Долгая заря Ивана Ефремова

— Вам такой случай выпадает! А вы вдруг впадаете в раздумья. Никаноров схватил Ефремова за рукав. — Вы только подумайте! Побиск с шестьдесят первого издаёт брошюрки мизерными тиражами. И то какой-то эффект мы наблюдаем. Вам предлагают издание романа. Тираж, наверное, будет в государственных масштабах. Бросьте переживать! Мы на 'Победе'. Вас прямо сейчас в Москву доставим.

— Не вздумайте отказываться, — присоединился к другу Побиск. — Только я осмелюсь дать вам совет. Вам надо в текст романа включить как можно больше ваших философских размышлений. В виде речей персонажей, в виде авторских отступлений. Может быть, даже в виде примечаний. Это важно. И чёрт с ней с литературой!

— Тогда никто читать не будет! — Усмехнулся Иван Антонович.

— Вы недооцениваете нашего читателя! — хором воскликнули оба посетителя.

— Вспомните реакцию на 'туманность...'! — выпалил Побиск. — Напечатали в 'Пионерке', а обсуждать начали всей страной. Причём обсуждалась именно философская сторона.

— Кроме того, — перебил друга Никаноров. — Если вас хотят напечатать, то тут вы гарантированно получаете редчайшую возможность опубликовать любые свои философские идеи. При этом записные философы не смогут вам ничего сделать. Такое положение редко кому выпадает.

Ну-ну, 'любые'... — невесело улыбнулся Ефремов. — Я столько крови и пота пролил, чтобы через Главлит пройти, а вы говорите 'любые'.

В дороге разговор продолжился.

— Да, друзья, я подумал, что вы правы, — щелчком отправив окурок в окно, сказал Ефремов. — Есть возможность опубликовать... нельзя упускать... но здоровье у меня ни к чёрту. Я же загнуться могу в любой момент.

— Вот что, Иван Антонович! — ответил Никаноров. — Обещаю, что сделаю всё, чтобы в любом случае ваша книга увидела свет.

— Извините, Иван Антонович, а какая у вас в романе главная мысль? — спросил Кузнецов, понимавший на горьком опыте, что в СССР не все обещания исполняются. — Вы же уже всё на тему коммунизма высказали в 'Туманности...'. Или я ошибаюсь?

— Главная идея — простая. На пути к коммунистическому обществу человечество может встретить очень опасные ловушки. Необходимо не допустить самоуничтожения. — Ефремов закрыл окошко 'Победы'. — Если даже потом победит коммунизм, слишком много может оказаться жертв. Надо этого избежать.

— Да время сейчас опасное. Америка во Вьетнам влезла. Китайцы запросто могут использовать это как повод стравить нас с ними. — Выдал, не отрываясь от баранки Никаноров. — Арабы всё никак не могут смириться с утратой Палестины. Но что-то я не припомню ни одного случая в истории, чтобы власти предержащие принимали во внимание писательское мнение. Не бывало такого...

— Всё равно мои книги должны стать теми каплями, что точат камни.

7 декабря 1965 года. Главлит. Зорин и Ефремов

— Иван Антонович, вы бы знали, как я рад, что наша с вами работа продолжается! — Зорин светился счастьем. — У меня к вам остались совсем небольшие пожелания. Сейчас вы быстро всё поправите...

— Да что ж вы за человек такой! — Ефремов не выдерживает. — Я перепечатывал этот несчастный роман уже раз пять, сколько же можно! Вы же в прошлую нашу встречу гово...

— Успокойтесь, товарищ Ефремов, — осадил писателя завсектора. — Сядьте. Водички попейте. Папироску, вот, закурите.

Он лично наполнил стакан водой и подвинул его писателю.

— Да, я говорил. Но я знаю, что там, — он поднял глаза к потолку, — будут проверять нашу с вами работу. Поэтому всё должно быть без сучка, без задоринки. Делайте так, как я вам говорю, и не пререкайтесь.

Девочка, та, что по глупости работает в городе, кажется её имя — Чеди, должна остаться жива. Пусть пострадает, но живой останется. И добавьте романтическую линию. Заинтересовать мы должны не только мальчиков, но и девочек тоже. Пусть у вас кто-то из землян воспылает любовью к местной девушке. Девочкам нравится, когда присутствует романтика. И помните, — никакой порнографии, никаких однополых отношений.

21. СЕРЫЕ МАСКИ

12 апреля 1966 года. Москва. Кардиологическое отделение больницы АН СССР. Ефремов и Алан Майерс

Кардиологи констатировали: 6 марта Ефремов пережил острый приступ кардиальной астмы с отёком обоих лёгких. Выздоравливать ему придётся не меньше полугода. Если получится выздороветь...

Только забота и преданность Тасёнка помогли ему справиться с недугом. Не до конца, не полностью, но он останется жить и даже сможет приступить к работе, но это случится только осенью. Но в марте ему было очень плохо. Даже в кардиологию его перевезли лишь спустя недели после приступа.

В день космонавтики Таисия Иосифовн, придя, как обычно, в больницу, а не обнаружила мужа в его трёхместной палате. Соседи не знали, куда его перевели и по какой причине.

— Тасенька, не волнуйтесь, — успокаивал её сосед Ефремова по палате, седой ветеран поправлявшийся после инфаркта. — Антоныч, вчера вечером был в хорошем состоянии. Про броненосец шутил.

Тася в смятении бросилась к завотделением. Не обнаружив того на месте, почти бегом, устремилась к главному врачу. К счастью, оказалось, что Ивана Антоновича всего лишь перевели в другую палату. Объяснили, что к нему в гости напросился какой-то английский писатель.

— Чтобы не ударить лицом в грязь, — заявил главврач, — ваш муж переведён в прекрасную одноместную палату повышенного комфорта.

— Сейчас этот самый Майерс у него, — посмотрев на часы, сказал врач и зачем-то показал Таисии Иосифовне на циферблат.

— А можно будет мужу там остаться, — спросила Тася с надеждой. Общаться с Ваней при посторонних старичках ей не очень нравилось.

— Конечно! — уверил её врач. — Всенепременно! Зачем мы будем уважаемого писателя таскать туда-сюда? Если он, конечно, сам не захочет... В компании лежать веселее.

* * *

В это время в палате за столом негромко беседовали два писателя. Алан Майерс, несмотря на молодость, не только слыл именитым литературоведом и критиком, но и был известен в Британии, как автор рассказов и эссе. Он случайно узнал о новом романе знаменитого советского фантаста и трудностях с его публикацией. У него, как у человека с деловой хваткой, появилась идея, как заработать славу себе и помочь русскому писателю.

— Иван Антонович, может быть, вы меня не поняли, — Алан уже полчаса уговаривал Ефремова издать новый роман в Англии. — Я обещаю, что роман ваш будет издан без каких-либо корректив, дополнений или изменений. Что вы мне передадите, то они и напечатают. Буква в букву. 'Тутелка в тутелку' так, кажется, говорят у вас на родине.

— Мистер Майерс, вы, похоже, не очень хорошо знаете ситуацию в нашей стране, — горько улыбнулся Ефремов. — Раз предлагаете советскому писателю такую аферу. Забудьте! Ни о переводе, ни о зарубежном издании на русском никаких разговоров быть не может. Вы же не хотите, чтобы... — он не договорил, вспомнив, что и у стен есть уши.

Ефремов тяжело вздохнул и размял ладонью область сердца.

— Мне жаль, но, ничем не могу вам помочь... Извините.

— Есть ещё один вариант. — Сникший, казалось бы, Майерс, вдруг оживился. — Как вам идея, чтобы ваш роман вышел под чужим именем? Я знаком лично с Полом Андерсоном. Мне кажется, его творчество перекликается с вашим. Есть что-то... К тому же мы с ним немного дружить.

Его руки взлетели над головой, как испуганные голуби.

— У Пола в прошлом году вышел роман 'Возмутители спокойствия'. Вы читали?

— К сожалению, нет. Идея мне ваша, как-то не очень. Хотя надо будет обдумать её со всех сторон. Я сейчас в больничке, сами видите, писать покая не получается. Роман мой с одной стороны вроде бы закончен, но... впрочем, не будут вас пугать проблемами.

— Давайте, я попрошу его прислать вам книжку? Он хороший парень и будет рад оказать такую маленькую услугу великому русскому фантасту. Как пришлёт, я сразу её вам передам. Вы почитаете, подумаете и решите. Договорились?

Майерс даже вскочил со стула и начал кружить по палате. Ему очень понравилась собственная идея с таким 'концептуальным переводом'. 'Пола я уболтаю, — уговаривал Алан сам себя. — Лишь бы Ефремов согласился...'.

* * *

Уже на следующий день в палате Ефремова сидел крепкий высокий мужчина с характерной выправкой, выдававшей сотрудника известных органов.

— Иван Антонович, мне приказано передать вам, что вы вели себя совершенно правильно! — стальные глаза посетителя смотрели строго и практически не мигали. — Но есть вопрос. Что вы имели в виду, когда обещали подумать. Разве нельзя отказать сразу? К чему и нам, и ЦРУ лишние иллюзии?

— Молодой человек, извините, не знаю вашего звания, вы видите моё сегодняшнее состояние? Мотор совершенно ни к чёрту! Хорошо, Тасенька меня в тот раз спасла. Удалось меня с того света вытащить. А могло и не повезти. А у неё ни образования, ни стажа постоянной работы... С чем она останется по моей вине? На что ей жить?

— Я понял вашу мысль. Передам её руководству. Думаю, что эту проблему решить будет не так уж и сложно.

Торманс. Храм Времени. Фай Родис.

Новое жилище Фай Родис, оказалось уютнее, чем покои Дворца Совета. Этот частично разрушенный старый храм, некогда построенный в честь Всемогущего Времени, стоял среди заброшенных зданий старого города. Он так и звался у окрестного населения — Сымяо Шицань.

Комплекс храма составлял из шести, сложенных из синего кирпича, зданий. Каждое примыкало к открытой галерее, проходившей на высоте трёх метров и обрамленной балюстрадой из переплетенных змей. Территория храма заросла низкими деревьями и колючим кустарником. По окружающей наружной стене прогуливались "лиловые" охранники с раструбами на груди.

— Возмущённая толпа может ворваться и растерзать вас, дорогая моя, — с улыбкой объяснил Чагас. — Мне бы не хотелось, чтобы это произошло. Нравитесь вы мне, несмотря на все наши разногласия.

Внутри зданий не было ничего, кроме книг и каменных лотков для сбора подношений. В проходах громоздились штабеля полуистлевших рукописей, старинных фолиантов и репродукций. Картина знакомая Родис. На Ян-Ях не строили специальных книгохранилищ, довольствуясь пустовавшими старыми зданиями. Не было здесь и помещений с особым режимом освещения и температуры.

По совету Таэля Родис выбрала жильё в пятом от ворот здании. На вопрос командира змееносцев, сопровождавшего Фай, почему именно пятый храм, она ответила:

— Здание лучше сохранилось, и, кроме того, на лестнице замечательная змея.

Ответ вполне удовлетворил конвоира.

Родис сначала выбрала две сравнительно уютные комнаты с балконом, выходившим в сторону гор. Но Таэль посоветовал ей устроиться в комнатах ближе к торцу здания.

— Великий Председатель Чойо Чагас, — на прощанье сопровождавший Фай змееносец повторил требование владыки, — просит владычицу землян не покидать территорию храма без отряда личной охраны. В виде жеста доброй воли вам предоставлена стража, способная отразить нападение. На улицах города всегда есть опасность внезапной атаки, а здесь вы в полной безопасности. Для связи с Советом и помощи вам по-прежнему остается инженер Хонтээло Толло Фраэль.

Змееносец небрежно кивнул в сторону Таэля и вышел. Под тяжелыми шагами проскрипел деревянные половицы коридора. Тишина воцарилась в старом храме.

Таэль жестом призвал Родис к молчанию. Он что-то написал и протянул Родис.

— "Может ли ваш робот служить детектором электроники?" — Фай утвердительно кивнула и оживила сдэф. Тот специальным излучением проверил комнату. На небольшом табло замигали красные символы, сообщая об источниках излучения в каждой комнате. Родис скомандовала направить на каждый источник зацикленную запись вчерашнего дня.

Таэль вздохнул с облегчением.

— Теперь можно говорить, — воскликнул инженер. — Чагас сделал большую ошибку, поселив Вас здесь. В старых храмах есть забытые лабиринты, неизвестные никому. Монахи в древности постоянно ожидали внезапного нападения и поэтому строили тайные убежища. Этот храм исследован совсем недавно. Моему другу, увлечённому исследованиями древних храмов, удалось найти планы здешнего лабиринта. Это невероятная система подземных ходов. Есть такие, что ведут в разные точки города.

Теперь, после переселения из резиденции владык, вы почти полностью свободны. В любой момент вы можете покинуть жилище или встретиться здесь с кем захотите.

— Второе гораздо важнее, — обрадовано сказала Родис, — помешать мне выйти Чагас не в силах. Гарантия безопасности для приходящих ко мне людей — вот, что важно.

— Пищу для вас будут привозить из дворца Цоам. Не ешьте ничего, мы сами будем кормить вас. Зная ваш вкус, не сомневаюсь, что вы найдете нашу пищу съедобной. Но сегодня придется попоститься.

Они снова поднялись в покои Родис.

— Сейчас я покажу вам подземный ход. — Инженер вошел в одну из комнат, затем подошёл к стене и коснулся носком сапога какой-то незаметной выемки в полу.

Узкая и толстая плита скрипнула и медленно отошла в сторону. Из щели пахнуло застоявшимся воздухом подземелья.

— Через этот ход можно будет покидать вашу комнату, не ставя в известность охрану. Возвращаться будете тем же путём. — Таэль снова нажал на секретный рычаг. — А сейчас мне пора. Время докладывать владыкам о вашем поведении.

* * *

Тайный ход вызвал у Фай крайнюю заинтересованность. Интуиция подсказывала ей, что ходы служили не только для бегства, но и ещё для каких-то целей. Судя по названию, древние учёные исследовали природу и свойства времени. Если бы удалось наткнуться на какие-то результаты, это позволило бы пролить свет и на тайныв истории Земли. Как историк, она загорелась этой идеей.

В качестве фонаря Родис надела диадему, автоматически зажигавшуюся в темноте. Она вооружилась устройством хранения информации и повторила манипуляции Таэля с секретным рычагом. Перед ней снова открылся тёный ход в подземелья. Жалко, что его ширина не позволял взять с собой сдэфку. Пришлось положиться только на собственную память, слава Вселенной, память Родис никогда не подводила.

Свет фонарика диадемы позволял видеть серую зернистую поверхность гранитных стен. По коридору тянуло пылью и плесенью. Зато пол радовал гладкой шероховатой поверхностью. Фай спустилась на нижний уровень, где не стала сворачивать к выходу, а заметив боковое ответвление, направилась туда. Недавняя прогулка с Таэлем не смогла нарушить затхлую атмосферу подземелья. Потребовалось бы не меньше недели принудительного проветривания, чтобы воздух пришёл в норму.

Ещё пять минут в темноте, и в свете фонаря в стене мелькнул абрис, выдававший утопленную в поверхность дверь. Подёрнутая зеленоватой патиной, она почти сливалась с внешней гранью стены и только обострённая интуиция Фай Родис позволила заметить узкую полоску щели. Толстый слой пыли покрывал каменную поверхность. Ни ручек, ни филёнок видно не было. При тщательногм осмотре Фай обнаружила только вертикальный ряд иероглифов, который перевела приблизительно как 'Время побеждает всё'. Древние знаки тянулись по всей высоте двери.

Азарт исследователя, вспыхнувший в душе Родис, разгорался всё сильнее. Она обшарила лучом поверхность, примыкающую к двери. Чутьё исследователя подсказывало ей, что какой-то механизм для открывания имеется. Дверь должна открываться без ключа, но никаких выемок, выступов обнаружить не удавалось.