Птенцы Бедвира

А навстречу необыкновенной армии, по дороге, бежали плачущие поселяне, оглядываясь и моля о помощи. И тогда обе девушки сгустками начали бросать чёрный дым и вперёд. А тот летел стремительными космами, похожими на выпущенные болты из арбалета, минуя мирных жителей, но без промедления сжигая их преследователей...

Ничего не понимающие крестьяне постепенно останавливались, лишь инстинктивно понимая, что свободны от погони за ними невиданных адских тварей, нерешительно оглядывались на высохшие снаружи и изнутри хитиновые панцири, которые жалко и даже как-то сиротливо теперь перекатывались на утоптанной дороге, застревая на низких кустиках придорожной травы.

Задыхаясь от усталости, от страха перед тем, что магических сил может не хватить, девушки-маги тоже остановились. Не потому, что силы в самом деле закончились. Не потому, что чёрный дым, выпущенный по обеим улочкам крестьянского поселения, сжёг всю саранчу. Нет.

Где-то поднимаясь от речушки, где-то спускаясь от домишек, прилипших к склонам оврагов, в центр поселения собирались повелители саранчи. Последней при них не было. А когда насторожившиеся Орния и Риннон швырнули в них чёрным дымом, тот бесполезно растаял в нескольких локтях от образованного круга угрюмых балахонов.

Между клином воинов с клювом из тёмных магов остались и поселяне, которые, кажется, думали, что с гибелью саранчи всё закончилось. Увы...

Истошно, со слезами в голосе закричала крестьянка, отшатываясь назад от мужчины, стоявшего рядом. Тот упал на колени, и в предрассветном тумане его фигура резко похудела, теряя с каждым мгновением одежду. Человека не стало, а вновь созданная саранча пока ещё медленно начала разворачиваться к тем, с кем вместе недавний человек убегал от адских тварей.

Опомнившаяся Орния бросила сгусток чёрного дыма на одинокую саранчу, которая заторопилась за закричавшими крестьянами, бегущими к воинам за защитой. Бросить — бросила, но эта новая саранча тоже оказалась под защитой — своих хозяев. Что повелители сделали — неизвестно, но космы убийственного дыма были потушены разом.

Маршал Эинри закричал, подняв меч, и, даже не оглядываясь на воинов, ринулся навстречу бегущим и плачущим крестьянам. Воины, огибая растерянных магов, тёмных и стихийников, — за ним. Крестьяне успели пробежать между ними и бросились вон из поселения, к более плотным рядам воинов, которые пока не получили приказа выступить против страшного врага.

Риннон огляделась.

Поборники белели своими одеждами, но не все добежали до конца деревни. Слишком уж разрозненно стояли домишки — где далеко друг от друга, где — теснясь меж собой. Да и изрезанная оврагами местность мешала быстро достичь нужного места.

А тварь на дороге душераздирающе визжала, вздымая лакированные лапы и треща жёсткими крыльями. Воины, добежавшие до неё, не сразу поняли, почему она вдруг замерла, впялившись им в глаза. Но вот кто-то, кажется — из магов, побежавших следом за воинами, закричал, напоминая, что эта саранча упорным взглядом пустых глазниц старается превратить человека в себе подобного. Разъярённые воины набросились на тварь с мечами и копьями, но тварь, как и обещали её повелители, не походила на своих "собратьев" и только летала над людьми, словно в насмешку не убираясь даже к своим повелителям.

И, когда Риннон показалось, что все старания напрасны, что пентаграмма не сработала, как и чёрный дым, в ухо толкнулся голос Бедвира: "Поборники замкнули круг! Уничтожайте повелителей!"

Рядом дёрнулась Орния — и Риннон сообразила, что тот же приказ услышала и она.

Не сговариваясь, девушки одновременно "выстрелили" чёрным дымом в саранчу, которая, вереща, продолжала кружиться над воинами.

Боевые выкрики воинов стихли, когда адская тварь неожиданно упала, и её резко высохший до белизны панцирь лениво покатился по дороге. Самые сообразительные огляделись, и новый клич сотряс воздух деревенской улицы:

— Поборники замкнули круг!

И бросились с мечами на повелителей.

Бойни не было.

Был бой, в котором, как ни странно, повелители дрались, как обычные люди.

Рухнул один, в висок которого, судя по движению капюшона на его голове, попал арбалетный болт от Орнии. Грохнулся второй — с мечом одного из воинов в голове. Третий, четвёртый, пятый...

Кто-то из воинов предостерегающе закричал: последние трое повелителей саранчи попытались сбежать, хотя до этого ни один не сделал даже движения уйти от смерти...

Вслед им стреляли из арбалетов, бросали дротики...

Но сбежать им не удалось по иной причине: поборники не только сомкнули кольцо своей линии вокруг деревеньки. Они держались за руки. И в нескольких шагах от магов повелители обернулись к воинам, готовые драться, несмотря на то что исход боя был предрешённым даже для них.

...Трупы повелителей собрали в одну кучу и подожгли. Тёмные маги заранее предупредили воинов не смотреть под капюшоны: по утверждению в похищенных рукописях, одного взгляда будет достаточно, чтобы посмотревший на лица адских повелителей либо сам стал бы им, либо превратился бы в саранчу.

Некоторое время, тяжело дыша, воины смотрели на трупы, которые истаивали в огне и глухом чёрном дыме...

Поборники всё стояли по краям деревни. Воины оглядывались на своих командиров, и сержанты и капитаны постепенно уводили их. Скоро к поборникам тоже подошли и велели возвращаться в храм и дожидаться, какое решение по ним примет король. Глава-храмовник лишь поджал губы, услышав о короле, но снова наткнулся на внимательный взгляд принца Стианы и покорно склонил голову.

А потом... Принц Стиана первым подал пример, на лошади подъехав к младшей сестре и подхватив девушку к себе на седло.

— Риннон! — закричал радостный маршал Эинри.

А вокруг них всадники отыскивали тех магов, кто оказался приехавшим сюда на их лошадях, и брали их на свои сёдла, и было всё равно, кто из тех магов тёмный, а кто — стихийник. Воины выходили и выезжали из крестьянского поселения, оставляя возле околицы выживших крестьян, которые робко заглядывали в свете восходящего солнца на родные улицы и уже начинали оплакивать тех, кто погиб...

Сиджи встал у деревенской изгороди и всем телом налёг на неё... Странное чувство одиночества постепенно вползало вовнутрь ощущением тошноты. Он-то списывал её на новый голод и размышлял, сумеет ли поесть в ближайшее время... Но вскоре понял, что не голод тревожит его. Он посмотрел вслед уходящему войску, не спеша пропадающему за холмом, и не почувствовал ни малейшего желания догнать своих соучеников или тех, кто был к нему хоть немного добр.

Потом взглянул на крестьян, которые из страха всей толпой заглядывали сначала в один полусгоревший домишко, потом все вместе шли к следующему.

Мальчишка-маг, опустошённый, тяжело оттолкнулся от верхней жерди изгороди и сначала прошёл по центральной деревенской улочке, чтобы пройти мимо затухающего костра, с которого, не останавливаясь, собрал остатки некромагии. Затем вышел с территории поселения.

Оглядевшись, он начал медленно спускаться с дороги, на которой вдали, на холме, ещё виднелись фигуры людей, к деревенской речке. Кусты скрывали берег, но он, порой держась за прутья кустарников, шёл к ней напрямую, пусть и скользя по песку на небольших, но крутых овражистых обрывах.

К песчаному берегу подходил медленно, приглядываясь, что там творится, и не замечая, что кривится от подступающего плача. А потом его будто бросило вперёд.

— Бедвир... Бедвир! — захлебнулся он слезами.

Под торопливыми ногами Сиджи смешивались и ломались песчаные линии пентаграммы, а мальчишка-маг не видел ничего, кроме лежавшего в её центре тёмного мага — с разбросанными руками и с ладонями, плотно притиснутыми к песку, в которую уходила кровь из незаживающих ран на запястьях.

Мальчишка с трудом перевернул тяжёлое тело мужчины и поспешно принялся заживлять порезы на его запястьях, ругаясь сквозь слёзы:

— Ты не бросишь меня! Ты не бросишь Этель! Нам некуда идти без тебя, Бедвир! Вернись! Не бросай нас, Бедвир! Попробуй только уйти — я сам брошусь в море, и тогда некому будет меня спасти! Бедвир! Нам с Этель без тебя не жить! Мы не сумеем! Мы не знаем, как жить в этом мире! Вернись! Иначе я прокляну тебя — и на том свете не будет тебе покоя! Вернись!

Но тот был неподвижен.

Сиджи несколько секунд смотрел на него, на его застывшие глаза, а потом сел на колени удобнее и положил левую руку тёмного мага раскрытой ладонью к себе. Сотрясаясь всем телом от судорожного плача, но сжав зубы, вынул свой нож и на месте порезов Бедвира, медленно и бесстрастно сочившихся кровью, прижал своё порезанное запястье... Запрокинув лицо к небу, мальчишка-маг, порой заикаясь от злобных рыданий, порой стискивая разъезжающиеся от плача губы и некоторое время сидя молча, чтобы успокоиться, забормотал слова заклинания. Его он нашёл среди потрёпанных бумаг Бедвира, переписанных его рукой. Читать Сиджи читал плохо, но сумел сообразить, что перед ним заклинание возвращения. Бедвир, подойдя неожиданно, отнял у него заклинание и сказал лишь одно:

— Рано тебе... Вот повзрослеешь.

Но без Бедвира повзрослеть не удастся — инстинктивно понимал мальчишка-маг. И принял решение: либо он умрёт рядом с тёмным магом, либо вытащит его из смертной тени... Ведь в этом выборе результат будет таков, что... Всё равно — понимал Сиджи.

От слабости, от потери крови он уже начинал терять сознание. То видел речушку, из-за накатывающих мелких волн которой темнел песчаный берег, то — странные прозрачно-чёрные лохмы, похожие на старинную паутину, а порой он открывал глаза и жмурился от солнца, которое как-то незаметно поднялось над землёй.

Потом понял, что ослабел до такой степени, что может упасть — и тогда Бедвир не получит его крови.

Сиджи неуклюже лёг рядом с Бедвиром так, чтобы его окровавленное запястье продолжало липнуть к развёрстым порезам на коже тёмного мага...

Солнце встало в полдень, неохотно скрываясь иногда за облаками, когда пальцы Бедвира дрогнули, а сам он попытался открыть глаза. Слипшиеся, веки отказывали ему в подчинении, но он заставил себя пошевелиться, раздражённый тем, что привычное движение не получается. Открыл глаза и начал возвращаться к жизни, впитывая солнечное тепло, впечатления сыпучего песка, запахи речной воды и трав... Потом почуял, что одной руке очень уж неудобно из-за небольшой тяжести на ней, и скосился посмотреть, что происходит.

Мальчишка-маг был ещё жив. Так что, усмехаясь странным превратностям судьбы, Бедвир встал и привёл Сиджи в сознание. А потом они сидели на самом бережке, у речки, и запивали той водой, зачерпывая её ладонью, разделённый надвое кусок хлеба "от маркитанта" Моргана.

Отдохнув немного, встали и не спеша побрели по берегу, следуя за уходящим течением речушки, которая впадала в недалёкую реку, а та несла свои воды к морю...

Ближе к морю, в лесу, их перехватили волки Дуана, заставили тёмных магов ещё немного посидеть и рассказать последние новости, а заодно накормили их мясом. Последние новости оказались так хороши, что Дуан самолично помог магам добраться до берега, где сам же нашёл для них припрятанную в кустах лодку. И довольный оборотень всё повторял:

— Наконец-то свобода... А то попрятались, как кролики! Так и дрожим под каждым кустом, вместо того чтобы охотиться! А тут... свобода, да!

В лодке оба тёмных мага сели так, чтобы держать — каждый одно весло. На два не хватало силёнок. Бедвир даже сумел рассмеяться:

— Мы с тобой, Сиджи, как те же кролики! Слабые, но полные надежды...

— Бедвир... — прошептал Сиджи. — Ты смеёшься...

— А что ещё остаётся делать? — пожал плечами тёмный маг и охнул: сил маловато было, чтобы залечить все рассечения.

И они стали грести, попеременно охая от боли и слабости, но и смеясь над собой, а море блистало разноцветьем бликов на волнах, и остров, обещавший отдых и освобождение от невзгод, медленно приближался к ним с каждым слабым гребком вёсел.

Глава двадцать шестая

За шесть лет поборники отправили к древу смерти девятнадцать детей. Бедвир, а потом и его птенцы сумели спасти шестерых, считая Кениона. Сколько погибло детей простолюдинов — неизвестно: Бедвир не всегда бывал рядом, чтобы вытащить кого-то обессиленного из морских волн, а то и подобрать умирающего возле пристани, как это было с Этель. А запуганные поборниками деревенские маги ставили родителей детей с тёмным даром перед выбором: "Или я — или вы убьёте своё дитя. Потому как он не человек, а монстр!"

Семейные же маги высокородных чаще и не догадывались о том, что, сообщая в храм о своих воспитанниках, обрекают их на смерть. Им говорили: те, кто тёмен, в скором времени умрёт от страшной болезни. Дети и умирали, но за дымкой маскировки маги-стихийники не замечали, что юный маг просто спит, усыплённый сильным снотворным. А потом их, лежавших в гробу, легко подменяли куклой. А то и вовсе подкладывали в гроб свёрнутое покрывало, например. За похоронно-ритуальными одеждами не разглядишь, жив ли юный маг. Особенно если сверху клали маску... А семейные маги надеялись, что поборники хоть что-то сумеют сделать, чтобы облегчить жизнь детям — тёмным магам.

С короля сняли "паутину слабости" на седьмой день после уничтожения саранчи и её повелителей. Принц Стиана получив Королевскую звезду во временное пользование, магическими приёмами не владел. Но видеть — видел. Он чуть не за шкирку приволок во дворец главу поборников и его лучших магов, швырнул их перед креслом с отцом.

— Выбора у вас нет! Если глаза его величества так и останутся тусклыми, я велю сжечь вас прилюдно на главной городской площадки! Как изменников государства, каковыми вы и являетесь!

Магическая паутина впивалась своими ненасытными нитями во все важные человеческие органы и постепенно выпивала из них жизненные соки, одновременно затуманивая голову оплетённого ею.

Поборники расплетали "паутину слабости" под контролем семейных магов-стихийников, вызванных из старинных высокородных семей и крайне изумлённых открывшимися обстоятельствами.

Когда глава храма поборников попробовал возмутиться этим контролем со стороны "простых" магов, принц Стиана лишь процедил сквозь зубы:

— Простые? Я вас сейчас расцениваю, как стоящих ступенями ниже тёмных. Ты, который получил полномочия быть на магической страже нашего государства, совершил предательство! И после этого ты думаешь — я бездумно доверю тебе его величество?

В тюремной камере, изолированной магической защитой, Сичлэйнн умер, наложив на себя заклятие мгновенной смерти.

К нему, бездыханному, принц немедленно позвал Орнию и Риннон. Так узнали, почему Бедвир, поневоле связанный с некромагом из-за его небрежной работы с воскрешением, не знал о готовящемся вторжении чёрной саранчи. Тёмный маг, устав от видений с некромагом, которого ненавидел, преградил ему доступ перед своим внутренним взглядом, создав "каменную стену" между собой и им. Сичлэйнн, таким образом, возникал лишь в глубоких снах Бедвира. И то — лишь в повторах давнего события на морском берегу. Так объяснили девушки принцу Стиане, который тоже заинтересовался логичным вопросом о связи некромага и тёмного мага... Бедвир также считал, что его личные знания о некромагии тоже приходят во сне, не подозревая, что читает вместе с Сичлэйнном рукописи из библиотеки храма поборников.