Однажды ночью, после того, как мы прожили в доме около недели, я сидел в курительной комнате, с небольшим количеством виски на столе, и просматривал абсурдную, неряшливо написанную книгу о Новом Южном Уэльсе, когда услышал, как скрипнула дверь. Вошла горничная и произнесла, нервным голосом:

— Прошу прощения, сэр, но и кухарка, и я — мы обе боимся идти в наши комнаты.

— Почему? — спросил я, удивленный донельзя.

— Извините, сэр, мы боимся идти проходом, который ведет в наши комнаты.

— А что с ним такое, с этим самым проходом?

— О, сэр, с проходом — ничего. Но вы не могли бы пойти и взглянуть сами? Мы не знаем, что и подумать.

Я с недовольным ворчанием отложил книгу, трубку, и поплелся вслед за горничной.

Она провела меня через холл, а затем вверх по лестнице в западную часть дома.

На верхней площадке толпились перепуганные слуги.

— Что все это значит? — спросил я.

— Пожалуйста, сэр, взгляните сами. Мы не знаем.

И горничная указала на стену прохода, где лунный свет, проходя через окно, образовал прямоугольный участок. Ночь была безоблачной, полная луна сияла во всей красе. Окно находилось в восточной части крыши и мы не могли его видеть, но то, что происходило за ним, нам было отчетливо видно благодаря проходившему через него свету, образовывавшему пятно на стене. Это светлое пятно, имевшее вид прямоугольника, отстояло от пола приблизительно на семь футов.

Само окно было размером приблизительно в десять футов, а проход — около четырех футов в ширину. Зачем я все так подробно описываю, сейчас станет понятным.

Окно было разделено на три части деревянными рамами, по четыре стеклянных панели в каждой.

Эти рамы были отчетливо видны в прямоугольнике лунного света на стене прохода. Но я увидел еще кое-что: тень тощей руки, с тонкими длинными пальцами, шарившей по окну, по всей видимости, в поисках защелки, с помощью которой оно открывалось.

Моя первая мысль была о грабителе, пытающемся проникнуть в дом через слуховое окно.

Не теряя времени, я помчался в проход и взглянул на окно, но смог разглядеть только часть его, поскольку, как уже говорилось, оно было расположено достаточно высоко. Там что-то мелькало в лунном свете, напоминающее развевающийся кусок ткани.

Я схватил приставную лестницу и уже было собирался подняться по ней, когда прибежала моя жена. Кто-то из слуг сообщил ей о происходящем, она была сильно встревожена, и вцепилась в меня, говоря, что я ни в коем случае не должен подниматься, не взяв с собой револьвер.

Чтобы хоть немного ее успокоить, я прихватил с собой кольт, который всегда держал заряженным, и только тогда она позволила мне подняться по лестнице. Я отодвинул защелку, поднял раму и выглянул. Я ничего не увидел, поскольку лестница оказалась слишком короткой, и требовались некоторые усилия, чтобы подтянуться к створкам. К тому же, я немного растолстел и стал не таким проворным, как в молодости. Немного усилий, — в другое время, они спровоцировали бы внизу смех, — мне удалось пролезть через раму и оказаться на крыше.

Я посмотрел вверх, затем вниз — здесь не было ничего, за исключением опавшей с деревьев листвы.

Это меня сильно озадачило. Насколько я мог судить, иного пути с крыши не существовало, не было видно ни одного окна, кроме того, через которое вылез я; не заметил я также каких-либо следов злоумышленника. Ходить по крыше мне не хотелось, — ночью, при коварном лунном свете, — а кроме того, я был совершенно не знаком с ее устройством и не имел ни малейшего желания сорваться вниз.

Я осторожно протиснулся обратно в окно, пытаясь нащупать ногами верхнюю ступеньку лестницы. Снизу, наверное, это выглядело еще более комично, чем подтягивание, но ни моя жена, — не смотря на кажущуюся серьезность, она довольно смешлива, — ни прислуга, были не в настроении смеяться. Я закрыл окно и задвинул защелку, но едва ступил на пол, вверху, в окне, в лунном свете, снова мелькнула тень.

Я был сильно озадачен и стоял, размышляя. Затем вспомнил, что сразу за домом имеется возвышенный склон; дом стоял в низине, под довольно высоким холмом. Достаточно было подняться на соответствующую высоту, и вся крыша была бы видна как на ладони.

Я сказал об этом жене; она вызвалась меня сопровождать. Слуги отправились вместе с нами. Они боялись оставаться в коридоре, а кроме того, им было любопытно взглянуть, имеется ли и в самом деле кто-нибудь на крыше.

Мы обогнули дом и принялись подниматься по склону, пока не оказались на одном уровне с широким желобом между фронтонами. Теперь я мог видеть его целиком, он простирался от самого верха до края крыши; насколько я мог судить, если на крыше и впрямь кто-то был, то он мог бы покинуть ее только через слуховое окно, в том случае, если оно оказывалось открытым, или спустившись по водосточной трубе.

Мне сразу же пришло в голову, что грабитель — если только это был грабитель, — мог исчезнуть, спустившись по водосточной трубе. Но если так — то где он находился, когда я выглядывал из слухового окна? И что за тень я видел в окне, когда спустился с лестницы? Должно быть, человек прятался в тени складки крыши, а когда я оказался внизу, воспользовался моментом, пробежал мимо окна, достиг водосточной трубы и спустился вниз.

Впрочем, если бы дело обстояло именно так, то я, обогнув дом, должен был бы заметить убегающего человека.

Кроме того, взглянув повнимательнее, я увидел в лунном свете нечто в развевающихся одеждах, перемещавшееся вверх и вниз по желобу.

Ошибки быть не могло — это нечто было женщиной, а ее одежда представляла собой жуткие лохмотья. Двигалась она совершенно бесшумно.

Я оглянулся на жену и слуг, — они видели этот призрак так же отчетливо, как и я. Он более походил на гигантскую летучую мышь, чем на человека, и все-таки это была женщина; она вздымала над головой руки, размахивала ими, а затем, когда повернулась к нам в профиль, мы увидели длинные, развевающиеся волосы.

— Мне необходимо вернуться к лестнице, — сказал я, — а вы оставайтесь здесь и наблюдайте.

— Ох, Эдвард! Ни в коем случае не ходи один, — запричитала моя жена.

— Дорогая, но кого же мне взять с собой?

Пошел я один. Оставив дверь в задней части дома незапертой, поднялся по лестнице и вошел в проход. И снова увидел тень, застилавшую оконный проем.

Поднялся к окну, открыл створки.

Часы в холле пробили час ночи.

С большим трудом подтянувшись, я принялся протискиваться сквозь узкую раму, когда услышал внизу шаги, а затем голос жены снизу, от подножия лестницы.

— Эдвард, Эдвард! Пожалуйста, не вылезай на крышу снова. Оно исчезло. Все кончилось. Там никого и ничего не видно.

Я принялся протискиваться обратно, нащупал ногами лестницу, закрыл окно и спустился, — возможно, не слишком изящно. Затем мы с женой вернулись на холм, к тому месту, где стояла прислуга.

Они больше ничего не видели; мы простояли еще с полчаса, наблюдая за крышей, но больше там никто так и не появился.

Прислуга была слишком напугана, чтобы лечь спать; горничные собирались провести остаток ночи на кухне, перед очагом, и я выделил им бутылку шерри, чтобы они могли скоротать время как можно более комфортно, а заодно прийти в себя от пережитого.

Я лег спать, но сон не шел. Я был полностью сбит с толку тем, что видел. Я не мог объяснить себе, что именно видел и каким образом видение исчезло с крыши.

На следующий день я послал в деревню за мастером и попросил его сделать длинную лестницу к устью водосточной трубы, а также проверить желоб между фронтонами. Я же тем временем поднялся к слуховому окну, чтобы пронаблюдать за его работой.

Лестница должна была быть длинной, и это отняло у мастера значительное время. В конце концов, он справился с поручением, после чего подошел к слуховому окну.

— Дайте мне руку, — сказал я, — и помогите подняться; я сам хочу убедиться в том, что никаких иных способов подняться и спуститься с крыши нет.

Он протянул мне руку, помог взобраться, и подвел к широкому желобу на крыше.

— Других окон здесь нет, — сказал он. — И я полагаю, сэр, в том, что вы вчера видели, виноват вот он, — и мастер махнул рукой в сторону благородного кедра, возвышавшегося над западной стороной дома.

— Я уверен, сэр, — продолжал он, — вчера вы видели сук этого дерева, отломленный ветром. Его бросило на крышу, и он катался по ней вверх и вниз.

— А разве вчера был ветер? — спросил я. — Что-то не припомню.

— Не могу сказать, сэр, — ответил он. — Я крепко спал до двенадцати, и если бы даже в это время разразилась буря, то не услышал бы.

— Должно быть, вчера и вправду был ветер, — сказал я. — Но я был слишком удивлен, а женщины слишком напуганы, чтобы его заметить. — Я рассмеялся. — Итак, чудесное видение при ближайшем рассмотрении получило вполне простое и естественное объяснение. Давайте сбросим этот сук вниз, а вечером мы сожжем его в камине.

Мы вместе подтащили сук к краю крыши и сбросили вниз, в задней части дома. Я спустился, взял его, вернулся в холл и, созвав слуг, с улыбкой сказал:

— Перед вами прекрасная иллюстрация того, как легко можно напугать женщин. Сегодня же вечером мы сожжем грабителя, или призрак, если угодно, который так сильно напугал вас вчера. Он был ни чем иным, как отломившимся суком, который ветер гонял по крыше вверх и вниз.

— Но, Эдвард, — сказала моя жена, — вчера не было сильного ветра.

— На крыше, по всей видимости, был. А там, где мы стояли, мы были надежно защищены и не заметили его. Перемещаясь вдоль крыши, воздух образовал круговорот, подхвативший сломанный сук, после чего начал гонять его то в одну, то в другую сторону. На самом деле, попав между двумя крышами, воздух начинает закручиваться. Надеюсь, вы удовлетворены подобным объяснением? Я — да.

После чего сук был торжественно сожжен, а женские страхи, — я надеюсь, — развеялись.

Вечером, после ужина, когда я сидел с женой, она сказала мне:

— Половины бутылки вполне хватило бы, Эдвард. На самом деле, я думаю, что и половины слишком много; тебе не следует давать слугам шерри, они привыкнут, и это приведет к плохим последствиям. Если бы это было вино из бузины, тогда другое дело.

— Но у нас нет вина из бузины, — заметил я.

— Думаю, ничего плохого не случится, но все-таки...

— Пожалуйста, сэр, там опять началось.

В дверях стояла горничная, с бледным лицом.

— Не может быть, — сказал я. — Мы же сожгли его.

— Это из-за шерри, — заметила жена. — Теперь они будут видеть призраков каждую ночь.

— Дорогая, но ведь мы с тобой тоже видели его!

Я встал, моя жена тоже, и мы, как и вчера, отправились в проход. И точно так же, как и вчера, в пятне лунного света, проходившего через окно в крыше, увидели руку и тень, в развевающихся одеждах.

— Это не был сук, — сказала жена. — И если бы это случилось сразу же после шерри, то я не была бы удивлена, но сейчас... сейчас это выглядит странным.

— Я запру эту часть дома, — сказал я. После чего попросил слуг провести еще и эту ночь на кухне, "заварив себе чай", поскольку знал, что жена не даст мне выделить им еще одну бутылку шерри. — Завтра же ваши кровати будут перенесены в восточное крыло.

— Прошу прощения, — сказала кухарка, — я говорю от имени всех. Мы не думаем, что можем оставаться в доме; если здесь творятся такие вещи, нам лучше его покинуть.

— Видишь, чай не помогает, — сказал я жене. — Хорошо, — произнес я затем, обращаясь к кухарке, — поскольку призрак явился снова, сегодня ночью вы получите бутылку хорошего теплого портвейна.

— Сэр, — сказала кухарка, — если бы вы смогли избавить дом от призрака, мы бы с удовольствием остались. Нам нравится у вас работать, вы хороший хозяин.

Наутро все вещи слуг были перенесены в восточное крыло, в комнаты, где им отныне надлежало расположиться. Как только они оказались вдалеке от западного крыла, их страхи мгновенно исчезли.

Проливные дожди с грозами, шедшие всю неделю, возвестили о скором приходе зимы.

Я обнаружил, что то ли кедровый сук, то ли сапоги мастера, — не могу сказать, — повредили желоб на крыше; вода стала проникать в дом, струиться по стенам и грозила серьезно испортить потолок. Я вынужден был послать за водопроводчиком, чтобы он все привел в порядок, как только позволит погода. В то же время, я отправился в город, чтобы повидаться с мистером Фрейметтом. Я пришел к выводу, что Фернвуд мне не подходит. В договоре же имелся пункт, согласно которому, если я в первый месяц аренды находил какие-либо недостатки, то он мог быть расторгнут не через год, а через полгода. Владельца дома я нашел в клубе.

— Я же вас предупреждал, — сказал он, — не переселяться туда в ноябре. Никто не хочет жить в Фернвуде в ноябре; хотя в другое время там все в порядке.

— Что вы имеете в виду?

— Там всегда спокойно, за исключением ноября.

— Что вы имеете в виду, когда говорите о спокойствии?

Мистер Фрейметт пожал плечами.

— Я не могу вам объяснить. Это связано с духами, а я в них не верю. Может быть, мадам Блаватская и смогла бы вам разъяснить, а я — нет. Но факт остается фактом.

— Какой факт?

— В ноябре там появляется привидение, а во все другое время его не видят. Должно быть, именно тогда с ней произошло несчастье.

— С кем?

— С моей тетей Элизабет, двоюродной тетей.

— Вы говорите загадками.

— Я знаю очень мало, потому что это меня никогда особо не заботило, — сказал мистер Фрейметт и отхлебнул лимонного сока. — Дело в том, что моя двоюродная тетя была не в своем уме. Семья держала это в тайне, и, не желая отправлять ее в сумасшедший дом, держала в комнате, в западном крыле. Вы могли заметить, что эта часть дома отделена от остальных. Полагаю, с ней не много общались и держали взаперти, поскольку она вела себя неподобающим образом и рвала на себе одежду. Однажды ей удалось выбраться на крышу, и она бродила там, вверх и вниз. Ей позволяли это делать, поскольку надеялись, что свежий воздух может оказать на нее благотворное воздействие. Но однажды ночью, в ноябре, когда она, по своему обыкновению, выбралась на крышу, случилось несчастье. Она сорвалась. Дело замяли. Мне очень жаль, что вы поселились в доме в ноябре. Мне бы очень хотелось, чтобы вы купили его. Я от него устал.

Я и в самом деле купил Фернвуд. Так сложились обстоятельства: мастера, чинившие крышу, что-то там замкнули, — это они умеют, — и вспыхнул пожар, полностью уничтоживший западное крыло. Поскольку оно было отделено от остальной части дома стеной, она не пострадала. Восстановлению крыло не подлежало, и я, решив, что с его исчезновением исчезнет и призрак, мучивший обитателей дома, купил Фернвуд. И не ошибся в своих ожиданиях.

ТЕТУШКА ДЖОАННА

В округе Лэндс-Энд имеется маленькая деревушка с церковью, именуемая Зеннор. Собственно говоря, ее и деревушкой назвать сложно — несколько разрозненных ферм, и разбросанные тут и там прижавшиеся друг к другу домишки. Природа округа довольно сурова, неглубокий слой почвы прикрывает гранит, во многих местах выглядывающий ровными площадками, там, где яростные ветры с моря унесли землю. Если здесь и пыталось время от времени укорениться какое-нибудь дерево, это ему не удавалось по причине сильных штормов, но золотой дрок и вереск, бросая вызов всем ветрам, покрывали болотистую местность травяным великолепием, окрашивая ее, а также холмы, летом малиновым, а зимой — мягким теплым коричневым цветом, подобным цвету меха животных.