Глядя на оставшиеся от крепости руины поначалу с этим было трудно согласиться, но потом до стрельцов и казаков доходило понятие того, что они — победители.
Чигирин, наш? Наш! Турки ушли? Ушли! Побили мы их много? Много, тогда в чем сомнения? В том, что Чигирин лежит в руинах? Так это ничего. Война без потерь не бывает. Государь прикажет заново крепость отстроить, отстроим. А не прикажет, значит не надо. Ему виднее, ведь он император.
Глава XXVI. Да как было дело, да под Царьградом.
В третий раз бил челом донским казакам посланец великого государя, императора и царя Всея Руси Дмитрия Иоанновича. В третий раз понадобилась их помощь Москве в борьбе со зловредными османами, губителями русского народа и гонителями православной веры. В третий раз послал он к вольным людям Дона царским послом Фрола Спиридонова.
Большие подарки привез он зимой казацкой старшине, дабы к следующему лету построили казаки свои быстроходные челны, и вышли на них в Черное море искать зипунов на турецком побережье.
— Вам это дело хорошо знакомо. Не раз вы хаживали по южным морям, мстя туркам за нанесенные обиды. Государь Дмитрий Иоаннович просит вас как можно больнее ударить по Трапезунду и Синопу, чтобы вселить страх в сердца и души османских беклярбеков. А чем сильнее они вас испугаются, тем больше сил будет вынужден султан Ахмед забрать у Хусейн-паши, что собрался в поход против государя.
Польщенные просьбой императора и его щедрыми подарками казачьи атаманы согласились пойти в новый поход, но при этом постарались взять с государя по максимуму. Много времени старшина сидела и рядилась со Спиридоновым о той цене за казачью кровь, что прольется в этом походе. На многое царский посол согласился, а то в чем не смогли найти согласия оставили на потом.
Хорошо зная деловитость и ответственность казаков, Спиридонов не стал контролировать подготовку донцов к походу, несмотря на настойчивые советы дьяка Курицына.
— Смотри Фрол Демидович, обманет казачье государя, как пить дать обманут. Деньги вперед с нас сдерут, а с исполнением будут тянуть до морковного заговенья. Ты бы дал им хотя бы только половину, вернее было — жужжал надоедливой мухой дьяк, но Спиридонов и бровью не повел.
— Не обманут, я их знаю — отмахивался от него посол, но Курицын не унимался.
— Смотри, тебе перед государем отвечать за их деяния — пугал дьяк, но Фрол был твердого мнения.
— Значит, отвечу.
— Можешь и головой ответить.
— Значит, отвечу головой. Тебе какая забота?
— Да мне тебя жалко! Пропадешь, не за понюшку табака!
— Спасибо за жалость, Ермолай Петрович, но уж как-нибудь сам справлюсь с поручением государя. Благо дал он мне большие полномочия.
Упоминание о больших полномочиях, быстро заставили дьяка замолкнуть и больше не надоедать Спиридону своими советами, но от своего дьяк не отступил. С огромным нетерпением ждал от наступления весны, чтобы вместе со Спиридоновым приехать на Дон и своими глазами увидеть острогрудые казацкие челны, изготовленные к дальнему плаванию.
Однако дьяк и тут не успокоился и попытался проверить степень готовности их к походу и тут же получил жесткий отпор у казаков.
— Убери ты этого таракуцку от челнов наших от греха подальше, — обратились к Спиридонову казачьи атаманы, — трещит и трещит, угомона на него никакого нет! Хлопцы у нас горячие, побить ненароком могу.
Кончался месяц май, когда казачья флотилия спустилась вниз по Дону и миновав Азов вышли на морские просторы. Как и в прошлом году, верховным атаманом был избран Дружина Романов. Успех прошлого года поднял его над остальной старшиной, и казаки вручили ему булаву власти.
Несмотря на то, что большую часть своей жизни донцы провели на суше и возле реки, морское дело они хорошо знали. Подгоняемые попутным ветром, казачьи челны уверенно шли к югу, рассекая своими носами синюю гладь Сурожского моря.
Не встречая на своем пути военных кораблей османов, челны играючи добежали до Керченского пролива и остановились. В другое время, Дружина Романов обязательно бы попробовал на зуб крепость Ени-Кале, но на этот раз у казаков были иные планы и они прошли мимо, придерживаясь восточного побережья моря.
Все свою злость и удаль они обрушили на гарнизон Тамани, чьи две пушки стали обстреливать казачьи челны. Высадившись на берег, донские молодцы приступом взяли невысокие крепостные стены Тамани и предали город огню и разграблению.
С опаской и тревогой смотрели турецкие часовые с крымского берега за ярким заревом, что было хорошо видно в спустившейся на землю ночи. Всю ночь и весь следующий день ожидали османы нападения казаков, но господь отвел от них эту напасть. Пробыв в крепости один день, гяуры покинули Тамань, повернув носы своих челнов на юг.
О появлении донцов, комендант Ени-Кале в тот же день сообщил беку Кафы, а тот в свою очередь без промедления извести Стамбул. Бурно пеня веслами морские просторы, устремилась быстроходная галера с тревожным гонцом на борту к повелителю правоверных султану Ахмеду.
Помня, что главными объектами нападения казаков в основном были Синоп и Трапезунд, султан распорядился отправить к пашам этих крепостей предупреждение о нависшей над ними угрозе. В виду того, что главные силы империи были заняты на Кавказе и на Днепре, султан приказывал пашам отбить нападение неверных своими силами. При этом он всячески преуменьшал силы казаков и без всякого зазрения преувеличивал силы османов.
Быстро скакали гонцы султана, стремясь как можно скорее выполнить волю повелителя, но казацкие челны не уступали им в скорости. Не прошло и двух дней с того момента когда паша Трапезунда получил фирман султана как на горизонте появились корабли Дружины Романова.
Как и писал повелитель османов, казаков было мало и количество на них пушек, можно было сосчитать на пальцах рук. Это прибавило настроения у защитников Трапезунда, что открыли оружейный и орудийный огонь по кораблям казаков, едва только они оказались в пределах досягаемости их огня.
Каждый удачный выстрел вызывал бурю эмоций и громкие крики среди османских солдат и жителей Трапезунда, высыпавших гурьбой на крепостные стены. Находившийся там же паша, важно стоя в сопровождении свиты, врем от времени, покрикивал на своих солдат, хваля их или ругая в зависимости от результата их стрельбы.
Все внимание турок было приковано к челнам казаков и мало кто, обратил на то, как к стенам города со стороны суши подошел большой отряд неприятеля. Не доходя до крепости несколько верст, атаман разделил свое войско, и часть казаков двинулось к Трапезунду по суше.
Идя на приступ вражеской крепости, казаки отказались от привычных для этого дела штурмовых лестниц. Во-первых, на их сооружение требовалось много времени, а его у казаков в сложившейся ситуации просто не было. Во-вторых, от бежавших из турецкой неволи казаков Архипа Гордеева и Никиты Долгопола, Дружина Романов знал слабые места в оборонительной системе Трапезунда,
Архип говорил, что знает один участок крепостной стены, чья высота не превышала двух косых саженей с изрядно обвалившимся от ветров и дождей гребнем. Быстро подняться на него, при помощи специальных крючков и крепкой веревки для казаков было парой пустяков.
Вариант был действительно соблазнительным, но Никита Долгопол, уверял о наличие в крепостной стене тайной калитки. Она находилась в старой казарменной конюшне и конюхи, часто таскали через неё сено для лошадей, миную главные ворота крепости.
Именно через неё казаки и собирались в первую очередь проникнуть за стены Трапезунда. Для этого, были отряжены самые могучие из донцов, главным оружием которых были ломы и молоты. С их помощью они намеривались вскрыть дверь тайного прохода. На тот случай, если калитка окажется заложенной камнем, двое казаков несли большой бочонок, доверху наполненный порохом. По уверению бывалых минеров, этого заряда вполне хватило бы разнести в клочья главные ворота крепости, а не какую-то там тайную калитку.
Сведения, рассказанные Никитой Долгополом, полностью подтвердились. Калитка оказалась на месте и после недолгого сопротивления пала, под могучими ударами казацких молодцов. Дальше было делом техники и везения, которое явно сопутствовало донцам. Никем незамеченные, они достигли главных ворот крепости, перебили караул и впустили главные силы казацкого войска.
Чтобы напугать жителей Трапезунда и одновременно дать сигнал Мартыну Анисимову командовавшего казачьими челнами, Романов приказал казакам поджечь несколько домов, что было сделано с большой охотой. Черный дым и яркое рыжее пламя вместе с отчаянными криками — "Казаки! Казаки!", в мгновения ока сломили боевой дух турок вместе с пашой Трапезунда.
С быстротой молнии очистили они стены крепости и бросились спасаться от страшной смерти, столь бесцеремонно заглянувшей им в лицо. Будь на месте паши из Трапезунда удалой храбрец, он бы наверняка бы смог использовать узость и кривизну местных улиц и попытался отбить нападения врага. Благо казаки не имели серьезного численного превосходства и действовали наугад, не зная местных улиц.
Однако паша трусливо бежал, вслед за ним бежала его свита и солдаты, а местные жители принялись гасить пожар, что с каждой минутой разрастался. Так как дома стояли впритык друг к другу и ветер дул с моря.
Так пал Трапезунд, но победители недолго почивали на лаврах. Сократив на один день привычный срок торжества победителей над побежденными, верховный атаман повел свою флотилию на запад, держа курс на Синоп.
Справедливо считая, что быстроходные челны прибудут в главный турецкий порт на южном побережье Черного моря раньше пеших беглецов из Трапезунда, казачий атаман рассчитывал на элемент внезапности и не ошибся.
Казачьи корабли беспрепятственно прошли морской отрезок, что разделял две цели их похода, распугивая по пути рыбачьи лодки, баркасы и фелюги.
Зная, как хорошо укреплена Синопская бухта артиллерийскими батареями, и имея ограниченное число казаков, Дружина Романов отказался от нападения на турок со стороны моря. Главный упор атаман решил сделать на удар со стороны суши и тут, как нельзя лучше пригодилась пороховая мина.
Дополнив заряд вторым бочонком с порохом, чтобы наверняка получить желаемый результат, казаки по совету Савелия Прохорова, поместили их железный сундук, в котором трапезундский паша хранил свою казну. Сделано это было для того чтобы шальная вражеская пуля не попала в мину и тем самым не перечеркнула замыслы казаков.
Вновь высадившись на берег неподалеку от Синопа, они двинулись к цели, сокрушая все на своем пути, но тут им Фортуна отвернулась от них. В самом начале пути, казаки наткнулись на четырех всадников выехавших им навстречу. Естественно, славные дети степей схватились за пистолеты и ружья и открыли шквальный огонь по противнику, но смогли убить только троих турок. Четвертый всадник, несмотря ни на что уцелел, и яростно нахлестывая коня, стрелой полетел в Синоп.
По этой причине, когда казаки приблизились к главным крепостным воротам, турки их уже ждали. Пушкари запалили фитили, солдаты зарядили свои ружья, а лучники, наложили стрелы на тетивы.
Многие из казаков были убиты или ранены после того как стены крепости окутал дым выстрелов. Однако самое печальное было в том, что были убиты оба казака, что несли железный сундук с миной.
Не успев пробежать и половины пути, сначала погиб один из носильщиков, а затем и другой, отчаянно пытавшийся продолжить свой путь, волоча ящик за прочное кольцо, вделанное в его стенку.
Увидев, что план штурма крепости под угрозой, не дожидаясь команды, уцелевший казаки подбежали к ящику и попытались доставить его к стенам крепости. Видя, что противник предает большое значение непонятному предмету, турки открыли ураганный огонь по группе храбрецов и вновь, удача была на стороне османов.
Казаки погибли, не добежав до цели всего двадцать шагов. Осознав опасность, что таилась в ящике, турки принялись обстреливать его из ружей, но железная броня с честью выдержала смертельный экзамен. Возникла патовая ситуация, османы не могли уничтожить мину, а казаки не могли доставить её к стенам крепости. Турки убивали любого, кто пытался добраться до ящика.
Неизвестно как долго длилось бы это противостояние, но в дело вмешался казак Тихон Горемыка. Обладая недюжей силой, он снял с петель толстую дверь одного из окрестных домов и, используя её как щит, сумел добежать до сундука. Затем прикрываясь от пуль и стрел, что буквально искромсали несчастную дверь, ухватил одной рукой за кольцо, он доволок ящик до ворот.
Не обращая внимания на камни, которые турки принялись яростно швырять в него с крепостных стен, Тихон перевернул ящик и установил бочонки рядом с воротами. Длинный дымящийся фитиль, он заранее заткнул за пояс и, убедившись, что огонек не погас, поднес его к пороху.
Что думал смелый казак в это время неизвестно. Возможно, он надеялся, что успеет отбежать от мины и, прикрывшись дверью, спасется. Возможно, им двигал лихой азарт боя, но перед тем как он сделал последний шаг, один из защитников крепости застрелил его из ружья.
Громким торжествующим криком разразились османы, увидев, как рухнул смелый казак возле бочонков с порохом, однако радость их оказалась преждевременной. Перед смертью Тихон успел поджечь запал одного из бочонков и вскоре мощный взрыв разнес в щепки ворота.
Не успел осесть столб дыма и песка порожденный взрывом Горемыки, а казаки уже бежали в атаку, на разные лады, крича "Ура!". Мощным эхом перекатывалось оно с одного края казачьей цепи на другой, нагоняя страх и отчаяние на засевших на стенах крепости турок.
Сколько не стреляли они по донцам, сколько не палили из пушек, но так и не смогли остановить их бросок, к рухнувшим на землю искореженным воротам. Ибо ничто не могло остановить казаков в их стремлении отплатить врагу за пролитую кровь своих товарищей.
И тут полностью повторилась трапезундская история. Едва только казаки ворвались внутрь крепости, как османы, стали стремительно очищать её стены. Так как не оказалось у них храбрости и силы духа вступить в бой с этими гяурами, что вопреки молитвам солдат султана Ахмеда, в одно мгновение оказались у них за спиной. Что грозно размахивали своими острыми саблями, стремясь утолить свою жажду гнева османской кровью.
Предчувствие не обмануло турок. Почти каждый из казаков имел к ним свой счет и стремился как можно быстрее и с большими процентами его погасить. Никого из них не нужно было бросать на преследование турок на извилистых улочках Синопа. Они сами, подобно быстрым и могучим гепардам пардусам преследовали убегающего врага и уничтожали его.
Два дня праздновали во дворце паши казаки свою победу, но и как в Трапезунде, добычи им досталось мало. Так как большая часть жителей этих двух городов составляли греки и армяне, а грабить единоверцев, казакам запретил царь Дмитрий Иоаннович.
Именно этот факт и лег в основу речи, с которой обратился к казакам их верховный атаман, на третий день взятия Синопа.
