В комнате не было никого. И ничего. В смысле ничего из его вещей. Эдик подошел к кровати, лег и в прострации стал смотреть в потолок.
— В ментовку надо идти звонить. А смысл спешить? Пока приедут, пока опросят, пока посмеются. Ищи ветра в поле... Ну снимут они здесь отпечатки пальцев, ну и что? Хотя, это все-таки наверняка местные. Я же сам упал. Проходили мимо, подумали — пьяный лежит. Обобрали, между делом опознали, нашли ключи и решили заодно обчистить дом. Все-таки надо быстрее звонить, пока деньги не потратили и вещи не продали. Черт их знает, может они и хозяйского чего унесли.
Эдик резко поднялся и заспешил вниз. Когда открыл дверь, чуть не врезался в мужчину. Вот он, вор, не все вынес, очередная ходка за вещами. Эдик уже хотел вцепиться вору в горло, но тот вовремя раскрыл перед глазами Эдика красную книжечку. Ка. Гэ. Бэ. При чем здесь они? Неужели воров уже поймали и... Нашли пленку? Других грехов перед ними у меня нет. Нет, не может быть, слишком быстро все...
— Эдуард Александрович? — осведомился кагэбэшник.
Эдик не стал возражать.
— Закрывайте дверь и проедемте с нами. Нужно кое в чем разобраться.
Эдик понуро побрел к стоящей за забором черной "Волге". На другой стороне улицы счастливо улыбался подлюка-сосед. Возле "Волги" счастливо улыбались еще двое в серых костюмах. Что-то показалось Эдику странным в этой картине всеобщего счастья. Что-то не так. Один из "костюмов" приглашающе распахнул перед Эдиком заднюю дверь "Волги". Эдик сел. Пришлось подвинуться, "костюм" сел следом. Остальные двое уселись спереди. Машина тронулась. Эдик посмотрел на окно своей комнаты, из которой он утром вышел вполне обеспеченным человеком, и в которую вернулся нищим. Опять что-то не так, но что? Машина покатила по дороге. Дома закончились, начался лес. У выезда на шоссе водитель притормозил. По обочине шел мужик с полной корзиной грибов. И тут до Эдика дошло, что было не так. Когда он вышел утром из дома, на яблонях не было ни листочка. Какие могут быть листья на яблонях в этих краях в начале мая? Никаких. Сейчас листья были. И на ветках висели спелые яблоки. Грибов в мае тоже не бывает. Всё. Крыша поехала. То ли когда головой о дерево приложился, то ли когда в один момент лишился всего.
Эдик попросил у курившего на переднем сидении кагэбэшника сигаретку. Тот явно удивился просьбе, как будто Эдик попросил у него пистолет, но сигарету дал. Дал и прикурить от черной зажигалки, после чего так остался сидеть вполоборота, разглядывая Эдика. Докурив, Эдик еще раз ощупал голову, нет ли где шишки. Не прощупывается. Кагэбэшник с переднего сидения почему-то переглянулся с задним и, наконец, отвернулся. Тут Эдик обратил внимание на то, что машина въехала на мост через Лиелупе. Везли его почему-то не в Ригу, в угловой дом, а в Юрмалу. Все понятно, галлюцинации. Сейчас еще в санаторий привезут.
Эдик не ошибся. Машина действительно въехала на территорию с высоким забором, на которой стояло светлое здание, ни капли не напоминавшее тюрьму. Сейчас в номер приведут, с мягкой кроватью и телевизором — загадал Эдик желание. Желание сбылось, в номере было две комнаты, дверь во вторую была закрыта, а в первой действительно был мягкий диван, шкаф и телевизор, перед ним два мягких кресла. Старший кагэбэшник сразу уселся за стол, младший показал Эдику на диван, сам уселся в кресло, развернув его к Эдику.
— Меня зовут Анатолий Васильевич Сырцов, — представился старший кагэбэшник. Я расследую Ваше дело.
— За что меня арестовали? — спросил Эдик
— Ну, положим, не арестовали, а задержали. Хотя есть формальный повод и арестовать. Вы, Эдик, влезли в чужой дом без всякого на то права. Чем не повод для ареста?
— Никуда я не влезал, я там комнату снимаю.
— Не снимаете, а снимали. Вы съехали оттуда еще в июне, так что все-таки влезли в чужой.
— В июне я не мог оттуда съехать. В июне я в армии служил, за тысячи километров отсюда.
Сырцов ненадолго задумался, потом кивнул своим мыслям.
— Служили, конечно. А расскажите нам Эдик, для начала, что Вы делали, когда демобилизовались, ну в общих чертах.
— Да ничего такого. Приехал в Ригу, знакомый город, учился здесь, отсюда и призвали. Снял комнату, чуток побездельничал, начал работу искать. Думал в аэропорт, по прямой специальности, а там все занято. Только две недели потерял, с их обещаниями и "позвоните завтра". Вижу — вроде и хотят меня и не могут. Есть у них там один молодой, в этом феврале по распределения пришел, и сам оставаться не хочет, и его не хотят держать. Но уволить его закон не дает — раз по распределению, то три года нельзя увольнять. Вроде жениться собирался, на иногородней, тогда уволили бы, если он к ней собрался переехать. Но что-то там не срослось. Лично я так думаю, что там...
— Эдик, — прервал многословного задержанного Сырцов, — давайте аэропорт оставим на потом. Рассказывайте, что дальше было.
— Ну, в общем понял я, что мне не светит и пошел институты и заводы изучать. Сами знаете — везде грамотные люди нужны. Заводов в городе полно, но вот проблемка небольшая — неизвестно, где они расположены. Кто долго живет, тот конечно знает, но в первую очередь знает свой район, там, где ездит. Ну, в троллейбусе или трамвае подслушает чужие разговоры, за годы много чего услышишь. Вот еду, я к примеру, в трамвае, а там двое беседуют, один говорит, знаешь, вот здесь Витька работает, а второй у него спрашивает — а что здесь. Послушал ты их и узнал, что здесь за фабрика или завод, на ус намотал... В другой раз другой разговор услышишь... А там, где не ездишь, ничего не знаешь. Я вот в Задвинье не ездил, слышал, что "Поповка" там, и "Радиотехника", а где именно...
— Ясно, ясно, — перебил Сырцов — вообще-то бюро по трудоустройству есть, там все адреса имеются. И карта в любом киоске продается.
— Ну да, дурак я что ли, в бюро идти, там сразу сунут тебя в первое попавшееся место, вернее, в самое паршивое, туда, куда давно никто не идет. А раз не идет, значит, там условия не те, зарплата, например, маленькая или профсоюз путевок мало выделяет. А, самое главное, я же не местный, с квартирами напряженка, очередь медленно идет. Вот у строителей очередь...
— Дальше — опять перебил Сырцов, начиная закипать. — Куда Вы конкретно ходили, только очень коротко.
— Сначала я на ВЭФ подался, ВЭФ то все знают, даже остановка трамвая так называется. И мост через железку тоже Вэфовский. Там меня конечно, с распростертыми объятиями ждали. Но я же не дурак, в первое попавшееся место. Купил молоденькой девочке из отдела кадров шоколадку, цветочки, она мне на следующий день все адреса...
— Эдуард Александрович! — рявкнул Сырцов — я просил коротко! Коротко означает без подробностей. Рассказывайте, куда именно устроились, и что дальше было.
— Да еще никуда. Остановился я на "Альфе", на ихнем НИИ микроприборов. Начал насчет зарплаты торговаться, все-таки у них мест в общежитии нет, значит какая-то другая компенсация должна быть, если я им нужен. Кадровики всегда норовят самый низкий...
— Дальше!
— Да все, дальше ничего. Дальше три дня выходных, никто ведь не работает в выходные, тем более сегодня.
— Какие еще три... И почему это сегодня никто не работает? Я вот работаю.
— Ну, Вы человек служивый, а для служивых, как известно, праздник — что кобыле свадьба. Всякие усиления-построения-заседания-парады, — глядишь, и день прошел. Сами знаете. И далеко за примером ходить не надо — все отдыхают, парад смотрят, а Вы вот со мной беседуете.
— Какой еще парад?
— Ну как какой? Не в деревне ведь живем, а в столице союзной республики. Кто не хочет на Красной площади смотреть, тот на набережную идет, там не тот масштаб, но зато вживую.
Сырцов жестом остановил словоизлияния Эдика и надолго задумался. Наконец сказал
— Рассказывайте, что сегодня с утра делали, что собирались делать, и как в доме оказались.
— Да ничего не собирался. Просыпаюсь после вчерашнего, во рту сушняк, сигарет нет, хлеба нет. Кстати, не угостите еще раз сигареткой?
Сырцов достал пачку "Риги", зажигалку, положил на стол.
— Бери стул, присаживайся к столу. Рассказывай дальше.
— Ну, пошел я за сигаретами. Продуктов купил. Возвращался домой и упал, головой ударился.
— Так сильно вчера перебрал?
— Да нет, там просто тропинка есть, по ней дорога короче, все там ходят. И на тропинке корень от сосны торчит. Все ходят, все цепляются, а никто не спилит. Вот и я зацепился, неудачно. Ударился головой так, что сразу вырубился. Очнулся — а меня обобрали, полностью, даже ветровку новую сняли. Я домой — а там все вынесли. Всё мое. насчет хозяйского я не знаю. Это кто-то из местных, ключи в карманах нашли, меня знают, знают, что хозяева уехали, вот совсем обнаглели и даже дом обокрали. Вот и все, больше не было ничего, я в милицию хотел идти звонить, а тут вы приехали. Можно, я водички попью? — Эдик показал на графин с водой, накрытый стаканом.
— Попей, попей — задумчиво сказал Сырцов. — Выходные, парады, усиления... А скажи-ка, какое сегодня число?
— Ну, Вы бы еще год спросили — улыбнулся напившийся Эдик, выуживая из пачки очередную сигарету. Ладно, в обычный день еще можно число забыть, но сегодня... Девятое мая, конечно.
Сырцов усмехнулся и пододвинул Эдику газету "Правда", указал на дату. Эдик взглянул, на секунду в его глазах промелькнул ужас, по потом лицо вновь обрело равнодушное выражение.
— Что тут написано? — спросил Сырцов.
— Что написано, не знаю, у меня после того, как я головой к дереву приложился, какие-то галлюцинации местами случаются. То кажется, что на деревьях уже листья есть, а то, что даже что яблоки висят. Вижу то, чего быть не может.
— Ну хорошо, что по-твоему, здесь написано?
— Пятое сентября.
— Так вот, Эдик, именно так оно и есть на самом деле. И листья есть, и яблоки, и на дворе сентябрь.
— Ну вот, теперь и слуховые начались, всякая хрень слышится. Говорю же — упал, головой ударился. Вы бы лучше в милицию позвонили, может еще найдут мои вещи и деньги.
— Хорошо, думаю, что с вещами всё в полном порядке будет, а сейчас врачи ваше здоровье проверят, что там у Вас за сотрясение и отчего галлюцинации. Миша, проводи товарища, одеждой санаторной обеспечь, а эту... почистить надо хорошо, Эдик говорит, что сознание терял, а на земле разные микробы водятся.
06.09
* * *
— На Твайку надо его сдавать, Володя.
— Куда? — не понял Сырцов.
— Ах да, ты же не местный. В дурку. Дурка там, на улице Твайку. Законченный псих. В глазах — ни капли разума, сначала пел — не остановишь, теперь молчит и улыбается. Все с ним ясно, наших врачей не обманешь. Косить смысла ему нет — армию отслужил, в криминале не замазан. Стопроцентный натуральный псих. Хватит с ним возиться, других дел, что ли нет?
— Ты, по-моему, забыл, что нам поручили и кто поручил. Нам поручили найти. Нашли? Нашли. Насчет психушки указаний не было. Ты представь, определим мы его к психам, доложу я наверх, а если Брежнев через месячишко на него посмотреть захочет? Куда кортеж поедет — в психбольницу, что ли? Да после этого нас на Чукотку пошлют, до пенсии слонов там будем искать.
— Да, про Брежнева я что-то не подумал. Но ведь можно будет, когда понадобится, забрать этого Эдика из психушки на денек-другой.
— Тебе делать, что ли больше нечего, кроме как по психушкам ездить? И потом, а если его там залечат? Сейчас то этот Эдик вполне адекватный, если не говорить с ним о том, какой сейчас месяц. И, потом, всего один день прошел. Вот свозим его завтра на опознание, вдруг чего вспомнит, в себя придет. Он, когда по Сибири путешествовал, вполне адекватным был, иначе сюда автостопом не доехал бы. Что там экспертиза одежды, не готова?
— Готова, только что звонили. С билетом пришлось повозиться, уж очень сильно он истерт. Но разобрались. Билетик однозначно хабаровский, на автобус. Да, еще найдена кедровая иголка, не вся, только часть, но не сосновая, не елочная, а именно кедровая. Почва с обуви не определяется, он не самолетом летел, все перемешалось. Одежда вся отечественная, кроме джинсов и кроссовок. Есть одна странность, конечно — все неновое, но чистое, практически стерильное, а никаких следов моющих средств не обнаружено.
— Все это, конечно, интересно, но не будем забивать себе голову, наличия хабаровского билетика вполне достаточно. Наш это фигурант, однозначно наш. И по внешности, и по отпечаткам пальцев, и даже по почерку. Ну а билет и кедровая иголка лишь подтверждают то, что он по стране мотался, а не где-нибудь здесь отлеживался, поэтому и найти его так долго не могли. Всё, надоело мне это дело хуже горькой редьки. Предъявим его завтра девушкам и закрываем дело.
— А его куда?
— На квартиру, которую он снимал. Да, документов у него нет, подготовь справку об утрате в паспортный, военкомат и институт. Ну и для ГАИ, наверное. В общем, справку делай в четырех экземплярах.
— В пяти. Ему еще комсомольский восстанавливать
— Ну, делай в пяти. И готовьтесь завтра к отвальной.
— Да, тут еще такое дело — одна из девушек уволилась из НИИ. Поступила в институт на дневное отделение.
— Не беда, заедем к ней в институт.
— Так сентябрь месяц, наверняка все студенты в колхозе, кроме последнего курса.
— Вот же черт. Ну так уточни, в каком именно. Девушки, если верить доктору — это самая главная наша надежда на возвращение памяти. Самые положительные эмоции, так сказать.
07.09 Среда
Кадровичку он, конечно же, узнал сразу. Виделись ведь совсем недавно — пять дней назад, приятная женщина, очень похожая на жену сослуживца. А вот она за прошедшие со дня их встречи четыре месяца успела его совершенно забыть. Конечно, кто он для нее такой — один из тысяч лиц на фотографиях в личных делах.
Пропуска оформили быстро — ничего удивительного, когда за дело берется КГБ, все делается не просто быстро, а очень быстро. И тут начались странности. За проходной он точно никогда не был, но вот ноги сами несли его в нужную сторону. И руки от ног не отставали — на проходной новенький пропуск сам собой нырнул в щель считывателя. Сырцов только многозначительно усмехнулся — его пропуск никак не хотел залезать в щель. И слово то какое — "считыватель". Откуда, из каких глубин памяти оно всплыло?
Мужчина, поднявшийся из-за стола в кабинете, в который они зашли, был смутно знаком. Эдик сразу припомнил, что зовут его Евгений Николаевич, вот только фамилия никак не хотела вспоминаться, вместо нее была только кличка — Один. Какой-то скандинавский бог, с ударением на "о".
— Ну здравствуй, пропажа — улыбающийся Один протянул Эдику руку. — Без тебя тут полный завал. Ну не то чтобы завал, просто вроде как штатная единица занята, а человека нет... Вот еще и Илюшина от нас ушла, так что твой кабинет совершенно пустует.
— Мой кабинет? — переспросил Эдик.
— Дело в том — пояснил Сырцов, что у Эдуарда Александровича частичная потеря памяти, произошедшая от удара по голове во время нападения. Он забыл все, что происходило с ним после 9 мая. Из памяти, так сказать, выпали все последующие события вплоть до этого понедельника. Он даже не помнит, как Вас зовут, а Вы ему о кабинете.
