Зверь лютый Книга 28. Приступ

Сюжет такой.

В 1156 г. в Константинополе два философа (преподавателя) духовной школы, Михаил Солунский и Никифор Василаки, спели "Херувимскую песню" до последних слов:

"Ты бо еси приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш".

Спели и ладно. Просветлились? — Идите работайте. Лет шестьсот песню пели и ничего. Но философы решили взпзд... Да, именно так.

Услышав слова Василия, диакона храма апостола Иоанна Богослова, о том, что: "Один и Тот же Сын Божий и бывает Жертвой, и вместе с Отцом приемлет Жертву", философы обвинили Василия: вводит две ипостаси во Христе, ибо "принести жертву — значит одно, а принять её — другое".

Мне, как вы понимаете, без разницы. Их вообще — трое. Святая Троица, Рублёв же с натуры рисовал!

Но, факеншит, верующие же! Богословский спор принял массовый характер.

В умствование и пустословие (эпитеты — из решений собора) втянули уважаемого человека — Сотириха Пантевгена.

Человеку за 60, диакон Святой Софии, наречённый Патриарх Антиохийский. В смысле: уже избранный, но пока не поставленный.

Подозреваю, что он просто не хотел туда ехать: в Антиохии правили католики, видели в православных "пятую колонну императора" и периодически устраивали местным патриархам разные гадости, типа "посадить в тюрьму до выяснения".

Вот Сотирих и вспзд... напоследок.

Тут оказался ещё один иерарх, который тоже не хотел ехать к месту службы: Константин I, его только-только назначили в Киев.

— Ехать чёрте куда, после ...дцати лет раскола, к диким... дикарям. Не могу!

— Уважительная причина есть?

— Само собой! Пока с правильным количеством ипостасей не определимся — раскольников в лоно возвращать некуда. Посему... А давайте-ка соберём Собор.

Январский собор 1156 г. провёл патриарх Константин IV Хлиарин в триклинии Святого Фомы в патриарших палатах.

Философы повыпендривались, покидались силлогизмами. Но быстро поняли перспективу. И признали правоту Василия. А вот Сотирих закусил. В смысле: удила. Решения собора не признал, в опровержение — написал сочинение.

— Да нафиг мне та Антиохия?! Давайте здесь доругаемся!

Константин Киевский подтвердил:

— А давайте.

Сочинение Сотириха получило известность. Император Мануил Комнин собрать новый собор (12 мая 1157 г.) под председательством нового Патриарха Луки Хрисоверга.

Вот куда уходят силы и время! У Мануила куча военных дел, Луку только что избрали. Но без подсчёта ипостасей — жить невозможно.

Лука сразу показал административный навык: в тот же день был составлен проект соборного томоса, в поддержку выступил сам император. Тему, после лёгкого трепыхания, закрыли. Четыре анафематизма против ереси Сотириха включили во Вселенский синодик. Их, вместе с прочими анафемами, вырезали на мраморе и выставляли в храмах. В Русской церкви эти анафематизмы провозглашали до 1766 г., когда синодик малость урезали.

Миллионы людей ежегодно столетиями выслушивали этот... текст, вскипали праведным гневом на престарелого, давно почившего, Сотириха. Благоговели, молились и припадали. Потерянного времени только на Руси... Десяток московских кремлей можно построить.

Оба собора прошли при большом стечении народа. Император, пара патриархов, три десятка архиереев, сотни пресвитеров и диаконов. Все — богато одеты, сладко кормлены и мягко выспаты. Тратят несколько дней, чтобы принять мнение Киевского Константина:

"Животворящая Жертва, как первоначально, когда она была совершена Спасителем Христом, так и после и доныне, принесена и приносится не только одному Безначальному Отцу Единородного, но и Самому Вочеловечившемуся Слову; точно так же не лишен этой богоприличной чести и Святой Дух. Приношение же Тайн произошло и происходит повсеместно Единому Триипостасному Божеству...".

И объявить ересью:

...спасительная крестная жертва совершена Иисусом Христом однажды одним приношением. Из чего рационалистически следует, что ежедневно совершаемая Евхаристическая жертва не то же, что Крестная Жертва и не есть действительная жертва, но является лишь воспоминанием, возобновляющим прошлое "мечтательно и образно". Если литургийная жертва есть только воспоминание, то и прорекаемые слова "Приносяй и Приносимый..." теряют свой великий смысл.

Сотириха убеждал сам император. Указывал на то, что если Жертва принесена только Одному из Лиц Святой Троицы, именно Отцу, то этим будут недовольны остальные Два Лица, спрославляемые, совечные и сопрестольные с Ним.

Когда император рассуждает об ущемлении чести сопрестольных... Сотирах извинился, отрёкся и покаялся. В чём и подписался.

Раскаявшихся еретиков обычно принимали в церковное общение. Однако с Сотирихом поступили необычно строго. Собор признал, что Сотирих недостоин никакого священного сана, "и все двери оправдания закрылись для него". Протокол подписан 35 архиереями.

Вот с таким багажом Константин I приехал на Русь. Где обнаружил... недовольство Ростика:

— Ещё таких без спроса пришлют — вышибу. А митрополита в Киеве сам изберу с епископами.

Посмотрел на живого Смолятича, которого не только не заточили, но и партия его, партия раскольников — весьма активна и к властям приближена.

Главное: все эти богословские силлогизмы, эфмеризмы и анафематизмы на Руси — неинтересны. От слова: "пшёлты".

— Ипостаси? Троица? — Знаем! Три мужика за одним стаканом! Конечно, неделима.

Тяжелейший труд подбора святоотеческих аргументов, изнурительное построение логических суждений острейшими умами современности, изысканные сочинения Николая Мефонского. "обнаруживающие его большой и разносторонний богословский и полемический талант, который в связи с глубокой эрудицией и неразрывной связью со святоотеческим преданием ставит его на первое место среди богословов XII века"...

Дикие русские даже не понимают об чём это!

Митрополит выбирает из решений соборов понятное для "духовных бородатых детей" — решение об отказе от "поста в середу и пяток", если день приходится на некоторые праздники. Объясняет правильность патриарших установлений даже не "на пальцах" — на желудках.

— Это ж хорошо! Кушать можно!

Предполагая, что такая "либерастия" вызовет в пастве доброжелательное отношение и к прочим постановлениям собора. "Не читали, но одобряем". И нарывается на вспышку враждебности, на осознание своего полного бессилия. Плюнув на Киев, бежит в тоске в Чернигов, к Антонию.

Почему именно в Чернигов?

Напомню: возле Киева, в круге, менее полутораста вёрст радиусом, четыре епархии. Черниговская, Переяславльская, Белгородская, Поросьская (Юрьевская, Каневская).

* * *

Это даёт представление о плотности населения. Епископы сидят там, где больше приходов. Приходы нарезают там, где больше населения. Пять (включая саму метрополию) русских епархий в пятнышке вокруг Киева. Люди и деньги — здесь. Во всей остальной Руси, на огромной площади Русской равнины — семь.

Времена меняются, "становой хребет", "путь из варяг в греки" — рассыпается. Деньги и люди уходят, административное деление отстаёт. Тренд вполне виден: тридцать лет назад создана Смоленская епархия, пятнадцать — Галицкая, ещё через тридцать — возникнет Рязанско-Муромская.

* * *

Почему Чернигов? — Белгород ближе, Переяславль — дальше. И ближе к Константинополю.

Все южные епископы — сторонники Смолятича, Антоний — первейший среди них. Его предшественник, Онуфрий — создатель и вдохновитель раскола, он же — учитель и благодетель Антония. Антоний и сам — создан и возвышен расколом. Константину разумно было бы бежать к тем иереям, которые остались сторонниками Патриархии.

Если только между Константином и Антонием не существовали иные, помимо служебных, помимо "спора о посте", отношения.

Друзья детства?

Константин I бежит не в Чернигов, а к Антонию. Где вскоре умирает:

"...яко умираючи ему, призва к собе епископа черниговьского Антонья, заклятъ и глаголя сице: "Яко по умерьтвии моем не погребешь тела моего, но ужемь (веревкой — авт.) поверзше за нозе мои, извлечете мя из града и поверзете мя псомъ на расхытанье"".

Антоний исполнил требуемое, и тело митрополита, к изумлению народа, было брошено на съедением псам.

В тот же день грянула буря. В Чернигове и Киеве ураган сносил крыши и кресты с храмов. На следующий день черниговский князь Святослав Ольгович (Свояк), "здумавъ с мужи своими и съ епископомь, вземше тело его и похорониша в церкви у Святаго Спаса Чернигове".

Антония проняло. Бурей и завещанием.

Один из двух самых ярких лидеров "партии раскола", самый высокопоставленный, он переходит в стан "соглашателей" — сторонников соглашения с Патриархией. И принимает на себя груз "спора о посте".

На "Святой Руси" есть весьма искушённые в книжной премудрости иереи, способные понять важность числа ипостасей. Таких — с десяток. Антоний — из их числа. Но объяснять подробности догматики русскому причту и прихожанам... И епископ, продолжая дело умершего у него на руках друга-митрополита, проповедует то, что люди в состоянии понять: о посте. А на Руси это не воспринимают напрочь.

Антоний нарывается на совершенно безобразную ссору со своим князем, Свояком. По смерти его, опасаясь сына князя Олега (Матаса) и следуя "Закону Русскому", даёт ложную клятву и приманивает в Чернигов Гамзилу возможностью пограбить имение безутешной вдовы.

Гамзила опаздывает. Но Олегу приходится уйти в Новгород-Северский. Антоний остаётся нос к носу с возмущённым его клятвопреступлением народом, с взбешённым проповедуемым "послаблением" причтом. И с весьма прагматическим Гамзилой. Который чётко следует правилу: "лучшие друзья девушек — бриллианты".

В смысле: "лучший друг русского князя — киса с кунами". Епископ, как всем понятно, не монах нищенствующий. Если потрясти — зазвенит.

В РИ в этом, 1169 году, Гамзила выгонит Антония из города, которому тот отдал тридцать лет жизни.

Антоний "и князю черниговьскому многажды браняшеть ести мясъ въ Господьскые праздьникы; князю же Святославу... не хотящю ему [и] изверже и [его] изъ епископьи".

Из Чернигова Антоний "иде къ Констянтину митрополиту въ Киевъ и пребываше тамо и съ сущими его".

Мне эти церковные игры... "спор о посте", которым, как паровозом, тянут на Русь более общее, все-православное "решение об ипостасях"... сама Святая Троица... Не интересно. Но анафематизмы как-то попали в руки, Трифа перевела, я сунул нос... Для меня, атеиста и пофигиста это всё... как бы это помягче...

Тут глаза упираются в последнюю фразу последней анафемы в серии:

"... как изобретателем новых и иноплеменных учений, анафема трижды".

И вспоминается, уже из 20 в.:

"Собор 1157 г. показывает, как следует критически отнестись к "иноплеменным учениям" и к их "изобретателям" в догматике".

"Показывает" — проклясть. А, поскольку во всяком истово верующем обществе, догматика есть доминирующая форма идеологии, а также культуры, образования, политики... то и вообще.

Типа: Пифагор, Архимед и Ньютон, поскольку их "учения" были, в момент появления, "новыми и иноплеменными" — запрещены.

Чёт вас, ребятки-патриархатки, не туда занесло.

Специфический термин: "латиномудрствующие". У Патриарха Сергия звучит (по сходному поводу в 15 в.): "Собор... признал правильной борьбу... за церковное предание против рационализма...".

* * *

Глава 566

Понятно? — Тертулиан прав: "Верую! Потому что абсурдно".

Искать рациональность в христианстве нельзя. "Отеческое Предание" и "рацио" (разум, интеллект) — несовместимы. Л.И.Брежнев по другому поводу, но очень по-христиански формулирует: "Коля, логхики не ищи".

Пройдясь "изнутри" по ступеням догматического спора, я могу обозреть эту "матрёшку идиотизма" снаружи. А смысл-то в ней есть! Очень даже "рацио".

1. "Великая схизма" прошла столетие назад. Следом — катастрофа Манцикерта. Римско-католическая церковь расширяет зону влияния. Военным путём — Первый Крестовый поход; политическим — проповеди Бернара Клервосского; догматически — предлагая логические методы для исследования объекта, по определению неразумного — веры христианской.

Патриархат отбивается как умеет — анафемой.

2. Для греков эта ересь важна: они на "линии фронта". Католики — в Палестине, сицилийцы громят Корфу, утрачена Южная Италия, католические хорваты и мадьяры объединяются, итальянцы перехватывают левантийский трафик, в самом Константинополе многотысячные колонии генуэзцев, пизанцев и венецианцев.

Военные и экономические провалы пытаются компенсировать идеологически.

— Остановим коллективный Запад! Убьём их словом правды!

В смысле: силлогизмами соборных решений.

3. Вздрюченные Собором, "двумя ипостасями", архиереи являются на Русь, дабы с пеной у рта отстаивать "целость северного фланга" православия. И, само собой, Святой Троицы. А тут... пофиг. В Новгороде — немецкий двор, в Смоленске — немецкая церковь, Нифонт выговаривает: не ходите к немцам детей крестить — они обманщики. Нет чтобы: "зажарьте и съешьте!".

Византия, теряя Палестину, Армению, Италию, Малую Азию... стремится к усилению супрематии над церковью Руси. "Ну хоть что-то доится будет?!". И натыкается на "пшёл ты", как основной аргумент в любом богословском диспуте.

Из всего мощного оружия, выкованного мудрейшими епископами на Соборе, от "кувалды" Святоотеческого Предания остаётся только случайно, чисто хронологически в один протокол попавший, прилипший хвостик — решение "о посте в середу и пяток".

Русским другое не интересно. Но и в этом они плюют на Собор "с высокой колокольни".

— Им соборное решение — не указ? А если они завтра в латинянскую ересь впадут?!

* * *

— Рядовой Иванов! Застебнись!

— Зачем? Я ж ворога застрелить должен, а не пуговкой испугать.

— Застебнись! Бо вдарю.

Косвенный индикатор боеспособности. Очень косвенный.

* * *

С прибытием в Киев митрополита Константина II война вокруг "масла по пятницам", вспыхнула с новой силой.

Его положение куда прочнее, чем Константина I.

Вокруг Ростика было множество сторонников раскола. Поликарп, игумен Печерский, еженедельно завтракал у князя. Призывал вернуть Смолятича и "гнать греков в три шеи".

Жиздор же сам с войском ходил к Днепровским порогам встречать митрополичий караван.

— Да мы...! Да за тебя...! За веру христову...! Поганых рубаем кучами!

За прошедшее десятилетие неприязнь, возникшая во времена раскола, ослабела. Но отдельные персонажи продолжали функционировать.

"В 1168 г. Печерский архимандрит Поликарп разрешил в обители своей пост среды и пятка для всех праздников Господских, Богородичных и нарочитых святых и в продолжении всей Пятидесятницы, ссылаясь на устав Студийский, введённый в обители ещё преподобным Феодосием. Митрополит Константин согласно утверждению Цареградского Патриаршего Престола утверждал, что не должно разрешать этого поста ни для каких праздников, кроме Рождества и Богоявления и порицал Поликарпа. Для прекращения возникших споров князь киевский Мстислав (Жиздор — авт.) созвал в Киеве собор епископов и священнослужителей. На Собор явилось до ста пятидесяти лиц".