Маулихакти или Вернись ко мне!

— Она тоже была в тяжелых обстоятельствах. Ей нужно отдохнуть, отвлечься от произошедшего. Ей нужно пожить, решая проблемы лени, работы в маленьком офисе и накоплений на дорогую безделушку или отдых на море. Ей нужно что-то простое и незатейливое. Думаю, лет семьдесят ей хватит, чтобы перевести дух...

— Меня здесь никто не помнит? — прислушиваясь к себе и уже зная ответ, спросила я.

— Тебя здесь никогда и не было, — спокойно и уверенно отозвалась спутница. — Твое место заняла она.

Вспыхнувшая было ревность и обида быстро пропали. В душе наступил мир и твердая уверенность, что все так и должно быть. А еще появилось желание пожалеть эту незнакомую девушку, ставшую для самого любимого мною человека дочерью. Почему-то она в одну минуту стала мне родной, близкой, почти младшей сестрой. Странное чувство, но я не стремилась заниматься самоанализом.

Присела на корточки и достала из-под кровати старого зайца. Плюшевая игрушка была со мной всегда и мы обе знали, где мы его прятали. Пара слезинок упали на него и мгновенно впитались. Я заставила себя улыбнуться и положила зайца на подушку, рядом с головой незнакомой сестры.

— Береги себя и постарайся быть счастливой, хоть иногда, — прошептала я.

Я знала, что она не услышит, но сейчас хотелось именно прошептать.

Встала и повернулась к старушке.

— Пойдем, — кивнула спутница.

Она неловко повернулась и так же хромая дошла до шкафа.

Старушка отодвинула дверцу. Вместо одежды внутри была чернота. Только не обычная темнота, какая бывает при отсутствии света. Эта была живая и... по-своему, черная. Чувствовалось, что эта чернота не имеет никого отношения к физическим законам Земли. Она была чуждой, тяжелой. А еще эта чернота была в чем-то знакомой.

Моя спутница, опиревшись на шкаф одной рукой, с трудом забралась внутрь, похоже у нее сильно болели суставы, и растворилась в черноте. Пронаблюдала, как фигура старушки исчезла в бездне. Я последовала за ней. Меня подмывало оглянуться в последний раз, но я удержала себя от этого. Хватит на сегодня слез и жалости к себе.

Чернота обступила со всех сторон, лишая ориентации, зрения и слуха. Жуткое ощущение полной беспомощности, когда ты не знаешь ничего об окружающем тебя пространстве, когда сознанию не за что зацепиться. Где-то читала, что мозг в таком состоянии, без внешних раздражителей, быстро сходит с ума.

Но, у меня не было страха. Почему? А потому что я почти сразу узнала ту черноту. В ней не было переливов цвета, она была другая, но совершенно точно, того же свойства, что и черное пламя. От нее исходило та же прохлада и тепло одновременно.

В следующее мгновенье, как меня обступило это нечто я расслабилась. Я доверяла черноте, едва ли не больше, чем всем кого знала в этой жизни. Она меня не тронет, не причинит вреда.

Какое-то время я плавала в темноте. Счет времени сбился достаточно быстро. Я уже почти поверила, что и меня никогда не было. Не было и миров, не было и жизни. Что уж там, даже меня уже нет. Все воспоминания быстро стали блеклыми и казались не воспоминаниями, а простой фантазией от скуки.

Я была здесь вечность, с самого начала. До этого ничего не было. И после ничего не будет. А что может быть кроме этого неведомого пространства?

Что меня удержало от того, чтобы не поверить в это окончательно? Как не смешно, но это была вера. Я верила, что должна вернуться. Я забыла куда должна вернуться и где меня ждут, потому что была уверена, что мне нет места ни в одном из миров, даже выдуманных и даже если бы они существовали.

Перед внутренним взором, почти бессвязно и расплывчато всплыла одна и та же картинка, снова и снова.

Большой зал, но я вижу лишь небольшой кусок этого места. Я не вижу лиц, не слышу звуков и голосов. Только кто-то, чьего лица я никак не могу рассмотреть, как не стараюсь стоит на коленях. На нем горит одежда ярким, свергающим голубым пламенем. Он шарит руками по потрескавшемуся полу, его горящие пальцы, скользят по граниту. Я чувствую, уверена, что он много говорит, много и надрывно кричит, но до меня доносится только одно:

— 'Вернись ко мне! Вернись ко мне! Вернись ко мне!'

Я слышу только это. Но, чувствую еще и боль, огромную, невыносимую душевную боль. Эта боль не дает забыть окончательно о том, что я где-то была.

Я жила!

Я была в другом месте!

Есть и другие места, не только эта чернота и пустота.

— 'Вернись ко мне!'

Эта боль, она держит, она не пускает. Почему кто-то так страдает там, где ничего нет? Как можно в таком месте испытывать хоть что-то? Много вопросов — и все без ответа. Почему? Зачем так страдать? Почему не забыть? Ведь все забывается, все проходит?

— 'Вернись ко мне!'

Ушла целая вечность на то, чтобы понять так могут страдать только по тому, кто нужен, по тому, кто важен. Я нужна. Я кому-то, где-то нужна! Я должна найти это место. Я его найду.

'Я вернусь!'

Как только эта мысль сформировалась внутри меня окончательно и непоколебимо — под ногами очутился пол. Это было так неожиданно и резко, что я не удержалась на ногах и плюхнулась на попу. Еще в полете вспомнилось и все остальное. Я, черт возьми, знаю кто я такая!

Зажмурилась, привычно выматерилась и потерла ушибленное место.

Я сидела в большом зале. Откуда именно исходил свет — было непонятно, потому что здесь не было светильников, факелов или другого источника света. Просто в зале было достаточно светло, чтобы осмотреться.

Первое: я снова маули. Бинты и рисунок на обнаженных ногах узнала сразу. Уже легче, по крайней мере — это точно лучше, чем думать, что тебя никогда и не было.

Второе: у зала вокруг не было стен, точнее я не смогла рассмотреть в полумраке сгущающейся черноте стены. Выходило, что очень небольшой кусок зала, в семьдесят — восемьдесят метров диаметром освещался, а то, что скрывалось в темноте — оставалось только гадать и предполагать, что там должны быть стены.

Третье: потолка я тоже не заметила. На высоте пятиэтажки тоже дышала и двигалась темнота.

Был только пол. Да и то, я подозревала, что он здесь только потому что я, неразумная, по-другому просто не могла. Сознание привыкло к законам гравитации, вот и появился пол.

— Теперь понимаешь, почему я тебя нашла? — спросила старушка.

Моя спутница обошла меня. В этом непостижимом месте просто не место живым. Она смотрелась совершенно инородно здесь, в старых грязных кроссовках и платке. Меня лишь успокоила мысль, что и я сама выглядела в этом месте не лучше. Я встала на ноги, даже не удивившись тому, что никакой боли не было. Сейчас я чувствовала себя так же, как в первые часы на Достэе. Как я и думала, маулихакти были куда выше земных людей. В прошлом теле я была примерно одного роста со старушкой, а сейчас она утыкалась носом мне в солнечное сплетение. А это означало, что и в саду я была в своем старом теле. И как я не обратила на это внимание?

— Кто вы? — спросила я.

Вопреки законам физики наши голоса не разносились эхом, как бывает во вех реальных больших и пустых залах, а звучали достаточно тихо.

Спутница улыбнулась, подняв голову так, чтобы видеть мои глаза. Я отступила на несколько шагов назад, чтобы ей не приходилось так задирать подбородок.

— У меня столько имен, что это уже перестало иметь хоть какое-то значение. Мы с тобой познакомились давно и тогда тоже не представлялись друг другу, так стоит ли начинать сейчас, когда мы уже старые знакомые?

Я пожала плечами.

— А как ты думаешь, если не имя, то что имеет значение?

— Не знаю, — четно ответила я. — Любовь?

Спутница рассмеялась. С минуту я слушала ее звонкий красивый смех. Он не был издевательским, а искренним, каким я никогда, наверное, уже не смогу смеяться.

Успокоившись, она серьезно посмотрела на меня и взмахнула руками, как дирижер перед началом концерта.

В то же мгновенье все видимое пространство зала заполнили зеркала или картины. Всех форм и замеров, в беспорядочном порядке они материализовывались из воздуха и застывали. Внутри рам двигались самые разные изображения. Здесь были и знакомые мне миры с растениями и животными. Были и картины космоса, всех кубических форм и замеров. Были и цифры, и символы, и рисунки. И каждая такая картина в раме была живая. Она светилась и двигалась. Такое чувство, что я попала в самый сюрреалистический музей голограмм. Только в отличии от земных технологий от каждого зеркала исходило ощущение жизни. Это не были изображения. Я могла поклясться, что это были открытые двери. Стоит сделать шаг — и я окажусь там, в иной реальности.

— Выбор! — просто, но достаточно громко объявила моя спутница. — Выбор — единственно важная вещь во всех вселенных. У любой сущности, в любом виде и при любом мышлении возможность выбора — единственная ценность. И только ответственность за сделанный выбор — делает из разумного по-настоящему разумного. Только тот, кто готов нести ответственность за принятое решение — имеет право зваться разумным. Только тот, кто приобретает опыт, делая осознанный выбор имеет возможность стать большим.

Я молчала. Она тоже замолчала и с любовью в старческих глазах оглядела зеркала.

— Что значат эти миры без выбора, милая? Сор, шелуха, ошибка бытия. Выбор между любовью и ненавистью, злом и добром, светом и тьмой, между десятками вариантов, между миллионами возможностей и делают из реальностей реальность, из разумных их самих. Мы все без выбора — ничто, ибо именно выбор делает из всех нас самих. Мы все выбираем и множество выборов формирует уникальную душу, бесценный в своем опыте Атман.

Она развернулась ко мне.

— Ты понимаешь, что сделала свой выбор?

Я кивнула.

— Запомни: разумный не отказывается от принятого решения, если кажется, что решение было неверным. Он меняет обстоятельства, чтобы выбор стал верным. — она тонко улыбнулась — Правда, на такое способны не все...

Она подняла руку, собираясь щелкнуть пальцами.

— И не стоит забывать, Милоника, что ты мне приглянулась, — с этими словами и широкой улыбкой она щелкнула пальцами.

Невидимая сила ударила в грудь — и я рухнула в одно из зеркал. Последнее, что увидела был уголок рамы моего зеркала.

Конец 1 тома цикла Маулихакти.

Продолжение следует...