянутых в черные мундиры офицеров, весело переговариваясь, организованной толпой ввалилась следом за ним за адмиралом и моментально распределилась по залу, разглядывая великолепную отделку, переговариваясь и совершенно не обращая внимания на ожидавшего Соломина царя Болгарского. Ну, пока еще царя.

Мужчина средних лет, высокий, спортивный, со вкусом одетый, с легкой благородной сединой... Красавец мужчина, такой просто создан, чтобы блистать на балах и приемах. Соломин рассматривал его пару секунд, Потом ухмыльнулся:

— Ну-ка встал, встал, да по стойке смирно, каз-зел!

— Что вы...

Договорить болгарин (а может, и не болгарин — у них цари вечно откуда-то со стороны выползали) не успел. Как по волшебству позади него возникли двое десантников (оба амстердамцы), и один из них, сбросив с руки перчатку скафандра, чтобы случайно не раздавить клиенту усиленными сервоприводами пальцами что-нибудь важное, взял его за шею, сдавил и потянул вверх. Соломин с некоторым удивлением наблюдал, как шея царя (у него были еще какие-то титулы, но русского адмирала титулы таких вот папуасских царьков не интересовали в принципе) начала удлиняться, как резиновая. Миг, и тот уже стоял, вытянувшись и привстав на цыпочки. Десантник ухмыльнулся:

— Когда Его Превосходительство говорит встать — надо встать, — громким шепотом объяснил он царю прежде, чем разжать пальцы.

— Благодарю, сержант, — благодушно улыбнулся Соломин. Десантник, только что получивший за сообразительность очередное звание, щелкнул каблуками и вытянулся во фрунт, а адмирал, улыбнувшись, начал рассматривать болгарина, как диковинную зверушку. — Ну-те-с, что за бумажку вы там мне подготовили?

Покрутив головой так, будто воротник модного сюртука сдавливал ему горло, болгарин трясущейся то ли от страха, то ли от возмущения рукой нашарил лежащий на столе одинокий лист бумаги и протянул его Соломину. Адмирал безо всякого интереса взял его, без интереса пробежал глазами текст и пожал плечами:

— Вы бы хоть бумагу нормальную взяли, что ли, а то гербовую как ни мни — все равно жесткая, задницу будет царапать, — Соломин небрежно скомкал документ и метко запулил его в стоящую в углу урну. Небрежный щелчок пальцами — и подскочил адъютант, держащий в руках старомодную папку. Внутри нее оказался всего один лист. Адмирал молча взял его, положил на стол: — Подписывай — и пшел вон.

— Э...

Договорить болгарину не дали. Сообразительный сержант несильно дал ему по почкам, после чего технические вопросы были завершены в рекордно короткие сроки, и бумага, согласно которой болгарский царь отрекался от престола, передавая всю полноту власти диктатору Нового Амстердама Соломину и отказываясь от каких-либо претензий, была подписана. Все, дело сделано, захват Болгарского царства завершен.

Единственно, возникал вопрос, что делать с низложенным монархом. Логика требовала расстрелять, ибо толку от него не было, а проблем он добавлял уже одним своим существованием. Просто тем, что всегда найдутся люди умные и деятельные, вдобавок, жаждущие власти, готовые разыграть отрешенного монарха, как патриотическую карту. Уси-пуси, обидели бедненького, корону отняли... И вообще, чужаки геть с Софии... Их, конечно, расстреляют, но зачем лишние сложности, если можно сразу подрезать одну из возможностей заговора?

С другой стороны, цареубийство — это чревато. Для простых людей те, кто взлетел на такую высоту, кажутся небожителями, и незачем демонстрировать им, что можно царя (короля, диктатора, или, упаси боже, ИМПЕРАТОРА!!!) просто так вот взять и грохнуть. Или за решетку запихнуть. Нечего, нечего всем подряд показывать нехороший пример, тем более покоренному народу.

В общем, сделали просто. Пинок под зад (в буквальном смысле слова), и лети, дружок, белым лебедем. А потом все просто. Все, и царь, и дворяне, и промышленники, и банкиры, все, кто был выше среднего класса, просто лишались всего. Абсолютно. И их семьи тоже. И сам институт местного дворянства упразднялся. Если после того, как низведенный до состояния нищего и бездомного человек сможет снова подняться — значит, он этого достоин, если же нет, и всю жизнь он жировал благодаря протекции, наследству или древности рода — так это уже только его проблемы. В любом случае, все их силы будут отданы выживанию, а не мыслям о власти, которую им в любом случае не отдадут. Даже если придется кровью залить планеты — не отдадут, не для того завоевывали. И прав у местных не будет никаких — их у завоеванных народов в любом случае не бывает.

Ну а потом на планете появится новая элита. Вначале это будут русские и голландцы, которым предстоит служить на этой планете, а потом, возможно, и кто-то из местных приподнимется. Несильно, конечно, но все равно приподнимется. И это хорошо — стремясь подняться вверх, раз уж подвернулся такой шанс, они будут пахать, как проклятые, и это полезно для экономики государства.

В общем, с болгарами разобрались достаточно быстро и качественно. Оставив несколько легких кораблей и экипажи на трофейные, флот двинулся дальше. Тяжелые корабли Соломин оставлять не собирался — незачем распылять силы. С кем-нибудь незначительным разберутся и экипажи эсминцев, а припрется кто сильнее — так надо бить всем флотом. Трофейные же корабли экипажам еще осваивать и осваивать, поэтому пусть пока остаются на месте, там они хоть грозным видом будут не разбирающихся в военном деле обывателей стращать да горячие головы остужать.

Новой целью была, как и планировалось, Малая Чехия. Не такой уж и большой бросок требовался, чтобы до нее добраться. И процесс шел весело — немного и времени прошло, но еще недавно аморфная масса превратилась во флот. Спаянный жесткой дисциплиной, обстрелянный, познавший вкус побед. Пиратский элемент, конечно, присутствовал — пограбить амстердамцы были не против, но побежденных грабили всегда, только называется это взятием трофеев. Против этого русские ничего против не имели — когда-то грабили их, причем и враги, и союзники, ну а когда они стали сильнее, то сами начали брать трофеи у тех, кто имел неосторожность с ними поссориться. Нет, ну в самом-то деле. Во Вторую мировую гитлеровцы грабили музеи, а потом все это досталось американцам с англичанами. Они что, вернули? А вот хрен. Так почему же сейчас русские должны были стесняться? Ну и амстердамцы тоже не стеснялись, беря пример со старших товарищей. А почему бы и нет? Заслужили. Как-никак шкурами рисковали, да и просто перелеты в не самых комфортабельных броненосных коробках отнюдь не сахар.

Однако всему на свете приходит конец. Пришел он и веселью. И Соломин, разбуженный однажды сигналом тревоги и примчавшийся в рубку, был встречен там одним-единственным словом:

— Влипли...

— Угу, — адмирал быстро прошел к своему креслу, склонился над экранами, — это было вполне ожидаемо. Даже удивительно, что так долго ждать пришлось... Ну, господа, где же влипли-то? Право слово, это все несерьезно. По флоту — третье построение. Ход не снижать. Выполнять! И не нервничайте, будет и на их улице панихида. Вы что, забыли, что вы русские? Мы и не таких с потрохами ели.

Не снижая хода, корабли начали перестраиваться в атакующий порядок, а Соломин между тем внимательно рассматривал вражеский флот, оказавшийся на его пути. М-дя, что же так кисло-то? Или его что, всерьез не воспринимают? Это уже оскорбление получается, а за оскорбления положено в морду.

Между тем противник от реакции на их появление, весьма похоже, был в легком шоке. В самом-то деле, флоту карликового государства положено трепетать уже при одном появлении столь титулованных господ, соизволивших лечь в дрейф прямо на их пути и, как минимум, попытаться обогнуть комитет по встрече по широкой дуге, а вернее всего, сбросить ход и с дрожью в голосе поинтересоваться, чего господа хотят от них, хилых да убогих. Когда же вместо толпы перепуганных провинциалов они увидели перед собой спокойно и четко перестраивающийся для атаки ударный флот, то впали, похоже, в легкий ступор. Флот же Нового Амстердама действовал четко и красиво, как на параде. В самом-то деле, амстердамцы пока еще не знали поражений, зато побед уже хватало, причем и над эскадрой крупной державы в том числе. Это придавало спокойной уверенности в своих силах и желания постучать по лицу любому, кто встал на пути. Вот они и работали четко, как на учениях, и такое полное отсутствие даже намека на панику явилось для противника неожиданностью.

Вот и болтались теперь слившиеся в трогательном единении мерзавцы и фашисты... в смысле англичане и французы прямо на оси атаки, и, кажется, не знали, что делать. А вообще, в размышлениях Соломина об уважении и неуважении был резон. В самом-то деле, Британское содружество могло выставить флот примерно из двухсот линейных кораблей... Хотя нет, стоп, была же война, значит, если верить данным переданным имперской разведкой, их осталось примерно половина, около ста. Но, тем не менее, британцы — сотня, французы... Сто шестьдесят семь пополам — восемьдесят или девяносто, точно неизвестно, но потери Французской деспотии пропорциональны британским. Стало быть, у них на двоих от полутора сотен до двухсот кораблей класса линкор и линейный крейсер. А здесь их — от силы три десятка. И, кстати, ни одного авианосца — стало быть, что бы ни произошло, штурмовать планеты эта эскадра не планирует.

Со стороны же нового Амстердама было восемнадцать линейных кораблей, плюс ударная группа — линейный крейсер, в разы превосходящий все, что даже теоретически могло быть у противника, и четыре "поморника", которые на двоих без проблем рвали любой английский или французский линкор. Фактически, англо-французская эскадра имела менее чем полуторный численный перевес. Учитывая же, что даже старые линкоры имперского производства хоть немного, но превосходили имеющуюся у них сейчас сборную солянку, это преимущество и вовсе опускалось к смехотворному минимуму. Начинать же бой в такой невыгодной ситуации — занятие рискованное.

Конечно, оставалась еще подготовка экипажей — как ни крути, а у англичан с французами она наверняка была выше. Хотя... несколько недель похода и реальных военных действий тоже кое-что значат. При любых раскладах в случае схватки трупов с обоих сторон будет куча. Соломину было интересно, готовы ли к такому раскладу его внезапные противники — платить кровью непонятно за что способен далеко не каждый. В прошлый раз французы, к примеру, сломались, имея еще хорошие шансы на победу. Правда, англичане не трусы, и их флот наверняка заметно более боеспособен, чем французский. Вот только успеют ли они хотя бы перестроиться? Да нет, к сожалению, успеют — время еще есть.

Примерно такие же мысли, очевидно, посетили и голову человека, который командовал эскадрой противника. Ну и почти наверняка там крутилась мысль о том, что стычка с доминионом Российской империи в два счета может перерасти в полномасштабную драку с самой империей. А если они еще и откроют огонь первыми, то империя ответит наверняка. Это если русские ищут повод для того, чтобы подраться. Соломин-то знал, что не ищут, как раз наоборот, стараются обойтись без большой войны, но откуда это знать его нынешнему визави?

Как бы подтверждая его размышления, пошел сигнал с эскадры вероятного противника. Соломин протянул руку, чтобы включить связь — и остановил жест на середине. Не царское это дело.

— Командир, они требуют выйти на связь, — мальчишка-лейтенант из последнего пополнения разве что не подпрыгивал от нетерпения.

— Ну так ответь: "кто там, какого черта". В точности так и ответь, — лениво отозвался Соломин. — Всему-то вас, молодых, учить надо.

— Но...

— Что "но"? Это не мы должны нервничать, а они перед нами стоять навытяжку. Бегом давай!

В общем-то, в словах Соломина был смысл. Разве что они звучали бы правомерно, будь у него при себе чисто русская эскадра. Но что поделать — надо было играть с теми картами, которые были на руках. И еще — у пацана первый серьезный бой, и нечего паниковать! Он должен быть уверен в своих силах и знать, что всегда, при любых обстоятельствах позади него — империя, готовая прийти на помощь.

Несколько секунд спустя лейтенант чуть растерянно доложил:

— Требуют лечь в дрейф и принять на борт досмотровые группы.

— Угу. Ответь: "Нахожусь в нейтральном космосе. Ваши действия считаю неправомерными. В случае попытки воспрепятствовать движению или предпринять любые другие враждебные действия считаю наши страны в состоянии войны. Право оценки степени враждебности действий оставляю за собой". Да по-русски отвечай.

Парень добросовестно отправил сообщение, потом обернулся:

— Требуют выйти на визуальную связь.

— После того, как извинятся за причиненные неудобства и вежливо и коленопреклоненно попросят — пожалуйста. И, кстати, пускай готовят вазелин — за то, что из-за них мне пришлось прервать сон, я буду любить их во все щели долго, тщательно и с фантазией. Она, кстати, у меня нездоровая и богатая, так и передай.

Дальше последовала пауза, в ходе которой противник, очевидно, мучительно пытался переварить ситуацию и принять решение о том, как себя стоит вести с этим сумасшедшим русским. Соломин же в это время спокойно одернул мундир и приготовил себе кофе — все же его выдернули из постели, и ему хотелось немного взбодриться или хотя бы окончательно проснуться. В конце концов, до момента, когда артиллерия его флагмана начнет доставать вражеские корабли, оставалось еще минут десять, остальные же линкоры смогут открыть огонь еще позже. Спешить было решительно некуда.

— Командир, не крутовато взял? — Мещевич, развалившийся в своем кресле, с интересом рассматривал вражескую эскадру. Несмотря на несколько худшее, чем у Соломина, образование, он, благодаря своему колоссальному опыту, разобрался в ситуации ничуть не хуже Соломина и, хотя его присутствие на мостике обязательным сейчас не было, мнение его адмирал ценил. — Они ведь и оскорбиться могут, в бутылку полезут.

— Не думаю, Павел Семенович. Скорее, если мы сдадим назад, они почувствуют слабость и будут гнуть нас через колено. Нет уж, пора напомнить, кому историей дано быть хозяином космоса. А то зарвались еврогады, забывать начали, кто тут главный.

Мещевич пожал широкими плечами: командованию виднее, и вообще, субординация — великая вещь. И командование оказалось право — следующий запрос прозвучал намного вежливее. Очевидно, ни англичане, ни французы умирать не хотели, а потому все же старались поговорить. Попрепиравшись еще немного, Соломин дал согласие на разговор и откинулся в кресле, держа в левой руке кружку дымящегося кофе. Вся его поза выражала абсолютную уверенность в собственных силах и презрение к собеседнику, приличествующее в такой ситуации русскому офицеру.

Ко всеобщему удивлению, на главном экране видеосвязи (Соломин не считал нужным скрывать разговор от своих офицеров) появилась женщина в строгом деловом костюме. Адмирал, впрочем, почти мгновенно справился с удивлением и принялся беззастенчиво рассматривать собеседницу. За такой взгляд в некоторых странах его немедленно обвинили бы в сексуальных домогательствах, но Соломину на это было наплевать. А посмотреть, кстати, было на что — симпатичная такая деваха была, лет двадцать пять на вид (хотя это могло быть результатом больших денег, потраченных на хорошую клинику), рост, правда, не определить, но фигурка очень и очень ничего. Очевидно, все присутствующие пришли к схожим выводам, во всяком случае, комментарии пошли сразу же, и весьма ехидные. Ну а так как в чисто мужской компании и шутки мужские, то секунд через пятнадцать лицо женщины покрылось красными пятнами.

Жестом восстановив порядок, Соломин обворожительно улыбнулся собеседнице:

— Я рад вас приветствовать. Вы, я так понимаю, секретарша?

— Я заместитель министра национальной безопасности Британского содружества Люси Скотт!

— Да? Не трите мне уши, деточка, и вызовите ваше начальство. А то делать мне нечего — с секретутками общаться.

— Да я...

— Цыц, женщина, твой день — восьмое марта. Позови кого-нибудь серьезного и не путайся под ногами.

— Командир, две минуты до возможности поражения противника, — вмешался командир БЧ-2.

— Благодарю, Степан Васильевич. Огонь не открывать до дистанции семидесятипроцентной вероятности поражения.

По ту сторону экрана, очевидно, поняли, что все, шутки кончились. Женщину даже не оттерли — просто отодвинули, сообразив, что времени почти не осталось, и артиллерия русских кораблей вот прямо сейчас начнет разносить их в клочья. Секунду спустя адмирал увидел перед собой знакомое лицо, чему несколько удивился:

— Коммандер Мэллоун? Вас-то сюда каким смерчем затянуло?

— Контр-адмирал Мэллоун, с вашего позволения. Командую сводной эскадрой.

— Не могу сказать, что очень рад вас здесь видеть, коллега, но все же знакомое лицо предпочтительнее. Кстати, мы теперь в одном звании.

— Я уже наслышан.

— Так что вам надо?

— Остановить вас, предотвратить вторжение в Малую Чехию.

— Вот как? И кто вам сказал, что мы идем именно туда?

— Вы не очень-то скрывали свой последний курс. Наши аналитики давно уже определили возможные цели удара, и мы поставили заслоны.

— Вынужден признать — головастики ваши хлеб едят не зря, да и маслице с икоркой заслужили. Однако сейчас мы в нейтральном пространстве. Наедете — получите в зубы, причем юридически сами и виноваты будете.

— Да я знаю, — устало махнул рукой Мэллоун, — но у политиков в высоких кабинетах свои резоны. А мисс Скотт в прошлом адвокат, женщина умная, но в военном деле мало что понимает.

— Она, кстати, что — действительно какая-то шишка на ровном месте?

— Когда она представлялась, то сказала правду, только правду и ничего, кроме правды, — скривился Мэллоун.

— Да? Ну и хрен с ней. В любом случае, господин контр-адмирал, я думаю, что два боевых офицера договорятся между собой легче, чем через прокладку из абсолютно гражданской дамочки, будь у нее хоть десяток юридических образований.

— Совершенно с вами согласен, господин контр-адмирал.

— Замечательно, что мы смогли определиться в этом вопросе. Итак, давайте расставим точки над "ё". Вас крупно подставили, Мэллоун. Имеющихся у вас в наличии сил недостаточно для решительной победы, да и, говоря по чести, и для победы вообще. И даже если вам удастся выиграть сражение, следующим шагом будет вмешательство Российской империи. Сейчас я действую самостоятельно, однако по-прежнему остаюсь ее гражданином, да и остальные тоже. Вы понимаете, что за гибель русских спросят с вас, и вашу голову принесут императору на блюдечке вместе с головой мисс Скотт, только чтобы не провоцировать большую войну?

— Понимаю, — уныло кивнул Мэллоун. — Но у меня приказ.

— Приказ... А давайте мы с вами обсудим, как его обойти. Сейчас я лягу в дрейф, и мы сможем спокойно продолжить...

База военно-космического флота Российской империи. Через месяц после описываемых событий.

— Ну, что я могу сказать... Ваш родственник запугал англичан, а французы и так не очень жаждали дергаться. В результате их эскадра осталась лежать в дрейфе, а Соломин просто обошел их — нашли они какую-то лазейку в тексте приказа. Кстати, барышня, которая формально руководила операцией со стороны англичан, приняла живейшее участие в этом процессе, как только сообразила, что ее собственной драгоценной шкурке что-то может всерьез угрожать.

— Кто бы сомневался... И что дальше?

— Да все просто. Он всех поставил перед фактом, заверив, что все, что ему нужно - это жизненное пространство, и как только его будет достаточно, никаких дальнейших завоеваний не планируется. Подписываться за Малую Чехию, не имея под рукой достаточно сил, никто не стал. В общем, слили чехов мгновенно. И никто как-то не обратил внимания на то, что нигде не сказано, даст Малая Чехия достаточно этого самого "жизненного пространства", или нет.

— Очень интересно. Не помните, кто лет с тысячу назад сделал то же самое? Насколько я помню, звали его Адольфом.

— И что с того? Если удачная идея пришла в голову мерзавцу — разве это повод от нее отказываться?

— Логично. Что дальше?

— А дальше просто. Обнаружив чешский флот полностью готовым к бою, наш бравый завоеватель опять всех кинул.

— Интересно, как? И вообще, они что, собрались с ним драться? При таком соотношении сил это выглядит смешно.

— Тем не менее, они не испугались, хотя, полагаю, настроения среди них царили самые что ни на есть похоронные. Кстати, наши агенты это подтверждают. Ничего удивительного, конечно — те, кто всегда позиционировал себя, как гаранты их независимости, их предали, как, впрочем, уже не раз, и надежды у чехов не было. Что пленных амстердамцы берут разве что с большого перепою знают все.

— И?

— Да все просто. Они приготовились к тому, что их сейчас начнут разносить на запчасти, а им предложили федеративный договор.

— Очень интересно. А они?

— Согласились, конечно. Ну сами посудите, им предложили жизнь и вполне приличные условия. Да, на первых порах они будут чуть уступать в правах русским и амстердамцам — но и только. Причем рост в перспективе неограничен, в том числе и в армии. На их свободы не покушаются, даже среди чиновников замене на русских подлежит только высшее звено, во избежание, так сказать, остальные остаются при своем — менеджмент государства признан достаточно эффективным. Да и защищены они оказываются отлично, чуть что — за них вступится вся страна и, соответственно, весь флот. Что диктатор своих не бросает, знают все. С учетом перспектив и кучи приятных мелочей вроде военных заказов, подавляющее большинство чехов оказались за. И армейцы тоже, а ведь вы знаете, что слово человека при автомате весит больше слова гражданского. Естественно, о демократии чехам пришлось забыть, но там и демократия была чисто номинальной, власть принадлежала промышленным кланам, чью верхушку сразу поставили к стенке. Чехи сами уровень своей демократии прекрасно осознавали, иллюзий не строили, и предпочли стать частью большого государства вместо того, чтобы получить пару бомб на голову.

— Лихо... А ведь интересно получается — у нашего великого диктатора сейчас под три десятка линейных кораблей, хорошая армия и первоклассная военная промышленность. Это уже уровень серьезной державы.

— Да, и добавьте к этому, что он контролирует сейчас почти половину этого сектора дикого космоса и тихой сапой распространяет свое влияние на оставшиеся формально независимыми планеты. Но я недоговорил.

— Ну-ну, продолжайте. Что наш политик от пиратства еще сотворил?

— Как бы сказать... Не столько он, сколько с его согласия сотворили, причем с нереальной скоростью.

— Да? Это становится интересным. И что конкретно? Не тяните уж кота за... лапку.

— Ничего, в принципе, интересного. Как только чехи почувствовали, что за ними стоит что-то большее, чем их собственный жалкий флот, они тут же решили извлечь выгоду из этого, и для начала захватили Великую Трансильванию. Это...

— Благодарю, я помню. Две планеты, населенные выходцами с Румынии. Промышленность в зачаточном состоянии, сельское хозяйство так себе, как вояки никогда не котировались. В общем, никчемные нищеброды. Все верно?

— Абсолютно. Независимость сохраняли только потому, что никому не нужны. Чехи захватили их в три дня. Англичане попытались поднять визг — они вроде как там тоже гаранты были, но посмотрели на флот, который прикрывал чехов, плюс с экрана им в сто зубов наш общий знакомый улыбнулся — они и затихли.

— Думаю, это ненадолго. Такую плюху они с рук спустить просто не могут. Подтянут силы — и нашим придется несладко.

— Им тоже. Чего мы, собственно, и добивались.

— Логично. Только вот смысл был завоевывать румын? Толку от них... К тому же, там цыган куча — вот уж где никчемный довесок.

— А у чехов на рудниках людей не хватало. Неужели вы думаете, они кого-то кормить собираются? Работать до упаду, а кто не согласен — к стенке. Чехи рациональнее, чем даже немцы.

— Ну, если только так... Ладно, я доволен. Усильте деятельность своих агентов — как только британцы или еще кто рискнут попробовать наш доминион на зуб и начнут подготовку, мы должны это узнать.

Глава 4. В новом статусе.

Бургундия, Нормандия,

Шампань или Прованс,

И в ваших жилах тоже есть огонь,

Но умнице фортуне ей богу не до вас...

(Из х.ф. "Три мушкетера")

Тучные не летают на истребителях. И вообще в пилотских креслах военных ботов толстякам не место. Не потому, что не поднимет — мощным двигателям бота, по большому счету, все равно весит пилот пятьдесят килограммов или двести. Дело в другом — пилот во время маневров испытывает такие перегрузки, что просто не может иметь лишнее сало. Мускулами — да, обрастает очень быстро и качественно, а вот сало буквально выжимается, поэтому пилоты могут похвастаться отменными фигурами.

Бьянка, несмотря на то, что пилотом была еще совсем недолго, от изъянов фигуры тоже не страдала. Когда на и без того отличное телосложение накладывается пропорциональная мускулатура, результат получается воистину сногсшибательный. Не так давно, когда она еще не закончила обучение, одна из знакомых с легкой завистью в голосе сказала Бьянке, что, мол, ей-то хорошо, она от лишнего веса не страдает и диетами ей себя изнурять не надо — ешь хоть все подряд. Девушка лишь усмехнулась в ответ — с теми нагрузками, которые на нее каждый день обрушивались, мгновенно сгорала любая пища. Какое уж там сало... На первых порах Бьянка готова была взвыть и проклинала тот день и час, когда Соломину пришла в голову мысль сделать из нее офицера. Потом стало легче — она втянулась, и времени стало хватать не только на сон, но и на то, чтобы, скажем, посетить столичные достопримечательности вроде знаменитой русской оперы или парков, которых в столице было великое множество. Русские вообще были немного помешаны на растениях, да и вообще на природе, тщательно следя за экологией и не жалея средств на сохранение того, что дано им судьбой и храбростью предков, поэтому денег на экологию не жалели, и города их буквально утопали в зелени.

А сейчас девушка поймала себя на мыли, что ей нравятся восхищенные взгляды мужчин, которые они, правда, бросают на нее с почтительного отдаления. И то, что ее явно побаиваются, тоже нравилось. А ведь как она боялась лететь сюда!

Когда флот нового Амстердама вернулся из похода, все его участники стали в глазах сограждан героями. Ничего удивительного — сейчас на планете махровым цветом расцвел культ силы, подогреваемый тщательно контролируемым национализмом. Профессия военного была уважаемой, престижной и почетной, а денежное довольствие солдата в разы превышало зарплату даже очень квалифицированного гражданского служащего, и милитаризация общества шла семимильными шагами. Правда, некоторые чистоплюи, в основном из гуманитариев-теоретиков, всегда лучше всех знающих, что нужно делать, вот только ничего не делающие, яростно твердили, что это нехорошо, однако их никто не слушал. Нечто подобное было когда-то и в России, когда империя еще только создавалась. Разница была в том, что создатели Российской империи знали — это их страна, и девизом русских было "Нам здесь жить!". Новому Амстердаму была уготовлена иная роль, иным был и подход. Правда, тут уж как получится — если Новый Амстердам выстоит в планируемой войне, то все может измениться, и со временем этот доминион войдет в империю как равный среди равных. Тогда, кстати, и пригодятся малонаселенные болгарские планеты — их население планировали в будущем увеличить за счет тех детей, которых Соломин вывез не так давно с Брахмапутры. Империи они были не нужны, а вот ее доминиону пригодятся рабочие руки, особенно руки преданных русским и воспитанным русскими людей. Зря, что ли, спасали? Император открытым текстом сказал Соломину, за счет чего планирует увеличивать его возможности. Но в такую даль Соломин заглядывать пока не пытался — у него и сиюминутных забот хватало.

Вернувшиеся, как и положено, моментально увешались медальками. Хотя, по сути, на войну этот рейд не тянул, скорее, на учебный полет и тренировку в условиях, приближенных к боевым, но народ должен знать своих героев, и пропаганду еще никто не отменял. Поэтому и появились медали "За Швейцарскую компанию", "За Болгарскую компанию", "За Чешский поход". Ну и еще за личную храбрость, естественно. Ко всем этим наградам полагалось солидное денежное вознаграждение, благо средств хватало — все же теперь были колонии, которые работали на метрополию. А еще участники похода награбили столько, что моментально стали богатыми людьми, плюс каждому из них полагались в собственность земли на завоеванных планетах... В общем, солдат-помещик, новоявленный феодал, обеспеченный до конца жизни и способный оставить своим детям немалое состояние — что может быть привлекательнее для простого человека?

Бьянка, как офицер, оттарабанивший поход от и до, получила все три медали плюс памятный знак "За участие в штурмовых операциях". Участие, правда, сводилось к тому, что ее истребитель в числе еще десятка таких же машин конвоировал десантный транспорт. Но ведь участвовала! Так что все, теперь, можно сказать, ветеран, и мальчишки-амстердамцы, поступающие в летные училища, с восхищением смотрели ей в рот, ловя каждое слово! В общем, героиня, аж самой поверить можно в собственную исключительность и непобедимость!

Ну а потом была пышная церемония — Соломин короновался. В общем-то, для Бьянки такой расклад неожиданным не был, еще в империи перед отлетом она имела разговор не с кем-нибудь, а лично с императором. Впрочем, за год она встречалась с ним раз двадцать, и трижды по его приглашению была на приемах — император, похоже, частично перенес свое отношение к Соломину и на нее. Во всяком случае, держался он с ней запросто, и разницу в социальном положении при их общении невозможно было обнаружить даже под микроскопом. Он же и намекнул ей, что в случае, если она возьмет-таки бравого адмирала за жабры и поведет к алтарю, лично он не будет против. Ведь каждому королю нужна королева, не так ли? Бьянка кивала, делала выводы, но прекрасно понимала при этом, что в конечном итоге все зависит от Соломина — он слишком бит жизнью, чтобы позволить вертеть собой, хотя, конечно, ощущение поддержки за спиной прибавляло девушке уверенности.

Во время коронации Бьянка, как и прочие члены первого экипажа "Эскалибура", была в свите Соломина — стояли на трибуне позади него и пялились на устроенный в честь основания новой династии праздник с лучших мест. Эффектное шоу, кстати, получилось, запоминающееся. Кто-то еще и факельное шествие предлагал устроить, но Соломин с видимым сожалением отказался — идея, конечно, хорошая, красивая, опять же народ будет чувствовать свое единство и силу, но вот испоганили ее в свое время, а чересчур явных ассоциаций с теми событиями Соломин старался избегать. Не то чтобы его от них коробило, в конце-концов шоу — это всего лишь шоу, но к чему лишние осложнения? Те же британцы наверняка постараются преподать такие действия, как нечто жуткое, а тень от этого упадет на Российскую империю. Нет уж, лучше поосторожничать и тридцать раз подумать прежде, чем что-либо делать. Соломину чуждо было сострадание к соседям, пусть хоть сдохнут все, палец о палец не ударит, и ему было плевать на их мнение о себе, но Россию подставлять, пусть даже и в такой мелочи, он не хотел. Так что ограничились более нейтральными решениями вроде лазерного шоу. Жуткое старье, конечно, но для неизбалованных зрелищами амстердамцев пойдет.

И вот, не успев протрезветь после сабантуя, прилагающегося к церемонии, новоявленный монарх устроил официальный визит к соседям — договоры подписывать да страх наводить. А первой планетой, которую он решил посетить, был Вечный Кипр — планета, с которой у Бьянки было много ассоциаций, и почти все, кроме последней, неприятные. Соломин это прекрасно понимал, поэтому сопровождать его не предложил, но... страх надо преодолевать — так их учили, и Бьянка убалтывала Соломина до тех пор, пока он не согласился. В результате из авиагруппы "Адмирала Корнилова", своего авианосца, девушку перевели обратно на "Эскалибур", и очень скоро ей, в числе еще нескольких офицеров, пришлось сопровождать Соломина на приеме во Дворце Правительства республики Вечный Кипр. Правда, она подозревала, что ей пришлось туда идти только благодаря вредности адмирала. Мол, напросилась — получи теперь по полной программе. Ну, она и не протестовала, разве что вместо платья одела парадный мундир, на что имела полное право.

Хорошо хоть, на сей раз, когда они прилетели, таможня не тянула. Больше того, таможенников и вовсе не было — как-никак, это была уже не частная развлекательная поездка, а официальный визит главы сильного государства в государство слабое и, вдобавок, не вполне самостоятельное. Вдобавок, русский линейный крейсер, да еще и в сопровождении двух крейсеров рангом пониже наверняка, как и в прошлый раз, напугал местных вояк до мокрых подгузников. Но если в первый визит сюда Соломина авторитет государства все же несколько перевешивал возможности частного лица, то сейчас, когда за адмиралом вполне официально стояло его собственное государство, на Вечном Кипре попросту трепетали. Правда, как сообщала разведка, их несколько успокаивал тот факт, что о своем визите Соломин предупредил официально — вроде бы, при таких раскладах теряется эффект внезапности, а стало быть, агрессор сам себя лишает преимущества. Стало быть, и бить не будет. У понимающего человека такие рассуждения могут вызывать разве что снисходительную улыбку — князь Святослав, к примеру, всегда посылал там, кого шел бить, послание "Иду на Вы". Только вряд ли это было проявлением рыцарства, как принято считать. На деле все проще — Святославу совершенно не улыбалось искать врага по бескрайним степям, он предупреждал врага, тот собирал силы в кулак, после чего с ним можно было покончить одним ударом. Не бесспорная, но, тем не менее, в определенных условиях достаточно эффективная тактика. Впрочем, Соломин над греками не смеялся — им простительно, они воевать никогда не умели. А эффект внезапности ему был и не нужен — жалкую оборону Вечного Кипра его корабли и так могли растоптать походя. Важнее было другое — он не видел смысла завоевывать эту планету. Во всяком случае, пока.

Приняли их с почетом, что и неудивительно. Ну и прием закатили соответствующий. Бьянка, попав на этот прием, некоторое время чувствовала себя несколько скованно — все же она в подобных мероприятиях была новичком. То, что она видела в Российской империи выглядело несколько иначе, там прием у императора был, скорее, встречей равных, достаточно просто относящихся друг к другу людей. Конечно, иностранцу на таком приеме было бы достаточно тяжко, ибо его там разве что терпели бы, но между своими народ не слишком стремился меряться "достоинством". Бьянка тоже воспринималась, как своя. На легкий, еле заметный, но неистребимый акцент, конечно, косились вначале, но потом привыкли, все же остальное играло только на нее — и дворянское звание, причем не какой-нибудь папуасии, а Российской империи, и то, что она училась в имперском военном училище, и то, что была из экипажа ставшего уже легендарным "Эскалибура". Все это, несмотря на происхождение, которого она, кстати, не скрывала, автоматически делало ее своей, потому что чужому было попросту недоступно, и благодаря такому отношению освоилась она достаточно быстро. Все же русский — это не только и даже не столько национальность, сколько образ мыслей, а как раз с этим у Бьянки проблем не было.

Здесь все было иначе. Ходили надутые и важные, как индюки, господа в строгих костюмах, и делали вид, будто если их не будет, то сразу же или время остановится, или планета сойдет с орбиты. Представлялись вручая визитку, и давая понять, что девушка с погонами старшего лейтенанта им совсем не ровня. Женщины носили платья, по сравнению с которыми те, что она видела на приемах у императора казались чем-то простым и чуть ли не бедноватым. Ну и ко всему этому, отделка помещений была настолько варварски-пышной, что Бьянка даже растерялась. На Новой Софии и то дворец попроще был, а здесь оставалось только удивляться, зачем было городить столько дорогостоящих ненужностей. Те архитектурные стили, который Бьянка видела в Российской империи, при всем их разнообразии выглядели одинаково аскетичными по сравнению с тем, что наворотили здесь.

В общем, Бьянка чувствовала себя не в своей тарелке. Вдобавок, сказывались ее собственные комплексы — ведь пару лет назад она могла запросто стать собственностью любого из этих напыщенных господ и надутых дам. Так продолжалось ровно до тех пор, пока Соломин не приблизился к ней с бокалами шампанского в руках и, пока они пили, не прочел ей краткую лекцию по основам местного этикета и правилах его использования. В принципе, там все сводилось к одному-единственному пункту — мол, незачем комплексовать. Самые крутые здесь они, и, как бы не тужились господа банкиры и прочие политики, все их усилия кончатся в лучшем случае громким пуком. Ни на что большее, чем испорченный воздух, они не способны в принципе, потому что при всей своей важности панически боятся, в том числе, и ее, Бьянку. Ибо, хотя официально они и прибыли от Нового Амстердама, но на самом деле они русские, и это ясно всем. А раз так, то даже посмотреть лишний раз косо не стоит без очень веской причины — можно нарваться. В конце-концов, мнение русского лейтенанта перевешивает все, что может выдать мозг местного папуасского генерала, это нормальная ситуация.

Соломин, кстати, эту ситуацию использовал по полной, в два счета построив премьер-министра Вечного Кипра. Первый человек этой планеты стоял и трепетал, слушая пространные размышления амстердамского короля о перспективах сотрудничества. Ну и о перспективах несотрудничества, конечно — последние, кстати, грозили Вечному Кипру вообще и его правительству в частности серьезными неприятностями в виде линкоров на орбите и ковровых бомбардировок. Соломин, давясь от смеха и с огромным трудом сохраняя внешнюю невозмутимость, расписывал ужасы войны и оккупации и старался лишь, чтобы его собеседник не описался от страха. Ну а закончив, он потрепал премьера по плечу, покровительственно и успокаивающе, и отошел, оставив грека обдумывать дальнейшие перспективы. Из него, конечно, можно было сейчас веревки вить, но Соломин прекрасно понимал, что решения принимает не премьер, а группа наиболее влиятельных на планете финансовых тузов. Вот пускай с ними и поговорит-посоветуется, а потом можно уже и дожимать будет, причем, возможно, не только его и не только словами. Хотя и вряд ли — Соломин хотел пока что от Вечного Кипра не очень многого, и практически не сомневался, что ему пойдут навстречу. Ну а когда будет сделан первый шаг, дальше сдавать свои позиции будет для его оппонентов психологически намного проще, и потихоньку можно будет прибрать эту планету к рукам. Возможно, кстати, в перспективе и не только ее прихватизировать, превратив в вассальное государство.

После короткого, но содержательного разговора с Соломиным, Бьянка взяла себя в руки, и очень скоро обратила внимание на то, что чем наглее она себя ведет, тем с большими уважением и осторожностью к ней относятся. Особенно неожиданным это не было, девушка и раньше не раз наблюдала, как русские "строят" всех подряд, но что она сама может поступать так же, ей и в голову не приходило. Сейчас же, разозленная местными, она попробовала — и ей неожиданно понравилось. Как-то сразу она начала понимать отношение русских к тем, кто их боится, то есть ко всему остальному миру. Если верить ощущениям, выходило, что дело это стоящее.

В общем, на корабль она вернулась в отличном настроении. Действительно, преодолев страх становишься сильнее, и потому на следующий день она отправилась в увольнение на планету, выбрав для себя тот же курорт, на котором и встретилась в первый раз с Соломиным. Отправилась, правда, не одна — искупаться в теплом море и пожариться на пляже захотела целая толпа народу. Соломин, подумав, согласился и снял целый отель, благо его просьбы здесь удовлетворялись по команде "Бегом!". Ну а почему бы и нет? Пару дней одни отдохнут, пару дней другие... Все под рукой, никто по дурости ни во что не вляпается, а необходимые развлечения вроде выпивки и доступных женщин на курортах всегда под рукой. Он и сам подъехал в отель ближе к вечеру и, прежде чем отправиться на корабль, устроил с ближайшими товарищами небольшой сабантуй в местном ресторанчике. Вот там и угораздило Бьянку столкнуться с местной достопримечательностью — Мойшей Гарцманом.

Мойша был личностью своеобразной. Правильнее сказать, и не личностью вовсе, а... непонятно чем. Достоинство у него было одно, правда, не мужское, а унисекс — Мойша был поэтом. Точнее, он мог бы быть поэтом, если бы был немного самокритичнее. Однако на пути этого вставало его раздутое самомнение, которое настойчиво требовало считать все, что выходит из-под его пера, шедевром. На самом же деле сплошных шедевров не писал никто, даже Пушкин, к уровню которого Мойша не смог бы приблизиться никогда. Просто даже потому, что для профессионального, в том числе и поэтического роста надо постоянно стремиться к развитию, ставя перед собой новые планки и преодолевая их, Мойша же был свято убежден, что достиг вершин и лучше чем он не напишет никто. Соответственно, он и не развивался, а остановка, как известно, первый шаг к падению.

Самое смешное, в некоторой толике поэтического таланта ему было не отказать. Не то чтобы талант этот был виден сразу и невооруженным глазом, но все же он был. Именно так. Был — в прошедшем роде. Когда-то, еще в начале своей творческой карьеры, Мойша писал неплохую лирику, которую печатали, чем автор невероятно гордился. Однако при этом его невероятно задевало, что кого-то читатели хвалят больше него, что им платят большие гонорары, а главное! кому-то и вовсе не нравится, как он пишет. Простую истину о том, что о вкусах не спорят, Мойша, очевидно, с завидной регулярностью пропускал мимо ушей, а то, что некоторые стихов и вовсе не читают, для него и вовсе было тайной. Как следствие, вместо того, чтобы занять свою нишу в длинном списке поэтов третьего, а если повезет, то и второго ряда, и удостоиться пары строк или даже абзаца в толстом учебнике по культуре, он начал активно писать эпиграммы и пасквили на своих более талантливых или просто удачливых коллег. Получалось зло, бездарно и, порой, откровенно глупо, но убежденный в собственной гениальности поэт этого не замечал.

Естественно, очень скоро этот злой и мелочный человек оброс недоброжелателями Не врагами, ни в коем случае, ведь враг — это статус, подразумевающий, что человек, тебе примерно равен. Мойшу же равным перестали считать давным-давно и относились к нему с легкой смесью юмора, презрения и брезгливости. Ну, бывают ошибки природы — так что же, убивать его за это? И потом, можно получить бесплатное развлечение, посмеиваясь между делом над самопальным клоуном и наблюдая, как он бесится. Тоже не очень красивое поведение, но надо же получить моральное удовлетворение. Альтернативой было запихать Мойшу в дурку, но рука как-то не поднималась. Да, мелочный, да, злобный, да, никчемный, но при этом вызывающий какую-то иррациональную жалость... до тех пор, пока не надоедал. Тогда народ начинал тренироваться в злословии.

Сколько прозвищ сменил Мойша, трудно даже представить. А главное, были они меткими и едкими — пишущая братия всегда отличалась живостью ума и остротой языков. К примеру, Мойша регулярно принимал участие в каком-то местечковом поэтическом конкурсе "Голубое перо", и даже иногда занимал на нем призовые места, чем невероятно гордился. После первой победы на этом конкурсе, он начал козырять призом перед всеми, говоря, что "меня награждают, а вас нет, бездари". Когда он всем в очередной раз надоел, ему посоветовали засунуть это перо в задницу и прозвали Пернатым. Когда же он получил награду в третий раз и раздулся от гордости до невероятных размеров, ему посоветовали засунуть в задницу все три пера, и стали звать Трипероносцем. Правда, из-за длины прозвище продержалось недолго, быстро трансформировавшись в обычного Триппера. Бесился Мойша жутко, но венерическое прозвище приклеилось к нему намертво... Впрочем, на выходе его психи вместо самосовершенствования, как можно было бы ожидать от адекватного человека, выливались в жалобы на сетевых форумах о том, какой он гениальный и как его все не ценят и обижают.

Так бы и продолжалось мелкое издевательство над не вполне вменяемой пародией на поэта, если бы Мойша в один прекрасный день не вляпался в уголовное дело. Неприятное, кстати, уголовное дело, которое однозначно должно было кончиться пожизненной отправкой на урановые рудники. Учитывая же, что жили там недолго, это было всего лишь разновидностью смертного приговора. И ведь за что? За мелочь, которая в большинстве стран стоила бы человеку разве что карьеры, но в данном конкретном случае не прощалась. Проще говоря, Мойша был голубым, а родиться его угораздило в Российской империи.

Вообще, русские относились к сексуальным меньшинствам, как к генетическому браку. При этом, если тот же гомосексуалист держал свои желания при себе и ничем не проявлял свою ущербность, никто и не обратил бы внимания на мелкие странности — тотальных проверок русские не проводили. Но Мойша, решив, что принадлежность к богеме дает ему какие-то дополнительные права и выделяет из числа других людей, допустил ошибку, начав домогаться какого-то мужика. Ну и в результате подбитый глаз, выбитые зубы и уголовное дело. Кстати, никто так и не понял, почему Гарцман решил, что богема значит хоть что-то. Наслушался заграничных передач, наверное. Косвенно это подтверждал тот факт, что, когда за ним пришли, Мойша начал вопить что-то о преследовании геев. Выслушав его крики, здоровенный, как шкаф, городовой спросил:

— Сколько миллионов у тебя на счету?

— Ни одного, — удивленно ответил Гарцман.

— Ну, тогда ты не гей, а обычный п...с, — ответил эрудированный полицейский и, не обращая внимания на вопли о первичности духовного развития над грубой материальной пакостью вроде денег, за шиворот поволок его в участок.

Там Мойшу, правда, долго не держали. Зачем всякой швалью камеры занимать (пусть они и почти все пустые) да баланду казенную на них переводить? Все равно никуда не денется, так что тонкий, почти прозрачный браслет с маячком на ногу да волшебный пендаль под зад — гуляй до суда, ничтожество.

Мойша (правда, тогда его звали еще Мишей) немедленно бросился за помощью. Все же не всех его стихи оставляли равнодушными, и среди этих людей были и те, кто занимал довольно высокое положение. Только вот все как один они пожимали плечами и поясняли, что "закон есть закон, и для всех он един". Один, правда, выразился намного яснее и короче остальных. Узнав, по какой статье попадает Гарцман, он брезгливо скривился и бросил: "гарцуй отсюда, придурок". Именно тогда Мойша и понял, что никто ему не поможет, и более того, не захочет помогать.

Спасение пришло к Гарцману с неожиданной стороны. Меньше всего он мог предположить, что родное правосудие отнюдь не жаждет его сажать. Почему? Так ведь просто все — невыгодно это. Ну, пойдет он на рудники вместе с маньяками и прочими уродами, туда ему и дорога, в принципе. Официально все сексуальные меньшинства туда отправлялись, чтобы русский генофонд не портили. А что дальше? Автоматические системы и дешевле, и производительнее, да и для того, чтобы доставить на какой-нибудь мертвый мир автоматический горнопроходческий комбайн требуется всего лишь грузовой корабль, а для каторжника — у-у-у... Пища, вода, воздух, жилье, системы жизнеобеспечения, да проще перечислить то, что не надо туда везти. Именно поэтому на рудники отправляли очень немногих, большинство же получали интересное предложение — эмигрировать из страны.

Да-да, Российская империя чаще всего так и поступала, отправляя генетический шлак за рубеж. Ну в самом-то деле, зачем маньяку на руднике загибаться, если он может по вечерам погулять, скажем, по улицам Лондона? И почему бы грабителю не поработать в Нью-Йорке? В общем, практически все соглашались на такие расклады, согласился на них и пассивный гомосексуалист Гарцман.

Разумеется, от таких, как он, непосредственного урона соседям было вроде как и немного, но на самом деле куда больше, чем от тех же маньяков. С маньяками боролись, а такие вот гомики били по самому уязвимому месту любого общества — по его морали, разрушая его изнутри. Именно поэтому в серьезных странах законы очень жестко исключали их из жизни общества, но в третьесортных государствах, к которым относилась Греция и, соответственно, формально входящий в нее Вечный Кипр, толерантность была на высоте. Ну а раз нельзя нанести удар по сильному противнику, можно хотя бы усложнить жизнь слабому соседу. Так, на всякий случай, чтобы в будущем сильным не стал. Маленькая, но все же в перспективе эффективная диверсия — империя достигла нынешних высот не потому, что брезговала подвернувшимся под руку способом насолить другим странам. В результате Гарцман и оказался на этой курортной планете и, так же как и большинство ему подобных, тут же стал вещать о том, как плохо ему жилось в Российской империи.

Тогда же, кстати, он и сменил имя, а заодно уж переделал фамилию — изменил окончание с русского на то ли немецкое, то ли еврейское "ман". Смысл? А фиг знает. Скорее всего, просто надеялся, что это изменит отношение к нему местных, хотя возможны и другие варианты. Мозги таких вот нетрадиционных деятелей работают иначе, так что предсказать, какую они глупость выкинут в следующий раз, достаточно сложно. Впрочем, не так и глупо он, если вдуматься, поступил. Это в Российской империи на фамилии не смотрели — какая разница, какое у человека происхождение, если он русский? Зато в эмиграции такая фамилия не давала моментальных ассоциаций с русским происхождением человека, что было довольно важным фактором выживания. Граждан Российской империи уважали и боялись. Заслуженно уважали и заслуженно боялись, да и как иначе, если за каждым из них стояла вся мощь империи с ее флотом, спецслужбами и колоссальной промышленной и экономической мощью? Даже русских пиратов старались лишний раз не задевать, все очень хорошо знали, что русские друг за друга держатся, тронешь одного — враз толпа набежит. А вот когда гражданин империи становился "бывшим гражданином", очень многие старались выместить на нем свой страх. Психология рабов, что поделать.

Устроился Гарцман вполне неплохо. Не потому, правда, что здесь ценили его стихи (больше он ничего делать не умел), а потому, что никчемный эмигрантишко нашел себе богатого любовника. Удачно, в общем, получилось — и физическое удовлетворение получал регулярно, и можно было не работать. Ну а в свободное время, которого было теперь много, Мойша Гарцман предавался любимому делу — сочинял пространные опусы о своей гениальности и критиковал по-настоящему талантливых писателей и поэтов. Как и на Родине, над ним подхихикивали и не воспринимали всерьез, но зато он быстро стал известен в среде местной богемы. Потом любовник умер (злые языки поговаривали, что пожилого гомосека Гарцман то ли отравил, то ли попросту затрахал до смерти), оставив Мойше солидное состояние, что позволило тому и дальше жить в том же стиле, покупая себе любовь ребятишек помоложе.

И вот теперь этому никому, по большому счету, ненужному человеку предстояло сыграть свою, не самую большую, но и не самую маленькую роль в дальнейших событиях. Просто так уж получилось, что он со своим очередным любовником, парнишкой лет двадцати, сидел в ресторане, когда в него завалились русские. Точнее, амстердамцы, о прибытии которых с официальным визитом уже несколько дней взахлеб, соревнуясь друг с другом в истерии, вещали все газеты. Истерика была потому, что после недавнего молниеносного рейда неожиданно сильного флота этой планеты все гадали, кто будет следующим. Сильных и решительных боятся — нормальная ситуация, а учитывая военную слабость Вечного Кипра, для страха были основания.

Однако амстердамцами вошедших мог бы назвать или круглый идиот, или человек, который всю жизнь просидел в какой-нибудь глуши и совершенно ничего, кроме собственного огорода и ярмарки в соседней деревне, в жизни не видел. Мойша же, несмотря на невеликие умственные способности, кое-что на этом свете повидать успел, и кто перед ним понял сразу. Даже если не обращать внимания на форму русского образца и речь, опять же, русскую, стиль поведения перепутать было сложно. Уверенное поведение, хозяйское, присущее людям, знающим, что их пожелания будут выполняться по команде "Бегом!". Так что бывших соотечественников Мойша узнал сразу, и нельзя сказать, что это его обрадовало.

А чего радоваться? Мойша ведь прекрасно понимал, что он потерял, и дело тут было не в материальных благах. Родину он потерял, Родину, и как бы не строил из себя космополита, в душе скрипел зубами от тоски. С годами это чувство переросло в постоянно тлеющую ненависть ко всему русскому и ко всем русским, но кого волнуют чувства меленького и смешного человечка?

Сейчас на это накладывался еще и комплекс неполноценности, которых у Мойши было с избытком. Он был невелик ростом, по русским меркам почти карлик, всего-то чуть выше метра шестидесяти, лысоватый и полноватый. Да что там полноватый, с возрастом его фигура все больше расплывалась, и отсутствие физических нагрузок еще больше усугубляло процесс. Задницу поэта разнесло уже настолько, что она проходила далеко не во всякую дверь. Ну и на лицо Гарцман был далеко не красавец. В молодости вид был вполне товарный, но годы берут свое, и никакие ухищрения медиков не могут помогать бесконечно.

По сравнению с ним вошедшие были... ну, скажем так, они были полной противоположностью Гарцману. Все как один высокие, широкоплечие, отменно развитые физически — невооруженным глазом можно было определить, что это продукт тщательного генетического отбора, помноженный на усилия медиков и постоянные тренировки. Кадровые военные. Элита Российской империи, а значит, элита всего человечества. Вот они вошли в ресторан — и в нем сразу стало тесно. Не потому даже, что русские всех шуганули и раздвинули, или принялись кого-то задирать. Как раз наоборот, русские вели себя очень спокойно, ведь самоутверждение, основанное на кулаках, признак слабости, а русские были спокойной силой, осознающей, что и так всех могут построить в любой момент и в любой позе. Им ничего не надо было доказывать, а другим стало тесно потому, что они были большие, их было много, и рядом с ними остальные выглядели хило и бледно, теряясь на русском фоне. Кстати, русских не любили еще и за то, что они очень у многих вызывали обострение комплекса неполноценности.

Пожалуй, самым лучшим для Гарцмана было спокойно закончить ужин и не торопясь покинуть заведение. Он так и хотел поступить, есть такая штука — инстинкт самосохранения, и его никто еще не отменял. Однако вмешался случай в лице переполненного мочевого пузыря, что, в свою очередь, вызвало экстренную необходимость посетить туалет. Что Гарцман и сделал — против физиологии не попрешь. Ну а когда он вернулся, то обнаружил, что его спутник за столом отсутствует. Поискав его глазами, Гарцман обнаружил парня за соседним столиком, беседующим с человеком в русской военной форме.

Возможно, Мойша встал бы да ушел — это было разумным, однако взыграла банальная ревность. Добро еще, если бы любовника отбил у него другой мужчина — проиграть равному не так и позорно. Но это была женщина! Грязное, неполноценное существо!

Первой реакцией Гарцмана было оттаскать нахалку за волосы. Вот только он почти сразу сообразил, чем это кончится. Единственная здесь женщина в военной форме была заметно ниже ростом и тоньше в кости, чем мужчины, но при этом отнюдь не выглядела слабой. Да и пластика ее движений даже такому далекому от спорта вообще и рукопашного боя в частности "человеку", как Гарцман, говорила о том, что она неплохо подготовлена. По всему выходило, что, как только старый педик схватит ее за волосы, то его собственное лицо вполне может оказаться хорошенько обработано, и отнюдь не лосьонами. Боли же Гарцман не любил. Разве что в постели, под настроение...

К тому же, его напрягало присутствие других русских. Он ведь прекрасно понимал, что они в стороне не останутся, и ребра ему пересчитают быстро и качественно, может, даже и до смерти. Он ведь для них не человек — так, животное, пришибут и пойдут дальше, даже отвечать не будут. В общем, Гарцману было страшно, но ревность затмевала сознание. При этом в его куцые мозги даже не смогла пробиться мысль о том, что ревновать-то, в общем-то, и не к чему, и что женщина может просто разговаривать с человеком на какие-то отвлеченные, левые темы. Вокруг нее вон прямо сейчас два десятка русских мужчин, и она соблазнилась плюгавым греком? Смешно. Однако Гарцман этого не понял — ведь человек понимает только то, что хочет понять.

Под руку оскорбленного в лучших чувствах "поэта" попал нож. Гарцман сжал его в потной руке, и тот же понял, что это глупо — столовым ножом зарезать кого-либо достаточно проблематично. А вот двузубая вилка с очень длинными и тонкими, острыми, похожими на иглы, зубьями пришлась как нельзя более кстати. Осторожно, будто боясь обжечься, Гарцман взял ее и, поднявшись, осторожно двинулся к женщине. Со стороны попытка человека, не умеющего подкрадываться, незаметно, да вдобавок скрывая в руке оружие, приблизиться к кому-либо выглядела, наверное, комично, однако она удалась. Русские были настолько уверены в собственной безопасности, что просто не обратили внимания на эту клоунаду. На профессионала, как бы он не старался скрыть свои намерения, возможно, кое-кто из них и отреагировал бы, но туша жира с опасностью не ассоциировалась абсолютно. В общем, приблизиться Гарцману удалось.

Бьянка в тот вечер заскучала. Нет, началось все здорово, большой толпой они посидели в ресторане, потом явился Соломин, притащил маринованное мясо, и отдыхающие двинули на пляж, где устроили пикник с шашлыками. Смешно — вроде и только из-за стола, а шашлык пошел "на ура", тем более что Соломин отлично готовил. Единственной проблемой было то, что на пляже шашлыки никто не жарил, мангала не было, да еще и выскочил какой-то умник, вооруженный резиновой дубинкой — не положено, дескать. Герою засунули несколько купюр в карман рубахи и предложили засунуть дубинку в задницу, после чего он исчез, как по волшебству. Мангал соорудили из подручных материалов, уголь нажгли, свалив какое-то дерево, похожее на пальму, и очень неплохо вышло, кстати. В общем, пикник удался.

Однако градусы в организме кое-кого из офицеров достигли уровня, когда язык уже заплетается, но ноги еще держат крепко, и душа требует продолжения банкета. Немного подумав и громко посовещавшись, всей толпой отправились в ближайший ресторанчик на набережной, где врезали еще понемногу, после чего наименее стойкие пошли спать, а морально неустойчивые в один голос заявили, что "броня крепка, и Таньки наши быстры", а затем, не теряя даром времени, закадрили кучу доступных представительниц прекрасного пола и пошли не спать. Самые же стойкие двинулись продолжать банкет. Бьянка оказалась в их числе.

Следующим пунктом остановки двух десятков русских офицеров стал сквер неподалеку. Там их попытался арестовать патруль местной полиции за нарушение общественного порядка. Какие-то местные молокососы возмутились тем, что чужаки ведут себя по-хозяйски, даже не подумав, что живут за счет туризма, а кто платит — тот и заказывает музыку. Вдобавок, ситуация усугубилась тем, что на ревнителей и хранителей местных ценностей нарвались не все, а четверо ушедших вперед. Очевидно, они не показались шпане, коей было десятка полтора голов, слишком уж опасными. Однако, услышав впереди шум драки, на помощь товарищам примчались остальные русские, и принялись ногами выбивать из мальчишек дурь, а заодно и остатки мозгов. Подоспевшая полиция повязала хулиганов, но, хотя полисмены прекрасно понимали, кто перед ними, они героически попытались арестовать и русских — положено было задержать до выяснения обстоятельств всех участников беспорядков.

Русские, естественно, возмутились. В результате короткой, но яростной стычки полицейские были повержены, но на том приключения для них не кончились. Русские уважали смелых людей, даже если оказывались с ними по разные стороны баррикад. Именно поэтому полицейских привели в чувство (били их аккуратно, без членовредительства) и увлекли в ближайший ресторан. Когда через пару часов полицейские вернулись на место драки, оказалось, что арестованные давно уже расползлись и скрылись, но стражей порядка это не огорчило. Обнявшись, они, горланя песни, двинулись отсыпаться — русские поили их, не жалея хорошего вина, на которое у полицейских и денег-то не было.

Отделавшись от полиции, отдыхающие двинулись дальше, и наглухо засели в очень уютном ресторанчике, расположенном в подвале и стилизованном под старину. Специфически так стилизованном — окна в виде иллюминаторов, на стенах в художественном беспорядке штурвалы (новоделы, но очень похожие на настоящие, еще земные), рыбачьи сети, весла, багры, абордажные сабли и прочая мелочевка. По одному из весел кто-то из офицеров постучал пальцем, и лицо его удивленно вытянулось. Он-то думал, это крашенный под дерево пластик, а оказалось, и впрямь дерево, хотя чего удивительного? Это на развитых планетах дерево может оказаться роскошью, здесь же оно дешево, а колорит обстановке придает такой, какой пластику и не снился.

Еще целую стену занимал остекленный стеллаж, в шахматном порядке заставленный аквариумами и моделями старинных парусников. В аквариумах плавали экзотические рыбы, мерцал странным, завораживающим светом то ли планктон, то ли еще какая-то мелкая живность, неспешно перемещались между водорослями небольшие моллюски, похожие на земных каракатиц. Модели кораблей были выполнены очень тщательно, и казалось, еще немного — и они поплывут, управляемые лилипутами, и стреляя из миниатюрных пушечек. Словом, очень красиво, очень приятно и наверняка очень дорого.

Русских, впрочем, цены, и впрямь оказавшиеся достаточно высокими, не пугали. Ну, не бедствовали русские, уже много столетий не бедствовали, и то, что для других было "Пойдем отсюда, дорого", для русских было "Пошли, посидим в этой дешевенькой забегаловке". Так что они моментально сдвинули несколько столов, организуя знаменитую русскую "поляну", и приготовились вкушать морепродукты, которыми этот ресторан, судя по меню, славился.

Официанты зашустрили, как в задницу укушенные, а новоявленные посетители принялись располагаться поудобнее, радуясь, что стилизация заведения не дошла до маразма, любимого многими хозяевами подобных заведений. Во всяком случае, не было никаких бочек вместо столов и бочонков вместо стульев. Экзотично, конечно, но редкостно неудобно, и здесь хозяин поставил вполне цивильную мебель, тоже стилизованную, но удобную и практичную. В результате банкет продолжился, и грозил набрать обороты, которые затмили бы все, что творилось раньше.

А вот Бьянка вскоре заскучала. Она была единственной дамой среди русских офицеров, и, хотя и была для них "своим парнем", все же её интересы несколько отличались. Ну, не интересен был ей спор двух подвыпивших молодых лейтенантов о том, как лучше кадрить девушек — чушь они несли редкостную. И в неизвестно который раз слушать рассказ капитан-лейтенанта Свистоплясова о том, как он в одиночку дрался против троих американцев и победил, ей тоже не хотелось. Во-первых, надоело. Во-вторых, с каждым разом рассказ этот обрастал все новыми героическими и совершенно фантастическими подробностями. И, в-третьих, три американских "Спейсфайтера" против одной русской "Молнии" — как раз равное соотношение сил, и никакого особого героизма в том, чтобы их завалить, не было. Так что очень скоро Бьянке стало откровенно скучно. Даже ухаживать за ней никто не пытался — хоть отшила бы, и то развлечение. Но, увы, для одних "свой парень", для других "женщина командира", что было, правда, сильным преувеличением, и это охраняло Бьянку не хуже корабельной брони. А единственный человек, которого бы она не стала отшивать, и вовсе не обращал на нее внимания. Единственно, было некоторое развлечение, когда недавно перешедший на флагманский корабль Мельникайте, приняв хорошенько на грудь, решил спеть. У лейтенанта был великолепный баритон и абсолютный слух, однако после выпитого то, что он пел, напоминало комическое шоу. В общем, развлеклись.

А потом на Бьянку накатила меланхолия. Более опытные товарищи наверняка дали бы этому определение "недоперепил", но опыта у Бьянки было кот наплакал, а спросить она не догадалась. Так что отошла девушка тихонько, присела за свободный столик и начала медленно погружаться в нирвану. Именно в этот момент она услышала чуть писклявое "К вам можно?" и скрип отодвигаемого стула — дожидаться ответа вопрошающий не стал.

Подняв чуть затуманенные алкоголем глаза, девушка увидела перед собой молодого, немногим старше нее, парня. Однако, присмотревшись, она поняла, что первое впечатление обманчиво. Да, медицина позволяет сильно изменять внешность, делая ее обладателя моложе внешне, но пластику движений никто не отменял. Мужчины на многое не обращают внимания, но женщину обмануть сложнее, тем более наблюдательную от природы женщину. Чтобы омолодиться не только внешне, но и поддерживать на выбранном уровне весь организм, требуются совсем другие методики и совсем другие деньги. Даже в Российской империи это могли позволить себе далеко не все, хотя государство и помогало. Ну а здесь несоответствие внешности и поведения бросалось в глаза сразу, и это заинтересовало Бьянку, поэтому на попытку заговорить она отреагировала положительно. Через пять минут, слушая его жалобы на жизнь, она уже жалела об этом.

Вообще, девушка была достаточно терпима к недостаткам других, куда более терпима, чем большинство русских офицеров — сказывался жизненный опыт. Привыкшие чувствовать за спиной мощь империи, русские смотрели на других несколько свысока, Бьянка же прекрасно знала, как может играть с человеком судьба. Однако элементарная брезгливость ей была присуща в не меньшей, а то и большей степени, чем другим, и буквально несколько минут спустя она чувствовала себя так, будто находится рядом с кучей свежего навоза и вся пропахла этой дрянью.

Ну в самом-то деле, Ахметка Гомозин, как звали ее собеседника, иного отношения и не заслуживал. Вообще, звали данное чуда Ахмедом, но полным именем его называть у Бьянки язык не поворачивался. Это все же мужское имя а Ахметка — он и есть Ахметка, вечный мальчик, обиженный на судьбу и уверенный, что весь мир ему что-то должен.

Впрочем, очень быстро выяснилось, что и имя это ненастоящее, псевдоним, так сказать, чтобы родные и знакомые случайно не узнали, чем он на жизнь зарабатывает, и возраст не двадцать пять, как Ахметка сказал вначале, а уже далеко за сорок. Ну, в этом Бьянка и не сомневалась. А вот с именем было интереснее и... немного неприличнее.

Настоящее имя Ахметки было Игорь, а фамилия — Херлин, и был он потомком эмигранта, правда, неизвестно в каком поколении. Первым из предков, покинувшим Российскую империю, был его полный тезка, малоизвестный историк, написавший даже несколько книг. В Российской империи они запрещены не были, просто автору предложили поискать другую работу — ну, не соответствовал он служебному положению. И из школы, в которой он учил людей разумному, доброму и вечному, его тоже поперли, ибо не может учитель плохо относиться к собственному народу.

Быстро выяснив, что ничего серьезного делать он не умеет и не хочет, а низкоквалифицированный труд посчитав ниже своего достоинства, историк впал в уныние. Ну в самом-то деле, у русских кто не работает — тот не ест, и нестарый еще мужик оказался без средств к существованию, потому что подавать кому-то было в империи не принято. Можешь работать — работай, не хочешь — твои проблемы. Правда, выход нашелся быстро, и, собрав немногочисленные пожитки, неудачник рванул за бугор. Ну а там подобным кадрам в момент очередного обострения всегда были рады — сделали из него показательный пример того, как хорошо жить за пределами империи и запихали работать на вещательную станцию. В общем, все как всегда. Правда, жизнь все равно плохо закончилась — с возрастом у Херлина поехала крыша, и он угодил в психушку для бедных, где вскорости и помер.

А вот его потомки, что интересно, устроились неплохо, со временем заработав и небольшое состояние, и кое-какое положение в обществе. Ну и осталась в их семье традиция называть детей русскими именами — ностальгия, что поделаешь. Вот в этой семье и родился нынешний собеседник Бьянки.

Себя он считал исключительно умным, а все неудачи списывал на происки врагов, хотя реальность говорила скорее об обратном. Быстро промотав оставшееся после ранней смерти родителей состояние, он обратился за помощью к родственникам. Те помогли раз, другой, а потом посоветовали идти работать. Однако работать категорически не хотелось, и Игорек влез в мелкую аферу типа купи дешево, продай дорого. Получилось. И еще раз получилось. А потом компаньоны кинули недалекого приятеля, и пришлось ему, спасаясь от разгневанных кредиторов, спасаться бегством. Однако, перебравшись на соседнюю планету, он выяснил, что, во-первых, кредиторы его все равно рано или поздно найдут, уже не из-за денег, а просто из мстительности, чтобы ноги, в назидание прочим, повыдергать. А во-вторых, что было куда неприятнее, жрать-то нечего было. И что прикажете делать?

К счастью, в этот момент ему попалось на глаза объявление о вербовке в иностранный легион — французы не брезговали открывать конторы по найму и за рубежом. Это был шанс, которым Херлин воспользовался. Увы, в легионе он долго не задержался — как боевая единица он оказался бесполезен из-за патологической трусости, любви к крысятничеству и готовности сдать любого по первому требованию. Солдаты любой армии подобных типов не любят, и командир взвода, недолго понаблюдав за новичком, сделал вывод, что пристрелят его в спину в первом же бою. Причем подчиненных прошедший три войны и начавший с рядового лейтенант понимал и не осуждал. Вот только иметь неприятности из-за такой вот дряни ему тоже не хотелось, поэтому Херлина перевели писарчуком на склад, где он и дослужил почти весь срок. Правда, под конец он проворовался, но от него уже настолько хотели отделаться, что даже дела заводить не стали. В общем, хороший пендаль под сидалище, и лети, птичка, белым лебедем, порти воздух в другом месте.

И тут судьбы улыбнулась вновь оставшемуся без средств к существованию Херлину — в него влюбилась женщина, которая была и моложе его, и красива, и, вдобавок, довольно богата. В общем, он женился. Кажется, живи да радуйся, но он сдуру, а может, в эйфории от себя, любимого, опять пустился во все тяжкие. Жена терпела его долго, несколько лет, и даже на стремительно сокращающийся банковский счет закрывала глаза, но когда однажды, придя домой, застукала его с какой-то лахудрой, то просто забрала дочь и ушла. На следующий день она подала на развод, а еще через неделю Херлин вновь был на улице, без денег и перспектив.

И тут его вновь нашли кредиторы из той, прежней жизни — случайно нашли, но проблем это принесло не меньше. Сменив имя и фамилию, на последние деньги проведя омоложение в третьесортной клинике, свежесформированный Гомозин бежал с планеты, нанявшись на контейнеровоз матросом. На Вечном Кипре он с корабля смылся, потому как там приходилось работать, а за попытку отлынивать можно было запросто познакомиться с боцманским кулаком. Это было больно, и Ахметке не нравилось, а работать все равно не хотелось. К тому же, и в команде его не любили — ну, стучал он, а капитан, с которым некоторые матросы ходили уже не один десяток лет, этого не одобрил, и, когда новичок не понял намека, просто рассказал о его художествах команде. Те пригрозили, что выставят Гомозина задницей в открытый иллюминатор, чтобы его через нее в космос высосало. Естественно, ему это не понравилось. Вот поэтому он и свалил с корабля, прихватив на память кое-что из капитанского сейфа. Капитан, конечно, был зол, как черт, но похищенное не стоило того, чтобы ради поисков виновного задерживаться и срывать график рейса. Вот так Гомозин и оказался на Вечном Кипре.

Здесь он прожил около года — пока деньги не кончились. Ну а потом пришлось искать средства к существованию. Вначале Ахметка пробовал начать карьеру альфонса, но, увы, дамочки на него не слишком клевали, и он не мог понять, почему. Ну а потом судьба свела его с Гарцманом, старым и толстым, но обеспеченным гомосексуалистом.

Трудно сказать, что в Ахметке привлекло старого педераста. Так или иначе, но они нашли друг друга. Вначале Гомозину было противно, но со временем он втянулся и регулярно исполнял в их паре роль актива, хотя иногда, когда у Гарцмана начинало играть в чреслах, и роль пассива. Последнее, правда, случалось нечасто, хотя Ахметке со временем стало даже нравиться.

Ну а в тот вечер они направили свои стопы в ресторан, дабы отметить годовщину знакомства. Ахметка всегда пил много, а в этот раз и вовсе перебрал, поэтому даже не заметил изменения обстановки. Зато он заметил одиноко сидящую красивую девушку в форме. В другое время он, может, и проявил бы осторожность, но в голове булькало вино, и это сняло тормоза. Поэтому, как только Мойша отлучился, Ахметка решил сыграть уже забытую роль покорителя женских сердец, и подсел к девушке. Это было глупо, но еще глупее было вываливать на нее ворох информации о себе. Увы, спьяну чего только не сделаешь. Возможно, Гомозин считал, что это позволит ему лучше вписаться в роль рыцаря печального образа — это, по его мнению, должно было убойно действовать на дамочек.

Какого же было его удивление, когда реакцией на его руку, изящно положенную на колено даме, было брезгливое "пшел вон" и не менее брезгливое движение пальцами — так, будто таракана стряхивала. Для нормального человека этого сигнала было бы достаточно, чтобы сдать назад, однако Ахметка был пьян. Вместо того, чтобы извиниться и свалить, он схватил девушку за руку. Это была колоссальная ошибка, потому что удержать пилота космического истребителя он не сумел. А потом был резкий удар по ушам и, как финал вечера, сильнейший удар коленом в пах, заставивший Гомозина сложиться вдвое и надолго выпасть из реальности.

Однако "веселье" на этой ноте не закончилось. Пока один из фигурантов после соприкосновения гениталий с острой девичьей коленкой подобно раздавленному червяку корчился на полу, второй подтвердил старую мысль о том, что люди альтернативной ориентации — ни разу не д'Артаньяны. До этого, возможно, трусость вместе с остатками чувства самосохранения и адекватности еще могли бы остановить его от непродуманных действий, но сейчас! Ахметочка, такой нежный и романтичный, корчится от боли на полу, и кто виноват? Это грязная, мерзкая тварь, женщина! Одна из тех конкуренток, которые забирают у таких, как Мойша, самых лучших, самых красивых мужчин... В общем, этого тонкая натура Гарцмана вынести уже не могла.

То, что натворил потом Гарцман, икалось Вечному Кипру еще долго, а кое-кого, в основном тех, кто хорошо понимал возможные последствия, кошмары мучили еще дольше. Вот только самого Гарцмана в тот момент последствия интересовали меньше всего. В результате Бьянка не успела увидеть ни поднявшейся суматохи, ни вскакивающих со своих мест товарищей, ни перемахнувшего через стол, сметая на своем пути тарелки и бутылки, Соломина. Она только почувствовала дикую боль, и почти мгновенно потеряла сознание.

Когда Бьянка пришла в себя, то первым, что она почувствовала, был холодный, шершавый язык, облизывающий ее руку. Повернула голову — ну да, рука вывалилась из-под одеяла, и Джек этим моментально воспользовался. Огромная, вывезенная щенком со Снежной, а сейчас отъевшаяся на сытных корабельных харчах и вымахавшая больше любого сенбернара, зверюга, отличалась невероятно добрым нравом и редкостной ленью. Все, кстати, удивлялись, как девушка справляется со зверем, давным-давно обогнавшим в размерах своих диких сородичей, а ведь это невероятно просто — зверей надо любить, и они ответят вам тем же. Вот Джек и любил свою хозяйку, и слушался ее так, как никакая комнатная болонка неспособна органически.

Почти сразу же до девушки дошло, что она лежит на собственной койке в своей каюте, а рядом с ней бесшумно висит в воздухе робот медицинского контроля — такой обычно оставляют рядом с человеком, которого извлекли из регенератора. Пара часов беспробудного сна при этом — вполне нормальная ситуация. Физически же человек полностью здоров, и ему в медотсеке делать нечего, вот и переносят бывшего пациента в каюту, оставляя при нем робота — так, на всякий случай. Только вот почему она угодила в регенератор? Вопрос оставался открытым.

Быстро одеваясь и одновременно привычно отталкивая по пятам ходящего за ней и путающегося под ногами Джека, Бьянка пыталась вспомнить, что же произошло. Увы, память давала сбой на том моменте, когда она стояла над поверженным ловеласом и раздумывала, врезать ему еще разок, с ноги, на долгую, так сказать, память, или хватит уже. А потом резкая боль — и темнота...

— Ну что, стрекоза, пришла в себя?

Бьянка обернулась, едва удержавшись от того, чтобы подпрыгнуть. Позади нее, в проеме бесшумно отъехавшей двери, занимая его целиком глыбой необработанного гранита возвышался Ветишко, и свет ламп отражался от его наголо бритой головы. Вообще-то, по неписанным законам этикета положено было вначале постучаться, но врач, идущий к больному, мог этим пренебречь. Доктор широко улыбался — он всегда относился к Бьянке очень доброжелательно.

— Что со мной было?

Ветишко вошел, аккуратно закрыл за собой дверь и заговорщицким шепотом сказал:

— А тебя после ваших вчерашних посиделок командир на руках приволок, ты еле дышала. Только тс-с-с, — доктор приложил палец к губам, — его величество пообещало, что если я тебе хоть слово скажу, то оно само меня убьет, зарежет и закопает.

— Это с чего бы так?

— А я почем знаю? Может, повод ищет, чтобы мне пальчиком лишний раз погрозить.

— Да я не про то. С чего я еле дышала? И с чего он меня на руках тащил? Вроде пила немного...

— А тебя ткнули чем-то, скорее всего, вилкой, и попали прямо в левую почку. Это жутко болезненно, а у тебя и без того болевой порог низкий. Такова расплата за то, что ты стала неплохим пилотом.

— В смысле?

— В прямом. У тебя отличная реакция, но это очень часто наблюдается как раз у людей с пониженным болевым порогом. Ничего страшного, как пилот пилоту говорю.

— Вы же доктор.

— Я — военный врач на боевом корабле, а значит, должен иметь еще хотя бы одну специальность и хоть немного разбираться во всем, что на корабле происходит. Я выбрал истребители. И не смотри на меня так, это вы — ускоренный выпуск. В серьезном училище людей по нескольку лет тренируют, а дворяне и вовсе с двенадцати лет в Гагаринских училищах. Для дворянина защищать свою страну так же естественно, как есть или спать, и неважно, будет он потом военным или гражданским. А защищать Родину надо профессионально, иначе грош цена такому защитничку.

— Я даже не знала...

— О, тебе многое еще предстоит узнать. Ладно, я пошел.

— Пал Палыч, стойте. А как все произошло-то?

— Откуда я знаю? Меня, если ты помнишь, там, где вы развлекались, не было, а потом я с тобой в медотсеке сидел. Свяжись с кем-нибудь из ребят — коммуникатором, надеюсь, еще пользоваться не разучилась? А то я, пожалуй, напишу статью в медицинский журнал о влиянии укола вилкой на работу мозгов.

Рассмеявшись собственной шутке, циничный, как и все врачи, Ветишко вышел из каюты, а Бьянка, закончив приводить себя в порядок, врубила коммуникатор. С третьей попытки ей удалось связаться с Мельникайте, у остальных коммуникаторы были отключены — народ еще отсыпался. Лейтенант, правда, тоже зевал и попытался Бьянку послать, но она на него насела и заставила-таки рассказать, что же произошло.

Сознание она потеряла почти сразу после того, как Мойша, которого Мельникайте называл не иначе как Этот Придурок, ударил ее вилкой. Смешно, будь на ней боевой комбинезон, она даже не почувствовала бы удара. Боевые комбинезоны пилотов, десантников, да и вообще всех военнослужащих обладали хитрым свойством — при ударе их внешний слой мгновенно перестраивался, распределяя энергию по всей площади поверхности. Точнее, не по всей, а по той, до которой успевал дойти процесс перестройки. При ударе кулаком, к примеру, задействовалась почти вся поверхность, а энергию пули, к примеру, из стандартной офицерской "кобры", летящей, понятное дело, немножко быстрее кулака, принимал на себя круг радиусом сантиметров тридцать. Удар, конечно, получался чувствительный, но вполне терпимый. Ножом же, или, тем паче, вилкой такой комбинезон было даже не поцарапать.

В России вообще любили хорошую броню и никогда на ней не экономили. В результате многие наработки русских, как и все у них, обгоняли то, что имели соседи, на несколько поколений. Порой их возможности были избыточны, но... никогда не знаешь, что потребуется, а что нет. К примеру, во время Биарской кампании, во время отражения десанта биаров на Малый Остин, американские солдаты несли колоссальные потери в бою с вражеской пехотой. Эти уродцы двигались с невероятной скоростью, не давая прицелиться, были отлично вооружены и легко справляясь с неповоротливыми и замедленными по сравнению с ними людьми. Тогда на помощь пришел русский флот, который довольно легко частью уничтожил, частью вытеснил флот биаров с орбиты планеты. А вот на планете пришлось повозиться, и русские высадили десант в тяжелых боевых скафандрах с мускульными усилителями, обвешанные оружием, как новогодние елки. У американцев, не понаслышке знающих, на что способны их враги, вид русских десантников вызвал лишь горькую усмешку. Каково же было их удивление, когда русские справились с задачей. Будучи неуязвимыми для оружия инопланетян, они просто спокойно шли вперед, а преимущество противника в скорости компенсировали огневой мощью. Ведь неважно, с какой скоростью двигается твой враг, если в его направлении ты можешь вести огонь со скоростью три тысячи выстрелов в секунду. Русские смели сопротивление биаров, а ведь эта тяжелая броня была не единственным, что имелось в их запасниках.

По сравнению с такой вот штурмовой броней обычные комбинезоны, разумеется, были слабоваты, но и они давали отменную защиту. Вот только офицеры отдыхать пошли, что называется, при параде, а на парадной форме не было даже намека на защиту. Вот микрокондиционеры встроенные, чтобы обеспечить хозяину комфортную температуру, они имели, а брони — нет, и в результате Бьянка пострадала и едва не откинула коньки от болевого шока. В результате, валяясь без сознания, она пропустила самое интересное.

Получив сигнал тревоги, "Эскалибур", висевший над городом, немедленно выслал десантные боты, которые не только разогнали все летающее машины, находившиеся в воздухе, но и сбили парочку взлетевших им навстречу военных флаера киприотов. Местные даже воздух с испугу испортить не успели, а город был уже захвачен. Немногочисленный гарнизон сидел в казармах, со страхом глядя на небо, где висели штурмботы, готовые открыть огонь по любому, кто рискнет выйти, а полицейские и вовсе разбежались. Пока Соломин срочно отвозил Бьянку на корабль, к новейшим регенераторам, о которых местные врачи могли разве что мечтать, развернулся следующий этап трагикомедии — Мойша-то сбежал.

Поразительно, насколько у мерзавцев может быть развит инстинкт самосохранения. Суматоха в ресторане была всего несколько секунд, и за это время Гарцман успел из ресторана смыться, причем так ловко, что никто этого не заметил. Херлина-Гомозина десантники уволокли на корабль, чтобы разобраться с ним там по-свойски, а вот Мойшу надо было искать.

Пожалуй, наиболее пострадавшей стороной было местное правительство. Несложно представить себе их реакцию, когда оказывается, что русские (а они психи, это все знают) захватили крупный курортный город в разгар сезона, и требуют выдать им на расправу какого-то хмыря, угрожая в противном случае решить вопрос кардинально. Гравитационной бомбой к примеру. Или с помощью гиперорудия. И плевать им, что в городе куча не имеющего никакого отношения к случившемуся народу, да и на протесты правительства тоже, в общем, плевать. Потому что они — сила, которую все просто обязаны бояться, и еще потому, что держатся друг за друга и любому, кто заденет хоть кого-то из них, готовы порвать глотки. А боевые корабли на орбите делали требования русских максимально законными, ведь кто сильный — тот и прав, закон дикого космоса во всей красе. Так что вот вам, господа, приказ, вот время на его исполнение — и вперед! А кому не нравится — те могут хоть сейчас застрелиться самостоятельно.

Естественно, на поиски Мойши были брошены все силы. Конечно, его выдача, равно как и отсутствие даже попытки вытащить Ахметку, создавала паршивый прецедент, но жизнь-то дороже. Вот только найти беглеца было совсем непросто.

Все дело было в том, что в любом городе масса закоулков, в которых можно спрятаться, и человек, живущий здесь много лет, незаметно для себя знает многие из них. На планетах, принадлежащих США, Англии или другой крупной европейской стране проблема решалась запросто. Каждому человеку под кожу вживлялся микрочип — аналог паспорта и, при необходимости, маяк, по которому его владельца можно было обнаружить хоть на дне морском.

В Российской империи было несколько иначе. Никаких чипов людям не вживлялось, и электронным паспортом служил браслет. Хочешь — носи, не хочешь — дома оставь, русские уважали право своих сограждан на свободу. Другое дело, случись что — тебе и расхлебывать, но это воспринималась, как нормальная плата за право выбора. Хотя большинство, конечно, носили — удобная штука, да и скрывать законопослушному человеку, как правило, нечего.

Вечный Кипр — планета курортная, прибыль идет от туристов. И кто, простите, рискнет потребовать от туриста, чтобы он постоянно таскал с собой документ? Да никто. Гарцман, правда, туристом не был и жил на планете постоянно, но это был уже ничего не значащий нюанс — законодательство было вполне либеральным. Европейцы со своими чипами, правда, неудобств не доставляли, но Гарцман-то родился в России, чипа у него попросту не было, а браслет он предпочитал не брать — была у него легкая (а может, и не очень легкая) паранойя, и на него периодически накатывало, что русские спецслужбы его ищут и могут по браслету найти. Бред, конечно — кому он нужен? А захотели бы — и без того нашли бы. Тем не менее, браслет Мойша не носил, и, в результате, найти его было сложно — приходилось действовать старыми дедовскими методами.

Вот такова была ситуация к моменту, когда Бьянка пришла в себя. Не очень приятная ситуация, но жива осталась — и ладно. Противопоказано ей было находиться на этой планете. Она с удовольствием убралась бы отсюда куда подальше, однако тут уж Соломин закусил удила. Нападение на русского или, в данном случае, русскую — это преступление, которое в империи без ответа не оставляли никогда, поэтому эскадра оставалась на орбите, а на совместное заявление расположенных на Вечном Кипре консульств Соломин ответил в стиле "сидите и не чирикайте, а то и вам всем головы поотрываем". Дипломаты понятливо заткнулись — русские переходили к своему излюбленному стилю ведения переговоров, который можно было описать всего одной фразой: "я — на танке, ты — под танком". При таком подходе и лейтенант может зубрам от дипломатии лекции читать, и не сомневаться, что его тщательнейшим образом законспектируют. В общем, улетать без Гарцмана Соломин решительно отказывался. А пока он ждал, его эскадра на планету никого не впускала и не выпускала, что толщине кошельков у местных деятелей совершенно не способствовало, заставляя их торопиться и бегать с такой скоростью, что задницы были в мыле.

На счастье киприотов, Соломин очень хорошо понимал, что армия в таком деле не помощница, и десантники лишь контролировали город, а поиск вели спешно вызванные на службу оперативники из криминальной полиции. Они поставили город на уши, но Мойша как сквозь землю провалился. Или утек в канализацию, как дерьму и положено.

И все же, его нашли. Пистолет у виска — хороший стимул, и полицейские постарались оправдать оказанное им высокое доверие. Понимая, что русским вот-вот надоест тупо висеть над головами, и они просто перейдут от слов к делу, используя в качестве доказательств своей правоты неопровержимую аргументацию главного калибра, полицейские носом землю рыли, и к концу третьего дня, за пару часов до истечения ультиматума, Гарцмана все же нашли. Он, сволочь, прятался в мусорном баке и не вылезал даже чтобы погадить — так под себя и ходил. По запаху, ядреному даже для свалки, его и обнаружили местные бомжи. А они уж, настропаленные полицейскими и знающие, какая награда объявлена за голову Мойши, в два счета скрутили его и привели в участок, откуда и переправили потом на русский флагман.

Правда, на этом проблемы у Вечного Кипра не закончились. Пользуясь моментом русские стрясли с них компенсацию за моральный ущерб, за потерю времени, за... В общем, русские чуть-чуть ограбили планету, причем на законных основаниях. Очередная мина, заложенная проектом русских спецслужб, направленным на насыщение конкурирующих обществ отбросами, рванула, сильно повредив осколками бюджет провинциальной планеты. Не в первый раз, кстати.

Ну а с гомиками поступили довольно просто. На все том же Вечном Кипре раздобыли списанный грузовой бот, под завязку забили его концентратами, демонтировали двигатели, системы связи и компьютерные терминалы, и отбуксировали в необитаемый участок сектора. А там запихали обоих придурков в бот, честно предупредив, что система жизнеобеспечения после того, как в ней покопались механики крейсера, рассчитана только на одного. Двоих она выдержит максимум неделю, потом оба сдохнут, а вот одного — да хоть десять лет. После этого русские ушли, даже не интересуясь дальнейшей судьбой приговоренных, и так и не узнали, что спустя пару дней Гарцман ночью зарезал своего любовника и убрал его тело в холодильник. Периодически, когда ему вконец надоедали концентраты, он отрезал кусочек мяса... Через два года, сойдя с ума от одиночества и безделья, Гарцман выбросился в космос. Впрочем, русских это и впрямь абсолютно не интересовало.

Покинув Вечный Кипр, эскадра ушла в глубокий космос, где планировалось рандеву с основными силами Нового Амстердама. Пятнадцать линейных кораблей, наиболее боеспособных, ожидали Соломина в самом сердце этого сектора дикого космоса. С ними шли транспортные корабли с десантом под прикрытием легких сил и два авианосца, под завязку набитые ударными ботами. Русские намерены были начать войну, и сделать в тот момент, когда они сами к этому готовы, а главное, так, как они хотели. Конечно, для Российской империи такой подход был не столь критичен — она могла позволить себе, если возникала нужда, давить противника на манер асфальтового катка, но у Нового Амстердама не было сверхмощного флота. Тем не менее, именно ему приходилось вызывать огонь на себя и, соответственно, выкручиваться.

Соломин понимал, что момент наиболее подходящий, и другого такого случая не будет. Все "державы" (по мнению адмирала, держава была только одна — Российская империя, остальные так, страны, но уж если им так хочется, чтобы их пышно именовали, ему не сложно, все равно ни экономической мощи, ни линейных флотов слова не прибавляют) понесли большие потери в последней войне с чужаками. Та часть флота, которая уцелела, была не лучшая — те корабли, которые и впрямь были наиболее современными и мощными, первыми были брошены в бой, и погибли, останавливая первый и самый яростный натиск объединенного флота чужих рас. Те корабли, которые уцелели, вступили в бой позже, уже в тот момент, когда чудовищная мощь имперского флота, подоспевшего на помощь соседям, размазывала врагов по стенам. А до того эти корабли, в основном, стояли в резерве, служили стационерами, в общем, к силам быстрого реагирования никаким боком не относились.

В то же время у Соломина был мощный, проверенный делом флот. Незначительные повреждения, полученные кораблями во время последней кампании, исправлялись в бешеном темпе, и максимум через месяц последний из них должен был вступить в строй. Трофейные корабли тоже осваивались новыми экипажами, и, как считал адмирал, сейчас военная мощь Нового Амстердама приближалась к своему пику.

Только вот за пиком дорога одна — вниз. Новый Амстердам увеличился территориально, что в какой-то мере решило вопросы финансирования, но большая часть планет была не слишком развита. Поддерживать флот в боеспособном состоянии было возможно, развивать — нет. И с тем, что корабли устаревают, тоже ничего не поделаешь — наукой занимаются ученые действительно больших и сильных стран, на Новом Амстердаме таких возможностей пока не было, и скоро им не появиться. Режим, установленный на нем, и вся экономика планеты были подчинены вопросам подготовки солдат, а не ученых. Очень однобоко, рассчитано на требование одного момента, и в долгосрочной перспективе невыгодно. Быстрый, но короткий результат.

А вот потенциальный противник будет становиться все сильнее. Максимум через год крупные государства начнут вводить в строй новые тяжелые корабли взамен погибших в той войне. Пройдет не так много времени — и флот Нового Амстердама будет смотреться жалко. Следовательно, если войны не избежать, то начинать ее стоило именно сейчас, чтобы встретить активную фазу в наиболее выгодной для себя ситуации.

"Эскалибур" прибыл в точку рандеву на полчаса раньше остального флота. Ну, полчаса отдыха после броска — это немного, но все равно неплохо. Каждый использовал его по-своему, и Соломин, который весь поход занимался со своим штабом уточнением последних деталей операции, тоже не был исключением. И одним из дел, которые он сделал в это время, был разговор с Бьянкой. Многие видели, как адмирал вошел в ее каюту, и через десять минут вышел. Его настроение можно было описать фразой "злой, но не мрачный", как почти весь поход, а, скорее, озабоченный. Впрочем, его товарищей куда больше занимала предстоящая война, и этому факту значения никто не придал. А зря, потому что именно тот разговор имел долговременные последствия.

Курс объединенной эскадры многим не приснился бы и в страшном сне. Ну, кого может обидеть такая вот эскадра? Правильно, нейтрала, максимум сателлита кого-нибудь крупного и сильного. Ну, еще можно у большого государства какую-нибудь окраинную колонию выпотрошить, если свидетелей не оставлять. Но что эскадра Нового Амстердама обрушится на Большой Марсель, одну из центральных планет Французской деспотии, не ожидал никто. В состоянии легкого шока были даже капитаны линкоров, уже привыкшие к тому, что русские никого не боятся и не считают невозможной никакую авантюру. Французы же и предположить не могли, что их вот так, внаглую, будут потрошить. Может быть, именно поэтому удар был успешным, хотя способствовало этому еще несколько моментов. Во-первых, Большой Марсель располагался по отношению к другим крупным планетам несколько на отшибе. Во-вторых, служба раннего обнаружения была у французов организована не очень удачно. В-третьих, сама Французская деспотия занимала довольно бедный на звезды с пригодными для жизни планетами сектор и, как следствие, была очень растянута. Реальный контроль пространства был попросту невозможен и, пользуясь хорошими маскировочными полями, а также данными русской военной разведки, эскадра Нового Амстердама проскочила территорию Французской деспотии насквозь. Удар наносился в районе, наиболее близком к американскому сектору, что при удаче могло если не спровоцировать конфликт, то хотя бы обострить отношения между государствами. Хотя, конечно, перепутать корабли русской постройки с какими-либо другими было достаточно сложно. Однако же, опознавательных знаков на кораблях не было, так что Соломин просто намерен был отплатить французам их же монетой, памятуя, как перла на Новый Амстердам французская эскадра. Короче говоря, авантюризма в плане было даже больше, чем расчета, но крутые времена требуют крутых решений и рождают крутых героев. А времена и впрямь наступали такие, что круче некуда.

В общем, проскочили французскую территорию лихо, и с ходу обрушились на расположенную в одной системе с Большим Марселем, на орбите газового гиганта размером в два Юпитера, базу французского флота. Восемь линейных кораблей, шесть авианосцев, четыре крейсера и дивизион эсминцев были частично расстреляны, а частично захвачены прежде, чем успели запустить двигатели. Еще два линейных корабля и два крейсера, находившиеся в охранении и попытавшиеся задержать атакующий флот, сделать ничего не смогли — их превосходили в огневой мощи почти вдесятеро и раздавили походя. К тому же, французы сделали огромную ошибку, пытаясь вначале разговаривать, а в них начали просто стрелять. Для французского командования это было, похоже, настолько неожиданно, что сопротивления они оказать не успели. Амстердамцы же с успехом использовали прием, удачно опробованный ими в прошлом походе, и это сразу же принесло победу и богатую добычу.

Оставив два линейных корабля и столько же транспортов с десантом осваивать трофеи, Соломин всей мощью своего флота обрушился на Большой Марсель. Два крейсера и шесть эсминцев, патрулирующих ближние окрестности планеты — это, конечно, сила, но не в случае, когда на них прет целый линейный флот. Очевидно, тот, кто командовал этими кораблями, не сообразил, что происходит, а может, с базы просто не успели передать на планету информацию о силах атакующих. Добавьте к этому маскирующее поле линкоров — и можно легко представить лица французов, когда они обнаружили корабли Нового Амстердама. Ну а потом заговорили пушки, и восемь облаков космического мусора неторопливо поплыли в пространстве.

Куда более серьезным препятствием были четыре орбитальные крепости. Прочные и хорошо вооруженные, они встретили атакующих плотным огнем. Амстердамцы не остались в долгу. Линкоры сконцентрировали на крепостях огонь своих орудий, одновременно авианосцы выпустили массу ботов. Никаких особых тактических изысков — просто атака в лоб, сила на силу. Вполне оправдано, когда имеешь подавляющий перевес в огневой мощи. Главным было правильно распределить цели и выстроить вектор атаки таким образом, чтобы расковыривать крепости поодиночке. С учетом их паршивой маневренности на орбите — ничего сложного. Правда, надо было еще ухитриться не зацепить планету, но тут уж как повезет. На практике это обычно означает, что артиллеристы осторожничают, задавая данные прицеливания, и часть выстрелов уходит "в молоко", в сторону открытого космоса. Часть — это в смысле больше, чем обычно — полностью избежать промахов не удавалось еще никому.

Так и пошло. Сосредоточенный залп эскадры — и первая крепость превращается в облако ионизированной плазмы. Второй залп — вторая крепость начинает разваливаться на куски. Третий залп — еще одна крепость прекращает огонь, и вертящиеся тут же на безопасном расстоянии боты подскакивают к ней и наносят "удар милосердия". С четвертой крепости начинают отделяться спасательные капсулы — очевидно, участь первых трех станций впечатлила ее защитников и они, не желая умереть бесполезными героями, решили покинуть ставшую негостеприимной орбиту. Кто-то успел, кто-то нет, потому что ожидать, пока они закончат славную ретираду никто не стал. Четвертый залп был дан несколько вразнобой — синхронизировать огонь целого флота довольно сложно, и не самый высокий уровень подготовки артиллеристов Нового Амстердама дал о себе знать, но это уже не играло роли. Под сосредоточенным огнем старых, но все еще мощных линкоров последняя линия обороны Большого Марселя перестала существовать.

Больше всего проблем, кстати, доставили не крепости. От них и было-то два попадания. Точнее, попаданий было намного больше, но силовые поля линкоров оказались на высоте, только дважды они были пробиты, но ослаблены и не привели к заметному снижению боеспособности поврежденных кораблей. Первому из них, линкору "Кронштадт", разворотили башню зенитной артиллерии среднего калибра, расколов ее и вмяв в корпус. С учетом большого количества этих орудий и многократного перекрытия секторов обстрела, такое повреждение было абсолютно неопасным.

Его близнецу, линкору "Мурманск", досталось еще меньше. Пройдя сквозь защиту, удар орудия крепости врезал по корпусу, как кувалдой, но к пробитию брони не привел. Осталась вмятина, с корпуса слизнуло несколько антенн, но в целом это было не опасно и устранялось за несколько часов силами экипажа. В общем, легко отделались.

Даже удивительного, планета большая, а оборона — слабая. А с другой стороны, все логично. Орбитальные крепости — штука недешевая, и притом очень узкоспециализированная. Зачем тратить лишние деньги, если рядом база флота, на которой в лучшие времена базировалось под два десятка линкоров. Самая большая военно-космическая база Французской деспотии, кстати. Ну а там, где не справится эта армада, орбитальные крепости и вовсе бесполезны. Не то чтобы бесспорно, но логика, безусловно, присутствует. Учитывая же, что экономику Французской деспотии нельзя было назвать идеальной, такое отношение к орбитальной обороне выглядело вполне оправданным. К тому же, на стороне французов была репутация большой и сильной страны, которая, теоретически, должна была отпугивать всякую мелочевку. Однако репутация — штука важная ровно до тех пор, пока не найдется кто-либо, имеющий достаточно сил и наглости для того, чтобы проверить, так ли она соответствует истине, как ее видят окружающие. Соломин проверил, и получил в результате легкую победу, которой никто, кроме него, а также имперских военных аналитиков не ожидал.

А вот собственные корабли добавили эскадре Нового Амстердама мелких проблем. Четыре корабля информационного подавления, заняв позицию вокруг планеты, начали свою атаку даже раньше, чем основные силы флота. Нарушить хорошо защищенные военные сети они, разумеется, не могли, но зато не давали властям планеты передать сигнал бедствия, забивая пространство вокруг помехами. Перерыв связи на несколько часов — ситуация не то чтобы частая, но вполне обыденная, подозрения не вызывающая, а к тому времени, как у кого-то могут появиться подозрения, дело будет уже сделано. В предыдущей кампании нужды в подобной тактике не было, но французы — не болгары и не швейцарцы, они противники намного более серьезные, и не раз воевавшие. Иногда даже успешно воевавшие, хотя успех в войне с равным противником для них был, скорее, исключением из правил.

Вот только помехи мешали и не имеющим опыта использования помехопостановщиков в бою амстердамцам. Во всяком случае, процент попаданий оказался ниже, чем ожидал Соломин, да и маневрировали корабли не очень слаженно. Впрочем, при такой разнице в силах это было непринципиально, и победить не помешало. Просто адмирал сделал маленькую зарубочку на память — сильные и слабые стороны подчиненных следовало знать досконально и пользоваться достоинствами по полной программе, избегая проблем из-за их недостатков и, по возможности, эти недостатки искореняя.

Однако, как оказалось, на Большом Марселе нашлись горячие головы, которые то ли считали, что не все еще проиграно, то ли просто решившие продать жизни подороже. Навстречу неспешно выдвигавшимся к планете транспортным кораблям с десантом взлетели военные боты и атмосферные флаеры, а позади них выдвигались машины с полицейскими эмблемами. Эти-то на что надеялись со своими пукалками? Похоже, французы подняли в небо все, что могло летать и стрелять. Такое поведение было им, в общем-то, несвойственно, но Марсель — не совсем Франция, а марсельцы — не совсем французы. Зря, что ли, именно здесь, далеко не в самом удобном месте, была устроена военная база? Это чтобы на планете в сепаратизм поиграть не вздумали, только и всего.

Однако храбрость храбростью, а сила — силой. Теоретически, действуя совместно с орбитальными крепостями и основными силами флота, боты могли оказать влияние на ход боя, как минимум проредив силы десанта, в идеале сорвав его а при удаче и крупные корабли пощипать. Однако сейчас не было уже ни крепостей, ни флота — обстановка менялась быстрее, чем успевали реагировать на нее люди. А раз пошла такая пьянка, то и шансов у легких кораблей не было. Более того, еще прежде, чем они взлетели, на орбиту планеты уже вышли эсминцы Соломина, и принялись сбивать не успевшие набрать высоту боты. Тех немногих, которые ухитрялись каким-то чудом прорваться сквозь их сокрушительный огонь, безжалостно жгли поднятые с авианосцев истребители русской постройки, наваливаясь вдесятером на одного. Со стороны это выглядело не слишком честно, но адмирал не собирался терять своих пилотов. Потренировать — да, с удовольствием, а вот терять — ни в коем случае. Война, как он считал, оставляет слишком мало места для взаимных раскланиваний, в ней или выжил, или нет. Поэтому если есть возможность играть в одни ворота, то не стоит играть в благородство — все равно не оценят, а людей положить можно запросто.

Совершенно неожиданно ожила одна из планетарных батарей, и попавший под ее удар эсминец вздрогнул, как боксер после хука. Вихляясь не хуже алкаша в день получки, он начал быстро отходить, но второго залпа, который мог бы добить лишившийся защитного поля корабль, батарея сделать не успела. Линкор, находящийся поблизости, смачно плюнул в батарею из штурмового орудия, и пучок мезонов, круша по пути экологию планеты, огненной стрелой проткнул атмосферу. Там, где он ударил в поверхность, вспух огненный купол, по поверхности которого побежали ветвящиеся сиреневые молнии. С технической точки зрения это был промах на пару километров, а с практической... С практической было все равно. Образовавшаяся на месте удара воронка имела радиус километров в десять, и батарея перестала существовать раньше, чем кто-либо на ней понял, что произошло. На этом всякие попытки организованного сопротивления прекратились и, хотя с орбиты было обнаружено еще не меньше десятка таких батарей, ни одна их них не открыла огонь.

По всем законам тактики, на планету уже должны были огненным дождем сыпались капсулы с десантом, однако этого не происходило. Соломин не видел нужды штурмовать планету, оборона которой уже подавлена, таким затратным методом. С американцами или там финнами, случись потрошить их, может, и стоило бы поостеречься, но французы... Ну, не помнил адмирал ни одного примера в истории, когда французы прославились бы, как партизаны. А раз так, то и опасаться сейчас было уже особенно нечего. В результате вместо того, чтобы спускаться в одноразовых капсулах, испытывая жестокие перегрузки, десантники высадились с ботов. Как и ожидалось, сопротивления им оказано не было, и на том сражение за Большой Марсель закончилось.

А дальше пошел уже давно отработанный до автоматизма процесс грабежа. Разве что приходилось торопиться — очень скоро французы поднимут тревогу, и, несмотря на свойственное им разгильдяйство, начнут спешно выяснять, что же случилось. Для скоростного разведчика, а пошлют скорее всего именно такой корабль, от ближайшей планеты двое суток ходу.

Итак, двое суток для разведчика, потом еще пять-шесть дней на сбор эскадры, достаточно мощной, чтобы изгнать нахалов, и переброску ее к Большому Марселю. То есть минимум неделя в запасе, но за это время надо было сделать дело и убраться подальше отсюда. Впрочем, возможны были и другие варианты. К примеру, если разведчика удастся обнаружить (шансы были — аппаратура на "Эскалибуре" и "поморниках" была на несколько поколений моложе, чем на любом из французских кораблей, а значит, спрятаться от нее было сложно) и уничтожить до того, как он передаст информацию о составе флота агрессоров, то могут послать другого... или сразу эскадру, собранную из того, что попадется под руку. Она, естественно, прибудет раньше, но зато ее по стенкам размажут. А возможно, французы еще что-то изобретут — они сволочи, но не дураки, так что лучше было поторопиться.

Пока трофейные команды занимались, будем называть вещи своими именами, грабежом захваченной планеты, с пристрастием допрашивая ее руководство, Соломин отправился на захваченную базу, чтобы оценить трофеи. Не то чтобы они впечатляли, но были, тем не менее, более чем солидные. Два линкора и два авианосца были захвачены целехонькими, плюс тяжелый крейсер и три эсминца. Еще один крейсер и один эсминец получили незначительные повреждения, которые не препятствовали их перегону на Новый Амстердам. Два крейсера и два эсминца были захвачены, но, по зрелому размышлению, их было решено подорвать — тащить этот металлолом к себе было непростительным риском. Корабли были изрешечены снарядами, их восстановление в разумные сроки не представлялось возможным, а скорость из-за повреждений снизилась до опасно малой величины. Словом, не стоило возиться.

А вот еще линкор и два авианосца, хотя и были основательно повреждены, могли пригодиться. Правда, после тщательного изучения трофеев, линкор решено было подорвать — хотя он и был поврежден незначительно, однако это было связано с тем, что на момент атаки корабль этот стоял в доке с демонтированными двигателями. На то, чтобы восстановить его, требовались как минимум пара недель, а их у Соломина не было. Так что, скрепя сердце, пришлось корабль приговорить, а вот авианосцы были в состоянии дать полный ход, и потому, несмотря на огромные дыры в бортах, призовые команды начали немедленно готовить их к старту.

Даже без учета того, что еще предстояло взять на планете, эти трофеи полностью окупали поход, а ведь процесс только начинался. Амстердамцы, имея богатый опыт грабежей, набивали трофеями свои и захваченные здесь же транспортные корабли, спешно выводили на орбиту и цепляя к ним гигантские контейнеры. В первую очередь, естественно, победителей интересовало оборудование для заводов, а также специалисты, умеющие с этим оборудованием работать. Они, конечно, не особенно жаждали ехать, вот только кто же их спрашивать-то будет? Хотя, разумеется, и другими трофеями победители не брезговали, и последующие дни запомнились марсельцам, как один из самых страшных моментов их жизни. Конечно, особых грабежей, убийств и насилия победители не допускали, но и не церемонились зря, гребя под себя все, что шевелится. Издержки любой войны, и как бы ни была высока цивилизация, в отношении победителей к побежденным, по большому счету, так ничего и не изменилось.

За колоссальные трофеи была заплачена относительно небольшая цена. Помимо двух незначительно поврежденных линкоров и всерьез покалеченного эсминца, атакующие потеряли три истребителя, сбитых в бою, и два десантных бота, из-за сбоя в системе наведения неудачно зашедших на посадку и столкнувшихся в каком-то десятке метров надо поверхностью планеты. На линкорах никто не пострадал, на эсминце погибло пятеро. Из трех пилотов истребителей погиб один — снаряд попал ему прямо в колпак кабины, буквально испарив хрупкое человеческое тело. Второй успел катапультироваться из разваливающейся на куски машины и провел несколько очень неприятных минут, болтаясь на орбите в одном скафандре, прежде чем был подобран эсминцем. Однако же он не запаниковал, и вообще отнесся к случившемуся с юмором — крепкий парень с устойчивой психикой, впрочем, других в пилоты и не берут.

Третьему пилоту не потребовалось даже катапультироваться. Как только поврежденный двигатель пошел вразнос, он последним импульсом поднял свою машину на более высокую орбиту, чтобы не скатиться в атмосферу и не сгореть, а потом отстрелил взбесившийся агрегат. Двигатель рванул в десятке километров за кормой истребителя, а обездвиженная машина провисела до прибытия спасательного бота, который отбуксировал ее на авианосец. Повреждения были серьезные, но восстановлению истребитель подлежал, и пилот требовал, что так хорошо послужившую ему машину надо восстановить обязательно. Ну что же, логичная просьба. Пилоты часто настолько сживаются со своими корабликами, что воспринимают их, как продолжение самих себя, или же, что бывает еще чаще, как друга, обладающего собственной волей и сознанием. Именно поэтому поврежденные истребители почти всегда восстанавливали, и этот случай не был исключением.

А вот десантным ботам повезло меньше. Оба они при столкновении покалечились настолько, что превратились в одну большую груду искореженного металла и пластика. Правда, десантники, которых прикрывала еще и собственная броня, отделались, в основном, переломами — погибли только пилоты одного из ботов, кабина которых буквально размазалось о борт второго бота. Однако двое погибших из-за программного сбоя — это уж слишком, и Соломин рвал и метал, обещая, что в случае, если что-нибудь подобное повторится, он лично расстреляет виновных. Адмиралу верили, но погибших все равно было не вернуть.

Тем не менее, результат был, вцелом, очень положительный. Французы потеряли почти шестнадцать тысяч человек только убитыми, и размен один к двум тысячам сделал бы честь любому из великих адмиралов прошлого. И это не говоря уж о внушительных трофеях. Первый этап задуманного Соломиным плана, призванного спровоцировать нападение на себя, любимого, можно было считать успешно завершенным. Провокация, конечно, не слишком тонкая получилась, но корабли-то без опознавательных знаков. В конце-концов, точно так же французские корабли совершили налет на Новый Амстердам, и теперь, когда всплывет правда (а она всплывет, кто бы сомневался, если что, сами утечку информации и организуют, хотя это и вряд ли понадобится), в глазах соседей Соломин будет в своем праве. И теперь французы или начнут войну, выступая в ней агрессорами, или заткнутся в тряпочку, теряя уважение в глазах соседей. И тот, и другой вариант адмирала устраивали. В первом случае все будут с интересом наблюдать, как крупная страна получает по морде от всего лишь молоразвитого доминиона империи, и даже если французы победят, остальным это воинственный пыл очень сильно охладит. Просто посчитают потери — и испугаются. Во втором случае все воспримут поведение французов, как признание ими своего поражения. Крупная страна получила по морде от... ну и далее по тексту, с тем же результатом, разве что трупов будет поменьше. Это было даже предпочтительнее, но адмирал сомневался, что такое произойдет — вероятность того, что французы закусят удила, была намного выше. Хотя пес их знает, в конце концов, опыта победоносных войн у них не так и много, а двойной перевес в численности кораблей — отнюдь не гарантия победы. Тем более что кто-то же и саму Францию защищать должен будет остаться. Варианты при таких раскладах выплывали интересные, но тут уж будущее покажет, к чему приведет так удачно начавшаяся авантюра.

К сожалению, разведчика обнаружить не удалось. Он был, просто не мог не быть, это противоречило здравому смыслу, но то ли капитан разведчика был хорош, то ли повезло ему — русские корабли тщетно сканировали пространство. Скорее всего, конечно, капитан французского разведчика был грамотным и изобретательным — дураков и неумех на такие корабли не ставят, а удача улыбается подготовленным. Впрочем, чего гадать — надо было адекватно реагировать.

Адекватной реакцией была скорость. Быстро взять, что успели, и быстро свалить, оставив за собой руины. Принимать бой сейчас, имея под рукой только половину флота, Соломин не собирался — по его мнению, эти силы можно было использовать с куда большей пользой, чем он, собственно, и занялся. К исходу пятого дня раздувшиеся от прицепленных контейнеров, как нажравшиеся крови пиявки, транспортные корабли покинули орбиту планеты. Вместе с ними ушли захваченные боевые корабли, и треть эскадры — конвоировать трофеи.

Остальные корабли чуть задержались, а потом ушли в другом направлении — Соломин намерен был малость позверствовать. Ну а уходя, он приказал разрушить всю инфраструктуру Большого Марселя. Мощные взрывы превратили в руины заводы, сгорели набитые продовольствием склады. В городах разрушений было не так и много — дома взрывать не было смысла, но вот очистные сооружения, систему подачи воды и объекты энергообеспечения уничтожали тщательно. Попробуйте, поживите в домах без света, тепла и воды, утопая в нечистотах — не слишком приятная перспектива. Уничтожались разве что крупные здания-небоскребы, но это делалось, скорее, ради показательного примера. Мол, что хотим — то с вами и сделаем. Побитый враг — это хорошо, но запуганный — еще лучше.

Теперь восстановление Большого Марселя должно было изрядно подорвать экономику Французской деспотии. С энергоснабжением вопрос еще можно было как-то решить, к примеру, подвезя мобильные реакторы или посадив на планету несколько небольших транспортов и запитавшись от них. Посадка корабля — это вообще задача, подобная подвигу Геракла, но, теоретически, можно. А вот что делать со всем остальным? А ведь есть еще уничтоженные рудники и информационные центры, траулеры, утопленные в портах, да и наиболее квалифицированные кадры отсутствуют — вывезли их захватчики, чтобы как минимум на Францию не работали, а в идеале и вовсе работали на заводах Нового Амстердама. Плюс к этому, атмосферу изрядно загадили, да почву — реакторы, как бы они не были совершенны, если их разрушить выбрасывают из себя очень много всякой дряни. Да на одну дезактивацию десяток лет уйдет, не меньше. А при этом населению еще и жрать что-то надо...

Ну и все добывающие и перерабатывающие предприятия, расположенные за пределами планеты, от шахт на астероидах до огромных газоперерабатывающих заводов у все того же многострадального газового гиганта, расстреляли из корабельных орудий безо всякой жалости. Для войны требуются деньги, деньги и еще раз деньги, и чем меньше будет этого универсального топлива у французов — тем лучше.

Еще одной небольшой проблемой были пленные. Вообще, пленных для такого налета было очень мало, но Соломин полностью разделял суворовский подход к вопросу. Зачем брать пленных, которых нужно охранять, размещать, кормить, все это делая за счет собственных невеликих ресурсов, а потом еще и возвращать противнику после войны, пополняя его страну многочисленными здоровыми и обученными воевать мужчинами? Нет, разумеется, никто пленных расстреливать не будет — хотя Новый Амстердам и не подписывал соответствующих конвенций, но и создавать себе образ чудовища тоже не стоило. Однако можно ведь пленных просто не брать, ставя противника в положение, когда он попросту не может сдаться. К примеру, расстрелять его вместе с кораблем до того, как там успели сообразить, что происходит. Или дал десантник очередь, а потом уж посмотрел, подняты у тех, в кого он попал, руки, или нет... В общем, пленных было мало.

Однако с полтысячи человек на базе захватили. Те бравые солдаты, которые, в теории, должны были оказать сопротивление непосредственно на планете, просто поснимали мундиры и драпанули по углам, ловить их никто, естественно не стал. Правда, десантники малость побродили по улицам, засучив рукава и стреляя от пуза из автоматов, но им это быстро наскучило, да и поважнее дела были. А вот тем, кого захватили на базе и на взятых на абордаж кораблях, деваться было некуда. С одной стороны, уничтожать их не стоило, с другой, возвращать их Франции хотелось еще меньше. Однако же ничего не поделаешь — пришлось оставить.

Один из модулей базы, набив пленными, подвесили на орбите. Все остальное подорвали, чтобы не оставлять врагу. Уже намного позже Соломин узнал, что французские корабли пришли к Большому Марселю только через неделю, а спасательную операцию начали еще позже. К тому времени по неясным причинам импровизированная тюрьма сошла с орбиты, вошла в атмосферу газового гиганта, и исчезла там навсегда. Адмирал подозревал, что те, кто занимался расчетами орбиты, не сильно утруждались — очень уж многие из них потеряли товарищей во время налета французов, и теплыми чувствами к лягушатникам они не пылали. Однако никаких расследований он проводить не собирался — смысл? Если французы не успели помочь своим товарищам, то это только их проблемы.

Десять линейных кораблей и два авианосца, а также несколько крейсеров и эсминцев пошли дальше налегке, без транспортов и с минимумом десанта — только те, что разместились на линкорах. Соломин шел на "Эскалибуре", его гвардейские крейсера держались рядом, и шли они чуть отдельно от остальных сил. Эти корабли не приняли непосредственного участия в штурме Большого Марселя, и в дальнейшем походе их вступление в бой тоже не планировалось. Пока была возможность, Соломин натаскивал своих людей. Осуществляя только общее руководство, и с каждым разом у набирающихся опыта экипажей получалось все лучше и лучше. Обстрелянный и имеющий опыт боев флот быстро превращался в инструмент, способный переломать руки кое-кому посерьезнее, чем соседи-карлики.

Конечно, был огромный соблазн смотаться, скажем, к Сияющему Парижу, центральной планете Французской деспотии. Вряд ли там ожидают подобной наглости, а значит, шансы снова застать французов врасплох вполне реальные, однако по здравому размышлению Соломин от этой мысли отказался. Десяток орбитальных крепостей — не по его зубам орешек, и если хоть что-то пойдет не так, то нарваться можно здорово. Зачем? Куда проще и безопаснее наносить точечные удары по периферии государства, подрывая его экономику и максимально ослабляя. Этой тактики Соломин и решил придерживаться.

Первой остановкой в импровизированном турпоходе по французской провинции стала Новая Тулуза. Эта небольшая планета была абсолютно неинтересна — населения немного, промышленность стремится к нулю, аграрный сектор разве что неплох, но гонять из-за этого эскадру явно не стоило. Зато в той же системе, по данным имперской разведки, располагался учебный центр легких сил французского флота — там готовили пилотов, которым предстояло водить истребители, торпедоносцы, штурмовики... Тщательно засекреченный центр, как считали французы, в очередной раз вляпавшиеся из-за собственного самомнения. "Паровозы надо давить, пока они еще чайники", — без зазрения совести ввернув услышанную где-то фразу, заявил Соломин, и в результате учебный центр на себе ощутил, что такое удар военного флота. Почти пять тысяч молодых пилотов, крепкие, здоровые, смелые парни и девушки, цвет нации, сгорели, не успев даже проснуться. Этот урон в чем-то был даже более ощутимым, чем от удара по марсельской базе, хотя жертв было, разумеется, меньше.

Уничтожив базу, эскадра подошла к лишенной обороны планете, после чего десант сотворил примерно то же, что и на Большом Марселе, разрушив имеющиеся на планете зачатки инфраструктуры и посыпав поля пестицидами, на корню уничтожившими урожай. Позже Соломину докладывали, что кое-кто из десантников, очевидно, по доброте душевной решил заодно улучшить породу местных селянок. Адмирал лишь пожал плечами — издержки войны, такое всегда было и всегда будет. Чтобы не подставить своих под удар надо самую малость — побеждать, а раз сопротивления не оказывают, значит, согласны.

Закончив с Тулузой, эскадра совершила короткий бросок к планете Малая Шампань. На этой планете до недавнего времени не было ни серьезной обороны, ни военных баз, однако не так давно были обнаружены богатейшие залежи иридия, начали строить промышленный комплекс по его добыче, а на орбите спешно монтировалась орбитальная крепость. Эту крепость и разнесли первой — часть орудий на ней была уже смонтирована, и они представляли пусть минимальную, но опасность. А после уничтожения обороны взялись и собственно за планету. Жаль только, что комплекс еще не вступил в строй, а то можно было бы наложить лапку и на его продукцию — иридий был баснословно дорог, и Новому Амстердаму, безусловно, не помешал бы. Ну что же, оставалось вытереть слюнки, подорвать все, что можно было, и двигаться дальше.

Малый Орлеан разнесли без проблем. Военных кораблей там не было, а единственную орбитальную крепость экипаж покинул сразу после того, как обнаружил идущую к планете эскадру, даже не попытавшись хотя бы для приличия изобразить сопротивление. А вот когда подошли к Зеленому Тулону, нарвались на неожиданно серьезное сопротивление. Помимо двух крепостей, эта весьма развитая промышленно планета имела на орбите небольшую военную базу, и базирующиеся на ней линкор, крейсер, два эсминца и полсотни истребителей встретили силы вторжения во всеоружии, сражаясь неожиданно храбро и умело. Грамотно используя корабли как подвижное крыло, и опираясь на крепости, неожиданно прочно построенные и хорошо вооруженные, они, прежде чем были уничтожены, смогли подбить один из крейсеров, да так, что тот потерял управление и вынужден был выйти из боя, а также пропороть борт одному из линкоров по всей его длине. Ход корабли не потеряли, но их ценность как боевых единиц резко упала. Кроме того, были повреждены несколько эсминцев и сбиты почти два десятка истребителей. Общие потери перевалили за сотню человек — не смертельно, но очень неприятно. По всему выходило, что с рейдом надо заканчивать — свои задачи флот выполнил, резервы автономности многих кораблей подходили к концу, поэтому Соломин отдал приказ отходить. На планету даже десант не стали высаживать — просто врезали с орбиты, разнося все в пыль. Это в десятки, а иногда и в сотни раз повышало потери среди мирного населения, но при этом требовало меньше времени, и позволяло не рисковать своими людьми. Ну и намек на будущее: будете сопротивляться — с вами поступят точно так же.

Достаточно близко к курсу, выводящему эскадру за пределы французского сектора в район Нового Амстердама, располагалась планета Малое Кале, и грешно было не выпотрошить еще и ее, но Соломина насторожил тот факт, что в окрестностях Тулона его ждали. Конечно, французы могли объявить и общую тревогу, но оставалась вероятность того, что маршрут амстердамской эскадры противник сумел просчитать. Не стоило недооценивать противника — в случае, если они смогли понять, куда пойдет эскадра, то в следующей системе их ждал теплый прием, а проще говоря, засада. Соломину вовсе не улыбалось вступать в бой с полноценной французской эскадрой, поэтому он просчитал варианты и пришел к выводу, что в качестве альтернативы для удара подходил только Второй Дюнкерк — бункера его кораблей готовы были показать дно, и для броска к любой другой планете пришлось бы идти экономичным ходом, иначе можно было и не добраться до дому. Однако французы наверняка уже знали типы кораблей, участвовавших в походе, а значит, могли просчитать и этот вариант.

Соломин думал долго, взвешивая варианты и прикидывая плюсы и минусы, потом собрал штаб и командиров кораблей. Посовещавшись и остудив несколько горячих голов, жаждущих разнести французов вдребезги и пополам, было принято решение возвращаться домой, не ввязываясь больше в драку. Проложив курс, проходящий в стороне от обитаемых систем, штурманы одним броском вывели эскадру из французского сектора. Позже Соломин узнал, что на обоих планетах их и вправду ждали, и порадовался собственной осторожности, а в тот момент это обернулось для него еще несколькими бессонными ночами на мостике своего флагмана. "Эскалибур", конечно, благодаря мощным двигателям вырвался бы из любой ловушки, но точно так же адмирал понимал, что не бросит своих людей, и потому, случись что, его кораблю придется драться.

И все же они вырвались. Спустя неделю после того, как эскадра покинула пределы французского сектора, она вышла к Новому Амстердаму. Свой ход они сделали — теперь была очередь противника.

База "Севастополь". Российская империя. Спустя три дня после описываемых событий.

— Ну, что скажете?

— Примерно как мы и предполагали. На первом этапе вообще чисто сработал, мы на такой результат даже не рассчитывали. Потом тоже славно действовал. Не без ляпов, конечно, но в целом прошло все удачно.

— Это хорошо. До меня тут дошло, что он просит продать еще пару-тройку линкоров того же поколения, что и его флагман. Так?

— Ваше Величество, я понимаю, что в моем ведомстве есть люди, которые работают с вами напрямую, но...

— Но не надо подчеркивать, что я узнаю новости раньше вас, адмирал?

— Да, это... неприятно. Я только сегодня вернулся, и еще не успел разобраться с делами.

— Хорошо, я буду иметь в виду. Тем не менее, думаю, стоит пойти ему навстречу, ведь не милостыню просит, а готов заплатить. Насколько я знаю, корабли этого поколения сейчас в консервации первой очереди, и их продажа ущерба нашей обороноспособности не нанесет?

— Согласен с вами. Придется, конечно, подобрать для них надежные экипажи, но с этим проблем не будет — желающие служить у вашего родственника в очередь выстраиваются.

— Думаю, не стоит помогать ему настолько демонстративно — можно спугнуть дичь.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, продадим корабли, как лом, с экипажами тоже что-нибудь придумаем.

— Ладно, оставляю технические детали на ваше усмотрение — вы профессионал. Что еще скажете нового, бодрого и вечного?

— Пока, в общем-то, ничего. Пока все по плану. Да, и с вашей идеей он, наконец, согласился. Но я считаю ее глупой.

— Посмотрим. Хуже, во всяком случае, не будет точно. Все в этой жизни должно быть уравновешено. Одинокий волк реже ошибается, зато уж если вляпывается, то по-крупному. И потом, мне эта дура, его бывшая, нахамить посмела. Очень уж хочу на ее рожу посмотреть.

Время неустановленно. Место неустановленно.

— Вы считаете, это случайность?

— Да. Когда люди не бьют... простите, не воюют с нами, они почти всегда сражаются друг с другом — это внутривидовой человеческий вид спорта. Их стремительный прогресс в создании новых видов вооружения связан еще и с этим. Полагаю происшествие совпадением.

— Это совпадение может нам дорого обойтись... Ладно, изложите свое видение ситуации.

— Слушаюсь. В настоящее время в интересующем нас секторе космоса отмечено значительное оживление. Проще говоря, нашелся кто-то достаточно решительный, чтобы начать создание нового крупного государства, и достаточно умный, чтобы его создать. Закупив по дешевке значительное количество устаревших кораблей, он сумел объединить под своей рукой несколько звездных систем, и теперь совершает пиратские рейды. По сути, создано государство, живущее за счет набегов на соседей. Вначале попробовал нападать на слабых, у него получилось, и тогда он замахнулся на более крупную добычу. А так как наши... ммм... союзники ухитрились изрядно наследить в том районе, вызвали у него вполне законную ненависть и, более того, не имели шансов воспользоваться в том конфликте помощью других государств, он собрал эскадру и довольно успешно ограбил их окраинные системы. После нанесения удара, эскадра ускользнула незамеченной, с добычей, которая по человеческим меркам окупает что угодно. Вот, если кратко, и все. Вряд ли вас интересуют малозначимые технические подробности.

— Верно, не интересуют. Меня больше интересуют последствия этого инцидента. Наши, как вы правильно сказали, союзники готовы были начать карательную операцию против этих нахалов немедленно. В принципе, это не требовало использования имеющихся у нас сил, они справились бы и сами. Однако вы приложили максимум усилий, чтобы избежать этого, хотя нас их внутренние проблемы не касаются. Почему?

— Потому что с теми силами, которые наши союзники имеют официально, карательная операция с большой долей вероятности закончилась бы их поражением и, возможно, полным разгромом. Там не пираты, как все считают, а регулярный флот, грамотно обученный, хорошо подготовленный и оснащенный. И командует им человек, который уже доказал, что превосходит наших союзников как по решительности, так и по умению планировать операции. Он бил их в обороне, когда соотношение сил было хуже, чем сейчас, и смешно полагать, что не захочет повторить свой успех. Даже в случае, если наши союзники справятся, потери будут настолько велики, что заметно снизят возможности их флота. А они нам пока что нужны, хотя бы в качестве пушечного мяса для первого этапа операции. При этом, учитывая, что их корабли заметно лучше наших, бездарно разбазаривать потенциально весьма полезную часть сил я считаю нецелесообразным.

— А если они используют весь свой флот?

— Если это произойдет, на всей нашей операции можно, как выражаются люди, ставить крест. Как только выяснится, что наши союзники не потеряли в войне половину флота, а зачем-то приписали себе гибель восьмидесяти линейных кораблей, соседи немедленно заинтересуются в причинах этого. К тому же, государство, с которым этот флот схватится, является не вполне самостоятельным, и почти наверняка его покровитель незамедлительно вмешается. В этом случае атакующих просто сметут, а как только узнают, что за их спиной стоим мы, то примутся и за нас. Вы же знаете, они не любят, когда кто-то пытается лезть в их дела. Высшие полезли — и что получилось? Может, напомнить вам, сколько объединенный флот потерял в последней войне? У Высших было уничтожено три четверти планет и весь флот, их державы больше нет. Остальных участников войны просто уничтожили. Нет, если мы хотим победить, надо быть крайне осторожными.

— Хорошо, ваша позиция мне понятна и не лишена логики. Если честно, меня всегда интересовало, как столь примитивная цивилизация, которая на тысячелетия моложе любой из наших, так быстро вышла в космос. Да и вообще, почему оружие этих дикарей настолько превосходит наше?

— Я же говорю — они постоянно воюют друг с другом. Их военная наука развивается за счет всего остального. Видели бы вы их литературу... Их стихи — это нечто убогое! А философия? Да лучшие из их философов равны, в лучшем случае, нашим только начавшим обучение студентам. И так во всем, кроме прикладных наук.

— Понятно. Удивительно, почему эти дикари не хотят войти в семью цивилизованных рас? Конечно, на высокое положение при таких раскладах рассчитывать им не приходится, но ведь и то, что мы им предлагаем, весьма почетно.

— Наши союзники, кстати, на это согласились.

— Ну что же, вполне разумные существа.

— Думаю, они просто хотят стать первыми среди своей расы. Однако такими темпами они могут остаться единственными.

— Не единственными. Те, кто согласны быть под ними, тоже имеются.

— Я знаю. В любом случае, девяносто процентов людей подлежит уничтожению — эта раса слишком расплодилась. Правда, не все у нас в восторге от подобных действий.

— Я в курсе. Многие считают, что с людьми надо договариваться. Особенно те, чьи территории расположены поблизости от границ, но которые при этом войн с людьми не вели.

— Да, они считают, что имеют опыт успешного сотрудничества.

— С пустынным волмарком тоже можно жить по соседству. Пока он не захочет пообедать.

— Тем не менее, они считают, что оказываются в наименее выгодной для себя ситуации. Их территорий война коснется почти наверняка. В отличие от наших.

— Ничего, есть жертвы, на которые я готов пойти.

— Полностью с вами согласен. И все же, наверняка будет много недовольных.

— Это уже вторично. Сейчас главное — победить.

Глава 5. Стоящие на грани.

В последний раз сойдемся завтра в рукопашной

В последний раз России сможем послужить

А за нее и умереть совсем не страшно

Хоть каждый все— таки надеется дожить

(М. Ножкин. "Последний бой").

Соломин ощущал смутное беспокойство, и с каждым днем это чувство усиливалось. А причина этого несвойственного бравому адмиралу и целому провинциальному королю была весьма необычна — с ним никто не спешил воевать.

Первый месяц после возвращения из рейда все государство стояло на ушах. Спешно ремонтировались поврежденные корабли, достраивались орбитальные крепости, формировались экипажи для трофейных линкоров и крейсеров, тренировалась пехота... Все ожидали, что взбешенные французы вот-вот обрушатся на них со всей дури, однако время шло, а врагов не было. По всему выходило, что сдрейфили лягушатники, и можно праздновать победу, однако Соломину как-то не очень верилось в такую удачу. Это можно было назвать паранойей, но вот не привык он к легким победам, не верил в них, и сейчас все его существо прямо-таки вопило, что ничего еще не кончено, и неприятности надвигаются со скоростью истребителя и неотвратимостью асфальтового катка.

Хотя пока что все шло вроде как и неплохо. Из империи пришли три линкора знаменитой "княжеской" серии — "Рюрик", "Олег" и "Владимир Мономах". Хорошие, надежные корабли с мощными вооружением и защитой. Родственничек не поскупился — все три корабля не только были в хорошем состоянии, но и прошли модернизацию, такую же, как "Эскалибур". Правда, и заплатить за них пришлось столько, что Соломину в первый момент страшно стало. Однако, по здравому, размышлению, он решил, что раз одной из задач его государства изначально является принесение денег метрополии, то все честно и логично. Зато теперь можно было чувствовать себя по-настоящему сильным — будь у Соломина такие корабли, когда он отбивал атаку французского флота, то обошлись бы без потерь. Расстреляли бы французов издали, и делу конец. К тому же, корабли пришли укомплектованными экипажами по штатному расписанию, хоть завтра в бой. В свете ожидающейся войны эти линкоры были совсем не лишними. Правда, пришлось организовать целую операцию прикрытия, чтобы скрыть покупку и прибытие таких кораблей, и выделить для них отдельную базу, но это было уже не страшно, хлопотно только. Зато сейчас имелся собственный бронированный кулак, готовый смести что угодно.

Еще Радислав прилетал, привез с собой ящик коллекционного коньяка, ну и, довеском к подарку, новенький крейсер. Действительно, царский подарок — такие корабли не поступили еще даже на вооружение имперского флота. Хотя Соломин и предполагал, что Радислав решил убить одним ударом двух зайцев — и подарок сделать, и новую технику в реальных условиях испытать. Ну а что делать — раз уж взялся управлять страной, то и мыслить надо соответствующими категориями. В любом случае, обижаться было не на что — корабль и вправду был хорош.

Император явился инкогнито, благо, повод был — Соломин все-таки женился. "Уломала", ржали офицеры. Соломин тоже смеялся — а почему бы и нет? Правда, условие еще в том походе перед девушкой поставил жесткое — все, никаких авантюр, никаких походов, и ващще! Согласилась, куда же она делась бы. Только вот терзали адмирала смутные сомнения, что очень скоро договоренности начнут пересматриваться, причем в одностороннем порядке.

Ну, учинили грандиозный мальчишник, куда же без него. Совсем как в молодости, когда курсантами были. Узким кругом, разумеется. Офицерам Соломина представилась редчайшая возможность увидеть пьяного в хлам императора. Радислав воспользовался моментом и отрывался так, как не мог позволить себе дома — положение не позволяло, чтоб его... Правда, сам он при этом как мог подбадривал родственника, хотя получалось не очень — народ собрался язвительный, вольницы пиратской хлебнувший, и слова командира "без чинов" понял буквально. Во всяком случае, уели отвыкшего от простого общения императора неоднократно. Впрочем, и он не оставался в долгу, особенно долго смеялись над его немудреной шуткой, когда на слова Джораева "Не волнуйся, командир, курица — не птица, баба — не человек" император, подкрутив усы, задумчиво выдал: "Это смотря какая курица...". Успеху шутки, конечно, способствовали набранные градусы, но все же императору явно нравилась царившая здесь неформальная обстановка.

Кстати, привез он очень интересное известие личного характера. Касалось оно Соломина несколько опосредованно, зато напрямую задевало интересы его бывшей жены. Она ведь, согласно каким-то хитрым вывертам законодательства, и после развода сохраняла титул княгини, а после того, как Соломин женится во второй раз, автоматически его потеряет. Удар по самолюбию бешенный, плюс очень многое станет для нее недоступным, и от императорского двора ей точно дадут от ворот поворот. Все кумушки уже хихикают, причем не в кулачок, а в голос. Сейчас экс-супруга рвет и мечет, пытаясь выискать в законах еще какую-нибудь лазейку, которая позволит ей сохранить положение в обществе, но Радислав, пьяно хихикая, по секрету (его голос слышен был при этом на другом конце комнаты) признался Соломину, что лично отдал приказ никаких лазеек не находить. Учитывая разные возможности императора и шустрой дамочки, результат можно было смело прогнозировать. И вообще, таким, как она, рот положено открывать на уровне ширинки, а не в сторону императорской семьи. Короче говоря, посмеялись.

Ну а потом была королевская свадьба, мероприятие серьезное и важное. Два дня пили. Потом император улетел, так же инкогнито, как и прилетал, и мероприятие продолжилось с тем же размахом еще на пять дней. В общем, красиво, затратно, но все же нужно. Ну а закончив праздновать, вернулись к делам, благо их за это время накопилась масса.

И вновь началась активная подготовка к войне. Правда, теперь под знамена удачливого флотоводца валом шел поток наемников. Не то чтобы Соломину они были очень уж нужны, но... все же нужны. Судьба наемников — сражаться там, куда жалко посылать своих людей. Российская империя посылала вместо своих солдат амстердамцев, а Новый Амстердам нанимал не слишком озабоченных нравственными проблемами авантюристов, готовых за звонкую монету исполнить любой приказ хозяина. Несколько подразделений легких сил, укомплектованные исключительно наемными экипажами, не бог весть что, но и лишними они явно не были.

Потом еще казаки явились, запорожцы. Этим вообще было плевать, кого потрошить, хотя вояки они были, конечно, отличные. Когда-то давно, еще в начале создания империи, недолго побывшая независимой Украина решила вернуться к старшему брату — России. Одним было выжить в изменяющемся мире сложно, а присоединяться лучше к победителю. Запад лежал в руинах, вот и потянулись украинцы на восток.

И все бы ничего, но России они были не очень-то и нужны. Проблем Украина тащила за собой кучу, а дать могла немного, поэтому украинцам озвучили условия. Хреновые условия, если честно.

Дальше все было просто. Восточная Украина согласилась — и, ко всеобщему удивлению, тут же оказалась в составе России на общих основаниях, без каких-либо притеснений. На Западной Украине выиграли националистические течения, причем так, что несогласным пришлось оттуда бежать. Подмять их под себя империя могла запросто, но — зачем? Хотите самостийности — да вперед и с песней, только и на помощь не рассчитывайте. В результате образовалась небольшая страна, мало чего добившаяся, но вполне жизнеспособная. Уровень жизни, правда, так и остался невысоким, но, в конце-концов, каждый вправе жить так, как его устраивает.

А вот Запорожье пошло своим путем. Группа любителей подраться и пограбить ушла в дальний космос, чтобы основать там собственное государство. Надо сказать, у них получилось. Вначале они пытались жить, как их легендарные предки, то есть налетами на соседей, но от этого их быстро отучили. Более крупные страны дважды выкуривали казаков из пиратского гнезда, которым изначально являлись планеты Запорожье. Лишь на третьей планете новые казаки укрепились, но при этом им пришлось сменить образ жизни. Вместо пиратского гнезда планета стала поставщиком наемников, и это были лучшие наемники в космосе.

По сути, когда-то предки нынешних запорожцев пытались сделать то же самое, что сейчас с легкостью сотворил Соломин. Только вот сил не хватило, решительности — семьи на ногах гирями висели... А еще у них не было за спиной поддержки империи, негласной, но от этого не менее ощутимой. В общем, не повезло.

Вот только доверяли им русские не слишком, хотя вроде бы служили нанимателю запорожцы честно. Наверное, сказывалось тяжелое наследие прошлого, когда распался Советский Союз и между странами были трения, переходящие часто в серьезные подлянки вроде поставок Украиной оружия врагам России и участия ее граждан, подчас даже военнослужащих, в мелких войнах против бывшей метрополии. Прошло много веков, но это не забылось и, хотя время сгладило обиды, кое-какие отголоски все еще мешали воспринимать друг друга адекватно. Российской империи-то было наплевать, что думают о ней — у нее было достаточно кораблей и солдат, чтобы говорить, что хочет, делать, что хочет и не обращать внимания на мнение соседей. В самом деле, если ты сильнее — чего стесняться? Прошли те времена, когда русские допускали эту ошибку. Пускай другие стесняются — того, что оказались слабыми, а силы надо не стесняться, а гордиться ею. Так что политику Российской империи можно было описать фразой: не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей наглую морду.

А вот запорожцам настороженное отношение русских вылилось в то, что наиболее выгодные контракты (а империя периодически имела дело с наемниками — все-таки были щекотливые дела, в которых не хотелось марать своих людей, или просто невыгодно было гнать на край света боевые корабли) проходили мимо них, доставаясь кому-то другому. Сейчас запорожцы явно хотели реабилитироваться и переломить эту невыгодную для себя тенденцию, тем более что дела у них в последнее время шли неважно, и скоро им будет попросту нечего жрать. Поэтому и явились на двух десятках разномастных судов, классом от корвета до крейсера. По сведениям имперской разведки, это были практически все корабли запорожцев. И вел их атаман Осадчук, самый известный предводитель наемников в освоенном человечеством космосе.

Почему-то воображение рисовало Соломину, раньше с запорожцами не сталкивавшемуся, хрестоматийный образ этакого хлопца в ярко-красных шароварах и с гладко выбритой головой, единственным клоком волос на которой остался длинный чуб. Реальность была куда прозаичнее — здоровенный мужик, выше Соломина ростом и заметно шире в плечах, с мускулистой до неприличия фигурой, одетый в потрепанный, но опрятный мундир. Словом, классический пират и наемник, в зависимости от ситуации выводящий на передний план соответствующую ипостась. Даже и не подумаешь, что в голове этой гориллы были неплохие мозги, позволяющие ему в течение четверти века оставаться атаманом и с блеском проводить операции, сделавшие бы честь любому среднестатистическому адмиралу. В высшей лиге ему, конечно, играть не приходилось, но это, скорее, из-за явного недостатка имеющегося под рукой сил — с таким, с позволения сказать, флотом много не навоюешь.

Соломин, пообщавшись с атаманом, составил о нем собственное мнение — весьма, кстати, положительное. В принципе, такой человек был адмиралу нужен для выполнения весьма щекотливого поручения, и явился он как нельзя более вовремя. Если конкретно, для серьезной разведывательной операции, которую флот Нового Амстердама самостоятельно провести не мог. Соломин трезво оценивал возможности своего флота, благо он сам его создавал и отлично знал сильные и слабые стороны своего детища. Лихие набеги и открытые сражения — на это амстердамцы были вполне способны. Больше того, благодаря интенсивным тренировкам и немалой практике значительная часть экипажей подтянулась до вполне полноценного среднего уровня. Однако дальняя разведка — не их конек, потому что между прийти и разнести все в клочья и тихонечко подкрасться и посмотреть, как говорят в Одессе, две большие разницы. А посылать русские корабли не хотелось — слишком уж дело было щекотливое. Появление же высокопрофессиональных наемников, крайне заинтересованных в высокой оценке своей деятельности, было Соломину очень на руку — как минимум, не приходилось думать, кем рисковать и кем, случись нужда, жертвовать.

Потребность же в серьезной разведке появилась как раз накануне. Точнее, ее привезли два неплохо знакомых Соломину человека — век бы их не видеть... И сейчас адмирал всерьез раздумывал, правильно ли он сделал, согласившись на разговор, или проще было бы устроить их кораблю несчастный случай еще до того, как он приблизился к Новому Амстердаму. Например, приняли бы его за пирата... Уж больно походило то, что ему сообщили, на попытку использовать его самого, его страну и, возможно, Российскую империю в какой-то интриге. Уж на что-что, а на интриги англичане были великие мастера, хотя это, порой, и выходило им боком, приведя, в конечном счете, их собственную империю к закату.

Тем не менее, что сделано — то сделано. Старый знакомый, крейсер "Черный принц" принес на борту начинающего британского разведчика "Смита" (хе-хе, просто Смита) и коммандера, простите, уже контр-адмирала Мэллоуна. Последнего посылать было совсем необязательно, да и не по чину адмиралу такие задания, но кому-то наверху показалось, что старый знакомый, к которому Соломин, несмотря на некоторую неприязнь, как, впрочем, и ко всем англичанам, относился с заметным уважением, может добиться успеха быстрее мальчишки-шпиона.

На сей раз встреча, правда, проходила в несколько иной обстановке, чем раньше. Тогда перед британцами были пираты, которых можно нанять, сейчас же — хозяева небольшого, но сильного государства, которое только что без видимых усилий победило врага, теоретически ненамного уступающего самому Британскому содружеству. Таких можно ненавидеть, но с ними придется договариваться, и уважать их придется, иначе можно заработать неприятности. Тем более удивительным, на первый взгляд, было то, что вместо Смита не прислали кого-нибудь посерьезнее. Правда, объяснение этому было вполне логичное. Как оказалось, британцы просто настолько опасались лишних ушей, что не хотели увеличивать круг посвященных. Мера предосторожности, в свете новой информации, которую сообщили Соломину, вполне оправданная. Уж больно серьезная опасность, если верить англичанам, нависала сейчас над ними всеми. Имеющей, кстати, вполне конкретный облик опасности. Впрочем, чем сильнее враг — тем больше чести, а русские умели драться в любых условиях. Соотношение "экипаж на экипаж" в бою их вполне устраивало, хотя, конечно, желательно сделать так, чтобы был экипаж линкора против экипажа истребителя.

Но расклады и впрямь не радовали. Если верить англичанам, проблемы грозили нешуточные — надвигалась новая война с иными расами, и в этой войне люди в первый раз выступали не единым фронтом, а имея серьезную пятую колонну. Причем, в качестве предателей выступала не какая-нибудь мелочевка, а крупная держава с серьезными возможностями, что означало одно — на человечество надвигалась, как говорят американцы, задница.

Все началось, как утверждали данные британской разведки, не так давно, как раз перед большой войной с ксенорасами. Как было известно Соломину, нашлась среди них одна, которая не только не уступала людям в уровне технологического развития, но и превосходила их. К счастью, раса эта была немногочисленна, потому в одиночку на победу рассчитывать не могла, однако по каким-то своим, неведомым Соломину причинам, повоевать хотела. В качестве живой силы она использовала союзников, которые людей ненавидели страшно — слишком часто в прошлом получали от них по морде. По одним данным, союзных рас было пять, по другим — шесть, что неважно, при любых раскладах в живой силе противник людей превосходил многократно. Однако исход современных войн решают не столько десанты и последующие планетарные сражения, сколько господство в космосе, а вот как раз с этим у ксеносов оказались проблемы.

Одна раса, сколь бы развита она ни была, при низком уровне рождаемости и малочисленности населения просто не в состоянии была создать флот, который превзошел бы объединенные космические силы человечества. Частично решали вопрос корабли-автоматы, но их тоже было не так уж и много, а передавать свои технологии союзникам те, кто встал во главе войны против человечества, не торопились. Они ведь не были дураками и хорошо понимали, что когда, точнее, если люди будут разгромлены, начнется новый дележ звездного пирога, и не факт, что их же оружие не будет повернуто против них самих. Вполне разумная осторожность, надо сказать.

Была у них идея передать технологии, которые позволят союзникам подняться до уровня среднеразвитых стран человеческой цивилизации, но они слишком долго решали, что можно передавать, а что нельзя ни в коем случае. А пока решали, война как-то незаметно кончилась — люди, оправившись от первых тяжелых поражений и сопутствующих им огромных потерь, скоординировали действия флотов и нанесли массированный удар вначале по плохо вооруженным союзникам агрессоров, кого вбомбив в каменный век, а кого и вовсе уничтожив, после чего занялись собственно возмутителями спокойствия.

У тех еще был шанс отбиться, собрав все силы в кулак и постаравшись нанести людям такие потери, чтобы они предпочли мир войне до победного конца. Однако все увязло в говорильне — у этой расы формой правления все же была республика, очень напоминающая человеческие аналоги с выборами и болтовней о чем попало, только не о деле. А до того, что демократию спасут только расстрелы они, похоже, не додумались. В результате ксеносы упустили главное — время, и потеряли огромные территории, значительную часть населения и были вынуждены отказаться от многих амбиций. Впрочем, по сравнению с остальными им еще повезло — люди не сильно жаждали класть своих солдат, штурмуя их планетарную оборону, поэтому ограничились тем, что заперли побежденных во внутренних мирах, лишили их военного флота и серьезно подорвали экономику. По всем расчетам, эта цивилизация после таких процедур или сама потихоньку скатится на пару ступенек, или просто остановится в развитии и перестанет представлять опасность.

На этом, в принципе, известная Соломину и, похоже, русской разведке история закончилась. А вот британцы, судя по всему, копнули глубже и выяснили интересные факты, которые грозили человечеству огромными неприятностями.

Во-первых, как оказалось, всю войну ксеносы получали точные и своевременные сведения о маневрах человеческих флотов. Очень интересно, учитывая секретность этой информации и ограниченный доступ к ней — получалось, утечка шла где-то на самом верху. То, что противник не сумел воспользоваться своим преимуществом — это, конечно, здорово, но проблемы предательства это не снимало.

Во-вторых, атака на человеческие миры планировалась с двух сторон, но, видя быстрый жестокий разгром основных сил, не менее трех ксенорас скромненько сделали в штанишки и прикинулись ветошью. Кстати, человечеству их трусость была подарком небес — фланг был оголен, и остановить противника стоило бы большой крови.

Ну и в-третьих. Кое-кто, похоже, не оставил мысли поквитаться с людьми и, раз уж открытая атака потерпела крах, готовили удар изнутри. По данным английской разведки, они вступили в контакт с одной или несколькими человеческими державами и смогли договориться. Кроме того, шла активная инфильтрация эмиссаров чужих рас в человеческую среду. Этот процесс был начат еще до войны, очевидно, как аварийный вариант, и не прекратился после ее окончания.

Церрелы, которых Соломин обнаружил на корабле покойного Дюбуа, были как раз такими агентами. Лихой пират, оказывается, давно и плотно сотрудничал с ДГСЕ, французской разведкой, отсюда и его многочисленные успехи, и солидные денежные средства на счетах. Англичане начали вести его незадолго до того, как он столкнулся с Соломиным, причем он, как оказалось, не только первым атаковал — он специально искал русский корабль. Именно англичане подбросили Дюбуа информацию о том, что линейный крейсер полностью разоружен, переделан в скоростной транспорт для особо ценных грузов и именно сейчас такой груз перевозит. В результате Дюбуа был уничтожен, и вместе с ним у французской разведки сорвалась важная операция.

В идеале, конечно, было бы вызвать интерес русских спецслужб, однако британцы переоценили и уровень контактов Соломина с разведкой, и саму русскую разведку, которой в тот момент стало просто не до того — как раз начиналась война, и крутились такие операции, что дикий космос и бравый пират были для разведчиков маловажным эпизодом. К тому же, они не смогли верно предсказать реакцию Соломина, который попросту уничтожил чужаков и со спокойной душой и чистой совестью забыл о них. Однако задача минимум была выполнена — на Дюбуа в тот момент было завязано довольно много, и это изрядно помешало процессу внедрения эмиссаров иных рас.

Кстати, в том, что именно французы оказались морально готовы к сотрудничеству с врагом, не было ничего удивительного. Французская деспотия медленно, но неуклонно вываливалась из круга ведущих государств второго ряда, и виной этому были отнюдь не ее технологическая отсталость или низкая плотность населения. Все гораздо проще — со времен Наполеона французы в большинстве были никудышными вояками и, хотя у них были и некоторые военные успехи, в конечном итоге их почти всегда били. Ну а спесь и избыточное самомнение этого народа, вызвавшее в свое время если не ненависть, то стойкую неприязнь соседей, лишили их союзников. Ничего удивительного, если человек думает, что во Франции все д'Артаньяны, а на проверку оказывается, что там сплошное быдло, то любви к французам это ему не добавит. В результате Франция постепенно оказалась в изоляции, что, вкупе с военными неудачами, было чревато серьезными проблемами.

Несколько выправил положение, как ни странно, фашизм, точнее, нацизм — любой тоталитарный режим позволяет концентрировать силы на поставленных задачах и максимально эффективно использовать ресурсы при достижении конкретных целей за счет второстепенных направлений. Однако это был временный успех, к тому же соседи не спешили признавать французов высшей расой, их это бесило, но сделать они все равно ничего не могли. Больше того, они вынуждены были порой вступать в альянсы, к примеру, с тем же Британским содружеством или японцами, причем выступая при этом в качестве подчиненной стороны — соседи превосходили их и экономически, и просто в кораблях и пушках. Недавнее противостояние возле Малой Чехии — хороший пример, французы были вынуждены подчиниться решению британского адмирала, и их мнением, в общем-то, никто особенно и не интересовался. Естественно, любви к другим народам это французам не добавляло, но приходилось терпеть.

Так что, на волне этой обиды они, похоже, и договорились с чужаками. Правда, очевидно, далеко не все, а какая-то часть правящей верхушки, поскольку в народе традиционно сильна была ксенофобия, Соломин хорошо помнил, как высказывались о чужаках пленные люди Дюбуа, причем совершенно искренне. Это была одна из главных причин, почему англичане держали информацию в секрете — недоверие друг к другу и подозрения в предательстве перед внешней угрозой могли оказаться страшнее боевых кораблей инопланетян, поскольку грозили расколоть человеческую расу на части.

Ну и, кроме того, французы явно были не одни — их сателлиты, в первую очередь турки и часть арабов, по агентурным данным англичан, были втянуты в эту аферу. Тот перехват курьеров, с которого все и началось, был запланирован с единственной целью — не дать втянуть в орбиту интересов Франции и родину Мэнолы. Французы хотели это сделать через арабов — и пролетели, когда русский линейный крейсер своими орудиями поставил всем шах и мат.

Выслушав эту информацию, Соломин довольно долго ее обдумывал, а потом поинтересовался, почему же англичане не вышли непосредственно на руководство Российской империи. Ответ его не удивил. Во-первых, русские могли вмешаться так, что от Франции вообще ничего бы не осталось. Заразу надо лечить радикально, то есть методом полного уничтожения. А во-вторых, англичанам вряд ли поверили бы — слишком много они пакостей успели сделать России. Нет, информацию бы не отбросили, начали проверять — и упустили бы время, потому что империя далеко, и мгновенно не отреагирует. А времени почти не оставалось — по некоторым данным, объединенный флот чужих рас уже начал концентрацию, причем не где-то далеко, а непосредственно в ареале обитания людей.

Возникал и вполне логичный вопрос, почему же британцы, раз уж им все известно, не раздолбали Французскую деспотию в мелкие щепки. Ответили Сломину на это просто — сил не хватит. Французский линейный флот очень незначительно уступал британскому в численности и, вдобавок, имел в своем составе больше кораблей других классов, в первую очередь легких крейсеров и эсминцев. Обороняться же всегда легче, чем нападать. К тому же, англичане опасались, что их атака будет воспринята соседями, как вероломное нападение на Францию. Англичан не любили ничуть не меньше французов, привыкли ждать от них подлости, и многие воспользовались бы моментом, чтобы дать им по морде. Кроме того, была вероятность, что корабли иных рас тоже примут участие в войне, причем на стороне Франции, и просто за счет численности изрядно отделают нападающих, а больших потерь и без того потрепанное войной Британское содружество позволить себе не могла. Все это было высказано крайне высоким штилем, однако, если выбросить из него словесные вензеля, то все сводилось к одной мысли: британцы боялись. Ну а результат их страха выливался в так милую сердцу каждого британца истину: пусть кто-нибудь повоюет за нас, а мы с этого что-нибудь поимеем. В общем, классика жанра. Хорошо хоть, русские были отнюдь не столь наивны, чтобы по первому зову, очертя голову бросаться спасать мир — им и своих забот хватало.

Информация, разумеется, была интересная. И что теперь с ней прикажете делать? Отпустив гостей отдыхать, Соломин незамедлительно связался по закрытому каналу с императором, после чего решено было проверить, стоит ли верить этому внезапному крику о помощи. Тем более что, по мнению императора, собственно Российской империи ничего не угрожало. Ну, начнется заварушка — и что? Пришельцы явно не смогли трезво оценить, с кем связались. Англичан они, может быть, и потреплют, особенно если и впрямь с галлами снюхались, финнов пощипают, еще кого-нибудь, потом придут имперские корабли и всех разгонят. Разве что проблемы с расколом человечества... С этой точки зрения в качестве превентивной меры нужен был точечный удар, чтобы никто и не понял, что случилось, но для этого, в любом случае, нужны были разведданные. И вот тут встал вопрос: а кто этим будет заниматься? Империя просто не имела в интересующем их сейчас районе кораблей соответствующего поставленной задаче класса, и быстро перебросить их возможности не было. А пригнать имперский флот и прочесать Францию частым гребнем было, конечно, можно, но секретности тогда уж и не жди. Да и, опять же, не хотелось рисковать — вдруг англичане и впрямь замыслили провокацию? С них, гадов, станется.

В результате Соломин в очередной раз убедился, что каждый человек имеет право быть дураком, но и правом надо пользоваться с некоторой умеренностью — его, как первого, столкнувшегося с этой кашей, император и назначил главным расхлебывальщиком. Умный император спихнул проблему на дурного вассала, оказал, так сказать, доверие, и теперь это было уже его, Соломина, головной болью. Конечно, имперский флот под видом больших маневров должен был выдвинуться к границе, но именно от Соломина теперь зависело, будет империя вмешиваться, или же маневры так и останутся маневрами. Кстати, во вмешательстве император не был заинтересова совершенно и пожелал, чтобы справились, по возможности, своими силами.

Ну, оставалось только расслабиться и получать удовольствие, а заодно уж поиметь с этого что-нибудь интересное. Поэтому на вечерней зорьке, когда разговор с британцами продолжился, адмирал, развалившись с удочкой в шезлонге на берегу пруда, передал им решение императора и поинтересовался, а что, собственно, он будет с этого иметь? А то ведь, знаете ли, затраты предстоят нешуточные, и риск соответствующий. Надо и компенсировать как-то, иначе совсем неинтересно голову под топор подставлять.

Англичане замялись и вначале принялись нести чушь о благе всего человечества. Соломин, зевнув, обратил их внимание на то, что конкретно его все человечество волнует только потому, что путается под ногами. Кроме того, дремучий и замшелый мозг адмирала упорно отказывался понять, каким образом благо человечества станет благом для русских вообще и лично для него в частности. История вот учит, что всегда было с точностью до наоборот. Да и вообще, почему русский адмирал вообще об англичанах должен беспокоиться? Если бить их — так это и без того запросто, а защищать... Тут вообще вопрос неправильно поставлен. У него свое, личное государство имеется, оно, естественно, волнует, но его-то уж как-нибудь защитить можно. Еще Россия волнует, но для того, чтобы напугать империю наглых пришельцев, равно как и французов, маловато будет. Ну, может, родную планету жены прикроет — а то как-то нехорошо получается, да и милая, дорогая, родная, единственная иначе всю плешь проест. Это если сразу не убьет, конечно. Еще паре-тройке планет надо будет помочь. Родине Мэнолы, к примеру — все-таки не совсем чужие, там сейчас у Джораева родня организовалась. Император не откажет выделить на это "летучую эскадру". Остальные же могут хоть на собственных подтяжках повеситься — их проблемы. В конце-концов, не его, Соломина, вина, что кто-то решил снюхаться с врагами. Не нравится — он никого больше не задерживает, прощайте, джентльмены, приятно было пообщаться.

Прощаться ни Смит, ни Мэллоун как-то не жаждали — очевидно, договориться для Британии было очень важно. С другой стороны, и обещать русским британцы ничего не хотели. Раньше ведь как было: джентльмен хозяин своего слова. Захотел — дал, захотел — взял обратно. Русские за такие шутки могли и похоронить Британское содружество, и никакая внешняя угроза их не остановит. Соответственно, за все, сказанное здесь и сейчас, придется отвечать, выполняя обещанное до последней запятой. И плевать, что нет свидетелей — русских такие мелочи, как, к примеру, отсутствие документов или изменившиеся обстоятельства никогда не останавливают.

В результате разговор пошел по второму кругу. На сей раз британцы напирали на то, что у них нет полномочий. Соломин вполне резонно возразил, что пускай тогда пришлют того, у кого они есть, а он здесь подождет. Ему и так хорошо, он себе решил маленький отпуск устроить, с рыбалкой и пивом. Не хотят ли гости пива, кстати? Англичане не хотели. И тянуть им не хотелось — пока, мол, прибудет человек с полномочиями, противник уже войну начнет. Соломин пожал плечами и отказался принимать во внимание такие мелочи — британцы не дураки, его реакцию не просчитать не могли, а значит, или есть под боком кто-то с полномочиями, или угроза не так близка, как они расписывают.

Оказалось, близка — у Мэллоуна моментально нашлись все необходимые полномочия, подтвержденные документами. Просто глаз радовала такая оперативность. Ну а раз опасность и впрямь близка, то и просить можно много, поэтому адмирал руководствовался народной мудростью "лучше переесть, чем недоспать, лучше переспать, чем недоесть" и запросил за помощь столько, что у обычно невозмутимых англичан глаза полезли на лоб, а челюсти, напротив, синхронно уехали вниз. Хе, они что, рассчитывали, что им по старой памяти скидки будут? Нет уж, здесь вам не тут, по пятницам не подают, и совершенно неважно, что сейчас понедельник.

Потом было около получаса нудного торга, окончившегося контрактом, выгодным для Соломина и абсолютно невыгодным для англичан, ибо за то, что русские в лице адмирала со товарищи примут участие в войне, если, разумеется, подтвердится сговор французов с иными цивилизациями, в качестве активной стороны, Британское содружество было вынуждено передать Новому Амстердаму много вкусного. При этом об участии Российской империи не было сказано ни слова, хотя, разумеется, все понимали, что в стороне она не останется. В общем, руки у империи были развязаны, и кто получит по голове, когда она начнет размахивать дубиной, оставалось на ее совести. А главное, что Соломин получил многое за работу, которую выполнил бы в любом случае. Люди — они разные, есть хорошие, есть плохие, больше того, к сожалению, не все они русские, но как вид человечество должно существовать, а значит, самый плохой папуас заслуживает защиты, во всяком случае, от агрессивных пришельцев. Стало быть, драться было в любом случае надо, и пусть британцы думают, что это они купили помощь русских. Нет, это русские только что кинули англичан.

Однако раз уж договорились — надо было отрабатывать. И пока англичане собирались домой, Соломин, не теряя даром времени, собрал штаб, посвятил его в детали и приступил к мозговому штурму. Что поделаешь — для начала необходимо было определить, где находится инопланетный флот и есть ли он вообще. Конечно, можно было плюнуть на приличия, напасть на Францию и под прицелом тяжелых орудий задать все необходимые вопросы — войну-то так и так начинать планировалось. Ну, будет новый Амстердам выглядеть агрессором — переживут как-нибудь, империя, случись что, от всего отопрется. Учитывая же, что флот французов по данным разведки, после получения Соломиным новых линкоров из России превосходил амстердамский по численности тяжелых кораблей разве что вдвое, а по огневой мощи, в лучшем случае, процентов на тридцать, то шансы на победу для грамотного адмирала были весьма неплохими. Особенно если опять удастся нанести удар первыми и распотрошить французов по частям. Даже штурм планет, имея корабли со сверхдальнобойной артиллерией, чем-то особенно невероятным уже не казался. В случае же, если вмешается флот иных рас, то подключатся уже все, на законных основаниях. В общем, очень заманчивая перспектива вырисовывалась, красивый план. Вот только было у него одно "но" — очень уж план этот напоминал недоброй памяти план "Барбаросса". Красиво, изящно и совершенно без запаса прочности. Чуть только что-нибудь пойдет не так — все, туши свет, сливай воду. К тому же была опасность, что французский флот будет действовать совместно с флотом вторжения иных рас. Соломин к кораблям ксеносов относился с немалой долей презрения, считая их жутким барахлом, вот только если их много (а иначе и быть не могло), то амстердамцев попросту задавят численностью. В общем, посмотрели, пооблизывались, вытерли слюнки и решили отказаться.

Надо было что-то решать с разведкой. Британцы место дислокации вражеского флота просто не знали, надо было действовать самому, причем как можно быстрее, отправляя в поиск корабли-разведчики. Посылать относительно современные тяжелые корабли русского производства было можно, но рискованно — все же проскочить сквозь сеть станций наблюдения это одно, а в течение нескольких недель и даже, возможно, месяцев прятаться под маскировочным полем — совсем другое. Мало того, что это попросту вредно для здоровья, потому что длительное воздействие такого излучения серьезно вредило метаболизму, так еще и аппаратура не выдержит. Не приспособлено стандартное оборудование кораблей к длительной работе генераторов маскировочного поля — не их это задача. Плюс к тому, системы дальнего обнаружения обычных кораблей в разы уступали возможностям кораблей, изначально предназначенных для сбора информации. А специальных кораблей-разведчиков Соломин не имел. Ошибка, разумеется, но человек не может предусмотреть всего. Хуже то, что товарищам эта мысль тоже в голову не пришла — исполнителей-то хороших среди них много, а вот тех, кто умеет командовать сам, думая при этом на несколько шагов вперед, выходит, практически не оказалось. У кого по складу характера, у кого просто по молодости и неопытности... В будущем, как понимал Соломин, это может стать проблемой, но до будущего надо было еще дожить.

Вот тут и явились запорожцы. Очень вовремя явились, а главное, у них было два разведчика немецкого производства, типа "Джокер". Очень неплохие кораблики, правда, изрядно потрепанные, но привести их в чувство за короткое время, используя имеющие сейчас серьезные возможности амстердамские верфи, было несложно.

Теперь, когда ясно было, кто пойдет в разведку, стоило решить, куда их посылать. Космос огромен, и пара кораблей может в нем блуждать до бесконечности, без малейших шансов на успех. Следовало выделить приоритетные направления, причем это было дело уже не столько разведки, сколько профессионального военного. Учитывая же, что логика иных рас в целом мало отличалась от человеческой, что и неудивительного вследствие того, что законы природы везде одинаковы, адмирал не считал это занятие бесперспективным и, вновь собрав штаб, принялся планировать дальнейшие эскапады.

В своих расчетах они отталкивались от того, что англичане правы, и объединенный флот иных рас концентрируется на территории, которую люди считают своей. Логика в этом, безусловно, была — крупный флот, движущийся в сторону человеческих владений извне, затратит слишком много времени на переход. При этом велика вероятность обнаружения и, вдобавок, весьма ограничен выбор целей. Если атаковать окраинные планеты, то можно потерять много времени и сил — наученное горьким опытом многовековых войн и стычек, человечество хорошо укрепляет свои форпосты. Те же планеты, которые не укреплены, как правило, не представляют ни малейшей ценности. Атаки на них разозлят людей, но ничуть их не ослабят. Попытки же пройти вглубь территории не только чреваты преждевременным обнаружением, но и еще более отделяют флоты ксеносов от своих баз. А вот кораблям людей, базы которых будут под боком, напротив, достать их будет намного легче. Особенно после того, как секретность исчезнет, а это произойдет после атаки первой попавшейся планеты или встречи с любым кораблем, который успеет подать сигнал. Словом, серьезно напакостить агрессоры просто не успеют.

Стало быть, для сохранения внезапности удар должен наноситься изнутри. Противник вступил в сговор с Французской деспотией, а значит, мог перебрасывать туда корабли, не опасаясь, что их перехватят. Один-два корабля обнаружить сложно, они привлекают мало внимания и, если не спешить, можно потихоньку перебросить весь флот. Вот только проводить концентрацию флота на территории Французской деспотии Соломин бы, к примеру, не рискнул. Крупная страна привлекает много внимания соседей, их корабли-разведчики так и шастают, перехватить их крайне сложно, а контроль пространства у французов скорее номинальный, чем реальный. С другой стороны, сам флот, по сравнению с бескрайним космосом, занимает убегающее малый объем, и наткнуться на него можно разве что случайно. Однако флот всегда выдаст себя излучением, переговорами, выбросами энергии при неизбежных маневрах, а на разведчиках аппаратура, позволяющая засечь подобное издали. Словом, если точка рандеву будет на территории Франции, то рано или поздно корабли будут обнаружены. Слишком велик риск.

Вне французской территории были свои сложности. Фактически, единственное место, где нет тотального контроля со стороны крупных держав — дикий космос, пространство, поделенное между государствами-карликами. Секторов таких несколько, но в Францией граничит только один, тот самый, где с чувством порезвился Соломин. Адмирал не склонен был переоценивать свои возможности, но не сомневался, что появись флот ксеносов в этом секторе, об этом знал бы либо он сам, либо еще кто-то. А уж этот кто-то растрезвонил бы об обнаружении агрессоров моментально, сделав это просто от испуга.

Смешно, еще не так давно дикий космос был самым укромным местом, а сейчас он буквально насыщен разведчиками всех сортов и размеров. И причина для этого — образование новой, агрессивной и сильной страны, которая готова нападать на более слабых соседей, да и сильного пощипать может. Короче, пошумели...

И вот теперь оставалось только гадать, где еще можно спрятать флот. Вывод напрашивался сам собой — в пространстве, контролируемом кем-то из сателлитов Французской деспотии. Таковых было немного — Турция, недавно получившая от Соломина хорошую трепку, и несколько мелких арабских стран. Остальные уже дистанцировались от стремительно теряющей силы и влияние Франции, а эти пока держались. Почти наверняка точка рандеву была где-то там — такие вот карлики и внимания лишний раз не привлекают, и против хозяина дергаться не рискуют, да и контроль пространства там возможен. Оставалось решить, куда посылать разведчиков.

Ну, совещались часа два, после чего решили — Турция. Во-первых, арабы расположились не слишком удобно, во-вторых, всерьез пространство там проконтролировать было невозможно, а в-третьих, к арабам в два счета мог залететь лихой корсар, грабануть тех, кто не успел сбежать, и свалить, не опасаясь, что кто-то ради них будет за ним гоняться. При этом шансы, что флот иных рас обнаружат, многократно повышались. Да и потом, доверять арабам Соломин на месте французов бы не рискнул, и его товарищи с этим согласились. Более продажную нацию сложно было придумать, в этом с ними не могли сравниться даже такие мастера предательства, как прибалты. Хотя, конечно, тут вопрос спорный, нормальные люди могут встретиться везде.

С турками сложнее. С одной стороны, они только что схватили по морде, что сильно урезало их боевые возможности. Это спровоцировало оригинальную ситуацию. С одной стороны на столь ослабевшую страну перестали обращать внимание, и активность разведок в Турции если и не снизилась, то, во всяком случае, изменила вектор своей активности с "не полезли бы сдуру" на "как бы им барахло военное сбагрить". С другой же стороны, все-таки турков Франция прикрывала, и поэтому завоевывать их никто и не пытался. К тому же, раз амстердамский флот только что прошелся по турецким владениям и ничего не обнаружил, значит, там и искать никто не будет. А раз так, можно перебросить туда флот и быть уверенным, что его не найдут. Плюс свою область пространства турки контролировали неплохо, а значит, шанс разведчика пройти необнаруженным резко снижался. В общем, работа от противного — не раз встречавшийся в истории прием.

Серьезно обдумав ситуацию, распределили приоритеты. Вначале провести разведку Турции, потом, если ничего не обнаружат, прошерстить французов, и уж в самом конце проверять арабов. Ну а если нигде ничего не найдут, матерно послать англичан куда подальше и вернуться к первоначальному, высочайше утвержденному плану.

После того, как решение было принято, Соломин пригласил Осадчука, ввел его в курс дела и предупредил, что тот может отказаться. Отказа не последовало — атаман прекрасно понимал, что свою полезность придется доказывать, а в противном случае ни на что серьезное он рассчитывать не сможет. Собственно, на это адмирал и рассчитывал, и сразу же после окончания совещания оба корабля запорожцев были введены в доки для профилактического ремонта и подготовки к походу.

Вообще, хорошее впечатление производили запорожцы. Спокойные, деловитые, уверенные в своих силах люди. Они не пытались гнуть пальцы, как многие их предки — все-таки жизнь научила вести себя уважительно по отношению к другим людям. С другой стороны, и эрогенную зону нанимателю подлизнуть не пытались — а вот этим как раз грешили многие. А главное, они умели не только воевать, но и работать — с первого дня ремонта запорожцы постоянно помогали рабочим на верфях. Все же они лучше всех знали свои корабли, на которых ходили немало лет, и помощь их, в первую очередь консультативная, была востребована.

Работы велись в огромной спешке, но проведены были качественно — в последнее время работающим на верфях специалистам пришлось ремонтировать очень много кораблей, как своих, так и трофейных, и они здорово набили руку. В смысле, повысили квалификацию настолько, что теперь могли дать фору большинству соседей, включая знаменитых английских и японских кораблестроителей. Два легких разведчика были им, что называется, на один зуб, особенно учитывая полный комплект документации, и всего неделю спустя первый, перебранный по косточкам, уже вышел на ходовые испытания. А еще через сутки на испытания вышел и второй корабль — с ним провозились чуть дольше. Причина была простой — маршевый двигатель разведчика был в таком состоянии, что его пришлось менять. Видать, и впрямь не слишком хорошо в финансовом плане жили запорожцы, если довели до такого состояния свои корабли — только чудо и искусство механиков позволяло столь изношенному корыту все еще летать и не взорваться. К счастью, аналогичные двигатели в запасе имелись, но именно что аналогичные — французские, захваченные во время последнего рейда. Новый движок был все же немного иной конструкции, с кораблем стыковаться упорно не хотел, и пришлось его устанавливать чуть ли не с помощью кувалды и какой-то матери. Однако с подобными проблемами амстердамские ремонтники встречались уже не раз, и потому справились достаточно быстро. После ремонта корабль был, как новенький, и испытания прошел успешно.

Ну а пока шла подготовка, Соломин связался со старым знакомым — вице-адмиралом Адольфом фон Шпее. В жизни бывает всякое, и не факт, что собственных сил хватит для решения проблемы, и потому эскадра Управления специальных операций очень пригодится, тем более что на Новом Амстердаме, да и на других подконтрольных Соломину планетах немцы бывали регулярно. Адмирал не сомневался, что после его разговора с императором тот поставил в известность германского кайзера о том, что возможны некоторые проблемы, решать которые придется сообща. Подозрения Соломина получили наглядное подтверждение сразу же — фон Шпее не только буквально через два дня заявился во главе усиленной эскадры, состоящей из десяти линейных кораблей и двух авианосцев, но и сообщил, что в случае начала военных действий обязан подчиняться русскому союзнику. Теперь можно было не сомневаться — Французская деспотия, случись что, доживает последние дни.

Когда объединенная эскадра снялась с орбиты Нового Амстердама, зрелище было внушительное. Полсотни тяжелых кораблей — это сила, и такой бронированный кулак никто не собирал уже давно. Вокруг солидно двигающейся эскадры деловито маневрировали крейсера и рыскали шустрые эсминцы, грозя расстрелять любой корабль, который вздумает проследить за ними. Чей-то крейсер разведки мелькнул, правда, на пределе дальности локаторов, но когда один из "Альбатросов" направился к нему, попытался скрыться. Это ему, правда, не удалось — все равно догнали и расстреляли, да так, что даже определять национальную принадлежность корабля было не по чему. Может, и нейтрал был, кто знает, но это никого не волновало. Словом, пример секретности в том виде, как ее понимали русские, во всей красе.

Флот вышел в дальний космос не просто так. Да, на территорию Турции должны были проникнуть разведчики-запорожцы, не русские, но это не значило, что их не будут прикрывать. Сейчас они работали на Соломина, были его людьми, а значит, и он должен был из кожи вывернуться, но обеспечить им и помощь, и защиту. А так как никто не знал, с чем им придется столкнуться, то к границам Турции подтягивались практически все наличные силы Нового Амстердама. Случись все-таки драка — и кое-кому придется пожалеть, что он на свет родился.

Границу турецкого сектора амстердамские корабли не пересекали. Больше того, они расположились за пределами дальности турецких систем обнаружения, чтобы не провоцировать конфликт раньше времени. С капитанами разведчиков были обговорены векторы отступления, и часть из них перекрывал фон Шпее, усиленный двумя десятками амстердамских кораблей, самых новых и мощных, а часть — Соломин, продолжавший непрерывно тренировать своих людей. В его группе, помимо действительно хороших линейных кораблей, пришедших из Российской империи, было и откровенно слабое, плохо слетанное соединение, состоящее из чешских линкоров и трофеев, доставшихся флоту в результате последней кампании с Францией. Чехи солдатами были не блестящими, к тому же, тренировали их не в пример меньше, чем на Новом Амстердаме, где учения шли почти непрерывно, а экипажи новых кораблей еще не успели до конца освоить новую технику, вот и приходилось пока что заниматься подготовкой и тех, и других, совмещая это с боевым походом. Впрочем, Соломин имел большой опыт в этом деле — все-таки флот создавался с нуля, и учился в бою.

Флоты еще занимали позиции, а разведчики, укрывшись под маскировочным полем, бесшумными и бесплотными тенями скользнули в неприветливый, напичканный ставшими за последнее время куда многочисленнее станциями слежения турецкий сектор. После молниеносного разгрома, обусловленного как раз тем, что корабли русской постройки смогли незамеченными проникнуть вглубь турецкой территории, правительство этой страны пребывало в состоянии перманентного шока, граничащего с паранойей, и еще более озаботилось обороной своего сектора. Однако казаки были мастерами своего дела — ничего хотя бы отдаленно напоминающего тревогу у турок не началось.

Естественно, что флот Нового Амстердама был почти сразу обнаружен. Да он и не скрывался, в принципе. Зачем скрываться? Корабли находились в нейтральной части пространства, что формально позволяло им творить что угодно безо всяких оповещений кого бы то ни было. При этом они активно маневрировали, отрабатывая проведение антитеррористической операции — именно эта легенда, простая, как топор, и столь же надежная, была принята для обеспечения секретности. И на любой запрос теперь с эскадры отвечали, что занимаются подготовкой к антитеррористической операции. И интересовались при этом, не является ли вопрошающий пособником террористов? Всех задававших вопросы будто ветром сдувало — в пособничестве никто признаваться не хотел. А жаль — что за учения без боевых стрельб...

Правда, и запросов было всего четыре за целую неделю — три от американских патрульных крейсеров и один от случайно проходившего мимо финского авизо. Несколько раз на пределе дальности радаров мелькали, судя по засветкам, транспортные корабли, но они проходили мимо не обнаружив эскадру. Ну а несколько военных кораблей предпочли остаться инкогнито — сразу после обнаружения эскадры Нового Амстердама, они тут же рванули прочь со всех ног, и их капитанов нельзя было обвинить в трусости. Скорее уж, в уме и разумной осторожности — такой флот, способный завоевать любое из малых государств и доставить массу неприятностей государству крупному, просто так не собирается. Он, конечно, может заниматься учениями, но возможны и другие, куда менее безобидные варианты. В последнем случае находиться рядом опасно — вдруг его командующему свидетели не нужны?

Кстати, непонятным было столь активное присутствие американцев в этом районе. До американского сектора было, как до Китая задним ходом, и по идее делать им здесь было нечего. Один крейсер, конечно, еще можно понять, но три... Правда, объяснение этому могло быть и простое — трасса здесь оживленная, торговых судов много, но и пиратов на всевозможных лоханках хватает. А еще янки — народ любопытный и храбрый, вот и рискнули вопросы задавать. И еще французов не было — это удивляло не меньше, чем обилие американцев. В принципе, это была зона их интересов, и корабли должны были встречаться часто. Хотя... Может, после того кровопускания, которое им устроили, у французов и кораблей-то приличных не осталось.

А вот дважды обнаруженные компактные группы обломков наводили на определенные мысли. Масса их примерно соответствовала массе крейсеров, но ориентироваться по этому параметру было занятием неблагодарным — слишком уж много металлолома в космическом бою испаряется, аннигилирует, а частенько и попросту летит в противоположном движению основной кучи направлении. Выжжено и изуродовано же все было так, что идентификации имеющимися средствами не поддавалось, неясно было даже, кто и когда их выпотрошил. Разумеется, в хорошем исследовательском центре, с соответствующим оборудованием ответы если и не на все, то на большинство вопросов нашли бы моментально, вот только сейчас центра такого под боком почему-то не было. Судя по сообщению фон Шпее, ему удалось обнаружить нечто подобное, и с тем же результатом. Пришлось удовольствоваться информацией о том, что кто-то в этом секторе уничтожил несколько больших кораблей, и продолжить ожидание, совмещенное с учебой — все равно других вариантов у Соломина не было.

Однако ожидание затягивалось. Все сроки, обговоренные с капитанами разведывательных кораблей, подходили к концу, а их все не было. В принципе, Соломин уже собирался отдать приказ войти в турецкий сектор и начать поиски, наплевав на такие мелочи, как международное право, суверенитет и прочую чушь. Его сил было достаточно для того, чтобы раздавить турок походя — своих надо вытаскивать, а дальше будь что будет. В этот момент ему и сообщили о прибытии "Черного принца".

Официально англичане явились для того, чтобы доставить сведения о иных расах, которые, предположительно, должны были принять участие в крестовом походе против человечества. Однако это наверняка было лишь прикрытием — Соломин не сомневался в том, что сразу после обнаружения вражеских кораблей они будут идентифицированы. Каждая раса имела собственную школу кораблестроения и, соответственно, строила по своему. Различия не всегда бросались в глаза, ведь законов физики никто пока не отменял, но они были, и профессионал (а Соломин все же надеялся, что он пока что профессионал) даже без справочника определит, кто есть кто. С этой точки зрения необходимость визита была крайне сомнительна. А вот с точки зрения проверить, чем занимаются русские — самое то, и наверняка англичане понимали, что русским, стоящим во главе Нового Амстердама, это тоже ясно, не совсем же они дураки. Однако формально правила приличия были соблюдены. Они знают, что мы знаем, что они знают — ну и так далее.

Однако разговор между Соломиным и прибывшими на борт его флагмана Смитом и Мэллоуном оказался прерван в самом начале. В разгар чаепития Смит внезапно изменился в лице и севшим голосом поинтересовался, где здесь туалет. Ну а когда он, с трудом удерживаясь от того, чтобы не перейти на бег, удалился, Мэллоун поинтересовался, насколько защищено помещение от прослушивания, подглядывания, записи и прочих издержек цивилизации.

Заинтригованный Соломин сказал, что по первому классу, и вопросительно посмотрел на Мэллоуна. Тот кивнул и очень быстро заговорил:

— Адмирал. Пока этот мальчишка сидит на горшке, я хотел бы поговорить с вами наедине. Мое начальство этого не одобрит, но они играют в политику, и за своими интригами уже ничего не видят, а умирать, случись что, придется военным. Мне, вам, нашим людям... Этому сопляку, до которого все не дойдет, что он — разменный материал. Так вот, они не хотят, чтобы вы знали — французы не одни. Им помогают американцы.

— О-па... — только и смог выдать Соломин.

— Американцы, но не все. Насколько я знаю, самая верхушка у них не в курсе того, что происходит, но кто-то из близких к власти, имеющий реальные полномочия, использует несколько эскадр втемную. Тот конвой, который вы уничтожили... Адмирал, не делайте удивленные глаза, вычислить вас было несложно, в тайных операциях вы дилетант, и понять, кто так здорово умеет решать проблемы грубой силой, не составило труда. Американцы тоже поняли, но у замешанных в это хватило полномочий на то, чтобы замять дело — иначе все бы всплыло. Так вот, конвой перевозил грузы для иных рас. Через японский сектор они просто срезали путь. Вашей разведке была подкинута информация... ладно, неважно, главное, что они поверили в важности уничтожения конвоя, не догадываясь о причинах. Все же вы идеалисты, для вас предательство интересов расы — нонсенс. В общем, что делать — решать вам, но будьте готовы к тому, что столкнетесь с еще одной проблемой.

— Благодарю вас, — серьезно кивнул Соломин. — Не подскажите, кто из американцев замешан?

— Не знаю. Но это — очень серьезный человек.

— Ясно. Еще вопрос: Смита вы нейтрализовали?

— Да, это было несложно.

— Ладно, справимся. Мы, русские, всегда справлялись. Ну а американцы... Больше врагов — больше славы.

Когда Смит, закончив свидание с унитазом, вернулся в кабинет, Соломин и Мэллоун пили чай и обсуждали достоинства и недостатки женщин разных национальностей, травя при этом анекдоты. Мэллоун рассказывал английские, юмор которых был для русского малопонятен, а Соломин отвечал русскими, слишком грубыми для нежного английского восприятия. Смит подозрительно окинул их взглядом, но оба вели себя так, как и положено неотесанным солдафонам, поэтому подозрений не вызвали. Полчаса спустя англичане откланялись, а Соломин немедленно связался с императором.

Судя по недовольному выражению лица и одежде, императора он выдернул из постели. И спать он там явно не собирался — ходоком Славка был тем еще. Сообщение родственника тоже не добавило императору восторга, и, буркнув в ответ что-то вроде "умеешь ты поднять настроение", а заодно приказав быть осторожным и по возможности тянуть время, он отключился. Очевидно, кое-кому из высших чинов в разведке скоро придется несладко. Ну а Соломин решил все же посмотреть, с кем ему придется драться. Для этого у него были и собственная корабельная библиотека, и информация из закрытых фондов. Плюс британцы сейчас кое-что подкинули — из свежего, они вели внешнюю разведку, пожалуй, активнее всех.

Итак, церрелы. Ну, с этими все ясно. Амфибии-гуманоиды. Физически незначительно слабее людей, но перегрузки переносят паршиво. После трепки, которую им в свое время задали, очень сократились в численности. Вроде бы после того, как на них махнули рукой и перестали сшибать все их корабли вне установленных коридоров, вновь смогли колонизировать несколько планет, но от былого величия не осталось и следа. Даже если они и смогли в глубокой тайне построить новый флот, вряд ли он слишком велик. В прошлом технологический уровень церрелов был близок к общечеловеческому, уступая разве что Российской империи, но вряд ли, оказавшись после войны в бедственном положении, они смогли развивать его прежними темпами. Однако у церрелов осталось другое — умение воевать. В прошлой войне они демонстрировали и ярость в атаке, и стойкость в обороне. И опыт войны против людей у них был, по сравнению с остальными, огромный. Обычно ксеносов давили одним-двумя быстрыми массированными ударами, а церрелы держались почти год. С того времени много воды утекло, но все же кое-что это значило.

Килиакос. С ними люди еще не воевали, и информацию о них Соломин читал с особым интересом. Если верить информации, полученной от англичан, та еще пакость. Ксенос походил на здоровую, размером с пони, собаку, покрытую вместо шерсти длинными иглами, прижатыми к коже. На спине, боках и загривке они длинные, на морде, лапах, бедрах и плечах — короткие. Раньше они могли их встопорщивать, но со временем эта способность атрофировалась. По сути, это были теплокровые живородящие ящеры, хотя есть некоторые признаки млекопитающих. Видели они, предположительно, в инфракрасном диапазоне, или, возможно, спектр был смещен в инфракрасный диапазон больше, чем у человека. Больше об их физиологии ничего не было известно — препарировать эту тварь земным ученым пока не доводилось. Уровень развития довольно высок, но все же уступает немного общечеловеческому, хотя по численности эти ксеносы как минимум равны людям. Основное вооружение — торпеды, которые выстреливаются массивными залпами. Из основной артиллерии — метатели малых доз антивещества, в качестве ПКО — ультрафиолетовые и гамма— лазеры. Есть и кое что помощнее — сингулярные ракеты. Все это, насколько мог судить адмирал, делало их корабли опасными в боях внутри планетных систем, однако на сверхсветовых скоростях флот этой расы, похоже, не был столь уж грозен. Однако, по сведениям все тех же англичан, именно эта раса контактировала с недавно разгромленными людьми агрессорами, и что-то от них все же успела получить. Словом, непредсказуемый противник, вполне способный при удаче сделать людям козью морду.

Именно эта парочка, похоже, и была заводилами в нелегком деле создания античеловеческого альянса. Однако были и другие противники, с которыми, как ни крути, придется иметь дело.

Филесы. Крупные, до двух метров, насекомые, внешне напоминающие богомолов. Как ни странно, несмотря на угрожающий внешний вид, травоядные. С человечеством воевали единственный раз, и была это всего лишь пограничная стычка, после чего филесы проявили редкостную мудрость, запросив пощады. Это спасло их от уничтожения — ведь тогда насекомым принадлежало не более десятка планет, а флот их был откровенно слаб. После этого люди с филесами не торговали и не воевали — слишком уж разными были интересы этих рас. Сейчас ареал обитания филесов увеличился, но не намного. В общем, откровенно слабый противник, который вообще непонятно почему решился на эту авантюру.

Калтон. Полная противоположность филесам, хотя тоже насекомые. Эти больше напоминали муравьев, как внешне, так и по образу жизни. Некоторые ученые даже сомневались, разумны ли отдельные особи калтонов, или они, сбившись в кучу, формируют коллективный псевдоразум. Уровень развития довольно низок, но зато они упорны в бою и, похоже, не чувствуют страха. В результате бой с их кораблями, несмотря на технический перевес людей, всегда был опасен — сражались воины этой расы до конца.

С ними было две войны, причем первую человечество не то чтобы проиграло, но и не выиграло. Когда калтоны нагло, даже не пытаясь спросить разрешения, принялись осваивать планеты в финском секторе, то сначала финны охренели, а потом вышибли нахалов. Причем финны не собирались устраивать калтонам бойню — ну, не знали насекомыши, что место занято, бывает. А те, вместо того, чтобы бежать, подогнали свои боевые корабли. В результате произошла короткая и яростная пограничная война, закончившаяся изгнанием калтонов со спорной территории. Преследовать их не стали, сочтя инцидент исчерпанным, но спустя двадцать лет калтоны, отстроив новый флот взамен наполовину уничтоженного, вновь попробовали финнов на зуб.

На сей раз финнам помогли англичане и японцы, поддержанные русской пехотой. Калтонов вновь отлупили, причем уничтожив при этом с десяток их планет, но и людям это стоило большой крови. Больше того, это была одна из немногих рас, с кем разыгрались планетарные бои. Дело в том, что калтоны в самом начале войны успели захватить пару финских планет, с которых их пришлось выбивать — бомбить собственные планеты, на которых осталось население, никто не собирался.

В планетарных боях людям пришлось тяжко — калтоны не только были храбрыми бойцами, но и технику для наземных операций имели неплохую. Во всяком случае, танки у них были отличными. Впрочем, русские тогда с успехом испытали на них свою новинку — штурмовой танк "Медведь". На этот танк непревзойденные русские инженеры умудрились впихнуть малокалиберное гиперорудие, не оставляющее противнику ни единого шанса. В общем, победили, хотя далась победа дорого — число погибших с обеих сторон зашкаливало за все разумные пределы. Однако, судя по тому, что калтоны решили попробовать еще раз, ни поражение, ни потери ничему их так и не научили. Очень глупое поведение — всерьез обидевшись, люди могли и не дать этой расе шанса на выживание.

Бергамоты. Самоназвание этой расы люди выговорить бы не смогли, как бы ни старались. Просто потому даже, что бергамоты при разговоре использовали ультразвук. А название, данное этой расе людьми, имело в своей основе забавный казус — начальник экспедиции, первым вступивший в контакт с ними, был садоводом-любителем, и, не приемля нормального русского мата, ругался исключительно флористическими терминами. Вот к бергамотам и прилипло — у экипажа выражения профессора, как они называли между собой сквернослова (он, кстати, и впрямь был профессором, только ксенопсихологии, и защитил диссертацию по теме "Использование боеприпасов особой мощности для решения спорных вопросов с иными цивилизациями"), вызывали улыбку, но оказались заразительны. Так что ничего удивительного в данном новой расе названии не было.

Бергамоты, кстати, с людьми не воевали. Да и вообще эта раса крупных шестилапых существ, внешне похожих на бегемотов, и ведущих похожий на них образ жизни, была миролюбива. Что их понесло воевать с людьми? Выглядело это донельзя глупо.

Аптейры. Прямоходящие триподы, в смысле три руки и три ноги, теплокровные и близкие к земным млекопитающим. Ничего выдающегося ни в плане физического развития, ни в плане технологий. И вообще, раса, помешанная на философии и прочей сильно культурной мути. Из тех, что сидят в пещерах и сочиняют стихи. Когда-то их планету посетили корабли довольно мощной цивилизации, сгинувшей впоследствии по невыясненным причинам. Аптейров буквально силком выдернули из каменного века в космическую эру, хотя цели этого эксперимента также остались для людей тайной. Сами по себе развиваться они не слишком стремились. Однако причиной, по которой аптейры не деградировали до прежнего состояния, была постоянная внешняя угроза. Как бойцы они не представляли из себя решительно ничего.

Виакензи. Крупные, под три метра, прямоходящие рептилии, больше всего напоминающие вставшего на удлинившиеся задние лапы крокодилов. Хорошие воины, отлично умеющие сражаться в жарком и влажном климате, но, как и все хладнокровные существа, теряющие подвижность при снижении температуры. Флот не слишком велик — раса малочисленна, медленно размножается и колонизировала всего три планеты.

Пузыри. Так их называли люди, потому что сами пузыри общались между собой на языке высоковольтных разрядов. Больше всего они напоминали медуз ядовито-желтого цвета, и жили в атмосфере планет, никогда не опускаясь к ее поверхности. Корабли хорошие, мощные, и практически нематериальные — корпусом служило силовое поле, генерируемое выведенными пузырями существами, родственными им по строению, но притом абсолютно безмозглыми. С людьми воевали один раз, причем флот пузырей был тогда сметен высланной им наперехват английской эскадрой полностью. Достоверной информации об этой расе практически не было.

И таких вот рас было еще полтора десятка. Закончив читать, Соломин откинулся в кресле и задумался. У него создавалось такое впечатление, что собрали сброд со всех прилегающих областей галактики и бросили на убой. Именно на убой, потому что предсказать, как будет происходить война, ему, профессионалу, было несложно. Ну, соберут эти несчастные огромный флот — и что дальше?

А дальше все просто. Корабли у этих, с позволения сказать, вояк хуже человеческих. Вначале, за счет большой численности и внезапности, они прокатятся по человеческим мирам, как асфальтовый каток. Десяток, может, два десятка планет сметут — это к бабке не ходи, и никакая планетарная оборона их не удержит. И вновь вопрос: а что потом?

Двадцать, даже тридцать планет по меркам человечества — мелочь. Людей, конечно, жаль, и не хотелось бы оказаться на их месте, но особого урона экономике это не нанесет. К тому же, наверняка пострадают, в основном, страны даже не второго ряда, как Британское содружество или США, а третьего-четвертого. На них Соломину вообще было наплевать. Вопли начнутся: трагедия, трагедия... Опять с "Титаником" сравнивать будут — тысячу лет уже сравнивают, причем все подряд, даже к кораблям отношения не имеющее. Кстати, почему гибель "Титаника" считали трагедией, Соломин не понимал — вроде бы среди погибших русских не было. Или были? Тогда и впрямь трагедия.

Но все это лирика. Главное, удар будет нанесен, и результатом будет куча трупов и море крови. Выступят французы и часть американцев (интересно, кстати, какая) на стороне агрессоров или нет, мало что меняет. Увеличатся масштабы, и только. А потом начнется вполне закономерный процесс возмездия. Подобное происходило уже не раз, и отличалось от нынешнего только количеством врагов и усилиями, которые будут затрачены на их уничтожение. Вначале объединенные человеческие флоты устроят кровавую баню силам вторжения, а затем начнут выжигать до скального основания их планеты. С огромной долей вероятности начнется даже не война на уничтожение, а просто уничтожение иных рас. Геноцид в чистом виде, причем, с точки зрения людей, он будет вполне оправдан — не они же начали эту драку, а эти убогие физически и отсталые умственно ксеносы.

Самое смешное, что империя может даже не успеть вмешаться — у периферийных народов вполне достаточно сил и средств, чтобы справиться самим. Исход масштабных войн решает не столько мастерство полководцев, сколько совокупность ресурсов и умение грамотно ими распорядиться. У людей же хватало и ресурсов, и полководцев, поэтому результат будет однозначен.

Итак, загадка... Можно, разумеется, задаться классическим римским вопросом: "кому это выгодно", вот только информации для серьезного анализа явно не хватало. Оставалось только ждать и надеяться, что в этой войне удастся обойтись без бойни среди своих. Конечно, французы ошиблись, выбирая сторону, но все же уничтожать их всех... Пожалуй, здесь англичане правы — вреда от такой победы будет намного больше, чем пользы. Проблем от того, что люди начнут с подозрением относиться друг к другу, больше, чем от устранения слабосильных и, в большинстве, неопасных конкурентов. Да и потом, при должной дрессировке француз — друг человека. Главное, вовремя отучить его гавкать без команды.

Размышления адмирала были прерваны сообщением вахтенного начальника о появлении со стороны Турции неопознанных кораблей. Уже через несколько минут, когда Соломин поднялся на мостик, ситуация прояснилась. Первым шел один из разведчиков, пока неясно, какой именно, причем он выжимал из своих двигателей все, что мог. Следом за ним шел корабль, который был опознан, как линкор или линейный крейсер. Скорее уж, линейный крейсер — скорость его была велика настолько, что он медленно, но уверенно догонял разведчика. Линкор на такое вряд ли был способен — все-таки это корабль несколько более тихоходный, а для обычного крейсера-перехватчика корабль был слишком велик.

Флот Нового Амстердама этот корабль обнаружить не мог при всем желании. Корабли сейчас лежали в дрейфе, закутавшись в маскировочные поля, да и далеко было. Сами они получали информацию через автоматические станции наблюдения, разбросанные на предполагаемом пути следования разведчиков, а для аппаратуры кораблей дистанция была велика. Даже с "Эскалибура" ничего видно не было, не говоря уж о более старых и менее совершенных кораблях, составляющих основную массу флота.

Как ни быстр был линейный крейсер, но разведчик тоже был не самым тихоходным кораблем в этой галактике. По всему выходило, что корабль окажется под защитой тяжелых орудий флота раньше, чем преследователь выйдет на дистанцию залпа, поэтому Соломин приказал не снимать поля и не пытаться маневрировать до тех пор, пока он не окажется совсем близко — захватить "языка" в самом начале кампании дорогого стоило. Ну а так как ждать оставалось не меньше часа, то людям как раз хватило времени спокойно перекусить — неизвестно, что будет дальше и каковы шансы не следующую трапезу.

Между тем линейный крейсер быстро приближался, и когда разведчик проскочил сквозь строй амстердамских кораблей (похоже, капитан разведчика их даже не заметил), он находился уже в зоне поражения чуть более мощных, чем у него, русских орудий. Однако его все же подпустили еще ближе, и лишь потом сняли маскировку. Многое бы дал Соломин, да и не только он, за возможность увидеть перед собой лицо командира линейного крейсера, внезапно обнаружившего перед собой строй из двух десятков только линкоров, не считая всякой мелочи. И все они старательно целились. Наверняка это было очень неприятно, поскольку француз немедленно сбросил ход — понятливый попался. Кстати, в том, что это французский крейсер, сомнений ни у кого не было. Уж больно характерные обводы имел корабль, и это выдавало его с головой. Линейный крейсер типа "Прованс", новейший корабль с хорошей скоростью и мощным вооружением. Бронирование, конечно, было так себе, но этот недостаток был характерен для многих линейных крейсеров. В остальном же корабль был отличный — один из лучших в своем классе. Этих кораблей и построили всего-то пять штук, уж больно дорогими они получились, но своих денег корабли этой серии, безусловно, стоили.

Десять минут спустя по палубам корабля уже гремели ботинки десантников, и еще через пятнадцать минут французский капитан с великолепным фингалом под левым глазом, отлично выделяющимся на бледном лице, уже докладывал Соломину свою версию происшедшего. Очень логичную версию, кстати, и непротиворечивую. Патрулировали пространство по просьбе турецких властей. У них там своего флота почти нет, его не так давно уничтожили, вот турки и просят периодически погонять пиратов. Французское командование на это идет охотно — деньги хорошие, к тому же безо всякой отчетности, плюс возможность лишний раз экипажи кораблей потренировать. Вот и крутился линейный крейсер "Ришилье" в турецком секторе. Потом обнаружил старательно маскирующийся корабль, принял его за пиратский и начал преследование — вот, собственно, и все.

Когда француза увели, Соломин пару минут думал, потом мрачно посмотрел на своих офицеров.

— Ну что, вам ничего не кажется странным? — и, получив, отрицательный ответ, вздохнул: — А жаль. Я молчу о том, что Франция, у которой сейчас острая нехватка кораблей, так легко выделяет их для патрулирования территории своего сателлита — в конце-концов, может, и впрямь это неофициальный приработок кого-то из адмиралов. Но вы вот о чем подумайте. Линейный крейсер "Ришелье" по официальным данным погиб в последнюю войну, а сейчас он рядом с нами бултыхается. К чему бы такая нестыковка?

В напряженном молчании, которое воцарилось среди офицеров, было нечто зловещее. Однако Соломин не стал ждать, пока все обдумают его слова — это было уже неважно. Надо будет — потом додумают. Постучав костяшками пальцев по столу, чтобы вывести своих товарищей из состояния задумчивости, в которое они синхронно погрузились, он сказал:

— Разведчик обнаружил флот иных рас. Правда, именно обнаружил — рассмотреть не дали, засекли, но информацию можно считать достоверной. Второй корабль перехвачен и, очевидно, захвачен противником — сигнал об этом мы получили полчаса назад, но маяк их пока работает. У меня рекомендация императора быть осторожным, но своих мы будем вытаскивать, поэтому слушайте приказ: подготовить корабли, через час начинаем вторжение в Турцию. Идем под маскировочным полем, при обнаружении глушим всех.

Тишина стала еще мрачнее — все прекрасно знали, что означает ослушаться совета императора. Но также они знали, что своих не бросают. И еще, все они верили своему командиру, поэтому приказ будет выполнен, чем бы это не грозило впоследствии.

Когда товарищи разошлись, Соломин несколько минут сидел, разглядывал сжатые кулаки и думал. Он влезал в авантюру, которую император не одобрит, и рисковал всем, в принципе, из-за каких-то наемников, которые изначально шли, как расходный материал. Они и сами это знали, и наверняка не рассчитывали, что ради них бросятся в бой. И все же, все же... Это были сейчас его люди, которые пускай за деньги, но рисковали ради общей победы. А своих надо вытаскивать, иначе какой смысл вообще воевать? Выставил вместо себя кого-то, и пускай их жрут. Нет уж, решение принято, и никакие императоры его не остановят! Отправив сообщение в столицу и не став ожидать однозначно матерного ответа, Соломин вернулся на мостик — этой операцией он был намерен руководить лично. И за ошибку, которую сейчас совершал, тоже ответить сам.

Пять часов спустя флот вошел в пространство Турции. Этому, правда, предшествовала серьезная подготовка — Соломин не собирался полагаться только на маскировочные поля. Станции локационного дозора надо было нейтрализовать, и с этой задачей десантники справились отлично. В этой части операции задействовали "Поморники", как наиболее совершенные и подходящие для скрытого проникновения корабли из имеющихся в наличии. Их было немного, но для задуманного хватило вполне — подойти, выбрать момент, когда станция не на связи, заглушить ее на всех волнах, чтобы, не дай Космос, не смогли турки связаться со своими, а потом высадить десант и перебить всех, кто попадется на пути. Ну, пару операторов разве что оставить, чтобы они передавали — все спокойно, мол. А остальных — в расход, они Соломина не интересовали совершенно.

Таким образом, в системе дальнего обнаружения Турции образовалась солидная дыра, в которую и вполз ударный флот Нового Амстердама. Немецкая эскадра последовала за ним — никто фон Шпее за уши не тянул, но когда Соломин сказал ему об этом, то получил в ответ много ругани на немецком. Впрочем, несмотря на многообразие слов и выражений, сводилась она к нескольким простым мыслям — что немцы не трусы, что сражаться они умеют не хуже русских, и что бросать своих товарищей они не намерены. Соломину оставалось только смиренно выслушать, что о нем думают, и еще извиниться в ответ. Однако, в любом случае, он был благодарен фон Шпее — десять немецких линейных кораблей, а также их крейсера и эсминцы в любом случае лишними в таком деле не были.

А дальше тихонько, тихонько, на кошачьих лапках... Корабли буквально крались по контролируемому турками пространству, и, затратив почти сутки, вышли к точке, где все еще работал маяк корабля-разведчика "Арктур". Маяк работал, но это и неудивительно — бронированная капсула, в которой он размещался, была самым защищенным местом на корабле. Более защищенным даже, чем боевая рубка. Капсула выдержала удар, и маяк продолжал работать, а вот все остальное представляло из себя груду мертвого, искореженного металла. Но самое гнусное было внутри.

Корабль не был расстрелян из орудий крейсера или линкора, как можно было ожидать. После того, как корабельная артиллерия обездвижила его и подавила пукалки, заменяющие разведчику нормальную артиллерию, разведчик был взят на абордаж. А судя по тому, что от увиденного внутри блевали потом и опытные десантники, в абордаже участвовали не только люди. Может, среди атакующих и вовсе не было людей — сейчас это было уже непринципиально. Принципиальным была сейчас только реакция людей на увиденное, и описать ее можно было одним словом: "уничтожить"!

Место, где вольготно расположился флот иных рас, было известно с точностью до сотни астрономических единиц. Для радаров боевых кораблей — мелочь, не заслуживающая внимания. Спасибо прорвавшемуся разведчику — они сделали, что от них требовалось. Жалко, конечно, что капитан французского линейного крейсера ничего не смог добавить к имеющейся информации — он попросту не знал о том, что в системе есть еще и корабли иных рас. Все правильно — как бы ни были французы послушны, информация о том, кто теперь их союзник, заставит взбрыкнуть очень многих. Скорее всего, руководство страны планировало использовать собственных военных втемную. Логичное поведение в подобной ситуации, а то ведь военные терпеливы до определенного предела, а потом могут и из Елисейского дворца попросить.

Тащиться пришлось долго, соблюдая режим маскировки. Хотя экипажи кораблей и стремились рвануться вперед и поотрывать им головы, но старшие офицеры смогли сдержать это, в общем-то, объяснимое желание, направив энергию людей в нужное русло. Зато и тревогу никто не поднял. Правда, на подходе наткнулись на турецкий патруль, случайно выскочивший практически лоб в лоб с амстердамским флотом и на малой дистанции обнаруживший противника. Это, теоретически, могло стать проблемой, но вот только экипаж патрульного корабля геройствовать не рвался. Тот, кто стоял на мостике старого крейсера, моментально оценил шансы своего корыта в схватке с линейным флотом. И тот факт, что как только он попытается доложить своему командованию об обнаруженных нарушителях, по нему сразу отстреляется пара линкоров, секретом для него не являлся. В общем, турецкий капитан предпочел не испытывать судьбу и, не дожидаясь приказа, лег в дрейф, открыл люки и принял на борт абордажную группу.

Убивать турок не стали, хотя были желающие вытащить им гланды через задницу. Тем не менее, это все-таки были люди, никчемные, но люди, поэтому пленных просто загнали в трюмы, а их капитана Соломин лично допросил. Увы, ничего прояснить турецкий офицер не смог — он просто патрулировал свой сектор, а к тому месту, где, по данным разведки, располагался флот чужаков, имел приказ ни в коем случае не приближаться. К приказу он отнесся философски, поскольку и сам не имел желания лезть не в свое дело, и, не страдая от избытка любопытства, патрулировал там, где положено.

Ну что же, запрет посещать сектор косвенно подтверждал данные разведки, и флот продолжил движение к цели, осторожно, чтобы, не дай Космос, не засекли прощупывая пространство вокруг себя. Кто ищет — тот всегда найдет, и в этот раз упорство было вознаграждено. В безжизненной системе коричневого карлика, имеющей всего-то пару небольших планет, мертвых и холодных каменных глыбы, но зато весьма развитый пояс астероидов чрезвычайно высокой плотности, радары обнаружили вражеский флот, спокойно висящий как раз на краю этого самого пояса.

Вот тут Соломин малость и обалдел. Общую численность противника он оценивал предварительно в двести-двести пятьдесят кораблей всех классов. Да и откуда малоразвитым нелюдям взять больше? Поэтому, когда поступили данные с радарных постов, он вначале обалдел, а потом приказал срочно их перепроверить. Потому что не может такого быть просто потому, что так не бывает! А вот когда ему сообщили уточненные данные, он начал глухо материться. Перед ним и впрямь был ФЛОТ, и количество линкоров, линейных крейсеров и авианосцев в нем лишь незначительно недотягивало до полутысячи.

Разумнее всего было отступить и вызывать помощь — при десятикратном перевесе противника в численности технологический перевес теряет свое определяющее значение. Порвут, как Тузик грелку, просто задавят числом, и иного варианта не было. Соломин уже готов был приказать отступать, но в этот момент один из легких крейсеров, идущих на фланге его построения рванулся вперед...

Все-таки наемники, при всем их профессионализме, не столь надежны, как регулярные части, хотя, говоря по чести, Соломин не стал бы утверждать, что на месте командира крейсера поступил бы иначе. Действительно, когда ты видишь на стенах кишки собственного сына... Да-да, именно так. Сын капитана "Аметиста" был на перехваченном ксеносами разведчике, и у запорожца просто не выдержали нервы.

Естественно, маскировка полетела в то место, где спина раздваивается, и называется уже совсем иначе. И главное, драпать бесполезно — где-то неподалеку болтается французский флот, который, очень похоже, понес в последней войне заметно меньшие потери, чем изначально предполагалось. Во всяком случае, французский капитан утверждал, что его эскадра не потеряла ни одного корабля и вообще не принимала участия в той кампании. При этом флот был расположен на нескольких базах, местоположение которых капитан не знал — только той, на которой сам базировался, вполне логичная мера предосторожности. Так что по всему выходило, что с немалой долей вероятности амстердамский флот перехватят и, даже если не сумеют уничтожить, то затормозят до того, как сзади грязевым потоком накатится армада ксеносов. Более современные линкоры, благодаря своей скорости, прорвутся и уйдут, но что делать с остальными? И что делать потом, когда вся эта армада рванет наружу? А она рванет, потому что как только секретность исчезает, находиться здесь будет означать не сидение в засаде, а потерю времени. И кончится это тем, что место рандеву превратится в ловушку, как только человеческие флоты обрушатся на Турцию. Вряд ли ксеносы этого не понимают — они тоже не круглые идиоты, судя по тому, какую армаду собрали. Интересно, чего только ждут — что кто-нибудь еще подойдет, что ли? Или пытались хоть немного наладить взаимодействие друг с другом? Если они ударят сейчас, когда человечество еще не готово, некоторые шансы если не победить, то серьезно попортить людям крови есть. А стало быть, надо постараться хотя бы задержать их, и по возможности ослабить.

Хотя в целом ситуация была отнюдь не столь безнадежна, как это могло бы показаться на первый взгляд. Да, флот ксеносов был огромен, но вот был ли он флотом? Навскидку перед Соломиным были корабли как минимум двух десятков рас, а может, и более. То есть, по сути, это было огромное сборище кораблей, у каждого из которых свои технические особенности, свое командование, своя выучка экипажей. Любой понимающий человек скажет, что собрать вместе много кораблей и создать флот — это две совершенно разные вещи. Рост линейных величин, в данном случае, численности далеко не всегда ведет к изменениям качественным. А когда еще и столь большая разница между расами, пытающимися его создать, процесс этот и вовсе превращается в мучение.

Кроме того, на стороне людей был фактор внезапности. Корабли ксеносов лежали в дрейфе, реакторы наверняка переведены в холостой режим, и чтобы вывести их на максимальную мощность требуется определенное время. Причем все это относится абсолютно ко всем типам реакторов, от кварковых и мезонных до древних ядерных. А пока реакторы на холостом ходу, нет ни нормальной силовой защиты, ни возможности полноценно использовать артиллерию. Некоторые из кораблей ксеносов, похоже, и вовсе занимались ремонтом — у одного линкора, к примеру, борт был вскрыт почти по всей длине, и с "Эскалибура" было отлично видно, как снуют вокруг него небольшие боты. Словом, право первого удара было за людьми.

А еще есть такая вещь, как кризис управления. Пять сотен одних только линейных кораблей — это слишком много, а ведь есть еще и всякая мелочь, которую необходимо учитывать хотя бы просто для того, чтобы с ней не столкнуться. Управлять таким количеством тактических единиц в бою как единым организмом просто невозможно, потому что определить, как и какому кораблю лучше действовать, когда их столько, а обстановка непрерывно меняется, задача непосильная для нормального мозга. Поток же информации будет настолько велик, что сведет с ума любой боевой компьютер. Плюс непрерывная проблема со связью, плюс... Да проще перечислить, каких проблем не будет. В общем, такой флот, как сейчас был у иных рас, больше всего напоминал огромную амебу, и был грозен на вид, но пока что бесполезен.

В отличие от ксеносов, флот Нового Амстердама был спаянным организмом, более-менее однородным по составу кораблей, имеющий однотипную выучку экипажей и отработанные тактические приемы. Разбивка его на эскадры по десятку линейных кораблей с силами поддержки делала флот достаточно гибким и мобильным, а сами корабли были лучше, чем у противника. Немцы в этом смысле чуть уступали более современным русским кораблям из последнего пополнения, зато превосходили более ранние модели, составляющие основную массу амстердамского флота. Ну и сработаться с немцами амстердамцы успели. Но главное, на стороне Соломина была внезапность и полная готовность к бою. Вряд ли можно было победить имеющимися у него силами, но кровь, или что у них там, ксеносам можно было пустить серьезно.

Все эти долгие размышления заняли у Соломина много времени — секунд пять. Потом он резко выдохнул и скомандовал:

— Атака!

Для его людей такое решение не было неожиданностью. "Эскалибур" почти мгновенно вздрогнул, а потом устремился вперед. Адмирал еще успел отдать распоряжения по поводу тактики действий, а потом корабль затрясся — это заработали орудия главного калибра.

Начало было впечатляющим. Атакующие стремились не столько уничтожить корабли иных рас, сколько сделать их непригодными для ведения боя. В первые секунды атаки эффект внезапности был полностью на стороне атакующих, и они били кого и как хотели, практически не встречая сопротивления. Удар полусотни линкоров был страшен, и потому прежде, чем противник начал сколь-либо осмысленно реагировать, было выведено из строя и уничтожено до сотни линейных кораблей и авианосцев, не считая более легких единиц. Однако халява не может длиться вечно, и противник, придя в себя, начал беспорядочное, но отчаянное сопротивление.

Правда, на стороне атакующих была не только внезапность, но и выгодная позиция. Первоначальное расположение вражеского флота у кромки пояса астероидов, причем самого насыщенного обломками участка, обеспечивало ему защиту, вздумай кто-нибудь подойти с той стороны. Однако то же самое расположение сейчас превратилось для ксеносов в смертельную ловушку — корабли Соломина буквально вгоняли суда иных рас в пояс астероидов, и, пытаясь уклониться от удара и сманеврировать подальше от атакующих, те почти моментально упирались в месиво каменных глыб. Аномальная плотность пояса делало любую попытку пробиться сквозь него особо извращенной формой самоубийства, с другой стороны лупили орудия амстердамских кораблей, и вскоре участок у границы пояса уже напоминал бьющийся в сети косяк рыбы. Ситуация еще более усугублялась тем, что ни один из кораблей все еще не мог дать полную мощность на двигатели, и потому, фактически лишенные хода и защиты, ограниченные в маневренности, они превратились в мишени для боевых ботов, которые были запущены с авианосцев. На боты было навешено все самое мощное, что нашлось в арсеналах авианосцев. Конечно, это несколько снижало скорость и маневренность боевых машин, но в том месиве, которое предстояло атаковать, опасаться сейчас было особенно некого. Зато ввинтить в борт крейсеру или линкору пару пару ракет было очень даже можно, такая вот скученная мишень была мечтой любого пилота. Сами авианосцы отошли чуть назад и присоединились к атакующим — их артиллерия не уступала крейсерской, и в этом бою, когда все было поставлено на карту, лишней не была. Да и принимать возвращающиеся боты было удобнее все же в стороне от места, где летают разнокалиберные снаряды.

Этих врагов из боя можно было вычеркивать. Мало того, что корабли ксеносов таяли под атаками человеческого флота, как снег под весенним солнцем, так большинство из них все еще не могло, похоже, решить проблем с энергообеспечением. Во всяком случае, их защитные поля если и были, то очень слабыми, а орудия вели огонь редко и неуверенно. Хотя последнее было, возможно, связано еще и с тем, что они банально опасались попасть друг в друга. Почти две сотни кораблей были нейтрализованы, и десяток линейных кораблей амстердамцев сейчас воплощали в жизнь то, для чего их когда-то строили — расположились в наиболее удобных позициях и неторопливо, как на полигоне, расстреливали двадцатикратно превосходящего их численностью врага. Корабли пришельцев рвались один за другим, и это было красиво и страшно — одни вспыхивали на миг ярким светом, в основном, почему-то, голубоватым или фиолетовым, другие взрывались, подобно гигантскому фейерверку. Некоторые разваливались на части, другие разлетались раскаленными где докрасна, а где и добела обломками. Многие горели — пока был в отсеках кислород, разумеется, и из пробоин вырывались яркие многометровые факелы. Впрочем, температуры там стояли такие, что непонятно что и как горело. Хотя некоторые корабли гибли и спокойно, просто продолжая свой путь в качестве глыбы оплавленного металла или груды космического мусора. И все же таких было немного — большинство все-таки уходили красиво, хотя тем, кто погибал вместе с ними, уже не было от этого ни тепло, ни холодно.

Красивее всех гибли корабли Пузырей. Получая попадание за попаданием, их силовые поля постепенно меняли свечение с почти прозрачного белого на голубой, потом фиолетовый, зеленый, желтый и, наконец, красный. Затем следовала яркая вспышка и на мгновение в космосе возникала радуга. Только не дугой, как после дождя, а кругом, в центре которого был распадающийся на атомы корабль. Кораблей у Пузырей хватало, правда, они были, в основном, легкими, и потому радуг на границе пояса астероидов было сегодня в избытке.

Ну, радуги — это индивидуально, все-таки и корабли у Пузырей были необычными. Остальные просто гибли, в этой войне они были обречены. Однако это был только первый раунд боя. Его Соломин, без сомнения, выиграл, хотя и не всухую — один из линкоров, старое, захваченное когда-то еще у турок корыто, тоже превратился сейчас в мертвую груду железа. Сразу пять кораблей ксеносов смогли сконцентрировать на нем огонь и, прежде чем их уничтожили, разрушили линкор. Спасательные боты сняли не более десятка выживших. Погибли также легкий крейсер, три эсминца и два десятка ботов, несколько кораблей получили повреждения, иногда довольно серьезные, но в целом для боя при таком незавидном соотношении сил это было ничтожно мало. Пожалуй, Соломину позавидовали бы сейчас даже легендарные флотоводцы прошлого — ценой относительно небольших потерь он в течение шести с половиной минут частично уничтожил, частично нейтрализовал флот, в разы больший, чем у него.

Однако настоящее сражение еще только начиналось. Эффект внезапности был уже потерян, и остальная часть флота ксеносов все же смогла наконец дать ход и запустить на полную мощность силовые поля. К тому же, они сохранили строй, и их огонь, как только в накопители орудий полилась энергия, из вялого и хаотичного стал частым и смертельно опасным. И этих кораблей было ни один, ни два, ни даже паре десятков, а более двух сотен. А сдаваться без боя ксеносы не собирались — они прекрасно знали, что люди с ними сделают. Наказание за вторжение было одно — смерть.

Эти противники все еще были многочисленны и опасны — более двух сотен линейных кораблей. Большую часть из них составляли корабли калиакос, и это было плохо — мало того, что их корабли были заметно лучше остальных, практически не уступая человеческим аналогам, так они еще и были вооружены артиллерией, примерно аналогичной земной, хотя и работающей, похоже, на ином принципе. Англичане, увы, об этом ничего не сообщили, и сейчас это стало неприятным сюрпризом. К тому же, эти корабли принадлежали к одному флоту, а следовательно, ими было легче управлять. К сожалению, ошибка исключалась — эти корабли имели весьма своеобразные обводы, напоминая китайские пагоды. Вторыми по численности были церрелы, имевшие в этой группе более полусотни кораблей, ну и всякой мелочи к ним, опять же, прибилось много. Словом, драка ожидалась страшная.

Соломин же мог сейчас выставить против них меньше четырех десятков линкоров. Разумеется, пятикратный перевес — это не десятикратный, но все равно соотношение сил было каким-то не слишком вдохновляющим. Правда, у Соломина имелся в рукаве крупнокалиберный козырь. Три линкора и линейный крейсер заняли позицию позади остальных и, пользуясь дальнобойностью своей артиллерии, глушили противника с дальней дистанции, не переходя в ближний бой и оставаясь вне зоны действия вражеской артиллерии. Русские гиперорудия же обеспечивали при этом семидесятипроцентную вероятность попадания, что вполне устраивало артиллеристов. Примерно тем же занимались современные крейсера, артиллерия которых также была на такой дистанции вполне эффективна. Увы, будь у Соломина хотя бы пара десятков новых линкоров, бой можно было бы выиграть даже при таком соотношении сил, но четырех тяжелых кораблей было явно маловато. Остальным же пришлось сблизиться на дистанцию, с которой начался обоюдный обмен ударами, и это сразу принесло проблемы.

Нахождение за пределами дальности действия вражеских орудий давало еще один плюс. С "Эскалибура" и с других линкоров в сторону империи шел непрерывный поток информации. Даже если тем, кто участвовал в бою, не суждено будет его пережить, все равно тем, кто придет за ними, будет уже проще. Они будут знать не только численность врага, но и его вооружение и тактику. А это им очень пригодится, ибо добивать ксеносов будут в любом случае — люди не простят нападения. Поэтому связь держали непрерывно, благо энергии реакторы выдавали с избытком. Соломин даже представить бы, наверное, боялся, какими словами крыл его сейчас император, если бы у адмирала было время на фантазии. Однако времени не было — он полностью сосредоточился на управлении боем.

В первые две минуты боя группе Соломина удалось выбить около десятка линейных кораблей — линкоры ударной эскадры давали сосредоточенный залп по одной цели и тут же переносили огонь на другого противника. Как бы ни были хороши кораблестроители калиакос (а они и впрямь, как оказалось, строили на удивление прочные корабли), объединенного удара четырех русских линкоров им было не выдержать. Правда, из всех подбитых кораблей уничтожены были всего два, но остальные были повреждены столь серьезно, что их боевая ценность упала до нуля.

Остальные линкоры такой же эффективностью похвастаться не могли, но все же их было много. Соответственно, они и отработали по большему количеству целей, выбив почти три десятка вражеских линейных кораблей. Мелочь вроде крейсеров и эсминцев при этом никто считать не пытался — не до того было. Ясно было только, что общее число подбитых и уничтоженных кораблей противника огромно. Конечно, и они получали в ответ попадания, но огонь противника был пока что не слишком эффективен. Казалось, еще немного, и враг сломается и побежит.

Увы, этого не произошло. Космический бой скоротечен, и ситуация в нем меняется быстрее, чем женское настроение. Первый звоночек, оповещающий о том, что лафа кончилась, прозвенел в тот момент, когда три корвета, занимающиеся таким увлекательным делом, как выбивание артиллерии у крейсера церрелов, один за другим исчезли в ярких вспышках. Причем били по ним явно не с крейсера — он в тот момент уже практически не сопротивлялся. Потом взорвался один из линкоров, а вслед за ним вспыхнул и, потеряв управление, столкнулся с не успевшим убраться с дороги вражеским кораблем немецкий эсминец. Это означало только одно — паника у ксеносов прекратилась, они наконец-то пристрелялись, а главное, их все еще было очень много. Игра в одни ворота закончилась, теперь предстояло драться сила на силу, и в этом состязании люди проигрывали врагу, который мог себе позволить размен два и даже три к одному.

Пожалуй, стоило отступать. Программа минимум была выполнена и даже перевыполнена, более половины тяжелых кораблей противника оказались или уничтожены, или повреждены настолько, что не представляли больше опасности. Теперь ксеносам надо было думать уже не об атаке на человеческие миры, а о том, как бы скорее унести ноги. Всего хорошо в меру, и приказ об отходе Соломин подал незамедлительно. Однако теперь уже ксеносы думали по иному, и их корабли, сохраняя некое подобие строя, начали маневр сближения, намереваясь не дать наглецам уйти.

Одновременно с этим калиакос дали массированный ракетный залп. Сингулярные ракеты — оружие грозное, при взрыве такой ракеты образуется миниатюрная, не более сотни метров в поперечнике, черная дыра. Она существует лишь несколько секунд, но разрушения от нее вполне сравнимы с теми, что наносят гиперорудия. Конечно, ракету проще сбить, чем уклониться от жгута свернутого пространства, да и, в отличие от гиперорудия, число выстрелов из которого определяется ресурсом самой орудийной установки, количество ракет на борту корабля конечно. Плюс к тому, скорость перезарядки ракетной установки значительно больше, чем у артиллерии, имеющейся в распоряжении людей, однако сейчас это было непринципиально. В залпе, данном кораблями калиакос, было до пяти тысяч ракет, и последствия этого удара были жуткими.

Залп, помимо прочего, был внезапен — никто не ожидал, что оружие дальнего радиуса будет применено в бою внутри системы, и этот внезапный ход противнику удался. Подавляющее большинство ракет было перехвачено скоростными ботами, сбито противоракетами и зенитной артиллерией кораблей, однако и тех, которые достигли целей, хватило, чтобы превратить победу даже не в поражение — в разгром. Наиболее уязвимыми, конечно, оказались корабли старые, тем более уже поврежденные в бою, потерявшие часть зенитной артиллерии, но досталось практически всем.

Больше тридцати линейных кораблей, половина авианосцев, большая часть легких сил — вот чего стоил людям этот залп. В общем итоге цели достигло до четырехсот ракет, а десяток попаданий для старого линкора было смертным приговором. Отступление, не успев начаться, едва не превратилось в бегство, и лишь вбитая до уровня рефлекса дисциплина позволила человеческим кораблям удержать строй и отходить не в виде уязвимой для атаки толпы, а все еще грозным, обеспечивающим возможность успешной обороны с любого вектора построением. Однако это был уже конец — разъяренные потерями ксеносы буквально повисли на хвосте.

Вдобавок, у них был кто-то если не талантливый, то, во всяком случае, хорошо разбирающийся в тактике. Во всяком случае, атаку ботов с уцелевших авианосцев он организовал именно в тот момент, когда люди были меньше всего готовы к ее отражению — сразу после ракетного удара, точнее, одновременно с ним, просто скорость ботов у ксеносов, как, впрочем, и у людей, была заметно ниже, чем у ракет. В результате старт ботов человеческие операторы благополучно профукали — слишком много было засветок от ракет и ложных целей, а на рубеж атаки боты вышли как раз к моменту, когда ракеты сделали свое черное дело.

В тот момент люди были озабочены тем, чтобы сохранить свои искалеченные корабли, многие еще вообще не поняли, что живы. Оставшиеся на ходу авианосцы спешно принимали на громадные летные палубы возвращающиеся боты, уже практически полностью расстрелявшие боезапас, и в тот момент были практически неспособны вести огонь и маневрировать. Именно на них и пришелся основной удар, и космос опять окрасился огненными следами от гибнущих кораблей.

Результат атаки был, разумеется, несравненно менее впечатляющим, чем от ракетного удара, однако два авианосца и больше трехсот ботов было сожжено прежде, чем артиллерийские корабли сосредоточенным огнем отогнали нахалов. Ксеносы не были трусами, наверное, у них, как и у людей, слабых духом в пилоты не брали, но им пришлось отступить. Впрочем, дело свое боты сделали, задержав людей на несколько минут — сзади уже приближались основные силы иных рас, и драться с ними у Соломина возможности уже не было.

Следующий этап боя был практически полностью посвящен игре в догонялки. В смысле, когда одни пытаются догнать и уничтожить, а другие изо всех сил стараются не дать им этого сделать. Теоретически это давало людям шанс еще немного потрепать ксеносов — те, из них, кто догонят людей первыми, хорошо получат по лбу, а ориентироваться на самые медленные корабли эскадры — значит, просто не догнать. К счастью, уцелевшие корабли людей сохранили ход и большую часть артиллерии. Однако после того, как пара крейсеров, нагнав их эскадру первыми, была незамедлительно уничтожена, ксеносы поступили разумно. Слабые ходоки повернули назад, а около сотни кораблей продолжила преследование, сохраняя строй и медленно настигая отступающих, часть кораблей которых из-за повреждений не могла дать полный ход, а перед остальными встал нелегкий выбор — бросать товарищей или держаться с ними рядом и, скорее всего, принять последний бой. После короткого совещания, когда каждому давалось право поступать так, как он считает нужным, капитаны кораблей единогласно выбрали второе.

Однако ксеносы приближались все же достаточно медленно, и у Соломина было теперь время оценить повреждения, понесенные кораблями его флота. У него оставались шестнадцать линейных кораблей, из них пять немецких и три из ударной эскадры, потерявшей лишь один линкор — "Владимир Мономах". Он, к сожалению, словил почти три десятка ракет, которых этот гигант притягивал, словно магнитом. С него даже снять никого не смогли — просто было некого, корабль превратился в облако ионизированного газа. "Эскалибур", "Рюрик" и "Олег" получили незначительные повреждения, мало сказавшиеся на их боеспособности. У немцев из пяти линкоров полноценно драться могли три, остальные были изувечены так, что непонятно было, почему они еще не рассыпались. Тем не менее, их команды боролись за жизнь своих кораблей с невероятным, лишь людям присущим упорством, и в строю линкоры держались уверенно. Фон Шпее высказал Соломину все, что думает о ситуации, и в его речи не было ни одного цензурного слова, однако Соломина радовал уже тот факт, что старый товарищ выжил в этой переделки, поэтому пропустил его слова мимо ушей и, разумеется, не обиделся.

Восемь амстердамских кораблей также имели серьезные повреждения, заметно снизившие их огневую мощь, однако ход пока держали. Ван Дер Клейн, оказавшийся счастливчиком, сумевшим не только выжить в мясорубке, но и процентов на девяносто сохранить боеспособность своего флагмана, доложил, что гипердвигатели в рабочем состоянии и резкая потеря скорости никому пока не грозит. В общем, все оказалось лучше, чем ожидалось, но хуже, чем могло бы быть.

Чуть в стороне, параллельным курсом, шли два уцелевших в том побоище авианосца, сопровождаемые крейсерами, эсминцами и прочей мелочью. "Поморникам" досталось, но ни один не погиб, а вот новейшей игрушке, подаренной императором Соломину в качестве яхты к свадьбе, не повезло. Крейсер был, конечно, хорош, но он получил двенадцать попаданий и был полностью разрушен. Спаслось трое...

В общем, это сражение стало для Соломина новым в его жизни опытом, которого лучше было бы избежать. Не то чтобы его никогда не побеждали, но его никогда так не БИЛИ. За последние века русские привыкли, что бьют они, а тут какие-то ксеносы... Тем не менее получилось то, что получилось, и теперь пора было уносить ноги. Впрочем, адмирал сомневался, что это получится. По всем расчетам, противник должен был выйти на дистанцию залпа часов через восемь. То, что за это время император успеет собрать и перебросить им на помощь флот, даже если он начал это делать уже в момент начала вторжения в Турцию, было из области ненаучной фантастики. Русские корабли, конечно, быстроходны, но здесь такие расстояния, что не поможет никакая скорость. И даже надежды, что удастся отбиться, не было — врагов попросту все еще оставалось слишком много.

Однако они продолжали рваться вперед — даже когда умирает надежда, остается упрямство, которое не раз выручало русских в прошлом. "Стреляйте, стреляйте, стреляйте, и, может быть, последний выстрел принесет вам победу". Это сказал англичанин, но и к русским принцип был вполне применим. Да и голландцам с немцами, как оказалось, тоже. Поэтому люди выжимали из своих кораблей все, что могли, пытаясь оттянуть неизбежное.

И все же финал гонки оказался несколько иным, чем все предполагали. После семи часов гонки, когда Соломин уже намеревался начать перестроение своих кораблей для последнего и решительного боя, на радарах прямо по курсу были замечены слабые засветки. Спустя полчаса стало ясно, что это корабли, причем человеческие, идущие им лоб в лоб. И сразу же ксеносы начали сбрасывать ход. Однако отворачивать они и не подумали, и вскоре Соломин понял, почему — корабли, идущие ему навстречу, были идентифицированы как французские и американские. Причем у французов тяжелых кораблей было намного больше сотни — у них просто не могло быть такого количества кораблей, однако же они были! И несколько минут спустя стало ясно, откуда эти линкоры — все идентифицированные корабли числились погибшими. Выходило так, что галлы спрятали большую часть флота, и теперь намерены были ее использовать. Соответственно, те, кто попытаются прийти на выручку флоту Нового Амстердама, попадут в ловушку. Эту информацию Соломин приказал немедленно передать в империю и... переодеваться в чистое. Смерть надо было встречать при параде — так его учили, и он не собирался сейчас гадать, насколько это правильно.

А кроме французов там были еще и американцы. Полсотни линейных кораблей, несколько авианосцев и крейсеров. Было совершенно непринципиально, сколько их — на Соломина хватило бы и одних французов. А главное, уклоняться не было смысла — все равно перехватят.

Только вот вели себя французы странно. Вместо того, чтобы решительно атаковать и уничтожить остатки амстердамского флота, в чем технически не было никакой сложности, они начали сбрасывать ход. Американцы, напротив, заметно ускорились и пошли на сближение, разворачиваясь строем фронта. Похоже, убивать русских собирались именно они.

— Адмирал, вы нам хоть кого-нибудь оставили?

Услышав это, Соломин с трудом удержался от того, чтобы подпрыгнуть. Его офицеры, судя по выражению их лиц, пребывали в том же растерянном состоянии. Справившись с удивлением, адмирал протянул руку, включил связь:

— С кем имею честь?

— Адмирал флота Соединенных Штатов Америки Мак Кинли. Мне тут сообщили, что у вас тут неприятности. Позволите принять участие?

— Да легко, мишеней на всех хватит, — улыбнулся Соломин и, повернувшись к старшему артиллеристу, одними губами приказал: — Держите их под прицелом.

Офицер понятливо кивнул и склонился над пультом, но предосторожность оказалась излишней. Американские корабли, аккуратоно обогнув отступающую эскадру, устремились навстречу ксеносам и обрушили на них огонь своих орудий. Те вяло огрызнулись, но боя принимать не стали, а, развернувшись, скрылись в космосе. Их не преследовали.

Почему американцы так поступили? Соломин не знал, но предположил, что так как военных использовали без их ведома, то они просто не были в курсе, что за их спинами идет какая-то игра, и что иные расы сейчас их союзники. А увидев человеческий флот, преследуемый кораблями иных рас, поступили так, как люди всегда поступали в подобных ситуациях — атаковали ксеносов. Вполне логичное предположение. Возможно, были и еще какие-то нюансы, но Соломин не собирался копаться в побудительных мотивах других людей. Сами выжили — и ладно, а для того, чтобы все знать, есть разведка, вот пусть она поиском мотивов и занимается.

Французы же, напротив, вместо того, чтобы лезть в драку, синхронно развернулись и исчезли в космосе. Ну, с этими хотя бы было все понятно. Однако Соломину было сейчас не до них, да и всем остальным тоже. Устало вздохнув и вытерев пот со лба, адмирал сел, помассировал виски, и сказал историческую фразу:

— Все свободны, всем отбой.

Ночью у нестарого еще и никогда ничем всерьез не болевшего контр-адмирала Соломина случился инфаркт.

Место и время неустановленно.

— Ну, что вы можете сказать по этому поводу?

— Нас предали...

— Да кто вас предавал, ...? Вас, ... ... ... вначале разделала под орех эскадра, вдесятеро уступающая вам численностью, а потом вы не смогли даже уничтожить свидетелей!

— Но...

— Никаких но. Расстрелять. Это все, что я могу для вас сделать, адмирал. Так вы хотя бы умрете быстро.

Чуть позже.

— Итак, операция провалилась?

— Да. Я вынужден признать тот факт, что люди оказались значительно сильнее и подготовленнее, чем мы думали. А главное, наши так называемые союзники палец о палец не ударили для того, чтобы всерьез помочь нам. Они даже патрульную службу всерьез наладить не позаботились. Ничего удивительного, что первый же решительный флотоводец, имея под рукой небольшой флот, перебил всю посуду на нашей кухне.

— Да уж... На родине нас не поймут, придется назначать виновных.

— Я одного уже назначил. Честно говоря, не так уж он был и невиновен — уж отрядить несколько крейсеров в патрулирование всяко можно было.

— Согласен. Думаю, командир нашей эскадры пойдет под суд.

— Рекомендую до суда не доводить. Лучше, если он, к примеру, застрелится в собственной каюте. У людей есть хорошая поговорка: "нет тела — нет дела". А то ведь может начать говорить не то, что нужно.

— Благодарю за совет. В принципе, я так и собирался поступить.

— Это хорошо, что мы поняли друг друга. Итак, какие ваши планы?

— Срочно заняться укреплением обороны. Насколько я знаю людей, они не оставят происшедшее без последствий. Думаю, скоро нам будет нанесен ответный визит вежливости. Мои аналитики в один голос советуют заняться эвакуацией научных центров и основных военных производств. У нас есть на примете несколько планет, которые считаются непригодными для жизни и где их никто не будет искать.

— Думаете, не найдут?

— Не знаю... Если честно, сомневаюсь. Когда имеешь дело с людьми, следует ожидать самого худшего, поэтому я уже ничему не удивляюсь. А что вы собираетесь делать?

— Примерно то же самое. И на коленях просить пощады, иначе, боюсь, они начнут войну на уничтожение. Если одна эскадра фактически нейтрализовала объединенный флот, то на что способны флоты серьезных человеческих государств?

— По некоторым данным, это была элитная эскадра.

— Да какая теперь разница? Нам сейчас просто нечем их встретить. Люди оказались нам не по зубам, пора это признать.

— Пока не по зубам.

— Это пока слишком растянулось. За всю историю конфликтов у нас не было ни одной серьезной победы — только поражения, которые все больше нас ослабляли. Может, пора что-то менять?

— Мы можем, если постараемся, собрать флот мощнее этого.

— И в результате понести еще большие потери? Те, кто открыл эту череду конфликтов, погибли сами и создали нам всем врага, который бьет нас как и когда хочет.

— Официальная история говорит, что люди первыми начали эти конфликты.

— И вы верите официальной истории? Какой-нибудь полуграмотный крестьянин, может, и верит, обязан верить, для этого мы историю и пишем и, насколько я знаю, так обстоит дело практически у всех рас, считающих себя разумными, но с нашей высоты стоит глядеть правде в глаза. В общем, вы как хотите, а мой народ в подобных авантюрах больше не участвует. Если мы вообще выживем после этой.

— Мы тоже предпочтем мир. Хотя бы в ближайшее время. Только не факт, что нам его дадут.

— Дадут. Я получил личное послание от главы самой влиятельной державы людей. Его требования очень жесткие, но в свете нынешней ситуации вполне правомерные. Оно относится также к вам, думаю, вы получите такое же в ближайшее время. Однако мы можем рассчитывать на мир только в случае, если заключим его вместе. В противном случае — война. У границы уже концентрируются ударные эскадры людей. Однако для нас это все же шанс, остальным, боюсь, так не повезло...

— Считаете, их уничтожат?

— Уверен. Люди не боятся терять солдат в войнах с нами, но они всегда мстят за них. Я считаю, надо соглашаться.

— Я должен обдумать.

— Думайте. Но помните, первый выстрел в этой войне, неважно, произведем его мы или наши враги, будет означать конец любых договоренностей, об этом меня тоже предупредили. И лимит времени поставили очень жесткий.

Территория, контролируемая человечеством. Время и место не установлено.

— Итак, операцию можно считать успешной?

— Да. Все прошло точно по плану. Нам повезло, что французы оказались достаточно легковерными и чрезмерно зацикленными на собственной исключительности, но что еще ждать от этих снобов?

— Мне кажется, что куда больше повезло с этим русским адмиралом.

— Да нет, тут как раз никакого везения, один голый расчет. Русские всегда ведут себя подобным образом. Как бы они не гордились тем, что смогли перестать думать о человечестве, а интересуются только своими, в подобных ситуациях они всегда действуют в интересах людей, как вида. И ничего не боятся.

— Знаете, я иногда им завидую.

— Я тоже. Только не стоит, чтобы об этом знал кто-то, кроме нас.

— Полностью согласен. Я слышал, что у вас была... э-э-э... маленькая накладка?

— Давайте называть вещи своими именами — так будет проще. Да, один из посланных на переговоры с русским адмиралом представителей решил нас предать. Мы заранее предполагали, что он может это сделать, точно рассчитали, что он может им сообщить, и держали ситуацию под контролем.

— Однако, насколько мне известно, переданная им информация могла привести к тому, что русские открыли бы огонь по нашему флоту. Вам не кажется, что ваше поведение не совсем соответствует тому, как должен вести себя союзник?

— Но ведь не открыли же.

— Мы вам поверили, мы предоставили для участия в операции свои корабли, причем их экипажи реально рисковали. Да случись что, конгресс снял бы с меня голову! Меня бы сожрали с потрохами!

— Прошу вас, не кипятитесь. Мы составили точный психологический портрет этого русского. Он все же сначала думает, а потом стреляет.

— Если я начну кипятиться, вам мало не покажется... Ладно, что вы сделали с предателем?

— Увы, ничего. Он успел бежать на Новый Амстердам, и там ему не только предоставили убежище, но и назначили начальником штаба флота — он все же грамотный офицер, а Новый Амстердам занимается возрождением своих вооруженных сил, и профессионалов такого уровня на планете не хватает. Достать его там мы не сумеем.

— Да? А я считал ваши спецслужбы лучшими в мире.

— Так и есть. Просто если с ним что случится, русские не будут разбираться, кто прав, а кто виноват. Меня уже предупредили об этом, и я не хочу рисковать.

— Да уж, здесь вы ошиблись.

— Как знать, как знать...

— Да ладно вам словестные бышни выстраивать. Операция висела на волоске, а вы ходили с невозмутимой физиономией. Наверняка и сейчас, случись что, вы только плечами пожмете. Хорошо хоть, все прошло успешно.

— Меня это тоже, кстати, весьма радует. Наши границы обезопасены от агрессии иных рас, французы теперь в дерьме и, хотя ничего не доказать, да никто и не пытается, они оказались в полной изоляции. И все удалось провернуть при минимальных затратах, чужими руками и без потерь.

— Да уж. а вот то, что Турция перестала существовать, уже явно лишнее.

— Для того, чтобы взять главный приз, иногда надо жертвовать малым.

— Ой, оставьте вы, наконец, свои нравоучения. Если честно, они меня уже бесят. Лучше скажите мне, что мы будем делать с русскими? В глазах общественности они сейчас являются героями. Империя постаралась, чтобы информация о подвиге эскадры Нового Амстердама стала всеобщим достоянием.

— Да, этот раунд информационной войны вы явно проиграли. Сочуствую. Тем более что подвиг и впрямь был эпическим.

— Вы тоже проиграли, так что и я сочувствую вам.

— Уели, согласен. Но не все так плохо, как кажется.

— Да? И что же хорошего? Русские потеряли несколько десятков морально устаревших кораблей, что никак нельзя назвать для них критичным, весь мир перестал воспринимать их, как оккупантов, захвативших населенные малыми, но гордими и имеющими право на собственное волеизъявление народами, планеты, и смотрит на них, как на героев... При этом потери самих русских минимальны, в том флоте их и было-то всего ничего, они все больше из туземцев экипажи набирали.

— Вы обвиняете меня в нравоучениях, а сами разговариваете лозунгами. Смешно... Я предлагаю уточнить обстановку, а потом уже разобраться, как лучше действовать. Вы согласны?

— Да. Все равно при недостатке информации мы только, как говорят русские, дров наломаем.

— Вот и хорошо. Предлагаю встретиться, скажем, через месяц. Тогда разговор можно будет вести более предметно.

Российская империя. Военная база "Кондор". Время не установлено.

— Вы идиот, адмирал! Пропустить такую угрозу! Мой отец за такие шутки вас не то что с должности снял бы — вообще отправил на рудники.

— От ошибок не застрахован никто...

— Что-то много ошибок у вас в последнее время, и все они крупные.

— Взгляните вот сюда, пожалуйста.

— Что это?

— Это? Это запись одного очень интересного разговора. Только, пожалуйста, сделайте это не сейчас, а чуть позже, когда остынете. А после просмотра я безропотно приму любое ваше решение по моей скромной персоне.

— Хорошо, адмирал. Но даже если я вас прощу, помните: еще один такой ляп — и вы вылетите в отставку.

Эпилог.

Неоконченный путь -

Диалог, что сорвался на взлёте.

Маркер пройден опять

На опасном лихом вираже.

Никуда не свернуть,

Что-то будет на том повороте...

Если что-то менять,

То вчера. Или поздно уже?

(С.Никифорова (Алькор). На "Полёт Небесной Волны")

— Эй, Саша! Вылезай!

— Ну Па!!! Я еще чуток...

— Вылезай, кому говорю! Ремня захотел?

— Оставь ребенка в покое, — развалившийся в шезлонге Соломин приподнял зеркальные солнцезащитные очки и с ухмылкой посмотрел на грозного папашу. — Пускай купается. Хищников крупнее пескаря тут не водится, а замерзнуть у него при всем желании не получится. Вода — как парное молоко. Да и глубина здесь полтора метра в самой глубокой яме.

— Ты мне это... перестань мальчишке потакать. Совсем его разбалуешь, — грозный папаша, отчаявшись выгнать сына из озера, в котором тот самозабвенно бултыхался, беспомощно махнул рукой, вернулся к своему шезлонгу и с размаху плюхнулся в него, подставив лицо местному солнцу, нежаркому и очень приятно ласкающему кожу. Деревянные ножки жалобно скрипнули и прогнулись, но выдержали тушу императора. Мальчишка, ощутив за собой поддержку хозяина этих мест и, по совместительству, скольки-то-там юродного дяди, снова радостно нырнул. В прозрачной воде было отчетливо видно, как он ловко плывет, огибая под водой стебли местных кувшинок. Соломин ухмыльнулся про себя — парнишке явно здесь нравилось, а особенно нравилось, как он подозревал, то, что с ним не сюсюкались предоставив ему полную и практически неограниченную свободу. Ну а он, соответственно, свободой этой распорядился по полной программе, целыми днями пропадая со сверстниками из ближайшей деревни в лесу или на речке.

— Ничего страшного, — адмирал улыбнулся и почесал слегка отросшее за последние месяцы пузо. — Когда еще ему играть-то, как не в детстве? Сам подумай. Ну, вырастет он — и пойдет в офицерское училище, потом служба, потом империю принимать да на своих плечах тащить... Пусть играет, пока может, право на детство он имеет.

— Тебе легко говорить. А, не дай Космос, простудится? Я и так с его матерью на ножах, так после этого она меня живьем съест.

— Ну так казни ее, — пожал плечами Соломин. — В конце-концов, император ты или нет?

Император лишь печально вздохнул — если честно, иногда ему и впрямь хотелось казнить бывшую супругу, но, увы, не получалось. Формально она никаких законов не нарушала, даже на флаере своем, летая, не превышала скорость, поэтому казнить или даже просто наказать, вроде бы, и не за что. Ну а уж что там за внутрисемейные разборки знать и вовсе никому не стоит. Так что приходилось терпеть склочную бабу, хотя Соломин в шутку уже предложил как-то организовать беспрецедентное нападение пиратов ни ее личную яхту с поркой вожжами всех особ женского пола. Император согласия не дал, но и нет пока что не говорил, очевидно, всерьез задумавшись над этой идеей.

— Лучше скажи, как тебе самому-то в шкуре женатого человека, — император решил, видимо, перевести стрелки с больной головы на здоровую. — Небось, тоже причуды у жены?

— Это точно, — Соломин вздохнул. — С тоской вспоминаю то время, когда был в разводе. Лети, куда хочешь, стреляй в кого хочешь... А сейчас чуть что не так — сразу "К ноге! Ты чего это там?".

— Что, совсем тяжко?

— Да нет, так-то ничего. Она ведь у меня сама пилот и юнга с пиратской посудины. Понимает... Но все равно, крайне непривычно жить, когда кто-то может тебя контролировать. Вроде как и нормально все, и вроде как себя привязанным чувствуешь.

— Ничего, привыкнешь. Трудно первые сто лет, — "успокоил" его император.

— Да я как-то и не волнуюсь. Просто в последнее время капризов у нее столько, что страшно становится.

— Ничего удивительного. У беременных такое бывает сплошь и рядом.

— Угу. И шутки у нее стали какие-то дурацкие. Недавно машину новую попросила.

— И что?

— Подарил. Обидно теперь. Не понравилось ей, видите ли, и вообще она тогда пошутила.

— Ну, ты даешь. Чего обижаться-то? Не нравится — отдай кому-нибудь или, вон, утопи в ближайшем озере. Чай, не обеднеешь.

— Нет, конечно. Жалко только. Ручная работа ведь.

— А что за машина-то? — заинтересовался император. — У вас ведь машин и нет, считай, все больше флаеры в чести.

— Да вон, в ангаре. А, ладно, сейчас.

Соломин защелкал клавишами наручного браслета. Повинуясь его команде, ворота ангара, расположенного метрах в двухстах от озера, отъехали в сторону, и из них медленно выбралась и неспешно поплыла в сторону отдыхающих антигравитационная платформа, везущая новую машину Бьянки.

— Неслабо!.. — удивленно присвистнул император, разглядывая розовый танк, отделанный стразами. — И ты что же, повелся на ее шутку?

— Нет, разумеется, — пожал плечами адмирал и лениво зевнул. — Просто решил, что выполнить ее каприз и выглядеть дураком для нервов безопаснее, чем покрутить пальцем у виска.

— А хорош, — император поднялся и обошел вокруг платформы, с интересом рассматривая зависшее в воздухе чудо милитаризма и ночной кошмар ювелира в одном корпусе. Его сын при виде новой игрушки тут же вылез из озера и пристроился в кильватер отцу. Ну да, девятилетним мальчишкам всегда интересно посмотреть на оружие, тем более такое красивое и блестящее. Как сорока, право слово. — И что ты с ним собираешься теперь делать?

— Да ничего, пусть стоит. Есть-пить ведь не просит.

— Это точно... Весело у вас тут.

— Стараемся, — Соломин усмехнулся, представив, что будет, если он и впрямь решит повеселиться. — Как тебе здесь вообще?

— А ты знаешь, неплохо. Хорошо ты устроился — тихо, спокойно, вообще приятную планетку отхватил. На Землю очень похожа.

— Ну, я знал, к чему стремиться.

— А вообще, есть здесь какой-то милый налет провинциальности, — император взял со стоящего тут же столика бокал с апельсиновым соком и вернулся в шезлонг. — Вася, перестань ползать по машине — колени обдерешь.

Малолетний наследник престола, не обращая внимания на волнения отца, сосредоточенно сопел, пытаясь залезть верхом на ствол танкового бластера. Император посмотрел на это дело, плюнул и махнул рукой.

— Совсем от лап отбился... И ты еще ему потакаешь.

— Это я отцом стать готовлюсь. Вот хочу заранее прочувствовать, что меня ждет.

— Кошмар тебя ждет, — фыркнул император. — Кстати, кто у вас в проекте — мальчик или девочка?

— Полагаю, что девочку.

— Полагаешь?

— Ну да. Моя темнит, не признается, значит, скорее всего дочка. Она почему-то свято убеждена, что я хочу сына, вот и не желает меня расстраивать, я так думаю.

— А ты?

— А мне без разницы. Как ни поворачивай, но это будет мой ребенок, и рад буду и пацану, и дочке.

— Логично.

— Я знаю. Ты сам-то второй раз жениться не собираешься?

— Хорошее дело браком не назовут, обойдусь как-нибудь. Зато никто не скажет, что император пошел налево.

— Ну да, свободный человек может идти, куда хочет, — рассмеялся Соломин. — Ну а если серьезно?

— Ты знаешь, есть кое-какие наметки, но скажу только тогда, когда буду стопроцентно уверен в себе и в ней.

— Боишься сглазить?

— Именно. Так вот, о твоей планете, — сменил тему император. — Есть в ней какая-то милая провинциальность. Ну скажи, где я еще смогу пройти по улице, и не быть узнанным?

— Да где угодно. Никто просто не подумает, что император может просто так выйти погулять, поэтому и не признают.

— Во-во. А здесь узнают, здороваются даже, но во фрунт никто не вытягивается. Вчера зашел в пивную, кружечку выпить, так все спокойно отнеслись, никто внимания не обратил. А потом сразу все радости жизни в одном флаконе. И с народом пообщался, и пива недолили, да еще и разбавили, похоже, и даже в драке поучаствовал.

— Так вот, откуда у тебя такой шикарный бланш...

— Оттуда. Какая-то сволочь, похоже, из боксеров попалась.

— Ну а ты?

— А что я? Сапогом по яйцам — и пошел дальше.

— Ну и правильно. Еще пойдешь?

— Конечно, пойду. Где я еще могу так оторваться и морально отдохнуть?

— Ха! Рассказать кому — не поверят. Император Российской империи ездит к родственникам попить разбавленного пива и получить по морде.

— А ты не говори — тогда и за лгуна не примут, — посоветовал император. — Но вообще, я бы тебе советовал построить здесь курортов. С финансированием поможем. Народу будет приезжать море — места все же красивые, и расположена сейчас планета удобно.

— Не хочу.

— Это почему еще?

— Ну, во-первых, тогда вся эта так обожаемая тобой провинциальная простота улетучится в один момент. А во-вторых, я приложил массу усилий, в сжатые сроки воспитывая нацию воинов. Не хочу, чтобы они выродились в народ, который может только принести-подать. Сам знаешь, хорошего официанта ценят, но имени у него нет, а хорошего солдата могут не любить, но уважать он себя заставит.

— Ну, если с этой точки зрения, может быть, ты и прав... Ладно, это твои внутренние дела. Сам разберешься, не маленький уже.

— Разберусь, конечно. И потом, у меня хорошая команда. Есть, кого загрузить и быть уверенным, что справятся.

— Да уж, в этом тебе повезло. Мои вон так лопухнулись в последний раз, что не знаю теперь, кому и что можно доверить.

— А ничего удивительного. У тебя профессионалы, да. Зато ко мне вспомни, кто шел — активные, смелые, неуживчивые, имеющее работать, не боящиеся стрелять, но при этом и свою выгоду не забывающие. Отсюда и разница. Они недостаток опыта заменяли энергией и решительностью, а опыт — дело наживное. Да и потом, отношения были изначально разные. Ты император, это возводит между тобой и твоими людьми некий барьер. Информация к тебе, опять же, поступает фильтрованная... А я со своими в одном экипаже не один год космос мерил да в атаки ходил. Плюс они понимают, что запас прочности у нас невелик и факты искажать да на лаврах почивать — смерти подобно. Вот и результат... разный. Ты вот мне скажи, со сколькими из своих людей ты можешь посидеть да за жизнь побеседовать, когда припрет?

— Да все я понимаю, — махнул рукой император. — Потому к тебе отдыхать и прилетел.

— Ну так отдыхай! У тебя, как вернешься, работы вагон будет.

— Рад бы, да... Васька! Васька, ну-ка осторожнее!

Пацан, который как раз залез-таки на орудийный ствол, радостно замахал отцу руками и тут же вполне закономерно с него навернулся. Встал, потер ушибленную задницу, недовольно засопел и с упрямым лицом вновь полез на танк. Соломин посмотрел на него одобрительно.

— Молодец. Все-таки он у тебя будет хорошим императором — характер весь в папочку.

— Это точно, — вздохнул император. — Но давай все же поговорим, пока нам никто не мешает. Скажи мне, как у тебя с флотом?

— Ремонтируемся. Готовы у тебя снова барахло начать закупать.

— Ну, это неплохо... Но вообще, мы тебя усилим более новыми кораблями. Жаль, конечно, что ты со своими эскападами столько людей и техники потерял...

— А куда было деваться? Хотя ты знаешь, кое-что во всей этой истории мне до сих пор непонятно.

— И что именно? — хитро прищурился император.

— Что именно? Да много чего. К примеру, я до сих пор не понимаю, с чего понесло ксеносов на нас? Ну, собрали они флот... И что? Пара полнокровных имперских эскадр их расстреляла бы походя, не особо напрягаясь. Ксеносы могли представлять некоторую опасность для нашей периферии, всяких там Англий-Японий, но и только. И не могли они этого не понимать. Чтобы всерьез угрожать нам, следовало собрать флот как минимум втрое больше, а для этого, насколько мне известно, сил у них просто не было. Даже вывернись они наизнанку через задницу, им бы это не помогло. Дальше. Французы. Во-первых, как они сохранили свой флот в прошлой войне? А во-вторых, почему они решили выступить совместно с нашими врагами? Разве им было непонятно, что когда ты поймешь, что происходит, то попросту раздавишь их всех? Или вот, подумай сам. Что в этом во всем забыли американцы? Они устойчиво держатся в первой пятерке ведущих стран, имеют отличный флот, им ксеносы только создали бы дополнительную проблему. И почему война так легко и быстро закончилась? Логичнее было бы предположить, что противник будет уничтожен, как вид, а никто даже их планет особо не бомбил.

— Все?

— Да нет, много еще. Просто, боюсь, я на многое даже внимания не обращаю, потому что не знаю, на что смотреть. Я ведь не аналитик и не разведчик, а обычный солдат. Могу командовать взводом, могу эскадрой, но многоходовые комбинации мне никогда не удавались.

— Это хорошо, что ты настолько трезво оцениваешь свои возможности, — задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику император. — Ладно, расскажу я тебе одну историю и, надеюсь, многое тебе станет ясно.

Не так давно, как ты знаешь, была большая война, в которой лишь чудо спасло нас от удара иных цивилизаций в тыл человечества. Просто мало кто знает, что чудо это называлось плохой организованностью наших противников. Там было несколько десятков цивилизаций, каждая со своим уровнем развития и своими целями. Война тогда началась, в известной степени, спонтанно, вдобавок, агрессоры неправильно рассчитали свои силы и возможности. Они думали разгромить нас сами, одним решительным ударом, а получили то, что получили в морду. Некоторые расы они, конечно, привлекли, главным образом в качестве пушечного мяса, однако этого оказалось недостаточно. В результате, когда они принялись, наконец, организовывать коалицию, то не слишком преуспели. Дело это требовало кропотливой подготовки и немалых затрат времени, поэтому, хотя практически все и сразу признали их главенствующей расой, толку от этого было немного. Они, конечно, сделали из тех, кто был несогласен, показательный пример, тем самым добившись подчинения остальных, но все равно не успели — их уничтожили раньше.

Однако возмутители спокойствия ушли, а проблемы, которые они создали, остались. Почти полтысячи тяжелых кораблей нависали над границами человечества, и эта армада никуда не делась. Конечно, вряд ли хозяева этих кораблей решились бы начать войну, но все же угроза конфликта была. А ксеносы в совокупности хоть и уступали нам в техническом плане, зато в разы превосходили численностью населения. Ты же не дурак, тебе не надо объяснять, что значит человеческий ресурс. В общем, случись война, она была бы затяжной и кровавой.

А тут еще общее ослабленное состояние флотов после большой войны... В общем, отразить первый удар ксеносов точно бы не удалось, а пока еще подошла бы помощь от нас, кому-то пришлось бы плохо. Насколько я знаю, у периферийных государств была идея попросить помощи у империи, но дальше слов дело не пошло. К тому же, ты знаешь нашу политику — мы никогда не нападаем первыми, только защищаемся. То есть если флот иных рас нападет, наш флот, конечно, поможет, но лезть на территорю ксеносов первыми империя не собирается, и тайны из этого я никогда не делал.

Между тем, кое-кого такие расклады не устраивали, и если мнение таких карликовых стран, как Венгрия, Корея или, к примеру, Сербия никого не интересовало, то более крупные, наоборот, активно пытались что-то сделать. Догадываешься, о ком речь?

— Думаю, Британское содружество, США, возможно, еще кто-нибудь, чьи границы оказались в опасной близости от вражеского флота.

— Именно. Даже пытались на меня давить, придурки. Ты представляешь, накопали где-то информацию о том, как я налево хожу, и пригрозили опубликовать.

— Действительно, смешно. Такой бесплатной рекламы иные просят — так не дают.

— Во-во. Это у них там облико морале, а у нас император должен быть настоящим мужиком, и его похождения играют только на него. Ну, на меня в данном случае. Впрочем, не суть. Я их послал очень далеко и надолго. Они повернулись и пошли в далекое эротическое путешествие, но, тем не менее, стали искать другие варианты.

А между тем, Британии грозили не только иные расы. Дело в том, что в последней войне умнее всех поступили, как ни странно, французы. Пока мы воевали с реальными противниками, они придумали себе врага виртуального, сообщили, что разбили его и сделали это настолько убедительно, что им поверили. С этого они поимели кучу бонусов, сохранив свой флот, выведя его из сферы нашего внимания и не напрягая лишний раз экономику.

— Не проще ли им было не участвовать в войне? Отсиделись бы за чужими спинами, да и все.

— Проще? Ну, может быть. А теперь скажи, ты бы простил им подобное? Что-то я очень сомневаюсь. А не простил и отомстил в наше циничное время звучит одинаково. Нет, они поступили абсолютно правлильно, только вот не зря британская разведка считается лучшей в мире. Как они узнали о том, финте ушами, который выкинули французы, я не знаю, об этом история, что называется, умалчивает. Однако когда узнали, то ужаснулись, теперь над ними, с одной стороны, нависали ксеносы, с другой — французы, и французский флот был намного сильнее, чем британский. Вояки французы, конечно, хреновые, но при таких раскладах, я думаю, справились бы. Ну а тот факт, что галлы традиционно британцев не любили, только усугублял проблему.

Оптимальным в данной ситуации было бы, как я думаю, сообщить всем о вероломстве французов. Без ответа подобное не осталось бы — ни мы, ни остальные участники войны подобного не прощаем, но англичанам мало было того, что их соперники поимели бы проблем. Нет, им хотелось вообще вышибить французов с мировой арены, а мастерами интриги они были всегда. Поэтому они придумали интересный ход — изобразить, а по возможности и обеспечить сговор французов с иными расами. В этом случае французы превращались из обычных подонков, которыми они, в сущности, и без того являются, в предателей интересов человечества. Сам знаешь, это уже совсем другая статья. Как ты думаешь, что с ними за это сделали бы?

— Ну, лично я разбомбил бы их к чертям.

— Вот и остальные поступили бы так же. Словом, красиво и изящно убрать конкурентов — вот чего хотели англичане. А если бы у них еще получилось при этом спровоцировать нападение флота иных рас на кого-нибудь, то устранялись бы все проблемы разом. Мы пригоняем флот, разносим ксеносов в клочья, а англичане получают безопасность и, вдобавок, огромные, годные для заселения пространства вдоль своих границ.

Я даже не представляю себе, как им удалось добиться успеха, но дело свое их разведка сделала. По некоторым данным, они изобразили посредников на переговорах между французами и иными расами, но точных данных у нас нет. Впрочем, главное — результат, и он был. Только вот англичане перестарались — французы и ксеносы моментально нашли общий язык. Ты представляешь, что могло бы быть? Представляешь, вижу. И англичане оказывались главными мишенями.

Вот тут они испугались уже всерьез, но было поздно — процесс пошел. А главное, теперь обращаться к нам было опасно для них самих. Если бы всплыла правда, я не знаю, что бы мы с ними за такие шутки сделали. В общем, англичане задергались и обратились за помощью к американцам. Не по официальным каналам, разумеется, но это не играло роли. Американцы живо поняли выгоды, которые можно извлечь из ситуации. Они, конечно, не знали всей правды о роли британцев в создании этой проблемы, зато моментально поняли, что сыграв на этом можно избавиться и от инопланетной угрозы, и от французов, которые с ними тоже не слишком дружили.

Вот только воевать американцам тоже не слишком хотелось, да и флот у них после войны еще не восстановился. И тут как нельзя более кстати подвернулись мы. Точнее, ты, как создатель и глава нового, агрессивного и сильного государства. Все, что им требовалось, это дождаться, когда ты наберешь достаточную мощь, а потом подкинуть тебе информацию. Ну и спровоцировать тебя на драку, что им и удалось сделать, причем с блеском — достаточно было посадить на один из крейсеров с наемными экипажами своего человека.

— Сволочи...

— А ты что, все еще веришь в человечество? Не смеши. За нашими рубежами только враги, какие бы обличия они не принимали. В общем, я продолжу. Англичане рассчитывали, что ты будешь уничтожен, и это вызовет вмешательство Российской империи. Ну а когда оказалось, что ты хотя и уничтожен, но не совсем, американцы проявили разумную инициативу. Они хорошо сыграли свою роль, изобразив сепаратистов, которые хотят воспользоваться моментом. В результате их эскадра оказалась в нужное время и в нужном месте. Конечно, причины у них были самые что ни на есть шкурные, они демонстрировали лояльность человечеству, но тебя они все же спасли, радуйся.

— Радуюсь. Но, выходит, англичане добились не всего — вранцузы-то флот сохранили.

— Идеала не бывает. Галлы просто вовремя сообразили, что пора делать ноги. Пес с ними. К тому же, если честно, им от этого не легче — сейчас их страна оказалась в полной изоляции, и любой французский корабль за пределами территории Французской деспотии подлежит уничтожению. В общем, сейчас стоит вопрос о признании французов ксенорасой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Я это дело торможу, конечно, но нервы мы им потрепим изрядно. Вот, вкраце, и все. Многие детали нам самим неизвестны, но, думаю, общий вид ситуации тебе понятен.

— Да уж. Выходит, нас обыграли?

— Технически да, ну а практически... Знаешь, по факту мы тоже с этого кое-что поимели. Ты в первую очередь, кстати. Я уж постарался воспользоваться моментом и сделать тебе рекламу, так что теперь ты герой, практически в одиночку спасший человечество от нашествия мерзких пришельцев. Супермен отдыхает, а все герои прошлого нервно курят в уголке. И на этом фоне мы сочли выгодным продолжить операцию "Доминион", так что будут тебе и новые корабли, и карт-бланш на дальнейшее разбивание соседской посуды. Наша разведка хоть и оказалась сейчас не на высоте, но, думаю, больше так не лопухнется, и ты сможешь все-таки довести дело до логического завершения.

— Да уж, будем надеяться... А почему же вы так поторопились заключать мир?

— Понимаешь, — император задумчиво потеребил мочку уха, — на то было две причины. Во-первых, мы не хотели гробить людей и корабли в сражениях и при штурме планет. А во-вторых, с нами все же поступили подло. Впрочем, как и всегда. Однако в эту игру можно играть и вдвоем, поэтому мы посовещались и я решил не уничтожать иные расы, участвовавшие в той войне, полностью, а дать им шанс. Американцы вопили, конечно, но я просто пригрозил, что уведу свой флот, и они сдулись. Так что двум расам дана возможность и дальше нависать над британскими владениями. Наверняка они утаят и часть кораблей, и часть ресурсов, но на это мы закроем глаза, тем боле что репарации подорвут их экономики надолго. Ну а громить остальных предстоит тебе.

— Мне?

— Ну разумеется. Не всех, разумеется, но многих. Я тебе дам карту, на которой отмечено, какие системы переходят под владение Нового Амстердама в качестве компенсации за военные потери. Ксеносов оттуда сам выбивать будешь, а наши союзнички вмешиваться и накладывать лапку на эти системы не рискнут. Я их уже предупредил, что если что — то сразу. Для небольшого обострения можешь, кстати, и то, что попадает в британскую зону ответственности пощипать. И знаешь, не церемонься. Каковы бы ни были причины появления военного флота ксеносов в наших владениях, они за это заслуживают уничтожения. Так что бей, тем более что у нас на складах куча устаревших боеприпасов, которые надо как-то утилизировать.

— Ясно, сделаем.

— Справишься?

— Да. Обязан справиться — значит, справлюсь. Ради наших детей. У тебя сын, у меня скоро кто-то будет, у моих товарищей тоже дети... Они должны расти в безопасности, и мне плевать буду я ради этого громить жопоглазых жабоногов или каких-нибудь англичан.

— Ну, ты, конечно, перегибаешь палку, но в целом прав... Ладно, это мелочи, скажи лучше, как твой мотор? А то мне доложили в первый момент, что ты совсем плох.

— Не дождетесь... Да и что ему сделается? Если сразу не сдох — значит, жить буду. В регенератор запихали, отлежался — как новенький теперь. Хотя, если честно, не ожидал от своего организма такой подлости.

— Все когда-то происходит в первый раз, — философски отозвался император. — Ладно, если отлежался — замечательно, но все же будь осторожнее. Империи ты нужен живой и, по-возможности, здоровый. Кстати, я тебе рассказывал, как...

Именно в этот момент их прервали. Из-за кустов вышла Бьянка и, уперев руки в бока, от чего стал еще виднее ее уже заметно округлившийся живот, закричала:

— Мужчины! Вы что там, заснули? Кто-то обещал шашлыки, а вместо этого сидит и лясы точит! Я что, все за вас делать должна?

— А что, нет, что ли? — с деланным удивлением отозвался Соломин.

— Что-о? Ну погоди, вернешься домой... Ну-ка, хорош загорать, давайте к столу, а то я за себя не ручаюсь!

Василий, до того безмятежно сидящий и болтающий ногами, с испуганным писком вновь сверзился с танка и припустил к дому, да так, что пятки засверкали. Мужчины с преувеличенно глубокими и тяжкими вздохами вылезли из своих шузлонгов и, понурив головы, зашагали к дому.

Убедившись, что ее приказ выполняется и что в доме командует по-прежнему она, Бьянка некоторое время наблюдала за мужчинами. Когда они, по ее мнению, уже никуда не могли деться, она развернулась и с гордо поднятой головой пошла к дому. Именно это и было ее ошибкой — мужчины, заговорщически переглянувшись, синхронно развернулись и бегом бросились назад. Разъяренный вопль, которому мог бы, наверное, позавидовать боевой слон, настиг их на полдороге, но остановить уже не мог. Император великой империи и король местного значения в один миг преодолели отделяющий их от озера песчаный пляж и с хохотом, вздымая кучу брызг, бросились в воду. Они были еще не стары, у них впереди была вся жизнь и много работы, но сегодня они хотели отдыхать и веселиться, оставляя заботы на потом. И их не пугали ни пришельцы, ни англичане с американцами. Что для них какие-то враги? Ведь они не боялись самого страшного — воплей разгневанной женщины. Впрочем, она и не кричала — смотрела на них издали и, пока мужчины не видят, довольно улыбалась. Потому что пока у народа есть солдаты, готовые умереть, но защитить, этот народ будет жить.

Конец.