Ноги арестанта в слабой попытке к сопротивлению волоклись по полу, однако это не мешало палачам тащить его в допросную комнату. Вивьена повергала в ужас мысль о том, что с ним будут делать дальше, а все нанесенные прошлыми допросами раны начали заунывно давать о себе знать.
В допросной комнате палачи вновь привязали его к колоннам — как в прошлый раз — предварительно сорвав с него рубаху.
«Нет, нет, только не снова, пожалуйста, нет!» — завопил он про себя.
— Попробуем еще раз, — строго произнес де Борд. — Система та же, Вивьен. Считай удары вслух. Ты продемонстрировал аббату Лебо тяжесть своих преступлений молчанием, и я милостиво даю тебе шанс искупить за это вину.
Вивьен отчаянно воззрился на Ренара, но тот даже не смотрел в его сторону.
Палач без предупреждения нанес первый удар, и искалеченная спина вспыхнула болью с такой силой, что тут же вырвала из арестанта громкий крик.
— Сосчитай, — приказал де Борд.
Вивьен стиснул зубы, хотя уже не понимал, почему молчит. Ему ведь уже ничто не поможет — с каждым ударом сердца он все больше уверялся в этом, но зачем-то продолжал упорствовать.
Второй удар обрушился на него болезненным росчерком по воспаленной израненной коже, выбив слезы и заставив вновь до крови закусить губу. Вивьен сдавил рвущийся наружу крик и заставил себя не произнести ни слова, хотя губы хотели разомкнуться, чтобы послушно сказать: «один».
Третий удар также последовал без предупреждения, и на этот раз Вивьену не удалось не застонать от жгучей боли.
— Вивьен, ты усугубляешь собственное состояние, не более того, — напомнил де Борд после первого десятка ударов плетьми.
Палач продолжал работу, выбивая из арестанта сочащиеся нечеловеческим страданием жалобные вскрики. На тридцатом ударе Вивьен вовсе перестал их сдерживать, на сороковом осознал, что тихо и жалобно всхлипывает в такт взмахам плетей. На пятидесятом де Борд вдруг воскликнул:
— Остановитесь!
Вивьен со стоном и слезами уронил голову на грудь, не веря тому, что чувствует благодарность к своему мучителю.
«Это он тебя истязал, не смей благодарить его!» — приказал Вивьен самому себе, но что-то в его разуме жалобно простонало: — «Но ведь он… прекратил».
— Отвяжите, — скомандовал де Борд, затем обратился к арестанту: — Ты вынуждаешь нас идти на крайние меры, Вивьен. Ты и никто другой.
Вивьен слабо застонал, попытавшись сопротивляться, когда палачи, отвязав веревки, схватили его под руки и потащили к установленному у стены стулу рядом со столом. Они грубо усадили его, зафиксировав руки, ноги, корпус и шею арестанта кожаными ремнями.
— Ренар, разогревай жаровню, — скомандовал де Борд.
— Ваше Высокопреосвященство…
— Выполняй! — воскликнул архиепископ, и лицо его раскраснелось от гнева.
Ренар замер, перепуганным взглядом уставившись на Вивьена. В тусклом свете факелов допросной он с ужасом смотрел на человека, превратившегося в тень его бывшего друга. Исхудавший, бледный, истощенный, измученный пытками, Вивьен столкнулся с ним взглядом, полным мольбы.
— Ваше Высокопреосвященство, я бы…
— Палач! — прервал де Борд, обратившись к одному из своих подчиненных и окинув Ренара уничтожающим взглядом. — Разогревайте жаровню!
Один из палачей молча отправился выполнять указание архиепископа. Тем временем де Борд кивнул второму, и тот взял со стола пыточные тиски. Расположив их так, чтобы зажать большой палец Вивьена, лежавший на ручке кресла, он зафиксировал пыточное орудие в положении готовности.
Вивьен тяжело задышал, предчувствуя новую волну чудовищной боли.
— Ты будешь проклят за свое молчание, — с нажимом заговорил де Борд, явно потерявший всякое терпение. — Ты будешь обречен на вечные муки ада за свою ересь. И ничто не поможет тебе снискать прощения Господне, если ты не сознаешься в своих преступлениях. Говори, кто передал тебе книгу катаров! Кто твои сообщники? Где вы проводили свои богомерзкие церемонии?
Прежде, чем Вивьен успел осмыслить, о чем его спрашивают, палач начал закручивать винт, и в большом пальце правой руки появилось болезненное давление. Вивьен стиснул зубы.
— Кто передал тебе катарскую книгу? Кто был твоим учителем?
Вивьен только плотнее стиснул челюсти. Он понимал, что наступил момент некоей решающей схватки между ним и де Бордом, но не был уверен, что у него хватит сил ее выдержать.
Палач по кивку архиепископа закрутил винт дальше, и в пальце вспыхнула острая и одновременно давящая боль, пробежавшая по всей правой руке и сосредоточившаяся на кончике пальца. Вивьен зарычал от боли, попытавшись дернуться, но тщетно — тело было накрепко зафиксировано ремнями, врезавшимися в кожу.
— Кто передал тебе книгу? — продолжал де Борд. — И как давно? Вивьен, ты делаешь своим молчанием хуже только самому себе! Ты предаешь Господа, предаешь веру, предаешь все, что было тебе когда-то дорого!
Боль стала невыносимой, и Вивьен вновь застонал сквозь сомкнутые зубы. Из глаз брызнули слезы, и он с силой зажмурился, стараясь убежать от этой боли.
«Пожалуйста!» — взмолился он про себя. — «Пожалуйста, прекратите! Не надо… умоляю!»
Он не знал, смолчал ли из упрямства, или оттого, что сил говорить попросту не осталось. А тем временем боль нарастала. Послышался тихий хруст, и Вивьен ощутил, как из покалеченного пальца начинает течь кровь. Он прерывисто задышал, понимая, что может вот-вот провалиться в забытье: похоже, только так тело могло помочь ему спастись от непрекращающейся боли, и он истово ждал того момента, когда тьма забвения поглотит его.
Де Борд нахмурился, отошел в сторону и вскоре вернулся, держа в руках клещи.
— Посмотри на меня, Вивьен, — приказал он.
Вивьен понятия не имел, почему повиновался, но перевел взгляд на лицо архиепископа. Теперь выражение его было холодным и уже не пылало гневом.
— Я задам вопрос снова. Если ты на него не ответишь, я начну отрезать тебе пальцы по одному.
Ренар негромко ахнул.
— Ваше Высокопреосвященство, вы не…
— Замолчи, Ренар! — строго перебил де Борд. — И покинь допросную. Ты здесь больше не нужен.
Ренар вновь уловил умоляющий взгляд Вивьена.
— Назови мне имя человека, который передал тебе катарскую книгу, — угрожающе тихо произнес де Борд.
Казалось, вот-вот Вивьен разомкнет губы и скажет ему все, что знает, однако челюсти его оставались плотно сжатыми. Пот градом катился с искаженного гримасой боли лица.
Ренар попятился, когда де Борд, вздохнув, ухватил клещами мизинец на правой руке арестанта. Почти одновременно с жутким влажным хрустом комнату пронзил мучительный крик.
— Палач! — скомандовал де Борд.
Ренар уходил, зная, что происходит. Палач прижег свежую рану раскаленным прутом, чтобы остановить кровь. Крик превратился в рваный стон раненого зверя, и Ренар понимал, что сейчас в допросной, которую он покинул, пахнет горелой плотью.
Он тяжело дышал, набирая скорость и уже почти бегом несся к кабинету епископа Лорана. Он лишь надеялся, что успеет, пока де Борд и его люди не убили Вивьена.
* * *
Епископ Лоран сидел за столом, уронив голову на руки, когда Ренар, прерывисто дыша, ворвался без стука к нему в кабинет.
— Ваше Преосвященство, вы должны это остановить! — воскликнул он.
Обыкновенно непроницаемый и почти всегда бесстрастный, Ренар поверг Лорана в шок своим видом. Глаза светловолосого инквизитора были широко распахнуты, он буквально трясся от нетерпения.
Лоран даже поднялся со стула, увидев подчиненного в таком состоянии. Однако попытки успокоить Бернара Лебо и отправить его обратно в Сент-Уэн выпили из него все соки, и у епископа не нашлось ни сил, ни желания отчитать Ренара за излишние вольности.
— Остановить? — переспросил он.
— Допрос… Вивьен, он… — Ренар потряс головой, заставляя себя собраться: в моменты волнения будто переставали слушаться его. — Они его просто убьют, вы должны вмешаться! Кроме вас некому! Ваше Преосвященство, прошу…
Лоран опустил голову.
— Я не могу, — устало вздохнул он. — Архиепископ де Борд приказал не вмешиваться, и я не имею права ослушаться. Его приказы по этому делу приравниваются к приказам папы и стоят выше указаний кардинала д’Алансона.
Ренар скрипнул зубами.
— Но если вы не…
— Даже если бы я мог, — Лоран скорбно поднял взгляд и внушительно посмотрел на подчиненного, — это бы ничего не решило. Если архиепископ де Борд не опасается убить Вивьена при допросе, он знает, что делает.
— Они отрезают ему пальцы! — воскликнул Ренар.
Он понимал, что таким заявлением вряд ли мог напугать бывалого руанского инквизитора, однако, как и рассчитывал, заметил на лице епископа такой же ужас, какой испытал сам.
— Один держат в тисках, другие отрезают. Несколько минут назад его снова подвергли испытаниям плетью. Ради всего святого, Ваше Преосвященство, Вив терпеливый, я знаю, но ведь не настолько! Он бы уже много раз сознался, если бы не верил так искренне в свою тактику молчания.
Лоран мучительно покривился.
— Ты веришь, что он невиновен?
Ренар решительно кивнул.
— Возможно, кто-то действительно подбросил ему катарскую книгу. Иначе бы Вив не стал так упорствовать, я слишком давно его знаю. И вы его знаете, вы ведь проводили допрос после Анселя, а тогда мы оба были крепче, чем сейчас. Но даже тогда не упорствовали. Я уверен: Вивьен не стал бы столько выдерживать ради лжи.
Лоран поджал губы и поднялся из-за стола. Не сговариваясь, они бегом направились в подвал резиденции, и уже оказавшись на нужном этаже, едва не содрогнулись от душераздирающих криков арестанта.
* * *
Вивьен почти ничего не соображал от боли. Ему казалось, что правая рука превратилась в кусок раскаленного угля. Дрожь колотила его тело, словно он оказался на холоде. С лица градом лил пот. Выступал он и на спине, кусая болью свежие раны от плетей, но эта боль была почти ничтожна в сравнении с искалеченной правой рукой. Из большого пальца сочилась кровь. Мизинец, безымянный и средний пальцы теперь превратились в жалкие короткие обрубки, прижженные каленым железом, чтобы остановить кровь.
Шумное дыхание вырывалось со свистом из груди арестанта. Он ощупал языком острый край обломанного дальнего зуба, который провалился в горло, когда он с силой сжимал челюсти от боли. Прокушенная губа кровоточила и распухла.
— Так самоотверженно можно молчать только во имя чьей-то безопасности, — покачал головой де Борд. — Кого ты пытаешься защитить, Вивьен? Того, кто дал тебе книгу? Как звали этого человека?
Вивьен уже не понимал вопросов архиепископа. Взгляд его был затуманен, слова доносились словно издалека, южный выговор де Борда казался совершенно непонятным.
— Молчание будет стоить тебе еще одного пальца, — пригрозил архиепископ. Вивьен сумел лишь тихо застонать в ответ, когда тот приблизился.
Дверь в допросную открылась, и внутрь влетел Ренар в сопровождении судьи руанской инквизиции.
— Ваше Высокопреосвященство! — звучно воскликнул епископ.
— Вас не должно здесь быть, Лоран! — отчеканил де Борд, приближаясь клещами к пальцу Вивьена.
Лоран взглянул на арестанта, заметил лужу крови и три отрезанных пальца на полу. От этого зрелища его едва не стошнило, но он заставил себя не терять самообладания.
— Архиепископ де Борд! — нахмурился Лоран, делая несколько шагов вперед. — Немедленно остановите допрос. Вы перешли всякие границы.
Де Борд примерился к пальцу, приготовившись сомкнуть клещи.
Вивьен зажмурился, и слезы вновь ручьями потекли у него по щекам, но он не сказал ни слова. Лоран напряженно думал, что ему сделать, а затем рванулся вперед, и палачи не посмели преградить путь епископу.
— Гийом! — громко крикнул Лоран, замерев у самого кресла.
На миг допросная погрузилась в звенящую тишину, даже Вивьен, казалось, перестал дышать.
— Ecclesia non novit sanguinem, — тихо произнес Лоран.
Де Борд вздрогнул, а через несколько мгновений, так и не отрезав арестанту палец, повернулся к епископу.
— О ваших действиях будет немедленно доложено Его Святейшеству, — побледнев от собственной наглости, скороговоркой сообщил Лоран, решив, что обращаться непременно будет именно к понтифику, а не к архиепископу д’Алансону. — Такие методы недопустимы в стенах моего отделения, пока я возглавляю его. Вам ясно? Немедленно закончить допрос!
Де Борд неспешно отложил пыточное орудие и вплотную подошел к Лорану.
— Вы проявляете сочувствие к ереси, Лоран? — угрожающе тихо спросил он.
— Вы — проявляете неоправданную жестокость. У вас нет слов свидетелей, которые подтвердили бы ваши догадки. У вас нет сведений о катарской секте в Руане, которая бы скрывалась от нас сейчас. У вас есть только книга, и Вивьен утверждал, что не имеет к ней отношения. Ваши методы допроса несправедливо жестоки. Сомневаюсь, что Господь этого хотел бы от инквизиции.
Де Борд сжал губы в тонкую линию.
— Предоставим Его Святейшеству это решать. И, смею вас заверить, Лоран: недолго вам осталось называть это отделение своим.
Лоран молча выдержал его взгляд, после чего архиепископ покинул допросную комнату.
— Арестанта освободить, позвать врача для обработки ран, вымыть его и вместо камеры переместить в келью. До указаний Его Святейшества никаких допросов не будет, — строго проговорил епископ, и это последнее, что Вивьен услышал. Измученное тело взяло верх над разумом, и душа его провалилась в темноту.
* * *
Никогда прежде Вивьен не думал, что процесс очищения тела от грязи мог быть таким болезненным. По приказу Лорана слуги вымыли его и вычесали большую часть вшей и блох из его волос. Во время этой процедуры он вздрагивал от каждого прикосновения, а слезы непроизвольно лились из глаз. Еще более болезненным оказался визит врача, который обработал раны на спине и перевязал обрубки пальцев. Он много говорил о восстановлении баланса жидкостей при учете того, как сейчас выстроены планеты на небе, но Вивьен почти ничего не понимал, он знал лишь, что был чудовищно измотан, боялся каждого взгляда в свою сторону и желал одного: чтобы его оставили в покое.
По приказу епископа Лорана из тюремной камеры его перевели в келью и заперли под охраной. Здесь было почти так же уютно, как на постоялом дворе, и Вивьен сумел быстро забыться сном, даже несмотря на боль.
