Комиссара очень интересовал и другой вопрос, как мне удалось перепрошить прибор, стерев хорошо защищённый идентификационный номер. Я так понял, это очень сложная процедура, в кустарных условиях её не сделаешь, а без номера определить настоящего владельца они не могут. Стирание номера — это не ношение, это уже преступление, и комиссар горел желанием выслужиться, а потому прессовал меня по-чёрному.
Я говорил, что нашел его в переходе метрополитена, ничего не знаю, крутил это по кругу, как диск, и повоевав со мной полчаса, ДБшник сдался: вид у меня уж больно потрепанный и пофигистский — понял, что большего сейчас не добьётся. Но проблема не решена, в будущем меня ждут серьезные испытания.
К слову о навигаторе — это он поднял весь сыр-бор. Мой бой фиксировали все службы города, та красная кнопка оказалась активатором сигнала тревоги, да такого, на который обязана реагировать вся планета. Но даже несмотря на такую огласку, с мёртвой точки в плане коррупции ничего не сдвинулось.
Кроме спецслужб, мой сигнал схватили более четырехсот человек, учащихся и работников школы — те самые устройства, которые я активировал перед выходом в вестибюль. Там были не только динамики — абсолютно все приборы связи в радиусе сотни метров. Я принудительно отправил сигнал на них, на все окружающие браслеты, и не только музыку, а всё. Так что я стал героем, школа говорит только обо мне, но от этого на душе не легче.
— Да, сеньор комиссар... Конечно, сеньор комиссар... — расшаркивался Витковский перед офицером-безопасником. Не тем, что допрашивал меня, а другим, как понял — более важным. — Это дети, всего лишь дети, сеньор комиссар! Конечно, справимся! Ситуация полностью под контролем!.. Нет, родители не будут заявлять. Ну, не поделили дети чего-то. Конечно, разберёмся... Нет, не стоит акцентировать на этом внимания... Конечно, школа договорится с родителями, можете положиться в этом на меня!.. Да, как обычно...
Я видел, как в карман офицера из рук директора перекочевала золотая пластинка, они не стеснялись делать это почти в моём присутствии. Пластинка не такая, что валяется у меня в кармане, которую я забыл отдать Бэль в субботу, а более массивная, империалов на тысячу. То есть, и здесь глухо, как в воздуховодной шахте.
Итог. Я (пускай не сам, с помощью прибора, полученного случайно от другого человека) устроил дебош. Знатный, мощный, агрессивный, какой и планировал, с тяжёлыми последствиями. При этом подал в город сигнал, круче которого быть не может, параллельно скинув информацию четырём сотням человек. И всё равно с мёртвой точки ничего не сдвинулось. Кампоса и дружков увезли в больницу, кто более-менее ходячий — отпустили по домам, не предъявив никаких обвинений, а против меня завели сразу два дела — хулиганство и электронный терроризм. Даже камеры системы охраны школы, были всем до марсианского Олимпа. Золотая пластинка в карман ДБшника — и проблемы решены.
Расшаркавшись с комиссаром, директор подошел ко мне, и, кивнув, 'пошли', вошёл в приёмную.
— Сиди здесь.
Я сел.
Кресло было кожаным, причём из натуральной кожи, не заменитель, не промокнет. Жаль. Хоть в мелочи, а хотелось напакостить напоследок. Передо мной сидела крашеная кукла, секретарша Витковского. Я развалился, закинул ногу за ногу, и принялся внимательно её рассматривать, оценивая сиськи и остальные внешние данные. Да, с такой бы и я повалялся! Теоретически. Практически бы побрезговал. Ненавижу высокомерных шмар.
Она меня боялась, и сильно. Руки её дрожали, постоянно что-нибудь роняла, а глаз без конца дёргался, косясь в мою сторону — прямо здесь убивать буду, или повременю? Я состроил кровожадную гримасу — такая реакция на свою персону начинала нравиться: 'Я Шимановский, великий и ужасный, падите ниц передо мной!' Она занервничала ещё больше.
Встала, вошла к Витковскому, прикрыла дверь. Раздался гневный рык слышимый даже сквозь закрытую дверь. Клёво!
Секретарша выскочила, семеня мелкими шагами, смотря в пол. Следом появился директор, красный, как рак, рявкнул:
— Заходи!
Я поднялся и вошёл, развалившись в кресле перед его столом. Он сел, уставился на меня. Помолчали.
— Шимановский, я тебя предупреждал? — начал он старую песню. Я не реагировал. Пусть говорит, что хочет, итог всё равно известен. — Я предупреждал тебя, никаких фокусов. И что в итоге?
— В итоге на меня напали, и я был вынужден защищаться.
— Да? — он сделал очень удивлённое лицо. — А у меня другие сведения. Ты с двумя подельниками подло напал на сокурсников, избил их, да так, что трое находятся в больнице в тяжелом состоянии.
Я безразлично пожал плечами. Что-то сдерживало его, какая-то боязнь — видно, не был уверен в ДБшной 'крыше'. Потому сидел и разговаривал со мной вместо того, чтоб молча дать пинка под зад. Накручивал себя, решался.
— То, что вы нарушили закон, я молчу — пусть разбираются гвардия и суд, у меня нет полномочий лезть в их дела. Но то, что это произошло в моей школе, на подотчетной мне территории... — он назидательно покачал головой. — Здесь я имею власть и все полномочия. Ты отчислен!
Почему я даже не вздрогнул от этих слов?
— Вы не можете отчислить меня без решения дисциплинарной комиссии, — решил я всё же пободаться. Да, бесполезно, но иначе не могу, апатия ещё не полностью овладела мной.
— Могу, почему нет? — удивился он.
— Потому, что у вас нет доказательств. Я же могу предоставить массу свидетельств обратного, что сам являлся объектом агрессии, на меня напали.
— Разве? — он картинно развел руками. — Ты наверное имеешь ввиду съёмку, коротая велась с твоего... С той штуковины, что была у тебя на голове?
Я кивнул. Что эта крыса придумала?
— А согласно уставу, данные с посторонних источников не могут являться основанием для исключения. Кроме проверенных специальными службами, подлинность которых установлена экспертами. А теперь подумай, Шимановский, ДБ станет ввязываться в вопрос твоего исключения? Оно им надо?
Ах ты ж скотина такая!
— Гвардия...
— Гвардия это дело не ведёт. — Витковский ехидно оскалился. — Ну, кому и что ты доказал? Слушать старших надо, Шимановский, а не выпендриваться. А теперь смотри.
Он развернул на боковой стене панель визора, во всю стену, и что-то понажимав, вывел туда данные камер внутреннего слежения. Их было шесть штук, с разных ракурсов.
— Смотри-смотри!
Я смотрел, во все глаза. Наблюдать за картиной боя со стороны, видя все допущенные ошибки... ЗдОрово! Бой, оказывается, длился совсем не долго, хотя казалось, шёл целую вечность.
— Ай, яй, яй, какой агрессивный мальчик! А говоришь, жертва нападения. — В этот момент я добивал предпоследнего противника и брался за Толстого. — Опять же, откуда у тебя граната — пусть разбирается безопасность, но пронос её на территорию... А также шокера и кастета... Ты сам прекрасно понимаешь, Шимановский.
Я понимал. Это вещдоки, которые безопасники также изъяли и увезли. Но их-то в случае чего они предоставят, как миленькие.
— А теперь последний штрих.
На экране все шесть каналов свернулись в дорожки, директор поднял их выше и выделил рамкой.
— Единственным основанием доказательства твоей правоты является эта съёмка, так? На неё ты рассчитывал, выходя в вестибюль? И тогда, в столовой, и когда бил сеньора Рубини?.. Эх, юноша-юноша, как можно быть таким наивным!
На голограмме высветилась табличка: 'Удалить?'
Подтверждение.
'Файлы удалены'.
— Всё, Шимановский, свободен. Завтра зайдёшь за документами.
— Но... — я привстал, пытаясь протестовать, но он со всей силы рявкнул:
— Я сказал, завтра заберёшь документы! Сегодня рабочий день закончен! Пшёл вон!
Глава 12. Вопрос национальной безопасности
Март 2447 года, Венера, генерал-капитанство Полония, Новая Варшава
Досье содержало много интересной информации. Раньше Войцеха не очень интересовало подобное, проходило мимо, а теперь всё казалось увлекательным и познавательным. Читая, он переоценивал противников, смотрел на них по-новому, другими глазами. И всё больше уважал этих людей. Ненависти и желания отомстить это не убавляло, наоборот, приятно драться с достойным противником, а эти люди были куда как достойны.
Начать стоит с того, что когда её высочеству исполнилось тринадцать лет, её отдали в корпус на обучение. Все члены прямой ветви королевской семьи, по крайней мере, девочки, проходят его — что это за королевы, если они не способны постоять за себя? Но на сей раз её величество королева Катарина решила выпендриться, поступить не как обычно. А впрочем, чего ещё ожидать от фанатки 'Звездных войн'? Она решила сделать из дочери настоящую принцессу Лею, сказочную героиню, тем более, титул позволял.
В корпус набирают девочек тринадцати-четырнадцати лет, шерстя приюты планеты. Набирают группу человек в сто, затем отбраковывают слабых или глупых (тесты на интеллект входят в программу наряду с физическими), и неуравновешенных. Остается группа человек в десять-двадцать, которой в дальнейшем занимаются.
Лея, с переделанными документами на имя Катарины Веласкес, очутилась среди группы тех сирот. Катарина её официальное третье имя, тут не много лукавства, а Веласкесов на планете пруд пруди — могло сработать. И сработало. Она сдавала тесты наряду со всеми, как самая обычная девочка из приюта, и никто ничего не заподозрил (в приютах ведь тоже разный контингент, не только бродяжки и воровки). Даже экзаменаторы не знали, что среди их подопечных принцесса крови, настолько основательно её величество подошло к делу. И девочка прошла конкурсный отбор, сама, безо всякого административного ресурса.
Её зачислили в группу самой обычной курсанткой, кадеткой, или как они там называются. Два года после этого, оторванная от внешнего мира, она проходила обучение наряду со всеми — а учат там очень жёстко.
Принцесса выдержала. Именно там выковывался её железный характер, благодаря которому она всё ещё на плаву, и даже диктует знати свою волю.
Но через два года настал этап, испытание, отделяющее 'малышню' от полноправного звания ангела — Полигон. Полигон с большой буквы. Это сакральное испытание для всех кадетов корпуса. Реальная битва на выживание, в котором гибнет много их воспитанниц. Им не заканчивается обучение, оно длится ещё года три, но после Полигона девочки дают вассальную клятву, получают право голоса и становятся полноправными членами их общества.
Это испытание — игра, похожая на контрас (17). Такие же лабиринты, та же цель — уничтожить всех соперников, только в отличие от игры, оружие у всех настоящее. Как и кровь.
Команды две, с равным количеством бойцов. Первая — кадетки, претендентки, вооруженные до зубов пятнадцатилетние писюхи. Вторая — зэки-смертники. Он не раз видел вербовщиков корпуса, приезжавших в 'Пуэрто-де-Диос' с предложением участия. Некоторые его знакомые согласились — в случае победы с них снимут все обвинения, изменят внешность, документы, и с новым именем выпустят в Большой Мир, перечеркнув прошлые преступления. Туда берут не абы кого — самых сильных, самых отвязанных, самых опасных — настоящих зверей. Этим людям нечего терять, они знают это и дерутся, как львы. Его бы точно не взяли, хоть он и служил в армии. Зэки также вооружены до зубов, перед поединком им дают на выбор целую гору оружия — что хочешь, то и используй. Цели, правда, отличаются: у ангелов — уничтожить всех зэков, не допустив спасения ни одного из них; у зэков — добраться до выхода, находящегося за позициями ангелов, в самом конце лабиринта.
Ангелам засчитывается победа, если все зэки уничтожены, никто не спасся. В противном случае — поражение и дополнительное обучение с переэкзаменовкой. Скользкие моменты рассматривает их совет офицеров, орган, имеющий право наложить вето на приказ королевы. Стоит ли говорить, что ангелами становятся далеко не все? Демократично и просто: если убили — то убили, значит, плохо училась и права стать королевским телохранителем у тебя нет. Естественный отбор, очень жестокий, но справедливый.
Её нынешнее величество пошла на Полигон вместе со своей группой. Кроме королевы и нескольких доверенных лиц, никто не был в курсе об этом — страна могла проснуться утром и узнать, что наследницы престола больше нет в живых. На взгляд Войцеха, королевы не должны поступать так, но королева Катарина пошла на это.
Вышла Лея из Полигона полноправным ангелом, а это очень много. Её приняли как свою — не как объект охраны, будущего работодателя и повелительницу, а как РАВНУЮ. Первая в истории королева, имеющая такой статус! Она даже дала клятву матери, как и все, правда, не вассальную, а клятву верности, но ритуал был соблюдён. Поэтому Корпус за неё горой — они всегда горой друг за друга — но на основании идеи, солидарности, близости, а не потому, что клялись служить. Вот как-то так.
'Группа Принцессы'. Этот термин появился лишь после коронации Леи, но не удостоился от СМИ должного внимания. А зря. На самом деле 'группа Принцессы' уже тогда определяла будущую политику государства — это были люди способные, сильные, лично преданные Лее — те, на которых она могла опереться и которые никогда не предадут — ведь за плечами у них нечто, что не купишь и не осуществишь повелительным росчерком пера. За плечами у них была дружба, боевое братство.
В группу входило шесть человек, включая её саму. Принцесса, Сирена, Красавица, Бестия, Нимфа и Малышка. В корпусе нет имён, по крайней мере, первое время. Попадая туда, человек лишается права его носить, это право надо заслужить... Да и после его знают только самые близкие. Имя взрослых особей рассекречивается лишь в силу необходимости и как правило после завершения контракта, а 'мелюзга', кадеты, прав вообще не имеют. Прозвище — твой идентификационный номер и имя одновременно... Но Войцех был согласен с таким подходом — у подобного учреждения должна быть своя специфика.
У взвода Леи оказалась довольно странная подборка имён, отдающей сказкой, лаской, нежностью. Только Войцех имел отчётливое представление, что за такой 'ласковостью' скрывалось очень-очень много крови. Их прозвища — как бы ирония, насмешка над остальной жизнью, над всеми, кто не связан с корпусом телохранителей. Малышка? А то, что эта малышка голыми руками может порешить десятерых, не доставая оружия? Так, самое то! А Нимфа? звучит? Нимфа, глава СБ клана Веласкес, личная немезида её величества. Её имя произносят шёпотом даже главы богатых и сильных кланов! Бестия? Да, эротично. Только вот работая инспектором по особым поручениям, куда Лея пристроила её после своей коронации, Бестия арестовала больше ста человек, многие из которых получили реальные, вполне ощутимы сроки. А инспектируя как-то тыловые структуры вооруженных сил, не стесняясь, отдала приказ о повешении четырёх генералов прямо на месте, по факту вскрытия крупных хищений. Точно Бестия!
Сама Лея получила прозвище 'Принцесса' не за то, что была принцессой, а, судя по записям, за аристократизм. Коллеги не знали о её положении вплоть до окончания Полигона, пока королева Катарина, вся в слезах, не бросилась к окровавленной дочери. Ранена та была несерьёзно, но разве сердце матери этим успокоишь?
