Она заметно опьянела, и, плохо соображая, готова была наброситься на меня прямо посредине бара. Девушку сильно возбуждала новизна, а ещё больше — собственная смелость.

За второй дверью в баре находился душ, я мягко повлекла туда свою новую жертву. На ходу она умудрилась сбросить с себя всю одежду и осталась совершенно нагой. Мне не пришлось усиливать её возбуждения, ундерианка и так буквально дрожала от страсти...

Йокаса, не добившаяся от Элос взаимности и потому решившая в последний раз накачаться зельем, довольно твёрдым шагом перемещалась в сторону своего нынешнего обиталища — одной из кают "люкс". Коридоры "Ил-Рамина" в этот час были совершенно пусты, и она могла позволить себе роскошь не обращать внимания на некоторую кривизну траектории движения.

Внезапно какой-то невзрачный человечек, любезно улыбаясь, преградил дорогу. От неожиданности брюнетка остановилась, как вкопанная, и только что не помотала головой, тем не менее нащупывая в кармане синтор. Ей показалось, будто заморыш возник ниоткуда, соткавшись прямо из воздуха, словно привидение. В первые пару секунд уверенная, что это обычная наркотическая галлюцинация, она незаметно проверила это старым испытанным способом, и с удивлением убедилась в обратном.

-Сказать тебе, где девка та сумасшедшая?

Недовольно глянув на фигуру, являвшую собой материальное олицетворение задержки наступления "кайфа", Йока невнятно выругалась сквозь зубы. Парню из их банды по имени Глай было около тридцати, он вырядился в дорогой костюм, и надо признать, подобрал его из багажа пассажиров с достаточным вкусом.

"Вот ещё, блин, поклонничек на мою голову", — огорчённо подумала Йока и довольно грубо осведомилась:

-Ну, какого ж ты хера к добрым людям пристаёшь среди ночи? Спать давно надо...

Глай несколько натянуто ухмыльнулся.

-Так дельце есть. Я ведь тоже понимаю — эта, косоглазая, неспроста объявилась... Нелюдь она, это как пить дать! Ну и Твер, конечно... Он, это, мне велел... Ну и я, тоже...

-Где она? — почувствовав вдруг колыхнувшуюся в груди змею ревности, выдохнула Йокаса.

-Где-где, да там же! Вместе со стервадесой этой, тощей, который час уже... А чем там занимаются, хрен бы их знал. Послушать-то нечем... Вот я и эта, думаю, может ты? Ты ведь у нас прям, голова!

Йокаса до скрипа стиснула зубы.

"Дьявол! Неужто я хуже этой драной шлюхи?! Да если бы с Эргой, и то понятно, но эта?"

Дело было минутное. Забрав в рубке одну вещицу, она подключилась к линии связи, заканчивавшейся в баре...

"...О-ооо... да, да!! Боже! Я не могу... Боже мой!!!" — понеслось из миниатюрного динамика.

Рука Йокасы едва заметно дрогнула, а в глазёнках Глая поплыло разочарование.

Очнулись мы всё-таки в баре. Прямо на ковре. И как только тут оказались?

В то же мгновение я поняла, что нас подслушивают! Какой-то урод расположился в коридоре, подключившись к линии связи. Конечно, потребовалось меньше секунды на то, чтобы линия заглохла, а доморощенный шпион крепко заснул, но я несколько разозлилась на себя за проявленную беспечность. Власта, узнай она об этом, выругала бы, как курсанта, и была б сотню раз права!

По часам "Ил-Рамина" было или очень поздно, или чертовски рано — с какой стороны посмотреть. Лайнер, и без того довольно просторный от неравномерности размещения в нём людей, теперь был совершенно пуст. Только недремлющие глаза видеодатчиков сканировали вымершие коридоры.

До Таншерры оставалось трое суток хода...

-Не знай раньше, никогда не поверила бы, что это у тебя впервые, — заметила я, чтобы возобновить разговор. -С точки зрения эмоций любовь женщин — фантастическая вещь! Мужчины устроены совсем по-другому и редко способны понять наши желания.

Джисси блаженно улыбнулась, не открывая глаз, только ресницы затрепетали.

Проведя ладонью по девичьей груди, я перешла к главному.

-Знаешь, для всех, кто на борту "Ил-Рамина", прежняя жизнь кончилась.

Внешне могло показаться, что девушка меня не услышала. Поднявшись с настила и сев на пятки, она разглядывала вереницу бутылок с бесстрастным, аутичным лицом. Но под растрепавшейся причёской бушевал океан эмоций.

-Когда сдуру решила завербоваться на этот круиз, наверное, моча в голову ударила! Эти ублюдки не оставили выбора — я не собиралась сидеть в холодильнике и ждать, когда какому-нибудь козлу вздумается надеть мою задницу.

Она заговорила неожиданно низким, хрипловатым голосом.

И лексика была довольно странной для такой поэтичной души...

Вскинув глаза, вдруг покраснела:

-Извините, это я от волнения. Больше я же не могла терпеть... сегодня...

-Знаю, — обронила я.

В глазах блеснуло безумие.

-Вы видели?! Я устала от этого. За меня всю жизнь решали, что я должна делать... Я всегда обманывала, даже саму себя, когда говорила, что взялась за эту работу ради денег. Конечно, из-за них тоже, но не в первую очередь.

Приняв позу внимательной слушательницы, я воззрилась на молодую ундерианку.

-Сколько себя помню, в нашей семье никогда не было денег. Точнее, деньги-то были, но их всегда чуть хватало до следующей зарплаты родителей. Ещё девчонкой я запомнила не раз повторённый матерью вопрос, которым она отвечала на мои просьбы что-нибудь купить: "А ты знаешь, сколько денег уходит у нас на питание?" Я задумалась, стала приглядываться, и вскоре решила — когда вырасту, буду обязательно экономить на питании!

Опасаясь показаться вздорной, девушка подозрительно уставилась на меня.

-Нельзя же целую жизнь приносить в жертву полной тарелке, — добавила она, словно оправдываясь.

И успокоенная моей безмолвной поддержкой, продолжила:

-Со стороны наша семья казалась благополучной, но я-то каждый день видела и отца и мать. Понимала, что ему со мной неинтересно — по выходным отец подолгу спал, или созерцал по видео бессмысленные спортивные передачи. Мать укоряла его за лень, а он отвечал ей богатырским храпом. В будние дни папаша стремился улизнуть куда-нибудь сразу после работы и появлялся уже поздно вечером, заметно навеселе...

"Ага, вот откуда у неё предрасположенность к алкоголю!"

...-Из этого я сделала вывод, что ему так же неинтересно и с матерью. Став постарше, принялась наблюдать за семьями школьных подруг — увы! Подобные отношения между родителями оказались типичны. Поняв это, решила, что никогда не выйду замуж...

Облизнув губы, девушка перекатилась по ковру, потянулась к основанию барной стойки, выудила оттуда фигурную бутылку и отхлебнула из горлышка. Правда, немного.

-Хочешь? — протянула мне.

-Ну вот, отмучилась я в школе, поступила в какой-то институт, даже название вспоминать не буду. И если бы ты спросила у меня, отчего я поступила именно в этот, я бы не ответила...

Лонхкасл, город, в котором она выросла, был по ундерианским меркам не мал, но и не особенно велик. Главное — он был явно тесен для тех миллионов живых существ, ходивших, ездивших и летавших в нём без перерыва. Город лежал на обширной плоской равнине в умеренно прохладном климатическом поясе и являлся провинцией, упрямо не желавшей признаваться в этом.

Конечно, на Ундери существовали тысячи городов куда более провинциальных, жители которых мечтали поселиться в городе Джисси. Но ей, с детства немного поездившей по планете с родителями и видавшей места куда более красивые, этот Город не нравился.

Во-первых, он был до неприличия сухопутным — не только не стоял на берегу океана, моря, или на худой конец большого искусственного водоёма: в Городе не было даже захудалой речки.

Надо сказать, при этом большую часть года воды в нём хватало — она падала с неба в виде мелкого дождя, или, что для Джисси было гораздо хуже — в виде противного мокрого снега, мгновенно превращавшегося в грязь на скверно убиравшихся улицах.

Во-вторых, ей, по бедности вынужденной пользоваться общественным транспортом, ужасно претила теснота. Толпы людей, постоянно ломящиеся куда-то по переходам, приводили в тихое исступление, рождая ненависть к толпе в целом и к каждому человеку в отдельности. Ко всем этим рожам, отмеченным печатью тупости или безразличия, злобы или презрения, скуки или отчаяния.

В-третьих, Город не был красив — ни архитектурой, ни пышной южной зеленью, ни местами, на которых стоял. Джисси просто бесили местные самоучки-поэты, корявыми строфами лепившие дешёвые признания ему в любви, изредка оплачивавшиеся муниципалитетом. Здания Города, в подавляющем большинстве построенные в потрясающем стиле заводских корпусов, были предельно функциональны, а то и очевидно убоги.

Конечно, в Городе можно отыскать уголки, смотревшиеся в целом неплохо. Именно на этом играли местные видеохудожники, строившие кадр таким образом, чтобы в панораму не угодила какая-нибудь помойка...

Кадр получался, а местные жители потом тщетно силились понять: "И где же это у нас красота-то такая?!"

Но даже если зашориться, не глядя по сторонам, красивых мест в Городе было немного. И Джисси, топтавшей его улицы с самого рождения, места эти успели порядком поднадоесть.

Лишь выбираясь куда-нибудь на природу ей удавалось ненадолго избавиться от давящего ощущения перенаселённости, скученности, тесноты. От вечной грязи, холода и ветра, обыденных зимой, весной и осенью, от пыльной знойной духоты коротким, как вспышка, летом.

Может, её нелюбовь к Городу объяснялась инстинктивным отторжением однообразия? И если бы Джисси жила на субтропическом курорте, то через несколько лет так же возненавидела бы горы и океан, как и ту унылую гнилую равнину?

Не знаю, не знаю...

Но лотерея её судьбы выпала именно так, а не иначе, вызвав в душе девушки стремление к перемене мест, к путешествиям.

Однако дальние поездки и романтические путешествия требовали немалых денег...

К тому времени Джисси поняла уже, что интересовавшие её специальности невозможно получить по причине дороговизны обучения. Те же, что оставались доступными — были неинтересны. Или вообще противны, что намного хуже.

Вот тогда-то она осознала, прочувствовала, как романтические девушки и юноши превращаются в серых и скучных, нетребовательных и ограниченных взрослых. Бытовые заботы, этот яростный бег внутри стоящего в пыльном углу и вертящегося на месте колеса! Исподволь, незаметно отбивают они способность увлекаться, желать, жаждать, а вслед за этим отбивают охоту жить. И многие из людей перестают быть мыслящими существами. Каждый по-прежнему ест, спит, работает, отправляет естественные надобности. Но думать и мечтать перестают...

В жизни её не происходило решительно ничего увлекающего, ничего значительного. И Джисси поняла, что ни с ней, ни с кем-либо из её знакомых никогда ничего подобного не произойдёт. Жизнь гонит всех, миллионы и миллиарды, по узкому и унылому коридору обыденности, будто скот на бойню. И только те, кто имеют деньги, наверное, могут позволить себе роскошь остановиться и повернуть, куда больше нравится им.

Тогда она стала мечтать о деньгах. О них думала любая девчонка, разница была в том, что Джисси их нужно было очень много. Зарабатывавшие на стороне студентки ради лишней сотни были согласны на что угодно. А ей... Мало денег, или чуть-чуть больше... Для неё чуть больше, чем мало — было всё равно что ничего! Складывать единички на строчках нищенского счёта, сводить концы с концами, чтобы потом, когда-нибудь, позволить себе исполнение маалюсенького желания? Фу! Мелко и унизительно!

Но когда она говорила об этом подружкам, в ответ слышала: "За гонор никому денег не платят, а ты эту философию сочиняешь, чтобы только не признаваться, какая на самом деле лентяйка!"

Как-то познакомилась с парнем, учился на том же курсе, только в технологическом. Стали встречаться.

Зачем? Уже пора, а то подружки хихикают. Коридор, коридор обыденности...

Лмаах был не хуже остальных — ни физиономией, ни ростом, да ведь и она не уродилась красавицей. Постель? Ничего особенного: ни печали, ни радости.

Приятель оказался довольно расчётлив: как-то Джисси узнала, что знакомился он всегда только со своекурсницами — чтобы, стало быть, в один год закончить учёбу. И давно поговаривал про лёгкие заработки в космических круизах. Сам стремился попасть на какой-нибудь из них, в любом качестве, хоть последним стюардом. А узнав, что на "Ил-Рамин" требуются девушки, тотчас же сообщил об этом Джисси.

Лмаах считал, что она должна была немедленно уписаться от счастья и, ломая каблуки, бежать подавать документы.

Выслушав всё, что подружка думает по поводу "холуйской" работы, юноша надулся и просидел так ровно три минуты. (Для Джисси это были пустяки, она могла легко молчать сутками подряд).

Через эти минуты он принялся с новыми силами расписывать, насколько им понадобятся деньги, когда они "создадут семью и появится маленький".

Девушку едва не вывернуло наизнанку от этого бабьего выражения.

Рассказывая, Джисси даже прикрыла на секунду глаза и высунула язык, демонстрируя глубину эмоций. К этому времени она выпила более, чем достаточно, но, к моему удивлению, качество рассказа от этого не пострадало. Изъяснялась по-прежнему предельно образно, а в её воспоминаниях я видела всё собственными глазами.

...Тогда она сдержалась, только опустила веки и слушала весь этот бред, думая, что здесь, вероятно, её отношения с "одноклеточным" и закончатся. С трудом отыскав паузу в словоизлиянии, клятвенно пообещала подумать, наскоро попрощалась и выскользнула из жилого модуля.

Довольно поздно, в коридоре никого.

Джисси было нечем дышать, она отчаянно хотела глоток свежего воздуха. Всем своим весом нажав на ручку двери, едва сдвинула её с места, чтобы выскользнуть на балкон.

В этот час и небо между спящими громадами чёрных домов городской окраины, и едва видные улицы далеко внизу, были совершенно пустынны. Тускло-жёлтый диск ночного светила висел над крышей соседнего корпуса, словно пытаясь притянуть в небо махину, оторвать её от фундамента и увлечь ввысь.

Девушка долго смотрела в чёрное небо, на спящий, будто вымерший, город и про себя твердила: "Боже, какая тоска, какая распроклятая тоска!"

"Но в этом круизе будет множество богачей. Отчего не попробовать связаться с каким-нибудь из них?" — пронеслась в голове гадкая мыслишка.

Нащупав в кармане обёртку, скатала её в комочек и положила на узкую поверхность ограды.

Воздух почти не двигался, но и шарик был невесом.

"Сдует — пойду в стюардессы".

Словно услышав эту мысль, пластиковый комочек слегка дрогнул, качнулся — и исчез, навсегда растворившись в бездонной пропасти ночи...

И вот сейчас, закончив рассказ, она глядела на меня сквозь зыбкое марево опьянения, называла мои глаза "горящими" и "нечеловеческими", безмолвно благодаря ундерианский ночной ветер за тот едва заметный порыв.

У девушки была богатая и страстная фантазия. Я отлично видела, как в облаках паров элга, плывущих в её мозгу, уже рождались, переплетались сами собой, развивались и улетали в космические дали весьма замысловатые и очень дерзкие идеи. Проведав о них, тот молодой человек, Лмаах, считавший себя её женихом, немедленно бежал бы в ужасе и без оглядки.