Поглощая пищу, я внимательно присматривался к болгарам. В основном, все они были черноволосы, но их миндалевидный разрез глаз не походил на азиатский, который я знал. Их облик и смуглая кожа полностью отвечал типажу средиземноморских народов Европы. В Киеве мне не пришлось встречаться с болгарами, печенегами или хазарами. Правда, как мне говорили ребята из дружины, эти три народа были похожи друг на друга, но с некоторой оговоркой. Если болгары были все 'лица болгарской национальности', то среди хазар различали 'белых' или 'царских' и 'черных'. И, если 'белые' хазары были похожи на болгар, то 'черные' были узкоглазыми степняками-тюрками. Почти такое же различие было и у печенегов. Печенегов по крови было немного, и они были огромного роста с европейскими лицами. Остальные же, которые причислялись к печенегам, были, скорее всего, из тех же степняков, что и 'черные' хазары, но только покоренные не хазарами, а печенегами.
После ужина многие из болгар, или былгар, как сами они себя называли, стали завязывать разговоры с моими ребятами, те охотно шли на контакт. Особенно болгар притягивали к себе три моих ученика: Мстиша, Ратибор и Вольга. Старый черноусый воин с секирой, назвавшийся Вуйко, почему-то сразу спросил у Вольги, а не из невров ли тот будет. Вольга отшутился, сказав, что невров на земле осталось столько, сколько пальцев на одной руке, а то и меньше, да и те уже в больших летах. К тому же, добавил Вольга, невры, как я слышал, не любят воевать. Среди них всё больше оборотни, да волхвы. Правда, кто, если все же их воевать заставит, то только на свою беду. Этим бойцам почти нет равных во всем поднебесном мире.
— Ну, в поднебесном мире столько великих бойцов и богатырей, что не перечесть. Разве ваш, старшой, не великий боец?
Вольга, при упоминании обо мне, вдруг как-то весь преобразился и кинул мимолетный ласковый взгляд на меня. Мне от этого взгляда стало так тепло и радостно, что на глазах, чуть не выступили слезы. Вольга ответил совсем тихо:
— По мне, да. Я, думаю, для всего нашего десятка, наш учитель самый лучший в мире. Однако у него есть одна притча, которую он не устает повторять нам. 'Не говори и не думай, что ты самый красивый, найдется красивее тебя; не говори и не думай, что ты самый умный, найдется умнее тебя; не говори и не думай, что ты самый сильный, найдется сильнее тебя'.
— Хитро...
— Но всегда добавляет, 'на красивость наплевать, однако если ты постоянно будешь учиться у более умных и заниматься, совершенствуя своё тело и умение сражаться, то более умных и сильных для тебя, станет значительно меньше, и на твоей жизни ты таковых можешь даже и не встретить'.
— Хитро...
— Какие же у меня прекрасные ребята, — подумал я.
Вот уж никогда не рассчитывал, что обо мне кто-то может так сказать, тем более, воин средневековья. Нет, сказал я сам себе, ни за что я не превращусь в волота. И, если уж так случилось, что Никита-Кожемяка и волот одно и то же лицо, то победит первый, чего бы это мне не стоило.
Мои сопливые размышления прервал Аспарух:
— Никита, а моих ребят ты пошлешь в ночной дозор?
— Аспарух, дорогой, мы же договорились, что своими людьми распоряжаешься ты. Мы с тобой сейчас только согласуем, куда их посылать.
Помимо трех дозоров моих ребят, были составлены дозоры из болгар. Теперь наш лагерь всю ночь охранялся с четырех сторон.
Ночь я проспал, как убитый.
На утро, доев остатки вечернего пиршества, мы снова двинулись в путь. Вольга с Птахом ускакали в первый дневной дозор. Но, буквально, через час прискакал Птах с криком:
— Наших бьют!
Ратибор с Рогдаем уже было, стеганули коней, но я охладил их пыл:
— Птах, кого бьют, Вольгу? Не верю.
— Ну не бьют, конечно, но наседают.
— Давай коротко и ясно, кто, что, почему?
Птах на секунду задумался и выпалил:
— Они купцы, не ждали нас увидеть, испугались. Их охрана, ни с того, ни с сего, напала на нас. Охрану мы отогнали. Так купцы ещё больше перепугались, ощетинились копьями, достали луки и стрелы. Вольга послал к тебе, а сам остался на месте и пытается разъяснить торговому люду, что мы не тати и не мурмане, а из киевской дружины.
— Аспарух, Добронрав, Мстислав, Птах со мной. Кувалда, за меня. За Аспаруха... — я требовательно посмотрел на княжича.
— За меня Вуйко.
И мы погнали коней.
Голос Вольги я услышал ещё из-за деревьев. Парень кричал, что он киевский дружинник, а не разбойник или мурман. Но чей-то голос, по тональности очень похожий на визгливый бабий крик, отвечал:
— Знаем мы вас, супостатов, прикидываетесь овечками, а сами берете все до чего дотягивается ваша рука.
— Ты, что несешь, скопец?! Когда это кметы Киевского князя грабили гостей новогородских?
— Да какие вы, киевские! Переодели одежку, а забыли убрать свою главную примету, разбойники мурманские. Но Резанного не проведешь!
Мы прискакали очень вовремя, потому что Вольгу уже начали обходить с флангов лихие ребята из охраны, а другие постреливать из луков из-за возов, отвлекая его внимание.
Правда, увидев нас, охранники быстро ретировались за возы, а я громко спросил:
— Что здесь происходит?
Поскольку вопрос ни к кому конкретно не относился, из-за возов послышался опять 'бабий визг':
— Ага, вот и помощь подоспела! Готовьтесь, ребятушки, не посрамим воев Новогорода! Сразимся с мурманами, супостатами нашей земли!
— Вольга, в чем дело? Почему нас принимают за норманов?
— Не пойму. Этот визглявый утверждает, что опознал в нас норманов по какой-то примете.
— Хорошо, оставайтесь здесь, а я сам договорюсь с ними.
Я слез с Ворона, включил 'око' и вышел перед возами на открытое место, подняв руки:
— Я безоружен, могу подойти ближе к возам, чтобы глотку не надрывать? Или вы такие пугливые, что и безоружных боитесь?
— Валяй, подходи! — ответили мне.
Я пошёл вперед, готовый вмиг отреагировать на звук брошенного в мою сторону ножа или пущенную стрелу. Однако никаких враждебных действий не последовало. Людей за возами было много, примерно, сотни полторы. Вооружены были хорошо, но без броней. У многих были луки, а у некоторых даже самострелы.
— Остановись! — приказали мне. Я остановился, не дойдя, примерно, десяти шагов до купеческой обороны.
— Кто такой?
— Десятник 'молодшей' князевой дружины, Кожемяка. Следуем на заставу Вышаты, а вы кто будете?
— Мы, гости Новогородские. Домой к себе едем. Пошто, ты, Кожемяка, нам дорогу перекрыл?
— Тебя, как я слышал, Резанным прозывают?
— Ну!
— Котяшки гну, не дать тебе одну? Ты старшим обоза будешь?
— Ну!
— Что ты разнукался, не запрягал ты меня, вот и не нукай. Наткнулся на дозор моего отряда и в портки наложил, да ещё подбиваешь своих охранников на смертоубийство! Обеспамятовал что ли?
— А чем докажешь, что правду говоришь?
— А вот сейчас мы на вас ополчимся, да хан Аспарух со своими сорока болгарскими стрелками, да свалим все твои возы в пыль, чтобы нам дорогу не загораживали, тогда сразу поймешь, где правда, а где кривда. Ты, что думаешь, если бы мы были норманами, разговаривал бы я с тобой здесь и сейчас, да без оружия? Или снова думаешь, что хитростью хочу твой обоз взять. Может, всурьёз думаешь, что сможешь против полусотни воев устоять?
— Ладно, не стращай, мы свои жизни дорого продаем. Мы новогородцы не из пужливых будем.
— Ах, не из пужливых, так выходи, поговорим, как люди. А то прячешься за тюками с добром, как баба, да кукарекаешь оттуда визгливым голоском. Выходи, давай, может, вблизи лучше разберешь кто свой, а кто чужой. Выходи, не пужливый, не обижу.
Из-за тюков вначале показалась плешивая голова, затем проявилось безбородое лицо, сморщенное, как моченое яблоко, тонкая шея и, наконец, тщедушная фигурка. Человек был одет не бедно, не богато, а так, как положено старшему приказчику: хорошая льняная рубаха, атласные порты, забранные в мягкие кожаные сапожки. Поверх рубахи был надет короткий кафтан, который доходил своему хозяину до колен. Справа на поясе у Резанного болтался длинный нож.
— Интересно, — подумал я, — А умеет ли он с ним обращаться?
Новгородец спрыгнул с воза, довольно ловко, и неспеша, вразвалочку подошёл ко мне. Он был среднего роста, примерно, метр семьдесят, лет сорока пяти, пятидесяти.
Пока он подходил ко мне я успел рассмотреть его жилистые руки и упругую походку, хотя он и пытался скрыть это.
— Ну и хитрая рожа, этот новгородец. Не такой уж он и хилый, как хочет казаться, — но вслух произнес иное:
— Вот и ладно, хоть увидел одного живого новогородца. У вас там все такие?
— Какие такие?
— Хитрожопые, как ты.
— Ладно, не надсмехайся. Теперь вижу, что вы не мурмане, у них таких рож, как у тебя не увидишь, но ещё не уверен, что вы кияне.
— Понятно. Ты тоже на новогородца не очень-то похож, скорее на евнуха из арабских гаремов. Ты же утверждаешь, что новогородец.
— Меня всяка собака в Новогороде знает.
— Здесь тебе не Новогород, а я не Новогородская собака. Так что, примем на веру и разъедемся по мирному, или будем друг дружке дорогу загораживать?
— Загораживать не будем, но и с раскрытыми объятьями навстречу не пойдем. Договоримся так, мы пойдем по одному краю дороги, а твои люди и булгары пойдут по противоположному. А, чтобы у вас соблазна не было, мы с оружием пойдем настороже.
— Договорились, давай разворачивай возы, а мы все выйдем, чтобы вы нас всех видели.
Я повернулся к новгородцу спиной и пошёл к своим ребятам. Весь отряд уже подтянулся. Мне пришлось пересказать то, о чем мы с новгородцем договорились. Аспарух только покачал головой, но ничего не сказал. Строго посмотрел в сторону своих болгар. Я тоже посмотрел на эту разношерстную плохо вооруженную толпу. В моей голове закрутились мысли, а затем мой 'глаз' начал рыскать между возами. Оказалось, что в возах, помимо всяких тканей, пряностей и драгоценностей, было и оружие, были брони и доспехи, луки и стрелы.
Пока та и другая сторона выстраивались по краям дороги, я отъехал с неё, слез с Ворона и, как настоящий алхимик начал творить из 'философского камня' золото. Творил его по образу и подобию на примере тех монет, которые находились в моем кошеле. Сотворить золото мне удалось не сразу, потому что перестроить кристаллическую решетку простых камней в решетку благородного металла не удавалось. Но минут через двадцать мне, как настоящему скульптору, наконец, удалось отсечь все ненужное. Ещё через пять минут у меня в кошеле находилось много настоящих золотых самородков, на которые я смог бы купить пол обоза новгородцев.
Однако я не спешил лезть с предложениями к каравану новгородских гостей, и ждал, когда обе стороны разминутся. Последними с каждой стороны, как и полагается, оказались договорившиеся представители данных сторон, то есть, Резанный и я. И вот здесь-то, до того, как новгородец, успел сказать мне 'Прощай!', я обратился к нему с вопросом:
— А в твоем обозе есть возы с оружием?
— Есть.
— А можешь продать нам его? Ну, то, что выберут мои люди.
— Если хватит сребра, да золота, почему не продать.
Пришлось вновь слезать с коня и на расстеленную дорожную суму высыпать перед ним самородки. У новгородца заблестели глаза, и он сразу же начал говорить, что оружие у него очень дорогое, всё в самоцветах и лучших мастеров Востока.
Я спокойно объяснил ему, что в самоцветах нам не нужно, а того, что у меня есть, хватит, чтобы купить половину его каравана. Резанный понял, что я цену золоту знаю, знаю и цены на рынке, потому спокойно согласился, предвкушая и так большую прибыль.
Я остановил своих и болгар, а Резанный остановил караван. Все подводы с оружием перекочевали в хвост каравана.
— Аспарух, пусть твои люди выберут себе оружие и доспехи, только не то, что блестит, а то, что достойно воя и не подведет в бою. Коней, к сожалению, нет, поэтому всё купленное оружие распределим так: часть его, самое необходимое, воин понесет на себе, остальное положим в одну подводу, запряжем в неё двух наших коней и так доберемся до заставы. Согласен?
— Я не могу принять от тебя столь щедрый дар, Никита.
— А это не дар, это военная необходимость. И потом, ты со своими людьми давал мне клятву, идешь со мной на заставу не пировать, а охранять землю киевскую. И потом, как же ты, княжич, предстанешь пред очи Вышаты с таким воинством?
Последний довод, очевидно, оказался самым действенным, поэтому Аспарух более не стал возражать. Болгары сначала не поверили тому, что им сказали, но потом Аспарух им точно всё объяснил, и они степенно разошлись по импровизированному оружейному базару. Мы с Аспарухом и моими ребятами тоже пошли взглянуть, чем собирались торговать новгородцы.
Какого только оружия, щитов и доспехов здесь не было! Я увидел Дамасскую сталь клинков, кованые щиты тяжелой арабской конницы, хорезмийские кольчуги тонкого двойного плетения, кожаные доспехи с нашитыми бляхами, поножи, наручные доспехи, предназначенные для защиты предплечий от кисти до локтевого сустава и плеча, от локтевого сустава до ключицы, шлемы с мисюрками, дротики и тяжелые копья для конников.
Болгары очень продуманно выбирали себе оружие. Каждый приобрел себе лук среднего боя и по две тулы стрел, простые кожаные доспехи с металлическими нашивками, деревянный щит, обитый по окружности железом, с тарчем, два дротика и по два метательных ножа. А вот в выборе индивидуального оружия ближнего боя интересы разошлись. Большинство предпочло сабли, пятеро бойцов, у которых были секиры, взяли себе короткие азиатские мечи. Ещё шестеро болгар последовали их примеру. Я посоветовал всем приобрести поножи и доспехи, защищающие предплечья обеих рук. Аспарух отобрал примерно такое же оружие, но доспех выбрал себе, состоящий из хорезмийской кольчуги двойного плетения с наклепанными на неё стальными пластинами, спереди почти до колен, а сзади, прикрывавшими задницу. Сама кольчуга по окружности доходила до колен, а по бокам имела разрезы, чтобы не мешать человеку шагать, прыгать или садиться на коня.
Я приказал болгарам подобрать себе и добротную одежку с обувкой.
Отобрав все оружейные причиндалы, мы сложили их в ряды по видам: доспехи к доспехам, щиты к щитам, сабли к саблям и так далее, чтобы легче было считать и рядиться. Я знал, что в розницу простой кожаный доспех стоил гривен пять серебром, деревянный щит, примерно столько же, а вот сабли из дамасской стали, короткие азиатские мечи да хорезмийская кольчуга с пластинами продавались на вес золота. Но точную цену я не знал, поэтому спросил у своих и болгар о цене каждой вещи. Мне всё объяснили, чего и сколько стоит. Объяснили и разницу в цене между розницей и оптом. Я быстро прикинул в уме, сколько же всего самородков уйдет на такую прорву вооружений...
Получалось, что не так уж и много, дай бог всего половину из того, что у меня было. Однако следовало ещё и поторговаться. В этом я был не силён, потому попросил кого-нибудь из болгар вести торг. Вызвался Вуйко.
Когда Резанный со своими счетоводами подошёл и объявил цену, я решил, что повода для торговли нет. Выходило даже дешевле того, что я насчитал, но Вуйко, сразу заявил, что такая цена, может быть, и устроила его в Новогороде, но мы берем товар в пути, на очень большом расстоянии от города, чем облегчаем путь каравану. Вуйко назвал свою цену, которая, конечно, не устроила новгородца. И начался торг.
