И он метнулся прочь, мгновенно исчезая из вида и оставив Люка, оглушенного и несчастного хлопать крыльями высоко над землей.
В голове крутились несколько мыслей, в основном нецензурные — а еще хотелось рвануть к Марине и спрятать и ее, и еще нерожденного ребенка (неужели правда будет сын?) подальше от Инляндии. Чтобы этот ветряной гад (или гады) до него никогда не добрался.
Зачем стихийному духу его наследник, интересно?
Люк зашипел, зло фыркнув-плюнув вслед небесному духу и полетел обратно к Третьему форту. Для чего бы воздушному чудовищу не нужен был его ребенок, Люк за все предпочитал расплачиваться сам. И пусть он ранее, когда работал на Тандаджи, легко играл судьбами других людей, но никогда бы не пожертвовал ни сыном, ни кем-то из родных даже для спасения всех стран мира.
Он вернулся в форт, быстрым шагом прошел мимо адьютанта, дежурившего у его комнаты, и хлопнул дверью. Внутри стояло большое зеркало, которое Люк потребовал принести в самом начале войны в надежде, что сможет им пользоваться — переходить к Нории, чтобы избежать выматывающих полетов в Пески, навещать родных. Но пространственная изнанка Туры становилась все нестабильнее — и он предпочитал тратить время, но не рисковать. Но сейчас выбора не имелось. Нужно было использовать все возможности — и Люк включил свет в комнате и повернул зеркало так, чтобы то отражало его в полный рост.
Главное, чтобы Берни находился там, где неподалеку есть хотя бы небольшая отражающая поверхность. Если даже не получится перейти — возможно, удастся определить местоположение и долететь до него.
Люк зажмурился — светящиеся контуры зеркала проступили под веками, будто он каждый день повторял уроки Луциуса Инландера, — и представил себе Бернарда. И открыл глаза, почти не надеясь на успех.
Выдохнул. В зеркале искаженно и тускло проявлялся какой-то залитый светом амбар. Слышался рокот голосов, верещание — по огромному помещению прохаживались охонги с сидящими верхом автоматчиками, и Люку даже показалось, что он слышит запах муравьиной кислоты. У стен были сложены упаковки кирпичей, выставлены стопки листов металла — похоже, из одного такого листа герцог и смотрел. А чуть дальше стояли, сидели и лежали на бетонном полу люди.
Его светлость выругался с облегчением и тревогой — изображение тут же пошло волнами, начало дрожать, и Люк заставил себя успокоиться. Берни был там — лежал на полу, тяжело дыша, а над ним склонилась знакомая серенитка. Майор Лариди, задрав китель, зажимала бок брата окровавленным куском ткани. Руки ее тоже были в крови.
Раздался окрик — серенитку за плечо отбросили от Берни, швырнув на пол, Бернарда пнули, и он согнулся, застонал, перекатываясь спиной к Люку.
Герцог, шипя, рванулся вперед — и его ошпарило холодом. Он вывалился не в амбаре, а на сияющем мостике в пульсирующем, нестабильном и бесконечно огромном черном подпространстве, расцвеченном пятнами открывающихся окошек в разные части Туры. Мостик ходил ходуном, а в нескольких шагах впереди и вовсе истончался, утекая куда-то вбок. Люк все же шагнул к далекому и тусклому пятну, за которым были пленные, и Берни, еще живой, главное — живой! — и задрожал, обхватывая голову руками.
Снова холод и тьма тянули из него жизнь и тепло, а пространство вибрировало вокруг, не желая подчиняться — и у него сил не хватало его успокоить. Умения не хватало. Возможно, получилось бы перейти туда, куда он уже ходил зеркалами, но в незнакомое место...? И посоветоваться не с кем... лететь к Нории нет времени.
Герцог вывалился обратно в комнату, вспотевший и измотанный, как после долгого бега. Нервно закурил, шагая туда-сюда по комнате, с остервенением пнул стул.
Недоучка гребаный. И верно, обрубок. Надо было с первого же раза вцепиться в Луциуса и тянуть из него все, что он мог дать...
При мысли о короле Люк вдруг замер, не донеся до рта сигарету. А затем распахнул дверь.
— Трумер!
— Да, ваша светлость? — подскочил адъютант.
— Молока мне!
— Молока, ваша светлость? — осторожно переспросил Трумер, решив, видимо, что командир двинулся умом.
— Побольше и побыстрее, — резко приказал Люк и закрыл дверь.
Через десяток минут, за которые он успел скурить полпачки и озвереть от ожидания, адъютант принес ему три бутылки молока.
— Лучше бы парного, — пробормотал его светлость, — но и это хорошо. Свободны, Трумер.
— Так точно, ваша светлость. — Адъютант очевидно изнывал от любопытства, но вышел быстро и снова затих за дверью.
Люк, сжимая в руках бутылки, вернулся к зеркалу. Закрыл глаза, вспоминая очертания королевского кабинета. Только бы получилось. Только бы вышло, потому что куда бежать еще, он не имеет представления.
Открыл глаза и выдохнул с облегчением — он смотрел на погруженный в сумрак кабинет короля Луциуса. Теперь пройти бы туда... и чтобы никуда не делся доступ под щиты дворца...
Выйти сразу в кабинете не удалось — Люк снова очутился в высасывающем тепло и жизнь подпространстве. Но на этот раз сияющий мостик оказался устойчивее и, не обрываясь, светлой нитью тянулся к далекой точке на противоположной стороне пространственного шара. Дармонширу удалось пройти почти треть, когда вибрация стала невыносимой, заболели уши и кости — и обратно пришлось возвращаться почти ползком, прижимая к груди бутылки с молоком, потому что еще немного, и он потерял бы сознание.
У него опять не хватило сил.
Люк бессильно стоял перед зеркалом, вглядываясь в пустой королевский кабинет. Руки дрожали от напряжения. Что делать, если ему не пройти туда?
— Эй! — позвал он, чувствуя себя идиотом. — Это я. Вы там?
В кабинете было тихо и пусто.
— Я надеюсь, что вы меня слышите, — проговорил он почти умоляюще. — Мне очень нужна помощь! Я вам молока принес... принес бы, если бы мог к вам пройти.
Зеркало вдруг дрогнуло, и Люк заторопился:
— Почтенные хранительницы, — тон он сделал таким льстивым, что зеркало должно было покрыться потеками меда, — я бы не смел вас тревожить, но мне очень нужен ваш совет... мудрый совет, и помощь. Мне не пройти к вам. Может, вы появитесь и мы поговорим? Мне больше некого просить...
— Сссс... — зашипело зеркало, и Люк вздрогнул, чуть не выронив бутылки. На прекрасно видимом кресле Луциуса Инландера проявлялись две огромным туманные змеи, отливающие серебром. Они смотрели на него, склонив головы и о чем-то шушукаясь.
— Обходительныйссс какооой... Вссспомнил, наконецссс... — донеслось до него.
— Молоко, — пробормотал Люк покаянно и помахал бутылками. — Вкусное, сладкое... почти как только что из-под коровы...
Он схватил со стола большую жестяную армейскую кружку и вылил в нее молоко — по самые края. Поставил у зеркала и отступил, задерживая дыхание. Змеи к нему не торопились.
— У меня еще шоколад есть, — произнес он с сомнением, — вы любите шоколад?
Змеи, что-то обсуждающие между собой, синхронно посмотрели на него и, кажется, закатили глаза.
— Пожалуйста, — сказал он тихо и устало сел на кровать. — Помогите мне. Пожалуйста.
Овиентис, поколебавшись, неспешно сползли с кресла почившего короля и направились к нему — и Люк выдохнул от облегчения. Вот они застыли с той стороны — и нырнули в зеркало. А через несколько секунд, слегка потускневшие, выползли в комнате Люка.
— Тяжелоссс, — прошипела одна, с удовольствием обвиваясь вокруг кружки с молоком и начиная лакать.
— Всссе ссслабеее Турассс, — вторила ей другая, тоже подползая к кружке. Они пили попеременно, набирая яркость и плотность, а Люк терпеливо подливал молоко в пустеющую посуду, хотя ему хотелось кричать "поскорее"!
— Малоссссс, — грустно прошелестела одна из змей, когда все три бутылки были вылаканы.
— Малоссс, — согласилась с ней сохранительница. Подползла к Люку и, обвиваясь вокруг ноги, начала подниматься по его телу вверх. Огромная, прохладная — она положила голову ему на плечо, щекоча стрекающим языком ухо, а хвост ее еще тянулся по полу.
— Несссс раноссссссс? — ревниво спросила вторая, вылизывающая остатки молока из кружки.
— Фссссс, — насмешливо шикнула на нее первая. — Вссссе тебессс по правиламсссссс, а ессссли бы не яссссс, ты бы егоссс зсссаморозссссила быссссс....
— Еще принести? — спросил Люк, вслушиваясь в странный диалог.
— Нетсссс, — язык овиентис снова коснулся его уха. — Кровисссссс давай. И рассссссссказсссывай....
— Крови? — изумился его светлость. — Берите, но как?
— Раносссс, — ворчала вторая змея, похожая интонациями на старую классную даму. — Раносссссссссссс!
— Айссс вссссе, — отмахнулась первая хвостом, спустилась-стекла по локтю Люка вниз и, распахнув пасть, впилась в его запястье клыками. Герцог дернулся, откинул голову и застонал — ощущение было, словно из тела вытягивают усталость и напряжение, — а вторая змея поднялась на хвосте под потолок комнаты, жадно глядя, как пьет ее товарка.
— Говорисссс, змеенышшшш, — поторопила она.
Люк заговорил, прерываясь и сглатывая — было больно, но по телу распространялось блаженство, как от употребления слабого наркотика. Он словно парил над полом — такая легкость и прохлада шла по жилам.
Пока он рассказывал — про Берни, про войну, про свои метания, псов тер-сели и то, что дракон говорил о возможности как-то призвать на помощь больших стихийных духов воздуха, и про свое общение с таким духом, — вторая овиентис заползла ему на ногу и, когда первая отцепилась от запястья, тут же впилась в другое.
— Тыссс говорил сссс великим и мудрымссс сссссстихийным духомссс Инляндиии, — благоговейно прошептала первая овиентис. — Онссс ссссплетен изссс многих ветров, имеетссс тыссссячи голов и хвосссстов... Един и одновременно сссссостоит из множесссства ссссстихийных духов поменьсссше, которые могут отделятьсссся от него и сссснова возвращатьссся в единое тело.... Расссстекаетсссся над всссей Турой, но сссоссссредоточение его над сссстраной Инлия.
— Ессссссли... тьфу, — Люк прокашлялся. — Если он так велик, почему не может помочь? Разве он не должен защищать Инляндию?
— Сссстихийные духи тоже ссслабеют, — печально прошелестела воздушная змея. — Потратит ссссилы на помощь тебе — сссстанет еще сссслабеее, а это отразится на всссей Туре.
— Но зачем ему мой сын? Тем более он еще не родился.
Вторая овиентис отцепилась от запястья, и Люк потряс им, а затем осторожно погладил сытую змею по голове. Та зашипела от удовольствия.
— Затем же, засссчем нам кровьссс, — пояснила первая.
— Съесть? — нехорошим тоном уточнил герцог, в этот момент страстно возжелавший завязать все тысячи шей великого небесного духа узлами.
— Вряд лиссс, — задумчиво прошипела овиентис. — Но даватьссс кровь потом по первомусссс требованию...
— Раносссс, — тревожно шикнула вторая и первая замолчала.
— Он может датьссс тебе ссссилы, много ссссил, — сказала вторая после молчания. — Просссси... предложи ему что-то другое...
— Но сына не отдавайссс, — тревожно попросила первая. — И в зсссагадки играть не ссссоглашайся... ты не зссснаешшшь всссего, запомни... не зссснаешшшь, что всссстретит тебя домассс... жена у тебя хорошшшая...
— Что предложить? — тоскливо спросил Люк, смутно отметив, что змеи откуда-то знают Марину.
Овиентис поднялись и застыли, чуть покачивась и глядя на него блестящими сияющими глазами.
— Понятно, — пробормотал он. — Ссссс... спасибо, почтенные хранительницы. Спасибо.
* * *
*
Тха-нор Ноши, командующий наступлением на Дармоншир и получивший от генерала Ренх-сата приказ поймать колдуна, который умеет оборачиваться в огромного змея, взялся за дело со всем рвением. Тха-нора не пугало колдовство, вызывавшее суеверный ужас среди простых наемников: слишком много удивительного уже встречалось в этом мире, и тех, кого здесь называли магами, он уже видел — и знал, что умирают они так же, как обычные люди. Не пугали его ни размеры чудовища, ни способность управлять ветрами: чудовищ на Лортахе было достаточно, и тха-нор с малых лет уяснил, что, если не хочешь стать из охотника стать жертвой, перед охотой нужно выяснить уязвимые места и устроить ловушки.
Охота на туринских чудовищ ничем не отличалась от охоты на лорташских.
Тха-нор Ноши очень хотел выслужиться перед генералом: во-первых, тот был щедр и за принесенные ему победы щедро награждал золотом и своим расположением, а во-вторых был обласкан императором Итхир-касом, и все знали, что он станет следующим императором. И вызвать его гнев куда страшнее, чем рисковать при поимке богопротивного колдуна.
Тиодхар Ренх-сат сейчас находился в двух часах полета на раньяре, но в письме, принесенном гонцом, сообщал, что если Ноши не справится, прибудет командовать захватом змея и его провинции сам. А если тха-нор порадует, то получит земли колдуна и замок его, башни которого в хорошую погоду можно было разглядеть из городка, в котором остановился Ноши и откуда управлял наступлением.
Поэтому тха-нор рьяно взялся за исполнение приказа — пленных было приказано не добивать на месте и не скармливать охонгам, а уводить с поля боя и пытать, чтобы узнать все о проклятом колдуне, о его слабых местах и семье. Ноши присутствовал на дознаниях, а то и сам брал в руки плеть или нож. Кто-то умирал, не выдав и крохи информации, а кто-то ломался и говорил. Так узнал тха-нор, что есть у колдуна жена, сестра властительницы соседнего Рудлога — и она стала бы ценной добычей. Но до жены пока добраться было трудно. Зато легко было добраться до брата, который защищал одну из твердынь, охраняющих земли колдуна. Пленные называли ее Семнадцатым фортом.
Подстегивало тха-нора и то, что остановить колдуна было не просто желанием угодить тиодхару и императору, но и необходимостью. Крылатый змей наносил управляемыми ветрами и воздушными воронками огромный ущерб, а накануне ночью так разбушевался, что чуть не стал причиной смерти самого тха-нора — на него обрушилось дерево, только чудом оставив его в живых.
Когда Ноши убедился, что сведения, полученные от пленных, совпадают, он, не колебаясь, призвал подкрепление с ближайших земель и перенес наступление к Семнадцатому и ближайшим к нему фортам. Пока местные были бы связаны в боях, всадники должны были направить раньяров к твердыне, где находился брат колдуна, и забрать оттуда всех офицеров, а лучше вообще всех защитников — вдруг нужный им заложник переоденется в форму простого солдата? Приказано было врагов по возможности не убивать. Мертвый брат колдуна тоже бы сослужил свою службу (всегда можно было бы сказать, что он жив), но живой был куда полезнее.
Забрали всех, кого обнаружили — и с твердыни, и с засек перед ней. Принесли даже трупы — и единственный оставшийся в живых после пыток солдат из Семнадцатого форта, которого захватили ранее, сказал, что среди убитых брата колдуна нет. А на опознании среди живых внезапно заартачился, замкнулся, словно приготовившись умереть, хотя не так давно молил о жизни и свободе, и его поведение убрало у тха-нора последние сомнения и лучше всех признаний показало, что нужный им человек сейчас здесь.
