Пятой оказалась также женщина, да еще и полуэльфийка к тому же, родом из Гаваней. Она была странной, весьма резкой в обращении и неприветливой, но никого этим не задевала, вся будущая Девятка как бы жила друг другом и все видели, что она не хочет нанести кому-то обиду. Но — она всегда была настороже, словно ожидая обиды или подвоха от кого угодно. На стальном обруче, схватывавшем густые золотистые волосы, была кошка. У нее были чуть раскосые глаза, как у кошки с обруча, скуластое эльфийское личико и отличная фигура, вот только что чересчур худая. Магия ее была странной даже для много знавшего Тиндомэ, нечто, доступное только женщинам, особую разновидность колдовства, она использовала чаще всего.
У нее был странный дар и еще более странная судьба. Полукровка, дитя смутных времен, она не нужна была ни родне матери, умершей в ее младенчестве, ни — тем более — эльфам. К тому же, девочка родилась с даром читать любые мысли и управлять сознанием людей. За этот талант она была изгнана вон из дома, затем скиталась по Средиземью, пока не добралась сама до Барад-Дур, где ее возможности были должным образом оценены Повелителем. У нее открылся талант провидицы и предсказательницы, чьи предсказания сбывались почти всегда, а еще с самого детства она умела отправляться разумом в прошлое, наблюдая там многие картины минувших времен. Она воплощала собой Интуицию, без которой бессилен любой разум.
Шестая, со фигуркой ящерицы на золотом обруче, удивительно шедшем к ее смоляно-черным кудрявым волосам и темно-коричневой коже, была родом из далеких пределов Харада. Когда-то она была старшей дочерью вождя племени и Танцующей-с-Богами, особой разновидностью жрицы, которая исполняла ритуальные танцы. У нее была потрясающая фигура, удивительная звериная пластика. Вообще, в ней было много именно дикого, первобытного, близкого скорее к животным, чем к людям. Она прекрасно владела мечом, все воинское искусство давалось ей шутя — помогала подготовка танцовщицы. Для изучения магии она была слишком неусидчива, хотя и способна в принципе на многое.
ЕЈ куда больше привлекали естественные науки, целительство, хотя бы, те, что были применимы на практике, нежели корпение над книгами. Она была весьма поверхностна и легко наивна; но не за то ее ценили и любили все. Недолгое общение с ней могло вернуть интерес к жизни даже самому разочаровавшемуся во всем. Но — только с Улайри она была добра; надменность дочери вождя сказывалась в ее поведении в остальными.
Широко раскрытые глаза, взирающие на все с жадным любопытством — обычная спокойность Улайри была ей неведома. Верткие движения ящерицы, бездна энергии — ни минуты покоя. Из нее так и била ключом жажда жизни и довольство ей даже в самые нелегкие минуты. Она была носителем качества Жизненной Силы.
Седьмой — со знаком паука на обруче из черненого серебра — был необыкновенно одарен во всем, что касалось искусства. Гениальный художник и талантливый скульптор, все, чего бы он ни касался вокруг себя, приобретало особое очарование истинной красоты. У него было идеальное чувство меры и вкуса, это позволяло ему видеть несуразности во многих, вполне удовлетворявших других, вещах. Отчаянный и упрямый спорщик, он мог до хрипоты голоса и головной боли спорить с любым, если был уверен, что прав. Так часто на первый взгляд нелепый при обсуждении плана атаки аргумент "это некрасиво" оказывался в конце концов решающим; но, если не послушав Седьмого, принимали тот план, против которого он возражал, результат мог быть весьма печальным. Он почти не разбирался в фортификационном искусстве, но если ему казалось, что компоновка лагеря какой-то частью "некрасива", то именно в этой части и оказывалась слабина.
Это был немного странный, почти не поддающийся анализу талант. Но он был необыкновенно полезен всей Девятке. Красиво только верное действие; а для Седьмого без красоты не могло быть ни единого шага. Многие его каноны казались странными остальным — он был выходцем с далеких северо-восточных побережий и его племя почти не общалось с остальными, не перенимая их культуры. Странные рисунки, ни на что не похожие резные фигурки из дерева. Завораживающие стихи. Он единственный достиг высот в песенной магии, сложной и редкой разновидности магии, требующей помимо знания и внутренней силы особого таланта и вдохновения поэта.
У него был удивительно красивый голос, низкий и сильный. Сам он был светловолосым и бледнокожим, с водянисто-голубыми глазами, невысоким и тонким. Ему не нужна была физическая сила — он пользовался другими средствами. Оружием владел постольку поскольку его обучал Повелитель, но предпочитал обходиться заклинанием. Его качеством было Вдохновение.
Восьмая — тоже северянка, родом из тех племен, что когда-то жили под защитой Ангабандо, много севернее ее, была совсем другой. Прежде, чем Повелитель отыскал ее, она была в своем племени главной жрицей в храме Тьмы. Повелитель был для нее ожившим богом, которому она служила и молилась с детства, воплощением всего в жизни. Собачья морда на обруче из стали — как отражение собачьей преданности ее Повелителю, преданности, которую она передавала и остальным. Это и было ее качеством.
Она была достаточно трудна в общении — но старалась никого не задевать. Легко срывалась в крик и гнев, а гнев ее был страшен — огромный двуручный меч в ее руках казался легче крыла бабочки, а она никогда не задумывалась, погодить ли применить его. Любой смертный, хоть чем-то не понравившийся ей, не угодивший или поведший себя слишком нагло на ее взгляд, рисковал быть искрошенным в капусту. Но в общении с Девяткой она была милой и спокойной. Над ней все время висел только один страх — не справиться, не оправдать чести, и оттого она фанатично относилась к любому самому мелкому делу, которое ей поручали.
Она не была особо красива — черты лица чуть грубоватые, черты мужеподобности в фигуре. Светлые льняные волосы свернуты в узел, глаза — прозрачная талая вода. Бесцветнее прочих Улайри. В ней чувствовалась огромная физическая сила — тяжелый меч был ей вполне привычен. В их племени от главной жрицы требовалось умение владеть мечом лучше любого воина племени — а она справлялась с этим без труда, хоть северяне и были прекрасными воинами. Магия ей не давалась, из-за этого она прошла Испытание с большим, нежели все остальные, трудом. Тиндомэ пытался ее учить; она была невероятно усердна и усидчива, могла часами отрабатывать любую мелочь — но необходимость составить и применить самое простое заклинание приводила ее в ступор.
Наконец, Девятый — самый младший по возрасту и субординации, но не последний по многим другим качествам. Нуменорец-полукровка, он был молод и на редкость красив, даже несмотря на характерные для Улайри внешние черты. Очень высокий, золотоволосый и сероглазый, красавец-Атани, когда-то бывший любимцем женщин. Улайри после Испытания, ломавшего и вытравлявшего всякую человечность из душ все казались на редкость равнодушными и неэмоциональными. Лишь Девятый пронес через все неистребимое, непоколебимое чувство юмора. Он мог рассмешить всю Девятку, подшутить над кем угодно и когда угодно, впрочем, никогда не нарушая дисциплины и субординации, не ставя никого в опасную ситуацию — но юмор у него был отменный. Он мог вернуть хорошее настроение команде даже после какого-нибудь сокрушительного поражения. В его интерпретации недавно виденные печальные события выглядели как нечто воистину веселое и не стоящее переживаний. Веселый дельфин на серебряном обруче как нельзя лучше соответствовал его натуре.
К нему тянулись все остальные. Он был равно одарен в магии и воинском искусстве, вообще был на редкость цельной и уравновешенной во всем личностью. Не блистая каким-то отдельным талантом, он обладал талантом особого рода — объединять вокруг себя людей. Он был как бы общим знаменателем всей Девятки, тем основанием, на котором они могли действовать как единая личность. Это и было его ролью — он был носителем качества Цельности.
Все они, каждый в отдельности и все вместе, были приятны и интересны Тиндомэ, он чувствовал настоятельную потребность защищать их и направлять, а они уважали и любили его. Он был Разумом команды, тем самым могучим оружием, которое использует все прочее, чем владеет — интуицию, мудрость, вдохновение... Тиндомэ, которого теперь чаще называли Король или Первый, снова и снова удивлялся мудрости Повелителя. Из бескрайних просторов Средиземья он сумел отыскать девять человек, бывших воистину уникальными, единственными в своем роде, отыскать и помог им полностью раскрыться в Служении. По отдельности они были сильны — вместе они были непобедимы. Стальной кулак Повелителя, его крылатый гнев...
Девятка собиралась в течение пятнадцати лет. Но еще десять лет они под руководством Короля учились работать вместе, привыкали друг к другу. Они разбились на пары — все, кроме Первого, у которого судьба, по замыслу Повелителя, была иной — по указке Артано, но ни в ком это не вызвало противоречия, напротив — пары дополняли друг друга, помогая каждому полнее выполнять свою миссию. Так Второму помогала принять решения Четвертая, сомнения Пятой мог успокоить только Третий, бывший факелом беззаветной веры. Шестая была для Седьмого, склонного к вялости и унынию, вечным неисчерпаемым источником вдохновения и жизненной силы. Только Девятый мог успокоить и удержать от необдуманных поступков Восьмую.
Они учились работать в связках, по двое, по трое, так, как это было выгоднее всего в каждой конкретной ситуации. Так, планы боевых действий, прежде чем быть вынесенными на всеобщее рассмотрение, разрабатывались Королем, Вторым и Матушкой. Вели сражения — Второй и Четвертая, в разведку или с поручениями передать что-то отправлялись Восьмая и Девятый. Если Повелителю требовалась помощь в делах магии — это лучше всего получалось у пары Первый-Седьмой. Шестая и Пятая с удовольствием взяли на себя допрос пленных — полуэльфийка легко копалась в голове жертвы, а вечной "естествоиспытательнице" Шестой доставляло огромное удовольствие изучать строение человеческого тела прямо на вопящей от боли и страха жертве. Таких связок между ними было много; в принципе, каждый мог справиться один с любым подобным делом — но они стремились к совершенству в любом действии.
Улайри никогда не разговаривали вслух — им куда удобнее была мысленная речь, во много раз более выразительная и яркая, тем более, что каждый мог позвать другого на очень большом расстоянии. Они чувствовали друг друга почти так же, как себя самих, полностью доверяли друг другу и всегда получали поддержку. В единстве была их самая главная сила. Со стороны могло казаться, что они абсолютно не замечают друг друга — но просто они быстро отвыкли обращаться к таким примитивным средствам общения, как жесты, мимика и речь. Также каждый чувствовал отдаленный, но четкий контакт с Повелителем. Постепенно Улайри научились передавать друг другу при необходимости часть той внутренней силы, что накапливал каждый. Они стали настоящей, неповторимо слаженной единой командой. Таков был замысел Повелителя.
Все они — даже самые спокойные, как та же Матушка — внушали обычным смертным огромный страх. Сама их необычная внешность — бледные безжизненные лица, тусклые глаза, вечно защищаемые от света надвинутыми капюшонами плотных и тяжелых черных плащей, полная неподвижность лиц, необычная холодность — уже могла внушить ужас кому угодно. Но знание их необыкновенной мощи еще больше пугало и отталкивало людей, заставляло их пресмыкаться. Только небольшая часть воинов могла поднять оружие под взглядом Улайри, но почти никто не мог преодолеть силы их любимого колдовского приема — особого крика, от которого кровь леденела в жилах. Они заставляли дрожать от страха даже тех, кем командовали — что же было делать противнику?
Годы шли. Они участвовали во многих мелких стычках и войнах, осуществляя планы Повелителя. Имя Улайри теперь вызывало инстинктивный страх у большей части Средиземья. От Нуменора до Гаваней Запада прокатилась черная слава о Мордорской Девятке, и, особенно, о ее предводителе — великом маге и воине, короле в железной короне. Кое-кому из эльфов, родившихся в Первую эпоху, эти слова — "железная корона" внушали особый страх. Поговаривали даже, что сам Черный Властелин сумел вернуться на Арду из-за Грани в человеческом облике. Тиндомэ эти разговоры забавляли. Он не имел ничего против того, чтобы внушать страх — это помогало во многом избежать многих кровопролитий: уже одно его появление на поле битвы наводило панический ужас на войска. Но — пока Повелитель не стремился использовать Улайри как ударную силу. Он замышлял интригу против Нуменора.
Среди Улайри было трое чистокровных нуменорцев и один полукровка. Все они когда-то любили свою родину, хотя то, что они узнавали о ней ныне едва ли могло вызвать эту любовь заново. На Нуменор неумолимо падала Тень, тень проклятия, что когда-то произнес Артано, увидев среди прочих стягов войск, штурмующих Ангбанд, стяги Трех племен. Только жажда вечной жизни, только безудержная страсть к обогащению владела теперь душами нуменорцев. Давно уже были прерваны всякие отношения с Валинором, а Элендили находились в вечном полуизгнании и испытывали на себе гонения со стороны королевской партии. А срок жизни людей угасал с каждым днем, смерть приходила все раньше, все в более страшных формах. Все кровавее делались походы, все более страшная слава сопровождала каждую высадку нуменорцев в Средиземье.
Построены были Умбар и Пеларгир, две неприступные гавани, но вторая была прибежищем Верных, а первая ежедневно принимала корабли, что выплескивали из себя новые и новые полчища одержимых жаждой обогащения нуменорских воителей. Закованные с ног до головы в митрил, они проходили сверкающим смерчем, оставляя за собой кровь и смерть. Они были непобедимы — ни Харад, ни восток не могли противопоставить им ничего. Барад-Дур с трудом удерживала свои рубежи под напором Нуменора. А этот натиск все рос — что могло остановить практически неуязвимых воинов в их доспехе из драгоценного лунного серебра, который выдерживал и удар меча, и стрелу?
Улайри-маги с их темными и страшными заклинаниями могли быть временным заслоном, но не более того. Они были могущественны, но не всесильны; они не могли быть сразу — везде. Им было нелегко — но они не задумывались над этим, они просто выполняли свою миссию, выполняли ее хорошо. Повелитель всеми силами собирал войска — но харадрим были плохо обучены, вастаки — того хуже. Войска самой Барад-Дур были великолепны — но их было мало. Учить харадрим и вастаков, заставлять воевать орков приходилось, в основном, лично Тиндомэ. Годы — десятки лет пролетали мимо в бесконечных войнах, оборонительных — до поры. А над Нуменором нависала Тень — и бывшим нуменорцам было горько смотреть на закат былой Эленны.
Но все же, пусть и медленно, баланс сил смещался в сторону Мордора. Обучались войска и ковалось новое оружие, входила в силу Девятка. Медленно копил силы Повелитель, но выжидая и выбирая, он постепенно расширил свои позиции, даже сумел оттеснить нуменорцев с их позиций у моря, уде протягивались руки Барад-Дур к святая святых "морских людей" — к прибрежным гаваням. И в этом была всецело заслуга Улайри, чья магия и храбрость, расчет и сила теснили самые отборные войска.
