Так ли все было? Кто знает? Не любил батя вспоминать эту историю. Как будто он один и был виноват во всем.
Был ли? Не нам судить их. Не нам. Ведь так просто разложить все по местам! Он хороший, Она — тварь и гадина... Очень просто. И все поверят. Только вот никогда бы Урм не смог любить тварь и гадину. А после развода не страдал бы так...
Теперь, когда боль потери чуть утихла, не остается во мне ненависти к этой женщине и ее сыну. Они ведь... Я думаю, что нельзя осуждать человека за его характер, за недостатки... Я и не осуждаю.
Как складно у меня все получается, а? Очень благородно! Но...Всегда остается это проклятое "но"!
У нее — недостатки. У бати — недостатки. У этого Стейна, ее сына, тоже — недостатки! А бати нет. Вот из-за этих самых "недостатков".
Все ли было именно так? Какая разница? Не придирайтесь к мелочам...
Она еще жива. Уехала на север, на родину, вместе с сыном. Там они и живут. Стейн женился. Дай ему Велес покоя и удачной семейной жизни! Я очень надеюсь, что он что-нибудь понял.
...Светает! Пора заканчивать мою писанину. Иначе опоздаю на казнь. А на первую в жизни собственную казнь опаздывать нельзя.
Как прекрасен рассвет! Как не хочется умирать в такое утро! Мне ведь всего шесть лет...
Но бате, наверно, тоже не очень хотелось умирать! Жаль, что не смогла погибнуть в бою. Но меня забыли спросить о моих предпочтениях по этому вопросу...
...Все! Я в порядке. Заканчиваю писанину! Я надеюсь, что тюремщик выполнит свое обещание и переправит это письмо моему сыну.
Волчонок мой! Я так люблю тебя, сынок! Да, я помню — ты уже взрослый. У тебя две дочери. Но для матери дети всегда остаются маленькими... Поцелуй девочек за меня, скажи им, что их бабушка очень их любила.
Прощайте, все!
Марта, княгиня вейрмана.
Примечание архивиста
Этот свиток датируется примерно 227 годом Нашествия. Он был найден в главном архиве княжества в 43 году Победы и стал сенсацией!
Ведь, несмотря на явный недостаток подробностей, дат и событий, свиток Марты доказал существование целого ряда лиц, которых прежде многие считали мифологическими персонажами.
Руководствуясь указаниями свитка, мы провели раскопки в районе перевалов через северную гряду Подковных гор, и действительно обнаружили там место старинной битвы!
Этот свиток помог нам понять подоплеку некоторых событий, доселе неясных историкам. Этот свиток пролил свет на малоисследованный период первой половины третьего века Нашествия.
И самое главное, на мой взгляд, то, что этот свиток вернул нам имя одного из героев войны — Урма тонРейверэ.
Так ли все было, спрошу я вслед княгине Марте? И отвечу так же: какая разница? Пусть сомневаются скептики, пусть ищут противоречия... Я — верю!
Верю, потому, что в списке командиров спецназа действительно упоминается под двенадцатым номером Урм тонРейверэ (ищите в архиве Первого корпуса Специальных операций).
Верю, потому, что в легендах всех без исключения народов континента фигурирует Волк-Одиночество!
Верю, потому, что в официальной летописи Черной империи периода Тайдэ (Высшей добродетели) записано: "В десятой луне пятого года Тайдэ, в день цзи-ю, казнен Гэн Тирпао — начальник столичной тюрьмы. Он обвинялся в связях с мятежниками".
И еще одно хочу я сказать!
Сейчас, в 49 году Победы, этот свиток актуален, как никогда!
Ибо в наши дни вновь встает призрак древней вражды. Одно за другим сбываются пророчества Последних Зим. Вновь точат клинки народы континента. Приходят сообщения из Та-Сета о погромах и беспорядках. Там себеки и ткона опять стоят на грани войны.
И никто не понимает — почему?
Почему нерты и нурландцы хватаются за мечи, встречаясь друг с другом?
Почему Арбад требует пересмотра древних границ, которых нет уже тридцать лет?
Почему люди и волки снова косятся друг на друга?
Почему?
Сослан Нерто говорит, что нет никаких причин для ссор, что он помнит о давней дружбе и союзе, но скольких сил ему стоит не объявить войну!
Князь Киемори рассказывал мне, что люди и волки просят его помирить их.
Никто не понимает — откуда в его сердце взялась ненависть!
Нам нужно понять друг друга. Понять и поверить. Всего-то! Такая вот малость... Но какими трагическими могут быть последствия непонимания и недоверия!
Ведь, когда нет понимания и доверия, все решает справедливость!
Читайте почаще этот свиток, друзья. Читайте, чтобы понять — какой кровавой может быть цена справедливости.
Глава 17. Трус
(267 — 269 годы Нашествия)
Даже во время войн всегда существуют такие места, где о войне знают только понаслышке. Счастливцы обсуждают, сидя за вечерним чаем с кексами, ход военных действий, анализируют последние сводки с фронтов, сожалеют, что недоумки из ставки не понимают простых вещей! Ну ясно ведь, что надо было... а они... а мы...
Им всегда и все ясно! И не удивительно: войну лучше видно издалека.
Таким вот райским местом и была деревня Заовражье в северо-западной части северного материка. Кто в тех краях бывал, тот знает — малонаселенные они, таежные... На тысячу лиг — ни одного города. С юга тайгу подпирают горы Дзапсноу, именуемые еще Нертскими, но до них недели три пути, если пешедралом. А с востока — Нурланд, но дотуда и вовсе не дотопать — две тысячи лиг, как никак!
Те места еще Озерищами кличут: озер там много. Да река одна там течет, впадая потом в Лучистую... Народ там живет обстоятельный, хозяйственный, спешки не любят, промышляют охотой, рыбалкой да овощами.
От века Озерища никому не принадлежали. Соседние государства спорили, бывало, даже воевали за права на эти леса, а жителям Озерищ было глубоко плевать: подати они платили, если сборщик умудрялся их поймать. Арбаду? На, бери. Нурланду? Подавитесь. Нертам? Да ладно! Раз всем, так и вы получите! Богатый жил народишко.
Гермольд вернулся в родную деревню в разгар лета. Односельчане почесали затылки и принялись судорожно подсчитывать: это сколько ж лет он дома-то не был? И, как ни крути, пяти лет не выходило. Всего три года назад Гермольд ушел в армию. И как же это понять?
Когда он вышел на площадь, разговоры стихли сами собой. Его попервоначалу и не признали: уж очень изменился этот парень — до армии первый шутник и безобразник в Заовражье. Небритый, понурый, в диковинном зеленом плаще, с огромным заплечным мешком, он прошел молча через площадь, словно не заметив односельчан. Потом Гермольд остановился, обернулся к ним и тусклым голосом сказал:
-Это!... Здравы будьте, люди!
И пошел дальше, в свой дом на окраине.
Всю следующую неделю он приводил в порядок хозяйство, порядком запущенное за три года. Уходя, он оставил его на Барта, своего троюродного брата. Да, видно, Барт особых усилий не приложил. И то! Гермольд что, не ведал, что братец его — лентяй, каких поискать?
А сельчане спорили — как все это понимать? И что делать?
-А скажи, Гермольд! — с подходом начал старый Ательред. — Ты, к примеру, в отпуск? Или по ранению?
-В отпуск, — буркнул Гермольд, не прекращая чинить крышу сарая. — И по ранению тож.
-А надолго ли? — продолжил расспросы Ательред.
-Пока не оклемаюсь, — отрезал Гермольд и повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
Все всем стало ясно. Не бывает во время войны отпусков! Ушел служить — и на пять лет. Если прежде не порешат, вестимо. Что же касаемо ранений, то чего-то на Гермольде никаких ран или шрамов не видать! А это значит, что парень просто сбежал из армии.
Позор-то какой! Трус! И это в нашей-то деревне!
И снова судили-рядили сельчане: что делать-то? И объявили бойкот. Если парень в самом деле в отпуске, то осерчать должен! Ну, поорет, поматерит всех, потом объяснит — что к чему! А, ежели, не объяснит — то, стало быть, и нечем ему крыть...
Гермольд не объяснил. Только с Агатой, невестой своей, поговорить попытался.
-Ну, что ты, Аги! Ты ж меня с детства знаешь! Когда это я трусом был? Я ж сам, по своей охоте в армию пошел!
-До армии, может, и не был. Зато теперь стал. Уходи, Трус! Не знаю я тебя. И знать не хочу!
-Да не сбегал я! Отпустили меня! Когда оклемаешься, сказали, приходи! Я ж через такое прошел! Не описать... Аги! Ты, что? Не веришь мне? Мне не веришь?
Захлопнула перед носом дверь. И все.
Вопреки прогнозам, Трус не ушел. Он остался жить в своем доме, занялся хозяйством. И преуспел. Такого огорода не было ни у кого! Какой у него был лук! А картошка? А брюква? И урожаи были — всем на зависть. Но, что самое обидное, бойкот ничуть не огорчил Труса! Он не ныл, не искал ничьей компании, был спокоен и вполне доволен жизнью. Раз в полгода ездил куда-то, привозил соли и муки на всю деревню, продавал задешево трактирщику... Жизнь шла. Шли годы. Агата вышла замуж за Ательберта — внука старого Ательреда. Вышла от обиды и в пику бывшему жениху. Свадьба была пышная, веселая... Наутро огорчалась вся деревня: Трус даже ухом не повел. Ни в драку не полез, ни на свадьбу не явился... Его, знамо дело, никто и не звал! Но как обидно, что он не пришел... Все веселье испоганил, сучонок.
А семейная жизнь Агаты и Ательберта все одно не заладилась.
Так прошло два года.
Арвальское эхо
Даже в такие медвежьи углы, как Заовражье, захаживают бродяги. Кормежку они обычно отрабатывают тем, что дрова колют, заборы чинят, воду носят... Или новости рассказывают. А новостями здесь считают все, что сельчанам пока неизвестно.
Этот, например, рассказывал о бое на Арвальском перевале.
Года два назад это название прогремело на весь Континент. Говорили что-то про большую битву. Поэтому желающие послушать не уместились в трактире. Трактирщик мигом сообразил — что надо делать! Расставил столы и стулья на площади перед трактиром и начал там разносить пиво.
В Арбаде бывали? Нет? Тогда надо еще и о нем рассказать.
Когда-то, еще до Нашествия, это была большая страна — от Веерных гор на западе до Страны холмов на востоке, от княжества на юге до Великого тракта на севере. Теперь от древнего Арбада осталась Последняя долина со столицей страны. А столица тоже называется Арбад. С трех сторон окружают долину горы. А с востока выход из долины запирает лес. Ни разу еще войска империи не ступали в Последнюю долину! Ни разу за всю войну.
-Э! Постой, паря! А чего же черным мешало-то? Ну, горы. Это понятно... А лесом чего не прошли?
Да потому, приятель, что нет ходу черным в лес! Там для них — смерть. Сам лес поднялся против них. Каждый комар, каждая ветка — смертоносны. Ну, и волки, конечно. Никогда имперцы не суют носа в лес... Эй, пива принеси!
...А два года назад вышло вот что!
Два перевала ведут в Последнюю долину. Больший из них — это Мокрый перевал. Через него имперцы всегда и приходят. Пару раз они даже захватывали его, но не могли удержать — союзники приходили на помощь.
Второй перевал — Арвальский. Он узок — едва протиснется телега. Хотя, будь у меня телега, я бы ее туда не погнал. По правую руку — отвесная стена метров сто высотой, по левую — пропасть... Снаружи перевал защищает крепость Арваль.
Ярлы Арбада там даже постов не держали: крепость все равно не обойти. А взять ее было невозможно. Так мы все тогда думали.
И зря! Два с небольшим года назад четыре корпуса центральной армии империи подступили к Мокрому перевалу. Ярл Торстейн тонДейрдре двинул навстречу армию. Всю армию. Он знал — путей для обхода у черных нет. Они будут атаковать — как всегда — в лоб.
Но пятый корпус имперской армии с налета взял Арваль.
Как им это удалось? Говорили, что предатель открыл ворота...
-А я слыхал, что они просто взорвали ворота!
Слушатели повернули головы на голос. Там стоял... Трус. Спокойно так стоял. Уверенно.
Верно, парень! И про это поговаривали. Только от Арваля остались одни руины. И никто сейчас не скажет — как там все было? Знают лишь пятеро Одолевших смерть. А они молчат.
Семнадцать воинов Арвальского гарнизона сумели вырваться из гибнущей крепости. Только семнадцать. Но какие это были воины! Княжеская гвардия вейрмана и спецназ. Они отошли к гребню перевала и встали там насмерть.
-Не было там гвардии, человече. Только спецназ!
И это верно! Тут я, признаюсь, приврал для красоты... Сдается мне, парень, ты знаешь ту историю лучше меня! Может, ты расскажешь?
-Н-ет, приятель. Меня тут слушать не станут... Ты рассказывай! Я не буду придираться. И... прости меня. Я не хотел мешать...
Вот как об этом поют песни:
Семнадцать их было — одолевших смерть.
Слушайте сказ, как семнадцать героев
Путь преградили несметному войску.
Пали ворота. Разрушена крепость.
Воронам пищи хватит надолго.
И к перевалу шагают колонны
Черных, как злоба, черных, как ужас.
В страхе внизу замирает долина:
Женщины, дети, древние старцы.
Лязгая сталью, Смерть приближается.
Не умолить. А бежать уже поздно.
Семнадцать их было — одолевших смерть.
Справа от гребня — горная круча,
Слева — бездонная пропасть зияет.
Топот сапог, подбитых железом,
Горное эхо уносит к вершинам.
Справа от гребня — горная круча.
В пропасть бездонную валятся трупы:
Это на гребне черным колоннам
Горстка отважных путь преградила!
Семнадцать их было — одолевших смерть.
Первый рожден был в горной пещере
Долгой зимою, в северных скалах.
Меч синей стали дед ему выковал
И подарил. И сказал на прощание:
"Так ты сражайся, чтоб щуры и пращуры
На небесах тебя с почестью приняли!
Если же ты не прославишь оружие,
Лучше забудь про дорогу обратную!"
Семнадцать их было — одолевших смерть.
Многих сразил он дедовским даром,
С честью великой принят он предками.
Синий свой меч навеки прославил.
Только домой ему — не вернуться.
Пятеро братьев, меняющих облик,
Жили в лесах благодатного юга.
Старшая Арза пяти сыновьям своим
Так говорила, в спецназ провожая их:
"Предков могучих будьте достойны вы,
Серою смертью врагам явитесь вы,
Чтоб ваши дети, только рожденные,
Так же за вашу смерть отомстили бы!"
Семнадцать их было — одолевших смерть...
Сломаны когти. Зубы раскрошены.
Лапы скользят по камням окровавленным.
В край беспечальный Удачной Охоты
С честью уходят пятеро Славных...
Там еще много чего...
В общем, были среди них и люди и оборотни, нерты и северяне из горного королевства, вейрмана и уроженцы ваших мест...
Они держались день, и ночь, и еще один день, и еще одну ночь. Они знали, что сзади — Последняя долина. Они знали, что даже умереть у них нет права. И не уходили, не прихватив с собой хотя бы сотню врагов.
