| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Свет фонаря осветил накидной замок. Обледеневшая под навесом из куска резиновой камеры душка, казалась, накрепко приросла к проушинам, но стоило покрутить сам замок, как сталь со скрипом поддалась. Залман нащупал ключ и попытался сдвинуть шторку с личинки пальцем. Раз-другой ноготь скользнул впустую, и едва он пытался помочь ключом, как тот предательски выскользнул из замёрзших пальцев. Держать одной рукой фонарь, а второй совершать манипуляции с замком было плохой идеей, но ещё более худшей стало поиск угодившего в снег маленького предмета без очков. Решив, что достаточно лишь направления и траектории полёта ключа, он практически на ощупь стал лапать снег и к ужасу понял, что задача оказалась сложнее. Дурацкий ключ словно растворился в сугробе. От отчаянья он произнёс проклятья в адрес погоды, природы и вселенской несправедливости. Промозглый ветер внезапно подозрительно стих, будто прислушивался, ожидая чего-то нехорошего. Из-за угла медленно, шаркая ногами, подкрадывались тени.
— Потерял чего? — раздался голос из-за спины.
Вздрогнув от неожиданности Залман обернулся, и свет фонарика скользнул по ногам двух мужчин.
— Да вот, товарищи, прямо беда ключ обронил, — без всякого умысла ответил Храпинович. — Пошёл в сарай за керосином и нате.
— Что же ты один пошёл? — спросил ближайший к нему, держа руки в карманах пальто. — По нынешним временам одному никак нельзя.
— Ну, так... — промямлил бухгалтер. — Да ещё очки дома.
— Вот ты чудак! Крикни, что б вынесли. Или скажи куда, Михась сходит.
Залман промолчал. Дай бог, что б со всего подъезда осталось пара-тройка человек. Когда он выходил, света в окнах не было. Да даже если бы и горела где свеча, за светомаскировкой из крашеных чёрной тушью газет разглядеть её было невозможно. Ситуация складывалась щекотливая, случайные прохожие ему до чёртиков не нравились. Если бы он посещал читаемые ленинградскими учёными для выздоравливающих командиров лекции, то по шкале 'оценки риска', в данную минуту обнаружил бы себя в оранжевой зоне, из которой настоятельно рекомендуют выйти.
— Сейчас бы магнит на верёвке, сразу бы ключик отыскался, — тем временем подал идею второй, с поднятым воротником и кепкой надвинутой по самые глаза.
В эту минуту бухгалтер сильно пожалел, что спустя рукава отнёсся к вступлению в отряд ПВО. Даже Рахиль записалась. Одно лишь наличие кольта в брезентовой кобуре оградило бы его от разной шушеры, ведь никем иными эти двое быть и не могли. Таких хитрых глаз у честных людей не бывает, посему стоило схитрить.
— Спасибо товарищи за помощь и подсказку. Сейчас брат выйдет, вдвоём мы быстро отыщем — соврал Храпинович.
— Как знаешь, — равнодушно произнёс мужчина и, обращаясь к своему товарищу произнёс: — Пошли, Михась.
Едва незнакомцы скрылись за углом, как Храпинович вновь вернулся к сугробу, прося бога о помощи и о чудо, ключ вновь оказался в его руке.
Весело насвистывая, глядя под ноги Залман возвращался в квартиру, неся в руке заветную бутыль с керосином. Опущенные 'уши' со свисающими завязками из киперной ленты его кроличьей шапки смешно покачивались в такт мелодии. Поднявшись на второй этаж, он поставил поклажу на пол и, светя фонариком, открыл сначала верхний, а затем и нижний замки в двери. Оставалось наклониться и подхватить авоську с бутылём, как в затылке словно разорвалась граната. Фонарик выпал из руки и жалобно треснуло стекло, погасив лампочку.
— Михась, за ноги, за ноги жидёнка подхвати, — раздался голос в темноте.
Тело Храпиновича прислонили к стенке и тот, кто спрятал в карман подкову, зажёг спичку:
— А ничего тут, — обронил он, осматривая коридор с тремя дверьми, одна из которых была опечатана.
* * *
Совершенно секретно. Исполнено в одном экземпляре.
Наш источник сообщает, что в лагерях военнопленных, в районе Красногвардейска и Пскова германским командованием проводятся испытания нового вируса, схожего по событиям в форте Райли в 1918 году, повлекшим эпидемию мирового масштаба. По нашим сведениям, ведущим разработчиком, является бывший эпидемиолог военной базы Этапль (Франция) доктор Пастер (возможно псевдоним, описание прилагается на листе приложение). Рекомендовано задействовать всю доступную агентуру, вплоть до привлечения личных связей в правительственных кругах СССР для подтверждения информации. Для усиления оперативной работы в районе Ленинграда форсировать операцию 'Оскар'. К исполнению приступить немедленно.
* * *
Филип Рис Файмонвилл закончил изучать только что полученный документ и отвлёкся на скрип петель двери. Сколько раз секретарь напоминала о необходимости вызвать слесаря, но разведчик был непреклонен: противный, неприятный для слуха скрипящий звук предупреждал о посетителе. Конечно, в условиях, когда положен секретарь, подобное вызовет лишь улыбку, но к этим приятным дополнениям старый шпион не привык, да и поздно менять привычки. К тому же двойные тяжёлые дубовые русские двери нравились ему, особенно когда Зои в одной руке держала поднос, а второй пыталась совладать с нею. Рыжеволосая секретарша выглядела умилительно: поворачиваясь спиной, её юбка обтягивала аппетитный зад и... впрочем, не только он замечал волнующие изгибы. Оставшийся в Москве второй секретарь посольства Томми (Ллевеллин Томпсон) тоже облизывался, но Зои держала оборону.
— Солнышко, — сказал он, показательно вдыхая кофейный аромат, — пригласи шефа московского бюро 'Нью-Йорк таймс' Гаррисона Солсбери к одиннадцати часам на беседу и вели Бобу греть мотор. Нужно навестить соседей.
Секретарь закончила сервировку, разжав щипцы, роняя кусок рафинада в чашку.
— У вас на одиннадцать посещение бани, — подсказала она.
— Я помню, — улыбнулся Файмонвилл. — Он как раз просил меня объяснить, что такое русский дух. Вот с бани и начнём.
После посещения 'Сандуновских бань', Гаррисон написал в своём дневнике:
'Когда я оказался на столе, мне почудилось, будто я со всех сторон зажат огромными, белыми, как снег глыбами завёрнутые в простыни, которые непрестанно надвигаются на тебя, медленно, угрожающе, и не отступают назад, покачивая в крепких руках берёзовые веники. Я был уверен, что сегодня изойду в мучениях. Отдам богу душу, гак говорят русские и поэтому молился с неистовой верой, которой, пожалуй, хватило бы, чтобы опрокинуть на землю небо и вытащить меня. И, слава богу, что этого не произошло. Банщики вынимали и снова вкладывали в меня душу. А когда после всех экзекуций мы пили квас, я поблагодарил своего друга. Когда отказывает тело, вперёд выступает душа. Когда душа из последних сил несёт ношу, появляется характер. Когда закаляется характер — выковывается воля. А такого человека уже не согнуть и это есть русские люди'.
После 'лёгкого пара' принято было посидеть за столом и так сказать выровнять давление. Филип сразу отмёл копчёные закуски и крепкий алкоголь, заказав лишь четыре пинты ароматного ржаного кваса с яблоками. Разговор в конечном итоге остановился на ленд-лизе и взаимоотношениях. Рассматривая удобно помещавшуюся в руку кружку, разведчик неожиданно объяснил влияние американцев на русских.
— Вот, смотри: в тридцать первом советы приняли общесоюзный стандарт для пивных и квасных кружек. Как можно заметить, в неё отлично помещается наша пинта. Не английская, а именно наша. А знаешь почему? Потому, что мы в своё время поставили оборудование на стекольный завод. И так во всём, начиная от двигателей, автомобилей, тракторов и чёрт знает ещё чего. Но сейчас мы музейный экспонат на витрине рынка. Мы не заметили перемен и слишком доверяли славе прошлого. Мы оказались слишком большими, чтобы быть быстрыми. Огромной ошибкой стала политика сворачивания торговых отношений. За пару лет большевики научились создавать своё, а не копировать наше. Они умудряются делать технику не лучше, но быстрее и дешевле. Последнее это то, что обеспечивало наше превосходство.
— Долго запрягают, но быстро едут, — усмехнулся журналист.
— В точку! Кое-что ты уже понял.
— Но они всё ещё на лошадках, а мы уже на автомобилях.
Филип не стал разубеждать уверенного в своём мнение журналиста. В чём-то он был прав, вот только даже любящие родители часто упускают момент взросления своих детей, думая, что ещё нужно повязывать слюнявчик. СССР был акселератом, вымахавшим за очень короткий период, и если бы темпы развития сохранились, то кто знает, как бы оно обернулось. Безнадёжно отставая в мелочах, в некоторых жизненно важных областях советы уже вырвались вперёд.
— Если сравнить отчёты специалистов Абердинского, Фарнборо, Куммерсдорфского и Кубинского испытательных полигонов, — Филип сделал паузу — то они не в нашу пользу. Какой балбес станет покупать такое оружие?
— Насколько я слышал, — возразил журналист, — Сталину катастрофически не хватает даже стрелкового вооружения, не говоря об остальном. В ход идут орудия со времён Русско-Турецкой войны.
Разведчик рассмеялся.
— Даже мне известно о якобы затопленных катакомбах с винтовками и пулемётами хранящееся там со времён командования московским военным округом полковника Рябцева, которое ещё не расконсервировали, а сколько их на самом деле? Прямо под нами десятки тысяч единиц оружия, на минуточку. Слышали про 'русские винчестеры' из Архангельска? Триста тысяч ещё с тех времён, а это ни много ни мало двадцать две дивизии можно поставить под ружьё. А про пулемёты Кольта из подземелья в Луге читали? Что касается старых пушек, то мой дед пристрелил бандита из кремневого мушкета, пока шериф 'гладил' на свой ремингтон. Так что большевики ещё двадцать лет будут разбираться с царским наследием, но кое с чем у них действительно не всё хорошо.
— Поэтому Сталин так напирает на бензин, продовольствие и каучук? — спросил Солсбери. — Поговаривают, что Рокфеллеры (Standard Oil of New Jersey) успешно ведут бизнес с Гитлером через испанцев, но отказываются торговать с русскими. А что вы скажите про снабжение в целом?
Файмонвилл отрезал дольку от яблока и прямо с кончика ножа отправил её в рот. Углубляться в экономические дебри и дела олигархов, по сути капитанов американского бизнеса он не хотел. Накачка произведена, осталось лишь отправить основной посыл и поставить задачу. Больше журналисту знать было не обязательно, и случись что-нибудь из ряда вон, даже грамотный расспрос о целях вояжа лишь подтвердит нужную легенду.
— Для этого вовсе не обязательно доставать пенсне и с учёным видом анализировать экономические отчёты и предварительные расчёты плановых отделов, — ответил он. — Достаточно потолкаться на колхозном рынке. Вы удивитесь, но в Москве можно купить абсолютно всё: начиная от покрышек на машину Боба и заканчивая акциями 'General Electric'.
— Вы шутите? В городе военное положение, бомбят.
— Ни капельки, мой друг, — произнёс Филип, отпивая квас. — Но есть нюанс. Снабжение столицы и других городов сильно разнятся. Поэтому сидя в Москве, вы ничего не узнаете. Однако мне стоит облегчить душу. Как говорил дедушка, душа находится аккурат под мочевым пузырём и грех её нагружать.
Журналист оценил мудрость поговорки коротким смешком и так же изъявил желание избавиться от ноши. Когда они вновь оказались за столом, Файмонвилл перешёл к сути их разговора.
— Я вас позвал по одному делу. Правительство интересуется, как обстоят дела у русских с нашей техникой. Потрачены миллионы долларов на выпуск продукции военного назначения, ещё больше вложено в строительство будущих заводов, а Сталин до сих пор не валяется у нас в ногах, умоляя привезти пару-тройку танков. Такое впечатление, что в результате немецкого наступления большевики не потеряли половину своего потенциала, а расстались с парой процентов и день ото дня наращивают его невиданными темпами. Я точно знаю, что американское оружие и в частности бронетехника воюет под Ленинградом. Как вы положительно смотрите на то, чтобы посетить этот славный город? С вами поедут десяток журналистов из разных стран, даже эта скандалистка Виктория Бэссил.
— А она, каким боком?
— Есть мнение, что на четырнадцатой церемонии военная документальная лента из России принесёт её обладателю приз киноакадемии. Даже учредили новую номинацию.
— Мир сошёл с ума, — вздохнул журналист.
— Вот-вот, эту фразу произносил и мой дед, когда впервые увидел паровоз, но ничего, свыкся. А если серьёзно, это мы просто запаздываем и не хотим смириться, что многие обогнали нас. Документалистика в борьбе за умы населения играет не малую роль. Нацисты и коммунисты это поняли раньше нас. Завтра второй секретарь посольства согласует списки, вам выпишут пропуска и назначат день.
— Так скоро? Вообще-то у меня были планы.
Файмонвилл посмотрел на журналиста с расстройством и удивлением как дрессировщик на не желающего прыгать через обруч заговорившего пса.
— Давай ка мы расставим приоритеты. Мне кажется, перед командировкой в Советский Союз ты подписал кое-какие бумаги...
— При чём тут это?
— При том, что каждый журналист это глаза и уши, а иногда и ноги разведки. Так было, есть и будет. Запомни на будущее, перед тем как войти в дверь, подумай, как станешь выходить. Ты не только вошёл, а ещё и захлопнул её за собой.
— Я уже сомневаюсь в своём поступке, — потягивая квас, обронил Солсбери.
— Да ну! И кем бы ты был, если бы не эта командировка? Одним из многих подающих надежды журналистов? Пусть талантливым, но одним из... Разница, как говориться, видна невооружённым взглядом. В общем, к дьяволу лирику. Тебя назначают старшим группы. В дороге перезнакомитесь, но следует уделить особое внимание двум корреспондентам из Канады. Это наши ребята и к их пожеланиям всегда, я повторяю, всегда стоит прислушиваться. Даже если их просьба будет выглядеть абсурдно.
— А остальные?
— Мне насрать на остальных. Особенно на этого коммуниста, из 'Миррор' (The Daily Mirror).
— Откуда такая ненависть к бульварной газетёнке?
— Газета с миллионом экземпляров уже не бульварная газетёнка, — огрызнулся Файмонвилл. — Сначала они хлопали наци, потом топили за большевиков, теперь совсем от рук отбились.
Солсбери расплылся в улыбке.
— А-а, не сумели найти к нему ключик, Филип?
— Я особо и не искал, — соврал разведчик. — Британская служба заслужено грызёт свой сухарь. Теперь детали...
Файмонвилл допил квас и больше не притрагивался к яблокам, чем воспользовался журналист. Вырезав из половинок сердцевину, он стал уничтожать угощения с аппетитным хрустом. Солсбери настолько увлёкся, что пропустил несколько фраз, произнесённых собеседником.
— ... В Ленинграде один американский инвестор открыл клинику. Сложный человек, но в случае чего от него можно ждать помощи.
* * *
Погода снова и снова подавала надежду ленинградцам успеть защитить историческое наследие через искусство декораторов Ленфильма. Укрылись 'деревянными стаканами' Медный всадник и монумент Николая I. Не забыли и современных почивших вождей: Ленина с Кировым. Работа велась колоссальная, но служащие Музея городской скульптуры не поспевали. С пониманием на потомков взирал Пушкин, без доли упрёка поглядывал Барклай де Толли и Кутузов, снисходительно смотрела Екатерина. На помощь пришла киностудия. Это неунывающие выпускники киноиндустрии, коллектив из двенадцати юношей и девушек, как апостолы, столпившиеся возле своего учителя, кружили с рулетками вокруг закрытого строительными лесами памятника и что-то записывали в свои блокноты. Учась на малом, они набивали руку для будущих проектов. Ведь мало было просто защитить памятник от осколков, его желательно было замаскировать таким образом, чтобы наблюдателю стало не разобрать, куда подевались привычные ориентиры. Рядом, где возвышались горы пухлых мешков, прошитых суровой нитью матов с песком, рулонов брезента и выкрашенных шаровой краской листов фанеры стоял с кинокамерой в форме старшего лейтенанта, режиссёр и автор фильма 'Заключённые' Женя Червяков. Мы не были знакомы, но отзывались о нём хорошо. Он был из той когорты, где не было ни заслуженных, ни великих, ни отмеченных. Ни кто из них не думал о том, как лучше использовать свои награды и в спокойствии рассуждать о лишениях. Может быть, это было бесхозяйственным, безрассудным, но всё же это было выше любых соображений о пользе Отечеству стать солдатом. В этом был высший смысл жизни этих людей.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
