Пушинка в урагане (наш человек на троне)

— Что это?

— Памятуя о наших с Вами беседах о нефтяной, угольной и торфяной химии, нами созданы несколько лабораторий для сих исследований. Перед Вами на столе результаты деятельности лаборатории торфяной химии. Здесь имеются сахара, полученные путём гидролиза торфа. Сахара применимы, например, для получения дешёвого спирта. Вот торфяной воск, кокс, различные сорбенты, активированный уголь, фенолы и эфиры фенолов, воска и парафины жирные кислоты спирты, масла.

— А толуол получили?

— Толуол мы получили из каменного угля и нефти. В настоящее время идёт отработка технологий в вышеупомянутых отраслях химии, а в дальнейшем определятся оптимальные как по стоимости, так и по практичности способы.

— Замечательно!

На последнем столе стояла пара сапог.

— Боже мой, неужели вы создали, наконец, искусственную кожу?

— Да, Ваше императорское величество. Группа под руководством Владимира Васильевича Марковникова создала искусственную кожу, а имя ей решили присвоить то, которое дали ему Вы: кирза.

— Благодарю за оказанную честь, господа. А присутствует ли здесь профессор Марковников?

— Я здесь, Ваше императорское величество.

— Вы отработали технологию промышленной выделки кирзы?

— Да, Ваше императорское величество. Правда, технология весьма несовершенна и нуждается в улучшении...

— Владимир Васильевич, Ваше достижение пока мало кто осознал, но я-то смотрю дальше многих. Вы создали дешёвый заменитель кожи, который позволит обуть лапотную доселе крестьянскую Россию. Сегодня же я отдам приказ о строительстве нескольких заводов по выделке кирзы. Как только заводы дадут продукцию, будут пущены фабрики по пошиву дешёвой народной обуви, и миллионы русских крестьян станут значительно реже болеть от простуд. Казалось бы, какой пустяк сухие ноги, но сохранив ноги крестьянина и его детей сухими, Вы сберегли миллионы жизней. Профессор Марковников Владимир Васильевич! Жалую Вас высшим орденом Российской империи, орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Все члены вашей рабочей группы получат ордена и медали, а также денежные выплаты.

Я снял с груди орденский знак, и лично укрепил его на лацкане его сюртука. В аудитории на минуту повисло молчание, сменившееся оживлённым шумом. Я добавляю:

— А теперь внимание, господа! Второй такой же орден получит тот, кто создаст дешёвый синтетический каучук.

Наживка заброшена, пусть работают.

Теперь прощальный спич:

— Господа, я весьма впечатлён увиденным здесь. Прошу всех руководителей и членов исследовательских и лабораторных групп, в нынешнюю пятницу прибыть в Зимний дворец для награждения.

Я обернулся к ректору Университета Андреевскому:

— Иван Ефимович, прошу лично проконтролировать, чтобы все причастные к сим достижениям были упомянуты в списках награждаемых.

К вечеру ко мне доставили студента Ульянова.

— Проходите, Александр Ильич, присаживайтесь. Позвольте Вам представить, справа от меня господин Синцов Евгений Израилевич, а слева Игнатов Андрей Ефимович. Чего пожелаете, чаю, кофе или какао? Я, признаться в это время пью чай.

— В таком случае, и мне чаю.

— Кстати сказать, чай делится на несколько разновидностей: самые известные это чёрный, который распространён и у нас, в России, зелёный, который предпочитают в Средней Азии, белый и красный. Но я Вам предложу чёрный, Андрей Ефимович его великолепно заваривает. Вы знакомы с Андреем Ефимовичем?

— Да, мы встречались в Университете, впрочем, нечасто. — Ульянов отвесил поклон Андрею — Андрей Ефимович больше занимается на кафедре органической химии у профессора Менделеева. Однако, Ваше императорское величество, я теряюсь в догадках, зачем Вы пригласили меня?

— Если Вас не затруднит, Александр Ильич, обращайтесь ко мне запросто, Пётр Николаевич. Первое, для чего я Вас позвал, Александр Ильич, это предостережение. Я знаю, что Вы состоите в террористической организации, и хочу попросить Вас покинуть её, а ещё лучше, вовсе прекратить деятельность сей организации.

— А как же мои товарищи?

— Объясните им, что ваша организация раскрыта, что жандармы следят за каждым вашим шагом. Ведь Вы следите, Евгений Израилевич? — повернулся я к Синцову, сидящему с нами за столом.

— Денно и нощно, Пётр Николаевич. Надо признать, что последний год деятельность народовольцев значительно поутихла, но далеко не приблизилась к точке замерзания.

— Вы слышали, Александр Ильич? Евгений Израилевич служит в Третьем отделении, и прекрасно осведомлён о происходящем в этом лучшем из миров и в его окрестностях. Надеюсь, у Вас нет предубеждения к жандармам?

— Вы знаете, Пётр Николаевич, никаких предубеждения к людям, служащим Родине я не испытываю.

— Позвольте осведомиться, почему?

— С радостью отвечу: я сотрудничаю с тремя студенческими научными обществами, и в двух их них, биологическом и химическом, моя работа связана с некоторыми вещами, которые могут оказаться интересными шпионам. Вот безопасность у нас в Университете обеспечивают как раз, жандармский офицер. Милейший и весьма образованный человек.

— Замечательно. А вот второй вопрос, который я хочу разрешить в процессе нашего разговора вот какой: известно ли Вам такое вещество как силикон?

— Да, Пётр Николаевич, известно.

— Дело в том, Александр Ильич, что силикон сразу после изготовления, имеет весьма привлекательные свойства: он упруг, гибок, из него можно отлить самые разнообразные вещи, такие как гибкие трубки, уплотнители, клизмы и мягкие грелки. При этом силикон не токсичен и не вызывает аллергии. Недостаток силикона в том, что он довольно быстро отвердевает, и становится хрупким.

— Простите, Пётр Николаевич, что такое аллергия?

— Это раздражение на коже или слизистых оболочках, которое может развиться в язвы или ещё что похуже.

— Понимаю.

— Если Вы готовы послужить народу, то Вам, Александр Ильич, будет выделена лаборатория и необходимые денежные и иные средства, с тем чтобы Вы получили силикон, который не будет терять своих свойств ни от времени, ни от агрессивной среды. Строго говоря, Вам следует изобрести некий пластификатор, который будет сохранять полезные свойства силикона.

— И где же нужен силикон?

— В первую очередь силикон требуется в медицине.

— Каковы сроки исполнения, Пётр Николаевич?

— Откровенно говоря, силикон нужен очень давно. Каждый день его отсутствия, это страдания множества больных, не получающих должной помощи, поскольку помогать нечем.

— Я согласен выполнить эту работу, Пётр Николаевич, хотя и не могу гарантировать быстрого получения результата. Однако, позвольте неловкий вопрос, Пётр Николаевич?

— Спрашивайте, я отвечу со всей возможной откровенностью.

— Почему Вы выбрали именно меня?

— Причин несколько, Александр Ильич. Во-первых, и это самая главная причина, я верю, что Вы справитесь с поставленной задачей. Все утверждают, что Вы умны, талантливы, весьма работоспособны, честны и ответственны. Вторая причина такая: Вы вляпались в нехорошее дело, в террористическую группу. По закону Вы должны быть арестованы и осуждены, но при этом Россия потеряет незаурядных людей: Вас, и ваших товарищей. И, наконец, третья причина: я от всего сердца сочувствую Вашим идеалам, хотя лично мне ближе не идеи народников, а идеи марксистов.

— Но позвольте, Пётр Николаевич, Вы же...

— Да, я император. Тиран и деспот. Коварен, капризен, злопамятен. Обожаю по утрам или вечером спуститься в пыточный подвал и лично придушить там десяток-другой борцов за народное счастье. Невинные жертвы меня тоже устраивают.

— Вы шутите, Пётр Николаевич.

— Разумеется. Вы бывали в колхозах, которые сейчас формируются по всей стране?

— Да, Пётр Николаевич. Рядом с Симбирском организован большой колхоз, я бывал там, на летних каникулах, вместе с родителями.

— Ваш брат, Владимир Ильич, тоже был в этом колхозе?

— Да, Володя тоже был с нами, и живо интересовался всем происходящим. Механики даже пустили его осмотреть устройство зерноуборочного комбайна, который они ремонтировали.

— У колхоза имеется собственная техника?

— Нет, Пётр Николаевич, колхоз пока не имеет средств на собственную технику, это были механики из машинно-тракторной станции.

— Как Вы полагаете, Александр Ильич, колхозы, МТС, кирзовые сапоги наконец, это реальные шаги на пути к улучшению народного благосостояния?

— Несомненно, Пётр Николаевич, это большие шаги, но есть огромное затруднение.

— Какое же?

— Простите за прямоту, Ваше императорское величество, но все благотворные изменения в нашей стране связаны лично с Вами. Если что-то случится с Вами, или Ваш наследник не усвоит Ваших умственных и душевных качеств, то всё может вернуться назад, к рабству, произволу помещиков, заводчиков, дворян и чиновников, к повальному воровству...

— М-м-да. А вот здесь, Александр Ильич, Вы меня уделали. Одной левой! Действительно, есть такая вероятность. Более того: она весьма реальна. Ну, так давайте сотрудничать, Александр Ильич. Давайте думать над тем, как закрепить положительные изменения и дать гарантию продолжения курса страны к прогрессу. Какой строй Вы полагаете наиболее приемлемым в России?

— Республику, разумеется.

— Угу. А какая страна Вам, кажется, наиболее применима в качестве примера?

— Многие считают таким примером довоенную Великобританию.

— Прелестно. Великобритания такая же монархия, как и Россия. Разве что имеется громоотвод в виде парламента и премьер-министра, на которых можно свалить всю ответственность за неудачи.

— Простите, Пётр Николаевич, а кто мешает Вам завести в России подобный громоотвод?

— Хм... Андрей Ефимович, Евгений Израилевич, а что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю — медленно проговорил Андрей — что в словах Александра Ильича имеется большая доля смысла.

— А что Вы думаете, Евгений Израилевич?

— Как ни странно для человека моей профессии, я полагаю, что слова Александра Ильича достойны, как минимум, вдумчивого обсуждения. Разве что, я бы предложил ввести для депутатов гипотетического парламента ответственность за действия и бездействие, а самое главное — за слова.

— И как же Вы себе это представляете?

— Довольно просто: депутат, в течение определённого времени не выполняющий своих обещаний перед избирателями, подлежит отзыву. В идеале было бы ещё и запрещение на определённый срок после этого, избираться куда-либо.

— Но позвольте, если депутат что-то обещал, но по объективным причинам не смог добиться?

— А боролся ли, сей депутат? А использовал ли он для достижения цели все доступные законные средства?

— Ох, Евгений Израилевич, чувствую, что со временем Вы вырастете в весьма изворотливого политика.

— Дожить бы, Пётр Николаевич.

— Да, товарищи, мы хорошо поговорили, надо теперь постепенно продвигать идеи конституционной монархии. Впрочем, это пока может подождать. Есть ли у Вас вопросы по поводу задания, Александр Ильич?

— Вопрос единственный: где мне выделят лабораторию?

— Этого я сейчас сказать не могу, Евгений Израилевич будет Вашим помощником по всем административным вопросам.

Старший брат Ленина ушел, а я перешел в комнату с камином, набил в трубочку виргинского табаку и попросил принести бокал коньяку. Надо подумать. Первая мысль показалась мне курьёзной: 'А ведь Владимир Ильич Ульянов, даже если он в будущем займётся политикой, никогда не станет Лениным!' Концессии на золотых приисках Лены не будут открыты, а значит, не будет бунта, спровоцированного жадностью и бездушием английских концессионеров. А значит, не будет Ленского расстрела. Интересно, какой псевдоним выберет себе Владимир Ильич, и выберет ли вообще?

— Петя, я сегодня не видела тебя весь день. Ты и сейчас занят? — спросила, появляясь в дверях, Ирина Георгиевна, моя прекрасная Инес-Сарита.

— Нет, милая Инес, я сейчас не занят. — вставая ответил я — У меня был сложный разговор, и теперь я размышляю над ним.

— У тебя был серьёзный разговор с этим прелестным мальчиком?

— Представь себе. Этот юноша многообещающий химик, и, если всё сложится удачно, он легко решит сложнейшую задачу, над которой, в противном случае, большому числу учёных придётся работать лет сто.

— И юноша решит такую задачу? — присаживаясь в кресло, спросила Ирина Георгиевна.

— Я очень на это надеюсь, Инес. Главное, что Александр Ульянов, так зовут этого юношу, не знает, что задача почти нерешаемая на нынешнем технологическом уровне, а потому он одолеет её.

— А ты коварен, мой милый Петя.

— Нам, тиранам и душителям свободы, это качество положено по статусу.

— Всё шутишь... Давно я хотела поговорить с тобой о той странной двойственности, что вижу в тебе: иногда, особенно когда ты озабочен сложными техническими делами, руководишь людьми или наоборот отпускаешь свои малопонятные шутки, или поёшь свои великолепные песни, ты один. Я чувствую, что ты старый, мудрый, крайне опытный человек, какой-то нездешний. Но спустя миг что-то в тебе меняется, и передо мной обычный светский юноша, пустой и ничего не представляющий собой, кроме громкого титула. Я каждый раз с нетерпением жду появления тебя взрослого, и мне почему-то неприятен ты молодящийся. Прости, вероятно, я говорю глупости, но я хотела бы разобраться: какой ты настоящий.

Где-то в глубине меня Петя разразился криком чудовищной боли, и видит бог, я понимаю несчастного мальчика.

Я потрясённо смотрел на Ирину Георгиевну. Чёрт меня подери совсем! Эта девочка не только невероятно красива, она ещё и удивительно наблюдательна, и чутка.

— Инес, ты задала мне вопрос, на который крайне трудно ответить вообще, и практически невозможно ответить честно.

— Я знаю, что у тебя есть какая-то тайна, но не буду докучать тебе расспросами.

— Милая, хочешь, я спою тебе песню?

— Очень хочу. Я слышала эту песню, или она совершенно новая?

— Ты ещё не слышала этой песни. Но нужен музыкальный инструмент.

— Хорошо, давай перейдём к роялю. Или приказать принести тебе гитару сюда?

— Пойдём к роялю, милая Инес.

'Что бы ей спеть-то?' — напряженно думал я, пока мы шли к роялю. Есть много прекрасных песен, но многие из них содержат упоминания всяческих анахронизмов: телефоны, ракеты, колхозы и космические путешествия. На дворе закат феодализма, и даже 'Спят курганы тёмные' прозвучит как призыв к революции. Нужно что-то нейтральное и в духе эпохи. Есть!!!

Я уселся за рояль и пробежал пальцем по клавишам:

— Милая Инес, предлагаю твоему вниманию песню 'Звезда'.

Одна звезда на небе голубом

Живёт, не зная обо мне.

За тридевять земель в краю чужом

Ей одиноко в облачной стране.

Но не жалея о судьбе ничуть,

Она летит в неведомую даль,

И свет её мой освещает путь

И гонит прочь безвольную печаль.

Кому нужна она, ей всё равно.

Нет никого над ней — она вольна.

И я, конечно, следую давно

За ней одной, пока светла она.

И даже если в небе без следа

Ей суждено пропасть среди комет,