Чужой Город
Я по-прежнему ничего не вижу, но слышу чей-то шепот: "Полина, я все для тебя сделаю. Все, что захочешь. Я напишу для тебя музыку, самую прекрасную! Только очнись, пожалуйста. Открой глаза''. Что происходит? Мне снится Женя — его запах, его поцелуй.... Кажется, я возвращаюсь в Демонет. Я возвращаюсь, но не вся, а по частям: слух вернулся... Но почему Женя говорит о музыке? вот и осязание вернулось — я ощущаю жар его кожи. Чувствую тяжесть своего тела и его руки на своей груди. Мой бесплотный дух медленно обретает форму и плоть. А теперь обоняние — его дыхание пахнет вином! Все чувства вернулись. И вдруг я вижу сама себя — я медленно вырисовываюсь из пространства. Вот я ... вот я... Я не умерла... я вижу себя! Я живая.
Огромная кровать в незнакомой комнате. Смятая постель. Повсюду разбросаны разноцветные листья: желтые, красные, коричневые и зеленые в крапинку. Они везде: на полу, в постели, на кресле, и я сама усыпана этими листьями! Я осторожно поворачиваю голову. Голый Руслан спит рядом. Длинные светлые пряди волос разметались по подушке. Как я сюда попала? Ничего не помню, совсем ничего. Было у нас с ним что-то или нет? Можно заключить, что если я лежу голая в постели, в листьях, правда, но все равно голая, рядом с голым Русланом, то, скорее всего, было. Нет, ничего не чувствую, не помню, просто не помню ... Как же это?
Во рту гадко... Что произошло? Похоже, я проспала много часов, может даже целый день. Все чувства вернулись, но не память. Я не знаю, что этому предшествовало. Что же делать?
Пытаюсь встать, но голова так кружится, что я падаю обратно в постель. Так. Надо вспомнить, надо сделать усилие и все вспомнить. Обвожу взглядом комнату: это номер Руслана, я здесь уже была, у него номер больше моего, интересно почему? Разве он более важная птица? Впрочем, это не имеет значения. Я смотрю на его юное лицо — спит так невинно. Мои усилия не проходят даром — в памяти возникают эпизоды, но непонятно в какой они происходили последовательности.
''Я обнимаю Руслана, я благодарю его... За что? Он сияет от радости".
Другая вспышка. ''Передо мной тревожное лицо Анны Вельмы. Ее голос:
"Госпожа Аксен, вам не помешает немного алкоголя. Это поможет расслабиться. Выпейте вина и поешьте как следует. Вы потеряли много сил. Возможно головокружение и провалы в памяти, но это пройдет.
Я и вправду чувствую зверский голод и жажду.
— Я ее накормлю, — обещает Руслан. — Я все сделаю. Самое страшное уже позади. Он уволакивает меня в бар "На самом дне", швыряет бармену демонеты, нам приносят вино, я выпиваю все сразу, залпом, не чувствуя вкуса. Анна Вельма наблюдает за мной. Она в строгом синем костюме и блузке с белым воротничком. Я борюсь с желанием сбросить ее в бассейн. Она что-то выговаривает бармену. Я не выдерживаю, подхожу к краю бассейна и все-таки сталкиваю ее. Но она быстро вылезает и совсем не обижается, а говорит смущенному Руслану, что в ближайшее время мое поведение может быть неадекватно, меня нельзя оставлять одну. Еще она говорит, что сожалеет о случившемся, и надеется, что пребывание в Чужом Городе все же было приятным. А я медленно свирепею от звука ее голоса и, не дожидаясь конца ее речи, опять сталкиваю ее в воду. Она барахтается там, а я кричу, чтобы она катилась ко всем чертям вместе со своим рыжим сыщиком и скрепляю пожелание парой крепких ругательств. Но Анна Вельма и на этот раз не обижается, бармен помогает ей вылезти, с нее ручьями стекает вода, но она говорит спокойным ровным голосом, что приносит извинения за рыжего, который ходил за мной все это время. Но он не сыщик, вовсе, он вообще — никто, и уже устранен, это был глюк, его больше нет. Его появление — результат плохо налаженной системы. Если кто-то попадает в Чужой Город, минуя демостанцию, система терпит сбои. Она опять приносит извинения. А Руслан мне говорит:
— Полина, ну зачем ты так с ней? Она помогала нам, участвовала в твоем спасении.
Бармен опять приносит полные бокалы и говорит:
— Угощенье за счет гостиницы!
И я опять все выпиваю залпом и сама лезу в воду, а Руслан кричит мне вслед:
— Полина, подожди, закуси хотя бы."
Да, я прямо в платье в воду бултыхнулась, но туфли благоразумно сбросила. Может, мы просто много выпили, поэтому мне сейчас так плохо и во рту гадко?
А что было до того? Не могу вспомнить.
"Но я и не думала вылезать из бассейна. Руслан тогда тоже в одежде полез плавать и мы вдвоем лежали в прохладной воде. Еще помню плавучие бокалы — они следовали за мной по воде, но не опрокидывались и не переворачивались, можно было взять бокал в руку, отпить и швырнуть его в воду обратно и он опять плыл за мной, о, как это удобно! Потом я все-таки вылезла из воды, и, как была, с мокрыми волосами и в платье, с которого ручьями стекала вода, пошла в ресторан, танцевать. А там веселье было в разгаре — все плясали, как черти в аду. Я стала громко хохотать: неужели они сами не видят как это смешно — люди разных телосложений, в разных одеждах, да еще и пляшут невпопад, а сверху, с лестницы, особенно смешно наблюдать. Я съезжаю на перилах, и с разбегу врезаюсь в самую гущу танцующих, они падают и смешно дрыгают ногами.
А потом Руслан, выволок меня оттуда и усадил за столик. И тут нам мгновенно весь стол едой заставили: целую бадью картошки с грибами принесли, салаты всякие, рыбину огромную запеченную. Я стала есть картошку прямо с бадьи, руками, не ела, а жрала просто, а Руслан намазывал крупные ломти хлеба маслом, кормил меня с рук и поил из своего бокала. Я слышала его мысли — они были как светомузыка — фейерверк желания и салют счастья от того, что я рядом. Праздничные и торжественные мелодии звучали в его сознании и рассыпались на брызги удовольствия! А слов не было никаких. До того я считывала только слова и образы, а он еще мелодиями умеет думать!
— Полина, — шепчет Руслан мне на ухо, — я не знаю, распространяются ли на нас эти дурацкие правила, все же нас сам админ сюда послал, но вдруг мы больше не увидимся если уедем отсюда? Давай останемся здесь, я работу найду или буду уличным музыкантом. Мне все равно где жить — лишь бы с тобой. Я и не подозревал, что так бывает. Я — как подземный житель, который впервые солнце увидел. Ты — мое солнце, Полина. Ты такая красивая! Красивее тебя вообще никого нет. Когда ты пропала, я понял, что мне жить больше незачем. Я не очень умею говорить, я тебе сыграю лучше, музыка больше объяснит, чем слова.
Ну кого же такие слова могут оставить равнодушным? Я киваю, потом пугаюсь, что он примет это за согласие остаться. И я почти люблю его в это момент. А было ли что-то? Мы целовались, не замечая ничего вокруг, пока красивый портье не сказал, что нам лучше пойти в номер.
В его номере стены качались и потолок на меня падал, и опять музыка — он играл на какой-то компьютерной штуковине, а я удивлялась, что она такая маленькая, а звуки заполняли все пространство — и внутри меня и снаружи.
А потом он сбегал на улицу, принес охапку мокрых осенних листьев, и осыпал меня ими с головы до ног, потом опять целовал меня и на кровать уложил — и везде эти листья были...
Он еще говорил:
— Если ты будешь со мной, я вообще все смогу.
А музыка звучала в голове как заевшая пластинка— это была какая-то искаженная версия того танца под дождем, издевательская, пародийная, искореженная. Еще Руслан сказал, что пробовал написать музыку любви, чтобы я любила его, по крайней мере, во время звучания, как сейчас. И я позволила ему делать с собой все, что он хотел. Он раздел меня и осыпал поцелуями, а мне приятно это было, но стоило мне закрыть глаза, как Женя возникал в сознании, но я все равно не могла сопротивляться — из-за музыки. Вот, опять его руки, пальцы музыкальные, между моих бедер и вдруг Женины глаза передо мной, как тогда... Нет, прочь, не хочу... Отвернись, Женя, не смотри!''
Не помню было ли что. Кажется, этот момент совпал в реале с тем, когда я уснула, зажав медальон в руке, и мне снился Женя...''
Руслан спит, посапывает невинно — и листья эти так и везде и валяются. Сколько ему реальных лет, интересно? Двадцать два? Двадцать три?
А вот еще одна вспышка — похоже, это было до того как я хулиганила в баре.
"Мы сидим в комнате похожей на медпункт. Руслан брызгает мне в лицо водой. Вода течет за воротник. Незнакомые люди подходят и участливо заглядывают в глаза. Я узнаю красивого портье, он водит перед моими глазами блестящим предметом и говорит:
— Все в порядке, реакции возвращаются.
Я пытаюсь что-то ответить, но своего голоса не слышу — губы шевелятся беззвучно.
— Полина, ты и вправду все забыла? — Руслан заглядывает мне в глаза.— Ну, помнишь, мы с тобой ели полпирога?
— Нет.
— Ну хорошо, а что ты вообще помнишь? Завтрак у Марты, фуникулер?.
— Да, но это было так давно.
— Это было два дня назад.
— Да, сейчас вспомнила. Марта, потом кофейня с дырявыми ложками.
— Ну вот, умница. Нет, не вставай, посиди еще. И не волнуйся.
— А чего мне волноваться? Что-то случилось?
— Мы с тобой поднялись на Кудыкину Гору, купили полпирога, ели на скамейке и чаем запивали. Это было два дня назад.
— А что было вчера?
— Что было у меня — я знаю, а вот что у тебя — никто не знает.
— А что у тебя было?
— У меня ты пропала! Мы гуляли по Ярмарочной площади, ты вошла в какую-то лавочку, а передо мной двери захлопнулись. А потом вся лавка пропала и ты вместе с ней! И тут толпа веселящаяся набежала — маскарад у них начинался, что ли... Они потащили меня куда-то, я от них еле отбился. Я бегал, искал тебя везде, звал громко! И людям объяснял, что здесь только что лавка была, а они только плечами пожимали.
— А я где была?
— А вот неизвестно. Я решил, что ты вернулась в гостиницу. Ждал тебя, ждал, на улицу несколько раз выбегал, окрестности оглядывал. Не было тебя нигде.
— А где же я была?
— Так я же и говорю, что этого теперь никто не знает. Я пошел к Анне Вельме и сказал, мол, так и так, следует сообщить модератору, что женщина пропала, а она мне ответила, что ты — взрослый человек и это твое личное дело, как проводить время в Чужом Городе, и если ты сочла нужным исчезнуть, то ...
— А куда же я исчезла?
— Так не знаю же!.
— А кто знает?
— Теперь уже никто. Но главное, что ты сейчас здесь.
— А где меня нашли? Как я тут появилась?
— А тебя и не нашли. Я орал всю ночь и все утро, требовал модератора, мне ничего не помогало, но я не отставал. И Анна Вельма, наконец, призналась, что она и есть модератор и сейчас тебя найдет, но не намерена сообщать где ты и что делаешь — это, вроде бы, будет нарушением правил, потому что неизвестно хочешь ли ты быть найденной.
— А ты что?
— А я потребовал доказательства, что ты в безопасности. Она куда-то ушла, а когда вернулась, то сказала, что тебя действительно нигде нет. Ни одна демостанция не зафиксировала твой отъезд. Ты действительно исчезла с Ярмарочной площади, и с тех пор больше нигде не появлялась. И тогда я уже сам не помнил, что делал, кажется, схватил ее за воротник, поднял, тряс и кричал, чтобы тебя немедленно нашли. Портье подбежал, отбил Анну Вельму, дал мне воды выпить, и попросил, чтобы я успокоился и не мешал им совещаться. Они ушли куда-то и вернулись перепуганные и сказали, что найти тебя не могут, и что придется делать ребут.
— Что делать?
— Вернуть город в прошлое, перезагрузить данные, что ли. Поэтому-то ты не помнишь, как в лавку входила. Они предупредили, что ты можешь странно себя вести, что у тебя вспышки гнева могут быть, чтобы я ничему не удивлялся и не обижался, а со временем все восстановится. И еще они переживали, что ребут отразится на экономике города, и начали подсчитывать убытки. Но все случившиеся — их вина — они в ответе за каждого гостя. Подготовка к ребуту заняла много времени — я их торопил и ругал, а им надо было меры предосторожности принять, чтобы другим причинить как можно меньше вреда. Они потребовали немедленного закрытия всех гостиниц и магазинов и перевода выручки в банк, на особый счет, который сохранится как-то. Потом всем людям велели сидеть дома. Некоторые послушались и пошли домой, а вот карнавал разогнать так и не удалось — с ними потом неприятности были. Они очнулись и обнаружили себя в необычных костюмах и долго вспоминали кто они такие. В общем, они тут еще долго будут последствия расхлебывать.
— А куда меня вернули?
— Я нашел тебя на Кудыкиной Горе, там, где мы с тобой сидели на скамейке. Ты была четко зафиксирована в базе данных в этот момент, они все перезагрузили и перезаписали, а после всю ночь работали — налаживали что-то и систему перепроверяли. А потом оказалось, что еще и вирус был в системе, тоже по их недосмотру, который в виде в виде сыщика, рыжего такого мужика, ходил за тобой все время и на нервы действовал, помнишь? Они его уничтожили.
— Сыщика помню, а как ты меня нашел — нет.
— А ты была как зомби. Я тебя вел в гостиницу, ты за руку меня держала и смотрела перед собой, будто ничего не видела... страшно так.
— Может, я еще вспомню?
— Они сказали, что нет. Информации о том периоде времени не существует в базе данных, а значит и в твоей памяти.
А потом Анна Вельма сказала, что мне надо есть и пить, чтобы восстановить силы и алкоголя немножко не помешает. И я напилась и хулиганила, в платье в бассейне купалась. Но вот что дальше было? Мы с Русланом лежали голые среди листьев. Кажется, я его Женей называла, а он сначала расстроился, а потом сказал, что не в обиде — Анна Вельма предупредила, что я себя странно буду вести.
Раз мое странное и неразумное поведение оправдано, то почему бы мне этим не воспользоваться? Мне нестерпимо хочется удрать отсюда. Платье мокрое на полу валяется и белье — хоть выкручивай после купания в бассейне. Мне нужно попасть в свой номер, но как отсюда выйти? Вдруг дверь закроется, и я останусь в холле голая.
Реал
Последнее, что я помню о Демонете — это что человек по имени Антон Сташевский запер меня в шкатулке с секретом. Помню его нелепые обвинения в ограблении. И это все — связь между двумя мирами исчезла. Я знаю, что моя прокция жива в Демонете, я вижу ее, но изображение плоское, черно-белое, с помехами, а звуков нет совсем.
Утром я собираюсь на работу, мои действия в течение многих лет совершенно одинаковы, отработаны и рассчитаны по минутам. Я принимаю душ, готовлю завтрак, насыпаю еду в кошачью мисочку. Пока заваривается чай, я одеваюсь и причесываюсь перед зеркалом. Сегодня, немного подумав, я надеваю Женин подарок, медальончик — он прекрасно подходит к коричневому свитеру, бросаю в сумку плейер, мобильный телефон, косметичку, ключи, кошелек и свежий номер профессионального журнала. Потом тормошу сына, напоминаю, чтобы не опоздал в школу, и сообщаю, что еда на столе. Муж завтракает в гостиной, перед телевизором. А я сажусь на балконе пить чай и это — минутка расслабления перед рабочим днем. В это время мимо моего дома проходят одни и те же люди: мальчик выгуливает черного пуделя, вредный сосед и враг всех котов по прозвищу Плохиш курит у подъезда, крупная дама в шляпе с цветами степенно плывет к остановке автобуса. Можно собраться с мыслями, вспомнить сегодняшний сон и приятные моменты вчерашнего дня. Сейчас я допью чай и вскочу, начну поспешно закрывать форточки и проверять выключены ли электроприборы. Еще глоточек, еще полминуты у меня есть. С недавнего времени, я привыкла именно в это время, в этот реальный момент, оценивать ситуацию в Демонете: над чем-то похихикать, чему-то самодовольно улыбнуться, а на что-то пожать плечами. И именно сейчас я особенно остро ощущаю, что больше не могу это делать. Между мной и мной... нет связи. Я не знаю пугаться этому или радоваться. Может, это начало чего-то нового, а может, надо мной сгущаются тучи.
