Как же все-таки она его любит. Так сильно, так искренне, что смотреть на эту отчаявшуюся женщину мне вдруг стало невыносимо. Что со мной? Почему так болезненно сжалось сердце? А ведь она права, я действительно мучила — этой прогулкой, разговором, вынуждая поддерживать игру. Какой бы красотой ни обладала Адалинда, как бы ни была искусна в светской беседе, в жестоком обмене любезностями, она прекрасно понимала, что эту войну проиграла, даже не начав сражения. А цена победы — любимый мужчина.
Так неужели Кайллан мне настолько небезразличен, что невольно желала сделать больно той, что когда-то была в его жизни? Всего немногим больше месяца он был рядом со мной, пусть даже для него прошло значительно больше. Всего несколько недель. Любовь? Еще нет, слишком рано. Но чувства, которые зажег в моей душе Хранитель, были настолько сильны и ярки, что вызвали желание заявить о своих правах на этого мужчину. Поставить клеймо. Показать всем, что отныне он принадлежал лишь мне, что наши судьбы переплелись, что лишь мой образ мог отражаться в его удивительно-притягательных серых глазах. Всего один поцелуй, который и поцелуем то назвать было сложно, скорее первое знакомство, проверка моей реакции, первое признание Кайллана в своих намерениях. И я вдруг превратилась в собственницу, невозмутимо указывающую его прежней любовнице на положенное ей место. Унижаю.
Ведь она не может отказать Хранительнице, не имеет ни малейшей возможности что-либо изменить, так как, по словам самого Кайллана, лишь одна-единственная женщина может стать его истинной спутницей. И это не Адалинда. Когда я стала настолько жестокой?
— Мне жаль, что вы воспринимаете это как наказанье, я этого не хотела. Мне действительно необходимо узнать получше здешнее общество, а вы показались мне человеком достаточно проницательным и благоразумным, чтобы поделиться знаниями и наблюдениями. Если же вам настолько нестерпимо мое общество, то не смею вас задерживать. Однако, — добавила, когда она тут же развернулась, чтобы покинуть сад, — советую вам все же подумать над своими действиями. Я знаю, что вы сейчас хотите уехать из Харланда, но прошу подумать о муже. Для него будет лучше остаться здесь, при Хранителе. У него есть обязанности перед этими Землями, перед людьми, что доверили ему свои жизни, перед теми, кто случит под его руководством, однако он готов все бросить, если вы об этом попросите.
— Вы говорили с Джаспером? — прошептала женщина, обернувшись и с искренним изумлением посмотрев на меня. — Но когда?
— У нас действительно состоялся разговор незадолго до вашего прихода, — не стала скрывать. — Он боялся за вашу жизнь и просил позволить вам уехать.
— Но почему?
— Что почему? Почему мужчина, искренне любящий свою жену просит не причинять ей вреда? Бросьте, Адалинда, неужели вы не знали, что он вас любит? — теперь пришла моя очередь удивленно смотреть на нее.
— Но он никогда не говорил...
— Согласитесь, объясняться в любви той, что недавно побывала в постели другого, несколько жалко. А капитан Ирвинг не жалкий человек, уж поверьте той, кто видит суть людей насквозь.
— Если вы таким образом хотите избавиться от меня, то...
— Я лишь хочу, чтобы вы немного подумали о том, как будет лучше для человека, который все этой время преданно исполнял свой долг, как мужа, перед вами, — резко прервала побледневшую от злости и переживаний Адалинду. — Дал крышу над головой, обеспечивал, следил за вашим комфортом, делал все для того, чтобы вы были счастливы и ни в чем не нуждались. Дал свое имя вашему ребенку и воспитывает, как родного, одаривая отцовской любовью.
— Откуда?
— Не забывайте, с кем разговариваете. Я многое знаю о вас и вашей семье, миссис Ирвинг и, поверьте, будь у меня желание — вас бы здесь уже не было. Но я не имею права лишать вас привычной жизни, разрушать то, чего вы и ваш супруг добились огромным трудом, поэтому прошу сделать правильные выводы из этого разговора и тщательно все обдумать. С Кайлланом вам уже не быть вместе, я уверена, что он вам это уже объяснил, поэтому, думаю, вам следует поразмыслить о возможности стать счастливой без него.
— Я могу идти, ваша светлость? — холодно протянула Адалинда, справившись с эмоциями и вновь становясь абсолютно спокойной и бесстрастной леди. Лишь яркий румянец на скулах выдавал ее истинные эмоции.
— Можете, миссис Ирвинг.
Как все-таки мы глупеем от любви, и насколько же зависим от чувств. В погоне за мечтой, тем, что никогда не будет нам доступно, порой просто не замечаем того, что совсем рядом терпеливо ждет, когда мы просто протянем руку и позволим сделать себя счастливыми. Она давным-давно могла наслаждаться семейным счастьем, подарить супругу еще одного ребенка, купаться в любви и испытывать радость материнства. А вместо этого довольствовалась ролью любовницы, прекрасно понимая, что женой Кайллана ей никогда не стать. Терзалась угрызениями совести, зная, что Джасперу прекрасно известно, где и с кем проводит ночи его жена, редко виделась с маленьким сыном, чувствуя себя в собственных покоях, как в клетке.
— Ты?! Как такое возможно?
Я оцепенела при звуке этого голоса. До боли знакомого голоса, который я никогда не забуду, обладателя которого ненавидела каждой клеточкой замершего изваянием тела, каждой частичкой своей души.
— Де Кравен... — выдохнула, не в силах отвести взгляда от стоящего напротив мужчины.
— Вот мы и встретились, герцогиня. Вот мы и встретились.
Злая, жестокая улыбка на лице и полнейшее безумие в глазах. Не таким я его помнила. Шаг назад под пристальным взглядом, второй, третий... Меня трясло, как в лихорадке, в то время как маркиз был абсолютно спокоен. Наблюдал, не двигаясь с места, наслаждался ужасом, что мне не удалось скрыть. Как он меня нашел? Как? Как смог пробраться в замок?
— Я признаюсь, скучал, — нахмурился этот ублюдок. — После того, как ты исчезла вместе с тем, что по праву принадлежало мне, все пошло наперекосяк. Мне пришлось прятаться. Представляешь? Мне, маркизу, пришлось жить в трущобах, чтобы твой муженек меня не нашел! А все из-за тебя! — глаза де Кравена полыхнули алым, а зубы внезапно заострились, став похожими на острые зубья пилы. — Тварь!
Боль. Резкая, удушающая, лишающая разума. Она охватила все тело, появившись совершенно внезапно и распространяясь от сердца. Что происходит? Почему так больно? Почему так трудно дышать, откуда взялась пелена перед глазами? И почему мое горло сжимали мужские руки, грозя переломить, как тростинку. А я практически не сопротивлялась, словно разделившись на двух разных человек — одна Меллани отчаянно пыталась разжать чужие пальцы и сделать вдох, а другая наблюдала со стороны, как тот, кто давно покинул мир живых, с неистовой ненавистью душил свою Хранительницу. И не только душил. Десятки тонких жгутиков тянулись от этого существа к моему телу, стараясь впиться, вобраться в себя энергию, забрать мою жизнь. Как будто мало он у меня уже отнял.
Он мертв. Давно мертв. И едва я это осознала, как боль прекратилась, впрочем, исчезли и руки маркиза, пеплом осыпавшись по самые плечи. Да, он был мертв, но боль, что причиняла ему моя сила, была реальна, как никогда, не думаю, что при жизни он когда-нибудь испытывал подобное. Я не уничтожала. Пока нет. Но и не просматривала его сущность, как должна была сделать на моем месте истинная Хранительница. Я мстила, заставляя его вопить от боли, одним лишь желанием причиняла нестерпимые муки и наслаждалась криками.
А он кричал. Молил о пощаде, проклинал и грозил немыслимыми карами, просил прощения, все еще надеясь, что я сжалюсь, помилую того, кто убил мое дитя.
— Ваша светлость! Ваша светлость, что с вами?! На вас напали? Вам плохо? Ваша светлость!
Меня затрясли, пытаясь привлечь внимание. Адалинда. Что она здесь забыла? Почему вернулась? Холодные пальцы коснулись лица, задержались на шее и остановились на плечах, крепко обхватив руки.
— Что здесь произошло? — страх в голосе женщины сменился растерянностью, когда, оглядевшись, она не нашла в саду никого, кроме нас двоих. — Кто это сделал?
— Останься со мной, — едва слышно просипела, коснувшись горящего огнем горла, от которого не отрывала напряженного взгляда миссис Ирвинг. Видимо следов общения со своим прошлым мне не избежать. — Прошу.
— Да, конечно.
— Ты! — Адалинда вздрогнула, когда, отвернувшись, я вновь обратилась к де Кравену. — Как смеешь ты в чем-то меня обвинять, после того, что сделал сам? Как посмел протянуть ко мне руки? Как...
Замолчала, поняв, что мои слова все равно не будут услышаны тем, кому предназначались. Маркиз был безумен. Глядя в налитые кровью глаза, я не могла найти в нем ничего человеческого, ничего, кроме голода, ненависти и убежденности в собственном превосходстве. А также одной-единственной идеи, завладевшей всей его сутью, всем тем, что вообще осталось от некогда цельной и светлой души. Даже после смерти он искал тех, кто мог обеспечить его "даром", женщин, носящих в своих чревах одаренных детей. Скольких он уже "выпил"? Троих. Еще три жертвы, удача которых лишь в том, что души их детей не оказались запертыми в артефактах, а перешли вместе с матерями за Грань. Впрочем, можно ли это назвать удачей?
Пресветлые боги, почему люди, подобные ему вообще появляются на свет? Почему ходят по этой земле, причиняя страдания другим? В этой душе не осталось ни толики света, ни малейшей надежды на перерождение. И не могу сказать, что я этому не обрадовалась. Не знаю, смогла ли пропустить бы его за Грань, если бы увидела раскаяние, почувствовала, что он готов к новой жизни, что жаждет покоя и мира. Не знаю. Вероятно нет, как бы ужасно это ни было. Все равно бы уничтожила, не в силах простить, как сделал это Ренделл. Устроила бы погоню, охоту, будь рядом Аллан, затравила бы как дикого зверя и сполна насладилась бы страданиями того, кто отнял у меня сына.
Вместо этого же прекратила его страдания, попросту развеяв. Тишина вокруг оглушила. Тишина вместо безудержных криков боли, тишина и спокойствие вместо ненависти и жажды мести. Спокойствие, воцарившееся у меня на сердце.
— Ваша светлость?
— Я тебя напугала? Прости, я не хотела.
— Ваша светлость, вы дрожите.
— Прости меня... Прости... — ноги подкосились и я мешком осела на землю, не в силах справиться с сотрясающимся дрожью телом. — Прости...
— Ваша светлость! Меллани, что с вами происходит? Вас кто-то обидел? Меллани, посмотрите на меня!
— Прости...
У кого просила прощения? У моего Джозефа, которого не смогла уберечь? У Адалинды, которую действительно перепугала набирающая оборот истерика? Или у души, которую недавно терзала, вместо того, чтобы облегчить страдания? А может все это последствия ужаса, что испытала, вновь увидев его? Я словно оказалась в прошлом, словно заново пережила чувства, о которых, думала, позабыла навсегда. Оказалась не готовой к тому, что увидела в воспоминаниях де Кравена. И о чем непременно должна сообщить Кайллану и Заккари.
Но чуть позже. Когда найду в себе силы подняться. Когда вновь соберу себя по кусочкам. И когда перестану реветь на груди у той, что должна была бы считаться моей соперницей, и что теперь с такой нежностью, заботой и тревогой баюкала в своих объятиях.
Глава 6
Три дня ожидания, наполненные тревогой, нетерпением и едва сдерживаемой злости. Я понимала, что люди, за которыми отправился Кайллан, не обязаны были прятаться в Харланде и, что более вероятно, выбрали для укрытия места подальше от столицы. Однако с каждым днем сдерживать раздражение становилось все сложнее.
То, что узнала от де Кравена было важным и многое объясняло, по крайней мере, для меня. Поэтому потребность поделиться знаниями, открыть глаза Заккари на то, что творилось на его Землях, стало острой необходимостью, наваждением, превратившим меня из здравомыслящей девушки в злобную, раздраженную фурию. Да и откровения Тироуна вызывали желания еще раз поговорить с ледяным драконом.
То, что увидела в воспоминаниях Хранителя, ошеломило не меньше информации, полученной от бывшего родственника. Схватка двух драконов в ночном небе над Харландом, бесконечно прекрасное противостояние, вызывающее трепет и всепоглощающий ужас. Не увидь все собственными глазами, ни за что бы не подумала, что Кайллан, вечно спокойный и хладнокровный Кайллан, мог с таким неистовством наброситься на родного брата, за то, что тот посмел испугать и обидеть его heile. Не крик, нет, скорее звериный рык, огласивший столицу после моего перехода на Грань, и бой двух величественных и смертоносных существ. Лишь теперь я понимала, чего стоило Хранителю та видимость спокойствия, тот отстраненный тон, когда я вернулась и пришла к нему в кабинет. Теперь знала, отчего опустели коридоры замка, откуда взялось затравленное выражение в глазах местных жителей.
Увидела, что творилось на Закрытых Землях весь месяц моего отсутствия. Полные ужаса крики людей, мольбы о пощаде, слезы и ужас. А еще огонь, сжигающий дотла дома, пожирающий все, что нажили за долгие годы те, кто хоть как то был причастен к изготовлению и приобретению артефактов. Поняла, какой жестокостью вылилось на виновных мое отсутствие.
Да, я знала, что всем Хранителям присущи эти черты — хладнокровие и жестокость. Однако знать — одно, а вот видеть то, на что был способен небезразличный мне мужчина — совсем другое. Но меня это не оттолкнуло. Наверное, раньше бы испугалась, ушла, не оглядываясь, трусливо сбежала, как сделал бы каждый слабый человек, но не теперь, не после того, как сама не так давно истязала беспомощную душу. Пусть прогнившую насквозь, пропитанную тьмой и смрадом, не имевшую шанса на перерождение. Но беспомощную перед моей силой.
А еще поняла отношение остальных братьев ко мне. Естественно, мое отношение ни к Тироуну, ни к Даррену и Заку не претерпело глобальных изменений, однако что-то внутри дрогнуло, когда почувствовала искренний трепет огненного дракона, увидела его истинное отношение. Я была долгожданной сестрой для этих троих, сестрой, которой у них никогда не должно было быть, и от этого еще более ценной и оберегаемой. Сейчас у всех нас было слишком много проблем, собственных ролей в этой истории, однако потом, когда все закончится, мы действительно могли стать семьей.
Именно поэтому их так обижало мое отношение, поэтому Роун до сих пор чувствовал вину за нашу первую встречу, поэтому каждый невероятно остро переживал мою личную потерю и то, что не смогли вовремя отвести беду. Я была одной из них, их "младшей". Нечто подобное когда-то я испытывала по отношению к Кристи, однако то, что чувствовали ко мне Хранители, было в тысячу раз сильнее. И, наверное, поэтому, я отпустила прошлое и обиду на Заккари.
— Меллани, к вам можно?
— Да, конечно, — закрыв шкатулку с бесполезными уже украшениями, бывшими некогда артефактами, обернулась к вошедшей в библиотеку Адалинде.
— Плохо выглядите, — пройдя в комнату, женщина поставила на небольшой столик нагруженный едой поднос и недовольно посмотрела на то, что я до сих пор сжимала в руках. — Долго еще будете с ними возиться?
