Из Терний

Терилун посмотрела на Большой Сигил и сразу всё поняла. Лас на всякий случай объяснил на словах, но видел: в этом нет нужды. Маленькая фигурка девочки в запылённом платье терялась посреди широкого подземного зала с двумя рядами резных колонн, по торжественности приближающегося к чертогу Источника. А перед ней снятой с небес звездой возвышался алтарь сияющего совершенства. Сам алтарь был простым холмиком земли, которую аккуратно обкопали вокруг и укрепили стальными пластинами. Откуда-то древние знали, что касаться сигила ни в коем случае нельзя, и потому не стали относить его во дворец — выстроили новый поверх него, и целый город впридачу. Терилун стояла впереди, всё понимающая, но как будто совсем не удивлённая происходящим, — а Ласа вдруг бросило в дрожь. Он здесь — самый огромный кусок чистого лира, чистой мощи, что так много лет оберегал обширные края вокруг от Терний. Такая сила лежит, никому не принадлежащая, только руку протяни... Нет, нет, взять его сейчас своими руками — исчезнет без следа, как раньше. Нужно по-другому. Но всё равно — он сейчас вновь понимал Стража, так вещавшего из-под волшебного стекла: Сила — значит, быть непобедимым, единственным. Я это понял, а ты нет. Или это сказал сам Лас... Зачем ты на самом деле всё это делаешь, зачем?..

Прохожий был здесь. Влекомый тем же зовом, безошибочно отыскал источник и шёл теперь сюда. Издалека, с верхних ступеней лестницы, уже раздавался мерный топот, барабаном отзываясь в груди. Лас и Терилун переглянулись: она — уставшими, впалыми, с искоркой надежды глазами, он — вдруг вспыхнувшими прежним холодным огнём. Пора. Не поворачиваясь, девочка отступила к Сигилу, и в тот же миг Лас почувствовал: работает. Проходя сквозь Терилун, сквозь её истерзанную входящим и выходящим Цветом грудь, лир струился внутрь, в его тело, в его руки, в его клинок. Не было больше границ — мощь Сигила клокотала внутри, покорная его воле, и сейчас последний враг несся прямо на её острие, спускался под землю, не зная, что выйти обратно ему не суждено. Пора со всем покончить, и на этот раз — никаких разговоров. Лишь только силуэт Прохожего показался в дверях, Лас ринулся в бой.

С таким звуком рушатся, сталкиваясь, миры. Столкнулись и сейчас, чудовищным скрежетом отозвались под сводами, роковыми литаврами грянули надо всей подлунной. Лезвие Ночи задрожало в руках Ласа, он сам пошатнулся, но левой ногой упёрся в пол, не желая отступать, сияющим взглядом исподлобья смотря вперёд. Впереди, по ту сторону скрещенных мечей, колыхался угольный саван Прохожего, грозный, но более не непобедимый. Вот в спину ударила новая горячая волна лира — и Лас оседлал её, направил дальше, бурным потоком рванул вперёд. Прохожий как будто опешил на миг, держа бесполезный уже прямой блок, и чуть не дал себя раздавить бешеным натиском, но в последний миг отвёл удар вбок и сам скользнул в сторону, под колонны. Началось.

Сначала всё казалось почти решённым — краткой агонией тёмного пятнышка посреди залитого солнцем зала. Вспоминая одно за одним давно забытые прошлые умения, Лас наносил удар за ударом, по одному за каждый фонтан дикой энергии, и с каждым будто преображался. Не было больше ничтожно доживающего свой век Ласа, мечника без меча, героя без государства: великий Надару, Молния Гента, вернулся на поле битвы. Клинок его разил точно и быстро, как прежде, бабочкой порхал из ладони в ладонь, не отдавая предпочтение левой или правой, а сам он невесомым крылом будто перелетал с места на место, не касаясь земли. Лишь некоторые удары Прохожий отражал напрямую — и тогда с трудом удерживал в руках меч, такой нечеловеческой силой были они напитаны. Но больше он отступал, не глядя прокладывая себе путь меж колонн, держась близко к ним и к залитым светом Сигила стенам, чтобы не попасть под слишком широкие удары на открытой местности. Когда они прошли уже почти полкруга по залу в треске молний лира, Лас понял: Прохожий чувствует, что уступает, но ещё не сдался. Всё было ровно так, как когда-то в поединке со Стражем, лишь роли изменились — теперь Ларес один с трудом справлялся с натиском неостановимого врага, но в каждый миг собирал силы, искал возможность одним ударом повернуть ход битвы вспять. Впервые с прихода Терний они бились по-настоящему, и Прохожий был не похож на себя прежнего, щеголяющего размашистыми ударами Лареса. Бой своего друга Надару знал наизусть, но этот был совсем другим, неожиданным, чередующим яростные наскоки и осторожные манёвры на расстоянии, совсем как... как... Лас не мог ответить, как кто или что, но его неуловимость начала раздражать. Значит, он за это время научился новым техникам, стал сильнее настолько, что даже вопреки такому потоку лира...

Словно прочитав его мысли, бешеный свет с новой силой ударил в спину, вдохнул в уже заряженное тело мощь невероятную. Следующим движением — Лас сам не понял, как — он оказался совсем рядом с противником и тут же двумя молниеносными ударами расчертил воздух. Кем бы ни стал Прохожий за прошедшие годы, этого он никак не ожидал, но от первого удара почти случайно уклонился, и лезвие с лёгкостью разрезало край каменной колонны. Второй удар прошёлся вскользь по левому плечу, прямо сквозь чёрную туманную броню, и наружу веером брызнула кровь. Настоящая, красная, живая кровь. Прохожего можно было убить. Лас ударил ещё и ещё, с новой силой, такой, что противник даже не пытался их отразить — лишь отступал, всё дальше, и быстрее, почти уже обращаясь в бегство, теряя равновесие, сам себя загоняя в угол. Вот так, получай сполна — за все годы в потёмках, за Тернии, за то, что изгнал меня в них, лишил этой белой, невероятной, упоительной, за...

Жжение в спине стало невыносимым, настолько, что Лас невольно обернулся. Терилун неотрывно смотрела на него, замерев в двух шагах от Сигила. Глаз её уже не было видно за ослепительным сиянием, мало того: всё тело её, казалось, пошло тонкими трещинами, из которых вырывался всё тот же чарующий свет. Руки её были прижаты к груди, словно пытаясь удержать что-то внутри, а волосы в безветрии подземного зала развевались, как от бури. Лас не мог различить эмоций в её взгляде, но ему стало не по себе. Напитавшись могуществом, он теперь видел больше, чувствовал больше, был везде, и в её голове тоже... но что, если и она — в его? Необученная, не знающая, что делать со всей этой силой, и всё равно...

Лас обернулся, отвлёкся на мгновение — но Прохожему нужно было ровно это. Мигом развернувшись, он занесённым над головой мечом ринулся на Ласа. Тот среагировал моментально, повинуясь скорее голосу Цвета, подставил под летящий клинок свой... и не почувствовал удара. Не добежав двух шагов, Прохожий выпустил Лезвие Дня из рук, и оно упало наземь. Но прежде ещё, чем меч коснулся пола, Прохожий с разбега обеими руками ударил поверившего в обманный удар Ласа в живот. У Ласа перехватило дыхание; он пролетел несколько шагов назад, не чувствуя под собой земли, и рухнул навзничь. Кипящая власть, страшная белая ярость в то же мгновение подняли его обратно на ноги, и он вскочил, оглянулся по сторонам, ища врага...

Тёмный Прохожий стоял в двух шагах от Сигила, совсем рядом с Терилун. Нет — тот, кто раньше был Тёмным Прохожим, окутанным чёрным туманом. Под прямым светом Сигила плотная дымка таяла, обнажая знакомые черты. Медленно, медленно, сначала лицо, потом руки, потом ноги и шею, наконец, спину... И он собрался воедино. Ларес, старый друг... нет. Не Ларес. Нет...

— Видишь?

Лас видел. Смотрел, но не верил глазам, слышал голос, но не верил ушам. Перед ним, в своей броне из змеиной кожи, освобождённый от личины Прохожего, стоял Страж Источника.

— Но...

Он обернулся. Лас хотел закончить "...тебя же убили!..", но тут увидел грудь Стража: там в броне зияло несколько глубоких чёрных выбоин.

— Да, ты всё правильно понял. Хотя я до сих пор дивлюсь, откуда у твоего друга нашлось сил пробить мой экзоскелет.

Лас не знал последнего слова, но взглянул теперь на порез на плече Стража, из которого сочилась настоящая красная кровь, и начал что-то понимать. Те чёрные брызги, что летели из-под меча Лареса, когда тот снова и снова бил Лареса в грудь, — получается, то была не кровь, а всего лишь часть его доспеха. Но что тогда...

— А мне, оглушённому, обезоруженному, с пробитой защитой, хватило ума притвориться мёртвым и лежать смирно, пока вы грабили остатки нашей "Таиры"... Но ты хочешь узнать о своём друге...

— Ты читаешь мысли?

— Немного. Но сейчас этого не требуется: о чём бы ты сейчас ещё спросил. А вот ответ: твой друг мёртв.

Внутри Ласа всё замерло, и он сам застыл странным изваянием посреди зала. Страж, кажется, заметил, и вместо ответа вытянул вперёд ладонь, как будто хотел коснуться Ласа. Тот открыл было рот, чтобы спросить — но тут пол поплыл из-под ног, а из протянутой руки Стража выскользнула и заполнила всё вокруг бархатная чернота в осколках звёзд. Всего миг, и Лас оказался внутри иллюзии.

— Мы похожи на вас, но пришли совсем из других краёв, из холодной тьмы звёзд, где лишь боги поют вечную свою песнь. "Таира", что сейчас обломками покоится в земле, была кораблём, домом для нас всех — тысяч скитальцев в пустоте, лишь в сердцах своих хранящих свет жизни.

И вправду — едва пропавший из виду Страж произнёс эти слова, из звёздной россыпи вынырнуло нечто, напоминающее скорее окованный сталью летающий дворец, чем судно: вытянутое, как днище корабля, но с куполами, башнями, шпилями. Огромная, с целый столичный город размером, "Таира" всё равно терялась посреди чёрного одиночества.

— Реактор лир один даёт возможность ходить среди звёзд. Крошечные частицы ньор, тьмы, что образуются во время работы реактора, попадают в специальный отсек, и их время от времени выбрасывают в безлюдных местах. Если же с реактором или отсеком что-то не так, они должны соединиться и "погасить" друг друга, превратиться в простую материю: ведь лир и ньор — всего лишь две стороны того, что составляет наш мир. Но в тот раз что-то пошло не так.

Безмолвная, величественная, Таира плыла сквозь пустоту, и звёздной пылью за ней тянулся едва заметный светящийся след. Так холодно, так грустно было вокруг, что хотелось протянуть руки к этой тусклой дорожке жизни, остаться там навечно.

— Мы возвращались после тяжёлого боя, повреждённые, на едва целом корабле. Лишь в последний момент мы нашли планету, где можно было приземлиться и остаться на ремонт. При посадке реактор отказал и не соединился с отходами ньор, как должен был, а развалился на части прямо в воздухе и так обрушился на землю. Многие из нас пережили крушение, но оставаться на облучённом лиром корабле не могли: мы знали, что лир в чрезмерных количествах делает с людьми. Однако если бы раскрылся оставшийся без питания отсек ньор, стало бы ещё хуже: отойти на достаточное расстояние мы не успевали. Поэтому послали нас... нас с Дагром.

Ты знаешь, что было потом. Источник лира привязал меня к себе, и я стерёг своё сокровище много лет, не старея, не прося воды и пищи, насыщаясь лишь чистой и жадной силой. А после пришли вы. Я не мог тогда понять, как вы вообще смогли бросить мне вызов — мне, питаемому мощью богов. Дело, конечно, было не в ней, а во мне. Пока я сидел на месте, в вашем мире на месте упавших обломков реактора выросли целые города, а в них — поколения людей с лиром в крови. Кто-то сходил с ума, но другие вырастали, становились быстрее, сильнее... и начинали чувствовать лир по-особому. Наш народ всю жизнь проводит на кораблях, вблизи реакторов, ослеплённый их факельным светом — а вы научились различать оттенки полутьмы: насколько силён лир, откуда происходит, куда стремится. И воспринимать всё это в виде цветов, запахов — вещей понятных и знакомых. Со временем люди пришли и в "Тайру", в тот край, где упал наш старый дом, и новые люди в этих краях рождались сильнее всех других. Так и был побеждён непобедимый часовой лира. А потом ты пал жертвой того же безумия, что и когда-то я. Твой друг правильно понял, что всё дело в реакторе. Вот только вместе с остатками лир-ядра он разрушил и стенки отсека с ньором. Поток тьмы ударил прямо по нему. Он умер мгновенно.

Лас-Надару смотрел в пустоту. Никаких видений более не являлось ему — но и не нужно это было теперь. Теперь, когда всё было кончено. Ларес умер, много лет назад умер.

— Мы же с тобой остались в живых. Я — в оболочке из ньора, которая погубила бы меня, если бы не накопленный за много лет лир внутри. В этом облаке смерти я постепенно научился ходить и даже казаться окружающим почти нормальным человеком, но всё ещё не мог говорить и использовать свою силу по-настоящему. Тебе же повезло больше: у тебя оказался мой ньор-резак, который я использовал вместо второго меча. Да-да, когда-то он был инструментом корабелов, а не орудием убийства. Как, впрочем, и мой. — Салмир кивком указал на Лезвие Дня, лежащее у ног Ласа. — Так или иначе, его ресивер... приёмник ньора каким-то образом поглотил первую волну чёрной энергии и тем спас тебя от смерти. А потом ньор из отсека начал реагировать с расколотым обломком лир-топлива. В обычных условиях тьма просто распространилась бы на несколько сот километров вокруг, убив там всё живое. Но вместе с лиром... лира было слишком мало. И они смешались неправильно, с перекосом в сторону тёмного, дышащего старостью, приводящего в уныние. И появился ваш туман.

Вместе с тобой вышедший на волю ньор очистил и меня. Я проснулся уже не обезумевшим от лира хранителем, а простым потерявшимся салмиром, отставшим от своего народа... На несколько веков отставшим, как я узнал. Я действительно опоздал: потомки нашего экипажа почти все погибли в тумане, а те немногие, что остались, не сохранили ни знаний, ни технологий предков. У нас были прекрасные складные клинки — а они бьются обломками опорных балок корабля, представляешь? Пришлось делать всё самому. Но какой ещё был у меня путь, у ненужного, ни к чему не привязанного, одинокого? Я решил вернуть всё назад.

Ненужного, ни к чему не привязанного, одинокого? Знакомо, ведь так?.. Страж потянулся к заплечному мешку, и Лас дёрнулся на месте — напряжённый, до боли в костяшках сжимая клинок. Но мгновение спустя в руках Стража оказалась всего лишь сплющенный по бокам металлический шар с торчащими тут и там уже знакомыми разноцветными нитями. Сам шар был составлен, словно настенная мозаика, из спаянных между собой мелких деталей; по поверхности его серебром вились тонкие линии, переплетаясь подобно древним письменам.

— Это... это, чтобы попасть домой?..

— Вы забавные, — усмехнулся Страж. — Так много знаете о некоторых вещах, а об остальном — ни крупицы. Чтобы вернуться домой, мне нужно было бы заново выстроить "Таиру". Может, не её саму, а что-то поменьше — но всё равно, на это и ста человеческих жизней не хватит. Сколько лет у меня ушло на одну эту крошку... Представь, что дикарям из южной Степи приказали выткать шёлковые одежды вашего Высочайшего, а они и иголки в жизни в руках не держали. Так ходил и я из края в край, искал материалы, несколько раз заходил в тупик, едва не бросал всю затею. Особенно с нормальной проводкой и изоляцией были проблемы, да... А когда появился ты, стало ещё сложнее. Мы не могли ничего друг другу сделать: я без своей настоящей силы, ты — с клинком, которым пробить броню из ньора было точно нельзя. Разве ты этого не видел? И разве не видел, что каждый раз, нанося им удар по защищающему меня туману, выпускаешь немного тьмы наружу? Тот единственный случай, самый первый, когда ты дрался против меня обычным оружием, удары отскакивали от моего костюма — сквозь завесу ньора не прицелишься. И ты решил, что им тоже нельзя. Пару раз я даже пытался тебя убить, но потом начал избегать: своими попытками ты мог свести всё на нет, прежде ещё, чем я починю устройство. Но ты научился пользоваться своим мечом по-другому, я прав? Не убивать им людей, но лёгким взмахом поблизости отгонять от них ньор, разрушать данную им с рождения защиту, лишать равновесия. Вести за собой. Ты ведь так собрал свою маленькую армию? И эту девочку заставил быть твоим сосудом для силы — так?