Дом, милый дом...
— Покажи мне... Арона.
Серебристая дымка вновь затянула стекло — однако на сей раз рассеиваться не спешила.
— Покажи мне Арона!
Бесполезно. Порой сквозь серую пелену прорывались смутные очертания, но только на миг.
Может, сильные телепаты от такого защищены?..
Таша задумчиво стукнула ногтем по золотой крышке. Размышляя над неожиданной идеей, робко постучавшейся в сознание; идеей, реализация которой почти наверняка была обречена на провал.
С другой стороны, попытка же вроде не пытка?
— Зеркало...
Её тонкие пальцы сжали жёлтый металл.
До побелевших ногтей.
— Зеркало... покажи мне твоего владельца.
Серебристый туман застыл. Расступился — вместо картинки открывая взгляду липкий и непроницаемый мрак, и пальцы мгновенно онемели: не поймёшь, от напряжения или от страха.
Таша видела этот мрак раньше. Когда заглянула в зеркальце в трактире рядом с Подгорным.
А ещё...
'Надо же. Ты рискнула сделать это быстрее, чем я думал'.
В знакомом голосе читалась усмешка.
...и Таша запоздало, безнадёжно запоздало поняла, что видела этот мрак в своих снах.
Зеркало запрыгало по ковру.
'Зачем же так нервничать, девочка моя?'
— Нет!
Она обхватила голову руками, зажала уши — зная, что бесполезно, зная, что слова звучат в сознании, но не в силах слышать этот голос: мягкий, чуть ироничный, такой спокойный...
'Крики редко помогают делу'.
Её кошмары обернулись явью.
— Изыди!
'Не имею на то ни малейшего желания'.
— Кто ты?
'У меня много имён, но ни одно из них я тебе сообщить не могу. Пока, по крайней мере'.
— Что тебе нужно?
'От тебя — ничего'.
— Но...
'Девочка моя, неужели тебе не приходило в голову, что играть могут не с тобой?'
Таша застыла, широко раскрытыми глазами глядя прямо перед собой.
Стало слышно, как где-то за окном шелестят, танцуя с ветром, листья сирени.
'Странно было бы выбирать противником милую девчушку вроде тебя, даже не объяснив ей правил. А для игры нужны не только игроки, но и фигуры. — Он вздохнул. — Мне очень жаль, девочка моя, однако ты лишь разменная монета. Пешка в чужой партии'.
— Ты...
'Твоя сестра — ниточка, которой я затянул тебя на доску, — в его голосе сквозило самое искреннее сочувствие. — Я не хотел убивать твою мать, но её смерть была обязательным условием. Сожалею, что пришлось причинить тебе эту боль'.
Она смотрела, как тени танцуют на стенах.
'Есть вопросы — задавай. Я отвечу'.
Таша разомкнула губы.
— Убирайся.
'Так ничего и не спросишь? — кажется, некромант огорчился. — Пойми, я тебе не желаю зла. Я не притворялся тем, кем не являюсь... в отличие от некоторых. Во всём, что я делал, не было ничего личного'.
— Убирайся!
'Хотя да, для тебя это было очень личным...'
— УБИРАЙСЯ!
Крик звоном разбился об оконное стекло.
Она почти видела, как где-то — безумно далеко — он равнодушно пожимает плечами.
'Что ж, когда будешь готова к разговору, ты знаешь, как меня позвать'.
Тишина зазвенела в ушах — и Таша долго сидела, не шевелясь, не моргая, пока отражение ровного пламени свечи странно дрожало в серебре её глаз.
Медленно она встала с кровати. Медленно подошла к лежащему на полу зеркалу. Медленно нагнулась.
Дверь распахнулась так резко, что ударилась о стену.
— Кажется, я уже говорил, чтобы ты избавилась от этого предмета?
Таша, не торопясь, выпрямилась. Посмотрела в чёрный бархат ночи, расстилавшийся за окном, залитый лунным серебром.
Услышала, как Арон подходит к ней.
— Ты пыталась его использовать?
— Я... видела в нём Лив.
Она говорила тихо, не глядя на него.
— Таша, волшебные зеркала — не игрушки. Особенно если ты получила их от таких, мягко говоря, сомнительных персон. С Лив всё будет в порядке и без твоего наблюдения. — Арон взял её за плечи, развернув к себе. — Посмотри на меня. Ну же!
Таша посмотрела. Крепко сжимая зеркальце в соединённых ладонях.
Его глаза...
— Избавься от него сейчас, пока не поздно. Прямо сейчас. Выброси в окно, прошу тебя.
Его глаза сияли привычным лучистым светом — и свет этот был... заразительным. Он заполонял собою все мысли, затягивал их радужной пеленой, обволакивал дурманящим туманом, твердил 'всё хорошо, всё будет хорошо'...
— Если не можешь выбросить, то отдай мне.
Туман... он был всегда. Но только сейчас Таша смогла его заметить. Осознать здравым смыслом, который почему-то не заволокло безмятежным доверием, который съёжился в островке ясной тени посреди лучистой пелены...
— Таша, отдай его мне. Я тебе не желаю зла.
Она вздрогнула.
'Я тебе не желаю зла...'
...она шла за этими лучистыми глазами, как крыса за волшебной дудочкой. Почти без вопросов, почти без сомнений. А он пользовался своей властью и вёл её туда, куда ему вздумается — не трудясь ничего объяснять, не посвящая в свои планы, и называл это — доверием...
— Нет, — её голос зазвенел осколками льда. — Я сама решу, что с ним делать. Мне надоело, что ты всё решаешь за меня и без меня.
Хватит. С неё — хватит.
Слишком многие говорили что-то о притворствах и масках, чтобы можно было и дальше к этому не прислушиваться.
Дэй отступил на шаг; наверное, впервые Таша видела в его взгляде удивление.
— Это зеркало... оно как-то влияет на тебя. Неужели ты не видишь? Не чувствуешь?
— Имеешь в виду, что оно мешает тебе влиять на меня? — она задумчиво опустила глаза, глядя на мерцающие золотистые отблески. — Да. Чувствую.
А она-то думала, почему ей так спокойно, когда он рядом, почему всё меняется, стоит ему уйти...
Ведь так легко принять голос, нашептывающий тебе 'ты в безопасности', за свой внутренний.
— И это ты называешь доверием, Арон? Внушая мне нужные мысли и решения, ты говоришь о каком-то доверии? Внушая спокойствие и... о, Богиня. — Таша вдруг рассмеялась. — Так вот почему я не вспоминала о маме. И о Лив. Ты сделал их... неважными. Ты сделал что-то с моими воспоминаниями, так ведь?
— Это было необходимо, — в его тихих словах звучала боль. — Я хотел... я не стал бы...
— Как я могу доверять тебе, если не знаю, моё ли это доверие? Ведь ты совсем не такой, каким кажешься. Или каким хочешь казаться. Маска? А под ней ещё одна, и ещё? Но есть ли под маской лицо? — она пристально вглядывалась в его лицо. — Кто ты, Арон? Кто ты на самом деле? Как мне это узнать?
— Ты знаешь, кто я.
— Правда?
В его глазах светилась непроницаемая серость.
— Я тот, кем ты меня видишь, — ровно проговорил дэй. — Значит, не отдашь?
— Значит, не ответишь?
В его взгляде застыла странная обречённость, но Таша лишь крепче сомкнула пальцы на тёплом металле.
— Будь по-твоему. — Он отвернулся. — Рано или поздно ты сама всё поймёшь.
Таша смотрела ему вслед, пока шёлковый шелест не растаял на лестнице.
Она не спросила того, что хотела спросить больше всего. Слишком боялась поверить врагу. Слишком боялась услышать ответы.
Но оставлять всё, как есть, больше не собиралась.
Нащупав александрит на груди, Таша отложила зеркальце на подоконник. Аккуратно расстегнула цепочку на шее. Некоторое время отстранённо разглядывала багряный камень.
Наклонив ладонь, позволила маминому подарку золотистой змейкой соскользнуть в открытую сумку — и накинула на шею цепочку зеркальца-кулона.
Пальцы не подрагивали предательски. Сознание было ясным, как никогда. Её не терзали сомнения: казалось, она впервые знает, что делает.
Нет, игра ещё не кончилась. Но ходы в этой игре она отныне будет делать сама.
Таша заправила зеркало под платье. Подняла глаза. Кивнула, когда что-то мелькнуло в оконном стекле.
Значит, не случайно... хотя случайности, похоже, вообще довольно редкое явление.
Таша подошла ближе к окну.
— Может, это и глупо, — сказала она, обращаясь невесть к кому. — Но это — моё решение.
И, опустив ресницы, прислонилась лбом к оконному стеклу.
— Всё в порядке, святой отец? У вас такое лицо было...
— Ничего серьёзного. Просто почувствовал кое-что... нужно было проверить. — Арон встал напротив дверей в покои Лавиэлль. — Готовы?
— Всегда готов. — Джеми щёлкнул пальцами, и ключ с той стороны провернулся в замке. — Помните: неподвижность! На активно движущихся объектах я удержу эти чары лишь пару минут.
— Сами терпением запаситесь. Не так, как в минувшую ночь.
— У меня нога затекла!
— Ваше счастье, что вы это мне объясняете, а не эйрдалю. Учтите, сегодня...
Пауза.
— Что?
— Тш.
Пару секунд Арон стоял, вскинув голову, словно вслушиваясь во что-то.
— Да нет. Показалось, должно быть, — произнёс он потом. Качнул головой. — Давайте.
Джеми покорно начертал в воздухе рунные знаки, заискрившиеся серебристым дымком, щёлкнул пальцами в завершающем штрихе — и коридор опустел.
Спустя миг одна из двустворчатых дверей беззвучно приоткрылась: будто сама собой. Потом, не нарушая беззвучия, её аккуратно закрыла чья-то невидимая рука...
...а в полумраке гостевой башенки Таша распахнула глаза — серебристые радужки которых отчётливо отливали странной, чужеродной синевой.
Девушка, казавшаяся Ташей, подняла руку. Медленно дотронулась до своего лица. Отступив от окна, неуверенно растянула губы в улыбке.
Лёгкими шагами вышла из комнаты и скрылась во мраке, окутывающем винтовую лесенку.
* * *
— Шпилька в цель, — улыбнулся он, когда металл звякнул о столешницу.
— Значит, свершилось? — Альдрем аккуратно постучал стопкой бумаг о спинку кресла, выравнивая края. — Она больше ему не верит?
— О, тут всё немного сложнее. Не верит, но отчаянно хочет верить. Всё это было сделано сгоряча: уверен, подумай она немного, чуть-чуть остынь... однако она подумает после. И придёт к верным выводам. Она захочет, чтобы всё было как прежде, но этого не будет и быть не может. Доверие её расшатано, и теперь малейший толчок... — он резко расправил сжатые ладони, будто пуская молнии с кончиков пальцев, — пуф.
— Значит, хоть один не доверенный ей секрет, и...
— Да. Полный крах.
Альдрем довольно-таки бесцеремонно сунул бумаги под мышку:
— Так она всё же в него влюбилась.
— А почему нет?
— Но он... старше.
— Вот и ей пора повзрослеть. — Усмешка тронула краешек его губ. — Всё дело в том, что она слишком глубоко застряла в своём детстве, чтобы признать истинную природу своих чувств. Не считая других причин, по которым она даже не пытается в них разобраться. — Он помолчал. — Что ж, оно и к лучшему. У меня на неё другие планы.
— Знаю, — ответил слуга со странной печалью. — А... что чувствует он?
— О. — Он мягко улыбнулся. — Вот это, Альдрем, уже совсем другой вопрос.
— Но почему тогда он...
— Не добивается ответной любви? — он пожал плечами. — У него слишком доброе и порядочное сердце. По большей части. А растлением детей он за свою долгую жизнь ещё не занимался, и явно обойдётся без того, чтобы попробовать.
— Ясно. — Альдрем рассеянно щёлкнул каблуками. — Но вы ведь задумали что-то ещё. С этим зеркалом. Верно?
— Конечно.
— Что же?
— Она тошнотворно хорошая девочка. — Он непринуждённо потянулся за бокалом. — Так и тянет сделать её... не такой хорошей.
— Для вас это не ново, — Альдрем едва слышно фыркнул, — только... её?
— Тьма живёт в каждом сердце. Необходимо просто найти нужный ракурс, чтобы явить её на свет. — Он задумчиво качнул фужером; жидкий янтарь лизнул краешек и нехотя скользнул обратно по стенкам. — Пока из неё выходит милая сказочная принцесса, но настоящая королева при желании может получиться не хуже.
— Настоящая?
— Та, которая сможет править. Сама. Плести интриги, играть в дворцовые игры, быть бесстрастной... жестокой, когда на то есть нужда.
— А как насчёт справедливости? Мудрости?
— На это у неё всегда будет советник. Или король.
— А нельзя наоборот? Быть хорошей, а 'настоящее' оставить другим?
— Я и не говорил, что всё получится. Я сказал — может получиться. И если я захочу, то очень скоро...
Приподняв бокал, он вгляделся поверх него в замысловатый рисунок каминной решётки.
— Но я буду великодушен. — В его глазах танцевало отражённое пламя. — О, да. Буду.
Оставайся собой, девочка моя, подумал он. Живи в своей сказочке, пока можешь.
Надеюсь, это сделает тебя чуточку счастливее.
К тому же так гораздо интереснее.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. БРАКИ И ПОМОЛВКИ
Клаусхебер спал. В просторной комнате на верхнем этаже царила идиллическая тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием спящей хозяйки. На ковре светилось разноцветное марево: лунный свет искал лазейки сквозь витражное окно...
Впрочем, не он один.
Полог над кроватью беспокойно шелохнулся. Пёстрые пятна витражного света дрогнули, уплывая в сторону, и уступили место пролившемуся на ковёр серебристому сиянию луны.
Следом за которым в комнату неслышно скользнула тень.
Она застыла у приоткрытого окна, и к мирным вдохам спящей девушки примешался другой вдох. Глубокий, свистящий, словно бы принюхивающийся. Шёпот неясного наговора потревожил тишину; затем тень — беззвучно и плавно, очень убедительно изображая просто беспокойный сгусток темноты — двинулась к кровати.
Она раздвинула складки балдахина, наклонилась вперёд...
И была оттащена от кровати рукой, вдруг соткавшейся из воздуха.
— А я думаю, не стоит этого делать... Кэйрмиль, — сказал Арон, проявляясь из ниоткуда, сталью сжимая пальцы на тонкой девичьей кисти.
Джеми, стоя за спиной дэя, многозначительно перекинул кьор из руки в руку; его кольцо полыхнуло зловещим багрянцем.
— Попалась, которая кусалась, — удовлетворённо заметил Алексас.
С бледного личика жены герцога на них смотрели большие, безмерно удивлённые глаза. Пойманная лань, да и только.
Пару мгновений Кэрмиль просто переводила взгляд с одного мужчины на другого.
Затем заговорила — и голосок её звенел ледяным колокольчиком.
— Что вы делаете в комнате моей племянницы? И кто... ах, вы, наверное, отец Кармайкл? Вас легко узнать, хотя молва не передаёт и половины вашего истинного величия... А кто этот молодой человек? Верно, это ваш сын? Воистину достойный юноша.
Каждый звук веял вкрадчивым очарованием; казалось, можно было ощутить, как тает в воздухе их сладкий аромат. Понимание произнесённых слов мгновенно ускользало куда-то, терялось, оставляя лишь странное чувство упоительного восторга.
— Я сожалею, что не смогла лично вас встретить, но мой муж такой страстный охотник, а в лесу объявился исключительных размеров кабан... Орек не смог отказать себе в удовольствии столь славной охоты, и увёз меня с собой. Однако судьбе всё-таки угодно было, чтобы мы с вами встретились.
Странно, но даже в тишине Джеми слышались ворожащие отзвуки её голоса — чарующим напевом, звучащим в памяти, хотя музыкант давно уже взял последний звук.
— Не смотри на неё, дурак!
Голос Алексаса слышался странно приглушённо... хотя стоило ли обращать на него внимание?