Порывшись в недрах памяти, я извлекла оттуда "картинки" с событиями. Мою маму — то ли как работника месяца, то ли как лучшего врача больницы — два с половиной года назад действительно пригласили с лекцией для местных воротил бизнеса на тему раковых больных. Неделю до этого события она ходила в приподнятом настроении, но Илья, успевший к знаменательной дате нахвататься двоек и подраться с внуком директрисы, поубавил ее энтузиазм. В вечер лекции их с отцом вызвали в школу. Уговорить родительницу проигнорировать сие "важное мероприятие" оказалось непросто. У нас с отцом это получилось лишь на двадцатой попытке с использованием взятки: нового вечернего платья, прически из салона красоты и пары черных лаковых туфель на высоких каблуках.
Я помню, что в тот вечер, стоя рядом с крутящейся перед зеркалом мамой, впервые поняла, насколько она красива в своей безупречной манере железной леди. Мне с образом шумной недалекой блондинки было далеко до точеной фигуры в виде песочных часов, невозмутимого горделивого взгляда победителя и умного выражения лица, которое появлялось исключительно с возрастом, но совершенно не старило обладателя.
Отец совсем не подходил женщине, которая тогда отражалась в зеркале, потому сказав родительнице, что "она обязательно произведет фурор на вечере", я вернулась в свою комнату и стала собираться, чтобы вместе с ним и Ильей вскоре уйти на встречу с директором.
Два с половиной года назад мама впервые не пришла домой. Открыв утром дверь своим ключом, она невозмутимой походкой прошла на кухню, пожелала мне, папе и Илье доброго утра, поставила на край рабочего стола недопитый бокал шампанского, после чего молча ушла в спальню отдыхать. Вечером, по секрету, родительница призналась, что на приеме она блистала.
— Признаюсь, Лилит, я был ею очарован. Умная, циничная, но в тоже время милосердная — после стольких лет, мне казалось, что в тот вечер я встретил идеал современной женщины-врача.
— Она замужем и счастлива, — жестко отчеканив, я отрезала любые попытки с его стороны рассказать мне сейчас нечто, что я совсем не желала слушать и категорически не хотела знать. — И пусть для своей матери я не родная, но...
— Я знаю-знаю, — глубоко вздохнув, Вадим посмотрел на ночное небо за окном. — У нее есть настоящая дочь и сын. И любящий муж.
Последнее предложение Вадим произнес треснувшим голосом, будто чувствуя физическую боль, которую оно не имело право ему причинять.
Меня посетила догадка — даже вопреки тому, что я никоим образом не хотела пускать ее в свои мысли. Вопросы вроде "Знал ли в тот вечер Вадим, что моя мать замужем?", "Хотела ли она этого?", "Думала ли в тот момент обо мне, Илье или отце?", "Сколько времени после того вечера продолжалась их связь?" заполнили голову стройным ровным набатом. Боль от нового предательства кольнула еще не успевшее зажить после вчерашних откровений сердце. Вадима Акимова захотелось со свей силы ударить наотмашь.
— Мир, оказывается, на удивление мал, — впервые я позволила своему ехидному голосу высказаться вслух. — Я, ты, Максим, Эвелина, Игорь, Олег, Витторио, Бьянка, Асадова, Майя, Хранитель, Рик, Настя, Грабля, Василисочка и Амалия, Евгения и Катарина... знаешь, в данный момент, у меня возникает ощущение, будто я попала в извращенное реалити-шоу, действия которого разворачиваются вокруг оси с именем нашего города.
— Я не должен был тебе этого говорить, да?! — С виноватыми глазами побитой мальчишками собаки посмотрел Вадим. Когда я не ответила, он тяжело вдохнул, медленно выдохнул и обреченным тоном смертника произнес:
— Что ты на самом деле хочешь знать, Лилия?! Не надо больше отвлеченных бесед. Спрашивай напрямую, я отвечу. А потом уйду.
— С чего ты взял, что я веду отвлеченные беседы? — Сильнее набычившись, я сложила на груди руки. — Думаешь, как Максим, способен определить меня только по цвету волос, да?!
— Я не строю иллюзий, Лилит, — справившись с внутренними эмоциями, Вадим посмотрел на меня бесстрастно. — Вначале ты сказала об одиночестве и шорах. А потом о правде, которая глаза колет. Ты сейчас слишком человечна и наивна для жизни среди мар. Твои попытки узнать нечто "запретное" — смешны. Своими жестами, наводящими вопросами и мнимыми попытками вызвать во мне жалость ты добиваешься только одного — вызываешь жалость, которая в высшем обществе мар неприемлема. Хочешь совет?! Искренний. Научись говорить правду. Лгать у тебя не получается — лицо выдает. Но правда... она может оказать оружием, гораздо более серьезным, чем ложь. Но правда должна быть дозированной и произнесенной в правильном месте, правильным людям. Ну а сейчас, скажи мне, чего ты действительно хочешь узнать?!
— Ты спал с моей матерью?! — Плюнув на историю про Асадову, я спросила то, что волновало меня в данную минуту.
— Да, — с тем же бесстрастным лицом, которое было у Игоря, когда он признался в передаче документов, ответил Вадим. — Она напомнила мне женщину, которую я любил и потерял.
Поднявшись со своего места, Вадим задумчиво оглядел палату и остановившись на лежащей книге Шарлотты Эйнер произнес последние на сегодня слова:
— Чтобы играть наравне, надо знать, как играть.
После этого он молча покинул мою палату.
Спать в ту ночь я так и не легла.
Спустя двадцать минут после ухода Акимова, я взяла ноутбук и, подключившись к бесплатной точке wi-fi больницы, открыла страницу почты. Пришло новое письмо от Хранителя.
Мысли о собственной глупости и доверчивости заняли меня до рассвета.
Утром в палату с невозмутимым лицом королевы мира заявилась Воробьиха Амалия.
— Вадим Георгиевич распорядился о твоей выписке, — раскладывая передо мною завтрак, вещала пигалица. — Вот только прокапаем еще одну капельницу и все. Можете ехать домой, Лилия.
— Амалия, — по имени я обратилась к своей личной медсестре впервые. До этого момента мне как-то больше нравилось простецкое и нахальное "Эй, ты". — А можно у тебя узнать кое-что?! Только я не хотела бы, чтобы наш разговор...
— Конфиденциальность гарантирую, — улыбнувшись приторно сладко, она поправила мое одеяло, после чего отошла и заняла вчерашнее место Вадима. — Что вы хотите знать, Лилия?
— Ты ведь в курсе, что я — дочь Витторио, главы клана?! — Выставив вперед подбородок, я решила применить метод Вадима и преподнести "правильную правду".
— Конечно, сеньорита, — почтительно, как Вера, Амалия склонила передо мной голову.
— И ты знаешь, что я воспитывалась среди людей.
— Конечно, сеньорита, — продолжая выражать свою покорность, подтвердила Воробьиха.
— Поэтому я плохо осведомлена обо всем, что связано с марами, — глубоко вздохнув, я улыбнулась нахальной высокомерной улыбкой, на которую имели права исключительно представители "золотой молодежи". — Подними голову.
Мара подчинилась приказу, заставив меня еще раз внутренне возликовать.
— Я хочу, чтобы ты кое-что мне объяснила. У Вадима это не получилось. Его туманные речи вызывают вопросов больше, чем дают ответов.
— Что вы хотите знать, Лилия?
— Знаешь, когда я познакомилась с Акимовым и он рассказал о моей физической принадлежности к марам... он сказал, что для того чтобы выжить, мне придется убивать, — я попыталась вспомнить странные речи мужчины с нашей первой встречи здесь в Альбрусе. — Он сказал, что по какой-то причине во мне проснулся голод. Но так как я не перерождена, то удовлетворить его я не смогу. А значит — вскоре умру. Но прошло время... а я жива. Почему?
— Существует гипотеза, что суккубы и мары питаются не эфемерной энергией, а особого рода гормонами, выделяемыми человеком при определенных ситуациях. Так как мары не могут самостоятельно вырабатывать группу катехоламинов — так в научной человеческой литературе называются эти гормоны — они вынуждены их поглощать. Если уж совсем вдаваться в медицину — объясняется это иным строением надпочечников и гипофиза. Так вот, согласно этой теории определенный вид катехломинов, необходимый той или иной расе, можно синтезировать искусственно — она кивком головы указала на стойку с капельницей, — что мы и делаем вот уже на протяжении пятидесяти лет.
— А причем здесь мой голод? — Нетерпеливо прервала я собеседницу, забыв про остывающий завтрак.
— Дайте мне объяснить, Лилия. Без азов, вы не поймете мысль, которую я хочу до вас донести. Так вот, гипотеза прекрасна. Но на практике любые теории имеют свои нюансы, доказывающие, что борьба человека с природой никогда не заканчивается в пользу первого. Нас создали — уж кто точно не знаю, я в вопросах веры разбираюсь плохо — такими: охотниками или паразитами — кому как больше нравится считать; нас наделили гипнозом — чтобы мы могли вызывать в людях то или иное состояние; нас научили вдыхать, поглощать и перерабатывать выделяемую человеком энергию; нас одарили возможностью осязать ее. И вы думаете, что зря?! Искусственно синтезируемый раствор в состоянии удовлетворить голод лишь процентов на пять. Когда на вас напали фантомы, — Амалия сделала паузу в своих объяснениях, давая возможность понять и принять последнюю фразу, — они наполовину инициировали вас. Такое случается. Редко. Организм начинает перестраивается — как во время перерождения — но потом снова "засыпает". Особь при этом чувствует легкий дискомфорт. Выражается он иногда в излишней потливости, гиперчувствительности в некоторых местах, возникающих на пустом месте страхах и пристрастиях. Например, может развиться зависимости к курению и алкоголю. Но это не страшно. После перерождения организм восстанавливается. В редких и очень тяжелых случаях "дискомфорт" принимает серьезные формы паранойи, страхов, фобий. Еще реже — примерно один случай на сто тысяч — галлюцинации.
— А кошмары?
— Да. Могут быть и кошмары. Так вот, наполовину перестроившийся и заснувший организм нуждается лишь в двух процентах энергии — как в витамине для иммунитета. Для удовлетворения этого голода хватит и регулярного принятия дозы синтезируемых катехломинов. Их, кстати, для того и изготавливают — чтобы помочь маре восстановиться до состояния, в котором он/она смогут сами добыть себе пищу.
— Но я не принимала ничего подобного, — с возмущением, я взмахнула руками, нечаянно свалив чашку с горячим чаем себе на ноги. — ТВОЮ МАТЬ!
— Лилия, — Воробьиха в мгновение ока взметнулась со своего места ко мне. Ловко убрав в сторону столик с едой и злополучную чашку, женщина сдернула одеяло и посмотрела на припухшую и покрасневшую коленку. — Хотите, позову врача?
— Да пошел он в...! — В сердцах придумав тысячу мест, куда мог бы отправиться Акимов, прохныкала я. — За что мне это, Амалия?! Почему они все так со мной обходятся?
— Кто все? — Недоумевающе уставившись на мое лицо, спросила обеспокоенная женщина.
— Эти... которым на протяжении двух месяцев хватило наглости регулярно почивать меня калохтемин-чего-то там... чтоб не сдохла, блин, ненароком дочка Витторио!
Произнеся последние слова вслух, я поняла, что из игры в мары Лилит Виноградова вышла полным аутсайдером. Горькие соленые слезы покатились по щекам, туманя взгляд. Сердце, уже которые сутки, страдающее от ударов поддых, разлетелось на осколки. В мыслях, несколько моих самых любимых — самых наивных и верящих в правое дело — голосов упали в обморок, так больше и не очнувшись. Тот единственный ехидный, оставшийся монополистом в моей голове голос со злорадством изобразил пикающую линию пульса, превратившуюся в монолитное звучание сплошной полосы.
— Мне так жаль, — тем временем тихо произнесла Амалия. Собрав посуду и забрав мокрое одеяло, медсестра направилась к двери.
— Амалия, — справившись с рыданиями, я решила в последний раз проявить любопытство. — А почему ты работаешь здесь медсестрой? Твои знания о марах, гипотезах, медицине... потрясают. По крайней мере, меня.
Остановившись у двери, как Вадим накануне вечером, женщина обернулась и растянула на губах загадочную и немного грустную улыбку:
— Искусственное синтезирования катехломинов было идей моей "подруги". Пятьдесят лет назад за нее она получила место в Caritatis и хорошее денежное вознаграждение. С тех пор я пыталась доказать несостоятельность этой теории. И добилась, надо признать, успехов. Вот только некому их теперь предъявить, потому что эта стерва сдохла.
— Пять лет назад? — Я почувствовала, как кровь в моих венах похолодела, а сердце наоборот разогналось до немыслимого количества ударов в минуту. — Это была... А-а-асадова?
Мрачно и решительно кивнув, Воробьиха Амалия вышла из моей палаты, громко хлопнув дверью.
Напоследок до меня долетел ее полный ненависти ответ:
— Да. Это была Ольга Асадова.
В субботу днем я узнала о своей выписке.
Заглянувший после обеда Вадим констатировал улучшения, вытащил иголку последней капельницы из моей вены и с нейтральной ничего не значащей улыбочкой разрешил отправляться "домой". После чего, мужчина задумчиво окинул весь привезенный Майей хлам — так и не разобранный, кстати — и с таким же невозмутимым видом предложил вызвать такси.
Как гордая потерявшая все, но при этом не растратившая самоуверенность блондинка, я отказалась. А потом, когда он вышел из палаты, поняла, что к списку моих вышеперечисленных качеств можно прибавить еще и характеристику глупая.
Разобраться с вещами на столике оказалось несложно. Рассортировав их три на три кучки — "Полезные и нужные", "Барахло" и "Эээ, а для чего мне это может понадобиться?!" — я потратила около двадцати минут своего обесценившегося за несколько последних дней времени.
"Нет, ну а каким еще словом можно было бы его (время) охарактеризовать? Работы нет, настоящую семью я каким-то незаметным для себя способом отодвинула на галерку жизни, как впрочем и настоящих друзей... Даже с расследованием — которое могло бы превратиться в полноценное хобби — облом. Без документов, союзников и понимания того, что делать дальше, я далеко не продвинусь. Даже если подчинюсь и поверю угрозам Хранителя. Да и потом, сил после всей озвученной правды, у меня заметно поубавилось. Или не осталось..." — Еще не утихшая внутренняя боль от предательств мешала разобраться в этом факте. — "Так что с некоторых пор цена единицы моего времени по курсу к евро заметно упала. По последним сводкам "биржи Лилит Виноградовой" она — цена — находилась где-то ниже уровня плинтуса..."
Собрав в оставленные Майей с прошлого прихода пакеты ноутбук, одежду, гигиенические принадлежности и не прочитанную книгу, я одела теплый малиновый свитер с высоким горлом, темно-синие узкие джинсы и, придирчиво взглянув в последний раз на интерьер палаты, отправилась домой.
Выйдя на крыльцо Альбруса, достала из кармана джинсов сотовой телефон и набрала номер такси. Предусмотрительности Диметьевой хватило лишь на теплую одежду и осенние кроссовки, о верхней одежде — куртке или пальто — девушка даже не подумала.
"А зачем? Фотография с мостом и набор ароматический свечей — оно же для нашей погоды — самое то..."
"А я теперь домой должна на такси ехать?!" — Ядовитость ответа моему внутреннему голосу напомнила недавнее сравнение себя с гадюкой. — "Я же богатая, в конце концов. Дочка Витторио, блин".
