— Другим мои, товарищи. Славно мы послужили государю нашему, взяли обе крепости, о которых он нас просил. Долго будут помнить османы этот наш славный поход, которым мы достойно расплатились за многие горести и обиды, что они нам нанесли. За слезы и муки тех, кого угнали они в свое страшное рабство. Расплатились, но не до конца — Дружина замолчал и стал внимательно смотреть за реакцией своих товарищей. Чей привычный гул после последних слов атамана замолчал, и наступили тишина.
— Говорю не до конца, потому что гложет мое сердце страстное желание продолжить наш поход, — честно признался атаман. — Знаю, многие из вас спросят зачем? Мы взяли Синоп и Трапезунд, и турки обязательно бросят против нас свой флот. Обязательно бросятся в погоню. К чему зря испытывать судьбу, тогда как нас ждут дома дети и жены, отцы и, матеря, и он будут по-своему правы. И потому мои слова будут обращены к другим, для которых казачья слава не пустой звук. Для тех, у кого ещё остались счеты с турецким султаном и их не испугают пули и ядра осман. К тем, кто готов сыграть в кости с чертом, чтобы ещё больше вогнать осиновый кол в его зад!
Атаман вновь замолчал, выжидая момента, когда самые нетерпеливые и отчаянные казаки не повскакивали с мест и не закричали в его сторону: — Говори, батька! Что ты предлагаешь сделать!? Чем турка огорошить хочешь!!?
— Что предлагаю? — незамедлительно откликнулся Дружина, — предлагаю прогуляться до Зонгулака. Там крепостные стены плюгавенькие, цыпленок перемахнет. Зато есть, где разгуляться и чем поживиться, а заодно подпустить страха на султана. К бабке не ходи, точно бросит против нас весь свой флот, что стоит на Босфоре!
— От Зонгулака до Стамбула совсем ничего. Турок может и прихватить на обратном отходе — послышались голоса осторожных, но они тут же потонули в криках сорви голов.
— Когда это было, чтобы казак турка боялся!? Не было такого никогда. Всегда казаки и турок и татар и ногаев с черкесами бивали! — неслось из взбудораженной толпы.
— Могут и в Синопе прихватить. Если долго будем рассуждать да рассусоливать — усмехнулся Романов. — А если все сделаем быстро, то они только пятки наши увидят.
— Эх, была, не была! — воскликнул Пахом Сердюков и, схватив шапку, с силой швырнул её на пол. — Господь не выдаст, свинья не съест! Согласен идти с тобой в Зонгулак и вставить хороший фитиль султану Ахмету! Даже, если помру, точно буду знать, что знатно насолил басурманам поганым! Что не зря прожил свою жизнь на белом свете. Пиши меня первым, пока молодежь чешется и вздыхает!
Упрек, брошенный старым казаком, тотчас был подхвачен молодой порослью. Под озорные крики и прибаутки принялись они записываться и писаря, чем полностью переломили настроение всего круга. Казаки, даже те, у кого не лежало сердце к походу на Зонгулак, были вынуждены согласиться с мнением большинства. Проявляя в этот момент законную осторожность, можно было получить упрек в трусости, от чего казаку было трудно отмыться.
Казалось, что казачий атаман все верно рассчитал. Зонгулак пал от удара со стороны суши и при этом потери со стороны донцов были минимальными. Как и прежде, казаки гуляли во взятом городе два дня, и никто не посмел оказать им сопротивление.
Везение кончилось на третий день, когда казачья флотилия готовилась покинуть разоренные её берега. Едва отошли они от берега, как на горизонте показалась огромная темная туча шедших под парусами турецких кораблей. С каждой минутой их становилось все больше и больше, и верховный атаман приказал повернуть челны обратно. Оторваться в открытом море от больших кораблей было невозможно.
— Надо дождаться темноты, а потом попытаться прорваться вдоль берега по мелководью. Турок ночью не сможет вести прицельный огонь, да к тому же побоится преследовать нас на мелководье — предложила старшина и все донцы приняли это решение командиров. Сидя на берегу и дожидаясь наступления темноты, казаки принялись подбадривать друг друга.
— Ничего, тьма наступит, и турок только нас и видел. Ужом выскользнем у него между пальцев, а если попытается схватить, укусим.
— Точно укусим. Да так укусим, что он бедный чесаться будет до самого второго пришествия.
Настроение у казаков было боевое. Пути отхода были намечены, но после полуночи, когда они собрались идти на прорыв, внезапно разразилась страшная буря. Волны били с такой силой, что три тяжелых казацких струга перевернуло как легкое перышко. Остальные успели причалить к берегу и вытащить свои челны на сушу.
Всю ночь, весь день и ещё одну ночь с неистовой силой ревел ветер и бушевало море. Когда же наступило утро следующего дня перед казаками предстала ужасная картина. Весь берег был завален мертвыми телами турецких моряков и обломками их кораблей. Одних могучая стихия выбросила на далеко на берег и они лежали облепленные песком, водорослями и птицами. Другие лежали на полосе прибоя и набегающие волны постоянно шевелили утопленников, отчего создавалось впечатление, что они живы.
К этой картине следовало добавить всевозможные обломки корабельного рангоута, обрывки канатов, снастей и парусов, которые подобно змеям обвивали тела погибших османов или покрывали их неким подобием савана.
Все это вызвало у казаков удивление и страх, но не надолго. Спешно сотворив молитву Пресвятой Деве, донцы принялись потрошить пояса утонувших турок, справедливо полагая, что деньги покойникам уже ни к чему.
По количеству тел и числу обломков выброшенных морской стихией на берег, можно было говорить, что буря погубила, если не весь султанский флот, то точно большую его часть. Это открытие обрадовало донцов. Теперь можно было спокойно возвращаться домой не опасаясь погони, но тут Дружина Романов вновь обратился с словом к казачьему кругу.
— Други мои и товарищи. Великую милость даровал нам Господь позволив лицезреть свою великую силу обращенную против наших врагов — татар и турок. Первый раз видел я её в деле, когда прошли мы с вами как по посуху через Сиваш и разорили родовое гнезда. Второй раз сегодня, когда за одну ночь и один день избавил нас Господь от грозного флота османов и это неспроста. Ибо вижу я в гибели турок божью волю, приказывающую нам немедля идти на Стамбул. Который должны мы также разгромить и порушить как разгромили и порушили Бахчисарай.
Слова атамана моментально раскололи казачий круг. Многие атаманы и старшины были против продолжения похода.
— Вспомни чем закончили свои походы на Стамбул Байда и Гонта! Сложили свои и другие буйные казачьи головы пытаясь прорвать через стены Царьграда! Не гневи Бога, Дружина! Господь открыл нам путь домой — значит нам надо возвращаться и все тут! — кричал атаман Иван Рогалев и его слова были поддержаны многочисленными криками. — Хватит, навоевались! Домой пора и все дела!
Однако многие казаки поддержали верхового атамана и среди них был молодой сотник Семен Кандыба.
— О чем ты говоришь!? — яростно прокричал он Рогалеву. — Быть возле ручья и не напиться!? Да тебя бабы засмеют, когда они узнают, что ты отказался от похода на Стамбул, стоя в двух шагах от него целый и невредимый! Пусть у Байды и Гонты ничего не получилось, а вот у нас получиться. Им господь так не помогал отправив на корм рыбам весь флот султана, а нам помог.
— Так вот и весь флот! Откуда ты это знаешь!? — кричал ему обозленный Рогалев.
— Знаю, — уверенно отвечал Кандыба, — а если не веришь сходи и посчитай сколько их на берегу валяется и сколько на дне рыб кормит. Султан против нас отправил все свое войско, нам остается только прийти и взять Стамбул.
— У Стамбула крепкие стены. Их можно оборонять и малым числом воинов! И если вы надеетесь взорвать их как взорвали ворота Синопа, то зря! Их не удастся разрушить даже, если взорвать у их основания весь наш порох, ибо они неприступны.
Аргумент приведенный Рогалевым мигом спустил казаков с небес на грешную землю. Огорошенные, они стали вспоминать сколько у них бочек с порохом, но никто точно этого не знал. Также никто не знал сколько нужно пороху, чтобы устроить пролом в цареградской стене. Все казаки знали, что стены Стамбула огромны и крепки, и осаждавшие город турки не смогли пробить их из пушек.
Сторонники возвращения домой радостно потирали руки, но тут господин счастливый случай, послал на подмогу Дружине и Кандыбе, старика Лазаря. В молодости он попал в плен к туркам, был рабом у стамбульского писаря, который за провинность отправил Лазаря гребцом на галеры. Откуда тот через семь лет сбежал, лишившись одного глаза и трех пальцев.
— Врешь! — вскричал Лазарь, гневно сверкая своим налитым кровью глазом. — Врешь, что стены Царьграда неприступны! Нашим порохом их не взять, но можно взорвать им ворота!
— Как же! Дадут тебе турки подвести к своим воротам двадцать пудов пороха! Всех перестреляют и перебьют! Это тебе не Синоп! — кричали сторонники Рогалева, но Лазарь твердо стоял на своем.
— Если ты дурень потащишь мину к главным воротам, то тебя точно убьют из ружей и пушек или закидают гранатами. В Царьграде есть много старых ворот, что были когда-то заложены и теперь не охраняются.
— И ты их знаешь или предлагаешь нам их поискать? — немедленно спросили старика.
— Знаю, — гордо ответил он. — Над ними в честь своей победы Вещий Олег прибил свой щит, после чего греки его намертво заколотили и замуровали камнями. От времени кладка раскрошилась, а бревна сгнили, я сам их видел. Одной мины должно хватит, чтобы их разрушить.
После этих слов, Дружина немедленно призвал казаков проголосовать и вновь большинство донцов оказалось на его стороне. Не могла казачья душа пройти мимо возможности насолить турецкому султану. Дернуть за бороду и дать увесистого тумака в самой его столице.
Удача часто улыбается храбрым, улыбнулось она и донским казакам. Быстро добрались они до Босфора и взяли приступом охранявшую пролив крепость. Высадились на сушу и двинулись на Царьград наводя на турок ужас и смятение, разоряя его окрестности, как в свое время разорял их Вещий Олег.
Узнав о появлении казаков султан Ахмед упал духом. Ведь главные силы империи были задействованы на Кавказе и Днепре. В столице был лишь небольшой отряд янычар и дворцовая стража, однако султанша Кёсем быстро привела его в чувство. По её совету султан отправил гонцов к паше Румелии с требованием отправить против казаков войско. Аналогичные письма были отправлены паше Греции и Эпира, так как султанша не была уверена, что Румелийский паша сможет одолеть нежданных врагов. Многочисленные беглецы рисовали такие ужасные картины, что трудно было установить численность напавших на Стамбул казаков.
На срочно собранном совете дивана, было решено закрыть все ворота столицы для того, чтобы враг не мог внезапным приступом не смог проникнуть в город. Все находящиеся в столице войска были подчинены паше Явузу, которому была поручена оборона Стамбула.
— Ничего, страшного, мой господин, — успокаивала Кёсем султана Ахмета. — Много племен приходило к стенам этого города, но не всем удавалось взять его стены. У казаков нет осадных орудий, а для того чтобы взять город штурмом нужны длинные лестницы, которые легко можно обрушить. Нужно только, чтобы на стенах постоянно стояла стража и были заготовлены камни, бревна и котлы с варом и смолой.
— Все это у нас есть, господин, — вторил султанше Явуз. — Я уже отдал приказ бекам о том, чтобы они доставили на стены камни и котлы. К вечеру уже все будет готово и проклятые гяуры никогда не поднимутся на стены твоей столицы.
— А вдруг они не станут штурмовать стены, а ударят по воротам, как это было в Синопе!? Что тогда? — испуганное спросил султан пашу.
— Возле каждого из ворот столицы установлены скорострельные пушки из числа тех, что подарил тебе французский король. Они не позволят казакам приблизиться к воротам и заложить под них мину — заверил Ахмеда Явуз и тот успокоился.
— Нам нужно продержаться неделю, крайний срок две, пока паша Румелии не пришлет нам подмогу. Тогда казаки окажутся зажатыми между двумя огнями и им придется либо погибнуть, либо бежать. Второй вариант, мне кажется наиболее вероятным.
— А греки, что живут в Стамбуле? Они не поднимут восстание и не ударят нам в спину, в тот момент когда мы будем биться с казаками?
— Нет, господин. Столичные греки трусливы. Они предпочитают молоть языками на базаре и закрытыми дверями, чем выступить с оружием против власти. Посланные мною на улицы стражники наводят на них страх своим видом и заставляют сидеть дома. К тому же, между греками и казаками нет никакой связи, благодаря которой они бы одновременно выступили против нас. Об этом мне доносят шпионы, которые давно за ними наблюдают. Греки не выступят, будь спокоен.
— Может стоит отправить гонца к Хусейн-паше? Пусть бросит все свои дела на Днепре и срочно идет домой — предложил султан которого слова паши не слишком успокоили. Выросший с убеждением, что армия султана огромна и многочисленна, он хотел видеть возле себя это многочисленное войско.
— Думаю, что это не совсем правильная идея, мой господин, — возразила Ахмеду Кёсем. — Возвращение армии Хусейн-паши займет не один месяц и когда он приведет к стенам Стамбула свое войско с казаками будет все кончено.
— Войск паши Румелии будет достаточно, чтобы разгромить казаков — поддержал султаншу Явуз, но Ахмеда продолжали терзать сомнения.
— А если не хватит? А если казаки разгромят их? Что тогда?
— Кроме солдат паши Румелии к нам на помощь идут войска из Мореи и Эпира. Их казаки никогда не одолеют.
— Почему ты так уверен?
— Не знаю сколько пришло казаков к стенам Стамбула, — честно признался Явуз, — может две тысячи, может пять, но никак не больше. Для большего числа воинов они должны были построить огромный флот своих челнов, а его, согласно словам беженцев из Синопа и Трапезунда они не видели.
— Хорошо, — молвил Ахмед после некоторого раздумья. — Будем надеяться на крепость стамбульских стен и малое число казаков пришедших к ним.
Явуз с Кёсем поспешили с ним согласиться, но не были с ними согласны донские казаки. Создав видимость своего присутствия в одном месте, ночью они скрытно подошли к месту, что указал им Лазарь и затаились.
Опытные воители, они хорошо знали, что самый сладки сон у стоящего на часах караульного утром. Простояв всю ночь напряженно пуча глаза в темноту, человек засыпает утратив бдительность с первыми лучами рассвета.
Все ночь, подобравшиеся к стенам Стамбула с миной казаки, слушали перекличку стоявших на постах часовых и перестук их шагов во время обхода ими стен.
Лазарь не обманул Дружину. Ворота в стене имелись и они были давно заброшены. Что было по ту сторону стен можно было только догадываться и потому, сооружая мину, казаки не пожалели пороха.
По условному знаку поданному притаившимся казакам Дружиной Романовым, те запалили фитили у мин и стали стремительно отходить в разные стороны. Их шаги разбудили прикорнувшего часового, но было уже поздно. Он успел лишь перегнуться через гребень стены, чтобы разобраться, что там за шум, как внезапно прогрохотал оглушительный взрыв и вырос огромный столба огня.
