Bal Rog

Гримблад заинтересованно присматривался, как я настраиваю свои стаканчики.

— А людей тоже каждый из вас воспринимает по-своему?

Я улыбнулся.

— Конечно. И людей...

— Как воспринимаешь людей ты? Агнаар нам сказал...

— Людей... сейчас я верю в людей. Вы опуститесь на дно океана и поднимитесь на вершины высочайших гор. А может быть, и еще выше... Такова людская суть. Только надо уточнить, кого именно я считаю человеком...

Я присел у очага, подкинул в него дров, и тихонько тренькнул деревянной палочкой по первому стеклянному бокалу; в ответ раздался мелодичный и чистый перезвон всего звукоряда.

— Онты — любители подмечать детали — создали подробный Перечень Сущих. А по мне, так все проще. Сразу предупрежу: я не Творец, не могу видеть реальность во всей ее полноте, и не знаю сокровенного; это лишь мои предположения. Так вот, о чем я... Эру создал лишь три Темы. И мне не важно, из чего сделаны ваши тела. Человек — это не разрез глаз, не форма черепа, и не цвет шкуры. Я смотрю на вашу истинную суть, на Внутреннее Пламя. Человек — это разум, постигающий суть Вселенной. За плечом Человека стоит смерть, великий дар Творца, которая всех уравняет, подведет итог всем путям, обнажит истинную суть. Все. Остальное — несущественно...

— Ээээ... — не вытерпев, подал голос Серый. — разум и смерть... таким образом... я что, тоже человек? Я ж волк!

Я пожал плечами.

— Гномьи тела — творения Ауле. Звериные формы и деревья — творения Яванны. Но свободный разум может создать лишь сам Эру. Даже искуснейшим из нас не под силу создать фэа, души — хотя мы и пытались. Ты, волк — разумен, и ты — смертен. Потому — да, я считаю тебя человеком...

Люди зашушукались, обсуждая между собой. Гримблад переспросил:

— Ты ставишь смерть наравне с разумом — почему?... Добро вместе со злом?...

— Я вынужден творить добро из зла — больше не из чего. А смерть — один из основополагающих мотивов людей. Ведь смерть — это дар Илуватара людям...

Гримблад, хрипловато усменувшись и закашлявшись, возразил:

— Хорош подарочек. Не заметил я у людей за этот подарок особой благодарности...

— И все же, это дар. Почему?... Человек, каждый момент своей жизни проживший достойно — не боится смерти.

Я продолжил собирать и настраивать горшочки, закрыв глаза, двигаясь наощупь. Рядом с простецкими, повседневными обожженными глиняными кувшинами встали праздничные хрустальные чаши; сбоку от чаш в щель в полу воткнулись кинжалы, разной длины — и каждый из них гудел по-своему; зубастая пила, согнутая между полом и качающимся углом лавки, пела переливисто, чисто и звонко; натянутые между балками тонкие жилы тетивы лука что-то бормотали мягко и басовито... Говорок людей и орков вокруг, всполохи огня очага и отблески теней звучали глубоко и пронзительно-ярко, и в то же время удивительно гармонично, дополняя друг друга. Гримблад добыл для Серого еще кусок мяса. Ко мне подошла Эота.

— Ты чувствуешь, Буури?... в этот момент... что-то в мире становится иначе...

Я глянул на нее с улыбкой.

— Дочь Эорла... Ты из тех людей, что могут ощущать настоящую магию — не жалкие фокусы, творимые недостойными; а ту магию, которая оживляет наш мир. Вслушайся же: сейчас и здесь звучит Третья Тема Творца... я, своими жалкими погремушками, лишь пытаюсь овеществить ее, сделать явной и очевидной каждому...

Мои инструменты уже собраны; я проверил обертоны и стал тихонечко отстукивать ритмический узор, подбирать мелодику, нащупывая в реальности музыку, играющую в моем сердце... люди притихли, вслушиваясь... а вскоре я нашел слова.

Божественной субботы хлебнули мы глоток

* Стихи Окуджавы, музыка Берковского...

https://www.youtube.com/watch?v=o6Gst_k4rfA

* * *

Глава 41

Неприятности начались около полуночи. Мои спутники сидели в своем сараюшке, обсуждая планы, когда меня накрыло острым ощущением чужого, тяжелого взгляда. Переглянувшись с Чагой, я достал Зрячий камень, и погрузился в его глубины.

По тракту от Минас-Тирита галопом летел белый вихрь. Не знаю, что за удивительный конь нес этого седока; но бежал он быстрее меарас. Свет полыхал искристой волной перед ним, озаряя дорогу не хуже, чем цветок Телпериона; конь мчался, перепрыгивая ручейки, змеистыми сполохами просачиваясь сквозь рощи, молниеносными бросками спрямляя изгибы тракта. Наездник, юноша в сияющем белом доспехе, с рассыпающимися по плечам волосами, сидел на своем белоснежном коне, как влитой. Вслед за первым всадником скакали еще двое "рыцарей в белом", и с пяток обычных людей... если можно назвать обычным человека, способного удержать такой темп. Взлетая на очередную кручу, белый конь останавливался на несколько секунд, пританцовывая, дожидаясь свои спутников, и снова срываясь в галоп. С такой скоростью они будут здесь еще до рассвета...

Агнаар указывал мне на деревеньку, из которой выехал Чага; если я хочу встретиться с конунгом, стоит заехать туда. Наскоро просмотрев раскинувшуюся в ночи сеть степных троп, пронизанную светляками поселений, я наметил путь мимо тракта. Сунув Камень в заплечный мешок — подарок Эоты — я приказал свистать сборы, и отправил Чагу за Гримбладом — он собирался к нам присоединиться, проводив к конунгу. Пока все вокруг суетились, собираясь, седлая коней и обвязывая волков, я размышлял — что же делать с наблюдением. Неспроста за нами так плотно смотрят. Недобрый взгляд через Зрячий Камень ощущался совершенно отчетливо... а этот светлый всполох на огромном коне, наверняка, имеет какой-то способ связи, и его направят на нас, как только мы свернем с тракта. Второй Камень сейчас в Минас-Тирите. Попробую пободаться... Выйдя из сарая, я сел в уголочке, и снова достал свой Камень.

Минас-Тирит проявился быстро; однако, я не спешил встретиться с противником лицом к лицу, а наоборот — постарался отвлечься, размазать свое внимание тонким слоем, просматривать башни крепости безучастно и отстраненно — ощущая мир скорее нюхом, чем взглядом. Ночной туман скрадывал звуки и движения, свет редких звезд озарял недремлющих часовых. Вскоре на одной из башен обнаружились цветные переливы работающего Камня. Сохраняя свою отстраненность, я приблизился как-бы сбоку, а не перед лицом человека... точнее, двоих человек. Камень в рука держал Король Гондора, а рядом сидела его жена.

Король Гондора — за то время, пока я его не видел — сильно сдал; болезнь далась ему нелегко. Укутанный в теплую хламиду, осунувшийся и постаревший, с кругами под глазами, но — всё с тем же несгибаемым упорством во взгляде. Он устойчиво стоял в центре площадки на вершине башни, и смотрел в Камень, нахмурив брови и отрешившись от происходящего. Королева, нечеловечески красивая женщина, одетая в закрытое платье серых тонов, сидела в легком плетеном кресле чуть поодаль и сзади, закрыв глаза. Она что, сторожит мужа своего? Меня накрыло искристое веселье; захотелось немножко схулиганить, тем более — что я теряю?

Аккуратно подстроив дыхание под медленные вдохи и выдохи Короля, по-прежнему не являясь ему прямо, я успокоился и сквозь смех воссоздал в себе эмоции сонливости, безмятежности, покоя, легкой усталости. А потом — не знаю, как оно у меня получилось; в тот момент мне и в голову не приходило, что меня могут не услышать — я, еле слышно позвякивая подобранным где-то колокольчиком, тихо-тихо, мягко и ласково начал петь:

Спят усталые игрушки, книжки спят *

Баю-бай, должны все люди ночью спать

Когда я допел и открыл глаза, Король лежал в середине площадки башни, уютно свернувшись калачиком вокруг Камня, а эльфийка мирно дремала в кресле. Что ж, приемлемо...

Вынырнув из глубин Камня, я оглядел собравшихся вокруг бойцов, сонно продиравших глаза, и мое лицо само собой исказилось в оскале. Поймав мой взгляд, Муклюк вздрогнул. Из-за угла выбрался Гримблад, ведя в поводу своего коня. Мой голос прозвучал как рык.

— Вперед.

Черной тенью мы выметнулись навстречу неприятелю, по широкой дуге приближаясь к Тракту. Убывающий цвет Телпериона сквозь тучи озарял небо, осенний холодок подгонял бегущих. Кони, орки, волки, и в середине колонны — мы с Гримбладом — он на своем крупном светло-сером скакуне, и я на Агнааре. Копыта Агнаара в ночи выбивали оранжевые искры из редких камней.

* * *

Как я и предполагал, долго без наблюдения мы не остались. Серебро Телпериона еще не успело смениться бледными тонами рассвета, как нас снова накрыло ощущение чужого вгляда, иное, но не менее цепкое. Два моих командных жеста, и колонна рассыпается таящимся лагерем с круговой обороной; Гримблада, не понимающего безмолвного языка приказов, ведет Чага. Я, соскочив с Агнаара, снова выхватываю Камень, прикрывая дерюжкой его вспышки, и проваливаюсь в его огонь — туда, к Минас-Тириту.

На вершине башни диспозиция несколько изменилась. Король лежит в кресле, а супруга пытается разбудить его — раз за разом, безуспешно. Камень в руках стоящего на коленях в середине площадки человека... или эльфа? скорее полуэльфа, часть черт этого существа все же человеческая. Пытаюсь так же, как в прошлый раз, незаметно приблизиться, но жесткий колючий взгляд мастерски выхватывает меня из облаков тумана, и фокусирует перед обладателем Камня.

— Кто?...

Лицо полуэльфа напряжено, зеленый камень на плече пульсирует в такт биению его сердца. Вроде, в прошлый раз этот камень я видел на короле?.. Полуэльф, эльфийский берилл... о! Неужели передо мной сам владыка Ривендела?.. Я встречаю его прямой взгляд.

— Лихо Дарина...

— Элронд Полуэльф... приветствую тебя.

Полуэльф чуть печален и спокоен, он выглядит усталым, и говорит, тщательно подбирая слова; но, все же, он говорит первым.

— Наши союзники рохиррим сообщили нам, что твои орки раздают лекарство от чумы... Это верно?

— Верно, Полуэльф.

— Не поделишься рецептом?.. а то у нас тут тоже чума... по твоей милости.

Я хмыкнул.

— Я предупреждал короля — он не внял. Пришлось мне проявить милосердие. А чума у вас... эту чуму сохранили воины Гондора — и я лишь вернул им их собственное оружие — на всю длину клинка.

Элронд отрицательно качнул головой.

— Мне рассказали эту историю. Король Элессар не несет ответственности за преступления Дэнетора. И уж точно народ Гондора не отвечает за мертвого наместника...

Я усмехнулся.

— Тогда и мои орки не несут ответственности за дела Саурона. Сойдемся на этом?.. неплохой вариант.

Надо отдать должное Элронду — он глубоко задумался.

— Ты хочешь Договор о прощении и мире? В твоих словах есть здравый смысл, но вот в деталях могут крыться ловушки. Как ты предлагаешь обозначить все это в соглашении, Ужас Глубин?

— Да все просто. Все обиды до подписания договора взаимно прощаются. Мордор... или любую другую сопоставимую территорию, пригодную для проживания — Гондор признает орочьей землей. В свою очередь орки признают территорию Гондора и обязуются не отправлять туда свою армию... Да все так же, как вы с другими людьми договариваетесь.

Элронд невесело рассмеялся.

— Ну вот, ты уже начал играть словами. Где ты видел у орков армию? Орочьи банды, совершающие набеги на земли людей и эльфов — это по-твоему не армия? и что нам теперь, терпеть их выходки?

— Ну, а банды людей — или эльфов, вырезающие орочьи стойбища — они, по-твоему, тоже не армия? Вы же не торопитесь останавливать своих "мстителей" — а, между прочим, некоторых из мстителей ты лично знаешь слишком хорошо. Договор должен быть одинаково справедлив для всех сторон...

Элронд с сожалением качнул головой.

— Боюсь, люди Гондора не поддержат такой мир. Не сейчас, когда Враг повержен...

Я горько вздохнул.

— К сожалению, да. Люди — слишком многие из людей — понимают только язык силы... только язык угроз; только слова, подкрепленные звоном стали. Оркам придется хитростью и силой выгрызать себе право на существование... Но тебе нужно лекарство для людей? Тогда мы можем обсудить еще один вариант.

Элронд заинтересованно поднял бровь.

— Ты, Элронд Целитель, можешь принять часть народа орков под свою руку. К примеру, орочий мастер ядов, нашедший лекарство от чумы, присягнет тебе. А вслед за ним и другие орки, решившие порвать с войной. Ты спасешь их жизни и их семьи от гнева людей Гондора, а они будут лечить этих людей. Хватит ли твоего милосердия на такой поступок?..

Элронд задумался надолго. Когда он снова поднял глаза, мне показалось, будто он постарел.

— Ты, Ужас Глубин, не представляешь, кому ты предлагаешь возглавить... убийц и разбойников. Орки пленили мою любимую, мою Серебряную Королеву, и... отбив её, я, прозванный Целителем, смог исцелить лишь раны её тела — но не раны её души; она бежала в Валинор. Ты представляешь, что за мука для эльфа — потерять любимую?

Он на мгновение ушел в себя, словно вспоминая, и продолжил:

— Я бьюсь с орками уже три эпохи. Три эпохи крови, боли и потерь близких. Три эпохи непрерывной войны... Принять их присягу — этого недостаточно. Нужно будет воспитывать их, менять их характеры, гнуть их обычаи, как горячий металл под молотом Слова... Нет, Ужас Глубин; я, полуэльф — не владею тайнами магии в достаточной мере, чтобы дерзнуть изменить создания, искаженные искусством самого Моргота.

Я ответил тихо.

— Делай, что должно; и нет тебе нужды ни в каких тайнах. Правильный путь — он один. Правильный путь — он сам себе и проводник, и цель; сам себе и кара, и награда...

Элронд опустил глаза, и продолжил глухо и горько, будто сквозь зубы.

— Это и есть самое страшное в твоих словах — что я понимаю, ради чего ты просишь. И я понимаю, что — на самом деле — возможно, ты и прав. Но я — эльф, и не смогу принять такой путь. Я не буду убивать орков, действительно обратившихся к мирной жизни — это противоречит духу наставлений учителей наших, Валар; но защищать и перевоспитывать этих чудовищ — не для меня.

Элронд замолчал, ритмичные сполохи огня от Зрячего камня озаряли пространство башни в предрассветном сумраке.

— Жаль, полуэльф. Что ж, тогда — верность орков, и их лекарские таланты — будут принадлежать кому-то другому.