— И почему я совсем не удивлена? — хмыкнула Галка, — но... идти по нему ты не хочешь...
— Не хочу. Система идентификации на входе — помнишь ту весело крутящуюся надпись? — попахивает КОМКОНом, а у того все шифры — с системой самозащиты: скопировал — пошёл сигнал, неудачная попытка — пошёл сигнал, влез в тело шифра — пошел сигнал... И хорошо ещё, если в КОМКОН, а не на пульт администрации... местной администрации, — он качнул головой. — Всё. Резюмирую. Сначала идём вот в эту точку, — он уменьшил масштаб изображения и указал на рощицу местных деревьев — раскидистых, светлых. ("Антонида белолистая", — автоматически определила биологиня). На лошадях — час. Ставим лагерь с периметром защиты — полчаса. Оставляем лошадей и в темноте карабкаемся вверх до тропы роботов — метров триста... Сколько это по времени — и предположить не могу. Пусть будет час.
— Пусть, — улыбнулась следопытка.
— И три километра по тропе — но опять же в темноте. Ещё час. Потом надо будет вниз, на крышу. Она широкая, плоская. Видишь, даже посадочная площадка имеется. В пропасть, похоже с отрицательным уклоном даже — на верёвках, наверное... На Гессе я по стенкам бегать не умею... Да и на верёвках пауком — тоже.
— Час.
— Отдых после этого подвига... — он опять вопросительно посмотрел на неё.
— Полчаса минимум.
— Мне минут пятнадцать, чтобы нам войти в вентиляционную систему... Может, сумею вместиться в интервал отдыха... По вентканалу, — Блейк выделил одну голубую линию и провел по ней световой указкой, — мы войдём в здание, а выйти — не сможем. Лучше всего, вот над этим повороте вылезти в коридор. Двадцать два метра до лестницы. Четыре этажа вниз. Черный ход. Бояться — они там боятся, но не параноики ж! — изнутри выйдем свободно, и к вольеру! До ближайшего — пятого... — Блейк кликнул по точке у выхода, кликнул по точке у вольера... — двести восемьдесят пять метров... Только надо будет уложиться: выход из вентканала — не раньше трех часов пополуночи, а обратный влаз в него — не позже половины пятого. Собачья вахта. В это время даже геймеры спят. Научники ж тоже?
— "Собачья" — с полуночи до четырёх. На русских парусниках её второй штурман стоял.
— Не-е-е, ничего ваши русские в собачьих делах не понимали. Двенадцать часов — это ж самая жизнь, самая игра! Спать — и уже не хочется, и не хочется ещё! А вот в три... Глаза разодрать невозможно.
— Хорошо, дойдём мы до вольера, и что дальше?
— Просто: подбегаем, грызл чует чужих, кидается на тебя, на клетку то есть, ты вырываешь у него из ноздрей клок волос и... и мы рвём обратно.
— И вправду, всё просто, — усмехнулась девушка, — что ж, веди!
"Просто" ни фига не оказалось. Причём вовсе не из-за его неумения ползать по стенкам пауком или бегать по ним "аки посуху"... Будто в Даяне он смог бы пробежать три дюжины метров по вертикали ни разу не запыхавшись!.. Нет, как раз ту, тридцатиметровую пропасть они преодолели со всеми удобствами: неслышимый моторчик спустил два раскладных сиденьица по невесомой нити, (а потом, под утро — и поднял наверх) плавно и без всяких на то с их стороны усилий. И крючья, удерживающие всю эту конструкцию, забивать какими-нибудь чудо-молотами не пришлось тоже: они ввинчивались в скалу практически сами без всякого шума и пыли. "Кислоты какие-то... А потом выделяются цементирующие добавки") Нет, сюрпризы начались гораздо раньше.
На привале в их новом базовом лагере, пока Блейк устанавливал общую стационарную защиту, Галина Осиповна сразу же принялась за непонятное конструирование.
— Что это? — спросил Блейк, и неприятное предчувствие его не обмануло.
— Это будут пики. По штуке обоим.
— Зачем?!
— Представь, что тебе поставили задачу: найти в саване человека. Твои действия?
— Какой аппаратурой? — заинтересовался Блейк.
— Ну, откуда я знаю, какая у наших подпольщиков может быть аппаратура? Любая.
— Понял, — понял Блейк и начал озвучивать анализ: — Отслеживать движение, а потом отсекать по весу, по прямохождению и прочим параметрам — долго, нудно и неточно, а вот... засечь выстрел из современного оружия или же выявить цивилизационный фон — электронику, там, или... или стандартную защиту... Так мы что? — по ночным горам без оружия и защиты попрёмся?!
— Почему без оружия? С арбалетом ты уже неплохо управляешься и — вот... — она ещё раз раздвинула телескопическую конструкцию, клацнула последней защёлкой, встала и толкнула Блейку готовую пику.
Два метра, а лёгонькая-то... И как посох удобное, и как оружие... Словно клановые копья в Даяне...
— И как тебе? С этим будет страшно? Только — с этим?
Он, как в Даяне, крутанул копье вокруг руки... И Гесса напомнила о себе — копьё вырвалось, отлетело в сторону... Хорошо, не в сторону Гали... Она только покачала головой:
— Это делается так! — показала как, — Придётся тебя потренировать. Чтобы с нею ты не чувствовал себя беззащитным, — и улыбнулась: — И чтобы, когда ты с нею, не чувствовала себя в опасности — я.
Без средств стандартной защиты даже на Земле даже за грибами-ягодами не ходили.
После генетических войн за экологию взялись очень по-серьёзному. Массовый отток людей на звёзды, межпланетное разделение труда, развитая торговля — всё это позволило сильно снизить хозяйственную нагрузку на планету, леса разрослись, и расплодилось в них зверьё: зайцы, косули, олени и... и хищники. Встретить в средне-европейских дебрях медведя или стаю волков стало запросто. Среди обычных тем за общим разговором было и похвастаться добытым на прошлом пикнике снимком, скажем, притаившейся на дубовом суку росомахи.
Конечно, находились и экстремалы, не переводились и любители охоты, но те и другие сдавали специальные экзамены, проходили тесты, покупали отнюдь не дешёвые лицензии... Хочешь сознательно рискнуть — пожалуйста, хоть с рогатиной на медведя! Хоть с одним единственным рюкзаком в джунгли!
А вот "несчастные случаи по пренебрежения стандартной защитой при встречах с хищниками" — считались потерями недопустимыми. И мало того, что выжившие штрафовались беспощадно, так ещё и баллы социабельности сгорали при этом со скоростью пороха. А если страдали дети... Надеждам на любую карьеру можно смело говорить "прощай навеки".
Хотя какая там уже карьера, если не уберегли детей...
— Так тебе страшно? — повторила вопрос девушка.
— Непривычно, — подумав, ответил Блейк. — Так, значит, ноктовизор мы не возьмём тоже?
— Нет! — засмеялась научница, — всё будет, как в твоей любимой Даяне!
Да, всё было как в Даяне — даже рюкзаки.
" — Зачем?
" — Мало ли...
" — И чего нам мало?
" — Вода, припасы на один перекус и...
" — Какие припасы?! Мы должны уложиться в четыре часа!
" — Рюкзаки и припасы не обсуждаются! — прекратила обсуждение водительница. — Всё по минимуму — но берём!
(А про ноктовизоры они подумали и всё-таки взяли. Решили, что уже на самой территории лабораторного комплекса парочка лишних микромощных приборов тревоги не вызовет).
Но всё остальное — не было, как в Даяне! В Даяне он — да и она наверняка тоже! — он уже прокачал себе тёмное зрение. В Даяне пот не заливает глаза в конце часового подъёма. В Даяне случайная ветка не расцарапывает в кровь плечо. На Даяне царапина не бывает источником тревоги. Да какой там тревоги — почти паники! Ему зализали ранку! Потом заклеили. А потом вылизали ещё раз! — и заклеенное, и на пару сантиметров вокруг!
(" — А просто вытереть?
" — Влажной салфеткой? И куда девать её? Таскать с собою и вонять кровью? Выбросить? Чтобы какая-нибудь местная пантера на неё нарвалась, взбесилась и пошла по нашему следу?! В принципе, можно сжечь. Обычно так и делают. Но мы ж вроде бы прячемся, да?)
Да и ладно... Можно подумать, ему было неприятно! Нет, признаемся: в Даяне ощущение, как девушка облизывает тебе плечо, недостижимо... И недостижим этот сплав нежности и возбуждения. Недостижима возможность провести рукой по напряженной спине подруги, по выгнувшейся талии, по... Получить по рукам и услышать: "Утром... Всё будет утром...", и расслышать в голосе те, горловые интонации...
В Даяне не ощутишь сладость шоколадки — там, на крыше комплекса, у закрытого решеткой выхода вентиляции.
И в Даяне так не колотится сердце... Нет, это уже не от девичьих губ, это — когда они с Галей спускались из темноты вентканала в сумерки еле освещённого ночниками коридора и, как тати в нощи, крались к лестнице, а потом — к выходу. Хорошо хоть, дверь, как они и предполагали, оказалась изнутри незапертой: ещё вопрос, сумел ли бы Блейк в том состоянии вскрыть самый простой замок.
— Фу ты... — пробормотала на воле Галя, — теперь понимаю, как это: "... вместе с наёмным убийцей дрожать", — отёрла лоб, а потом стремительно притянула к себе Блейка, жадно поцеловала, оттолкнула и длинно выдохнула... — Ухх...
"Ухх...", — согласился с ней Блейк.
Но опустошения от ощущения сделанного не было, было... Было желание заорать во весь голос и было...
Теперь уже он сделал шаг к своей женщине, притянул её голову, нашёл губами её губы, накрыл ладонью её грудь — "грудь"! — ха! — доспех какой-то непроминаемый! Дёрнул вниз молнию... А что под этот "доспех" белья не положено — он уже знал. И — как напиться...
— Всё-всё... — пробормотала Галя, неуклюже высвободилась, отвернулась...— Вот вернёмся... — и только мягкий шелест обратного хода молнии.
Во внешнем комплексе ни тёмного зрения, ни ноктовизоров не требовалось тоже: тропинки, разбегавшиеся в разные стороны, подсвечивались рассыпанными вдоль них зеленоватыми фонариками.
— А это что?! — вскинул руку Блейк в сторону мигающих в воздухе точек, и тут же понял: — Светляки?
— Ага, — согласилась Галина Осиповна, — на Гессе сейчас модно. Почти во всех усадьбах есть. У нас в Базовом Лагере — тоже, — она уже вынула из рюкзака и теперь раздвигала и сщёлкивала свою пику. — Доставай свою. Знаешь, качественно релаксирует, как... как резко смять бумагу.
Действительно, простые движение успокаивали, успокаивали простые привычные механические звуки среди неземной какофонии — кваканий, шелестов, взвизгов, поскрипываний, мявов. Успокаивали, как... В детстве, вдоль улиц одного из городков, куда в очередной раз занесло его мать, росли ряды кустарника. По осени на них вызревали сотни белых, мелких — с горошину — плодов, которые так забавно лопались под ногами. Идешь, бросаешь парочку и — шлёп, шлеп, ещё бросаешь и опять — шлёп, шлёп... Вот так и тут: клац, клац...
Откуда-то слева раздался басовитый взрык, словно в ответ, кто-то истерично закаркал: вольеры не спали... Или проснулись.
— Первой пойду я. Так, трежер? — улыбнулась Галя. Она стояла, чуть опершись на светлое древко.
— Так, водительница, — улыбнулся Блейк и тоже встал. — Веди!
И она повела. Как привыкла — лёгким бегом, к ближайшему вольеру, к пятому. Шестьсот двадцать шесть метров. Три с половиной минуты.
Огроменный, вверх метров на шесть, загнутый сверху внутрь, пластиковый забор...
— Вот это да... — пробормотала водительница.
— Что? — не понял трежер.
— Посмотри на расстояние между кольями.
"Сантиметров по семьдесят, — прикинул Блейк, и понял: — Какая ж зверюга должна сидеть здесь, что не сможет, гарантировано не сможет, протиснуться сквозь такую изгородь?!"
Таблички с параметрами обитателей повсюду висели над входомами, до входа было ещё метров пятьдесят, но идти не потребовалось: зверюга себя явила сама...
Сначала это было просто тёмная тень, но чернота потихоньку сгустилась, приняла отчётливые очертания — это был лев. Но в холке ростом с него, с Блейка.
— Ничего себе, экземпляр... — ошарашено выговорила Галина Осиповна. — Блейк, не дёргайся, я — сейчас, и мы сразу сваливаем. А клетка вольеры специально на него рассчитана — выдержит.
Водительница, невольно оглядываясь на подходившего монстра, сняла с плеча арбалет, вложила стрелу ("Болт", — поправил себя Блейк) с синеватым оперением.
— Подходи-подходи, мальчик, — подняла она арбалет, — не бойся, больно не будет... Зато тебе приснятся тихие ласковые сны...
"Мальчик", кажется, не боялся. Он неспешно шёл по какой-то невидимой людям тропинке, поворачивая вдоль её извивов, явно красуясь всей своей трехметровой статью.
— Ближе, ближе... — чуть повысила голос Галина Осиповна, приманивая зверя... или уговаривая себя.
И зверь отозвался. Голос его особо громким не был — так, что-то вроде дружеского приветствия, но Блейку пришлось вытереть о куртку свои, сразу ставшие мокрыми, ладони.
"Как у Гали, у меня сейчас... А у неё всегда... Неужели она всегда живёт вот по такому градусу? И... И чего ж она ждёт-то?!"
И лев прыгнул.
Между ними было метров тридцать — этому чудищу хватило бы двух прыжков, но стрела вонзилась в вытянутую лапу ещё на первом, второй прыжок не получился, самец ещё шагнул пару раз... Но там же, в метрах пятнадцати, и свалился.
— И что теперь? — облизнул враз пересохшие губы Блейк.
— На болте — его органика. Я выдерну, срежу клок с гривы и уходим.
— Ты — туда?! Внутрь?!
— Ага, — она резко, одним движением, опять взвела арбалет, вложила новый болт, опустила ноктовизор, вгляделась... никого. — Доставай свой арбалет, прикроешь меня. И опусти ноктовизор. В случае чего, особо не меться — бей по контуру.
— А грива?! Болт не пробьёт гриву!
— Пробил бы и гриву, но это будут львицы.
Это и были львицы... Однако, они появились, когда Галина Осиповна уже запаковывала "биологический материал". И ей опять понравился Блейк: он подошёл к ограде, и одна самка бросилась на него. Так он удержался: не отпрыгнул, не отпрянул — устоял.
Вот же чудовища!
— Ко второму вольеру не пойдём. Чего-то перенервничала я. И словно предчувствие какое нехорошее. Возвращаемся.
И вот ещё чем Даяна лучше Гессы. Там возвращаться всегда проще — ставишь на автомат и идешь пить чай. Аватар обычно справляется. А тут...
Хотя, если честно, тут — тоже... Вот только опять же трехминутный проход по коридорам Внутреннего Комплекса нервов сжег не меньше, чем львиный прыжок. Зато потом подъёмник комфортабельно доставил их на тропу роботов, тропа была уже опробована — ровная, небо уже чуть просветлело, так что Галина Осиповна наверху перешла на свой излюбленный темп, и через пятнадцать минут они были против отметки спуска. Ну, а спускаться по не очень крутому откосу всё же легче, чем взбираться на него — Блейк успел как-то даже подуспокоиться...
Он — успокоился, а она...
Она словно ещё зарядилась, и всё, что обещала ему: "Утром, утром...", вот наутро и исполнила. Кажется, он впервые заснул раньше неё.
И увидел сон, в котором его Богини плескались в соседнем ручье и мыли друг другу волосы.
15. Долги наши
Пологие валы прибоя неспешно накатывались на пляж один за другим, один за другим.... Безостановочно, неудержимо... бесполезно.
"Нет, не то слово, — лениво поправила себя Вера Игоревна. — Что океану до какой-то там пользы каким-то людишкам? — равнодушно. Океан гоняет свои волны и сегодня, и завтра... и миллион лет, и миллиард... Вот это, наверное, и ломает привычную суету мыслей, слов, чувств: наглядная несопоставимость терминов — "завтра" и "миллиард".
