Хидар и Хаф (общий)

— Иди. И передай Пантелеймону, пусть сбрую верховую проверит да коней подготовит. Завтра на рассвете в Заречье верхами поедем.

Парень согласно кивнул. Михей, дождавшись, когда за старшим племянником закроется дверь, нахмурился.

— Даня дело сказал: за малыми надобно присматривать. Ваня, Глеб и Сашок никуда с села не денутся, а вот Ярик и Арик... Шило в них сидит, не дает покою. Эти могут и пойти искать судно.

— Хорошо ежели найдут. — Потап качнул головой.

— Эти — найдут. — Прохор усмехнулся в усы. — Рогатины их надолго не займут. Потап, поговори с малой.

Потап помрачнел.

— Ежели придет — поговорю. Тяжко ей та ночь далась. Столько тварюк положила... На вид — хлопнешь по плечу — ненароком переломишь, а поди ж ты...

Михей согласно кивнул. Он прекрасно помнил тоненькую, хрупкую девушку, растерянно мнущуюся за спиной Потапа и не знающую, как бы половчее сбежать от нежелательного внимания. Но так же хорошо он помнил, что они нашли на пастбище поутру...

— Мухе она приглянулася. — негромко произнес он. — Все лизаться лез, паскудник.

Тимофей удивленно приподнял кустистую бровь: тяжелый недоверчивый нрав огромного пса в селе знали. Мухтар не любил чужаков, встречая низким, утробным ворчанием и приподнятой в оскале губой. А тут...

— Признал? — удивленно переспросил Егор. — Твой злыдень?

— Признал. — Михей развел руками. — Радовался. Видать, не впервой она к нам на подворье заходит...

Невысказанные слова подвисли в воздухе.

— Коли потребуется им подмога, надобно оказать. — произнес Прохор, подводя черту в разговоре, роняя слова тяжкими глыбами. — Черные тварюки нам тут не надобны. Договориться надо с пришлым. Неча им за нами приглядывать ночами, пусть тварюк по логовищам бьют! Сами за ся постоим, чай не балованные городские.

Решение принято и озвучено.

Михей подвинул поднос с пирогами на середину стола, хлопнул ладонью по столу и припечатал:

— Чай стынет.

Разговор завершен.

* * *

Проснулась я резко, рывком. В голове словно щелкнул незримый таймер: пора вставать, скоро ночь, опять эти уроды полезут. Вечером разбегутся разведчики, а уже к полуночи пойдут стаи. С ближайшего логова, которое располагалось на месте бывшего Стремнища, вроде бы крупных стай уже быть не должно: оно и так небольшим было, после первой зачистки мы с Ннан"чин"де немало перебили, а потом еще...

Мысль споткнулась на имени, мозги заработали как положено, а не как получалось, и до меня, наконец-то, дошло, почему же мне так хорошо, удобно, уютно и, главное, тепло!

— Вот скажи, Хаф, как меня при такой невнимательности, до сих пор не сожрали? — тихо пробубнила я не открывая глаз.

Тихий стрекочущий смешок был мне ответом. Несколько неопределенным, конечно, но настроение все равно ощутимо поднялось.

— Зря смеешься. — разлепив один глаз, я глянула на напарника.

Сегодня Ннан"чин"де впервые при мне использовал не маску, а визор на подобии моего обруча. По функциональности шект с маской или шлемом, конечно, не сравнится, но от него этого и не требовалось. Это бытовая вещица. Шект обычно используют аттури: он компактный, легкий, больше ориентирован не на военное использование, а на работу с большими объемами информации. Чаще всего — технической. Яута шекты носят гораздо реже, предпочитая маску, но в быту обмундирование не носит вообще никто. Так, мелкое личное оружие вроде ножа, но никакого полного обвеса, брони, маски или, тем более, энергетического оружия вроде р"кра. Как и наручи с энергоэлементом.

— Ты уже просмотрел записи? — спросила я, устраиваясь удобнее.

Багровое голографическое поле-экран исчезло.

— Да.

Короткий, односложный ответ, за которым явно не собирается следовать продолжение. А взгляд — тяжелый.

— Что я сделала неправильно? — убито спросила я.

Хаф моргнул, взгляд смягчился, золотые глаза ожили, утратив пугающую непроницаемость и безэмоциональность.

— Многое. — негромкий ответ, от которого у меня по спине пронеслась волна мороза.

Его недовольство, пусть и легкое, — неприятно.

Я лежала у него на груди, слушала размеренное биение сердца и ждала продолжения. Да, знаю, напортачила, и напортачила немало, но напарник не высказывал раздражения или гнева. Если бы я действительно сильно напакостила или его разочаровала, поведение было бы другим.

— Это допустимо. Ошибки уйдут с опытом. — широкая горячая ладонь сдвинулась ниже, ложась на подмерзшую поясницу. — Ты знаешь.

Я вздохнула. Знаю, где и что я сделала неправильно.

— Мне не надо было доводить себя до такого истощения.

Золотые глаза согласно прикрылись.

— Я не собрала оружие и не убрала трупы...

Яута-те качнул головой.

— Это — не важно.

Не важно? А я думала, что науда вообще стараются сохранять в тайне от людей свое существование. Или нет? Фильмы же кто-то снял... А в них образ яута передан достаточно ярко, пусть и с кучей условностей, неточностей и глупостей.

— Я чуть не поверила тем, кто этого не был достоин. Я ошиблась в оценке.

Хаф стрекотнул, но ничего не сказал. Тоже не то...

— А еще я распылялась.

Медленный кивок подтвердил правильность вывода.

— Не надо было гоняться за всеми подряд. Только устала и довела себя до начальной стадии истощения, а когда понадобилось вести серьезный бой, уже с самого начала была к нему не готова. Переоценила свои силы.

Золотые глаза иронично сощурились, а я запнулась, чувствуя, как приливает к щекам кровь. То, что я впервые увидела чижа месяц назад, а за эти дни впервые оказалась наедине с таким количеством тварей, оправданием допущенным ошибкам не является. Хаф меня учит на совесть, вбивая нужную для выживания информацию. А то, что я где-то что-то неправильно сделала — исключительно моя вина.

Со стороны может показаться, что у яута-те завышенные требования, и он от меня хочет невозможного, равняя на себя. Это не так. Хаф никогда от меня не требовал того, что я не могу сделать. На грани возможного — да. Но никогда того, что находится за этой гранью. Он вообще запрещает мне работать до излома, наращивая нагрузку постепенно.

— Ты прав. Я нерационально вела бой, неправильно рассчитала силы и недооценила количество врагов.

Хаф второй рукой поправил сползшее одеяло, укрывая мои плечи и спину. На корабле действительно стало очень холодно и как-то стыло. Как в каменном подвале. Отопление и система микроклимата не работали, корабль сильно поврежден, и в него просачивается дождевая вода. Холод и влажность, прерывистый сумрак аварийного освещения, переходящий в полный мрак превращали ман"дасу в огромный подтопленный могильник.

Неприятное ощущение.

— Я не ожидала, что их столько будет. — тихо призналась я. — Откуда они вообще взялись в таком количестве? В логове под Стремнищем должно было остаться десятка два тварей, не больше! А они все перли и перли! И этот, ятканде... Он-то откуда приперся?

— Мутировал бы в королеву и восстановил логово. — ответил Хаф, зябло поведя плечами. — Ты не воспринимаешься как угроза.

Конечно, не воспринимаюсь! На его-то фоне! А люди для каинд амедха вообще добыча.

Не сдержавшись, тихо фыркнула, уткнувшись холодным носом ему в ключицу, отчего яута-те едва заметно вздрогнул.

Мерзнет...

Науда — теплолюбивая раса. Да, выносливость у них невероятная, они могут выдерживать значительные перепады температуры, они очень живучи, но... Но я уже не раз замечала, что Ннан"чин"де иногда мерзнет. Молча, конечно, не говоря ни слова, никак не проявляя своего недовольства и не показывая дискомфорта, но если обращать внимание на мелочи, можно заметить эти едва заметные непроизвольные проявления: понижение температуры поверхности кожи, едва заметное зябкое передергивание плеч, крепче сжатые челюсти и прижатые плотнее мандибулы, более резкие, ненужные движения... Когда ему холодно, напарник предпочитает расхаживать по помещению, гонит меня на тренировки или занимается сам. Все это время температура на корабле держалась стабильно в диапазоне восемнадцати-двадцати градусов, и иногда даже мне было зябло, но сегодня впервые на ман"дасе по-настоящему холодно! А Хаф даже поддоспешник не надел... Меня греет. Я сижу у него на руках комком льда, вытягивая всё тепло...

— Почему не надел поддоспешник? — едва слышно спросила я, запрокидывая голову так, чтобы видеть его лицо.

— Иолонит экранирует тепло. — спокойно ответил Хаф.

Я вздохнула, аккуратно выпростала из-под одеяла правую руку, пошевелила пальцами. Дергает, ноет, но болит гораздо меньше. И давления такого нет. Хорошо...

— Это тепло никакой иолонит не экранирует. — буркнула я. — А ты зазря мерзнешь.

Стрекочущий смешок.

Как всегда, его совершенно не впечатлили мои доводы и аргументы. Он так решил и всё, хоть трава не расти! Мне, конечно, тепло и приятно, даже больше, мне это доставляет огромное удовольствие, но... Но мне крайне неприятно, что всё это происходит за его счет. Я и так с него жизнь вытягиваю, как энергетический вампир какой-то! А он...

А он прекрасно понял, как правильно донести до меня нужную информацию. Так, чтобы я ее поняла и больше никогда не забывала.

— Постараюсь до такого не доходить, если не будет на то крайней необходимости. — со вздохом сказала я, вновь утыкаясь холодным носом в теплую кожу. — Но давай ты перестанешь использовать в педагогических целях собственное здоровье.

Это моё высказывание Хаф проигнорировал.

Напрасно. Кое-что я не позволю ему делать ни при каких раскладах. И меня совершенно не будет интересовать его мнение, гордость, привычки, менталитет и прочие... мелочи.

— Ннан"чин"де...

Яута-те напрягся.

— Когда ты назвал меня те-уман и позволил встать с тобою рядом, ты определил мой статус и дал возможность стать для тебя чем-то большим, чем просто какая-то человечка, случайно спасшая жизнь. — говорила я спокойно, размеренно, не повышая голоса и не меняя тона. — Своими действиями и отношением ко мне ты обозначил наши взаимоотношения. А еще ты взял на себя определенные обязательства.

Я рассматривала пятнышки на его коже и с огромным удовольствием вслушивалась в участившееся дыхание и резко ускорившийся стук сердца. Нервничает. Оценил мои слова правильно.

— Как и я.

Это только внешне он непрошибаемая статуя, а на самом деле... Науда столь же эмоциональны, как и люди, и подвержены тем же страхам. Другое дело, что контролируют они себя гораздо лучше, и четко знают, что можно допускать, а что надо без всякой жалости подавлять.

— Свои ты выполняешь. Ты сделал для меня оружие и амуницию. Ты меня учишь, тренируешь, помогаешь правильно понять ваше общество и тебя лично, ты закрываешь глаза на мои слабости, помогаешь понять и исправить допущенные ошибки, относишься с пониманием и огромной терпимостью к особенностям характера и психики, ты обо мне заботишься, потакаешь моим прихотям, выполняешь мои просьбы... Я это ценю.

Он напрягся.

— Ннан"чин"де, не надо мешать МНЕ выполнять свои обязательства по отношению к тебе. Даже если для тебя это... — я неопределенно шевельнула пальцами, — непривычно.

Хаф глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Сердцебиение резко замедлилось. Принудительно успокаивает сам себя. И все равно нервничает. Да и правильно он нервничает. Сейчас есть все причины для этого.

— Я сделаю так, как ты пожелаешь, — могучее тело едва заметно дрогнуло, — я приму любое твое решение и все без исключения твои личные... особенности. Но! — я подняла палец. — Есть одно исключение, кое-что, в чем я никогда не поступлюсь и сделаю так, как считаю нужным. Даже если ты будешь... возражать. — приподняв голову, я встретила напряженный, настороженный взгляд. — Полагаю, мне не надо объяснять, что именно я имею в виду?

Хаф хмыкнул, золотые глаза сощурились.

— Ты сам дал мне это право. И пока ты не откажешься от своих слов, своего решения и от меня как те-уман, тебе придется с этим моим личным заскоком смириться. И терпеть его проявления.

Верхние клыки дернулись и чуть разошлись в усмешке, Хаф иронично сощурился.

— Полагаешь, я буду возражать?

Какой хороший вопрос...

Яута-те никогда не возражал. Он просто делал так, как считал нужным. Но! Когда дело заходило до его лечения, Хаф подчинялся беспрекословно. Ни единого возражения, ни слова против. Удивительная покорность... Он сам дал мне право принимать любые решения относительно его личного здоровья, хотя ясно давал понять, что сам сделал бы иначе в том или ином случае.

— Ты можешь не согласиться с моим решением. — поправилась я. — Оно может тебе не понравиться. Будешь ты возражать или согласишься с моими действиями, знаешь только ты. А я приму твое решение...

— И сделаешь так, как считаешь нужным? — с уже нескрываемой иронией поинтересовался яута-те.

— Раз уж ты не считаешь необходимым даже раны обрабатывать так, как положено, полагаю, будет справедливо, если я буду делать так, как считаю нужным... для сохранения ТВОЕГО здоровья.

Он ничего не ответил на это мое высказывание, просто осторожно дотронулся кончиком когтя там, где до сих пор холодил лед. А глаза выразительные...

— Я тоже не слежу за своим здоровьем.

Золотые глаза опасно сузились.

— Ннан"чин"де, если бы я так тряслась над своей шкурой, я бы давно сбежала от... опасности. Тем более, ты не единожды давал мне возможность уйти. — я вздохнула, вытащила влажные волосы из-под одеяла, поежилась и прижалась к теплому телу напарника. — А ведь мне не ради чего возвращаться. Меня там никто не ждет, я никому не нужна. Мне там нечего делать. Я лишняя в этом мире.

Мерное биение сердца вновь участилось, яута-те глубоко вдохнул, медленно выдохнул, но успокоиться не смог. Сердце билось быстро, резко, мощно, заглушая едва слышные привычные шумы полумертвого корабля...

— Знаешь...

Тихий вопросительный стрекот, чуть раскатистый, слышимый сейчас иначе, чем обычно. И голос тоже несколько иной. Более глубокий, раскатистый, с глубинным рокотом, который не слышим на расстоянии. Завораживающий голос.

— Эти двое суток были бесконечными... Казалось, между нападениями каинд амедха проносятся годы... А ведь они приходили каждые пару-тройку часов, и я проверяла весь корабль с верхней палубы до трюма. — и немного невпопад добавила: — А там вода уже набралась по шею... И мусора полно. Даже тушка какой-то мелкой живности плавает. Вроде белка... Или нет? А еще с каждым разом становилось холоднее...

Вторая рука обхватила меня за плечи. Широкая, горячая, чуть шершавая. Захотелось скрутиться компактным калачиком и греться-греться-греться в его тепле.

Никогда в жизни я никому так не доверяла! Никогда мне не было так комфортно и уютно в чужом присутствии... Да о чем я? Чтобы я вот так сидела у кого-то на коленях, практически лежа на груди? Еще и голышом, замотанная в одеяло? Да никогда! Я же не терплю даже мимолётные прикосновения посторонних! Меня передергивало, когда кто-то ко мне в общественном транспорте дотрагивался! Даже при истощении, когда от холода уже трясти начинало, я крайне неохотно шла на контакт. Уже начала подозревать себя в какой-то новой фобии. А теперь...