Улучив момент, обсуждал с Жюльеном планы на ближайшее будущее, но и тогда Света вытащила его на середину зала, и они снова танцевали. Говоров из вредности обступал ей подол платья, а потом долго "недоумевал", чем она недовольна.
Когда появилась Сазонова, его бросило сначала в холод, потом в жар. Он долго не сводил неё взгляда, словно ждал, что она подойдёт и скажет ему нечто очень важное. Но Лена даже когда поздравлять подходила, на него взглянула лишь мельком. Это задело за живое, Илья снова ощутил вину, но у всех на виду свои чувства показывать было нельзя. Елена расцеловалась со Светой, потом долго разговаривала с его родителями, а на него не обращала внимания. Она его намеренно игнорировала, Илья был в этом уверен.
Потом ему удалось поймать её у стола с напитками. Подошёл, плеснул себе виски и покосился на Сазонову, которая выбирала вино.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — негромко спросил он.
Лена вроде бы удивилась.
— Кажется, я тебя и Свету уже поздравила.
— Брось, Лен. — Он повернулся и в упор посмотрел на неё.
Она пожала плечами.
— Мне нечего тебе сказать, Илюш.
Илья быстро огляделся.
— Как она?
Сазонова взяла у бармена бокал с белым вином и отошла на несколько шагов. Говоров отправился за ней.
— Плачет, — призналась она.
Он споткнулся.
— Да?
— А ты этому удивляешься?
Илья остановился и снова дёрнул узел дурацкого галстука. Отхлебнул виски.
— Она просила тебя поздравить.
Он непонимающе уставился на неё. Лена улыбнулась.
— Она сильная, справится. Ты не самое худшее, что было в её жизни.
Илья смотрел на неё и в этот момент почти ненавидел Сазонову. За то, что так легко всё это говорила, за то, что смотрела чуть ли не с жалостью. За то, что издевалась. А ведь знала, что услышать он хочет совсем другое.
— Она просила... поздравить?
Лена кивнула.
— Вот я тебя и поздравляю.
Сазонова ушла, а Говоров остался стоять у окна. Отвернулся ото всех, боясь, что если кто-нибудь к нему сейчас подойдёт, он просто не сдержится и заорёт.
К нему и правда подошли, но не гости, а Денис. Но от него удалось отмахнуться, и Говоров вышел на балкон. Закрыл за собой дверь и сунул пустой стакан в кадку с фикусом. Подошёл к перилам и посмотрел вниз.
Он не самое худшее!.. Да кто дал Сазоновой право говорить так? Что она вообще знает?
Что ей Ксения рассказала? Неужели она тоже так считает?
Она плачет, переживает, но в итоге просто переступит через свои переживания и соответственно через него. И Илья понимал, что самым правильным будет пожелать ей скорейшего... выздоровления. Он не хочет, чтобы Ксения думала о нём, тем более плохо. И чтобы плакала, не хочет.
Он ведь желает ей только лучшего. Счастья.
Ей и кому-то другому. Тому, кому повезёт намного больше, чем ему. Который сможет дать Ксении то, чего не смог он.
Который не струсит...
11.
Шесть месяцев спустя
Разговор с воспитательницей Ксению расстроил очень сильно. Алла Витальевна говорила с ней спокойно, пыталась убедить, что волноваться пока не о чем, но смотрела испытывающе и Степнова из-за этого не могла найти себе места от беспокойства.
Прежде чем уйти, заглянула в группу и пару минут наблюдала за сыном, который с беззаботным видом играл с другим мальчиком.
В машине её ждала Лена. У них была назначена встреча, а Ксения из-за разговора с Аллой Витальевной, заставила их задержаться. Села в машину, но от беспокойства во взгляде так просто избавиться не смогла. Правда, повинилась:
— Извини.
Сазонова разглядывала себя в маленькое зеркальце, потом закрыла помаду и убрала её в сумочку. Зеркальце отправилось следом. Посмотрела на Ксению и в удивлении приподняла брови.
— А что случилось? Ты выглядишь расстроенной.
Степнова кивнула.
— Есть отчего. Алла Витальевна со мной говорила и такое рассказала, что... я просто в шоке, Лен.
— Ого, — Сазонова завела мотор и аккуратно тронулась с места. — Ванька что-то натворил?
— Она предложила отвести его к психологу.
Лена от удивления даже рот приоткрыла.
— Ваньку к психологу? А у психолога что, проблемы?
— Это у нас проблемы. Точнее у меня с сыном. А я об этом даже не подозревала, если честно.
— Да что случилось?
— Он в садике всем рассказывает про папу. Какой он у него замечательный, сильный, самый лучший, и что скоро за ним приедет.
— Хвастается, что ли?
— Может и хвастается.
— Ну, такое бывает. У детей порой бывает очёнь бурная фантазия. Причём здесь психолог?
— При том, что Ванька придумывает. И Алла Витальевна говорит, что это происходит всё чаще и красочнее.
— Мальчишке нужен отец. Чему ты удивляешься?
Ксения развернулась на сидении и выразительно посмотрела на подругу.
— Я не удивляюсь. Вся проблема в том, что он говорит об Илье. Рассказывает всем про него.
Лена хмыкнула.
— Ты уверена?
— Мне об этом Алла Витальевна сказала. Со мной мой сын подобные вещи, знаешь ли, не обсуждает!
— Весь в маму. О самом важном предпочитает молчать.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты меня прекрасно поняла.
Ксения села нормально и пожаловалась:
— Это просто кошмар какой-то... Что теперь делать?
— Я не совсем поняла, зачем вести его к психологу?
— Но меня-то он не слушает!
— А ты пыталась ему объяснить?
— Конечно, пыталась. Но Ванька вбил себе в голову, что Илья уехал на работу, и слышать и понимать больше ничего не хочет. Если честно, он сам никогда меня ни о чём не спрашивает, и дома не вспоминает... Я думала, что он забыл. А он...
— А он выбрал себе папу.
— Выбрал... Что значит, выбрал?
— А кто это должен был сделать? Ты? Ткнуть в подходящего пальцем и сказать — вот этот дядя хороший, тебе нужно его любить?
Ксения потёрла лоб рукой.
— Это никогда не кончится.
Сазонова пожала плечами.
— Если честно, я не знаю, что тебе посоветовать, Ксюш. У меня детей нет, и папу я им никогда не искала.
— Я тоже не искала, — буркнула Ксения. — Он сам как-то нашёлся...
— Ладно, не думай ты об этом, всё устроится. Ну, подумаешь, придумал ребёнок себе сказку. Появится другая кандидатура и про Говорова он забудет, вот увидишь.
— Какая кандидатура, Лена?
— Не знаю. Не будешь же ты вечно одна. А вот пока одна, вот такое и случается. Ванька же видит, что не только он ждёт...
Ксения покачала головой.
— Я не жду. — Лена промолчала, лишь кинула на неё выразительный взгляд. А Степнова вспыхнула. — Я не жду его. Даже не думаю о нём, всё давно прошло. Мне же не пятнадцать лет.
— Точно прошло?
— Ну, конечно.
— Тогда позвони Говорову. И попроси его забрать Ваньку из садика.
Ксения открыла рот, не зная, как реагировать на эти слова.
— Как это — позвони?
— Очень просто, — пожала Сазонова плечами. — Если ты на самом деле успокоилась, то бояться встречи с ним совершенно ни к чему. А ты исполнишь мечту сына, и о психологе можно будет благополучно позабыть.
Ксения кивнула и слегка язвительно проговорила:
— Да, и вспомнить о психиатре. Для меня.
Лена рассмеялась.
— А говоришь, что успокоилась. Врушка.
— Дело не в этом. Ты что, Говорова не знаешь? Я ему один раз позвоню, а потом никогда из своей жизни не выгоню!
Сазонова быстро глянула на неё.
— А мне Ванюшку жалко. Он его ждёт. Что просто невероятно.
— Невероятно?
— Ну... он же маленький ещё, сама говоришь, что при тебе ничего о Говорове не говорит. Выходит у него тайны какие-то свои... в этой маленькой головке. Он мечтает, скучает и понимает, кому и что говорить можно... а кому нет.
Ксения приуныла.
— А я такая злая, что его мечте сбыться не позволяю. Так?
— Ты его мать, тебе лучше знать.
— У Говорова жуткая манера привязывать к себе людей, — в лёгком возмущении проговорила Ксения. — Вот почему Ванька его никак забыть не может? Я не понимаю... Илья был с ним всего ничего.
— Ванька очень хотел папу. Он его нашёл.
— Илья ему не отец!
Лена кивнула.
— А я тебе повторяю, ткни в Говорова пальцем и скажи — это не твой папа. Ксюш, мне ли тебя учить? В какой-то момент дети остро хотят знать правду. Ясности хотят. Ты Ваньке этой правды не дала, он её нашёл сам. Он выбрал себе папу, который его устраивает. И он будет его ждать... Сколько? Кто ж это знает?
Степнова в досаде прикусила губу.
Опять Говоров. Кругом и всюду Говоров.
За несколько дней он сумел перевернуть её жизнь с ног на голову, и даже его уход ничего не исправил. Он теперь живёт где-то далеко, своей интересной жизнью, а она продолжает сражаться с его тенью, которая неотступно следует за ней по пятам.
А теперь ещё и Ванька!..
Как она объяснит сыну, что Илья Говоров не его папа? Что это просто дядя, который провёл с ним несколько дней и что, скорее всего, больше в их жизни не появится. Потому что ни к чему.
Потому что не нужен, потому что чужой.
Как она всё это объяснит пятилетнему ребёнку, если самой себе объяснить до сих пор не может? Потому что сама до сих пор плачет ночами, уткнувшись в подушку. Как сумасшедшая листает глянцевые журналы, надеясь увидеть там его фотографию, и мало того, зачем-то записала в телефонную книжку нового мобильного телефона его номер. Зачем, спрашивается, ей номер, если она никогда на него не позвонит?
К тому же, его номер до сих пор наизусть помнит, без всяких записей.
Хотя, жаловаться ей грех. Всё-таки её новая жизнь сложилась. Ксения создала её из ничего, наступив себе на горло, и тем самым заглушив судорожные рыдания. Только первые дни после свадьбы Ильи ходила, словно в воду опущенная, никак не могла прийти в себя. Тогдашнее её состояние нельзя было назвать потрясением или разочарованием, которое она чувствовала после истории с Вадимом, когда Старков её не просто бросил, а предал и растоптал.
Из-за Ильи она страдала. Она ни в чём его не винила, просто тосковала безумно, скучала так, что кричать хотелось в голос. Обижаться на Говорова было не за что, он ей никаких обещаний не давал, а вот расстаться с ним было сложно. Просто отпустить от себя, договориться с самой собой, что сможет со временем забыть и вспоминать об "их днях" с теплотой. И только. Очень сложно было смириться с тем, что они друг другу чужие люди, как раньше. Что всё вернулось на круги своя.
Наверное, это была любовь.
Наверняка утверждать это Ксения не рисковала, зачем бессмысленно душу травить? Всё уже в прошлом, а теперь жить воспоминаниями, пусть и прекрасными, она не хотела. Нужно учиться смотреть в будущее и не оглядываться.
Работа у Сазоновой Ксению неожиданно затянула. Поначалу было трудно освоиться, было непривычно не заниматься чёткой и ясной работой, когда всё расписано, каждый час рабочего дня, и невозможно изменить или поменять что-то местами, чтобы всё не испортить. А Сазонова работала по вдохновению, по щелчку пальцев, по озарению, и поначалу Ксения никак не могла к этому привыкнуть. Не получалось также, по щелчку, включаться в работу, ловить на лету идею и тут же выдавать свою. Со "своими" было труднее всего. Ксении всё время казалось, что она говорит что-то не то и не так. И все смотрят на неё, слушают с недоумением и вот-вот засмеются, ведь, как ей казалось, предлагала она жуткую ерунду. Но никто не смеялся, наоборот, прислушивались, а когда одна из её идей воплотилась в жизнь, Степнова на самом деле запрыгала от радости. Было такое чувство, что снова диплом защитила. Появился азарт, хотелось работать и получать от этого удовлетворение. Хотелось всех удивить, доказать самой себе, к тому же было очень интересно, у Лены было просто море идей и реализовывать их, и потом радоваться результату было очень приятно.
А ещё Сазонова помогала ей войти в новую жизнь, гордо вскинув голову. Ксения за её помощь цеплялась, потому что самой иногда ещё было страшно принимать важные решения. Требовался дельный совет, а порой и хороший нагоняй. Правда, нагоняи она теперь регулярно получала от родителей, но те пытались её именно ругать и отговорить, а подруга наставляла на путь истинный.
Очень трудно было избавиться от постоянного присмотра и опеки родителей. Они никак не хотели понять её желания жить самостоятельно и отпускать от себя не хотели. Раньше Ксения очень боялась с ними спорить, огорчать их каким-то своим особым, отличающимся от их, мнением. Страшно было остаться непонятой, одной со своими мыслями и проблемами... В их семье принято было считать, что от её самостоятельных решений, проблемы придут непременно, и решать их придётся ей самой, а потом возвращаться в отчий дом, мучаясь угрызениями совести и стыдясь своей слабости и глупости. И поэтому решиться было очень трудно. Особенно на первый разговор. Нужно было постараться убедить родителей, что она, наконец, повзрослела, набралась смелости, и готова рискнуть. Точнее, не рискнуть, это неправильное слово. Она начнёт жить. Сама, не оглядываясь назад и не обращая внимания на свои страхи.
Разговор с родителями вышел очень тяжёлым. Отец всячески пытался её вразумить, разубедить, даже запугать трудностями и грядущими проблемами. Пытался воззвать к её совести и просил подумать, если не о них, так хотя бы о ребёнке, которого она обрекает на голодную жизнь в чужой квартире. Намекал на своё давление и хватался за сердце. Но Ксения упрямо стояла на своём. Хоть и не спорила, ногами не топала и не кричала, просто сказала:
— Мне нужно начать жить. Самой. Я уже взрослая.
Родители переглянулись и неловко замолчали.
Правда, потом отец осторожно попытался донести до неё истину, которую неразумная дочь никак не могла понять. Что одной ей с Ванькой не справиться. Ксения ответила, что просто обязана попробовать. Обязана, потому что иначе будет чувствовать себя слабой и никчёмной.
На это у отца аргументов не нашлось, и вскоре Ксения с Ванькой оказались в чужой квартире. То есть, не совсем в чужой. Теперь это был их дом, хоть и временно. Но зато отдельный, только их. Ксении нравилось думать именно так. И даже не слишком презентабельный вид съёмной квартиры настроения не портил.
Снять квартиру в Москве было удовольствием дорогим. Но Ксении повезло. Родители, приняв и осознав её решение, обзвонили всех знакомых, и через дальних родственников и их знакомых, нашли ей жильё. В пятнадцати минутах ходьбы от их дома, правда, квартира была в панельном старом доме, и ей срочно требовался ремонт. Этим и занялись, и на это Ксения истратила большую часть отложенных денег, остальные заплатила хозяйке, оплатив аренду на полгода вперёд. Небольшая двухкомнатная квартирка была обставлена мебелью, и от родителей Ксения перевезла только Ванькин диванчик и его вещи и игрушки, без которых он не мог обойтись. Многое ещё надо было купить, пришлось попросить у Лены аванс, чтобы сделать новый дом хотя бы уютным, и наполнить его разными бытовыми мелочами и не совсем мелочами.
Первым гостем стала, конечно, Сазонова. Она приехала с тортом и бутылкой шампанского, прошлась по квартире, заглянула на маленькую кухню, к которой у Ксении было особенное трепетное отношение, потому что это была именно её кухня и ничья больше. Потом осмотрела комнаты. Они тоже были совсем небольшими, проходными, но Степновой на тот момент съёмная квартира казалась дворцом, она стала символом новой жизни, свободы, от которой кружилась голова.
