Полная_ерунда_Зимы_2024

Национальные окраины подвергались серьёзному прессингу со стороны центра — и кстати, из них начался отток русскоязычного населения — ввиду изменения политики — и подобное название сейчас было вполне актуальным и правильным.

Веселее всего получилось с иномарками для милиции — это был эксперимент-провокация с моей стороны — и он добился ошеломительных результатов. Разных. Первое — иностранцы мягко говоря охренели до крайности, потому что логику действия советского человека они понять не могли абсолютно. Их иконы стиля и желания — в Москве развозили алкашей по вытрезвителям, пресса на западе изрядно струхнула, потому что вообще что-то перестала понимать — а в Москве парк автомобилей восприняли с небывалым энтузиазмом. Прежде всего водители милиции и прочих ведомств — которые пересели со старых волг и москвичей на новенькие мерседесы — сказать, что это небо и земля по качеству — значит ничего не сказать. В Москве эти иномарки примелькались — их было очень много, почти в любой момент времени на улице можно было встретить что угодно — от спортивного Феррари в ливрее милиции до роллс-ройса, который возил участкового врача по участку, с персональным водителем.

Было выявлено такое количество случаев злоупотребления, что Семичастный был просто в восторге — перед искушением не могли устоять многие начальники ведомств. А ещё советская общественность познакомилась с автомобильным дизайном и качеством — поскольку с таксистами то общались все — и они сами любили похвастать новой ласточкой — и были в восторге. Да, обслуживание требовало запчастей — но ремонтировать ежедневно не нужно было, как и постоянно за ними следить. Такое достоинство как ремонтопригодность не было нужно от слова совсем — потому что они не ломались. Особенно поначалу — в первые три месяца это был шок — поскольку машину таксисту дали, он её катает только так, наубой, а она не ломается. И ничего в ней не барахлит, не стучит, не посвистывает и не потрескивает, не скрипит — она просто ездит и всё.

Для многих это было откровением — оказывается, чтобы владеть машиной — необязательно быть автомехаником и вообще разбираться в устройстве автомобиля — хватало и обычных навыков обычного водителя. Так что очень скоро в Москве внутренний турпоток увеличился в четыре раза — это рекордный показатель за всю историю — никогда в Москву не ехали так активно — машины стали своеобразной визитной карточкой и достопримечательностью города, люди ехали для того, чтобы поездить по городу на Роллс Ройсе по тарифу обычного такси.

Надо ли говорить, что машины начали приносить доход?

Дальше правда было распоряжение центрального комитета, о том, что в отдельных видах сервиса допускается коммерческая деятельность — в таком, как автомастерские, такси, грузоперевозки. Таксисты и так жили практически на коммерческом окладе — дневной план сдали и работай себе в карман сколько влезет без счётчика.

Вот только работать таксисты могли на своём личном авто, или арендовать его у таксопарка — но за отдельную немаленькую плату, которая волшебным образом совпадала с дневным планом и всё равно нужно было откатать план. А таксопарк сдавал в аренду машины.

Нет, все не бросились тут же бомбить — потому что нужна была лицензия — а за работу без лицензии, за неуплату налогов и отсутствие соответствующей маркировки на машине — можно было лишиться прав на три года, возможно даже с конфискацией машины. Лицензию получить нужно в ГАИ, и оплачивать ещё пошлину.

Тарифы были ограничены только верхними планками — которые были в два раза выше стоимости обычного такси — которое имело фиксированный тариф по счётчику. Особенно жёстко менты начинали лютовать, когда таксисты начинали устраивать скандалы и срачи на тему "вас здесь не стояло" и "я первый это место пасу" и тому подобное — за подобное высказывание можно было пойти домой пешком, без прав и машины. Антимонопольные правила прямо запрещали любую форму предъявлять претензии на место работы, а так же пытаться выдавить с этого места других таксистов.

Поначалу никто нихера не понял — пока не полетели головы и машины не начали уезжать от своих бывших хозяев в таксопарки — потому что среди ментов было в порядке вещей взять какого-нибудь своего друга-товарища-брата-кума-свата и пустить тайным таксистом, делать добро и раздражать остальных на предмет монополии — и когда на него начинали наезжать этот зачаток первобытной буржуазии — вскоре все оказывались в ближайшем офисе ГАИ и получали повестку после тщательного допроса.

Выбивать из людей по капле вот это вот мещанско-буржуазное, бандитско-барыжническое отношение — задача номер один.

Ещё я заметил, что в России люди очень потребительски относятся друг к другу, и считают, что если у кого-то друг таксист — то он теперь должен всех возить, туда-сюда, бесплатно. Если у кого-то братюня владеет кафетерием — то он всех должен кормить, вплоть до дальних родственников — все ждут лояльности к "своим". Что они будут с ними по-свойски — но когда дело доходит до своего кармана — то тут начинаются крики и выяснение отношений. Потому что если "своего" не подвезёт и не покормит — обидится.

Это крестьянское мышление — крестьянское ожидание взаимопомощи от таких же, но у кого есть чуть побольше — это то, что тянет эту страну на дно. И только по мере окончательного отмирания подобной ментальности появится хоть какое-то понимание как работает мир. А пока что Русские — это добродушные, наивные как дети, примитивные люди, одновременно большие, добрые, и очень впечатлительные, мягкотелые и мягкосердечные, но при этом не понимающие, что не так то делают, что никак не могут жить по-человечески.

Советская власть после Иосифа Виссарионыча не только не продолжила это уничтожать — а только бросилась усугублять ситуацию — навязывать некое "общественное" мнение и право, общественные работы, обязанности, общественную дружбу и жвачку. Вместо индивидуализма и здорового рационализма — они растянули агонию крестьянской цивилизации на десятилетия, и вместе с ней умер и СССР, который на неё начал полагаться. Старики очень были за советский союз — а вот молодёжь уже нет, так и исчезли, когда люди выпадали из существующей цивилизации и культуры — она для них становилась чужеродной и воспринималась как тяжёлое бремя, а не повод для гордости.

Работа в этом направлении только начиналась — но коммерция потихоньку уничтожит всё это — а мы помогали коммерсантам. В частности беспощадно изничтожали тех, кто пытался играть в купчика местечкового, гоношистого владельца ларька на рынке — потерять лицензию на коммерческую деятельность можно было легко, и процедура имела много стадий проверки и её было нелегко обмануть — а тем более — подкупить. Всех не подкупишь — в том числе и тайных покупателей.

В общем — сдвиги были, и в хорошую сторону — это заметно стало и в обществе, пока что случаи предпринимательства носили единичный характер, но предприимчивых людей в стране, судя по всему, хватало — всё только начиналось.

Правда, нужен был глаз да глаз — криминалитет тоже всполошился и начал активнее тереться вокруг первых бизнесменов — к большому, как ни странно, удовольствию советской милиции и спецслужб, которым коммерсанты обязаны были докладывать о подобных вещах под страхом лишения лицензии. А с ними разговор был очень коротким — наличие судимости или блатнянский жаргон уже были основанием для разработки, заканчивавшейся, как правило, отгрузкой в тюрьму.

Задача посадить как можно больше криминала — была поставлена с самого верха — терпимость к росту внутри страны уголовно-блатнянской культуры снизилась до нуля — сегодня можно было сесть за принадлежность к так называемой "воровской" среде, что уж говорить про методы прослушки, которые стали широко применяться ментами по всей стране.

Съезд партии продолжился — это было время больших докладов и голосований с довольно предсказуемыми результатами — после подарков были банкеты, протокольные мероприятия, разглагольствования про удои молока и количество собранных зерновых. Аграриям вообще никто не мешал и не вмешивался в их работу.

Сложнее всего сейчас было с космической темой — все ожидали какого-то небывалого успеха, простой как топор мозг партийного функционера ожидал чуда и только чуда — а от советской науки — исключительно хороших новостей и медийных побед. То есть исключительно шумихи.

Сергей Палыч Королёв незаметно начал откалываться от Брежневцев и присоединяться к Шелепинцам — потому что его вылечили, посвятили в главную тайну, мы были для него источником технологий. А его авторитет в космической отрасли был абсолютен и непререкаем — его миграция в политике от первого ко второму секретарю стала поводом для споров в кулуарах этого съезда и мягко говоря — не обрадовала Брежнева. Но его потребительское отношение к космосу — ещё, дай ещё, больше достижений, выше, лучше — не могло не надоесть практически всем в отрасли. Да, денег они не жалели — но и о людях особо не думали, и воспринимали космос исключительно как политическое пространство. Этим указам и приказам не были рады ни Королёв, ни другие работники отрасли — их спас Косыгин, включив наукоёмкие отрасли в число доступных для коммерции областей. То есть организовать научную деятельность можно было на коммерческой основе — и коммерчески же распоряжаться полученными выгодами.

Сергей Павлович положил свой партбилет на стол, вышел из партии, освободился, так сказать, от власть имущих — и официально огласил, что уходит из ОКБ-1 на пенсию, но продолжит работать в другом порядке. Оставил всё — всю свою славу и наработки, назначил своего заместителя главным конструктором.

И как патриарх отрасли — просто покинул здание опытно-конструкторского бюро. Он и так пережил тяжёлые испытания и подорвал здоровье, об этом было известно всем — вот только на следующий день объявили о создании частной компании, которую возглавил Сергей Павлович. Учредителями значились ещё несколько конструкторов.

Это было зимой. Брежнев остался без Королёва — но зато Сергей Павлович начал работу с новыми силами, попытались арендовать у государства полигон для строительства космодрома или временно арендовать сам Байконур — тогда все в правительстве только у виска покрутили — мы такие серьёзные, такие важные, у нас тут народное хозяйство, что значит арендовать?

Зато власти в условно-дружественной нам Монголии с радостью согласились предоставить большую территорию для размещения там большого и развесистого космодрома. Страна эта была мало кому интересна, плохо населена, не имела стратегически и экономически важного значения, и числилась в союзных постольку-поскольку. Однако, она была полезной — я заплатил восемьдесят миллионов долларов за аренду большого куска монгольской степи, где никто рядом не живёт, и вскоре строительные боты массово начали работу — они построили космодром в очень короткие сроки, очень небольшой, но очень технически продвинутый, красивый, со стартовым столом, комплексом для сбора ракеты, обслуживающий персонал составлял всего сто двадцать человек. Поскольку ни одна советская ракета не была доступна для частного использования — пришлось использовать сначала маленькую ракету-носитель, лёгкого класса, а потом — долго выбирать из имеющихся конструктивных решений те, что нам подходили.

К работе королёва и частной компании никто всерьёз не относился — то есть никто вообще не интересовался их деятельностью и никому не было дела — максимум они могли посмеяться над этим — надо же, частная космическая компания! Со смеху умрёшь!

Однако, в Монголии сначала запустили лёгкую ракету со спутником — массой всего сто килограмм полезной нагрузки — она вывела спутник на орбиту. Несмотря на компьютеризацию — пришлось очень сильно поработать с наземными службами и искать людей с миру по нитке — в прямом смысле слова.

Действие объекта было в режиме строгой коммерческой секретности — и монголы пошли мне навстречу, Чжоу Энлай лично засекретил объект по моей просьбе и даже советских представителей туда не пускал. Они хоть и были недовольны — но это было по моей же просьбе, и монголы оказались людьми понимающими и сговорчивыми — очень удобно, когда есть государство без лишних амбиций, готовое подогнать юридическую составляющую под наши требования — в этом главная сила Монголии!

Космодром зажил своей жизнью — основную массу работ выполняли техботы и автоматика, любезно предоставленные моим кораблём — поэтому проблем с персоналом не наблюдалось из-за отсутствия оного. А ракета... Она вообще была для всех загадкой — большая, жутко большая, мощная, с мощными двигателями и очень хорошими характеристиками. И этих ракет уже было семь — готовились к старту. Над ними работал Королёв в соавторстве с ИИ моего корабля — прямо в космосе, корабль его любил и доставлял на борт по первому требованию, обеспечивая ему лучшие условия для работы.

Сергей Павлович регулярно виделся со своими сотрудниками в Москве, которые продолжали работу над программой — но на этот раз получив готовую ракету — развили бурную деятельность на тему лунной программы. Им помогал я и ИИ — в частности в создании космических скафандров, проведении расчётов, в создании навигационного компьютера, в проектировании самого космического корабля для пилотируемого облёта луны.

Главным специалистом в их КБ оказался... внезапно... я.

Сам не знаю, как так получилось — у меня есть обширные знания о космических кораблях, о принципах их устройства, о скафандрах и технологиях, в том числе исторические знания, для меня это рабочая информация — но в данном случае я оказался ведущим специалистом и ведущим научным сотрудником всего конструкторского бюро. Поскольку именно я предложил проект корабля для облёта луны.

И это стало топ-темой для работы на всё время до начала съезда — поскольку нужно было создать космический корабль для более-менее длительного пребывания в космосе. Даже не корабль, а нечто вроде спасательной капсулы — которая должна облететь луну и вернуться на землю.

Мы с Сергеем Павловичем сидели вечерком на веранде его маленького особнячка на космодроме и обсуждали разные темы — в том числе он предложил создать сборный корабль — вывести на орбиту несколько модулей, в космосе их соединить в единое целое, ведь соединяют же корабли друг с другом, состыковать и получить таким образом модульный обитаемый космический корабль.

Раньше они работали над кораблём для облёта луны в виде 7КЛ1, но технически он был намного примитивнее того, что требовалось нам — и работа над космическим кораблём закипела с новой силой и страстью. Я лично установил на него систему жизнеобеспечения, навигационный компьютер...

Следующей нашей целью было совершить пилотируемый облёт луны. Запуск восьми ракет, которые вывели бы на орбиту восемь отсеков, и работа на орбите по их состыковке. Самое сложное было найти для этого людей — Сергей Павлович не мог положиться на многих своих бывших коллег — но среди них нашлось только трое смельчаков, которые оказались готовы. Набор, как водится, вёлся из числа пилотов военной авиации — они не были подневольными людьми, могли подать рапорт и уволиться в любой момент. Как ни странно, одним из людей, кого мы встретили на аэродроме космодрома — оказался известный нам Юрий Алексеевич. Который Гагарин. Юрий Алексеевич прилетел один, в гражданской одежде, за ним я посылал аж специальный самолёт, спустился он по трапу и сразу же к нам.