— Тётя Фасолина, я же Асеро... — ответил он, почувствовав себя без вины виноватым. Звание инки и золотые серьги в придачу он получил совсем незадолго до этого.
— Значит, вот каким ты стал, племянник? — сказал она, неодобрительно косясь на знаки отличия. — Забыл, что каждому отродясь положено своё место? Ты взлетел слишком высоко, и потому чует моё сердце — ждёт тебя беда.
— Пока что беда постигла тебя, — сказал Зоркий Глаз, — а за племянника не беспокойся. Если ты думаешь, что он достиг своего положения дурным путём, то ты ошибаешься.
— Не в том дело. Пусть бы это была даже награда за труды, всё равно не для него это. Не место сыну простого сапожника среди сынов Солнца.
— Что же, по-твоему, его не должно было награждать за проявленную им храбрость? Ладно, не время спорить. Поскольку у тебя теперь нет теперь своего айлью, то отправишься с нами, коли силы ещё есть, будешь помогать по кухне.
Асеро не понимал, почему даже в такой момент, когда все родные перебиты и не до мелочей, тётка Фасолина упрекнула его, и не чем-нибудь, а честно сделанной карьерой. Потом он говорил с ней на эту тему, но понял не многим больше, чем в тот раз. Он понял, что его "вина" не в том, что он нарушил волю своего покойного отца (за ослушание в чем-либо другом она бы не была к нему столь сурова), а в самом нарушении некоего данного свыше порядка. Есть, мол, сыны Солнца, а есть все остальные. Хотя любой школьник знал, что сыном Солнца можно стать благодаря заслугам, но всё равно тётку Фасолину ужасала сама мысль, что от её племянника теперь зависят судьбы других людей, и его ошибка может стоить кому-то жизни.
Впрочем, вскоре Асеро стало не до задушевных разговоров, потому что Зоркий Глаз погиб. Асеро пришлось занять место своего командира, и главной задачей для него теперь было захватить в плен Острого Ножа и судить его. В конце концов он с этим справился. Фасолина дожила до этого суда и выступала на нём как свидетельница. Среди наложниц была найдена живой её внучка Росинка, которая после окончания войны вышла замуж за одного из тех воинов, которые взяли Острого Ножа в плен.
От суда у Асеро потом осталось тягостное впечатление. Острый Нож сидел, нахально развалившись (прямо как Писарро в "Позорном Мире") и на все обвинения отвечал: "Это наша земля, и мы, каньяри, имеем право делать на ней всё, что захотим". "Всё" включало в себя убийства, пытки, обращение людей в рабство... И многие каньяри реагировали на такие речи одобрительно. Даже пленённый и обречённый на казнь, Острый Нож для каньяри оставался авторитетом, и им было совсем плевать на горе пострадавших от него даже трижды мирных иноплеменников. "Раз вы считаете, что ваша земля даёт вам право обращать других в рабство, то вы лишитесь её!" — во всеуслышанье объявил тогда Асеро. Каньяри издали недовольный ропот, но воспротивиться этому приговору уже не могли.
Но прежде казнили самого Острого Ножа. Асеро лично вызвался быть палачом, и впоследствии никогда не раскаивался в этом, так как приговор мерзавцу был вполне справедлив, а чистоплюйство, требующее поручать "грязное" кому-то другому, чтобы самому не "марать рук", было у инков не в почёте.
Каньяри прежде высылали за предательство во время войн, и на определённый срок привлекали к тяжёлым работам, но это не сильно помогало. Потому что потом они возвращались к скотоводческому образу жизни, а через некоторое время принимались за старое. Асеро же решил, что их надо лишить права заниматься скотоводством, навсегда превратив в земледельцев и ремесленников.
Почему было решено сделать так? Да потому, что именно скотоводство каньяри считали признаком своего превосходства над остальными. Мы, мол, гордые и воинственные, не чета вам, в земле и мастерских копошащимся. Огороды они хоть и имели, но считали в общем-то бабским делом, а работавших в мастерских считали кем-то вроде рабов. Юношей Асеро не понимал этого — ведь его отец никак рабом не был, наоборот, он гордился своим ремеслом. Лишь по ходу войны он понял. Каньяри считали, что первую часть жизни, детство и юность, пока ты не доказал свою крутость перед старшими, надо быть безропотно покорным, но вот если ты доказал свою крутость, то можно оттянуться! Ну а в мирное время приходится ждать того момента, пока никого из более старших предков над тобой не останется. Но ждать этого можно долго, не всем по нраву провести жизнь в покорности до сорока-пятидесяти лет, так что война была желанной и по этому поводу. Каньяри знали, что в мастерских есть простые работники, и есть начальники над ними, но начальниками становятся далеко не все, да и над ними тоже в свою очередь есть начальники вплоть до Первого Инки. И отношения между начальниками и подчинёнными они мыслили так же, как отношения между старшими и младшими у себя в семьях. То есть люди, над которыми есть кто-то сверху, казались полурабами-полудетьми, то есть существами заведомо низшими. Идея, что начальник может вовсе и не обладать абсолютной властью и правом унижать своих подчинённых, до каньяри доходила с трудом.
В общем-то, выселение непокорных племён приятным делом не назовёшь. Выселять нужно было вместе со стариками, женщинами и детьми, всё это происходило неизбежно с проклятьями и слезами. Многие каньяри проклинали "тирана Асеро", видя в нём воистину исчадие зла, но тот вспоминал родной айлью и был неумолим. Впрочем, та же память о родом айлью помогала ему удержаться и от всяких сверхсуровых мер, применить которые ему советовали иные слишком ретивые помощники. Нельзя было опускаться до уровня Острого Ножа и поднимать руку на беззащитных и безоружных, нельзя заставлять дополнительно страдать женщин и детей... Впрочем, говорят, что его именем всё равно матери каньяри пугали и пугают своих младенцев... А вот как раз воинам его было проще если не простить, то понять, ведь они знали, чем виноваты...
Кроме того, важно было не перепутать непокорных с относительно лояльными, чтобы ещё больше не нажить себе врагов. Именно в процессе этой работы Асеро познакомился с Инти и его отцом, многому научившись у них. Но, может, они всё-таки допустили какие-то ошибки, точнее, упустили что-то важное? Достаточно ли было просто заставить каньяри сменить образ жизни? Или времени не хватило просто, должны были пройти поколения, чтобы те перестали так же легко воспламеняться, как сухая солома в летний зной?
Но как бы то ни было, когда каньяри были окончательно замирены, Асеро тут же попросился вернуться в Куско. Случившееся тяготило его, да и из политических соображений ему было лучше держаться подальше от народа, с которым ему приходилось быть столь суровым. К тому же он надеялся, что посещавшие его регулярно ночные кошмары там, наконец, прекратятся.
И вот наконец-то его просьба удовлетворена. Однажды утром Инти, у которого была со столицей спецсвязь, передал ему долгожданное известие:
— Горный Поток передаёт тебе приказ явиться прямо к нему. Только ехать нужно тайно, так как на тебя по дороге могут быть покушения. Охранять тебя буду я, тем более что мне тоже надо ехать в Куско. Тут все связи каньяри с заграницей я перервал, в обозримом будущем поставки оружия и возобновление войны невозможны, а в Куско я, похоже, буду нужен отцу.
— Там что-то случилось? — тревожно спросил Асеро.
— Да. На Горного Потока произошло покушение. Он ранен.
— Опасно?
— Сложно сказать. Поначалу рану в плечо сочли не особенно опасной, но потом возникло подозрение, что стрела была намазана какой-то дрянью, и лекари теперь уже бояться делать предсказания... В общем, ехать мы должны как можно быстрее, если хотим застать его в живых.
Всего через два дня, передав дела новому наместнику, Асеро вместе с Инти отправился в путь. Они старались спешить изо всех сил, даже не ночуя на станциях и стараясь спать в карете, благо ночи были ясные и лунные, но всё-таки им пришлось задержаться, ибо как раз в одну из таких лунных ночей на них кто-то напал. Так как дело происходило близко к столице, то это не могла быть недобитая банда каньяри, мстившая за поражение, а поскольку разбойников в Тавантисуйю не было, то было очевидно — целью нападавших были не имущество, а жизни путников. "Это могут быть звенья одной цепи", — сказал Инти.
— Не понимаю, кому мы успели насолить, кроме каньяри, — ответил Асеро.
— Дело не в том, что мы кому-то насолили. Близятся выборы Первого Инки, и кто-то может попытаться убрать соперников заранее.
— Ну, тебя ещё могут рассматривать как соперника, а я потомок Манко только по матери, по отцу я сын сапожника, куда уж мне тягаться с тем же Горным Львом, который в боях на Юге прославился куда больше моего.
— Горный Поток как раз его не склонен рассматривать как преемника. На Юге всё было не так блестяще, как порой издали видится. Так об этом писал мне мой отец, а его мнение основано на показаниях людей, которые лгать никогда не станут. Горный Лев просто сорил людьми...
— Но Инти, возможно, твой отец думает так именно потому, что там сложили голову твои старшие братья. Теряя на войне сыновей, иные склонны винить при этом полководцев...
— Едва ли. Ибо мнение моего отца основано, в том числе, и на письмах моих братьев, а они, понятное дело, писали их ещё живыми. Кстати, если бы мои старшие братья были бы живы, они могли бы претендовать на престол, а я — вряд ли. Моя мать была простой крестьянкой.
Подумав, Инти добавил:
— Впрочем, чистокровных потомков Манко уже не осталось.
— А Горный Лев?
— Даже насчёт него есть сомнения. Да и воля Горного Потока для инков куда важнее нюансов крови.
Увы, следы таинственных ночных нападавших найти не удалось. Как тени, те появились из темноты, и в темноте растворились же, стоило им дать отпор. Может быть, они сразу же поняли, что убить врасплох не удалось, и предпочли лучше не выполнить на этот раз своё дело, но не раскрыться?
Асеро встретился Горного Потока в дворцовом саду. Не видевший своего приёмного отца несколько лет, юноша был неприятно поражён, увидев, как тот успел постареть.
— Как твоя рана, отец?
Горный Поток, не имевший своих детей, предпочитал, чтобы сирота-племянник называл его именно так. Поначалу Асеро это немного смущало, но так как обращение "отец" само по себе было распространено как вежливое обращение к более старшему, то со временем он привык.
— Как видишь, зажила. Только правая рука меня теперь плохо слушается, писать почти не могу, приходится диктовать.
— Это должно со временем пройти, отец.
— Не думаю, — несмотря на радость встречи, Горный Поток был мрачен. — И всё равно я не стану уже таким, как прежде. А ты, я вижу, возмужал и вырос. Тебе уже двадцать второй год. Именно в этом возрасте меня Манко стал готовить к престолу... А теперь я уже старик.
— Разве ты уже старик, отец? Тебе ведь даже нет пятидесяти...
— Да, не все к моим годам стареют, но резвым мне уже не бывать. Впрочем, хватит об этом. Чем бы ты хотел заниматься дальше?
— Отец мой, поскольку из-за войны с каньяри мне пришлось прервать обучение, то я думаю, что мне стоит доучиться, после чего я думал стать амаута...
— После столь блестящей военной карьеры ты мечтаешь о науке?
— Отец, я сыт войной по горло. Я делал то, что должно, но теперь, когда необходимость в исполнении воинского долга отпала, я бы хотел заняться чем-нибудь более мирным.
— Я понимаю тебя, сын мой. Однако и администратором ты себя показал неплохим. Всё-таки работа с каньяри — это очень сложное дело. Так что тебе с таким талантом не стоит запираться в каком-нибудь запретном городе.
— Ну разве я уж такой блестящий администратор... у меня нет для этого достаточного образования, да и управлялся я кое-как. У другого бы всё вышло гораздо лучше.
— Вот именно, что, даже не имея специального образования, ты справлялся не хуже многих, кого к управлению специально готовили. А твоя идея сделать из разрушенного селения особую уаку, куда бы приводили школьников и объясняли бы им про всю жестокую пагубность отношения к иноплеменнику как к низшему ... это весьма достойная задумка, и я очень надеюсь, что именно это нам поможет нам вырвать из каньяри то примитивное племенное чувство, которое и создаёт почву для войны. Ты умеешь мыслить в нужных для правителя масштабах, и потому я предназначил для тебя другую участь: ту станешь моим помощником, а после моей смерти — преемником.
Для Асеро эти слова были как гром среди ясного неба.
— Но... почему я? — вымолвил он, как только вновь обрёл способность говорить.
— Потому что из всех оставшихся в живых потомков Манко ты наиболее подходишь для того, чтобы стать Первым Инкой. Во всяком случае, такое впечатление у меня сложилось в последнее время. С большинством носящих льяуту я поговорил. Что ж, завтра перед всеми носящими льяуту тебе на голову наденут желтое льяуту наследника, и под моим руководством приступишь к делу. Или ты не согласен?
— Я не знаю, что и сказать. Всё это так неожиданно... отец, скажи мне, почему ты выбрал именно меня, а не Горного Льва? Он — талантливый полководец и яркий оратор...
— Потому что, сын мой, Горный Лев лишён главного качества, необходимого правителю — он не чувствует за собой ответственности за свои поступки. Для него удовлетворение собственного честолюбия важнее пользы для народа. Под хорошим контролем такой человек ещё может приносить пользу, но вручить ему управление государством — это значит погубить Тавантисуйю. Вот что, сынок: не бойся, что у тебя не хватит знаний и опыта по поводу управления. Обучение и опыт — дело наживное. Мудрые советники, способные подсказать, у тебя будут. Главное, что ты сам прислушиваться к чужим советам готов, самым знающим себя по всем вопросам не считаешь. И храбростью отличаешься, а значит, если на нас нападут белые люди, то ты не дрогнешь даже в самом тяжёлом и отчаянном положении. Пойми, ты должен стать Первым Инкой!
Асеро не мог ничего ответить. Кажется, тогда он понял, чего так боялась уже покойная к тому моменту тётка Фасолина. Да, теперь у него уже не будет спокойной частной жизни, отныне и навсегда его жизнь будет подчинена долгу перед государством.
— Значит, отныне я всегда должен буду жить под охраной? — грустно спросил Асеро.
— Я думал, что за время своего наместничества у каньяри ты к этому привык.
— Там я утешал себя тем, что это временно. А если... если мне захочется поухаживать за девушкой и пригласить её на свидание, то это тоже должно быть на глазах у охраны?
— Увы. Только, я думаю, что тебе уже не нужно будет ухаживать за девушками, они сами на тебя бросаться будут, тебе ещё от них бегать придётся — Заметив, что Асеро такая перспектива не радует, Горный Поток добавил — Да, неприятно быть объектом охоты. Из высших инков мало кто из-за этого счастлив в личной жизни, мы много раз женимся и разводимся тоже часто. Но, как ты понимаешь, если я окончательно уверюсь, что ты должен стать моим преемником, то ты, хочешь того или нет, должен жениться на женщине крови Солнца. Сам понимаешь, долг есть долг.
Асеро вздохнул, но подчинился. Он и сам знал, что без такого брака инки никогда его не выберут правителем.
