— Как не тайна? — страшная тайна! Но тебе я ее раскрою, потому, что умеешь пить. Ну, вздрогнули! Господа офицеры, за отсутствующих здесь дам!
— За дам — без закуски! — поддержал его пьяный Аким.
— Правду тебе сказали, — заговорщицки прошептал Максимейко, в три глотка осушив свой стакан, — выкупают его за деньги. Тот человек выкупает, дочку которого Ичигаев в зиндане держал. И не Чигу одного выкупает, а всех, кто причастен к этому похищению. Посчитал он, тот человек, что слишком комфортно живется Чиге в тюрьме и хочет рассчитаться по правде. Может, слышал: око за око, зуб за зуб?
— Очко за очко!
— Такие моменты тоже присутствуют. Приходит по пятницам наемный татарин и пользует в задницу тех, кто достоин того. Двое, я точно знаю, под угрозой подобной участи с собою покончили — Задушили друг друга по взаимной договоренности, но есть и такие, что пятницу ждут с очень большим нетерпением...
* * *
Новый мост соответствовал евростандартам, хоть и строили его россияне. Строили, как могли, на ухоженной временем технике. Этот объект был последним звеном, замкнувшим Ростовскую кольцевую. Сам Виктор Степанович Черномырдин присутствовал на открытии, резал ленточку и коньяк. В торжественном выступлении особо отметил, что Ростов на До...
Затем последовало утробное: "вжи-и-и..."
— Ну! — шепотом подсказал губернатор Чуб, имея в виду окончание в названии города.
— Ну, очень надо! — согласился премьер, — давно было надо разгрузить от потоков большегрузного транспорта.
С тех пор минуло полтора года. Кольцевую дорогу поминали словно покойника, только добром. И чайник и дальнобойщик экономили на ней шесть часов чистого времени.
Но за летом приходит осень, а с ней и пора губернаторских выборов. А что такое евростандарты, если выборы на носу, а в казне и украсть нечего? — это тьфу! — плюнуть и растереть!
Перед въездом на мост замастырили пост ГАИ, повесили новый дорожный знак, что пропускная способность моста составляет отныне три тонны на одну ось.
Тяжеловесные фуры, по старой привычке, все еще тянулись сюда. Ведь шоферы и дети очень быстро привыкают к хорошему.
Здесь они получали отлуп, и бесплатный совет идти на Москву через город. А это — услуга платная. Ну, как ты пройдешь на Ростов, минуя экологический пост? Там и пополнялась казна:
— Гони сороковник — и дуй дальше! Квитанцию можешь не брать, на обратном пути все одно остановим!
Злые языки говорили, что все сороковники, целенаправленно шли в избирательный фонд главного кандидата.
Нет, зря юмористы, на потеху толпы, высмеивают тупость российских чиновников, — думал Валерий Георгиевич. — Нет преград для их изощренного разума! Мостостроители, возводившие этот объект, конечно, не ангелы. И цемент, и кирпич, и солярка — все это в известных количествах ушло на пропой. Но кто из них смог бы представить, что самый обычный мост, да еще и после его торжественной сдачи, может служить источником левых доходов такого масштаба?!
Было десять утра. Гаишники мучались от безделья. Максимейко тоже страдал. Ужин с запойным кумом растянулся на двое суток, до позднего воскресного вечера. Спали на открытой веранде, в той самой позе, в которой настигла последняя рюмка. А проснулись ни свет ни заря оттого, что "горели трубы".
Аким крутил большим пальцем где-то в области сердца и сипло стонал. Не открывая глаз, он прошлепал прямиком к холодильнику и вернулся с бутылкой водки:
— Будешь?
— Нет, — сдавленно просипел Валерий Георгиевич, — с удовольствием бы, но работа не позволяет.
— Манал бы я такую работу! — Славгородский дрожащей рукой, осторожно стакан.
Максимейко чуть не стошнило. Он выбежал во двор к летнему душу и битый час отмокал под струей холодной воды, доводил себя до кондиции. Только вид его Славгородскому все равно не понравился.
Он сидел с просветленным лицом и смотрел на пустую бутылку.
— Ну вот, — констатировал он, — стало немного легче. До проходной точно дойду. А вот тебе не советую, вид уж больно встревоженный, как... как у внезапно проснувшейся совести. Не мучай себя, полкан, пропусти пару стаканов да ляг, отоспись. Если надумаешь взяться за ум, в холодильнике есть.
— Да боюсь, что просплю.
— Не проспишь. У нашего контингента своя специфика, он очень подвержен утренним стрессам. В тюрьме все основные события происходят после обеда. Так что товар ты получишь не ранее двух. И это, заметь, в лучшем случае. Где и как, я надеюсь, помнишь?
— Да помню, помню.
— Смотри, не забудь. Ключ на крылечке оставишь, под тазиком. Калитку можешь не запирать, просто подопри кирпичом. И еще: там, на мосту, пост ГАИ. Это не совпадение. Ну, я не прощаюсь!
А что? Может быть, Славгородский и прав? — думал Валерий Георгиевич, — как говорил Булгаков, устами Воланда, "подобное лечат подобным". Эх, жаль, что нельзя!
Он достал из машины аптечку, сделал себе инъекцию. Шприц и пустые ампулы спрятал в железную банку и утопил в дощатом сортире. Через пять минут стало почти хорошо, голова заработала. Впрочем, все, что скрывалось за словами Акима, он понял бы в любом состоянии.
Не секрет, что все основные новости сначала приходят в тюрьму, и только потом на страницы газет. Слухи о том, что Чигу меняют на тридцать тысяч, это уже не новость, почти сенсация. И каждый из "честных сидельцев" примеряет ее на себя. Срастется ли сделка? — вот главный вопрос, который мусолят на каждом углу. Особенно после того, как в пятницу не срослось. Если да, начнется ажиотаж. Каждый будет решать для себя, где взять искомую сумму в зеленом эквиваленте, как найти того человека, который запустит ее в дело? Из камер на волю посыпятся пробные камни... а может, уже? Может, не только посыпались, но и нашли адресата, которого тема кровно интересует? Если так, то скорее всего это родственник Ичигаева, человек его тейпа. Что хочет? — чтобы процесс передачи товара прошел под его контролем. А контроль по чеченским понятиям — это люди с оружием.
А что? — резонно, очень резонно! Даже кум о чем-то догадывается. Неспроста, ох, неспроста он решил выждать до понедельника. Путает карты или не доверяет? — да нет, не похоже. Он тут такого по пьянке наплел! А может, самую малость, перестраховался мужик? Тогда этот пост ГАИ точно не совпадение. На мосту всегда многолюдно, и если понадобится, свидетели подтвердят, что товар передан честно. Есть и другой резон: менты это тоже люди с оружием. Соваться туда контролерам себе дороже.
Впрочем, версия всегда останется версией, если ее как следует не проверить, решил для себя Максимейко.
От кумова гаража и до самого выезда из Ростова он слежки за собой не заметил. В пути не плутал. Нужное направление находил по ориентирам, благодаря хорошей зрительной памяти. И все б ничего, но очень клонило ко сну. Во многом тому способствовал монотонный пейзаж южного Черноземья. На многие километры посадки, поля, да крыши далеких станиц. Лишь иногда заблистает асфальт свежей дорожной разметкой, завернется в сложной развязке — и снова одно и то же. Ноль. Пустышка. Нет здесь ни места для приличной засады, ни даже укромного закутка, чтобы сходить по большому.
На мосту его сразу же тормознули. Конопатый сержант принюхался, попросил предъявить документы. Пришлось доставать красную корочку, ту самую, со щитом и мечом.
Сержант укоризненно покачал головой:
— Отдохнули б, товарищ полковник, эдак, и до беды...
— Мне бы ваши заботы, — Валерий Георгиевич досадливо отмахнулся. — Ты лучше скажи, кто из вас в пятницу был на дежурстве?
— В пятницу? — конопатый гаишник заметно обеспокоился, — так это как раз наша смена. Обычный день, без аварий и происшествий. Составлено шесть протоколов. Если кого и обидели, то всем ведь не угодишь! Бумаги наверх пошли, обратного хода уже не будет. У каждого ведомства свои заморочки... а может, случилось что?
— Пока не случилось, — строго сказал Максимейко, — но может в любой момент. Боевые патроны, надеюсь, еще не пропили?
Сержант ухмыльнулся своим потаенным мыслям, отрицательно замотал головой:
— Мы малопьющие, Валерий Георгиевич.
Надо же, с полвзгляда сфотографировал. Ишь ты, какой глазастый!
— А скажи-ка мне...
— Сержант Тарасюк.
— Скажи-ка мне, сержант Тарасюк, ты лично, ничего подозрительного в пятницу не заметил?
Гаишник задумался. В желтоватых глазах блеснул огонек:
— Машина одна тут крутилась... импортный Джип армейского образца. Ух, резина на нем широченная! Цвет черный, не очень приметный, номера недавно получены: "И 27-93 ЧИ" — кажется так. Точно помню, что в сумме двадцать один. Не машина, а бабушкино трюмо, кругом одни зеркала. А вот кто в ней сидел и сколько их было, того не скажу. Лейтенант наш с ними беседовал. Начал, было, протокол составлять, да передумал. Видать, разошлись миром.
— Он здесь? Позови-ка его.
— В том то и дело, что нет. С того самого дня на больничном. Наталья, супруга евоная, позвонила вчера, сообщила. Говорит, что доехал домой, поставил машину в гараж, а у входа в подъезд сзади его чем-то по голове...
— Думаешь, это они?
— Может быть, и они, только вряд ли. Претензии к ним были плевые: аптечка просрочена, "ручник" не держал. Да и Пашка — лейтенант в смысле — меру свою знает. Да нет, скорее всего, случайность.
Но Максимейко уже напрягся, как гончая, взявшая след. Он сержантского оптимизма не разделял, выжимал конопатого, как лимон. Что за джип, бывал ли здесь раньше, где и как долго крутился?
Тарасюк в иномарках не разбирался. Из обилия знаменитых фирм различал разве что "Мерседес". И то, потому, что там, "в железном кружочке", наш старый советский "знак качества".
Джип в угоне не числился, был оформлен на имя Левона Багдасаряна, жителя города Грозного. В районе моста появился впервые, вел себя очень странно. Как странно? — несколько раз шофер останавливался, выходил из машины к обочине, потом возвращался. Вроде чего-то искал. Больше всего крутился в районе лесного массива. Ушел направлением на Ростов, если, конечно, никуда не свернул. А это не мудрено: сколько станиц — столько проселков!
Не густо, товарищ полковник, — корил себя Максимейко. Готового плана действий у него еще не было, способности размышлять тоже. Есть ли резон у загадочных контролеров держать в голове силовую акцию? Ответ на этот вопрос зависел от множества составляющих и, прежде всего, от того, какой объем информации протек на свободу из широких ворот тюрьмы...
Он еще раз мысленно перелистал толстые папки уголовного дела. Итак, Ичигаев Заур Магомедович, 1964 года рождения, уроженец Республики Грузия. С двенадцати лет без отца, с тринадцати употребляет наркотики. Начинал с "травки". Колоться начал на зоне. Попал туда сразу по-взрослому, по солидной статье, за вооруженный грабеж. Захотелось с братвой "раскумариться", да кончились деньги.
Кличка "Малой" прилепилась к нему еще в следственном изоляторе. Попал он туда, не зная традиций, признавая только закон силы. Вел себя нагло, чем очень обидел честных сидельцев. Чигу хотели "отпетушить", но не успели. Из высших инстанций прислали маляву: "Не троньте Малого!" Это озаботился дядя, в миру — материн брат, на воле известный как Гога Сухумский, коронованный вор и законник.
Первый срок пролетел незаметно и весело, как новогодние праздники. Ичигаев ни в чем не нуждался. Зоне, где он пребывал, был обеспечен повышенный "грев". Чай, водка, курево, "ширево" поступали по мере надобности. Три раза в год "на свиданку" прилетала "невеста" — самая смазливая из "пятерошниц". И всеми этими благами Чига щедро делился с "уважаемыми людьми".
Под крылом у "блатных" он успешно закончил тюремный ликбез. Изучил Уголовный Кодекс, научился "ботать по фене", презирать "промку". А вскоре и сам Чига Малой стал "уважаемым человеком". Вопреки традициям и формальностям, его "типа короновали".
Хорошее, емкое слово всплыло из народных глубин, — подумалось вдруг. — "Типа" это что-то игрушечное, ненастоящее, но ко всему применимое. Типа работа, типа зарплата, типа власть, типа закон, типа Россия.
Откинулся Ичигаев, когда ему уже было неполных двадцать четыре. Об этом событии даже писали в местной газете. Так, мол, и так, вернулся из мест заключения уголовный авторитет "И" — первый в истории города коронованный вор в законе. Дали понять, что им "типа гордятся".
Реклама попала в жилу, а тут еще дядя родной порадел. Короче, на сходняке назначили Заура смотрящим. Старый Кытя пожал плечами, но передал ему кассу и властные полномочия.
Времечко было подлое: цены росли ежедневно, причем — в разы. На помойках пропали объедки. Бродячие псы собирались в стаи, чтобы охотиться на бродячих котов. Родная сермяжная власть все больше напоминала оккупационный режим. Шоковая терапия лишила народ мотивации жить и плодить голытьбу. Это было начало процесса, который в последствие назовут "естественной убылью".
Людям в неволе было намного хуже. Заключенные ели собак и крыс. Цена сигареты сравнилась с ценой жизни. А уголовный авторитет "И" тем временем обрастал свитой — такими же скороспелыми апельсинами, молодыми да ранними. Способностей ноль, а потребности о-го-го!
Жили весело. Целыми днями варили "ханку", да пели блатные песни. На одного Ичигаева в день уходило не меньше стакана мака, да рядом еще голодные рты!
Оппозиция существовала всегда, как вечный противовес существующей власти. Но в уголовной среде не бывает импичментов. В один прекрасный момент на "малину" нагрянули "народные контролеры". "Смотрящего" загрузили в багажник зеленой "шестерки" и увезли на горную речку. Так в далеком средневековье колдунов проверяли на вшивость: утонет — святой человек; выплывет — на костер, сам дьявол ему помощник!
И быть бы бедняге Зауру неопознанным трупом, кабы не Гога Сухумский — Добрые люди "грянули в барабаны" незадолго до часа икс. Дядя сыграл на упреждение и успел на "правилово" в самый последний момент. Был он на "мерсе" с московскими номерами, при деньгах и вооруженной охране. Стрелять, впрочем, не пришлось. Слово авторитета в уголовной среде звучит громко. К тому же, в местах заключения такая "текучесть кадров", что кто-то когда-то обязательно с кем-то сидел. А Кытя — тот вообще ходячая карта Гулага: во-первых, родился на Колыме, а во-вторых... нету в ГУИНе такого "хозяина", которого Старый не помнит сопливым гавкучим щенком. Был он, кстати, смотрящим и на той самой хате, давшей когда-то приют Жорику Ичигаеву на первые в его биографии три с половиной года.
Разошлись миром. Оппозиция очень толково изложила свои претензии и Гога Сухумский признал, что она права. "Пусть будет, как было!" — гласил общий вердикт, и голодная братва отступила, унося в зубах отступные.
Черт с ними, с деньгами, — думал Георгий Саитович, — в конце концов, три тысячи баксов — это не деньги. Гораздо важней честь семьи, спокойствие рода. Волчонок подрос и пора его привлекать к семейному бизнесу, заодно должок отбатрачит.
Как и все серьезные люди, дядюшка работал в Москве. Попал он туда вторым эшелоном, когда собственность уже поделили. Шел процесс концентрации капитала и в спорах "хозяйствующих субъектов" срочно понадобился аргумент, против которого не попрешь. То есть, именно он — Гога Сухумский — "дедушка русского рэкета".
