— Весной два корпуса отремонтируют, вот и второе отделение!
— Мы, вообще-то, собирались терапию из главного корпуса перевести и онкологию восстановить, безнадежных онкологических тоже хватает.
— Но пока что все специалисты разбежались, и что там будет через три года, никому неизвестно. А этот дед до лета не протянет, его сейчас спасать нужно.
— Да что ты меня агитируешь тут, мы вообще за его знаниями приехали.
— А ты сделай, просто потому что можешь! Не мог бы, тогда не спорил бы!
Уел он меня, нечего сказать.
— Ладно. Но только если дед согласится, а со Смирновым сам распутывай, и учти, у него контракт без права увольнения.
Вернулись в комнату к деду, тот лежит задумчивый какой-то.
— Вы извините, — говорит — но у меня нет полумиллиона евро. Только квартира эта и осталась, и пенсия военная.
— Подслушивали? — догадался я.
— Конечно. Но постановка вопроса интересная, мне лестно было заслужить такую оценку.
— Подслушали, да не всё, полмиллиона это для иностранцев, наши подписывают кабальный контракт, вот если захотят уехать, тогда и полмиллиона. А с вас ещё и слепок сознания, из него потом попробуем знания ваши выделить, и потом коллегам вашим передать. Так что если вы согласны, я начну подготовку, процедура небыстрая.
— Конечно, согласен, давайте, подпишу, где нужно. В моём положении даже от гомеопатии отказываться глупо.
— Это потом. — Я повернулся к Фёдоровичу — у тебя в стенном шкафу стоит рулон линолеума, пусть Нина Александровна лично его сюда привезёт. Никаких метро, только такси без попутчиков, а лучше даже на скорой.
Пока ждали рулон, дедок подписался на десять лет отработки, Фёдорович ему о больнице нашей вещал, а я ушёл в кухню.
"Как полагаешь, насколько его омолаживать следует?
"Даже не знаю, командир. До семидесяти? Если больше, то не поверят, с документами у него проблемы будут. Может, на два раза растянем?
"Давай так. И знания скопируй, не забудь.
Зажёг спичку, настроился на предсказание, чего нам от деда ждать.
Ага. В ближайшие часы изрядно неприятной суеты нас ждёт. Но без потерь, завершится благополучно. До Нового года уже и польза от деда будет, дальше не смотрел.
Приехала Нина Александровна, из кухни видно, как скорая место для парковки искала, потом просто вторым рядом встала. Правильно, хоть и без люстры, а всё же машина медицинская, нам её МЧС подогнало, уже вовсю пользуемся, сложных пациентов к себе перетаскиваем. По крайней мере, о двоих я слышал, из нефрологии перевезли на прошлой неделе.
Пропел домофон, я открыл дверь, потом на лестницу вышел. Забрал коврик, даму отпустить хотел — но ей приказ главврача нужен. Пришлось вести в комнату, там Фёдорович с дедком обсуждают, как сподручнее к чему-то там подобраться, я и слов таких не знаю. Но рад, что они общий язык нашли.
Ладно, товарищ моё распоряжение подтвердил, дама ушла. Я пошёл готовить место, дедок хоть и сухонький, но Пьеру удобнее, когда коврик вроде корыта лежит, уж не знаю, чем. Пока устраивал подходящую основу, потом деда на неё укладывал, опять домофон, бросил взгляд на улицу — а машина опять под окнами, не иначе, Нина вернулась, забыла что-то. Крикнул Фёдоровичу, чтобы на домофоне клавишу нажал, сам деда усыпил, дальше уже Пьеру действовать.
А у Фёдоровича, однако, заминка какая-то, тётку какую-то в дверь выпихивает, явно не Нину. Выпихнул, дверь захлопнул.
— Это кто — спрашиваю.
— Да чёрт её знает, кричала, что работает тут. Может, пустить надо было? — вдруг усомнился он.
— Поздно. Это сиделка его, небось ментов теперь вызывает, а нам три часа никого сюда пускать нельзя. Вот и думай, как разруливать будешь.
— А что такого, проведём их к Геннадию Алексанычу, он подтвердит, что мы не жулики какие.
— Как же, подтвердит он. Нету его здесь, понимаешь? Будет часа через три, а сейчас Н-Е-Т-У!
— Подожди, как так, нету? — он рванул в комнату, убедился, что там никого. — А куда ты его?
— Это трудно представить, но в нашей реальности его нет нигде. На Земле нет, понимаешь? И полиция с нами за три часа что захочет сделает, дверь вскроет и может перестрелять даже. Так что иди наружу и гаси конфликт, хоть женись на этой бабе, хоть убей, но мне нужны три часа.
— Понял, три часа — вот чего не отнять от Фёдоровича, умеет он собраться. Оделся и вышел.
Полиция, и впрямь, вскоре приехала.
Фёдорович что-то им вещал из "скорой помощи", это удачно, что та не уехала. Менты тоже не уехали, похоже, начальство вызвали, полковника, хорошо, что не спецназ. Интересно, что он им втирает?
Делать, в принципе, особо нечего. Поболтал с Жорой, у него строители фактически закончили, уборку тщательную делают. Часть оборудования уже привезли, остальное к середине января обещают. Живёт он на заводе, со страховкой за дом тянут, но заниматься ею некогда.
Часа два Фёдорович так сдерживал полицию на улице, потом у начальства терпение закончилось, двинулись толпой в парадную. Мне в окошко видно неплохо, второй этаж всего. Через пару минут нетерпеливые звонки, потом удары в дверь. Вот заразы!
Подошёл к дверям, не открывая, сообщил, что не могу прервать процедуру и допустить посторонних, пусть через час приходят. Но начальство полицейское не уехало, наоборот, прибыло подкрепление. И сдаётся мне, что я его знаю. Очень уж напоминает одного знакомого генерала, но черты лица не разобрать, из машины не вылезает.
Позвонил Фёдоровичу.
— Ты фамилию мою называл кому-нибудь?
— Конечно, сказал полковнику, что ты наш сотрудник и процедуру проводишь, нельзя прерывать.
— Ты можешь узнать фамилию генерала?
— Какого генерала?
— Да в Форде сидит, с мигалкой.
— Да кто мне скажет?
Тогда вот что сделай, подойди сейчас к машине и спроси, не Васильев ли его фамилия. Если да, сунь ему трубку и отойди в сторону, чтобы я его видел. Попробуешь?
Ладно.
Вижу, вылез Фёдорович из "Скорой", куртка распахнута, белый халат торчит — сразу видно, из врачей — дотопал до Форда, что-то спросил, потом сунул руку в открывшуюся щель окна и благоразумно отступил.
— Ну? — услышал я в своей трубке.
— Генерал, если не хочешь встретиться со мной в третий раз, забирай своих и уезжай, не мешай мне. А пока тебе предупреждение.
Голову генеральскую мне не видно, только грудь и живот немного. Вот на грудь и воздействую, ничего особенного, просто сердечная мышца заболела. Расстояние тут приемлемое, метров двадцать по прямой. Продержал генерала так секунд десять, отпустил потом.
— Телефон верни — говорю.
— Не подвёл меня генерал, ещё чуток посидел в машине, потом полковника подозвал, что-то буркнул и уехал. Метров через пять трубку выбросил, похоже, но этого я не видел, только по шуму догадался, и куда-то растерянный Фёдорович припустил. И полковник что-то скомандовал, менты уехали, один остался.
Снова главврача набрал:
— Веди их сюда, — говорю — нечего на улице толпу собирать.
— А как же...?
— С двоими-то справлюсь.
Через несколько минут слышу, звонок, дверь-то я изнутри запер, здесь такие запоры, довоенные, наверно — и тебе крюк кованый, из десятки, и щеколда массивная, да и сама дверь изнутри пятимиллиметровым листом обшита.
Домработница тётка боевая, как её Фёдорович сумел выставить, не понимаю. Меня отпихнула, если бы не был готов, не знаю даже, как справился бы. А так элементарно, подавил волю, сказал, что дедок спит, будить нельзя, но можно посмотреть в щёлочку. Подвёл к двери, приоткрыл:
— Вы видите, что Геннадий Александрович лежит на диване, рядом капельница и прибор электронный.
Тётка кивнула, видит.
— Вот, ещё примерно полчаса продлится, а пока хорошо бы нам всем кофе сделать. Вы сумеете?
Заторможенная тётка кивнула и ушла на кухню. Мы за ней.
Оставшийся мент оказался участковым, понятно, затычка во все дырки. К нам никакой неприязни, но приказ генерала не обсуждается, должен проверить документы у всех.
Я предъявил, Фёдорович тоже, дед занят пока. Потом кофе пили, говорили ни о чём, тётка совсем успокоилась.
Наконец, Пьер сообщил, что готов клиента выдать, я пошёл в его комнату. Собственно, все комнаты здесь его, так что просто я пошёл его встречать.
Обычно после пребывания у Пьера люди просыпаются немного заторможенными, что ли. Этот дедок — напротив, одновременно с глазами открыл и рот.
— Ну и как, оправдались ваши вложения?
— Оправдались, оправдались. Тут ваша домработница полицию вызвала, я сейчас её с участковым приведу, успокойте их, хорошо?
— Хорошо, а почему я не вижу ничего? Ваш Главный говорил, я должен какое-то особое зрение обрести?
— Сутки на распаковку — я перешёл на IT-терминологию — и послезавтра на работу. А пока домработницу успокойте. — Я вытащил из-под него и свернул коврик. Вообще-то, дед мог бы и встать, помочь работодателю.
— Нет уж, на работе буду завтра к восьми, а участкового давайте.
Завёл к нему участкового с домработницей, сам вышел к Фёдоровичу.
— Ну, как? — не терпелось главному.
— Поздравляю тебя с новым шилом в заднице. Ему завтра неймётся на работу выходить, так что объясняйся дальше сам.
— Вполне его понимаю!
Но я уже спускался по лестнице. Ещё с Борисом сегодня встретиться договаривались, какая-то лажа там с оплатой амулетов.
Тётю Тасю с собой взял, ей зима не нравится в большом количестве, а на Кипре плюс шестнадцать.
Тёзка с машиной меня уже ждал и нетерпеливо сигналил. Ну что за манера!
На этот раз встретились в Пафосе, Борис меня встретить в аэропорту порывался, но я отговорился, должен меня в отеле дожидаться. И предупредить, что я с собакой буду, тоже обещал, а то кто их греков разберёт, не будут пускать и всё тут.
Так что подъехали мы с Тасей к отелю, а я чувствую неудобство какое-то, не опасность, а просто неудобство. Но ощущениям привык доверять, велел водиле мимо проехать и на соседней улице припарковаться. Сделал крюк небольшой, с другой стороны подошёл к отелю.
Борис внизу встретил, как-то забавно это место называется — лобби, вроде. Но политиков не видать, нечего тут лоббировать, только мы и скучающий грек на ресепшене. К нам даже головы не повернул.
А Борис взвинченный какой-то, легкое чувство вины присутствует. Неужели деньги тырить начал? Тогда совсем с головой не дружит.
Поднялись в номер, я из дипломата ноут вытащил, показываю, сколько браслетов Амеры задействовали и за сколько заплатили. Пьер каждый день информацию с браслетов снимает, там же видно, надет он на руку или нет, количество работающих за каждый день имеется. А у партнёров наших в отчётности поменьше, не то, чтобы вдвое или втрое, но процентов на десять-пятнадцать постоянно.
Борис по нашей договорённости все вопросы с партнёрами сам должен улаживать, вот я ему задачу и выкатил. Это у нас сейчас всеобщие каникулы наступают, в Израиле первое января обычный рабочий день.
Чувствую, Борис поддакивает, но слушает невнимательно.
— У тебя случилось что-то?
— Нет, то есть да. Случилось.
— Это связано с амулетами?
— Нет, нет. На меня вышли, не на меня, на Жози.
— Кто?
— Точно не знаю, но он узнал, что она излечилась, и перехватил её с ребёнком, сказал, что из телефонной компании. Узнал, куда она летала...
— Так?
— Потом ко мне пришли, она ему сказала, что к моему партнёру летала, в Ленинград...
— Ну?
— В общем, я обещал их с тобой свести... — и таким ощущением вины от него попёрло, даже я почувствовал себя виноватым.
— Ладно, своди. Теперь не так страшно, я в Питере больницу купил, могу на неё стрелки перевести.
— И ещё мне кажется, они за мной следят — вот теперь выговорился, облегчение испытал.
— Да и наплюй ты на них, дашь потом телефон мой, пускай в Карелии ищут. Ты про америкосов-то слышал, что я говорил?
— Как-то не очень — признался партнёр. Пришлось повторить.
— Вот сволочи! — поразился собеседник. — Мелкие жулики оказались, как же с ними дальше?
— В принципе, это повод для пересмотра контракта. С опциями понятно, но мы можем от лизинга перейти к продаже и только короткоживущих браслетов. Хотя... возни много, я бы предпочёл исполнение старого контракта. Так что, может лучше их попугать хорошенько. Полетишь?
— Пожалуй. Посмотрю на их контору своими глазами.
— И не тяни со звонком, как бы эти телефонисты твою Жози не напугали.
— Да, конечно — Борис вытащил смартфон. — Он спрашивает, не с тобой ли я. Точно следят.
— Пусть заходят — я пожал плечами, опасности не чувствую.
Минут через несколько в дверь постучали. Тётя Тася вскинулась, но промолчала, смотрит на меня вопросительно. Борис что-то на французском крикнул, вошли двое. Молодой чернявый, нервный такой тип и за ним более спокойный, пониже. Прямо как два брата из Петрозаводска.
Молодой затрещал что-то по-французски, довольно долго вещал, глядя на меня.
— Нихт ферштейн — вежливо ответил ему. А тот опять трещит по-своему.
— Скажи им, — попросил Бориса — пусть позвонит кто-нибудь, владеющий русским — и бросил визитку на стол. Чувствую, молодой заводится, сердится. Таисия тоже сгруппировалась, но молчит, несколько шагов в сторону двери сделала. Как же, ей и служба, и развлечение.
— Он хочет, чтобы ты с ним поехал — Борис уложил весь монолог в несколько слов.
— Ноу, — помотал головой я — пускай звонят и приезжают, там и... — закончить не успел, молодой извлёк откуда-то пистолет, Таисия сочла, что это неправильно, и вылетела из-за стола; тот гость, что пониже, заехал своему товарищу в ухо, Тася промахнулась и вцепилась в руку ударившего, все трое повалились, но я сумел добавить молодому параличом. А нефиг пушкой махать!
Борис испуган, Таисия самодовольна, то, что промахнулась, не считается, молодой француз, однако, тоже доволен? Сильно расстроен тот, которому Тася руку порвала, причём, не раной. Ничего не понимаю!
Таисию похвалил, и правда, молодец, отработала правильно и в нужный момент. Определённо, мои эмоции считывает, только я решил, что возможна опасность, тут же прыгнула. Вместе с Борисом оттащил молодого от двери, пистолет себе забрал. Большой такой, надписи латиницей, надеюсь, в Росси не засвечен.
Встал на колени у покусанного, кровищи натекло изрядно, но не артериальная, тёмная и без напора. Так что кое-как перевязал руку и прямо под повязкой наспех зарастил рану. Не девушка, чай, со шрамом походит.
Таисия молодого стережёт, в лицо ему порыкивает, но тот парализован, ведёт себя смирно. Зато второй бормотать начал, смотрит, что я с рукой его вожусь и лопочет что-то. Борис молчит, переводить не соображает.
— Что он говорит? — спрашиваю.
— Беспокоится насчёт какого-то Генри — объявил Борис и опять замолк.
"Командир, у меня есть заготовка, русско-французский разговорник, для тебя делал. Могу тебе через дипломат шлем пропихнуть, от Бориса толку чуть".
"Да как я на час отключусь в такой компании?"
"Да не ты, нахлобучишь на этого, он по-русски говорить будет. Как я понял из его слов, стрельба не была предусмотрена, он думает, молодой хотел переговоры сорвать".
